Текст книги "Крах игрушечного королевства"

Автор книги: Эд Макбейн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 16 страниц)

Я прошел следом за Лэйни по тропинке к невысокому шлакоблочному зданию и вошел в дом. Лэйни показала мне квартиру, спросила, не хочу ли я выпить чего-нибудь холодного – поскольку была только половина четвертого, я решил, что речь идет о безалкогольных напитках, – и мы, прихватив бокалы с ледяным лимонадом, прошли в студию. Я чувствовал себя так, словно уже не в первый раз прихожу в этот дом. Лэйни повернула выключатель. Флюоресцентная лампа осветила длинный чертежный стол, который Лэйни описывала во время слушания, и наброски, изображающие черепашонка Кинки. В правом нижнем углу каждого рисунка рядом с подписью была проставлена дата. Если Лэйни не изменила свою систему пометок, то рисунки явно были сделаны вчера.

– Расскажи мне, что произошло вчера вечером, – попросил я.

– С какого момента и по какой?

– С того момента, как Бретт тебе позвонил, и до того, как ты последний раз видела его живым.

Мне пришло в голову, что Лэйни будет неотразимой свидетельницей, если нам придется прибегнуть к ее показаниям. Ее очки служили лишь для того, чтобы исправлять косоглазие. Но этот дефект зрения придавал Лэйни несколько испуганный вид, что сразу же привлекало к ней внимание. Она и так была очень красива. Ее черты можно было бы назвать безукоризненными, но этот несовершенный, косящий глаз делал ее просто неотразимой.

Лэйни присела на табурет, сложила руки на коленях и начала рассказывать. Она работала в студии, и тут зазвонил телефон…

– Во сколько это было?

– Около девяти вечера.

– Почему ты запомнила время?

– Потому что мы потом заговорили насчет моего прихода туда…

Бретт пригласил ее на яхту.

– Зачем? – спросила у него Лэйни.

– У меня есть к тебе одно предложение, которое мне хотелось бы обсудить, – ответил он.

– Тогда позвони моему адвокату, – отрезала Лэйни.

– Я пока что не хочу, чтобы в этом деле были замешаны адвокаты, Лэйни.

– Бретт, адвокаты уже замешаны в нем по самые уши.

– И все неприятности начались из-за них. Мне хотелось бы обсудить все с тобой наедине, без посторонних. Ты прекрасно ориентируешься в игрушечном бизнесе и поймешь значение моего предложения.

– Отлично. Выкладывай, – сказала Лэйни.

– Это не телефонный разговор.

– А почему, собственно?

– Лэйни, поверь мне, мое предложение…

– Поверить тебе?

– Я понимаю, у нас были некоторые разногласия…

– Разногласия?! Да вы внаглую украли моего медвежонка!

– Я бы предпочел считать это сходством между нашими изделиями. Но я хочу предложить…

– Изложи свое предложение Мэттью Хоупу.

– Лэйни, я тебе обещаю, это никак не отразится на судебном деле. Это не ловушка. Ты же понимаешь – если деньги могут загладить принесенный ущерб…

– Забудь о деньгах, Бретт. Если ты насчет…

– Лэйни, я вовсе не предлагаю тебе взятку.

– А что ты предлагаешь?

– Приходи ко мне на яхту.

– И не подумаю. Звони Хоупу и излагай свои предложения ему.

– Лэйни, ну пожалуйста. В память о старых добрых временах. Пожалуйста. Я обещаю, что предложу тебе приемлемое решение проблемы. Ты не разочаруешься. Приходи сюда и поговорим.

Она заколебалась.

– Куда это сюда?

– В яхт-клуб.

– В который?

– На Силвер-Крик. Ты здесь уже бывала.

– Ты сейчас там?

– Да, у себя на яхте.

– А Этта с тобой?

– Нет, но она в курсе. Она знает, что я собираюсь тебе предложить. У нас все согласовано. Сколько тебе потребуется времени, чтобы добраться сюда?

Она посмотрела на часы.

– Около часа. Смотря насколько сейчас загружены дороги.

– Я буду ждать.

– Бретт…

– Что, Лэйни?

– Хорошо бы это все уладить.

