Текст книги "Охота на сыщиков"

Автор книги: Эд Макбейн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 11 страниц)

– Их что, вместе взяли? – спросил он у полисмена в форме, который конвоировал арестантов.

– Ага, – ответил тот. -

– И где же?

– Угол Тринадцатой и Шипп. Сидели в припаркованном автомобиле.

– Законом это, как известно, не запрещается, – вызывающе заметил красавчик.

– В три часа ночи, – уточнил полисмен.

– Ладно, – сказал ему Карелла. – Спасибо.

– Зовут-то как? – ласково поинтересовался Буш у красавчика.

– Сам знаешь.

– А ты повтори, повтори свое имя. Мне нравится слушать, как оно звучит.

– Устал я чего-то.

– Еще не так устанешь к тому времени, как мы с вами закончим, – пообещал ему Буш. – Хватит ломать комедию, отвечай на вопросы. Имя?

– Терри.

– А дальше?

– Терри Маккарти. Спрашивает еще, когда сам знает. Черт бы тебя побрал совсем!

– А как насчет твоего дружка, Терри?

– И его ты знаешь. Кларенс Келли.

– И чем же вы занимались в автомобиле? – полюбопытствовал Карелла.

– Картинки голенькие разглядывали, – издевательски хихикнул Маккарти.

– Хранение порнографии, – казенным голосом констатировал Карелла. – Занеси в протокол, Хэнк.

– Эй, обожди маленько! – запротестовал Маккарти. – Это я сострил так.

– А ты не трать мое время на свои дурацкие остроты! – рявкнул Карелла.

– Ладно, ладно, больше не буду, не пыли.

– Что делали в машине, спрашиваю!

– Сидели.

– Вы всегда по ночам сидите в машине? В три часа утра? – вмешался Фостер.

– Бывает иногда, – ответил Маккарти.

– Чем еще занимались?

– Беседовали.

– О чем же, интересно знать?

– Обо всем помаленьку.

– О философии в том числе? – ровным голосом задал вопрос Буш.

– Ага, и о ней тоже, – охотно подтвердил Маккарти.

– И к каким же выводам в этой связи вы пришли, можно узнать?

– Мы пришли к такому выводу, что сидеть в три часа ночи в припаркованном автомобиле вредно для здоровья, потому что всегда найдется какой-нибудь легавый, которому до смерти нужно пополнить свой счет арестов.

Карелла постучал карандашом по столу:

– Не выводи меня из себя, Маккарти. Я спал сегодня всего шесть часов, и настроения терпеть твои кривляния у меня нет. Ты знавал Майка Риардона?

– Кого?

– Майк Риардон. Детектив, работал в нашем участке.

Маккарти недоумевающе пожал плечами и обернулся к Келли:

– Мы его знаем, Кларенс?

– Ага, – сказал тот. – Риардон. Знакомое что-то.

– И насколько знакомое? – захотел уточнить Фостер.

– Пока чуть-чуть. – Келли отмерил крошечную частичку корявого с траурной каймой ногтя и расхохотался. Но тут же оборвал смех, увидев, что быки не склонны оценить его юмор.

– Вчера вечером его не встречали?

– Нет, – вступил Маккарти.

– А ты-то откуда знаешь?

– Вчера вечером мы вообще ни одного быка не встречали, – поспешил ему на помощь Келли.

– Так вы что, частенько с полицией встречаетесь?

– Иногда случается, – скромно признался Келли.

– Оружие при вас было, когда забирали?

– Что?

– Ну, хватит, – предупредил Фостер.

– Не было.

– Мы ведь проверим.

– Валяй, проверяй. У нас на двоих даже водяного пистолетика не было.

– Все-таки что вы там делали, в машине?

– Я же вам только что все объяснил, – упрямо гнул свое Маккарти.

– Твои сказки нас не устраивают. Попробуй что-нибудь новенькое, – предложил Карелла.

Келли сокрушенно вздохнул. Маккарти бросил на него удивленный взгляд.

– Ну? – поторопил Карелла.

– Я хотел посмотреть за своей бабой, – потупясь, заявил Келли.

– Ну да? – усомнился Буш.

– Истинная правда, – закипятился Келли. – Бог свидетель, чтоб мне сдохнуть на этом самом месте!

– А чего тебе за ней смотреть? – недоумевал Буш.

– Ну, знаешь…

– Нет, не знаю. Просвети.

