Текст книги "Охота на сыщиков"

Автор книги: Эд Макбейн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 11 страниц)

Оставались лосьон для волос и тальк под столь невинным названием „Скайларк"^[45].

Даже поверхностная проверка показала, что оба средства обеспечения мужской красоты продаются чуть ли не в каждой аптеке города. И так же обычны – правда, только много дороже, – как и таблетки аспирина…

И тогда городская полиция обратилась к своим собственным досье в бюро идентификации и к необъятным досье Федерального бюро расследований.

Начались поиски мужчины белой кавказской расы, не старше пятидесяти лет, темноволосого, смуглого, шести футов ростом, ста восьмидесяти фунтов весом, с выраженным пристрастием к применению автоматического кольта 45-го калибра.

Иголка могла быть в городе.

Но стогом сена стали все Соединенные Штаты.

– Там какая-то дама тебя спрашивает, Стив, – сообщил Мисколо.

– А что ей нужно?

– Говорит, хочет видеть тех, кто расследует убийства полисменов.

Мисколо озабоченно отирал орошенный крупными каплями пота лоб. У него в канцелярии Стоял гигантский вентилятор, и покидать его для Мисколо было всегда мукой. Не то чтобы ему не нравилось поболтать с ребятами из следственно-розыскного отдела. Просто Мисколо постоянно и обильно потел, и ему вовсе не хотелось, чтобы из-за лишних разговоров форма под мышками вконец сопрела.

– Ладно, скажи, пусть зайдет, – попросил его Карелла.

Мисколо исчез и почти тут же возник вместе с крошечной, похожей на какую-то пичугу женщиной. В точности птичьими движениями она короткими рывками поворачивала остроносенькую головку, внимательно осматривая сначала барьер, потом шкафы, потом столы и зарешеченные окна, потом рассыпанных по всему  кабинету детективов с телефонными трубками в руках; форма одежды у большинства из них не содержала и намека на должную бы здесь строгость и деловитость, не говоря уже об элегантности.

– Вот это детектив Карелла. Один из тех, кто ведет расследование, – представил Мисколо Стива даме, горестно вздохнул и устремился к своему гигантскому вентилятору в тесной клетушке канцелярии.

– Входите, пожалуйста, мэм^{[46], – пригласил Карелла даму.}

– Мисс, – с достоинством поправила его дама. Она укоризненным взглядом дала понять Карелле, что обратила внимание на его рубашку с короткими рукавами, столь же выразительно еще раз осмотрела комнату и удивилась: – Разве у вас нет личного кабинета?

– Боюсь, что нет, – с некоторым даже смущением признался Карелла.

– Я не хочу, чтобы они меня услышали.

– Кто?

– Они. Не могли бы мы пересесть за какой-нибудь стол там, в углу?

– Конечно, – заторопился Карелла. – Как ваше имя, мисс?

– Орита Бэйли, – представилась дама.

Ей будет не меньше пятидесяти пяти лет, прикинул Карелла, а то и побольше. Он провел ее к свободному столу в дальнем правом углу комнаты, к сожалению, к тому самому, куда не достигало ни малейшее дуновение воздуха из открытых настежь окон. Когда они сели, Карелла спросил:

– Так чем я могу вам помочь, мисс Бэйли?

– Клопов здесь нет у вас?

– Кло… клопов, вы сказали?

– Клопов, конечно. Диктофонов этих. Подслушивать. Записывать.

– А! Нет, нет.

– Как, вы говорите, ваше имя?

– Карелла.

– И вы умеете говорить по-английски?

Карелла с трудом спрятал улыбку.

– Умею… Научился, знаете ли, у туземцев.

– Я бы предпочла беседовать с американским полисменом. – Мисс Бэйли стала необыкновенно серьезной.

– Иногда мне удается сойти за американца, – утешил ее Карелла.

– Пусть будет так, – согласилась мисс Бэйли и замолчала.

Наступила долгая пауза. Карелла терпеливо ждал. Мисс Бэйли не подавала никаких признаков, что собирается продолжить беседу.

– Мисс? – не выдержал Карелла.

– Тихо! – резко приказала она.

Помолчав еще несколько мгновений, дама доверительно заявила:

– Я знаю, кто убил тех полисменов.

