Текст книги "Невольный обман"

Автор книги: Джулия Тиммон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 10 страниц)

11

Аппетитные запахи тушеной брокколи, жареной курятины с чесноком и специями и какой-то выпечки встретили Николаса еще во дворе родительского дома. Он вспомнил о далеком детстве и грустно улыбнулся, думая о том, что с превеликим удовольствием вернулся бы сейчас в ту беззаботную пору.

На пороге дома показалась Барбара. Не утратившая привлекательности в свои пятьдесят восемь лет, эта женщина отличалась завидным жизнелюбием и постоянно улыбалась. Сейчас, увидев сына, она улыбнулась сочувствующе и протянула к нему руки.

Николаса обрадовал этот милый, знакомый с незапамятных времен жест. Как сбившееся с курса судно – к возникшему на горизонте маяку, он направился к матери и сердечно обнял ее.

– Сынок! – воскликнула Барбара, нежно похлопывая его по спине. – Как хорошо, что ты приехал! Скорее пойдем ко всем остальным!

– Ко всем остальным? – переспросил Николас, отстраняясь. Ему вдруг показалось, что он ясно услышал в голосе матери нечто странное, свидетельствующее о каком-то подвохе. – Глория и Терри уже здесь?

– Глория и Терри... – Улыбка Барбары сделалась вдруг несколько смущенной. – Видишь ли, они вообще не приедут. У Терри появились неотложные дела, а у Глории заболела подруга.

М-да, заболевшая подруга – это гораздо серьезнее лишившегося почвы под ногами брата, недовольно подумал Николас.

– А вот Лео освободился сегодня пораньше и смог приехать, – оживленно добавила мать. – А еще... В общем, пошли! – В выражении ее лица Николас опять заметил нечто необычное и засомневался, что, приехав сегодня сюда, поступил правильно.

Тем временем Барбара взяла его под руку и повела в дом.

Еще в холле он услышал доносящийся из гостиной вместе с голосами его отца, Оуэна и младшего брата голос женщины – высокий и очень знакомый. Кто эта женщина, до него дошло в тот момент, когда мать открыла дверь.

В гостиной в компании старшего и младшего Барретов сидела, закинув ногу на ногу, Марион Лейс.

Родители Марион жили с Барретами по соседству. Она и Николас были ровесниками, учились в одной школе, а в юности на протяжении трех месяцев даже встречались. Что привлекло в ней Николаса, так это восхитительные глаза цвета янтаря, умение играть на фортепиано и одержимое желание стать профессиональным музыкантом. Через некоторое время он понял, что ее мечта посвятить себя музыке – всего лишь красивая фраза, что главное, чего ей хочется добиться в жизни, – это заиметь побольше денег и во что бы то ни стало обзавестись шикарным домом и яхтой. Его пыл к ней вмиг охладел, их дороги разошлись.

– Марион приехала из Лондона только вчера! – торжественно объявила Барбара, не замечая или делая вид, что не замечает, как потемнело лицо сына. – И согласилась поужинать сегодня с нами.

Марион улыбнулась подчеркнуто искренней улыбкой женщины насквозь неискреннего высшего света. Николаса поразили произошедшие с ней за десять с лишним лет перемены. Нет, она не подурнела и ее янтарного цвета глаза не утратили своей прелести, просто научилась жить по правилам того мира, где в отношениях между людьми царят фальшь и притворство. Николасу нередко доводилось общаться с подобными ей людьми. Он старался свести количество таких знакомых к минимуму.

Насколько ему было известно, после окончания школы Марион действительно продолжила обучаться музыке, но потом все бросила, выйдя замуж за какого-то богатея и переехав в Лондон. Окончила ли она учебу, была ли по сей день замужем, он понятия не имел.

– Николас, я безумно рада тебя видеть, – пропела Марион, поднимаясь с кресла и протягивая руки для объятия.

Николасу до ужаса не хотелось с ней обниматься, отвечать на ее слова, особенно сейчас, когда не было желания видеться ни с кем, кроме самых близких.

– Привет, – сказал он, позволяя Марион заключить себя в приветственное объятие.

– Я попрошу Бетси накрывать на стол, – сказала Барбара.

