Текст книги "Русские подвижники 19-ого века"

Автор книги: Е. Поселянин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 31 страниц)

Старица простилась с монахинями, просила игуменью положить ее в схиме, тайно ею принятой, и погребсти ее у ног любимой ею старицы Акилины. Приняв святое причастие и проводив св. Дары до дверей, она заперла сени, разостлала на полу рогожку, легла на ней с распятием и свечою в руке, закрыла глаза – и опочила.

Это было 23 сентября 1828 г. Она прожила 91 год.

Ее тело готовили к погребению три ближайшие монахини; они обливались слезами и не опомнились, как Евпраксия очутилась в их руках в сидячем положении. Она сидела с поникшей головой и с опущенными на колени руками, сияя чистотою изможденного подвигами старческого образа.

Ее погребли на пятый день по кончине; тело ее издавало благоухание. Игуменья не исполнила ее просьбы о месте погребения и о схиме. Верная Елпидифора тайно подложила схиму в гроб. О своем посвящении в схиму Евпраксия кратко выразилась однажды этой монахине: "Бог послал мне ангела своего посвятить в схиму".

После нее в запечатанном ларчике нашли вериги и пакет в 250 руб., с подписью. "На погребение и поминовение убогой Евпраксии". Это был скопленный ею во всю жизнь доход от чтения псалтири. На могиле Евпраксии, за окном главного алтаря Успенской церкви лежит плита с надписью, иссеченною ее рукою задолго до кончины.

Большая часть сведений о жизни этой подвижницы сохранилась, благодаря монахине Елпидифоре, которая пользовалась доверием старицы и сопровождала ее иногда на Абрамовщину.

В книге "Третьеклассный Староладожский Успенский монастырь" (изд. 1871 г.), по которой составлена настоящая статья, описано несколько явлений и чудес старицы Евпраксии. Так, деревенская расслабленная девочка видела во сне благообразную старицу, худую и небольшого роста, в шапочке, мантии и с жезлом в руках. Она повелела ей свести себя на Абрамовщину, обмыться водою из колодца и отслужить молебен кресту и панихиду по игумении Евпраксии, обещая тогда полное исцеление. Исполнив повеление, девочка совершенно выздоровела.

Самоотверженная жизнь, нравственная крепость и великая сила религиозного одушевления ставят игуменью Евпраксию Староладожскую в число замечательных русских женщин.

ОТЕЦ НАЗАРИЙ, ИГУМЕН ВАЛААМСКИЙ

Отец Назарий, в миру Николай Кондратьевич, сын причетника села Аносова, Тамбовской губ., и жены его Мавры, родился в 1735 г.; на семнадцатом году ушел в Саровскую пустынь, в 1760 г. пострижен и в 1776 г. посвящен в иеромонахи. О. Назарий строжайшим образом соблюдал устав. Чтение священное было пищею его души. Его мысль была настолько проникнута божественным, что для дел мирских он не знал и слов, как говорить о них. Когда же говорил он о Боге, то слушатели забывали время. Все свои беседы он основывал всегда на изречении Св. Писания. Слово его было прямо, право и резко; с виду он был строг и как бы неприступен, но сила его слов привлекала к нему сердца. Одежда его близка была к рубищу. Слава о его подвижнической жизни достигла и до Петербурга.

Митрополит Гавриил, задумав восстановить древнюю обитель Валаамскую, искал способного и духовного инока в настоятели, и выбор его остановился на о. Назарии. Из епархии и пустыни, желая удержать подвижника, ответили, что он человек малоумный и неопытный в духовной жизни. Митрополит, понимая смирение Назария, ответил: "У меня много своих умников, пришлите мне вашего глупца". В 1782 году о. Назарий определен строителем Валаама.

Обитель, расположенная на острове Валааме, среди Ладожского озера, представляющая особое удобство для иноческой жизни, давшая таких великих отцов, как преп. Александр Свирский, Кирилл Белозерский, Герман, Савватий, находилась в полном упадке. Она состояла за штатом, средств к содержанию не было, здания рушились, немногочисленное братство состояло из престарелых людей. Некому было служить, некому стоять на клиросе.

