Текст книги "Эльминстер должен умереть! (ЛП)"

Автор книги: Эд Гринвуд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 25 страниц)

Глава 12
Мрачнее и мрачнее

Смуглый красивый мужчина заставил свое последнее приобретение удариться лицом о стену.

Боевой маг Рорскрин Мрелдрейк застонал, отшатнулся от стены, и, немного покачиваясь, продолжил свой торопливый путь по коридору.

Мэншун скептически выгнул бровь. Его власть над этим червяком была полной, но плохие инструменты делают скверную работу. Этот трус Мрелдрейк был боевым магом, да, и небесполезной парой рук, но не слишком крупной добычей. Явно неподходящим инструментом для той задачи, которую Мэншуну нужно было решить.

Мрелдрейк, Рендарт и Наландер должны исчезнуть или замолкнуть навеки, чтобы королевский маг и его заместитель получили правильное сообщение: делать что-либо с дворцовыми печатями – очень плохая идея. Затем настанет время усыпить Ганрахаста и Вэйнренса, прежде чем у них появятся другие блестящие мысли. Кроме того, их устранение без убийства оставит боевых магов в растерянности на какое-то время – которое он надеялся растянуть как можно дольше – пока не установится новая командная цепочка.

Сначала, однако, нужно заняться более срочным делом.

Энергичный юный Грозозмей вот-вот собирался стать жертвой обычного предательства, и его необходимо было спасти. Нельзя допустить, чтобы предметы, связанные с Девяткой, которые он заполучил, попали не в те руки – в результате Сюзейл погрузится в утомительную борьбу, когда боевые маги и различные амбициозные дворяне и волшебники – а также как независимые, так и управляемые тенью сембийцы, не говоря уже про наемных волков Западных Врат – пронюхают о чем-то ценном и попытаются заполучить это себе.

Нет, чересчур храброго молодого дурака надо было выручать. Быстрым и жестким способом, требовавшим кого-то куда более компетентного, чем Мрелдрейк. Кого-то, кто хорошо знает дворец и служит Кормиру – по крайней мере, собственному виденью Кормира – с яростной верностью. Некой немертвой госпожи, которой управляет Мэншун.

Рыцаря смерти, именуемого в мрачных сказках, рассказываемых шепотом в комнатах дворца, «Госпожой Темный Доспех». Тарграэль, чей искаженный разум уже принадлежал ему.

Улыбнувшись, Мэншун прошептал заклинание и отправил свою волю вниз, в пыльную, холодную тьму.

Ниже, ниже, в старую, почти заброшенную гробницу глубоко во дворце.

***

Тарграэль улыбнулась во мраке.

Она снова очнулась от слишком долгого сна и чувствовала другой разум, наблюдающий, обволакивающий ее собственное сознание. Сильный, зловещий, ужасный разум, который уже овладевал ею прежде...

Тарграэль резко заставили перевести свое внимание с этого затаившегося присутствия на точку прямо перед ее носом. На гладкую каменную плиту.

– Я последняя и самая лучшая леди старший рыцарь, – яростно прошептала она крышке гроба.

Когда-то она действительно была безумна, как среднестатический бормочущий волшебник, да, но это осталось в прошлом; Тарграэль прекрасно осознавала свое посмертие и понимала, во что превратилась.

И находила это крайне подходящим собственной безжалостной натуре.

Смерть – интересная вещь. И прекрасная Каледней, и героическая Алусейр погибли совсем не так, как считали все – правда, пока она не нашла следов Каледней во дворце. С Алусейр же все было иначе...

Тарграэль обнаружила, что даже от простого воспоминания начинает дрожать от ярости, и волевым усилием вернула себе холодное спокойствие.

Терпение. Величавое терпение.

В конце концов, я есть Кормир. Его единственный истинный страж; все Лесное Королевство и каждый его житель зависят от меня, хоть они этого и не знают.