Карелла наклонился вперед в напряженном ожидании. Бывает, самая важная информация поступает из самых неожиданных источников.

– Кто? – поторопил он даму.

– Не ваше дело, – решительно отрезала она.

Карелла в изнеможении откинулся на спинку стула.

– Они убьют еще множество полисменов, – вновь заговорила мисс Бэйли. – В этом весь их план.

– Чей? Чей план?

– Если им удастся расправиться с правоохранительными органами, остальное будет проще простого, – объясняла ему дама. – Сначала ликвидировать полицию, потом Национальную гвардию, а за ней – регулярную армию. В этом весь их план.

Карелла подозрительно взглянул ей в серьезные глаза.

– Они шлют мне послания. Считают, что я одна из них, не знаю уж почему. Выходят из стен и передают мне послания.

– Кто выходит из стен? – Карелла вконец растерялся.

– Как кто? Тараканочеловеки, вот кто! Вы думаете, я так просто про клопов спросила?

– Ах, значит, эти… тараканочеловеки…

– Они самые.

– Понятно, – сокрушенно вздохнул Карелла.

– Я что, похожа на таракана? – потребовала ответа дама.

– Да нет, – заверил ее Карелла, – не особенно.

– Ума не приложу, почему они принимают меня за свою? Они-то сами ну вылитые тараканы, знаете?

– Знаю.

– Они общаются посредством радиоядерных терминов. Полагаю, что они прибыли с другой планеты. Вы как думаете?

– Очень может быть.

– Примечательно, что я прекрасно их понимаю. Вероятно, овладели моим разумом. Вы считаете это возможным?

– Все возможно, – не стал спорить Карелла.

– Про Риардона они рассказали мне за сутки до того, как решили с ним покончить. Видите ли, они начали с него потому, что он был Комиссаром третьего сектора. Для его устранения был применен термодезинтегратор. Господи, что я говорю, вы ведь и сами знаете, правда? – Мисс Бэйли вопросительно посмотрела на него и добавила: – Правильно, термодезинтегратор 45-го калибра.

– Да, – вяло вставил Карелла.

– Фостер же был Черным принцем Аргаддона. Поэтому они вынуждены были его ликвидировать. Так они мне, во всяком случае, объяснили. Кстати, передаваемые ими сигналы слышны очень ясно и четко, я прекрасно их разбираю и понимаю, и это при том, что они поступают на чужом языке. Жаль, что вы не американец, мистер Карелла. Слишком много вокруг пришлых чужаков, не знаешь, прямо, кому доверять.

– Да, – произнес Карелла, чувствуя, как промокшая рубашка липнет к спине, подумал и повторил: – Да.

– Буша они убили потому, что он был вовсе не куст, а замаскированное дерево. Они ненавидят растительную жизнь. Особенно деревья. Им необходим углекислый газ, понимаете ли, а растения его потребляют. Особенно деревья. Деревья потребляют несметное количество углекислого газа.

– Несомненно.

– Но вы одолеете тараканочеловеков теперь-то, когда я вам все рассказала?

– Сделаем все, что в наших силах, – не очень убедительно пообещал Карелла.

– Лучший для этого способ… – начала мисс Бэйли и смолкла, прижимая сумочку к узкой птичьей грудке. – Ох, не мне вас учить!

– Мы высоко ценим вашу помощь, – торжественно заявил Карелла.

– Так и не хотите узнать, каким способом лучше всего бороться с тараканочеловеками? – лукаво склонила головку к плечу мисс Бэйли. – Учтите, пистолеты ваши против них бесполезны. Вследствие термального подогрева.

– Вот этого я не знал, – признался Карелла.

– Они подошли к выходу, и Карелла любезно распахнул дверь. Мисс Бэйли ступила через порог.

– Есть только один способ борьбы с тараканочеловеками. – Она сжала губы. – Растирать их подошвой!

Мисс Бэйли повернулась на каблуках и направилась по коридору к лестнице.

Берт Клинг в тот вечер пребывал в прекрасном настроении.

Когда Карелла и Хэвилленд вошли в больничную палату, он восседал на койке, и, если бы не пухлая повязка на правом плече, никто бы не усомнился в его отменном здоровье. Тем более что встретил он посетителей грандиозной улыбкой от уха до уха.