– Я думал, может, она развлекается где-то на стороне.

– С кем развлекается-то? – спросил Буш.

– Вот это я и хотел выяснить.

– А тебе там чего надо было, Маккарти?

– А я помогал ему выяснять, – нагло ухмыльнулся Маккарти.

– Ну и что, выяснили? – поинтересовался Буш, на лице которого появилось выражение нескрываемой скуки.

– Да все нормально оказалось. Ошибся я, – успокоил его Келли.

– Не выясняй ничего больше, – предупредил его Буш. – А то в следующий раз прихватим вас с фомкой^[13].

– С фомкой! – повторил Маккарти, потрясенный столь оскорбительным предположением.

– Вот это да, детектив Буш, – обиделся и Келли. – Я думал, вы нас лучше знаете.

– Проваливайте оба отсюда! – скомандовал Буш.

– Мы можем идти домой? – тоном пай-мальчика спросил Келли.

– Что до меня, так можете идти хоть к чертовой бабушке! – с чувством сообщил Буш.

– А вот и кофе! – объявил Фостер.

Обретшие свободу узники величественно удалились из кабинета. Детективы расплатились с рассыльным за кофе и сдвинули стулья вокруг одного из столов.

– Вчера рассказали отличный анекдот, – интригующе начал Фостер.

– Давай послушаем, – заинтересовался Карелла.

– Значит, мужик работает на стройке, понял?

– Ага.

– Леса – шестьдесят этажей над улицей. Понял?

– Ну?

– А тут обед. Он собирает инструмент, усаживается на краешке

и устраивает на коленях коробку с едой. Открывает коробку, достает сэндвич, аккуратно снимает вощеную обертку. Откусывает от сэндвича. „Вот черт, с арахисовым маслом!" – сердится он и запускает сэндвичем с шестидесятого этажа.

– Ничего не понимаю, – заметил Буш, глотнув кофе.

– Да я еще не кончил, – утешил его Фостер, давясь еле сдерживаемым смехом.

– Валяй дальше! – попросил его Карелла.

– Опять лезет в коробку, – улыбаясь, продолжал Фостер. – Достает еще сэндвич. Очень аккуратно снимает вощеную обертку. Откусывает. „Вот черт, с арахисовым маслом!" И второй сэндвич  тоже летит с шестидесятого этажа. Разворачивает третий сэндвич. На этот раз попался с ветчиной. Вот это ему нравится. Так что он уминает сэндвич до последней крошки.^[14]

– Так всю ночь будет продолжаться? – высказал предположение Буш.

– Да потерпи ты немного, – попросил его Фостер. – Разворачивает четвертый сэндвич. Откусывает. „Вот черт, с арахисовым маслом!“ – и швыряет сэндвич вниз. Ну, вот, а чуть ниже него на лесах сидит другой мужик. Посмотрел, посмотрел и говорит: „Слушай, приятель, ты женат?“ „Женат“, – отвечает тот. Второй мужик сокрушенно трясет головой: „Давно?“ Первый говорит: „Десять лет“. А второй и удивляется: „Десять лет, а твоя жена до сих пор не знает, какие сэндвичи ты любишь?" Тогда первый грозит ему пальцем и говорит: „Слушай, сукин ты сын, жену мою не трожь! Сэндвичи я сам себе делаю!“

Карелла скорчился в приступе хохота, чуть не захлебнувшись кофе. Буш с каменным лицом уставился на Фостера.

– Все равно ничего не понимаю. Что же смешного в том, что у женатого десять лет человека жена не знает, какие сэндвичи ему нравятся? Не смешно это. Это трагично.

– Сэндвичи он себе сам делает, понял ты, нет? – пытался втолковать ему Фостер.

– Тогда это, значит, психологический анекдот. А психологические анекдоты до меня не доходят. Чтобы понять психологический анекдот, надо самому быть психом.

– А мне вот понравилось, – заявил Карелла.

– Ну и что? Это только подтверждает мою точку зрения, – не сдавался Буш.

– Хэнк просто не выспался, – утешил Фостера Карелла.

Фостер в ответ понимающе подмигнул.

– Прекрасно выспался, – возразил Буш.

– Ну, тогда все понятно, – многозначительно протянул Карелла.

– А что ты этим хочешь сказать? – обиделся Буш.

– Ладно, замнем. Пей кофе.

– Человек не понял анекдота, так сразу надо лезть в его интимную жизнь. Я, например, не спрашиваю, выспался ты или нет?