Лэйни посмотрела на меня поверх бокала с лимонадом. Наверное, она почувствовала мое неодобрение. Она немного помолчала, потом принялась объяснять, что вот, она запомнила время звонка, потому что потом посмотрела на часы, чтобы сообразить, сколько ей нужно времени, чтобы одеться и…

– Да, я понял. И сколько же тебе понадобилось времени?

– Ты думаешь, что мне не нужно было тебе ехать, да?

– А зачем ты туда поехала?

– В память о старых добрых временах, – ответила она, повторив слова Бретта, и пожала плечами. – Мы долго работали вместе. И я подумала, что он действительно может предложить что-нибудь такое, что упростит дело. Никому не хочется лишний раз связываться с судом, Мэттью.

У нее хватило такта не добавить: «И с адвокатами».

– Во сколько ты приехала в яхт-клуб?

– Около десяти часов.

– Клуб на Силвер-Крик? Тот, что между рекой и Польком?

– Да.

– И как ты туда добиралась?

– Приехала на машине.

– Какая у тебя машина?

– Белая «гео».

– Кто-нибудь мог запомнить точное время твоего прибытия?

– Ну, Бретт.

– Он не годится в свидетели. По причине безвременной кончины.

– Я его не убивала.

– И тем не менее он мертв.

– Мэттью, перестань капать мне на мозги.

– Тебе нужно было стоять на своем, Лэйни. Ты совершенно правильно отфутболила его ко мне. С чего вдруг ты потом передумала?

– Да потому, что я боялась, что мы проиграем это дело! Это объяснение тебя устраивает?

– Десять минут назад ты мне сказала, что была уверена…

– Я соврала. Я была перепугана до чертиков. Я была уверена, что Сантос в конце концов скажет, что права на медвежонка отходят Толандам.

– Тогда что там было с твоей новой игрушкой, с черепашонком?

– Я работала над Кинки, когда Бретт мне позвонил. Для страховки. На тот случай, если Сантос решит дело в их пользу.

– Другими словами, твои ощущения можно назвать как угодно, но только не уверенностью, так?

– На чьей стороне ты выступаешь, Мэттью?

– Лэйни, я не смогу тебе помочь, если ты будешь мне лгать.

– Извини.

Маленькая косоглазая девочка в джинсах и футболке поникла и уставилась на свои руки, лежащие на коленях. Бокал с забытым лимонадом грелся на столе, рядом с «подстраховочными» набросками новой игрушки.

– Ну ладно, так что там произошло потом?

Лэйни ответила не сразу. Некоторое время она продолжала разглядывать свои руки. Потом она тяжело вздохнула и посмотрела на меня. Полные, чувственные губы слегка приоткрылись. Мне неожиданно пришло в голову, что мы с Патрицией уже очень давно не занимались любовью, но я быстро прогнал эту мысль. Потом я подумал, что Лэйни наверняка в курсе, как ее косящие глаза действуют на мужчин. И еще я подумал, что мне следует быть поосторожнее.

– Ты когда-нибудь бывал на «Игрушечке»? – спросила Лэйни.

– Нет.

– Ну, это классная штучка. Это Бретт так ее назвал – «штучка», словно какую-нибудь моторную лодку. На самом деле это девяносточетырехфутовая парусная яхта с тремя прекрасно обставленными сдвоенными каютами и с каютой для экипажа…

Пристань была освещена, и даже над дальним конце стоянки, где Лэйни оставила свою «гео», возвышался фонарный столб. Для этой встречи Лэйни оделась просто, но элегантно – возможно, потому, что она знала эту яхту, и не хотела выглядеть на фоне роскошной обстановки бедной родственницей. Или же потому, что она действительно поверила, будто Бретт может предложить ей некое приемлемое решение проблемы, и ей хотелось выглядеть нарядной, когда они будут пить шампанское, празднуя примирение. Так что Лэйни надела синий топ с белой отделкой, синие шелковые брюки-клеш и белую шелковую блузу с глубоким вырезом, и еще повязала синий шарф с рисунком из красных якорьков. Губы она накрасила красной помадой – точно в тон оправе очков. Золото кольца-сердечка перекликалось с золотистым оттенком ее волос – в тот вечер Лэйни оставила их распущенными. Когда она вышла из машины и направилась к яхте Толандов, волосы ярко блестели в свете фонаря. Лэйни испытывала прилив надежды. Ей иногда казалось, что вся ее жизнь, начиная с того момента, когда маленькая Лэйни узнала, что у нее не такие глаза, как у других девочек, была одной сплошной битвой – но теперь впереди замаячила надежда на счастливый исход.