Клинг со вкусом принялся за сладости, которые они ему принесли, и, не переставая жевать, с энтузиазмом поведал, что такая вот служба в больнице – вещь первый сорт, им стоило бы только посмотреть на отдельных сестричек в облегающей белой форме.

Похоже, он не таил зла на того пацана, что его ранил. Бывает – работа у нас такая, что поделаешь, делился он своими соображениями с Кареллой и Хэвиллендом. Клинг жевал, улыбался, болтал до тех пор, пока детективы не засобирались уходить. Он задержал их еще на минутку, чтобы рассказать на прощание анекдот о мужике, который был вынужден ходить, широко расставляя ноги, потому что у него было три, ну, этих… Сами знаете чего.

Берт Клинг в тот вечер пребывал в прекрасном настроении.,

Глава 18

Три траурные церемонии последовали одна за другой с необычайной быстротой. Жара не способствовала соблюдению классического ритуала, которым мы обставляем смерть. Скорбящие шли за гробами, обливаясь потом. Яростное солнце злорадно сияло им палящей улыбкой, и свежевырытая земля, которая должна была быть холодной и сырой, приняла гробы с сухим и пыльным равнодушием.

Сказать, что в эти дни пляжи были переполнены до отказа, – значит не сказать ничего. Было официально подсчитано, что за данный период пляжи в Колмз-пойнте и на острове Мотт посетило рекордное число любителей океанской волны – два миллиона четыреста семьдесят человек. У полиции возникли проблемы. У полиции возникли проблемы с дорожным движением, поскольку каждый, у кого было хоть какое-то средство передвижения, вывел его на улицу. У полиции возникли проблемы с пожарными кранами, поскольку детвора по всему городу открывала вентили, затыкая жерла кранов сплющенными консервными банками, и ликовала под импровизированным душем. У полиции возникли проблемы участившихся грабежей, поскольку люди спали с распахнутыми окнами, люди оставляли машины незапертыми и с опущенными стеклами, приказчики в магазинах оставляли свои прилавки без присмотра, чтобы перебежать улицу и по-быстрому глотнуть пепси-колы. У полиции возникли проблемы с утопленниками, поскольку многие изнывающие от немилосердного зноя горожане искали облегчения в отравленных водах рек, окаймляющих Айзолу, и многие из них тонули.

На острове Уокер, что на реке Дикс, у полиции возникли проблемы с заключенными, поскольку те решили, что не в силах более выносить вдобавок ко всему прочему еще и это пекло, и тогда заключенные похватали алюминиевые миски, которыми и стали колотить в решетки своих раскаленных и душных камер, и полисмены под этот невероятный тарарам спешили в арсенал, где на случай бунта хранилось автоматическое оружие.

У полиции возникло множество самых разнообразных проблем.

Карелле было бы много легче, если бы он не был одет в черное.

Он понимал всю абсурдность своих ощущений. Когда у женщины умирает муж, женщина одевается в черное.

Но они с Хэнком вели долгие беседы в спокойные часы во время ночных дежурств, и Хэнк много раз подробно описывал Элис в черных ночных сорочках, в которые она переодевалась ко сну. И как бы Карелла ни старался, он никак не мог сейчас разделить две самостоятельные концепции черного цвета: черное как прозрачное и возбуждающее одеяние обольщения и черное как траурные покровы скорби.

Элис Буш и он сидели в гостиной ее квартиры в Колмз-пойнте. Окна были широко открыты, и Карелла мог видеть высокие готические строения студенческого городка, резко очерченные на беспощадной голубизне неба. С Бушем он проработал много лет, но впервые попал в его квартиру, и вот теперь ассоциации, которые порождала у него в мыслях Элис Буш в черном, заставляли его чувствовать себя виноватым перед памятью Хэнка.

Он никак не ожидал, что Хэнк мог жить в такой квартире. Хэнк был крупным грубоватым мужиком. Квартира же была весьма игривой – типичное жилище женщины. Он никогда бы не поверил, что Хэнку здесь было удобно. Карелла обводил взглядом мебель, миниатюрные изящные вещицы. Как только Хэнк на них умещался! На окнах занавески гофрированного вощеного ситца. Стены болезненного бледно-лимонного цвета. Низкие, щедро инкрустированные столики в обильных завитушках. В углах гостиной этажерки, полки которых уставлены хрупкими стеклянными фигурками собачек и кошечек и пасторальных пастушков с искусно изготовленными тончайшими посохами.