При о. Назарии возник внутренний четыреугольник обители, состоящий из каменных собора, двух церквей, ризницы, трапезы и келлий. Монастырь включен в число штатных монастырей, и штат определен в 30 человек; строитель возведен в сан игумена; императором Павлом пожалованы монастырю Кюменские рыбные ловли, главный источник его содержания. По воле митрополита Гавриила, о. Назарий ввел в Валааме общежительный устав Саровской пустыни и установил три рода жизни: общежительный, схимнический и пустынный. Слава о Валааме стала расходиться по православному миру; даже приходившие в него афонские иноки смотрели на него с удивлением, говоря, что по внутреннему устройству он выше афонских монастырей.

Всюду подавал о. Назарий всем пример своею жизнью. Строгий исполнитель устава, во всех трудах общежития, во всех работах монастырских подвизался он впереди всех. Особенно любил он безмолвие и удалялся на целые недели в уединенную пустыню.

Кроме восстановления древнего Валаама, о. Назарий оказал великую услугу делу православной проповеди в русских северо-американских владениях. По благословению Св. Синода, он избрал из братии Валаама десять человек миссионеров. Из них особенно памятны: архимандрит Иоасаф, начальник миссии, возведенный в сан архиерея и утонувший, иеромонах Ювеналий, принявший мученическую кончину, и монах Герман.

Сохранились рассказы о следующих двух случаях из жизни о. Назария.

В царствование Екатерины II у Петербурга произошло морское сражение со шведами. Весь город был в страхе, митрополит молился, заключившись в келлии. В это время о. Назарий настоятельно потребовал свидания с митрополитом и уверил его в победе и безопасности. В подтверждение своих слов показал на стороне моря души убитых воинов, восходящих на светлых облаках к небу. Тогда митрополит ободрил императрицу.

При императоре Александре I сановник К. подвергся царской немилости; его жена умоляла о. Назария молиться за мужа. Тот обещал попросить царских приближенных.

– Всех уже просила, – отвечала жена опального.

– Да не тех, кого надо, – ответил о. Назарий и, взяв у К. много мелких денег, отправился раздавать их бедным. Только к вечеру он раздал все, и вернулся в обеспокоенную семью со словами: "Ну, слава Богу, обещали все приближенные царские просить за вас". Вслед затем пришло известие, что дело кончилось благополучно. Тогда, отвечая на вопрос, объяснил о. Назарий, кто те приближенные, которых он просил и какого царя.

Когда был предпринят перевод с греческого великой подвижнической книги "Добротолюбие", митрополит Гавриил предписал ученым переводчикам советоваться во всем с духовными старцами и прежде всего указал на о. Назария. "Они из опыта лучше вас понимают духовные истины", – сказал митрополит.

В 1801 году о. Назарий испросил себе увольнение на покой. Сперва он уединился на Валааме в своей отшельнической келлии, куда удалялся и раньше, занимаясь молитвою и рукоделием. Но обстоятельства принудили его покинуть Валаам.

Выбирая место для пустынножительства, о. Назарий отправился в область черноморских казаков. По дороге, в Воронежской губернии, о. Назарий пристал однажды у одного священника. Когда пришло время для служения воскресной всенощной, священник объявил старцу, что он никогда не служит, так как храм бывает пуст, и не для кого служить.

– Храм не может быть пуст, – отвечал старец, – в нем находится ангел, блюститель престола Господня. И потом, если не пойдут прихожане, то пойдут ангелы, хранители душ их; ибо при всяком славословии Божием ангелы первые бывают и сослужители и сославословители, и они бы наполнили вашу церковь. Если бы вы молились о пастве вашей, Господь повелел бы ангелам возбуждать их души к молитве. Какой же ответ, в день страшного суда, дадите вы о погибели ее, когда не употребляете никаких мер для ее спасения!

Священник просил старца наставлять его, и о. Назарий посоветовал немедленно отслужить всенощную, которую они вместе и отправили по чину. В церковь пришли старики, созвали еще кой-кого из своих, так что всего собралось до 30 человек. При выходе из церкви старец пояснил необходимость ходить в церковь. К обедне народу собралось несколько больше. После обеда стал собираться на погост народ, для веселья. "Пойдем и мы, сказал о. Назарий священнику, возьмите Четью-Минею". Придя на погост, они сели, и священник стал читать житие дневного святого, в промежутках о. Назарий говорил от себя наставления. Сперва подошли старики, потом кое-кто и помоложе. Ежедневно священник стал служить обедню, и число прихожан умножалось, о. Назарий не пропускал случая беседовать, пока не отправился в дальнейший путь.

