Текст книги "Лучшее в Королевствах. Книга II"
Автор книги: Эд Гринвуд
Жанр:
Классическое фэнтези
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 11 страниц)
Волчья печать
Глава 1
Вокруг покосившейся хижины сгустились сумерки, и мир стал почти непроглядным. От недавно оросившего землю дождя к жизни пробудилось множество ароматов, смешанных с запахом грязи и глины. Уже шелестели крыльями ночные птицы, что выбрались в поисках скорой добычи из своих укрытий. Мелкая живность скрывалась в высокой, мокрой траве, но им удавалось это ненадолго, ведь сложно спрятаться от прозорливых глаз хищников.
Оправив плащ, предназначенный хранить от сырости и холода, девушка вышла из-под бревенчатого навела на затоптанную тропку. Хотелось добраться до спящего на развилке дорог колодца, пока ночь ещё не совсем вступила в свои права. Сейчас можно было не опасаться встретить там кого-то из людей. Ни усталых путников, ни одиноких монахов, возвращающихся из города мимо этого сооружения.
Значит, никто не смог бы помешает заглянуть в бесконечную глубину, туда, где дремали звезды и плескалась тёмная вода. Там же оживали сны девушки, невесомые и зыбкие, пропитанные медовым запахом вереска, который ей не позволяла собирать старая ведунья. Лиаль старалась слушаться, но иногда удержаться было слишком сложно, и когда она была уверена, что знахарка не следит за ней, прятала лицо в душистых цветах. Их было здесь очень много: как раз возле колодца, к которому она теперь торопилась.
Живя в лесу с самого рождения, Лиаль знала каждое деревце в нем, каждый кустик и пригород. Запомнила, когда раскрываются бутоны цветов, как правильно собирать травы, чтобы они были наиболее эффективны, научилась понимать голоса птиц и зверей, сливающихся с пением ветра. Загадкой продолжали оставаться лишь собственные сны.
Лиаль не рассказывала даже ведунье о том, что ей грезится по ночам. Едва только зачерпывала из колодца удивительную студеную воду, освежала живительной прохладой лицо – и переносилась сознанием в мир, который не знала и никогда не посещала в реальности.
В этих снах тягучей болью тянуло запястья, словно они были сцеплены тугими путами. В нос проникал незнакомый наяву, но ставший любимым запах, объяснить происхождение которого Лиаль не могла. Так пахнет свежим ранним утром ветер, когда воздух пропитан росой. Так благоухают диковинные цветы, на короткое время распустившиеся там, куда недотянуться рукой. Чувствуя этот аромат, девушка ничего не боялась, её не пугал даже отчетливый волчий рык, что пробивался сквозь густые заросли кустарников.
Добравшись до колодца и облокотившись на его полуразрушенную стенку, Лиаль глянула вниз, туда, где отражалась взошедшая луна. И при виде её в груди что-то
Облокотившись на полуразрушенную стенку колодца, глянула туда, где уже отражалась взошедшая луна. В груди заныло, там, где находился старый шрам, не затянувшийся до конца, несмотря на старания ведуньи. Старуха рассказывала, что Лиаль налетела на острый кол на плетне, когда была еще ребенком. И выжила с трудом, но шрам так и остался, напоминая об ее неосторожности. Не верить в эту историю у девушки не было оснований, тем более, что это очень походило на правду. Гораздо больше, чем собственные сны, в которых тело содрогалось от боли, пронзенное стрелой ворогов и сдавленное тяжестью другого тела, пригвоздившего ее к земле.
Лиаль вздрогнула, снова ощущая будто воочию, как тяжесть раздирает грудную клетку. Лицо запылало от лихорадочного жара, так что пришлось снова оросить лицо ледяной колодезной водой, зачерпнув ее из ковша. И тотчас показалось, будто следом за каплями воды по коже растеклось ощущение неведомой ласки, теплых и мягких губ. Тело затрепетало, и девушка бросила испуганный взгляд на тропинку, ведущую к хижине, словно спящая ведунья могла увидеть настигнувшее ее смятение.