В такой квартире, по мнению Кареллы, Хэнк был так же к месту, как и сантехник на чаепитии в дамском литературном кружке.

Совсем другое дело миссис Буш.

Миссис Буш совершенно непринужденно возлежала в пышном кресле цвета шартреза^{[47], поджав под себя длинные босые ноги. Миссис Буш органично вписывалась в этот интерьер, задуманный только для миссис Буш, задуманный как олицетворение женственности.}

Она была одета в черный шелк. Необычайно большая грудь, невероятно тонкая талия, широкие крутые бедра – женщина, чье тело было создано вынашивать детей. Вот только Карелла никак не мог представить себе миссис Буш в муках рождения новой жизни из ее лона. Он мог представить себе ее исключительно так, как описывал Хэнк, – в роли обольстительницы. Черное шелковое платье только подчеркивало это впечатление. Кокетливая гостиная не оставляла места для сомнений. Это была декорация, созданная специально для Элис Буш.

Платье не было открытым. Да это было и не нужно.

Не было платье и особенно облегающим. И это было не нужно тоже.

Не было оно и дорогим, но прекрасно сидело на ее потрясающей фигуре. Карелла был уверен, что бы Элис не надела, все будет сидеть на ней безупречно. Он был уверен, что даже мешок из-под картошки выглядел бы неотразимо привлекательно на этой женщине, которая была женой Хэнка.

– Что мне теперь делать? – спросила Элис. – Заправлять койки в участке? Кажется, такова обычная участь вдовы полисмена?

– Разве у Хэнка не было страховки? – поинтересовался Карелла.

– Говорить даже не о чем. Полисменам не так-то легко застраховаться, сам знаешь. К тому же… Стив, он был совсем молодым. Кто заранее думает о таких вещах? Кто предполагает, что такое может случиться? – Элис смотрела на него широко открытыми, словно удивленными глазами. Глаза были очень карие, волосы очень светлые, кожа на лице очень белая, чистая и гладкая. Она была красивая женщина, но ему не хотелось о ней так думать.

Он хотел, чтобы она выглядела неряшливой и жалкой. Он не хотел, чтобы она была столь свежа и очаровательна. Чертовщина какая-то, что же такого в этой комнате, что тебя прямо-таки душит? Карелла чувствовал себя последним оставшимся в живых мужчиной в сужающемся кольце полуобнаженных красоток где-то на тропическом острове, который стерегут кишащие в прибрежных водах акулы-людоеды. Остров назывался Амазония или что-то в этом роде, вокруг одни женщины, а он – последний оставшийся в живых мужчина на всем свете.

Комната и Элис Буш.

Женственность неумолимо плотно обволакивала его, все крепче сжимая свои цепкие, жаждущие сладострастия объятия.

– Может, передумаешь, Стив? Выпей чего-нибудь, – предложила Элис.

– Ладно, выпью, – покорно согласился Карелла.

Она поднялась из кресла, мелькнув длинной белой полосой бедра, демонстрируя почти непристойное небрежение, с которым она относилась к своему телу. Она давно сжилась со своим телом, подумалось Карелле. Ее уже не восхищает его соблазнительность. Она привыкла к своему телу, сжилась с ним, пусть другие восхищаются, если хотят. Бедро есть бедро, так какого черта!.. Что там такого уж особенного в бедре Элис Буш! Господи, чуть не застонал Карелла, что же все-таки такого особенного в бедре Элис Буш?

– Виски?

– Хорошо.

– Стив, а что вообще чувствуешь, когда приходится заниматься вот такими делами?

Элис стояла у бара, стояла в бессознательно-раскованной позе манекенщицы, что было совсем уж несообразно представлениям Кареллы о манекенщицах – гибких, тонких и плоскогрудых. Каковой Элис Буш отнюдь не назовешь.

– Какими?

– Ну, расследовать убийство коллеги и друга?

– Дикость какая-то. Нелепо себя чувствуешь.