В салоне яхты горел свет.

Лэйни подошла к сходням и позвала:

– Бретт, ау!

Тишина.

– Бретт!

– Лэйни, ты? – на палубе показался Бретт. На нем были белые легкие брюки и свободная белая блуза с V-образной горловиной. Он протянул руку, чем-то щелкнул, и в кубрике зажегся свет. Лэйни увидела на столе ведерко со льдом, пару бокалов и несколько бутылок. Правда, рассмотреть этикетки с такого расстояния ей было не под силу. – Поднимайся! – позвал ее Толанд. – Я очень рад, что ты все-таки решила прийти.

Лэйни уже не раз бывала на борту этой яхты – на всяческих вечеринках, небольших приемах, деловых обедах или прогулках по Мексиканскому заливу. Салон был обставлен удобной мягкой мебелью. В застекленных шкафчиках располагались телевизор и музыкальный центр.

За обеденным столом спокойно могли разместиться десять человек. Лэйни помнила, как этот стол бывал застелен камчатным полотном и уставлен веджвудским фарфором и ватерфордским хрусталем. Эта яхта и вправду была роскошна, от восточных ковров, устилающих тиковую палубу и до развешанных по стенам картин с изображениями парусников.

Лэйни и раньше чувствовала себя более уютно в кубрике, который был обставлен попроще, и она обрадовалась, что Бретт выбрал для беседы именно это место. Бретт был босиком. Лэйни вспомнилось, как он однажды попросил жену сенатора снять туфли на шпильке, которые могли повредить его превосходную тиковую палубу.

– Присаживайся, – сказал Бретт и радушным жестом указал на мягкую банкетку. Лэйни села к столу. Теперь она смогла рассмотреть бутылки.

Оказалось, что на столе наличествуют «Черный Джонни Уокер», «Канадский клуб» и «Столичная», а также фарфоровое блюдце с дольками лимона. Бретт уселся напротив.

– Что будешь пить? – поинтересовался он.

– А «Перрье» у тебя есть?

– Ну что ты, Лэйни! – улыбнулся Бретт. – Обещаю, что тебе захочется это отпраздновать.

– Посмотрим, – улыбнулась в ответ Лэйни.

Бретт Толанд умел быть обаятельным, когда ему того хотелось.

Лэйни обнаружила, что ей отчаянно хочется, чтобы эта встреча действительно положила конец всей суматохе и грызне.

– Ну так что, все-таки «Перрье»? – переспросил Бретт.

– Да, все-таки «Перрье», – кивнула она.

«Еще немного, – подумала Лэйни, – и они будут присылать мне по ящику каждую неделю».

– Ладно, сейчас принесу, – сказал Бретт, выскользнул из-за стола и зашлепал вниз по трапу. Лэйни услышала, как он возится внизу – на яхте был просторный, отлично оборудованный камбуз с белыми пластиковыми столами, четырехконфорочной плитой с духовкой, микроволновой печью, мусоросборником, морозильной камерой и холодильником. Лэйни попыталась вспомнить объем холодильника – Бретт как-то раз о нем упомянул.

Шестьдесят кубических футов? Или восемьдесят? В общем, много. Сейчас Бретт как раз копался в холодильнике в поисках заказанной бутылки.

Лэйни услышала, как он чертыхнулся, и что-то грохнулось об палубу.

Потом он что-то пробормотал и, наконец, поднялся обратно. В одной руке Бретт нес зеленую бутылку, а в другой – вороненый автоматический пистолет.

Лэйни удивленно посмотрела на пистолет.

– На прошлой неделе на яхту пытались залезть, – пояснил Бретт и положил пистолет на стол, рядом с блюдцем с лимонными дольками.

– А кто пытался-то? – спросила Лэйни.

– Какие-то два эмигранта.

Лэйни решила, что он говорит о кубинцах.

– А чего они хотели?

– Сказали, что ищут работу. Хотели знать, не возьму ли я их. Сеньор, вам не нада льюдей? – попытался он изобразить испанский акцент.

– В наше время надо быть начеку. Сейчас часто стали угонять яхты.

– Что, прямо от пристани?

– А что тут такого невозможного?

– А эта штука заряжена?

– Само собой. Ты уверена, что не хочешь добавить сюда немного водки? – поинтересовался Бретт, наполняя один из бокалов.