Хотелось задержаться еще на этом месте, решившись наконец не только умыться, но и глотнуть чудесной воды, пьянящей лучше любого вина, но Лиаль боялась, что скрыть от старой Мирей свои странные сны ей не удастся. А гневать наставницу ей не хотелось. И бросив последний взгляд в глубину колодца, девушка побежала обратно, торопясь добраться до дома, пока не высохла влага на щеках. Тогда уже в постели она закроет глаза и переживет все заново: и боль в пробитой груди, и касания рук, которые не хочет забывать, несмотря на то, что это был всего лишь сон.
Над лесом растеклась ночь, напоминая густой кисель, темный и непроглядный, укрывая от взора высокий звездный шатер. Долгожданного сна не было, несмотря на то, что кожа на лице и руках все еще хранила влагу с колодца. Вместо сна пришла тревога, ущипнула внутри необъяснимым предчувствием чего-то недоброго.
Обычно крепко ставшая в это время Мирей склонилась над своими снадобьями, бормоча что-то невнятное скрипучим шепотом. Она взглянула на девушку лишь мельком, кивнула ей хмуро и вновь погрузилась в собственное занятие. То бы и хорошо – появилась возможность проскочить к себе, минуя ненужные сейчас разговоры, – но в глаза вдруг бросилось равномерное бурление, прозрачной пеной растянувшееся по поверхности котла. Тусклое мерцанье свечей отбрасывало бледные тени в круглом зеркале, закрепленном напротив. Там они оживали, творя свою собственную правду и предвещая то, что еще не видно было простому глазу.
– Иди спать, Лиаль, – прошипела знахарка, недовольно глядя на девушку, застывшую перед зеркальной гладью. – Не мешай.
– А ты? – она, казалось, не слышала угрозы, затаенной в голосе Мирей.
Та помолчала, недовольно отмечая откровенный интерес в глазах собеседницы, потом проговорила все тем же глухим шепотом:
– Луны не будет сегодня. Мавкины огни сменят ее и проводят гостей до нашего дома.
– Гостей? Кого же это? Уж не мавок ли самих?
Ведунья захохотала, нагоняя на нее еще больший ужас:
– Ты не знаешь разве, что они никуда не выходят со своего болота?! Не они – другие придут, те, которым из-под их гостеприимного покрова вырваться удастся. Навестят меня… перед рассветом.
Такое уже бывало прежде. Усталые путники, едва выжившие во мрачных топях, забредали, теряя остатки сил, к старой хижине, надеясь найти в горьковатом вареве Мирей забвение после увиденного на болотах. Она ждала и знала безошибочно, когда и кто постучит дрожащей рукой в иссохшую от времени дверь. Видела в том самом зеркале, как блуждали в зыбкой темноте сбившиеся с пути странники, увлекшиеся чарующими песнями мавок. Лиаль никогда не понимала, отчего старуха не воспользуется своими способностями и не предупредит тех, кого можно еще удержать от неверного шага, заслоняя слух от обольстительных звуков. Сколько их сгинуло в топях, так и не нашедших выхода на твердую тропку, сколько захлебнулось дурной, мутной водой болота, не дойдя всего несколько миль до кристальной свежести старого колодца. Их можно было остановить, но Мирей лишь сдвигала брови в ответ на такое предложение девушки, да начинала привычно бормотать что-то, подкидывая в котел новые побеги и цветы.
– Иди спать, – повторила опять, подталкивая к двери во внутреннюю камору.
Зеркало вдруг вспыхнуло ярким светом от слившихся в необъятном зареве огней, танцующих в ночном лесу.
Сквозь тени деревьев можно было уже различить фигуры, с разных сторон стекающихся к Мавкиной поляне. Вода в котле забурлила, напоминая жадное чавканье болотных топей. В трубе завыл ветер, донося до слуха обитательниц хижины едва различимые на расстоянии напевы, не опасные для них, но губительные для не нашедших приюта этой ночью. С этим звуком вдруг смешался еще один: протяжный, жуткий вой голодного зверя, ищущего добычу. Девушка поежилась: неужто тем, кто сегодня избежит болотной прорвы, надлежит погибнуть от зубов и когтей хищника?