И потому я неустанно – ее губы скривились в пренебрежительной усмешке, ведь она либо терялась в забвении, либо бодрствовала, не нуждаясь во сне – крадусь по Сюзейлу и вокруг него, убивая неугодных. Я решаю, кто будет жить и править Лесным Королевством, а кто падет. На протяжении многих лет, пока бдительность страны угасает, а ее враги становятся все сильнее и сильнее, я играю немалую роль в обороне от Сембии и шадовар, пытающихся тайно завоевать королевство с помощью своих обычных методов: подкупа, магического воздействия, шантажа лордов. Если бы не я, они давно бы добились своего – и это дает мне право, как самому эффективному его защитнику, решать, каким должен быть и будет Кормир.

Только три неудачи. Трое тех, кто смогли противостоять мне. Захватчики из Долины Теней, волшебник Эльминстер и та девка, Шторм... Ба. Смешно.

Попытка уничтожить их должна была увенчаться успехом, но прошла неудачно. Внезапно на ее пути встала Алусейр, жестокая и угрожающая, провозгласив, что эти двое под ее защитой и если Траграэль навредит им, ничем хорошим для нее это не закончится.

Конечно, рыцарь смерти посмеялась над этим, но Алусейр схватила ее за горло и сделала что-то, опалившее самую ее неживую суть.

Шея Тарграэль болела еще долго, целые месяцы. Ее голос превратился в шипящий, грубый шепот, и всякий раз, когда она гневалась, вокруг шеи загоралось призрачное пламя.

Так что во дворце Траграэль проявляла осторожность, насколько возможно, избегая призрака принцессы и этих двоих, и чаще наблюдая, чем убивая.

Но сейчас холодное пламя лизало ее шею, пока внутри нарастало холодное и яростное волнение.

Кормир нужно было защитить.

Тарграэль откинула каменную крышку гроба, в котором лежала, вытянула закоченевшие руки и достала свой меч.

Помещение вокруг было темным, пустым и неохраняемым – почти забытым, даже в то время, пока службы королевского двора вокруг кипели и суетились. Пыльное и никому не нужное, как и многие другие памятники кормирского прошлого.

Она выбралась из гроба и задвинула крышку на место.

Вот. Гробница Верного Дракона выглядела, как новая.

Давным-давно она выбросила кости захороненного здесь солдата, и этот склеп стал ее излюбленным местом. Глупые слабаки, которые звали себя пурпурными драконами, старшие придворные слуги и боевые маги, конечно, ничего не заметили.

Тарграэль почувствовала, как изгибаются ее губы. Тьма в ее голове отдавала приказы без слов, отправив ее по темным переходам на несколько этажей выше. Поначалу она пробиралась медленно, прижимая меч к груди, натыкаясь на стены и закрытые двери.

Не потому, что была неловким, волочащим ноги зомби, просто перед ее глазами стояло большее, чем одни только пустые коридоры. В ее разуме разворачивались сцены, где шайка наемников грабила королевский дворец!

Шайка, которую она должна была защищать, по крайней мере, защищать их предводителя: молодого лорда Марлина Грозозмея.

Который заполучил два драгоценных предмета, и надо было проследить, чтобы он сохранил не только свою жизнь, но и эти вещи. Чтобы он мог стать началом больших перемен в Кормире.

Она будет частью этого. Примет участие в судьбе Кормира.

Наконец-то.

В этот раз она не упустит свой шанс.

***

– Путь закрыт, сир, – предупредил один из двух выживших наемников, поудобнее устроив сочащийся кровью мешок, который нес на плече.

– Я знаю об этом, – спокойно ответил Марлин. – Все предусмотрено.

Это была долгая, скучная прогулка в холодном мраке к далекому неясному огоньку впереди.

Они почти достигли этого огонька, фонаря, свисавшего с потолочного крюка в самом глубоком винном погребе «Старого Дварфа». С другой стороны старой и массивной стальной решетки, где висел фонарь, стоял ряд больших дубовых бочек, каждая на собственной подставке.

Под фонарем, ухмыляясь, ждал доверенный старый сообщник Марлина по «грязной работе», Веррин. Именно там, где и должен был ждать.

Марлин напрягся. Не настолько, чтобы кто-то заметил, но достаточно, чтобы Пьянчужка беспокойно заворочался у него за пазухой. Что-то было не так.