– Надо думать.

– А ты хорошо держишься, – заметил Карелла.

– Приходится, – коротко бросила Элис.

– Что так?

– А я на куски развалюсь, если не буду держаться. Он в земле, Стив. Нытье да причитания мне не помогут.

– Пожалуй.

– Жизнь продолжается, и мы должны жить. – Она подошла к нему и протянула стакан.

На мгновение их пальцы встретились. Он настороженно вскинул на нее глаза. Лицо Элис было абсолютно безмятежным. Прикосновение, конечно же, было совершенно непреднамеренным. Чистая случайность, убеждал себя Стив.

Она отошла к окну:

– Одиноко здесь без него.

– Нам тоже его очень не хватает, – подтвердил Карелла и вдруг с удивлением понял, насколько он, оказывается, был привязан к Хэнку.

– Думаю уехать куда-нибудь, – продолжала Элис. – Подальше от всего, что о нем напоминает…

А Карелла почему-то опять вспомнил портрет, нарисованный ему Хэнком, портрет, ставший вдруг неотделимым от стоявшего перед ним во плоти прототипа, и вновь почувствовал себя на амазонском острове, а со всех сторон его неотвратимо обступала алчущая женственность. Он не мог винить Элис. Она всего лишь была сама собой, была Женщиной. Она была только пешкой в руках судьбы, рожденная олицетворением женского начала. Она… О, черт!

– Как идет расследование? – прервала Элис течение его то ли греховных, то ли душеспасительных мыслей.

Она вернулась к креслу и повалилась в мягкие подушки. В движении этом не было ничего похожего на грациозность в человеческом понимании. Скорее, что-то от звериной непринужденности рыси. Элис огромной лесной кошкой растянулась в кресле и подобрала под себя ноги, и Карелле подумалось, что он не удивится, если она сей же момент начнет мурлыкать. Не без труда прогнав эти ассоциации, он посвятил Элис во все, что им было известно о подозреваемом в убийстве Хэнка.

– Совсем немало, – задумчиво сказала она.

– Но и не очень много на самом-то деле, – возразил Карелла.

– Нет, я имею в виду, а вдруг он обратится к врачу.

– Пока не обращался, как видишь. Не исключено, что он вообще не пойдет к врачу. Может, сам сделал перевязку.

– Рана-то серьезная?

– Предположительно. Но чистая – насквозь.

– Хэнку надо было убить его. – Слова эти прозвучали в устах Элис на удивление беззлобно. Сами по себе слова таили смертельную угрозу свернувшейся в кольцо гремучей змеи, но то, как они были произнесены, делало их совершенно безобидными.

– Не успел, видно, – объяснил Карелла.

– Что теперь намерены предпринять? – поинтересовалась Элис.

– Пока не знаю. Работаем. И отдел по расследованию убийств, и мы тоже. У меня, правда, есть несколько идей…

– Стоящая версия? Напал на какой-нибудь след?

– Да нет. Просто кое-какие соображения.

– Какие именно?

– Тебе будет не интересно.

– Убит мой муж, – почти с враждебной холодностью произнесла Элис. – Заверяю тебя, мне интересно все, что поможет отыскать его убийцу.

– Честно говоря, я не хотел бы излагать свои идеи, пока сам в них не разберусь… Пока не буду уверен, что знаю, о чем говорю.

– Это другое дело. – Элис улыбнулась. – Ты так и не попробовал моего коктейля.

Карелла поднес стакан к губам и сделал глоток. Смесь была очень крепкой.

– Ого! – вырвалось у него. – Виски ты не пожалела!

– Хэнк всегда просил покрепче. Он вообще любил все крепкое.

Карелла поймал себя на том, что ему вновь послышалось открытое приглашение, что сейчас, вот в этот самый миг, невообразимым образом оживший портрет, который живописал ему Хэнк, взорвется тысячью разлетающихся осколков грудей, бедер, коленей – словно на фантастических пейзажах кисти Дали^[48].

– Ну, мне пора, – засобирался Карелла. – Город мне платит совсем не за то, чтобы я распивал виски все утро.

– Не уходи, – попросила Элис. – У меня тоже есть кое-какие идеи.