Не найдя себе удобного места в земле черноморских казаков, о. Назарий поехал назад чрез то же село, и как раз прибыл туда в воскресный день, к благовесту. Народу было у церкви множество, и народ с восторгом встретил старца, которого успел полюбить. После обедни священник, указывая о. Назарию на то, что не только храм, но и паперти полны молящимися, сказал предстоящим, что это – плод молитв о. Назария. До конца жизни о. Назарий поддерживал переписку с этим священником.

Вернувшись в Саров, где полагал начало монашеству, о. Назарий устроил себе пустынную келлию в лесу, при речке Саровке. Когда хватало сил. он в ночное время ходил по лесу, совершая на память молитвословие 12 псалмов, и к рассвету возвращался в келлию. Не раз встречался он с медведями, которые не трогали его, и он их не боялся.

Многие отшельники поверяли ему свои помыслы. В Тамбовском и Нижегородском краю образовалось под его руководством много женских общежитий. Имея дар прозорливости, о. Назарий видел обнаженными человеческие мысли и грехи. Делатель умной молитвы, так писал о ней старец: "Помолимся духом, помолимся и умом. Взойдите-ка в слова апостола Павла: "Хощу реши лучше пять слов умом, нежели тысячу языком". Изобразить не могу, сколь мы счастливы, что сии пять слов удостоилися говорить. Что за радость! Господи Иисусе Христе, помилуй мя грешного. Вообразите-ка: Господи, кого я называю? Создателя, Творца всего, Кого вся небесные силы трепещут. Ум и сердце собрать во едино, глаза закрыть, мысленные очи возвести к Господу. О сладчайший и дражайший Господи, Иисусе Христе Сыне Божий!"

После пятилетнего пребывания в Сарове, о. Назарий скончался, 74 лет – 23 февраля 1809 г. и погребен у алтаря теплой церкви.

После отца Назария осталось "Старческое наставление" – содержащее советы монашествующим. Вот некоторые отрывки из него.

Наставление о молитве, особенно в церкви. – Рассмотри, любезный брате, нижеследующее предписание, служащее ко спасению нашей души, а именно: 1) в полунощи непременно восстани, прежде утреннего славословия, стани перед Богом и чистосердечную пролей к нему молитву несколько времени, так, как сказано о сем ниже.

Приспевшу же времени утреннего славословия, с усердием, восстани и поспеши, как можно, к началу богослужения церковного; а притекши в церковь, на соборную молитву, стани на удобном месте, собери все силы мыслей твоего разума, дабы не мечтали и не летали по всем странам, качествам злым и предметам, возбуждающим наши страсти.

Старайся как можно углубить крепко в сердце твое чтение и пение церковное, и оное напечатлеть на скрижалях его.

Внимай без лености, не ослабевай телом, не прислоняйся к стене или к столбу церковному; но нозе соедини равно одну с другою, и руки приложи к персям; главою поникни к земли, а ум устреми в небесные селения.

Берегись, как можно, чтоб отнюдь не сметь не только о чем-нибудь разговаривать, но ниже бы на кого, или на что очима воззреть. Внимай чтению и пению церковному, старайся, как можно, не допустить празднословити уму своему.

Если не можеши понимати, слушая пение и чтение церковное, то с благоговением тайно твори молитву имени Иисусову, следующим образом: "Господи Иисусе Христе Сыне Божий, помилуй мя грешного". Старайся углубить сию молитву в душу и сердце твое; твори оную умом и мыслью, не попускай оной ни на малое время удалиться от уст твоих; соединяй оную как можно с дыханием твоим и сколько сил твоих есть, старайся при сем нудить себя к сокрушенью сердечному, да не без слез каешися о гресех твоих. Если же нет слез, то должны быть, по крайней мере, сокрушенье и стенанье сердечные. Наблюдай, дабы церковные службы не проходили без сего.