– Нет, спасибо. Мне лед и лимон.

Ее, как художника, привлекла цветовая гамма образовавшегося на столе натюрморта: зеленая бутылка «Перрье», желтый лимон, белизна фарфорового блюдца, две янтарные бутылки с виски, обе с черными этикетками, черно-красная этикетка «Столичной» и тусклый вороненый блеск «кольта».

Себе Бретт налил виски со льдом.

– За наше будущее! – сказал он и чокнулся с Лэйни. Лэйни вспомнила, что чокаться безалкогольными напитками – дурная примета. Но момент был упущен, бокалы уже соприкоснулись, и тост прозвучал.

Все-таки Лэйни не стала сразу пить. Она помедлила, надеясь отдалить неудачный тост от себя, подождала, пока Бретт отхлебнет виски, и только после этого сделала глоток.

– Ну так что у тебя за предложение? – спросила Лэйни.

– Ты сразу берешь быка за рога, – хмыкнул Бретт.

– Именно так, – подтвердила она.

– Узнаю старушку Лэйни.

– Давай, выкладывай.

На первый взгляд предложение звучало великолепно.

Фирма «Тойлэнд» не хотела вступать в соревнование за право производить ее медвежонка – ну да, конечно, он слыхал и об «Идеале», и о «Мэттеле», у него везде свои уши, и он следит за тем, чем интересуются крупные компании…

– Я порадовался за тебя, Лэйни. Ведь ты очень талантлива, и это только справедливо, чтобы ты наконец была вознаграждена за тяжкие годы ученичества…

Хорошенькая оценка, нечего сказать. Какое такое ученичество? У нее уже около десятка пошедших в производство игрушек – и в продажу, кстати сказать. Но Лэйни не стала возражать, а предпочла послушать Бретта, который потянулся, чтобы долить себе еще виски.

Бретт сказал, что он понимает, что «Идеал» и «Мэттел», соперничая, могут взвинтить цену, и потому он хочет купить у нее преимущественные права и надеется, что Лэйни устроит это предложение – а именно…

Лэйни нетерпеливо потянулась вперед. Когда она волновалась, ее глаза начинали косить особенно безжалостно. Она прямо чувствовала, как дергается дважды прооперированный мускул. И снова глаз проиграл это сражение.

– Вот чего мы хотим, Лэйни. Фирма «Тойлэнд» желает производить твоего медвежонка, используя твое оформление и твою зарегистрированную торговую марку…

Лэйни восприняла это как победу.

– …и выплатить тебе значительный аванс в счет авторского гонорара…

– Насколько значительный? И какой будет гонорар?

– Это мы согласуем, Лэйни. Я обещаю, что здесь тебя никто не станет пытаться обмануть.

– Вы назовете медвежонка Глэдли?

– Мы оставим то имя, которое дала ты.

– И не станете ничего менять? Ни в медвежонке, ни в очках?

– Мы будем выпускать его в полном соответствии с твоими спецификациями.

– Ну а в чем тут кроется подвох?

– Никаких подвохов, Лэйни. Я просто не хочу расхлебывать эту кашу.

Это означало, что Бретт считает, что судья Сантос решит дело отнюдь не в их пользу.

– Так что если ты считаешь мое предложение разумным, – произнес Бретт, – ты можешь попросить Мэттью позвонить моему адвокату…

Лэйни про себя отметила, что вместо фамильярного «Сидни» Бретт употребил безличное «мой адвокат» – возможно, потому, что считал дело уже проигранным… – …и они обсудят размеры гонорара и подготовить передачу авторских прав и торговой марки.

– Что ты думаешь по этому поводу?

– По поводу передачи?

– Да. Фирма «Тойлэнд» будет хотеть полной передачи прав на медвежонка и его имя.

– Полной?

– Ну, я уверен, что на этом стала бы настаивать любая компания.

– Полная передача всех прав?

– В постоянное владение, – сказал Бретт.

– В постоянное владение… – эхом повторила Лэйни.

– Да. Лэйни, я уверен, что это не является для тебя неожиданностью. Если мы будем пытаться раскрутить этого медвежонка, нам нужно заранее убедиться, что мы сможем беспрепятственно производить его в течение всего срока действия авторских прав.

– А я представляла это себе скорее в форме лицензионного соглашения.