Карелла подозрительно вскинул голову, настолько явственной показалась ему двусмысленность этой фразы. Да нет, не может быть, он ошибся. Элис отвернулась от него и глядела в открытое окно – четкий профиль, четко очерченные линии немыслимого тела.

– Поделись, – предложил он.

– Ненормальный. Ненавидит все, что связано с законом.

– Может быть.

– Точно. Кто еще способен на такую жестокость? Бессмысленно отнять три человеческие жизни… Нет, это сумасшедший, Стив. Разве у отдела по расследованию убийств другое мнение?

– Я с ними уже несколько дней не общался. Знаю только, что поначалу они считали именно так.

– Поначалу? А сейчас?

– Трудно сказать.

– А ты-то сам как думаешь?

– Может, и ненормальный. Риардон и Фостер – да, эта версия годится. А вот с Хэнком – не знаю, не знаю…

– Что-то я не понимаю.

– Смотри, Риардон и Фостер работали в паре, поэтому мы могли бы предположить, что какой-то псих затаил на них злобу.

– Ну?

– Но Хэнк-то вместе с ними никогда не работал! Ну, может, и не никогда. Может, разок-другой вместе сидели в засаде. Но он никогда ни с одним из них не участвовал в сколь-нибудь стоящем аресте. Мы проверяли.

– А кто сказал, что у него обязательно должны быть личные мотивы, Стив? Просто маньяк, не может быть разве? – Она, похоже, начинала сердиться.

Карелла не понимал, почему вдруг Элис стала сердиться, поскольку вплоть до этого момента она определенно сохраняла полное спокойствие. Сейчас же дыхание ее участилось, высокая грудь колыхалась, и Карелла в замешательстве и смущении поспешно отвел глаза.

– Просто какой-нибудь свихнувшийся идиот, который вбил себе в голову укокошить всех полисменов в 87-м участке. Что, исключено?

– Нет, совсем не исключено. Мы проверили все психиатрические больницы в нашем районе. Искали среди недавно выписанных тех, у кого в прошлом могло быть что-нибудь, связанное с… – Карелла покачал головой. – Понимаешь, мы предполагали, возможно, параноик, который приходит в бешенство от одного вида формы. Только вот все жертвы были в штатском.

– Так-таки ничего?

– Один раз показалось, что мы напали на след. Правда, ничего относящегося к полиции. Но все же. Молодой парень, в армии страшно не ладил с офицером. Недавно выписан, вроде совсем выздоровел. Но это еще ничего не значит. Мы поговорили с психиатрами в лечебнице, они считают, что его форма заболевания никогда не выльется в акт насилия, тем более в насильственные действия на протяжении сколь-нибудь длительного периода.

– И вы, значит, отбросили эту версию?

– Нет. Мы нашли парня. Абсолютно безобиден. Железное алиби к тому же.

– И больше никого не проверяли?

– Ну, почему же. Задействовали все наши контакты среди уголовников. Может, мы стали поперек дороги какому-нибудь гангстеру, и он пытается показать нам, что мы не всесильны. Нанимает убийцу и начинает методически ставить нас на место. Такие вещи, однако, сохранить в тайне практически невозможно.

– Больше ничего?

– Я все утро рылся в фотографиях ФБР. Боже милостивый, Элис, ты даже не представляешь, сколько людей отвечают имеющемуся у нас предположительному описанию убийцы.

Карелла отхлебнул виски. Теперь он начинал чувствовать себя с Элис немного спокойнее и уютнее. Может быть, она не столь уж и женственна, в конце концов. А может быть, ее женственность постепенно обволакивала настолько, что все начинало видеться и восприниматься по-другому. Как бы то ни было, интерьер не действовал на него столь угнетающе, как прежде.

– Нашел что-нибудь? Среди фотографий?

– Пока нет. Половина сидит, остальные – по всей стране. Понимаешь, главное тут… Одного понять не могу…

– Что?

– Откуда убийца узнал, что они полисмены? Все трое были в штатском. И если он не сталкивался с ними до этого, как он мог знать?

– Да, понимаю.

– Возможно, сидел в машине напротив участка и следил за всеми, кто входил и выходил. Через какое-то время он мог установить точно, кто там работает, а кто нет.