– Не спрашиваешь, – согласился Карелла.

– Вот и все.

Вошел патрульный полисмен.

– Дежурный сержант просил передать. – Он протянул Карелле плотный пакет. – Только что получено.

– Наверное, акт судебно-медицинской экспертизы, – высказал догадку Карелла. – Спасибо.

Патрульный молча кивнул и вышел. Карелла вскрыл пакет.

– Ну? – поторопил его Фостер.

– Точно. И еще что-то. – Карелла извлек из пакета стандартный бланк. – А, это по поводу пуль, извлеченных из деревянной стенки кассы кинотеатра, что была позади трупа Майка.

– Дай-ка взглянуть, – попросил Хэнк.

Карелла протянул ему бланк, содержавший различные сведения о калибре, весе, материале пуль и об оставленных на них нарезкой следах.

– Так, ремингтоновские пули. И что это нам дает? – Буш еще не остыл от недавней перепалки.

– Ничего, – пожал плечами Карелла. – До тех пор, правда, пока мы не найдем пистолет, из которого они отстреляны.

– А что там в акте судебно-медицинской экспертизы? – спросил Фостер.

Карелла вынул из пакета еще один бланк.

АКТ ПРЕДВАРИТЕЛЬНОГО ОСМОТРА ТРУПА

МАЙК РИАРДОН

Пол – мужской. Возраст – на вид 42 года, хронологический – 38 лет. Вес – приблизительно 210 фунтов. Рост – 189 см.

Общий осмотр

ГОЛОВА. В 3,1 см влево от наружного затылочного выступа (инион) наблюдается округлое отверстие размером 1,0 на 1,25 см. Края раны слегка вогнуты. В зоне ожога и зоне осаднения обнаруживается вкрапление множества пороховых частиц. Введенный в рану в затылочной части черепа катетер № 22 проходит внутри черепной коробки и выходит наружу из правой глазницы. Выходное отверстие представляет собой рану с рваными краями диаметром 3,7 см.

В 6,2 см влево от верхушки сосцевидного отростка правой височной кости наблюдается второе отверстие размером 1,0 на 1,33 см. Введенный в него катетер № 22 проходит внутри черепной коробки и выходит наружу через отверстие диаметром около 3,5 см в верхней челюсти. Остальная часть верхней челюсти раздроблена.

ТУЛОВИЩЕ. При общем осмотре остальной части тела видимой патологии не обнаружено.

В документе содержались также сведения о результатах трепанации черепа и микроскопического исследования мозгового вещества, но детективы поняли, что эти детали вряд ли помогут им найти убийцу, даже если они совместными усилиями и смогли бы разобраться в мудреных медицинских терминах.

Карелла удрученно вздохнул и посмотрел на часы:

– Ох и долгая нам предстоит ночка, ребятки!

Глава 6

Он не виделся с Тедди Фрэнклин с того самого вечера, когда погиб Майк.

Обычно, бегая по своим полицейским делам, Карелла ухитрялся выкроить хотя бы несколько минут, чтобы побыть с нею. О свободном от работы времени и говорить нечего – он его все проводил с этой девушкой, потому что был влюблен в нее безумно.

Они познакомились месяцев шесть назад, когда Тедди еще работала в небольшой фирме, занимаясь рассылкой почты. В фирме случилась кража, расследовать которую поручили Карелле. Исполненная жизнерадостности красота Тедди пленила его с первого взгляда. Не теряя ни секунды, он пригласил ее на свидание, получил согласие – с этого все и началось. Одновременно он успешно провел следствие и раскрыл кражу, но теперь это представлялось уже не важным. Самым важным теперь была Тедди. Даже и сама фирма – как, впрочем, и большинство мелких фирм, – исчезла с лица земли, канув в бездну корпоративного распада и оставив Тедди без работы, но с некоторыми сбережениями, достаточными, чтобы продержаться какое-то время. Карелла всем сердцем надеялся, что это какое-то время будет недолгим. Потому что именно эту девушку он желал себе в жены. Он страстно желал, чтобы именно эта девушка принадлежала ему и только одному ему.