– Иди спать! – в третий раз произнесла Мирей, и в ее голосе зазвучал леденящий холод. Она не любила повторять и не терпела, когда ее не слушались. Лиаль нырнула в комнату, плотно закрывая за собой дверь, словно это могло заглушить звуки, доносящие из лесу.
Но сон не шел, и сброшенный было плащ девушка вновь накинула на плечи. Не для того, чтобы согреться: от волнения тело почти ломило жаром. Плащ был нужен с иной целью: лишь укрытая в нем с ног до головы она избежит отражения в зеркале покровительницы и сможет незамеченной добраться до поляны. Ее никто не тронет, ни зверь, ни болотные хозяйки, а вот сама она может и сумеет уберечь безрассудных путников от невеселой участи.
Глава 2
Настолько глубокой ночью Лиаль оказалась в лесу впервые. Раньше она всегда успевала вернуться до того, как покрывало тьмы укутает землю, пробуждая от сна обитателей бесцветного времени. Сливаясь с треском веток под ногами и зловещим пением ветра, где-то рядом прошелестели крылья ночной птицы, и девушка едва успела отскочить в сторону. Она не боялась нападения, но Мирей в своем зеркале могла заметить тень, задержавшую хищницу на пути, а лишний раз привлекать внимание ведуньи не хотелось, хоть плащ и скрывал от всевидящего магического ока.
Луны в самом деле не было на небе, и даже звезды не мерцали. Глухое черное полотно над головой без единого проблеска и многочисленные болотные огни, безошибочно указывающие нужный путь, делали лес еще более зловещим.
Откуда-то издали донесся слабый вскрик, полухрип-полустон, смешившийся мелодичным смехом и журчаньем воды.
Мирей, как всегда, оказалась права. А вот сама девушка опоздала. Когда добралась к раскинувшейся перед болотом поляне, густая хлипкая жижа уже сомкнулась над головой очередной жертвы мавок. Он уже не дойдет до покосившейся хижины знахарки и не выпьет целительного снадобья, несущего забвение от увиденного.
В который раз Лиаль не понимала свою покровительницу. Ей самой никак не хотелось верить в то, что отмерянное кому-то количество шагов в жизни никак не может быть изменено. Но воспротивиться открыто, споря с могущественной силой Мирей она не могла. Что-то удерживало от этого шага, и девушка сама до конца была не в состоянии понять, какую власть имеет над ней эта странная женщина.
Болото звенело пением лесных чаровниц, убаюкивая сбившихся с пути. Зловещие огни озаряли его поверхность, вздымались над мутной водой.
Но страшно было лишь находящимся вне трясины – ее же обитатели жили обычной своей жизнью, в которой наступила теперь очередная ночь, почти ничем не отличающаяся от сотни других. В всплесках воды длинными извилистыми водорослями вились пряди волос такого же цвета, как и вся окружающая муть. Одна за другой выбираясь на шаткие кочки, мавки высматривали, вынюхивали следующего путника.
Где-то на другом конце болота заржал конь, а ветер донес до слуха приглушенный волчий вой. В почти кромешной мгле, нарушаемой лишь слабым светом блуждающих огней, было почти ничего невозможно различить, но ожившая внезапно поверхность воды, взорвавшаяся пением и стонами вожделения мавок, привела девушку в ужас.
Только сейчас ей стали очевидны и слова, и действия Мирей, и недовольство той от того, что Лиаль стала свидетельницей ее намерений. Не лекарство она варила, обещая исцеление тем, кто спасется этой ночью: колдовскими чарами манила случайных прохожих, побуждая их сойти с пути да свернуть к болоту – прямо в пасть смерти.
Мавки продолжали петь и в этот леденящий душу звук вдруг вплелся еще один – едкий смех ведьмы, склонившейся над бурлящим котлом в своем доме. Она все видела: каждую кочку на этом болоте, каждый всплеск. Ее – Лиаль – не замечала, но что было толку от слабой девушки в этой глуши, если все происходило независимо от ее сил и воли?
Она хотела уже было возвращаться назад, как вдруг болото вновь ожило, но не затем, чтобы поглотить очередную добычу. Там происходило что-то иное, не видимое с ее стороны, но предсмертный крик очередной жертвы так и не раздался.