Никак не реагируя на ее слова, Николас поздоровался и пожал руки отцу и младшему брату. Те посмотрели на него внимательно и с явным сочувствием.

– Как твои дела? – полюбопытствовала Марион.

Ее слова и все та же фальшивая улыбка показались Николасу злой издевкой судьбы. Его так и подмывало ответить что-нибудь дерзкое или передразнить Марион, оскалившись. Но он не позволил себе ни того, ни другого, хоть и пребывал в том состоянии, когда можно отважиться на что угодно, потому что терять уже нечего.

– У меня все нормально, – произнес Николас, прикладывая все усилия, чтобы сохранить спокойствие.

– У меня, в общем-то, тоже, – сказала Марион. – Я живу в Лондоне, приехала навестить, родителей.

Она принялась рассказывать, где именно в английской столице находится ее дом, какие рядом с ним расположены магазины и прочую ерунду, при этом старательно пытаясь дать понять, что в данный момент свободна.

Николас не слушал ее. Сидел мрачный, как грозовая туча, и думал о том, что еще несколько дней назад имел счастье общаться с совершенно другой женщиной – искренней, честной, чуждой предрассудков, не страдающей тщеславием.

С женщиной, которая попользовалась тобой, которой ты больше не нужен, подсказал ему внутренний голос.

Николас стиснул зубы. Находиться в этой комнате и сдерживать ураган бушующих в душе эмоций становилось все больше невмоготу.

В гостиную вошла Бетси, шестидесятипятилетняя женщина, живущая в их семье на правах родственницы. Своих родных у Бетси не было. Она появилась в доме Барретов в качестве няни, когда родилась Глория, помогла поднять на ноги и двоих других детей, Николаса и Леонарда, да так здесь и осталась.

– Стол накрыт. Прошу всех в столовую.

Николас первым вышел из гостиной. Его душили гнев и жестокое разочарование. Он приехал к родителям, надеясь получить от них поддержку, выраженную пусть не в словах, но во взглядах, в молчаливом участии. Его надежды не оправдались. Ему хотелось сбежать отсюда, и он намеревался сделать это при первой же возможности.

За столом Марион опять принялась рассказывать о своей жизни. Барбара внимательно ее слушала, во всяком случае прикидывалась, что ей интересно, и время от времени задавала вопросы. Оуэн и Лео, чувствуя, насколько напряженная атмосфера царит за ужином, ели молча. Николас, у которого пропал всякий аппетит, ковырял в тарелке вилкой и хмуро смотрел в одну точку.

Неужели мать настолько глупа? – думал он, давя в себе раздражение. Неужели до нее не дошло, что присутствие здесь этой особы покажется мне невыносимым? А я, болван, ехал сюда за спасением, мечтая найти здесь успокоение и понимание. Оказывается, я в этом мире вообще один. Выходит, жизнь еще ужаснее, чем мне казалось утром...

– Тебе часто приходится бывать в Лондоне, Николас? – спросила Марион.

Погруженный в свои безрадостные мысли, он не услышал, что к нему обращаются.

– Николас, – еще раз позвала Марион, – с тобой все в порядке?

Он вскинул голову.

– Что?

– Я спросила, часто ли тебе приходится бывать в Лондоне, – повторила Марион.

– Гмм... – Николас покачал головой, не вникая в ее слова.

– Я оставлю тебе мой адрес и телефон, – произнесла она, кокетливо стреляя глазами. – Когда приедешь, позвони. Встретимся, поужинаем где-нибудь.

Николас посмотрел на нее так, словно не понимал, кто перед ним. Потом сильно нахмурился и неожиданно поднялся с места.

– Простите, мне что-то нездоровится.

Он вышел из-за стола и решительным широким шагом покинул столовую.

– Николас! – Барбара тоже вскочила на ноги. – Сынок! Извините меня, – пробормотала она, обращаясь к сотрапезникам, и побежала вслед за ним.

Он уже направлялся к своей машине, когда она выбежала на крыльцо.

– Николас, подожди! Не уезжай! Давай поговорим.