Устремившись мыслями к Тедди, Карелла на чем свет стоит клял все, что сейчас оттягивало долгожданный миг встречи с нею: ленивые светофоры, экспертизы – баллистические, судебно-медицинские и какие там есть еще, негодяев, стреляющих полисменам в затылок. Досталось и дьявольскому изобретению под названием телефон, поскольку этот, в общем-то, нужный инструмент для Тедди был абсолютно бесполезен. Карелла посмотрел на часы: вот уже скоро и полночь, а Тедди не знает, что он мчится навестить ее. Но он все же рискнет, будь что будет. Он должен ее видеть.

Подъехав к дому в Риверхеде, где Тедди снимала квартиру, Карелла поставил машину и запер дверцы. Безлюдная улица погрузилась в глубокую тишину. Дом, старый и степенный, был сплошь увит плющом. В эту душную ночь в нем светилось несколько окон, но большинство жильцов спало или пыталось заснуть. Он отыскал ее окно и с облегчением увидел, что у Тедди еще горит свет. Торопясь, бросился вверх по лестнице и остановился у ее двери. Но стучать не стал.

Стучать в дверь к Тедди не имело смысла.

Карелла ухватил дверную ручку и несколько раз повернул ее из стороны в сторону. Через несколько секунд услышал ее приближающиеся шаги, дверь приоткрылась и тут же распахнулась настежь.

На Тедди была пижама, задуманная не лишенным остроумия модельером как тюремная роба: куртка и брюки в продольную черную и белую полосы. Даже в тускловатом свете лестничной площадки ее иссиня-черные волосы сияли вороненым блеском. Карелла закрыл за собой дверь, и она тут же очутилась в его объятиях, потом чуть отодвинулась, и он в который раз восхитился необыкновенной выразительностью ее глаз и губ. Глаза Тедди искрились неподдельной и нескрываемой радостью. Ее губы приоткрылись, сверкнула ровная полоска мелких белоснежных зубов, она подняла лицо и поцеловала Кареллу, и он ощутил нежное тепло ее тела под тонкой пижамой.

– Привет, малышка! – не без труда выговорил он, потому что Тедди целовала его губы на каждом слоге.

Улыбнувшись, она взяла его за руку и потянула в гостиную.

Там она подняла вытянутый указательный палец правой руки к своему лицу, призывая к вниманию.

– Что? – спросил он ее, но Тедди, уже передумав, замотала головой и пригласила его сначала сесть.

Заботливо взбив подушку, она усадила его в кресло, а сама устроилась на широком подлокотнике. Склонив голову на сторону, вновь подняла указательный палец.

– Продолжай, – предложил Карелла. – Я слушаю.

Она пристально следила за его губами и, когда он кончил фразу, загадочно улыбнулась. Опустила палец, указывая на белый лоскуток, нашитый на левой стороне пижамной куртки как раз над упругим холмиком, приподнимающим полосатую ткань. На лоскутке – как и положено в тюрьмах – Тедди написала тушью несколько цифр. Карелла присмотрелся.

– Я вовсе не изучаю твои женские прелести, – заявил он. – Пытаюсь понять, что это значит. Номер моего жетона! Заслуживаешь поцелуй!

Тедди энергично замотала головой.

– Целоваться не будем? – огорчился Карелла.

Она несколько раз сомкнула и разомкнула вытянутые пальцы правой руки.

– Хочешь поговорить? – переспросил он.

Тедди кивнула.

– О чем?

Она легко соскользнула с подлокотника и пошла через гостиную, а он не мог оторвать глаз от неотразимо женственных движений ее спины. Тедди взяла с журнального столика газету и принесла Карелле. Указала на фотографию окровавленного Майка Риардона на первой странице.

– Да, – угрюмо произнес Карелла.

Лицо ее омрачилось печалью, нарочито преувеличенной печалью, потому что Тедди была не способна произносить слова. Не могла она и слышать слов, и поэтому средством общения ей служило ее лицо. По этой же причине она преувеличенно тщательно „выговаривала" каждый слог, даже обращаясь к Карелле, который научился понимать легчайшие нюансы в выражении ее глаз, малейшие движения ее губ. Но сейчас такая манера не казалась даже преувеличением – горе Тедди было глубоким и искренним. Она никогда не встречала Майка Риардона, но Карелла часто и много рассказывал о нем, и Тедди казалось, что она хорошо и давно знает этого человека.

Она высоко подняла брови и широко развела руки, спрашивая Кареллу: „Кто?"

Он понял ее вопрос мгновенно и ответил:

– Мы еще не знаем. Работаем. Поэтому я так долго и не показывался.