Пение мавок постепенно стихло, и угасли огни, однако наступившая беспроглядная темнота больше не пугала. Даже удушающий запах болотной жижи отступил в сторону, уступая место свежим ароматам ночных трав.
Снова вереск, сладковато-пряный, пощекотал нос, и Лиаль отчего-то вспомнила свои сны, чистую, прохладную свежесть колодезной воды и незнакомца, один взгляд которого пьянил слаще эля.
И хотя колодец был далеко, тот же образ вдруг приобрел различимые очертания в танце ночных теней, и девушка отшатнулась назад, к деревьям, пугаясь собственных фантазий, обретающих вполне очевидные грани. Прозрачная вода из ручья сливалась на смуглой гладкой коже в крошечные дорожки, и Лиаль заворожено следила, как они сбегают вниз по обнаженному телу. Не могла оторвать глаз, понимая, что слишком устала этой ночью, оттого и мерещится то, что обычно приходило лишь во сне. Слишком явно и ярко, будто она и не спит вовсе.
Но ей и в самом деле пора возвращаться. Ночной лес становится опасным, если даже сны превращаются в явь. Она укуталась в плащ поплотнее и метнулась к знакомой тропке, но в тот же миг мощная, необъятная сила пригвоздила ее к стволу дерева. Воздух внезапно кончился, а по телу растеклась боль, сконцентрировавшись в горле и чуть ниже – там, где привычно заныл старый шрам. Хотелось вздохнуть, стряхивая с себя наваждение, разрешить оковы сна, обернувшегося кошмаром, но вместе с воздухом ее покинули и остатки тусклого точного света. Последним, что она запомнила перед тем, как провалиться в беспамятство, было странное золотое сияние и шепот, разобрать который уже не смогла.
***
Тело налилось тяжестью, словно кто-то придавил ее сверху каменной плитой.
Сотни крошечных молоточков стучали в виски, вызывая мучительную боль и не позволяя открыть глаза, а сердце стянуло необъяснимой тревогой. Губы запеклись, сохранив на себе какую-то непривычную горечь. Что это? Очередная настойка ведуньи, которую она тайком подлила в питье? И почему Лиаль совсем не помнила, как вернулась в хижину?
Мысли вились в голове, сплетаясь в неясные картинки, но ответа девушка не находила. Ночной лес, завывания мавок, журчание ручья и сны, подошедшие слишком близко. Перед закрытыми глазами тенью мелькнула фигура, которую она так и не успела узнать.
Ей вдруг стала ясна причина смятения: запах. Не сухих трав и терпковатых цветов, не пыли и трухи истлевших деревьев, не дыма от котла Мирей. Девушка чувствовала запах мужчины, которого никак и ни при каких обстоятельствах не могло оказаться в хижине. А это означало лишь одно: что она и сама находилась совсем не там.
Боль в теле усилилась, одновременно взращивая страх. Так нельзя. Нужно успокоиться, иначе собственный рассудок не сможет стать ее союзником, а ничего страшнее представить она была не в состоянии. Заставила себя сделать вдох. Один раз. Другой.
Воздух был свеж, но его вкуса Лиаль не знала. Он проникал в горло, наполнял легкие, но не согревал, словно внезапно пришла зима. Где же она?
Еще один вздох, и страх немного отступил, сменяясь давлением в груди. Как некстати напомнил о себе старый детский шрам! Но это всего лишь физическая боль, куда важнее было преодолеть то, что клубилось вокруг и не давало покоя.
Ей наконец-то удалось открыть глаза, и с губ невольно сорвался новый вздох: смятение стало сильнее. Она не знала этого места. Но лицо склонившегося над ней мужчины показалось знакомым. Это был он – образ из снов, но слишком отчетливый, чтобы казаться придуманным. Слишком реальный и оттого пугающий. Лиаль привыкла считать, что его не существует, а ночные кошмары и вожделенные грезы – лишь иллюзия.
Но если он настоящий, тогда иллюзия – все остальное, включая ее жизнь?