– Передача прав, лицензия – какая разница. Это же одно и то же.

– А мне так не кажется.

– Я уверен, что ни «Идеал», ни «Мэттел» не станут подписывать соглашение, предусматривающее частичную передачу авторских прав.

– А я думаю, что станут.

Лэйни лгала. Представители обеих компаний были очень осторожны по поводу проблемы авторских прав.

– Ну, может, и так. Чего только не бывает. Но мы хотим полностью решить вопрос с гонораром и с дополнительными правами…

– Что значит «полностью»?

– Увеличение платежей в том случае, если медвежонок действительно хорошо пойдет. Возможность выплаты премий. Участие в дополнительных прибылях…

– Это каких?

– Ну, мало ли. Телешоу или там фильм. В любых. В любом случае тебе будет отчисляться определенный процент.

– Какой возможностью контроля я буду располагать, Бретт?

– Мы будем гарантировать качество изделия.

– Но какой возможностью контроля я буду располагать?

– Я думаю, ты понимаешь, что означает фирменный знак «Тойлэнд». Кроме того, твое вознаграждение будет гарантировать оптимальное выполнение нашей части.

С точки зрения Лэйни, все это звучало довольно двусмысленно.

– Ну как это тебе в целом?

– Не знаю. Мне нужно обсудить это с Мэттью, – ответила Лэйни, поправила очки и уже собралась было встать с банкетки, когда Бретт взял ее за руку.

– Лэйни, я хочу, чтобы мы ударили по рукам сегодня вечером.

– Нет, не могу. Сперва я поговорю с Мэттью.

– Сантос пообещал принять решение к двадцать седьмому сентября.

– Ну, пообещал, и что?

– Или к концу месяца уж наверняка. Ты понимаешь, что можешь проиграть?

– Тогда почему ты предлагаешь мне сделку?

– Я предпочитаю, чтобы мы с тобой решили эту проблему по-свойски.

– Может, и решим. Дай мне посоветоваться с Мэттью.

– Когда ты собираешься с ним поговорить?

– Я попытаюсь ему дозвониться, когда вернусь домой.

– А когда ты сообщишь мне результат?

– Как только мы примем решение.

Бретт протянул руку. Лэйни пожала ее. Пистолет лежал на столе, рядом с фарфоровым блюдцем.

– Тогда я в последний раз видела его живым, – сказала мне Лэйни.

Уоррен сидел в темноте, ожидая, пока она вернется домой. В сущности, это вовсе и не похищение. Согласно законам штата Флорида, под похищением понимается «насильственный или достигнутый при помощи угроз увод или тайное заточение какого-либо человека, происходящее против его воли и без законных на то оснований…»

Именно это Уоррен и собирался сделать.

«С целью…»

Вот оно – ключевое слово.

«С целью получения выкупа или вознаграждения, или с намерением использовать этого человека в качестве заложника, или причинить ему телесные повреждения, или запугать жертву либо другого человека, или помешать исполнению правительственных либо политических должностных обязанностей».

Никаких таких намерений у Уоррена не было.

Следовательно, то, что задумал Уоррен, являлось незаконным лишением свободы, каковое определялось в статуте как «насильственный или достигнутый при помощи угроз увод или тайное заточение какого-либо человека, происходящее против его воли и без законных на то оснований…»

А вот с этого места начинались отличия.

«С любой целью, помимо тех, которые перечислены в разделе 787.01» – то есть, в разделе, дающем определение похищения.

К этому еще может добавиться обвинение в краже со взломом, поскольку в десять вечера, увидев, как подъезжает ее темно-зеленый «шевроле», Уоррен снова незаконно проник в ее квартиру. Он сидел прямо у двери, чтобы не пропустить момент, когда она вставит ключ в замочную скважину. Уоррен притащил с кухни стул и поставил его рядом с дверью. У его носа стояли бутылка и стакан.

С улицы долетел бой колоколов.

Уоррен прислушался.

Одиннадцать вечера.

Он посмотрел на свои часы.

Те спешили на две минуты.

Или, возможно, церковные часы на две минуты отставали.