– О чем? – Николас резко остановился и повернул голову. – О том, в каких шикарных условиях проживает эта вертихвостка? О том, почему ты вдруг решила устроить мне этот «сюрприз»? Или о том, что такое моральная поддержка, оказание помощи близкому человеку?

– Не переживай так, мальчик мой! Выслушай меня! – Барбара прижала руки к груди.

– Я давно не мальчик, мама, – произнес Николас, впиваясь горящим взглядом в такие же, как у него, зеленые глаза матери. – И не нуждаюсь в подобных услугах.

– Конечно, ты не мальчик. Ты взрослый, умный, сильный мужчина. Я назвала тебя так просто потому, что для меня ты навсегда останешься ребенком. – Барбара перевела дыхание.

Она ужасно волновалась и, судя по всему, сильно переживала за допущенную оплошность. Николасу стало немного жаль ее.

– Послушай меня, сынок. Я пригласила Марион, подумав, что в компании молодой симпатичной особы ты немного развеешься. Она ведь когда-то нравилась тебе, я помню. Вы даже...

– Ты не должна была так поступать, мама, – перебил ее Николас. – Я никак не ожидал от тебя ничего подобного. Ты ведь мудрая, здравомыслящая женщина. Я сейчас как никогда нуждаюсь в твоем понимании, в чуткости... А ты...

– Прости меня! – взмолилась Барбара. – Прошу, не уезжай! Останься у нас! Поднимись в свою комнату. Там тебе никто не помешает.

– Нет, мама. Извини. Я должен уехать.

Не оглядываясь и не колеблясь, Николас шагнул к машине, сел за руль и завел двигатель.

Он направился за город, где на максимально допустимой скорости ездил часа два подряд. Мысли кружились в его голове темным жужжащим роем, душу рвали на куски сильнейшие по своему накалу переживания.

Николас думал все о том же. Об измене Сары, о непонятном завершении их романа – несомненно, лучшего из всех его любовных историй, об утраченном смысле жизни, о матери и ее необъяснимом поступке.

Домой он вернулся около девяти.

Освежился под теплым душем и, почувствовав себя несколько лучше, принялся размышлять о том, как ему жить дальше.

Не стреляться же из-за свалившихся на меня бед, не вешаться же, рассуждал он сам с собой. Надо продолжать работать, заниматься привычными делами. Сару уже не вернешь. А другие женщины мне не нужны. Значит, мечту о создании собственной семьи нужно просто похоронить. В конце концов, не каждому в этой жизни дается такое счастье.

На Николаса вдруг навалилась жуткая усталость, и он решил немедленно отправиться спать. Но прежде, вспомнив несчастное лицо умолявшей его остаться матери, подошел к телефону и набрал родительский номер.

Поднял трубку отец.

– Пап, пригласи, пожалуйста, маму, – попросил Николас.

– Конечно, Ник, – ответил отец, почему-то обрадованно. – Только скажи, как ты себя чувствуешь.

– Уже хорошо. Спасибо, – произнес Николас, и в груди у него защемило от наплыва чувств.

– Я рад. Береги себя, сын. И прошу, не сдавайся.

– Не сдамся, пап. Можешь в этом не сомневаться. – Губы Николаса впервые, наверное, за сегодняшний день, точнее, за три последних дня растянулись в улыбке.

– А я и не сомневаюсь. Ты у нас молодец! Передаю трубку маме.

– Сынок, еще раз здравствуй, – виновато произнесла Барбара.

Николас вспомнил, как уехал сегодня из дома родителей, даже не попрощавшись с матерью, не поблагодарив ее за ужин. Ему стало стыдно.

– Ты прости меня, мам, я сегодня погорячился. Просто, понимаешь...

– Не извиняйся, мой дорогой, и ничего не объясняй. Я все понимаю. Ты и представить себе не можешь, насколько хорошо я понимаю тебя... – Ее голос задрожал.

Николаса охватило желание наговорить ей кучу утешающих, ободряющих, ласковых слов. Заверить в том, что у него все образуется, что переживать за него не имеет смысла, что жизнь, несмотря на тяготы и невзгоды, все же прекрасная штука.

Но сказал он совсем другое:

– Значит, мир?

Барбара негромко засмеялась.