Увидев в ее глазах вопрос, извиняющимся тоном сказал:

– Слишком быстро говорю?

Она отрицательно покачала головой.

– А что тогда? В чем дело?

Тедди бросилась к нему на грудь и неожиданно горько разрыдалась.

– Ну, ну, перестань, малышка, хватит, – пытался успокоить ее Карелла, но потом сообразил, что она, уткнувшись лицом ему в плечо, не может видеть его губ.

Он осторожно поднял за подбородок ее голову.

– Всю рубашку мне вымочишь, – шутливо предупредил он Тедди.

Она кивнула, пытаясь сдержать слезы.

– Что с тобой?

Тедди медленно подняла руку и нежно дотронулась до его щеки, так нежно, словно пронеслось дуновение ветерка, а потом пальцы стали гладить его губы, лаская их легкими прикосновениями.

– Ты что, за меня беспокоишься?

Тедди кивнула.

– Совершенно нечего беспокоиться! – заверил ее Карелла.

Тедди протестующе мотнула распустившейся копной волос в сторону газеты.

– Да просто псих какой-то, скорее всего, – бодро и почти уверенно заявил Карелла.

Она подняла лицо и посмотрела на него долгим пристальным взглядом широко распахнутых карих глаз, еще влажных от слез.

– Я буду осторожен, – пообещал Карелла. – Ты меня любишь?

Тедди кивнула и застенчиво опустила голову.

– Что это с тобой?

Она пожала плечами и улыбнулась неловкой, смущенной улыбкой.

– Соскучилась?

Она опять кивнула.

– Я тоже скучал по тебе.

Тедди вскинула голову, и сейчас в ее глазах появилось какое-то новое выражение, она словно бросала ему вызов, чтобы на этот раз он понял все без ошибки, потому что, хотя она и вправду соскучилась без него, он еще не постиг подлинного смысла того, что она хотела сказать. Карелла внимательно посмотрел ей в глаза, и, наконец, его осенила догадка, и он смог произнести только:

– О!

Тедди кокетливо подняла бровь, преувеличенно многозначительно и медленно кивнула и повторила его „0!“, беззвучно округлив губы.

– Да ты просто развратница! – шутливо ужаснулся Карелла, на что ответом ему был энергичный кивок в знак полного согласия.

– И любишь меня лишь потому, что у меня чистое, сильное, молодое тело.

И вновь никаких возражений со стороны Тедди.

– Выйдешь за меня замуж?

Несколько энергичных кивков черноволосой головки.

– Когда?

Тедди указала пальцем на него.

– Добро. Значит, дату мне назначать. Слушай, у меня отпуск в августе. Тогда и поженимся, хорошо?

Тедди застыла в неподвижности, не сводя с него широко раскрытых глаз.

– Я серьезно.

Казалось, она готова расплакаться снова. Он обнял ее, горячо приговаривая:

– Я же серьезно, Тедди. Тедди, милая, я честно, всем сердцем хочу этого. Я люблю тебя, я хочу, чтобы ты стала моей женой, и я давно уже хочу этого, прямо с ума схожу. Я люблю всю тебя такой, как ты есть, и не вздумай глупить, Тедди, выбрось все эти свои мысли из головы. Мне другой не надо, Тедди, малышка, можешь ты это понять… Ты для меня больше, чем все остальные женщины, вместе взятые. Пожалуйста, выходи за меня замуж!

Тедди смотрела на него, как никогда раньше жалея, что не умеет говорить, не доверяя сейчас только выражению своих глаз, теряясь в догадках, почему кто-то такой красивый, как Стив Карелла, такой замечательный, как Стив Карелла, такой храбрый и сильный, как Стив Карелла, может пожелать жениться на такой девушке, как она, на девушке, которой не дано никогда произнести: „Я люблю тебя, милый!“ Но он вновь попросил ее руки, и сейчас в сладостном кольце его объятий, сейчас она поверила, что это для него действительно ничего не значит, что для него она „больше, чем все остальные женщины", он так и сказал.

Тедди потянулась к нему губами, и в ее поцелуе Карелла узнал ответ и обнимал ее все крепче и крепче, и вдруг она выскользнула из его рук, и не успел он в недоумении окликнуть ее, как Тедди исчезла в кухне.

Вернулась она с бутылкой шампанского, на что Карелла сумел только выговорить:

– Вот это да, будь я проклят!