Осознание этого заставило соскочить с постели в стремлении отстраниться как можно дальше. Но сзади находилась стена, а за окном в неведомой ей местности распростерлась ночь. Бежать было некуда. Да и хотела ли она этого? Возможно, но прежде важно было кое-что выяснить. И Лиаль протянула руку, коснувшись лица мужчины, окончательно убеждаясь, что он реален.
– Кто ты?
Глава 3
Я отодвинула от себя книжку, зачем-то погладив старенькие, слегка пожелтевшие страницы. Как всегда после чтения в голове все еще крутились обрывки фраз, нарисованные собственным сознанием картинки и образы.
Это стало таким привычным: представлять описываемые сюжеты. Если книга затягивала, я не могла оторваться, смаковала самые вкусные кусочки, пытаясь представить, как прожила бы их сама. Подруги посмеивались над моими увлечениями. Частенько говорили о том, что я выпадаю из реальной жизни. Наверно, так было в самом деле, но я ничего не могла с этим поделать. А может, просто не хотела. В моей действительности никогда не было мужчины, от которого кружилась бы голова и за которым хотелось бы отправиться на край света. Конечно, я прекрасно понимала, что и сама совсем не похожа на тех роскошных красавиц, что в моих романах сводили с ума противоположный пол, но мечтать это совершенно не мешало. Мечтать, проживая невероятные события и красивую любовь вместе с героинями моих книг.
Еще я думала, что судьба не случайно подкинула мне именно эту работу. Немодную, совершенно несовременную и абсолютно неприбыльную. На какой-то другой или дома в свободное время у меня не было бы возможности столько читать. В лучшем случае урывала бы несколько минуток перед сном. А здесь, в библиотеке для этого были созданы все условия.
Читатели заходили нечасто. Как правило, в середине дня забегали школьники после уроков, взять что-то по программе. Ближе к вечеру могли заглянуть измученные бытом и работой женщины, которые так же, как и я, вероятно искали в книгах спасение от неприглядной действительности. Ну и еще пенсионеры изредка захаживали. Даже странно, что их было совсем мало. Поначалу я думала, что люди в их возрасте читают больше обычного, но вскоре убедилась в обратном. Они перечитывали классику, иногда брали подшивки газет, но в целом за неделю такие визиты можно было пересчитать по пальцам.
– Не любит народ библиотеки! – будто в подтверждение моих мыслей раздался голос вошедшей в зал заведующей. – Полечка, ты представляешь, подняла статистику, в этом месяце посетителей еще меньше стало. А сегодня и вообще, я вижу, что почти не было никого.
– Не было, – не хочется признаваться, что такое происходит уже несколько дней: хорошо, если за все время приходит хотя бы два-три человека. Заведующая Ольга Семеновна – замечательная женщина, так же, как и я, влюбленная в свою работу. И я знаю, что эта информация ее расстроит. – Думаю, попозже кто-то обязательно подойдет, видите, какая сегодня погода. Под дождем не особенно походишь, особенно по библиотекам.
Мы с ней одновременно посмотрели за окно. Листья на деревьях ещё только-только начали золотиться. Накрапывал мелкий дождь, и все ещё зеленая трава, усеянная этими каплями, была по-особенному яркой. В густой листве утопали янтарные гроздья рябин. Красивое начало осени, даже слишком красивое для нашего города.
Ольга Семеновна вздохнула и покачала головой.
– Ах, Полина, врать ты совсем не умеешь! На улице красота, а то, что у нас нет никого, вовсе не с погодой связано. Время сейчас такое. Все в Интернете сидят, даже старики, зачем им наши книжки. Тем более фонд старый, не обновлялся столько времени уже. Да и помещение неказистое. Ничего тут не поделаешь, девонька! Что мы можем-то, а? Работаем, пока не закроют, да и только…
Я непроизвольно стискиваю пальцы на обложке книги. Смешной со стороны жест, наверно, уж ее-то точно никто не отберет. Но становится грустно, настолько, что даже глаза заволакивает пеленой слез. Конечно, если библиотеку закроют, конец света не наступит и от голода я не умру, но все равно жизнь станет совсем иной. И я пока не знаю, готова ли к этому. Собираюсь возразить, обсудить все с заведующей, но не успеваю: как раз в этот момент хлопает входная дверь.