Во-первых, защищенная магией стальная решетка по-прежнему была закрыта на замок. Чума исказила ее защитные заклинания, как и множество других, и в широких промежутках между прутьями уже многие годы крутились огоньки дикой магии, бросая на лица зловещие отсветы.

Во-вторых, Веррин был не один.

Рядом с ним стоял высокий человек: Марлазандр, старший телохранитель Ротглара Илланса, давнего соперника Марлина.

Марлин, не показывая досады, остановился – чаша в одной руке, меч в другой, его наемники с кровавыми мешками по бокам. Марлазандр положил крупную руку Веррину на плечо, ухмыльнулся Марлину и произнес:

– Проблема – твоя проблема – с наемниками в том, что их могут перекупить. Кажется, Ротглар Илланс в очередной раз оказался менее скуп, чем Марлин Грозозмей.

Марлин вздохнул.

– Но не более благороден.

Он снова отправил Пьянчужку в полет, слабым толчком приказав ему атаковать всех чужаков. Насекомое пролетело сквозь прутья, пока Веррин и Марлазандр еще не успели очнуться.

Затем телохранитель торопливо отступил, отбросив в сторону Веррина, чтобы освободить себе место, и достал оружие.

Его взмах, хоть и сопровождался испуганным проклятием, совсем не задел стиржа. Но Пьянчужка целился не в Марлазандра. Стирж описал в воздухе зигзаг и ударил, ловко пронзив Веррину горло.

Тот стал падать, напрасно вцепившись в свою глотку в попытке остановить кровь. Пьянчужка уже отлетел в сторону, оказавшись между двумя бочками, куда не мог протиснуться Марлазандр.

Телохранитель ругался и оглядывался, пытаясь уследить за стиржем, когда из-за бочек выступила высокая, тонкая фигура.

Это была женщина – по крайней мере, при жизни. Останки женщины, одетые в доспехи из черной кожи, с неприкрытой головой, с мертвенно-бледным лицом, кое-где тронутым плесенью. В одной руке она почти беззаботно сжимала меч.

– Очередная чванливая и глупая пешка лордов, – произнесла она, разглядывая Могучего Марлазандра и позволяя ему ощутить тяжесть своей усмешки. – Вы почти такие же раздражающие, как и ваши благородные хозяева. Почти.

Марлазандр бросился на нее, атакуя клинком в одном из лучших приемов, что он выучил в своей жизни. Удар парировали и отвели в сторону легким взмахом меча – а также следующий, и следующий, и следующий. Женщина танцевала вокруг него, игралась с ним, как мастер меча, и когда его ярость и неистовые атаки стали сбиваться, как и его дыхание, она с легкостью обезоружила телохранителя.

И всего лишь миг спустя ее клинок скользнул между его торопливо выхваченными кинжалами прямо к горлу.

Прежде чем он успел упасть и умереть, женщина скользнула к обмякшей, залитой кровью груде, в которую превратился Веррин, и срезала у него с пояса кольцо с ключами. Вытерев меч о сухой участок на его бриджах, она бросила кольцо Марлину через прутья, отсалютовав ему клинком – пока он и его наемники в страхе глазели на рыцаря смерти – и снова скрылась за бочками.

Кто... кто это был? Тихая Тень? Давно погибший агент другого знатного дома?

– К тому времени, как вы откроете эту решетку, я давно исчезну, – насмешливо сказала Тарграэль юному лорду, продолжая отступать в тени. – Не трать напрасно время, преследуя меня, ты все равно меня не найдешь. Не стоит за мной охотится. Как видишь, я уже мертва.

Марлину потребовалось некоторое время, чтобы сглотнуть, обрести дар речи и спросить:

– К-кто ты?

Из глубокой тьмы в противоположном конце погреба ему ответил холодный смех.

***

Мэншун не смог сдержать смешок. Боги, какая же она злая. Он способен был сопротивляться подобному поведению, этим насмешкам, горделивому злодейству, когда контролировал ее, но... каким-то образом...

Она наслаждалась этим и заставляла наслаждаться его. Наслаждаться сильнее, чем за многие столетия.

Столетия... слишком много прошедших лет, все мрачнее и мрачнее, слишком много  ушедших друзей, любовников и полезных союзников...