Наставление для времени после церковного богослужения. По окончаньи церковного славословья, исходя в келлью свою из церкви, берегись, как можно, дабы отнюдь ни с кем не стати и ничего не глаголати. Паче же всего хранися вредного празднословья и смеха; но гряди спешно в келлию свою, не испущая из уст ума своего и мыслей молитву Иисусову.

Пришедши в келлию, затвори дверь, и, аще можеши, то стани, и с усердьем, вниманьем и благодареньем, помолись немного о себе, о родителях, благотворителях и о всем мире; положи несколько земных или поясных поклонов с молитвою.

Посем возьми книгу и мало почитай.

Аще же изнеможеши от утружденья, либо от болезни, или от старости лет своих, то можешь по сим причинам и отменить сии труды; а вместо сего несколько молиться, сидя или лежа с четками.

При выполнении всего показанного обуздай, как можно, ум и мысли твои молитвою; берегись, дабы и мысли твои не парили к предметам неполезным и вредным душе.

Тако подобает творити и оберегать себя непременно после всякого церковного правила. Отдохнувши же мало и соделавши по наставлению, как сказано, если имеешь врученное тебе какое дело или общее послушание для телесных трудов, то принимайся за оное так, как за определенное тебе от самого Христа, а не как от человека. Посему восставай спешно, с любовью пребывай в служении, без роптания трудися, измождая свою плоть.

Если ж нет порученного тебе дела служения, то делай свое, какое имеешь рукоделие, или чтением книжным насыщай и назидай душу твою или иным чем, не препятствующим нашему спасению. Внимай сему крепко, чтоб отнюдь не быть в своей келлии праздному. Ибо праздность первая всему злу учительница, и аще она вкоренится в кого, тому много трудов предлежит для истребления оной.

О пребывании в келлии и о исхождении. – Береги себя прилежно и в сем: не исходи безвременно из келлии твоей, кроме необходимой нужды, чтоб послушать, любви ради ближнего, или чтоб немощному послужить, или если от настоятеля или от ближнего по любви куда пошлешися, или к отцу духовному, по Бозе наставляющему тя, пойдеши.

Наблюдай же прилежно и сие: если выйдеши из келлии твоей по объявленным благословным причинам, то, идучи, старайся, как можно, не глядеть никуда по сторонам и не любопытствуй очами ни на что.

А если на пути нечаянно встретится кто с тобою, или увидишь вредное что, или неких усмотришь между собою безвременно беседующих; то берегись, да не сядеши или станеши с ними; даже берегись и помысла сего, не стать ли мне с ними, и услышать, что глаголют; но с молчанием поклонися им, и мимо их иди за своим делом в путь свой. И аще будут они к тебе что говорити, или останавливати, то ты паки поклонися им, говоря: простите, иду за делом, и имею нужду поспешить исполнением послушания; и отбегай скорее на свое дело или к пославшему тя. Помышляй сии Давидовы слова: "Блажен муж иже не иде на совет нечестивых и на пути грешных не ста".

Пришедши к тому, к кому ты послан, также старайся, как можно, чтобы излишнего не говорить, или не сидети без нужды; но, исполнив порученное тебе, скорее в келлию твою возвращайся с покойным духом.

О причащении Божественных Тайн. – Как скоро увидишь иерейскую руку, простираемую со святым таинством и ко устам твоим приносящую, то не думай, что ты от иерейской руки оный божественный дар принимаешь, но воображай и веруй от всея души, что приемлешь от руки самого Христа невидимо стоящего и во уста тебе оный влагающего. Воображай и веруй несомненно, что ты точно яси самую Владычню плоть, теперь от живого и животворящего состава телеси Его отделенную, и аки теперь из самого ребра Христова текущую кровь и воду пиеши; что видиши на кресте висящего Христа, и теперь из ран Его сосеши кровь и свет, и жизнь. Тако причащайся, тако веруй несомненно; тако воображай беспрестанно в уме своем.

МИССИОНЕР, МОНАХ ГЕРМАН

Монах Герман, из Серпуховских купцов, 16-ти лет от роду вступил в Сергиеву пустынь (под Петербургом). Во время пребывания в ней получил он чудесное от пресвятой Богородицы исцеление в постигшем его недуге. 21–22 лет он перешел на Валаам. Всею душою он привязался к этой обители и ее игумену Назарию. Удаленный от них, он писал, что память о Валааме «не изгладят из его сердца ни страшные непроходимые сибирские места, ни леса темные, ни быстрины великих рек не смоют, даже грозный океан не угасит чувств оных».