Сочувственным вздохом выразив свою полную уверенность, что так с ним и будет, Тедди протянула ему бутылку, склонилась в глубоком реверансе, что особенно забавно выглядело в сочетании с тюремной робой, и, скрестив ноги, уселась на пол, наблюдая, как Стив сражается с пробкой.

Шампанское взорвалось оглушительным хлопком, и, хотя Тедди его не могла слышать, она увидела, как пробка, вылетев из горлышка, стукнулась в потолок и как на руки Стиву хлестнула белопенная струя.

Она радостно захлопала в ладоши, грациозно поднялась на ноги и пошла за бокалами. Карелла сначала налил себе на донышко, объяснив с важным видом:

– Так положено, понимаешь? Чтобы тебе не попали соринки, букашки и прочий мусор.

После чего наполнил бокал Тедди и долил свой до краев.

– За нас!

Тедди начала медленно разводить руки – все шире, шире и шире.

– За долгую, долгую счастливую любовь, – догадался Карелла.

Глаза ее вспыхнули радостью.

– И за нашу свадьбу в августе!

Они чокнулись и пригубили вино, и Тедди закатила глаза, выражая восхищение его вкусом.

– Ты рада?

Да, сияли ее глаза, да, да!

– А ты серьезно тогда говорила?

Тедди вопросительно подняла бровь.

– Ну, что… соскучилась?

Да, широко раскрылись карие глаза, да, да!

– Господи, какая же ты красавица!

Тедди поблагодарила реверансом.

– Я люблю тебя, Тедди, все в тебе! Боже, как я люблю тебя!

Она поставила бокал и взяла его за руку. Поцеловала сначала ладонь, потом тыльную сторону и опять ладонь, и повела его в спальню, и нежными пальцами расстегнула на нем сорочку, и погасила свет, и, не стыдясь, сняла пижаму, и прильнула к его груди.

В то время, как они ласкали друг друга в крошечной комнатушке огромного дома, другой житель города, по имени Дэвид Фостер, направлялся к своему дому, где он жил вместе с матерью.

И в то время, как их ласки вздымались от нежности к яростному неистовству и вновь ниспадали в умиротворенную нежность, другой житель города, по имени Дэвид Фостер, думал о своем напарнике Майке Риардоне и так погрузился в свои думы, что не слышал догоняющих его шагов, а когда, наконец, услышал, было уже поздно.

Он начал было оборачиваться на звук шагов, но автоматический пистолет 45-го калибра харкнул оранжевым пламенем раз, другой, еще и еще, и Дэвид Фостер схватился за грудь, и алая кровь брызнула сквозь его шоколадные пальцы, и он упал на. тротуар – мертвый.

Глава 7

Что можно сказать матери человека, когда человек этот умер? Сказать практически нечего.

Карелла сидел в покрытом вышитым чехлом кресле и в неловком молчании смотрел на миссис Фостер. Лучи утреннего солнца пробивались сквозь зашторенные окна, разящими лезвиями света рассекая полумрак гостиной. На улице по-прежнему стояла невыносимая жара, и Карелла благодарно радовался прохладному сумраку комнаты. Хотя, если говорить честно, он предпочел бы остаться в уличном пекле, нежели сидеть сейчас в прохладной гостиной, ибо привела его сюда смерть.

Миссис Фостер была крошечной иссушенной жизнью женщиной. Ее лицо, такое же темно-шоколадное, как у Дэвида, покрывала затейливо перепутанная паутина морщин. Она сидела, согнутая горем, в кресле напротив Кареллы, хрупкая увядшая женщина с поблекшим морщинистым лицом и высохшими руками. Карелла видел, каких усилий ей стоит с великим достоинством таить боль и скорбь за внешне бесстрастной позой.

– Дэвид был хорошим мальчиком, – прошелестел ее голос, загробно глухой, лишенный интонаций.

Карелла пришел сюда говорить о смерти, и присутствие смерти витало сейчас вокруг этой иссушенной жизнью женщины и заставляло пресекаться ее голос. И он подумал, как странно, что Дэвид Фостер, ее сын, который лишь несколько часов назад был полон жизни и сил, теперь мертв, а его мать, которая, вероятно, не раз молила ниспослать ей упокоение вечным сном, жива и говорит с Кареллой.