Или, возможно, колоколам требовалось две минуты, чтобы прозвонить одиннадцать раз. Уоррен задумался – а существуют ли абсолютно точные часы? Когда секундная стрелка переходит на следующее деление, эта секунда уже уходит. Или нет? Или когда на циферблате часов высвечиваются цифры 11:02:31, разве на самом время уже не ушло? Уже прошли какие-то доли секунды после 11:02:31, нет, 11:02:32, нет, уже 11:02:33… Нет, к чертям метафизику, так и свихнуться недолго.

Уоррен услышал шаги в коридоре – перестук высоких каблуков. Когда леди отправляется за покупками, она должна выглядеть безукоризненно.

Уоррен снова подумал о том, где же она теперь отоваривается.

Шаги остановились перед дверью.

Она пришла домой.

Уоррен поднял бутылку и осторожно передвинул стул, освобождая дорогу.

Слышно было, как ключ повернулся в замке.

Уоррен откупорил бутылку и засунул ее себе в карман.

Щелкнул замок.

Уоррен прижался к стене сбоку от двери и постарался взять себя в руки.

Дверь отворилась. Она вошла в квартиру, прикрыла за собой дверь, заперла ее, потянулась к выключателю…

– Привет, Тутс, – произнес он.

– Уоррен? – удивленно спросила она, поворачиваясь, и в этот момент он прижал к ее лицу смоченный хлороформом носовой платок.

Глава 3

Тутс открыла глаза.

Комната плавно покачивалась. Через некоторое время Тутс сообразила, что находится на яхте. Ее правая рука была прикована к какой-то скобе в стене, или в переборке, или как там эта фигня называется. В узком вытянутом помещении было темно. Тутс решила, что оно должно располагаться в носу яхты. Она лежала на пенопластовом матрасе. Видимо, это был спальный отсек.

Внезапно она вспомнила Уоррена, стоявшего в темноте рядом с дверью ее квартиры, и крикнула: «Уоррен!» – точно таким же тоном, которым рассерженная мать или старшая сестра кричат на испорченного мальчишку.

Пускай он немедленно освободит ее. Чем он вообще думал, когда приковывал ее к стене? Но на зов никто не пришел. Внезапно она испугалась, что яхту ведет вовсе не Уоррен. Вдруг он нанял какого-нибудь рыбака, чтобы тот отвез ее в Мексику и продал в бордель?

Яхта явно находилась в море, никаких сомнений. Значит, на ней обязательно должен кто-то находиться – у нее над головой, или где-нибудь в стороне. В общем, рядом со штурвалом. Кажется, это действительно называется штурвал. Ей редко доводилось бывать на яхтах.

Она поднесла левую руку к лицу и посмотрела на светящийся циферблат часов. Десять минут третьего. Ну и где, черт подери, они находятся?

– Уоррен! – снова позвала она, все тем же повелительным тоном «А-ну-тащи-сюда-свою-задницу!». На этот раз она услышала какой-то звук, донесшийся предположительно с кормы. Потом на лестнице раздались шаги, потом они приблизились к маленькой каюте. Тутс села. Короткая юбка сбилась и поднялась еще выше. Тутс отметила, что вся одежда по-прежнему на ней, даже туфли на высоком каблуке.

Щелкнул выключатель.

Тутс прищурилась.

Теперь она рассмотрела невысокую перегородку, отделяющую спальный уголок от места, в котором, наверное, обедали: стол, покрытый огнеупорной пластмассой и банкетки, обтянутые кожзаменителем. Дальше – еще одна низкая перегородка, за ней маленькая кухня. Камбуз. Кажется, так это называется. Значит, это был самый маленький из отсеков яхты – наверное, это называется каютой, – разделенный перегородками, то есть переборками. Уоррен прошел через каюту. Из-за низкого потолка ему приходилось стоять согнувшись. Тутс подумала, что она ненавидит яхты.

– Ну и что все это значит? – требовательно спросила она.

– Что – «все это»?

– Почему я прикована к стене? Где ты выкопал эти дурацкие железки? – спросила Тутс, подергав наручник.

– В сент-луисском полицейском управлении.

– Ключ у тебя?

– Да, у…

– Тогда открой их сейчас же, – приказала она и еще раз дернула за наручник.

– Извини, Тутс.

– Ну что ж. Что мы имеем? Во-первых, взлом, – принялась размышлять вслух Тутс. – Это верные пятнадцать лет. Дальше – похищение…

– Незаконное лишение свободы, – поправил ее Уоррен.