– Какой может быть разговор? Естественно, мир! – Она помолчала, потом нерешительно спросила: – А завтра ты приедешь к нам? Обещаю, что не...

– Приеду, мама, – не давая ей возможности закончить фразу, ответил Николас. – С удовольствием приеду.

– Вот и хорошо! – воскликнула Барбара с облегчением. – Мы с Бетси испечем твой любимый яичный пирог.

– Не забудьте украсить его малиной, – с шутливой серьезностью сказал Николас.

Барбара опять засмеялась, оживленнее и радостнее.

– Не переживай, не забудем.

12

Отпуск на теплом побережье, как и предсказывала доктор Бауэр, вернул Саре утраченное желание продолжать жить и работать. Но не помог освободиться от мук потерянной столь странным образом – собственно, равно как и найденной – любви. По возвращении в Норуич она вышла на работу и, хоть и без особой радости, приступила к обычным делам.

Природа постепенно готовилась к зиме. Середина октября выдалась дождливой и хмурой. Сару погода не расстраивала. Сидя дома пасмурными осенними вечерами, она слушала грустную музыку дождя даже с удовольствием. Выходить ей никуда не хотелось. На все приглашения друзей и сотрудников – на вечеринки, в рестораны, клубы, театры – она неизменно отвечала отказом. Лишь с сестрой и родителями стала встречаться чаще.

О Гарольде практически не вспоминала. А вот о Николасе думала каждый день и помногу. Вычеркнуть его из памяти у нее не получалось, да она того и не желала. Он так и не писал ей больше, не звонил, не приезжал.

Как-то раз, проверяя в понедельник двадцатого октября почту, она обнаружила в одном из старых ящиков приглашение от мистера Тьерри на празднование тридцатилетия «Фэшн тудей». Банкет планировался на субботу, первое ноября.

Сара вздохнула.

– Мне не до веселья.

Вечером мистер Тьерри позвонил ей домой лично и сказал, что очень надеется увидеть ее среди гостей. Она поблагодарила его за приглашение и заверила, что очень постарается явиться на торжество.

На следующий день часов в семь вечера позвонила Патриция.

– Эрни сказал, что мистер Тьерри позвал на банкет и тебя, – произнесла она воодушевленно. – Вот здорово! Ты собираешься пойти?

– Даже не знаю, Пат, – ответила Сара неохотно. – Скорее всего, нет.

– Ты с ума сошла, Сара! Мистер Тьерри обидится. Перестанет обращаться к тебе с просьбой обновить сайт!

Сара усмехнулась.

– Только из-за того, что я не приеду на его праздник? Глупости.

– В любом случае его твое отсутствие расстроит, – не унималась Патриция. – Он, непременно, спросит, почему тебя нет, у нас с Эрни.

– Скажете, я болею. Или сильно занята. – Сара тяжело вздохнула.

– Сильно занята? – переспросила Патриция. – Это в субботу-то вечером? Он нам не поверит. И потом, ты ведь знаешь, врать я не умею. Ты поставишь нас в неловкое положение. Ну же, Сара, соглашайся!

Сара подумала, что и впрямь не должна обижать мистера Тьерри, всегда настолько обходительного, щедрого и внимательного по отношению к ней. И омрачать праздник сестре с зятем – отличным ребятам, ставшим для нее в последнее время самыми близкими людьми.

– А что это будет за мероприятие? – спросила она, выдавая голосом, что готова пересмотреть свое решение.

– Чудесный праздник с выступлением певцов и музыкантов, с фейерверками и французским шампанским! – произнесла Патриция с чувством. – Будет много народу: сотрудники и клиенты «Фэшн тудей», представители компаний, с которыми они тем или иным образом взаимодействуют, и просто известные в городе личности.

Много народу мне сейчас как раз ни к чему, подумала Сара, устало закрывая глаза... «И просто известные в городе личности» – еще раз прозвучали в ее голове последние слова сестры. Николас! Его наверняка тоже пригласили!

– Послушай, Пат, мне очень не хочется расстраивать ни вас с Эрни, ни Тьерри. Но я не смогу поехать на это торжество.

– Сара! Ты чуть было не согласилась! – воскликнула Патриция изумленно.