Но хватит. Пора за работу.

К этой маленькой проказнице, Тарграэль...

Улыбаясь, он снова подчинил ее разум своему, и почувствовал, как она внимает и повинуется.

Назад в твой склеп, госпожа Темный Доспех. До тех пор, пока не настанет подходящий момент, чтобы избавиться от Ганрахаста и Вэйнренса.

Уже скоро.

А пока у него оставалось еще два разума, которые можно было оседлать, и их глаза, через которые можно было наблюдать за происходящим в Кормире. Быть серым кардиналом – тяжелая работа.

Работа, которую он любил – каждое ее мрачное мгновение.

Бывший ночной король Восточных Врат и будущий император Кормира – а также Сембии, Долин и любых земель, которые сможет завоевать, как только заполучит военную мощь Лесного Королевства – вернулся к мерцающим в воздухе сценам, навеянным заклятьем прорицания.

Назад к своей любимой работе. Сначала стирж, потом Талан...

***

Сейчас они были в самом сердце поместья Грозозмеев, и Пьянчужка послушно исчез во мраке под сводчатым потолком комнаты, незамеченный двумя наемниками.

Еще несколько дел, и Марлин сможет расслабиться.

Он стоял достаточно далеко от наемников, прислонившись к дверному косяку. Оба головореза осторожно следили за ним, выполняя последний приказ: швыряли мешки в ревущее пламя печи главной башни.

Конечно, наемники подозревали, что сами отправятся следом, но Марлин только саркастически усмехнулся и показал им пустые руки, когда те повернулись к нему.

Улыбка юноши стала шире, когда один из них что-то сделал со своим поясом, от чего с обычным негромким мелодичным звуком пробудилась к жизни магическая защита. Ее мерцание, прежде чем угаснуть, было серого цвета. Печать стального щита. Растянувшись стеной между Марлином и двумя бандитами, она остановит любые арбалетные болты, стрелы, копья или метательные топоры.

– Неужели вы мне не доверяете? – спросил их Марлин с лучшей притворной невинностью, на которую только был способен.

– Нет, – кратко ответил один.

– Мудро, – прокомментировал Марлин, прежде чем издать переливающийся свист, призвавший сверху Пьянчужку, ужалившего обоих.

Паралич сковал их прежде, чем наемники успели закончить свои проклятия, но уже после того, как оба упали на видавший лучшие времена ковер.

Марлин подошел к небольшому столику, лениво поставил на него чашу, расстегнул пояс с мечом, снял несколько колец, вытащил кинжалы из рукавов и из-за голенища сапога. Стянув сапоги, он расстегнул поясной ремень и позволил своим бриджам упасть.

Освободившись таким образом от металла, Марлин прошел через печать стального щита и начал запихивать двух беспомощных парализованных людей в печь, сначала одного, потом второго.

Затем, повернувшись спиной к поднявшемуся облаку искр, прошел через печать обратно и взял в руки чашу, чтобы разглядеть ее получше.

Пьянчужка, сидевший у Марлина на плече, ласково потерся о его шею и щеку, и юноша погладил насекомое.

Надо не забыть позволить стиржу напиться, пока не кончилась ночь. Та пышка-кухарка, которую он видел на кухне, может быть? Или нанять кого-то и на время заглушить страхи домочадцев?

Ах, решения, решения...

Он смотрел на Виверноязыкую Чашу, позволив себе наслаждаться ею. Эта ночь стала несомненным триумфом.

Выходит, внутри этой большой элегантной металлической чаши хранилось то, что осталось от некогда одного из самых могущественных искателей приключений в Королевствах. Приблизительно сто пятьдесят лет тому назад Девятке пришел неожиданный конец, когда Лаэраль Среброрукая – впоследствии леди-маг Глубоководья, супруга знаменитого архимага Келбена Арансана – стала одержима Короной Рогов. Богом, или тем, что от бога осталось.

А Парящий Клинок хранит в себе другого.

Благодаря большому количеству монет, потраченных на отряды авантюристов, куда менее опытных, чем Девятка – авантюристов, которые все были уже мертвы, благодаря все тем же монетам Грозозмеев – Марлин знал, как управлять призраком синего пламени.