– Спасибо. Это еще пять лет. Может, ты лучше немедленно отомкнешь наручники, повернешь это корыто к берегу и отвезешь меня домой – и мы забудем об этой истории?

– Нет, – твердо сказал Уоррен. – Извини.

– Тогда я снова повторяю свой вопрос. Что все это значит?

– Это значит, что тебе придется отвыкать от наркотиков, – ответил Уоррен.

В пятницу, пятнадцатого сентября, в девять утра большое жюри заслушало показания Пита Фолгера, приглашенного в суд от имени народа штата Флорида. Без шести двенадцать присяжные вынесли свой вердикт и попросили прокурора возбудить дело об убийстве первой степени.

Через десять минут после этого Фолгер позвонил мне в контору. Он сообщил, что вердикт оказался именно таким, какого он ожидал. Еще он сказал, что мою клиентку решено взять под стражу, и что он сейчас пойдет узнавать, под какой залог ее согласятся отпустить. Он также упомянул, что в порядке дружеской услуги сейчас посадит кого-нибудь из своих служащих напечатать список опрошенных сегодня свидетелей. Фолгер выразил надежду, что я сам с ними поговорю, причем по возможности побыстрее. Потом он предложил обсудить одно дело, которое, по его словам, могло сэкономить его конторе кучу времени, а государству – оплату электроэнергии.

Я позвонил Лэйни, чтобы сообщить ей эту скверную новость и сказать, что я буду добиваться освобождения под залог…

– Ты думаешь, тебе это удастся?

– Я уверен.

– Это хорошо, а то я приглашена на вечеринку, – сказала Лэйни. – Я внезапно приобрела скандальную известность.

– Не вздумай ни с кем обсуждать это дело.

– Само собой.

– Все будут хотеть разузнать побольше. Ты просто отвечай, что твой адвокат запретил тебе об этом разговаривать. Если кто-нибудь будет слишком сильно настаивать, просто уходи оттуда.

– Хорошо. Спасибо, Мэттью.

– Прокурор уже предложил обсудить это дело. Мне кажется, это хороший признак.

– А разве нам нужно заключать с ним сделку?

– А мы и не будем ее заключать.

– Я не убивала Бретта.

– Я знаю.

– Знаешь?

– Конечно, знаю. Где будет проходить эта твоя вечеринка?

– На яхте у Розенбергов.

– Мир тесен, – пробормотал я.

Тутс слушала, как Уоррен возится на камбузе. Она по-прежнему лежала на пенопластовом матрасе, не застеленном даже простыней, и пыталась одернуть юбку. У Тутс было такое ощущение, что она вся покрыта коркой соли. Она ненавидела яхты. Ее правая рука была неудобно заведена за голову и прикована к скобе из нержавейки. Если Тутс садилась, она могла видеть Уоррена. Он стоял у маленькой печки, слева от трапа, ведущего на палубу. Каюту заполнил запах еды.

В конце концов он поставил перед Тутс поднос с яичницей, поджаренными сосисками, тостами и кофе.

– Кто ведет эту посудину? – первым делом поинтересовалась Тутс.

– Мы лежим в дрейфе.

– А мы ни во что не врежемся?

– Яхта находится в тридцати милях от берега. Нам просто не во что врезаться.

– Отомкни наручник.

– Нет, – покачал головой Уоррен.

– Ну и как я буду есть, если моя рука прикована к стене?

– Пользуйся левой рукой. Или, если хочешь, я покормлю тебя с ложечки.

– Я не нуждаюсь в твоей помощи, – отрезала Тутс, взяла вилку в левую руку, уселась на койке, скрестив ноги на индейский манер, и принялась за еду. Уоррен наблюдал за ней.

– Ты понимаешь, что совершил ошибку? – поинтересовалась Тутс.

– Разве?

– Да, Уоррен, да. Я совершенно чиста.

– Вот уж нет, – не согласился Уоррен.

– Я не понимаю, откуда ты получил эти сведения, но я могу поклясться…

– Я нашел пустые флаконы из-под крэка у тебя в мусорной корзине.

– С чего ты вообще решил заявиться ко мне домой?

– Полагаю, я достаточно хорошо умею узнавать людей, пристрастившихся к кокаину.

– Ты не имел никакого права!

– Я твой друг.

– Ничего себе друг – взял и приковал меня к стене.

– А без этого ты осталась бы на яхте?

– Уоррен, тебе придется меня отпустить. Все равно придется.