– Правильно, – ответила сестра. – Но мне на ум вдруг пришла одна мысль: Николас наверняка тоже там будет...

Патриция несколько секунд молчала. Потом задумчиво протянула:

– Не исключено... Но, может, вам не помешает встретиться? Может, там вы спокойно побеседуете и все выясните? На мой взгляд, ваш роман завершился крайне странно.

– Так же, как и завязался, – заявила Сара, саркастически усмехаясь. – И потом, я считаю, что ничего здесь странного нет. Николасу я надоела, вот он и решил прервать отношения резко и безболезненно. – Она лукавила. На самом деле и для нее в завершении их истории многое оставалось загадкой. Но было ясно одно: он не желал ее больше знать.

– И что, ты теперь так и будешь бегать от него? – спросила Патриция. – Может, вообще перестанешь посещать общественные места, увеселительные мероприятия, только чтобы не встречаться с ним, не видеть его? Или переедешь в другой город, бросив работу, квартиру, друзей?

Сара потерла глаза. Слова сестры были не лишены смысла. Прятаться от Николаса, избегать с ним встреч не имело смысла – рано или поздно им предстояло увидеться.

– А если он придет с другой женщиной? – высказала она вслух очередной довод в защиту своего намерения не ходить на праздник. – С той, которая смеялась в трубку?

– Во-первых, как ты можешь быть уверена, что звонил тебе именно Николас? – спросила Патриция. – Вдруг это Гарольд набрал тогда твой номер? По старой привычке?

Сара моргнула. Подобная мысль – столь простая и правдоподобная – почему-то ни разу не приходила ей в голову. А ведь это действительно мог быть Гарольд. Она медленно откинулась на спинку стула, на котором сидела.

– Общаться с такими женщинами свойственно именно ему... если судить по твоим рассказам, – продолжала Патриция. – И на столь низкий поступок мог решиться скорее он, нежели Николас.

Все верно, подумала Сара, посмотрев на ситуацию совершенно по-новому. Многое в ней по-прежнему оставалось для нее неясным, поведения Николаса она так же не понимала, но неожиданно для себя вдруг загорелась желанием во всем разобраться. Упоминание сестры о Гарольде почему-то вызвало какие-то смутные подозрения, но какие именно, она пока не знала.

– Пожалуй, я пойду на банкет, Пат.

– Отлично! – Сестра повеселела. – Я знала, что сумею тебя уломать!

Отец Николаса и Антонио Тьерри были давними приятелями. Вот почему Николас не мог не дать согласия явиться на банкет, устраиваемый по поводу празднования тридцатилетнего юбилея детища Тьерри – швейной фабрики «Фэшн тудей».

Перспектива посещения этого торжества навевала на него тоску. Нигде Николас не чувствовал себя настолько одиноким, как в толпе разряженных кривляк, в глаза улыбающихся друг другу, за спиной перемывающих кости.

Побуду часок-другой, чтобы не показаться Тьерри законченным хамом, и уйду, решил он.

В назначенный день, однако, несмотря на проливной дождь и порывы ветра, способные выгнуть спицы самого прочного зонта, проснулся Николас в необъяснимо приподнятом настроении. Ему почему-то сразу захотелось вскочить с кровати и во весь рот улыбнуться наступившему дню.

Как странно, подумал он, ничего не понимая.

К банкету Сара готовилась со всей тщательностью. Она не знала наверняка, увидится ли там с Николасом, не представляла, каким образом, если все же увидится, вступит с ним в беседу. Но в душе ее воцарился ко дню празднования долгожданный покой – такой, какого она не знала на протяжении всех этих двух с лишним месяцев.

На выбор подходящего платья у нее ушло несколько дней. Неторопливо, уделяя этому процессу должные внимание и время, в поиске именно того, чего ей хотелось, она объездила множество магазинов и бутиков. И в итоге купила лучшее из всего, что в них предлагалось. Элегантное платье из тонкой, поразительно приятной на ощупь ткани, идеально облегающее фигуру. Спереди платье выглядело довольно просто, зато сзади оставляло спину практически полностью открытой. Нежно-кремовое, оно идеально подходило к туфлям от Балдинини. А так же к тем, которые ей подарил Николас. Их-то она и обула...