И знал, где найти защищенную палату для чародейства, в которой можно проверить свой контроль над призраком, и где даже Ганрахаст не сможет его засечь.

Более того, пока Лотрэ сам не найдет еще двоих призраков, некий Марлин Грозозмей может спокойно заниматься собственными, кхм, «подлыми замыслами».

Он хмыкнул, глядя как магическая печать вспыхнула и стала угасать, когда начал плавиться пояс. Горячо в этих печах.

Затем Марлин развернулся, устроил чашу в своей руке и начал долгую прогулку по поместью, чтобы взять Парящий Клинок.

В одном из многочисленных высоких окон, мимо которых он проходил, первые лучи зари освещали стремительно отступавший мрак ночи.

Приближался день, и было как раз самое время для начала веселья.

***

– Амбиции сгубили многих, юный Грозозмей, – довольно прошептал Мэншун. – Среди них есть даже Фзоул Поклонявшийся Слишком Многим Богам, и самодовольный, гордый Избранный Мистры – Эльминстер из Долины Теней. Я и сам несколько раз становился жертвой собственных амбиций. Берегись, Король Марлин, Тайный Лорд Глубоководья или кем ты там хочешь сначала стать, чтобы амбиции не привели к твоему стремительному и преждевременному краху. О, нет. Ты нужен мне – ровно до тех пор, пока я сам не решу от тебя избавиться.

Глава 13
Вообще ничего смешного

Амарун резко проснулась, ее разум бил тревогу. Вот еще раз, и точно не во сне. Еще один шорох. Где-то рядом.

Она заснула над своими бумагами, головой на груде пергамента на столе. В этот раз пятен от чернил на щеке не осталось – хорошо. Вокруг было темно. Ее свеча – огарок, точнее – уже погас.

Так где же...

А, вот опять. В этот раз, несмотря на непроглядную тьму вокруг, она знала, что это за звук и откуда он донесся.

Кто-то пытался лезвием ножа поддеть защелку на ее ставнях.

Очень осторожно.

– Это не сработает, – спокойно заметила она, уходя насколько могла бесшумно от места, где произнесла эти слова, к стене сбоку от закрытого ставнями окна, куда пытались проникнуть. В руках у Амарун оказалось копье, хранившееся под кроватью.

– Я тебя разбудил, да? – спросил знакомый грубый голос из ночи по ту сторону ставень. – Для тебя есть работа, Рун. Это Расгул, если ты еще не узнала по голосу. Я один.

– Какого сорта работа?

Городские воры, которые не соблюдали осторожность, жили недостаточно долго, чтобы обзавестись горьким опытом.

Не то, чтобы воровство было у нее в крови – насколько воровские таланты вообще могут быть в крови. Большинство историй настаивали на том, что она – дочь легендарного Старого Мага Долины Теней, Эльминстера.

– Нужна подпись на фальшивом контракте, – прохрипел Расгул, врываясь в ее мысли – и вообще, почему она об этом думает? Боги, что даль...

– Скопируй подпись, которую я принес, – добавил он. – Подбери похожие чернила, если сможешь.

Амарун издала звук, который был наполовину хмыканьем, наполовину вздохом, открыла защелку на ставнях и раскрыла блеклый светящийся камень с трещиной, лежавший на столе у окна. Его свет был немногим ярче мрака, и неудивительно; камень был сломан, когда она его украла, а это было очень, очень давно.

В те дни, когда у нее было куда больше монет, чем прямо сейчас, и когда Амарун не беспокоилась, сколько дней жизни у нее будет, чтобы их потратить.

Она отбросила эти мысли и убрала железный прут, который держал ставни закрытыми.

– Внутрь, – приказала девушка, приготовив к стрельбе два арбалета. Расгул всегда был честен с ней, но, как говорилось, его первая ложь могла стать ее последним сюрпризом.

Седой старый мужчина в шрамах, ждавший снаружи, отдал ей свой нож, рукоятью вперед, затем протянул пустые руки для осмотра. Она схватилась за одну, наполовину втянула его в комнату, потом остановилась, прижав его к подоконнику, чтобы убедиться, что Расгул один и не пытается выхватить спрятанное оружие.