– Тихон Митрофанович, как мы рады вас видеть! – заведующая поднялась навстречу невысокому седовласому старичку, пошатывающейся походкой приближающегося к столу. Наш самый верный посетитель. Ходит в библиотеку с такой регулярностью, что этому невозможно не порадоваться: уж он-то точно не променяет бумажные книжки на современные электронные новшества. Я улыбнулась ему и начала искать в карточках его формуляр. Забавный дедок. Улыбчивый, вроде бы даже робкий как будто. Имя удивительное, совсем несовременное. А глаза добрые-добрые. Как у волшебника из сказки. И выглядит он так же: морщинистое лицо, бородка, шляпа с широкими полями и длинный плащ. Трость мерно постукивает по полу, и я невольно представляю, что в каком-нибудь фантастическом фильме он смотрелся бы в таком образе очень колоритно. Вот стукнет сейчас палкой посильнее – и прямо здесь, в зале библиотеки разверзнется волшебный портал. Унесет меня в неведомый мир. Такой, о котором я читала совсем недавно.
Вздохнув, легонько погладила отложенную в сторону книжку и открыла карточку пришедшего.
– Что будете брать?
Старик склонил голову к плечу, рассматривая меня, и задумчиво улыбнулся.
– Вы сегодня прекрасно выглядите, Поленька.
Любому другому посетителю тут же возразила бы, позволь он себе подобную вольность. На работе я только Полина Сергеевна, для всех клиентов, ни о какой фамильярности не может быть и речи. Но именно с этим человеком спорить не получается. Он старше меня как минимум в три раза, целую жизнь прожил. Да и любезен, как никто другой. К чему мне что-то ему доказывать? Пусть обращается, как хочет, ведь и сам как-то говорил, что я для него – словно внучка. Да и я хотела бы иметь такого дедушку…
– Спасибо, – улыбнулась в ответ на его незатейливый комплимент и собралась повторить свой вопрос про книги, но в этот момент в глазах старика мелькнул лукавый огонек. Как-то слишком проворно для своего возраста Тихон Митрофанович протянул руку и взял ту самую книжку, которую я отложила несколько минут назад.
– И, как всегда, угадываете мои желания. Я ведь именно ее решил взять сегодня.
Мне сделалось грустно: выходит, дочитать полюбившуюся историю не получится. Остается только ждать, когда он вернет книгу назад, а это не меньше двух недель. Экземпляр в библиотеке только один, а значит, я еще долго не узнаю, что случилось с Лиаль, и кого же она увидела, когда пришла в себя. Но и отказать клиенту, тем более постоянному, нельзя.
Снова вздохнув, открыла обложку, чтобы сделать запись в карточке.
– Записать? Давайте ваш читательский билет!
Потянулась за ним, но брови старика неожиданно сдвигаются, и он с изумлением уставился на мое запястье. Рукав блузки слегка задрался, и родимое пятно чуть выше переплетения вен стало невозможно не увидеть.
– Поленька, что это у вас такое? Не замечал никогда раньше.
Я отчего-то смутилась. С одной стороны, ничего особенного, мало ли у кого, где и что может быть. Да и не касались старичка, пусть он трижды верный читатель, подобные вещи. Это все-таки слишком интимно. И как он мог видеть, если на работе я всегда в одежде с длинными рукавами: должность обязывала выглядеть прилично. Ничего не ответила, лишь потянула манжету ниже, скрывая пятно на коже от посторонних взглядов.
Тихон Митрофанович, будто опомнившись, закашлялся и покачал головой.
– Вы уж простите меня, старого, Поленька! Лезу не в свои дела!
Так и есть, но его сокрушение умилило, и я снова улыбнулась.
– Ничего страшного. Давайте, запишу книжку. Две недели вам хватит?
Морщинистые губы тронула теплая улыбка, и старик благодарно кивнул, пододвигая ко мне свой билет. Расписался в формуляре, вытащил из кармана большой шуршащий пакет, но вместо того, чтобы просто убрать книгу и распрощаться, неожиданно поднял на меня глаза.
– Поленька, а вы бы хотели побывать на ее месте?