– Он всегда был хорошим мальчиком, – повторила миссис Фостер. – Когда растишь детей в таком окружении, всегда боишься, что из них выйдет. Мой муж был честен и трудолюбив, но умер совсем молодым, и мне не всегда легко давалось, чтобы Дэвид ни в чем не нуждался. Но он всегда был хорошим сыном. Никогда не занимался воровством или еще чем дурным, как соседние мальчишки. Он был со мной откровенен, всегда все рассказывал, и я знала, что с ним все в порядке.

– Да, миссис Фостер, – выдавил из себя Карелла.

– Его здесь все любили, – продолжала миссис Фостер, мгновенно кивая головой, словно в подтверждение своим собственным словам. – И его сверстники, с которыми он рос, и наши старики. Люди у нас здесь, мистер Карелла, вообще-то не очень жалуют полицейских… Но моего Дэвида они любили, потому что он вырос среди них, он был одним из них, частью их самих… Мне кажется, они даже гордились им – так, как гордилась я…

– Мы все гордились им, миссис Фостер, – искренне сказал Карелла.

– Он ведь был хорошим полисменом, правда?

– Да, он был прекрасным полисменом.

– Тогда кому понадобилось его убивать? За что? – спросила миссис Фостер. – О, я знаю, его работа была опасной, но то, что с ним случилось, это ведь совсем другое, нелепость какая-то… Даже не во время дежурства… Он домой возвращался! Кому понадобилось убивать моего сына, мистер Карелла? За что убили моего мальчика?

– Именно об этом мне нужно поговорить с вами, миссис Фостер. Надеюсь, вы не возражаете, если я задам несколько вопросов?

– Если это поможет вам найти того, кто стрелял в моего Дэвида, я готова отвечать на вопросы весь день!

– Он говорил с вами о своей работе?

– Конечно. Он всегда рассказывал мне, что происходит у вас в участке, над чем работает. Говорил мне, что его напарника убили, что он в уме перебирает фотографии и только ждет, когда попадется нужная…

– А еще что-нибудь он говорил по этому поводу? Может быть, он подозревал кого-нибудь?

– Нет, больше ничего.

– Миссис Фостер, а как насчет его друзей?

– У него здесь все друзья.

– Не было ли у него записной книжки с их адресами?

– По-моему, нет. Около телефона есть блокнот, куда он все записывал.

– Мне его можно будет взять перед уходом?

– Конечно.

– Девушка у Дэвида была?

– Постоянной подружки не было. Он встречался со многими девушками.

– Дневника не вел?

– Нет.

– А фототека у него была?

– Да, музыку он просто обожал. Всегда ставил пластинки в свободную минутку…

– Извините, миссис Фостер, вы меня не поняли. Не фонотека, а фототека. Фотографии.

– Нет, этого не было. В бумажнике, правда, носил несколько каких-то снимков, вот и все.

– Он рассказывал вам, где проводил свободное время?

– Да в самых разных местах. Чаще всего ходил в театр. Он очень любил сцену.

– А эти его друзья детства – он часто встречался с ними?

– Нет, не думаю.

– Выпивал?

– Очень немного.

– Я хочу сказать, часто ли он бывал в барах по соседству? За компанию, конечно.

– Вот этого я не знаю.

– А никаких писем или записок с угрозами он не получал?

– Во всяком случае мне он ничего такого не говорил.

– Каких-нибудь странных разговоров по телефону не вел?

– Странных? Что вы имеете в виду, мистер Карелла?

– Ну как если бы он пытался скрыть что-то от вас. Или был встревожен после телефонных звонков…

– Ничего подобного я не припомню.

– Понятно… – Карелла заглянул в свои записи. – Вот, пожалуй, и все. Мне надо бежать, миссис Фостер, очень много работы. Если бы вы могли дать блокнот, о котором мы говорили…

– Да, конечно. Минуточку.

Она поднялась из кресла и легко пронесла свое хрупкое тело из прохладной гостиной в одну из спален. Вернувшись, протянула блокнот Карелле.

– Держите у себя, сколько потребуется.

– Спасибо. Миссис Фостер, пожалуйста, знайте, что мы все разделяем ваше горе, – произнес Карелла внезапно севшим голосом.

– Найдите убийцу моего сына, – ответила она и сжала его руку в крепком пожатии, а он изумился силе ее высохшей ладошки, силе, которой пылали ее глаза.

И, только уже выйдя в парадное, Карелла расслышал за закрывшейся за ним дверью сдавленные рыдания.

Он спустился по лестнице и пошел к машине. Еще не доходя до нее, стянул пиджак, отер сразу вспотевшее лицо. Усевшись за руль, достал и начал просматривать свой рабочий план.