Веревка с узлами, по которой он вскарабкался, свободно развевалась в ночном воздухе снаружи – заметно было, что на ней не висит другого веса. Снаружи тоже никто не прятался, насколько она могла судить – а Расгул всегда работал один. На ближайших крышах не было заметно подозрительных силуэтов, и каждое окно в ее поле зрения было темным и закрытым, как обычно в этот час.

Расгул не шевелился под ее твердой рукой. На его спине висел мешок, обшитый короткими рейками, чтобы защитить бумаги внутри, и хотя у Расгула наверняка были спрятаны удавка и еще один нож в сапоге, Амарун не видела ничего, что угрожало бы ей прямо сейчас.

– Внутрь, – резко скомандовала девушка, взявшись за створку ставень, чтобы в случае необходимости ударить его по голове. Расгул упал на пол, хрюкнул, поднялся, взявшись за вторую створку, двигаясь медленно, чтобы не встревожить ее.

Он повернулся, закрыл ставни, поставил железный прут на место, закрыл защелку. Затем потянулся к другому пруту.

Амарун отдала и второй прут, держа копье у горла мужчины. Тот вздохнул, пробормотал что-то о доверии, которое в наши дни встречается все реже и реже, и закончил со ставнями.

Затем Расгул опустился на колено, медленно развел руки в стороны, чтобы продемонстрировать, что не тянется за спрятанным оружием. Осторожно высвободившись из лямок заплечного мешка, он снял свою ношу со спины.

– Контракт, – пробормотал он, – это соглашение...

– Я не хочу знать.

Их обычные фразы. Расгул развернул один документ, так, чтобы она увидела только подпись, позволил Амарун долго и пристально ее рассмотреть. Обычные чернила, насколько девушка могла судить. Она зажгла одну из своих драгоценных свечей, чтобы получше разглядеть их оттенок.

– Четыре льва, – твердо заявила она.

Расгул знал, что торговаться бесполезно. Откуда-то из своих грязных лохмотьев он извлек кошель – не тот, что висел у него на поясе – и медленно разложил дугой вокруг ее подсвечника четыре золотых монеты, каждая плотно прилипала к его среднему пальцу, пока он беззвучно не опускал монету на стол и не оставлял ее там.

Затем он кошелем и светящимся камнем прижал документ с подписью и достал контракт, который требовалось подписать.

Сначала она пригляделась к тростниковой бумаге, на которой он был написан. Затем вгляделась в подпись.

Амарун достала несколько пузырьков с чернилами, подходящие перья, несколько клочков бумаги, чтобы попрактиковаться. Расгул ждал в терпеливом молчании. Когда-то и его руки были достаточно молоды, сильны и здоровы для такой работы; но он знал, что для этого требовалось, и знал, насколько Амарун хороша.

Она вытерла лоб краешком халата, зная, что вспотеет еще до окончания работы.

Затем девушка откинулась назад в кресле, чтобы глубоко вдохнуть, будто засыпая, и позволила рукам снова и снова повторять движения подписи, пока они не стали привычными и естественными.

Расгул одобрительно кивнул, продолжая ждать.

Амарун подписала документ плавным, быстрым движением и откинулась назад, чтобы снова вытереть пот.

Идеально, на ее взгляд – а она оценивала такие вещи не менее критично, чем любой ростовщик.

Седой старик сидел неподвижно, как камень, ожидая, пока просохнут чернила. Он доверил Амарун решать, когда контракт можно будет снова свернуть, и позволил девушке самой упаковать документы в обертку, в которой он их принес, и положить обратно в мешок.

– Спасибо, подруга, – сказал он, не поднимаясь с места.

– Пожалуйста, – равнодушно ответила она.

– Лучше я пойду. Надо забрать остаток моих соколов...

Клинок, просунувшийся в комнату между ставнями в это мгновение, был намного длиннее ножа Расгула и сверкал куда ярче.

– Спасибо, не этой ночью, – спокойно произнесла Амарун, слегка повысив голос. – У меня здесь уже есть дела.

– С ними будет покончено, если я вернусь через два часа? – говорила женщина, незнакомая, и с острым языком.