Несомненно, что о. Герман весьма скоро достиг высокой духовной степени, потому что мудрый игумен благословил ему жить в пустыне, в глухом лесу, в полутора верстах от обители; место это и поныне называется Германово. По праздникам о. Герман приходил в монастырь и со слезами певал на клиросе.

В 1794 г. Св. Синод отправил десять валаамских монахов, и в числе их о. Германа, проповедывать Евангелие на новоприсоединенных к России Алеутских островах. Несколько тысяч были просвещены, заведена школа, выстроена церковь, но к 1800 году остался из миссии один о. Герман: иеромонах Ювеналий принял мученическую кончину; начальник миссии, архимандрит Иоасаф, удостоенный уже епископского сана, утонул со свитою.

О. Герман жил на небольшом и живописном острове Еловом (названном им "Новым Валаамом"), отделенном проливом версты в две от острова Кадьяка, где устроен был деревянный монастырь и церковь.

Выкопав себе пещеру в земле, о. Герман провел в ней лето. Когда американская компания выстроила для него келлию, он предназначил пещеру для своей могилы. У келлии был огород, а вблизи деревянная часовня и деревянный домик для училища и посетителей. На этом месте о. Герман подвизался более 40 лет. Жизнь его была в высшей степени сурова. Он таскал для топлива большие деревья, которые могли бы снести только четверо, возделывал огород, принося для удобрения его в громадном коробе морскую капусту; на зиму делал запасы грибов и соли, добывая ее из морской воды. Все добытое он употреблял на пищу, одежду и книги для своих воспитанников-сирот.

Воздержание о. Германа было удивительно; он в гостях чуть отведывал за обедом какого-нибудь блюда, а в келлии довольствовался малою частью овощей или рыбы.

Одежда его, неизменная зимою и летом, в бурю, дождь и метель, – состояла из оленьей кухлянки (рубашки), без белья, которую он носил, не снимая, по 8 лет, сапог, подрясника и заплатанной рясы. Постель состояла из узкой скамьи с изголовьем из кирпичей; одеяла не было; деревянную доску, лежавшую на печке, о. Герман называл одеялом своим и завещал покрыть ею себя в могиле. Тело свое, изнуренное бдением, сокрушал он 15-фунтовыми веригами. После смерти они найдены были, или, как говорят другие, сами выпали в часовне. "Трудную жизнь, говорят алеуты, вел апа (дедушка), и никто не может подражать его жизни". Кроме этих внешних подвигов, всякую минуту жизни предстоял о. Герман Творцу своему. Из келлии его слышалось совершаемое им монастырское богослужение, и, ведя жизнь как человек, разрешившийся от плоти, он стал как бесплотный, и, на вопрос, как он не соскучится, отвечал: "Я не один! Там есть Бог, там есть ангелы святые. И можно ли с ними соскучиться!"

Об отношениях своих к туземцам, к которым Промысл Божий послал о. Германа, он писал так правителю колонии Яновскому: "Я нижайший слуга здешних народов и нянька, от лица их пред вами ставши, кровавыми слезами пишу вам мою просьбу: будьте нам отец и покровитель. Мы всеконечно красноречия не знаем, но с немотою, младенческим языком говорим: "отрите слезы беззащитных сирот, прохладите жаром печали тающие сердца, дайте разуметь, что значит отрада". Понимая, что народ этот находится во младенческом состоянии, о. Герман жалел его как малого ребенка; он заступался за него пред начальством; никого не боясь, распаляемый ревностью Божественною, и не взирая на лица, обличал он некоторых начальствующих в недостойном поведении и притеснении алеутов. На него вооружались злобою, клеветами, писали в Петербург, что необходимо выселить его, что он возмущает против начальства; один Бог хранил его в этих притеснениях.