– Ты великолепна в этом платье, Сара! – восторженно воскликнула Патриция, когда с Эрни заехала за ней без четверти семь. – Не зря ты так долго его искала!

– Ты выглядишь не хуже, хотя выбрала свой наряд буквально за десять минут, – ответила Сара, с улыбкой рассматривая одетую в декольтированное красное платье сестру.

Патриция кокетливо поправила уложенные в замысловатую прическу волосы.

– Я не люблю ходить по магазинам, ты же знаешь.

– Вы обе неотразимы, – заявил Эрни. – Пойдемте. Пора.

Они подъехали к ресторану, в котором мистер Тьерри устраивал банкет, когда на парковочной площадке рядом с ним уже стояло невероятное количество машин. По ковровой дорожке, ведущей к входу, шли – кто по двое, кто небольшой группой – приглашенные в вечерних туалетах. Ветер к этому моменту утих, дождь, зарядивший с самого утра, прекратился. Прятаться под зонтики, спешить очутиться под навесом, к счастью, не было необходимости.

Сара вышла из машины Эрни. По ее обнаженной спине под легкой меховой накидкой пробежал волнительный холодок.

Патриция остановила на ней проницательный взгляд и ободряюще подмигнула.

Банкетный зал поражал воображение. Но в еще большее изумление повергало гостей его освещение. По стенам, потолку, полу здесь медленно скользили широкие лучи голубого, розового, белого цветов. Их разбавляли серебристые блики.

Антонио Тьерри в вечернем костюме, отлично сидящем на его статной фигуре, встречал приглашенных у дверей. Сару, Эрни и Патрицию он приветствовал объятиями, радушной улыбкой и сердечными словами:

– Проходите, пожалуйста, веселитесь от души. Я очень рад, что все вы смогли приехать.

Сара увидела Николаса буквально спустя минуту после того, как вошла в зал. Он стоял у стены с бокалом шампанского в руке – стройный, задумчивый... Одинокий.

Ей захотелось подбежать к нему, подняться на цыпочки и поцелуем разгладить складочки между бровей. И в то же время – затеряться в толпе, уйти подальше и до окончания торжества не попадаться ему на глаза.

Сердце ее забилось трепетно и взволнованно. Высокая грудь под тонкой тканью платья поднялась и опустилась.

– Это и есть твой Николас? – прошептала ей на ухо Патриция.

Сара вздрогнула, будто застигнутая за совершением преступления.

– Что?

– Я спрашиваю, тот парень, на которого ты уставилась, и есть Николас? – повторила вопрос Патриция.

Сара покраснела, подула на лоб и кивнула.

– Да.

– У тебя отличный вкус, – заметила сестра. – Насколько я понимаю, никакой вульгарной женщины он с собой не привел, – многозначительно добавила она. – Я ведь говорила, это звонил Гарольд.

Сара стояла и смотрела на Николаса как завороженная. Он глядел в противоположную сторону, погруженный в раздумья, и не видел ее. Эрни остановился с каким-то знакомым, и, ожидая мужа, Патриция не отходила от сестры.

– Подойди же к нему, – сказала она негромко.

Сара перевела на нее взгляд округлившихся от ужаса глаз.

– Первой? Да ты что!

– А что в этом такого? – Патриция непонимающе пожала плечами. – Никто не заставляет тебя разговаривать с ним о чем-то особенном, просто поздоровайся. Так принято, Сара, ты всего лишь отдашь дань приличию.

Она коснулась локтя сестры и легонько подтолкнула ее в сторону Николаса. Сара, не ожидавшая ничего подобного, пошатнулась и, чтобы не упасть, шагнула вперед. Именно в эту секунду Николас повернул голову и увидел ее.

Щеки Сары зарделись. Ей не оставалось ничего другого, как действительно направиться к нему якобы из неукротимой жажды отдать дань дурацким приличиям.

Она с замиранием сердца проследила за калейдоскопом отразившихся на лице Николаса эмоций: радости, восторга, изумления, возмущения, гнева. Понять, что он о ней думает, было сложно.

– Здравствуй, Николас, – произнесла она ненатурально официальным тоном, остановившись в нескольких шагах от него.