– Нет.

– Уоррен, я не нуждаюсь в няньке. Я уже большая девочка.

– Вот и я тоже так думал, Тутс.

– Я больше не употребляю наркотики. Что по-твоему, я похожа на чокнутую? Это были пузырьки от духов. Они просто похожи…

– Ага, конечно.

– …просто похожи на флаконы из-под крэка.

– А как насчет того, что я нашел у тебя в сумочке?

– Я понятия не имею, что ты нашел у меня в сумочке. Ты не имел никакого права в ней копаться. Ты вообще не имел права заваривать эту кашу. Что такого ты нашел в моей сумочке, чтобы это дало тебе право…

– Я нашел флаконы с крэком, Тутс.

– Я же тебе уже сказала – это образцы духов…

– С кристаллами кокаина.

– Ты ошибаешься.

– Нет, Тутс, я не ошибаюсь. Я отлично знаю, как выглядит крэк.

– Должно быть, кто-то…

– А как насчет трубки?

– А что, там была и трубка? Должно быть, кто-то подбросил мне всю эту дрянь. Люди часто выкидывают всякие штуки…

– Ага, ага.

– …лишь бы кого-то скомпрометировать или обмануть. И ты все равно не имел на это права. Когда ты это сделал?

– Что – это?

– Покопался у меня в сумочке.

– Ночью. Сразу после того, как привез тебя на яхту.

– Ты не имел на это права. Чья это яхта?

– Одного моего друга.

– И ты ее позаимствовал, чтобы держать меня в заточении. Безо всяких законных оснований. Вы крупно влипли, ребята.

– Сильнее всех сейчас влипла ты, Тутс. Поэтому я здесь.

– Ты мне не нужен, Уоррен. Все, что мне от тебя нужно…

– Нет.

– Я не употребляю наркотики. Мне не нужен охранник. И надсмотрщик тоже не нужен. Мне не нужно, чтобы ты за мной присматривал, Уоррен. Все, чего я хочу, это чтобы ты отомкнул этот чертов наручник!

– Нет.

– Уоррен, оставь меня в покое. Я имею право делать все, что захочу.

– Я не позволю тебе принимать крэк, Тутс.

– Я буду делать то, что…

– Нет.

– Тогда я буду кричать.

– Кричи на здоровье.

– Сюда придет Береговая охрана.

– Никто сюда не придет, золотце.

Тутс разрыдалась.

Это была яхта длиной в семьдесят пять футов, и стоимостью в четыре миллиона долларов. Яхта была достаточно велика, чтобы со всеми удобствами разместить два десятка гостей. Сейчас эти гости стояли на палубе, разговаривали, потягивали коктейли и любовались закатом над Мексиканским заливом.

Яхта называлась «Морская Сивилла», в честь своей хозяйки, Сивиллы Розенберг. Мужем Сивиллы был Давид Розенберг, главный компаньон фирмы «Розенберг, Кэтловиц и Фрэнк», и каждый из этих троих зарабатывал куда больше меня. В Калузе всегда было известно, кто сколько зарабатывает. В этом райском приморском уголке, в этих Афинах Флориды всегда хватало состоятельных людей. Большая часть этих денег пришла сюда из Канады или со Среднего Запада. Я полагаю, это объясняется тем, что если вы возьмете карту и проведете из Торонто линию на юг, то она пройдет через Кливленд и Питтсбург, и, прежде чем добраться до Гаваны, уткнется в Калузу.

Совпадение, а может, и судьба свели нас с Лэйни на борту этой яхты. В маленьком городе человек, выпущенный под залог, может очень приятно провести время, даже если его будут обвинять в убийстве мамы, папы и любимого попугайчика. Лэйни превратилась в калузскую знаменитость – Женщина, Обвиняемая в Убийстве. Я полагал, что в течение ближайших недель ей будут уделять массу внимания, и знал, что не могу запереть ее в доме или постоянно присутствовать рядом с ней и прислушиваться к каждому ее слову. Теперь она оказалась в центре внимания гостей яхты, каждый из которых желал знать, что чувствует человек, обвиняемый в убийстве. Слава Богу, Лэйни успешно уклонялась ото всех попыток поподробнее расспросить ее о том, что все-таки произошло на яхте Толандов.

Что же касается меня, то все считали своим долгом поинтересоваться, как я себя чувствую.