Алеуты часто приходили к нему. Он помогал им, разбирал их неприятности, мирил; нежно любил он детей, оделял их сухариками, сам пек им крендельки. Особенно ясно высказалось самоотвержение о. Германа во время повальной язвы, занесенной в Кадьяк кораблем из Соединенных Штатов. Не было ни лекарств, ни докторов; люди умирали в три дня. Ужасное зрелище представляли большие сараи, служившие жилищами алеутов. До ста человек лежало в повалку – живые рядом с остывшими уже мертвецами; там кончались, тут слышались раздирающие стоны. По охладевшим грудям умерших матерей ползали голодные дети, с воплем искавшие себе пищи. Во все время этой грозной беды, длившейся месяц, о. Герман ходил утешителем среди этого земного ада, увещевая терпеть, молиться и каяться.

Для просвещения алеутов, о. Герман устроил жилище для сирот и сам учил их Закону Божию и церковному пению. В воскресные и праздничные дни он собирал алеутов в часовню. Часы и разные молитвы читал ученик его, пение совершалось, и очень хорошо, сиротками, а сам старец читал Апостол и Евангелие и устно поучал народ. Увлекательные беседы эти, чудною силою действовавшие на слушателей, собирали множество народа. Одна молодая женщина, Софья Власова, услыхав от о. Германа о воплощении Сына Божия и вечной жизни, умолила старца разрешить ей остаться на острове, и сделалась надзирательницею детей. Умирая, старец завещал ей остаться на Еловом, и похоронить ее по смерти в своих ногах.

По смирению, отказавшись от сана иеромонаха и архимандрита, который ему предлагали, не имея официального звания, о. Герман был отцом бедного, заброшенного племени, к которому послал его Бог.

Но не на одних только алеутов оказывал влияние о. Герман. Его светлый образ неотразимо действовал на всех соприкасавшихся с ним, – а большинство таких лиц были моряки.

"Мне было тридцать лет, – рассказывает один из них, – когда я встретился с о. Германом. Я воспитывался в морском корпусе, знал многие науки и много читал; но, к сожалению, науку из наук, т. е. Закон Божий едва понимал поверхностно, и то теоретически, не применяя к жизни, и был только по названию христианин, а в душе и на деле вольнодумец, деист. Я перечитал много сочинений безбожных Вольтера и других философов XVIII века, и не признавал божественности и святости нашей религии. Отец Герман тотчас заметил это и пожелал меня обратить. К великому моему удивлению, он говорил так сильно, умно, доказывал так убедительно, что мне кажется, никакая ученость и земная мудрость не могли бы устоять против его слов.

Ежедневно беседовали мы с ним до полуночи, и даже за полночь, о любви Божией, о вечности, спасении души, христианской жизни. Сладкая речь неумолкаемым потоком лилась из его уст. Такими беседами и молитвами святого старца Господь совершенно обратил меня на путь истины. Всем я обязан о. Герману; он мой истинный благодетель.

Своими беседами о. Герман обратил одного морского офицера-лютеранина в православие. Однажды старца пригласили на пришедший по Высочайшему повелению фрегат, где было 25 офицеров. Эту компанию образованных людей одетый в рубище монах привел в такое положение, что они не знали, что ему отвечать. "Мы были, – рассказывал капитан, – безответны, дураки пред ним!"

Старец предложил всем общий вопрос: "Что вы, господа, больше всего любите, и чего бы каждый из вас желал для своего счастья?" Послышались всякие ответы. – "Не правда ли, сказал старец, все ваши желания можно свести к одному: всякий желает того, что считает лучшим и наиболее достойным любви?" – "Да, так". – "Что же, продолжал он, – лучше, выше, превосходнее всего, достойнее всего любви, как не сам Господь наш Иисус Христос, Который нас создал, украсил совершенствами, всему дал жизнь, все содержит, питает, все любит, и Сам есть любовь и прекраснее всех человеков? Не должно ли поэтому превыше всего искать, любить и желать Бога?" "Ну да, это разумеется", ответили все. – "А любите ли вы Бога?" спросил старец. – "Конечно, любим Бога. Как не любить Бога!" – "А я грешный более сорока лет стараюсь, и не могу сказать, что совершенно люблю Бога. Если мы любим кого, всегда помним его, стараемся угодить тому, день и ночь сердце наше им занято. Так ли вы, господа, любите Бога? Часто ли обращаетесь к Нему, всегда ли молитесь и исполняете заповеди Его?" – "Нужно признаться, батюшка, что нет". – "Для нашего блага и счастья, заключил старец, дадим себе обет, что от сего часа, сей минуты будем стараться любить Бога уже выше всего, и исполнить Его святую волю".