– Вполне мог, – задумчиво произнесла Элис. Она рассеянно положила ногу на ногу, и Карелла поторопился отвести глаза.

– У этой теории, однако, есть и слабые места. Вот что меня бесит. За что бы мы ни ухватились, обязательно попадаем в тупик, провались оно пропадом, это сучье дело! – вырвалось ненароком у Кареллы бранное слово, и он виновато посмотрел на Элис.

Она, казалось, пропустила его мимо ушей. Видимо, всякого наслушалась от Хэнка. Ноги ее по-прежнему лежали одна на другой. Очень красивые ноги под высоко вздернувшейся юбкой. Карелла вновь воровато отвел взгляд в сторону.

– Понимаешь, – слишком уж торопливо начал объяснять он, – если бы кто-нибудь следил за участком, мы бы его приметили. Ведь установить, кто у нас работает, а кто только посетитель – на это требуется время, и немало. Мы бы его наверняка засекли.

– А если он прятался?

– Где? Напротив участка нет ни одного здания. Только парк.

– Вот в парке и прятался… С биноклем, например.

– Допустим. Но как он тогда отличал детективов от патрульных?

– Не поняла.

– Он убил трех детективов. Возможно, чистая случайность. Я лично так не считаю. Тогда как он определил, кто детектив, кто патрульный?

– А очень просто. Если он за вами следил, то видел сначала всех входящих в участок, а после развода – выходящих. Так ведь патрульные расходятся по своим маршрутам в форме, разве нет?

– Верно. – Карелла сделал большой глоток.

– Господи, как же жарко! – Элис завозилась в кресле.

Карелла упорно не смотрел в ее сторону. Он знал, что его глаза сами собой уставятся вниз, и не хотел видеть того, что Элис по рассеянности, но щедро ему демонстрировала.

– Как только уйдешь, сразу переоденусь в шорты и лифчик, – сообщила ему Элис.

– Намек понял, яснее не бывает, – попытался пошутить Карелла.

– Да нет, Стив, я совсем не то имела в виду… Я бы прямо сейчас переоделась, если бы знала, что ты еще посидишь. Только подумала, что ты уже собираешься уходить… То есть, я хочу сказать… Черт, я что-то совсем запуталась! – Элис сделала какой-то неопределенный жест рукой.

– Мне действительно пора, Элис. Надо просмотреть еще кучу фотографий. Спасибо за виски. – Он поднялся и направился к двери, заставляя себя не оглядываться, заставляя себя не глазеть опять на ее ноги.

У двери Элис протянула ему руку. Пожатие ее теплой пухлой ладошки было на удивление сильным и твердым. Элис еще крепче сжала его руку.

– Удачи, Стив! Если я чем-нибудь могу помочь…

– Обязательно дадим знать. Еще раз большое спасибо!

Он вышел из квартиры Элис Буш и медленно побрел по улице. На улице было очень жарко.

А ему вдруг неистово захотелось очутиться в постели с женщиной.

С любой женщиной.

Глава 19

– Вот это, я понимаю, настоящий красавчик! – восхитился Хэл Уиллис.

Хэл Уиллис был единственным действительно низкорослым детективом из всех, что Карелла встречал в своей жизни. Он, конечно, был выше минимально необходимых пяти футов восьми дюймов, но лишь чуть-чуть. По сравнению с впечатляющими фигурами других детективов отдела он выглядел скорее солистом балета, но уж отнюдь не крутым полисменом. Но пусть ни у кого не остается сомнений в том, что Хэл на самом деле был крутым полисменом. Хотя он и производил впечатление, будто и мухи не обидит, любой, кто решил бы связаться с Уиллисом, никогда бы впредь не искал столь сомнительного удовольствия. Хэл Уиллис был выдающимся мастером дзюдо.

Он мог пожать вам руку и тем же движением сломать вам позвоночник. Если вы были недостаточно осторожны в обращении с Хэлом Уиллисом, вам грозило испытать непереносимую муку болевого захвата. Дальнейшая потеря бдительности могла привести к тому, что вы внезапно обнаруживали, что взлетаете в воздух после молниеносного хитроумного броска. Зацепы, подсечки, „мельницы" были столь же неотъемлемой частью личности Хэла Уиллиса, как и живые карие глаза на худощавом лице.