Амарун закатила глаза.

– И какова цена моего сна этой ночью?

– Заплачу вдвое. Просто небольшая копия.

– Два часа, – согласилась Амарун, услышав, как голос снаружи согласно повторяет эти слова, уже удаляясь.

Только тогда она заметила, что Расгул лежит на полу, закрыв обеими руками рот.

Девушка присоединилась к нему, легла достаточно близко, чтобы прошептать на ухо:

– Что?

– Это она! – прошипел Расгул, широко распахнув глаза от ужаса.

– Кто она? Видишь ли, она и я не единственные женщины в Сюзейле этой ночью.

– Та, чье имя ты только что... – Расгул панически зажестикулировал, указывая в сторону мешка, затем огляделся вокруг. – Я должен уйти и убираться отсюда!

– Ох, Расгул, – вздохнула ему на ухо Амарун так тихо, как только смогла. – Дай я надену сапоги и выведу тебя погребами. Ход проходит под погребом сапожника и соединяется с погребом Татлина – гонца – через две двери от меня. Хотя он, наверное, возьмет с тебя золотой лев за то, чтобы ты надел его плащ и шляпу и вышел с его парнишками. Так что твои соколы тебе пригодятся.

Он сдавленно выругался.

– Нет, для этого у тебя недостаточно денег, – весело ответила Амарун, отползая за пределы досягаемости мужчины.

Расгул мрачно взглянул на девушку. Потом, медленно, его лицо исказилось в кривой ухмылке, проступившей сквозь выражение ужаса.

Ухмылка сменилась изумленным неверием, когда Амарун развязала свой пояс своего халата и позволила ему упасть на пол.

– Я собираюсь надеть тебе повязку на глаза, – промурлыкала она, подходя к нему, и так и поступила, использовав пояс. Он не стал сопротивляться, когда Амарун осторожно помогла ему подняться на колени.

– Попробуй снять его, и умрешь, – предупредила девушка.

Старик осторожно кивнул.

– Ползи вперед, – прошептала ему на ухо Амарун. – Прямо, как стрела, и медленно, чтобы не наткнуться на меня. На нашем пути будут несколько мест, где ты легко можешь найти свою смерть по неосторожности. Очень легко.

– Понял, – пробормотал он. Потом, осторожно придерживая свой мешок, он стал ползти за ней.

***

Амарун снова сглотнула. От страха у нее пересохло горло.

Она только надеялась, что лицо остается таким бесстрастным, каким девушка пыталась его сохранить. Ее комнаты никогда раньше не казались такими маленькими и бедными.

Амарун ненавидела и боялась своей новой клиентки, и подозревала, что женщина об этом знает – и забавляется.

На столе между ними блестело лишь два золотых льва.

С другой стороны стола стояла женщина, положившая их туда. Та, которую Амарун никогда раньше не видела, гибкая, стройная, одетая в черную кожу, укрывавшую ее от головы до острых кончиков сапог, скрывавшая лицо маской, которая оставляла открытыми только рот и большие, по львиному яркие желтые глаза. Та, которая назвалась Талан и сжимала в руке меч.

Клинок его поглощал весь свет, не испуская даже слабенького мерцания, источая безмолвное нечто, от чего Амарун тошнило даже через стол.

Обладательница меча была такой же ловкой, как сама Амарун, и вероятно, куда более опасной в любом бою. Стоит ей пожелать смерти лучшей танцовщицы Драконьих Всадников, и Амарун будет обречена.

– Я предлагаю тебе щедрую плату, – промурлыкала Талан, – и не думаю, что в твоем положении можно торговаться, Тихая Тень. Или ты предпочитаешь, чтобы тебя звали Амарун Лиона Амальра Белая Волна? Единственная дочь Бельтара, последняя в своем роду, которую страшно рады были бы найти Хелхондреты и Ильмбрайты. Они хотят вернуть свои драгоценности, маленькая Рун.

Амарун глядела на свою гостью, не зная, что сказать, сражаясь с собой, чтобы лицо ее оставалось спокойным, как камень.

Она знает. Она знает обо мне все. Но как?