Иногда и за полночь засиживался о. Герман за беседою, но ночевать никогда не оставался и возвращался к себе на остров. Вообще, за беседою о. Германа забывалось время, и нередко слушающие с вечера засиживались до рассвета.

Святою жизнью своею о. Герман стяжал себе сверхъестественные дарования. Любя животных, он кормил из рук дикого зверька, горностая и медведей, остановил пожар и наводнение, созерцал будущее.

О месте подвигов своих о. Герман говорил ученикам: "Хотя и много времени пройдет после моей смерти, но меня не забудут, и место жительства моего не будет пусто: подобный мне монах, убегающий славы человеческой, придет и будет жить на Еловом, – и Еловый не будет без людей". – "Миленький, спросил о. Герман 12-ти летнего креола Константина, как ты думаешь, часовня, которую теперь строят, останется ли втуне?" – "Не знаю, апа". – "Помни, дитя мое, что на этом месте будет со временем монастырь"… "Через 30 лет по смерти моей, говорил о. Герман, вспомнят меня".

"Когда умру я, приказывал о. Герман, – схороните меня рядом с о. Иосафом. Быка моего убейте, никого в гавани не извещайте, схороните меня одного. Тело положите на доску, сложите на груди руки, закутайте меня в мантию, и ее воскрылиями покройте мое лицо и клобуком голову. Лица моего никому не показывайте. В земле покройте меня бывшим моим одеялом".

Когда приблизился час кончины его, он велел ученику своему зажечь свечи пред иконами и читать Деяния св. Апостолов. Тихо преклонил он голову на грудь ученика, лицо его просияло, и келлия исполнилась благоухания. Блаженная кончина праведника последовала 13 декабря 1837 г., на 81 году его жизни.

В тот вечер в селении Катани (на Афогнаке) и в разных других местах был виден над Еловым островом светлый столп, досягавший до неба. В другом селении на Афогнаке видели человека, поднимавшегося с Елового острова к облакам. Потом жители узнали, что в этот день отошел о. Герман.

Несмотря на запрет старца, в гавань было дано знать о его смерти. Правитель колонии объявил, чтоб его ждали, что он приедет на похороны со священником. Но вдруг началась страшная буря, море волновалось целый месяц, и не было никакой возможности совершить короткий двухчасовой переезд по проливу. Целый этот месяц тело о. Германа лежало в доме его воспитанников, с неизменяющимся лицом и не издавая никакого запаха. Наконец, старца схоронили одни еловские жители. Тотчас море утихло и улеглось, как зеркало. Бык старца по смерти его затосковал и сам убился лбом о дерево.

В 1865 г. настоятель Валаама стал собирать сведения о жизни о. Германа и получил их от двух служивших в том крае русских архиереев, от учеников старца и от престарелого С. И. Яновского, бывшего в 1817–1821 г. главным правителем всех российско-американских колоний. 13 декабря 1867 г., в присутствии игумена и старцев, на Валааме было читано жизнеописание о. Германа. Так исполнилось предсказание старца, что о нем вспомнят 30 лет спустя по его смерти.

В 1842 г. апостол Сибири, архиепископ Камчатской и Алеутский Иннокентий, впоследствии митрополит московский, плывя в Кадьяк, был застигнут бурею. Опасность была крайняя. Обратившись к Еловому острову, архиеп. Иннокентий сказал в уме своем: "Если ты, о. Герман, угодил Господу, то пусть переменится ветер". Не прошло и четверти часа, как ветер стал попутный, и судно благополучно пристало к берегу. Преосв. Иннокентий, за избавление, сам отслужил на могиле о. Германа панихиду.

Кратки и немногосложны известия о жизни о. Германа, но в каком немеркнущем сиянии является это имя! С отрочества отдаться Богу, безропотно и навсегда послушно покинуть родину, вести отреченную жизнь среди дикого племени, заступаться, молиться, учить, примирять, жалеть, страдать за него – и смиренно закатиться, чтоб не в возлюбленной, как любит русский свою Россию, земле отдыхать хоть смертным пеплом, но остаться стражем у дальней холодной волны океанской: какой неумолчный благовест разносится от этой молчаливой жизни, какой это дивный пример!