– Здравствуй, Сара, – ответил он, прищуриваясь.

В это мгновение она была готова отдать что угодно, лишь бы разгадать значение его взгляда. Казалось, он за что-то обижен на нее, может, даже презирает ее.

Пауза затянулась.

Сара чувствовала, что если не произнесет сейчас какую-нибудь избитую фразу, то сгорит со стыда, сойдет с ума от неловкости. Но набор ничего не значащих реплик, придуманных людьми для поддержания светских разговоров, словно выветрился из головы.

Она уже собралась пожелать Николасу приятного вечера и уйти, когда он прервал напряженное молчание.

– Неужели в своей старой любви ты тоже успела разочароваться? – произнес он, прищуриваясь сильнее. – В противном случае ты пришла бы сюда наверняка не одна. Или Гарольду нездоровится? – Выражение его лица было невозмутимо бесстрастным, но сквозь эту маску Сара отчетливо увидела боль и страдание.

– Во-первых, я пришла сюда не одна, а с сестрой и зятем, – пробормотала она, совершенно сбитая с толку. – А во-вторых... Послушай, я честное слово, ничего не понимаю. С какой стати ты вспомнил о моей старой любви? Почему решил, что я должна была явиться сюда с Гарольдом? – Она усмехнулась, только теперь вполне осознавая всю нелепость его слов.

На губах Николаса появилась улыбка. Совсем не такая, какую обожала Сара. Не та, от которой мгновенно теряла голову, а злая, колючая, презрительная.

– За кого ты меня принимаешь? – произнес он угрожающе медленно. – По-твоему, я дурак?

Проплывающие мимо две дамы в мехах и бриллиантах повернули в их сторону головы и о чем-то перешепнулись. Николас не обратил на них ни малейшего внимания. Он смотрел на Сару теперь широко открытыми глазами и явно ждал ответа.

Но она не знала, что сказать. Понятия не имела, что ему от нее нужно, почему он злится и на кой черт вспомнил о Гарольде, человеке, которого, как ни странно, она с легкостью выкинула из своего сердца.

Они смотрели друг на друга пару минут. У Николаса заходили желваки на скулах – он злился все сильнее.

– Я, пожалуй, пойду, – произнесла Сара, начиная терять терпение. – Наверное, мне вообще не следовало подходить к тебе и заводить разговор.

Она сделала всего шаг в сторону и была вынуждена остановиться. Николас схватил ее за руку.

– Нет уж, изволь остаться, – сказал он, с трудом удерживаясь, чтобы не перейти на повышенные тона. – И выслушать все, что я хочу тебе сказать.

Сара отдернула руку и с возмущением посмотрела на него. Ее волнение, страх, смущение поглотила волна вызванного странным поведением Николаса гнева.

– Какое ты имеешь право прикасаться ко мне? – произнесла она строго, чеканя каждое слово. – Разговаривать со мной подобным образом? Я ни словом, ни делом ни разу тебя не обидела и не позволю...

– Ни словом, ни делом, говоришь? – буквально прошипел Николас. На его щеках проступили темно-красные пятна, ноздри при каждом выдохе сильно раздувались, зрачки расширились до такой степени, что глаза казались черными. Он был в ярости. – Твоей наглости нет предела!

– Сейчас же прекрати меня оскорблять! – потребовала Сара. – Несешь какой-то бред, бесишься, и это после того, как без объяснений исчез!

На этот раз Николас замер в ошеломлении.

– Ты это о чем?

В этот самый момент негромкая музыка стихла и мистер Тьерри, поднявшись на освещенное прожекторами возвышение для музыкантов, обратился ко всем собравшимся с приветствием:

– Дорогие друзья, я безмерно рад, что в этот знаменательный день все вы собрались здесь, в этом чудесном зале. Пожалуйста, уделите мне минуточку вашего внимания. Я хочу в нескольких словах напомнить вам историю создания нашей фабрики.

Он сделал паузу, давая возможность гостям подойди к нему ближе. Сара закрутила головой, ища в толпе Патрицию и Эрни. А Николас, поставив бокал с остатками шампанского на поднос проходившего мимо официанта, опустился на один из стоящих здесь же, у стены, стульев с мягким сиденьем.