ПОКАЗАНИЯ СВИДЕТЕЛЕЙ. Нет.

МОТИВ. Месть? Бывш. заключ.? Связано с Майком? Сравнить данные баллистической экспертизы.

ЧИСЛО УБИЙЦ. Два? Один – Майка, другой – Дэвида? Или оба убийства связаны между собой? Сравнить данные Б.Э.

ОРУЖИЕ. Автоматич. пистолет 45-го калибра.

МАРШРУТ УБИЙЦЫ.???

ДНЕВНИКИ, ПИСЬМА, АДРЕСА, ТЕЛЕФОНЫ, ФОТОГРАФИИ. Узнать у матери Дэвида.

СВЯЗИ, РОДСТВЕННИКИ, ПОДРУЖКИ, ВРАГИ И Т. П. Тоже.

ИЗЛЮБЛЕННЫЕ МЕСТА. То же.

ПРИВЫЧКИ. То же.

СЛЕДЫ И УЛИКИ, ОБНАРУЖЕННЫЕ НА МЕСТЕ ПРЕСТУПЛЕНИЯ. Отпечаток каблука на собачьих экскрементах. В лаборатории. Четыре гильзы. Две пули. Там же.

ОТПЕЧАТКИ ПАЛЬЦЕВ. Нет.

Карелла в задумчивости поскреб затылок, тяжким вздохом выразил свое отношение к погоде и поехал назад в участок проверить, не поступил ли туда акт новой баллистической экспертизы.

Вдова Майка Риардона приближалась к бальзаковскому возрасту. Красивая полная грудь, темные волосы, зеленые глаза, безошибочно ирландский носик, усеянный веснушками. Черты ее лица хранили живость девчонки, созданной для шумного веселья и головокружительных саночных спусков, девчонки, которая заходилась детским ликующим смехом, если шальная морская волна ненароком окатывала ее водопадом пенных брызг. Это была женщина, которая хмелела от одного запаха вермута, женщина, которая по воскресеньям неизменно ходила в церковь, женщина, поразившая Майка своим целомудрием и уступившая его жаркому нетерпению лишь на третий день после того, как их объявили женихом и невестой. У нее были длинные стройные ноги и нежная ослепительно-белая кожа, и звали ее Мэй.

В этот знойный полдень 25 июля она надела все черное. Сидела, отрешенно сложив руки на круглых коленях, и трудно было поверить, что ее лицо – девчоночье лицо азартной саночницы – умеет озаряться счастливой улыбкой.

– Детям я пока не сказала, – призналась Мэй сидевшему против нее Бушу. – Они еще ничего не знают. Что им говорить, как?

– Это, верно, самое трудное, – подтвердил Буш. Его давно нуждавшаяся во внимании парикмахера и обычно непокорная рыжая шевелюра сейчас сникла перед жарой и даже на вид была влажной и липкой.

– Да, пожалуй, – согласилась Мэй. – Не хотите ли выпить пива или еще чего-нибудь? Такая жара! Майк всегда пил пиво, когда возвращался с работы. В любое время дня и ночи. Он очень любил во всем порядок. Я хочу сказать, что у него все было рассчитано по минутам и расставлено по своим полочкам. Думаю, он не смог бы заснуть, если бы по возвращении домой не выпил своего обычного стакана пива.

– А в бары по дороге не заходил?

– Нет. Он всегда пил здесь, у себя дома. И никогда виски. Только стакан-другой пива. Мы все хотели купить кондиционер, – продолжала Мэй. – У нас в квартире страшно жарко. Оттого, наверное, что соседнее здание почти вплотную к нашим окнам.

– Да, может быть, – ответил Буш. – Миссис Риардон, а вы не знаете, у Майка враги были?

– Не думаю. Майк был очень спокойным и добродушным, легко уживался с людьми. Да вы же работали с ним. Сами знаете не хуже меня.

– Не могли бы вы рассказать, что происходило в тот вечер, когда его убили? До того, как он вышел из дому?

– Я спала, когда он уходил. Всякий раз, когда он дежурил с двенадцати до восьми, у нас чуть до ссоры не доходило. Майк все отказывался вздремнуть перед работой, а я… У нас двое детей, и к десяти вечера я уже еле на ногах стою. Так что обычно перед его ночным дежурством укладывались спать пораньше – часов в девять.