– О, я знаю, что сундука с камнями у тебя больше нет, – добавила Талан. – Я знаю. Какая жалость, что в этой краже обвинили Бельтара; мне он был куда полезнее живым. Почти таким же полезным, какой будешь ты, маленькая Рун.

Ее голос стал мягче, и при этом каким-то образом более жестоким.

– Одно мое слово, и гордые кормирские боевые маги вывернут твой разум наизнанку, изучив все твои маленькие секреты и в оплату за это оставив тебя пускающей слюну идиоткой. Так что либо ты принимаешь эту судьбу, либо повинуешься мне, выполняя маленькие поручения по всему Сюзейлу. У меня накопился целый список поручений, и некоторые из них слишком грязные для моих рук. Целый список; надеюсь, тебе хватит жалких крох сна.

Женщина отошла на несколько шагов.

– Я вернусь с первым из этих поручений через четыре ночи. Можешь гордиться, маленькая Рун: теперь ты моя «грязная рука», а я довольно строго выбираю своих агентов.

– Горжусь, – невыразительно ответила Амарун.

Губы Талан искривились – скорее в оскале, чем в улыбке.

– Четыре ночи, – промурлыкала она, попятилась к окну и исчезла, пропав из виду в зловещей тишине.

Что-то удержало Амарун от того, чтобы подбежать к окну, ставни которого медленно покачивались в первых блеклых лучах зари. Каким-то образом она знала, что ее новую клиентку нигде не будет видно. Уж точно Амарун не увидит распростертое на мостовой изломанное тело.

Если Талан летела, извивалась, или спускалась по отвесной стене и была на самом деле каким-то ужасным монстром, Амарун могла бы узнать об этом... но, по правде говоря, даже знать ничего не желала.

Так что она стояла на месте, задыхаясь, будто пробежала несколько миль. Задыхаясь от ужаса, который все не желал проходить.

Почему жизнь должна была становиться мрачнее и мрачнее, все более и более сложной? Почему все не могло быть как в дамских книжечках, где каждая танцовщица в маске получает собственного сногсшибательно красивого благородного лорда, который влюбляется в нее, забирает в свой замок, чтобы швырнуть к ее ногам бесчисленные богатства, женится на ней, и потом они живут долго и счастливо?

– Проклятье, – прошептала она в знакомую тьму вокруг. Та, как обычно, не ответила.

***

Как бы она не ворочалась и не крутилась, постельное белье промокло от пота и пристало к телу, и Амарун боролась с ним, прокручивая в голове сцену за сценой своего неотвратимого рока. Сон не шел.

И это значит, что она будет красноглазой и уставшей в следующий раз, когда выйдет на сцену клуба Драконьих Всадников. Что, в свою очередь, значит, что она заслужит неодобрительную гримасу от Тресс и получит монет меньше обычного.

–  Проклятье, проклятье, проклятье, проклятье, проклятье, – прошипела Амарун в потолок, скорее от отчаянья, чем от гнева, перекатившись на спину и отбросив влажную простынь. – Что же мне делать?

В ее сознании тут же появился образ. Ухмыляющееся лицо Арклета Делькасла, этого беззаботного, бездельничающего, свободного от любых проблем знатного лорда. Наследника дома – а это означало, что ему никогда не придется ни о чем волноваться, и ни секунды своей жизни не придется работать, и никогда не придется задумываться о том, откуда берутся его деньги.

Амарун должна была ненавидеть его за это – ненавидела самые грубые его шутки и то, как он с ухмылкой бросал монеты в самые интимные ее места, и его постоянное безмятежное веселье – но почему-то...

Разозлившись, девушка отбросила этот образ, пытаясь думать о Талан и о том, кем же она может быть, как это можно узнать и использовать против нее – лишь затем, чтобы  видение юного лорда Делькасла вернулось, ухмыляясь и подмигивая ей, как будто от него могла быть какая-то польза...

Она замерла, а затем издала взволнованный свист, долгий и низкий. Возможно, в этом от него может быть польза. Ясно же, что Амарун ему нравилась; даже если просто как мимолетное завоевание. И это должно дать ей преимущество, чтобы манипулировать им.