– Вряд ли ты найдешь кого-то в этой движущейся массе, – сказал он Саре. – Сядь пока здесь.

Сара еще минуту выискивала сестру взглядом, но, так и не увидев ни ее, ни зятя, опустилась на один из стульев.

Мистер Тьерри принялся рассказывать, как тридцать лет назад создал «Фэшн тудей», упоминал имена людей, сыгравших в этом событии немаловажную роль, и выражал им сердечную благодарность. Сара не слышала его. Снова и снова прокручивала она в мыслях то, что успел наговорить ей Николас, сильнее и сильнее напрягала мозг, желая понять хоть десятую часть сказанного. Но все было тщетно.

Когда мистер Тьерри закончил свою речь и музыканты вновь заиграли, она повернула к Николасу голову. Он тоже, судя по сдвинутым бровям и недоуменному выражению лица, пребывал в замешательстве.

– Ты сказала, что я без объяснений исчез? – задумчиво произнес он, продолжая смотреть куда-то в пол.

Сара пожала плечами.

– Ну да.

– А как же твое письмо? Вернее, два письма... Объяснения, извинения... – Николас резко повернулся и уставился на нее в напряженном ожидании.

Сара сдвинула брови.

– Извинения? – Она нервно рассмеялась. – За что мне перед тобой извиняться?

Николас смотрел на нее очень долго, явно над чем-то размышляя. Она разглядывала его, и любовь в ее сердце, невостребованная, засаженная под замок, все увереннее расправляла крылья, разливаясь будоражащим кровь теплом по всему ее существу.

– Нам надо спокойно обо всем поговорить, – произнес наконец Николас. – По-моему, произошло какое-то чудовищное недоразумение. – Он взглянул на музыкантов на сцене, на разговаривающих и смеющихся людей. – Может, выйдем в холл? Здесь слишком шумно.

Сара кивнула.

Они поднялись и поспешно покинули зал.

– Пойдем вон туда, – предложил Николас, указывая рукой на диванчик у стены, под огромным морским пейзажем.

Когда они опустились на диван, Николас потер рукой лоб и сбивчиво заговорил:

– Итак, ты считаешь, что никогда не обижала меня ни словом, ни делом... Не понимаешь, почему я завел сегодня речь о Гарольде, и утверждаешь, будто я исчез без объяснений...

– Но так оно и... – попыталась было вставить слово Сара.

Однако Николас жестом попросил не перебивать его.

– Я же в свою очередь убежден, что это ты по собственному желанию исчезла из моей жизни... Причем с объяснением. Мы не общаемся почти три месяца, и каждый винит в расставании другого... Что-то здесь не так...

– Ты убежден, что я исчезла из твоей жизни по собственному желанию? – Сара покачала головой. – Еще и с объяснением? Да это же просто смешно! – Она вспомнила, как места себе не находила, ожидая его письма, как, полностью утратив интерес к жизни, была вынуждена обратиться к врачу. Как до сих пор страдает по его милости. И ей стало до того обидно, что она чуть было опять не попыталась уйти.

Но как раз в это мгновение Николас произнес слова, заставившие ее застыть на месте.

– У меня такое чувство, что кто-то специально все подстроил, умышленно разлучил нас.

– Что ты имеешь в виду?

– Ответь мне на один вопрос, Сара. – Николас пристально посмотрел ей в глаза. – Письмо, в котором сообщалось, что в твоем сердце ожила старая любовь... Это ты послала мне его?

Сара приоткрыла рот и замерла, обескураженная. А спустя секунду замотала головой.

– Какая еще старая любовь? Я не понимаю, о чем ты ведешь речь. Естественно, я не посылала тебе таких дурацких писем!

– Это правда? – спросил Николас, глядя с таким напряжением, словно желая пробурить в ней взглядом дыру.

– Конечно, правда!

– А кто же тогда с твоего адреса и от твоего имени смог послать мне в тот день, когда мы перестали общаться, подобное послание? – Николас опять слегка прищурился, но теперь его лицо выражало не презрение, а гамму противоречивых чувств: сильное волнение, желание докопаться до истины... и радость.