Сейчас живые карие глаза Хэла Уиллиса провожали фотографию из досье ФБР, которую он перебросил через стол Карелле.

Снимок действительно изображал „настоящего красавчика". Нос сломан по меньшей мере в четырех местах. Длинный шрам пересекал всю левую щеку. Многократно рассеченные брови наползали на крошечные запавшие глазки. Разбитые и навечно распухшие оттопыренные уши. Втянутые в беззубый рот губы в шрамах. И кличка, соответственно, конечно. Красавчик Краяк.

– Просто куколка, – согласился Карелла. – А чего они нам его прислали?

– Темные волосы, рост шесть футов два дюйма, вес сто восемьдесят пять. Хотел бы повстречаться с ним темной ночкой в глухом переулке?

– Нет уж, спасибо. Он в городе?

– Слава богу, в Лос-Анджелесе.

Карелла рассмеялся. Зазвонил телефон. Уиллис снял трубку.

– 87-й участок, Уиллис слушает! Что?! Адрес, быстро!

Карелла настороженно вскинул голову. Уиллис торопливо царапал ручкой блокнот.

– Как-нибудь потяните время. Задержите его немного, мы немедленно выезжаем! – Он повесил трубку, с грохотом выдвинул верхний ящик стола и схватил кобуру с револьвером.

– Что там такое? – встревожился Карелла.

– Врач с 35-й улицы. У него пациент с огнестрельным ранением левого плеча!

Когда Карелла и Уиллис подъехали к аристократического вида зданию на 35-й улице, перед ним уже стоял полицейский патрульный автомобиль.

– Салаги нас опередили, – огорчился Уиллис.

– Какая разница, лишь бы не ушел, – утешил его Карелла, но в голосе его прозвучала мольба.

Щеголеватая табличка на входной двери предлагала: „Звоните и садитесь".

– Где? – полюбопытствовал Уиллис. – На ступеньках, что ли?

Они нажали кнопку звонка, услышали щелканье замка, открыли дверь и вошли в приемную. На длинной, обитой кожей кушетке сидел патрульный и листал иллюстрированный журнал. При виде входящих детективов патрульный поспешно отложил журнал и доложил:

– Патрульный Кертис, сэр.

– Где доктор? – спросил Карелла.

– У себя в кабинете, сэр. Там Кантри с ним беседует.

– Какой еще Кантри?

– Мой напарник, сэр.

– Пошли! – заторопил Кареллу Уиллис.

Они прошли в кабинет врача. Кантри, долговязый нескладный брюнет, вытянулся по стойке смирно.

– Свободны, Кантри, – сухо бросил Уиллис.

Патрульный, чеканя шаг, покинул кабинет.

– Доктор Рассел? – обратился Уиллис к мужчине лет пятидесяти с обманчиво седой шевелюрой над приятным лицом.

Широкий в плечах, в безукоризненно белоснежном халате, он держался очень прямо, всем своим видом сразу внушая доверие.

– Где он?

– Исчез.

– Как же так…

– Я позвонил, как только осмотрел рану. Извинился, сказал, что иду за лекарством, и сразу позвонил вам. Вернулся, а его уже нет.

– Вот черт! – не сдержался Уиллис. – Давайте, доктор, все с самого начала, пожалуйста.

– Он явился в… ну, не более двадцати минут назад. В приемной никого не было, что весьма необычно в такое время дня, должен сказать, но я полагаю, в такую жару люди предпочитают лечить свои болячки на пляже. – Врач скупо усмехнулся. – Так вот, он рассказал, что стал чистить охотничье ружье, а оно вдруг выстрелило. Я пригласил его в перевязочную, вот в эту комнату, где мы с вами находимся, джентльмены, и предложил раздеться до пояса.

– Потом?

– Потом я начал осматривать рану. Спросил, когда с ним случилось это несчастье. Он заявил, что сегодня утром. Я тут же понял, что он лжет. Рана уже сильно воспалилась, обильное нагноение. В этот момент я и вспомнил сообщения в газетах.

– Об убийствах полисменов?

– Именно. Припомнилось, что я читал что-то о подозреваемом с огнестрельным ранением выше пояса. Тут-то я как раз извинился и пошел звонить в полицию.