Текст книги "Расскажи мне три истории (ЛП)"
Автор книги: Джулия Баксбаум
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 17 страниц)
ГЛАВА 21
– Девочки, а как вы посмотрите на то, если я сделаю прическу в стиле пинк? Слегка эксцентричную? – задает вопрос Дри, пробегаясь пальцами по своим непокорным каштановым локонам. Во время перемены мы сидим на улице и наши лица обращены к солнцу, как у ненасытных мультяшных цветов. Теперь у меня есть солнечные очки – Дри с Агнес помогли мне подобрать дешевую подделку – и они мне нравятся. Они будто преобразуют меня, словно я становлюсь совершенно другим человеком, когда лицо закрывают широкие пластиковые прямоугольники.
– Пинк? – переспрашивает Агнес.
– Ты про цвет или певицу? – спрашиваю я.
– Может быть, – отвечает Дри. – Или про то и про другое одновременно.
– Нет, – отрезает Агнес, не допуская даже такой возможности. Налагая вето, как сделала Скарлетт, когда я захотела проколоть внутреннее ухо. Ну, после того как она сказала мне загуглить, как на самом деле называется эта часть тела, потому что не хотела больше слышать слова «мое внутреннее ухо» в одном предложении. Не могу сказать, что я винила ее.
Выяснилось, эта часть тела она называется «козелок», что звучит как-то пошло. Никто не должен делать пирсинг на козелке.
– А может полностью розовый? – интересуется Дри. – Покрасить всю голову.
– Не знаю, – отвечаю я. – Мне нравятся этот цвет.
– Ну зачем? Зачем ты хочешь сотворить это с собой? – спрашивает Агнес, хотя ни у меня, ни у Дри не хватает смелости обратить внимание на то, что красные волосы Агнес такие же неестественные, какими окажутся волосы Дри, если та выкрасит их в розовый. Впрочем, красные волосы каким-то образом идут Агнес, но, на мой взгляд, розовый не пойдет Дри. Хотя не такая уж большая разница между красным и розовым, если уж речь зашла о волосах.
– Я просто хочу перемен, – говорит она.
– Это как с укулеле. Просто хочешь, чтобы тебя заметили, – заявляет Агнес прямолинейно, но без агрессии. – Я поняла.
– В последнее время я ощущаю себя… невидимкой. Будто никто кроме вас, девочки, не заметил бы, если б я в школу не пришла, – говорит Дри и ложится на спину, любуясь бескрайним голубым небом, таким чистым, что не видно ни облачка. Я решаю признаться ей, что НН посоветовал мне подружиться с Дри – очевидно, тот заметил, какая она классная и забавная, но по каким-то причинам смущаюсь. Мне хочется, чтобы она считала, что наша дружба естественна.
– Честно говоря, я бы убила за то, чтобы стать невидимкой, – молвлю я. – Джем и Кристал никак не оставят меня в покое.
– Да шли их лесом, – заявляет Агнес. – Они просто хотят быть такими же классными, как и ты.
– Я не классная. Я противоположность классной, – отвечаю я.
– Ты классная. И теперь, когда я с тобой знакома, то понимаю, что ты даже больше, чем просто классная. Но ты чем-то зацепила этих несносных девиц. А еще ты горяча, – говорит Агнес. – В мире Джем никому не дозволено быть горячей.
– Серьезно? О ком это ты сейчас говоришь? – спрашиваю я.
– Да они просто ревнуют, поскольку ты нравишься Лиаму. И, если честно, я тоже ревную, потому что ты нравишься Лиаму, – говорит Дри.
– Не нравлюсь я Лиаму, – отвечаю я. – Я просто работаю в магазине его матери.
– Без разницы, – бросает Дри.
– Нет, правда, мы просто коллеги. И, к слову, мне он не нравится. По крайней мере, не в этом смысле. – Надеюсь, Дри поверит мне. Мне нужно, чтобы она мне поверила.
– Тогда ты сумасшедшая, – говорит она. – Потому что он великолепен.
– Пожалуйста, не крась волосы в розовый из-за Лиама, – просит Агнес. – Он того не стоит.
Я замечаю Итана, пересекающего газон со стаканчиком кофе в руке и направляющегося в сторону парковки, хотя только полдень. И всякий раз, когда я замечаю его, вот так, в окружающей среде, то чувствую, будто вызвала его, как если бы он появился только потому, что я подумала о нем. И это так, поскольку постоянно думаю о нем. Я могу рассуждать о розовых волосах или Лиаме Сэндлере, но о ком я на самом деле думаю – это Итан – это Итан это Итан.
Задаюсь вопросом, куда он направляется и вернется ли на английский. Надеюсь. Мы не особо много общаемся в школе, но мне нравится знать, будто он за мной, что я могу повернуться и улыбнуться ему, если хватит смелости. Хотя обычно смелости не хватает.
Проклятье. Он подловил меня на разглядывании. Надеюсь, я достаточно далеко, и он не рассмотрел эту глупую улыбочку. Он быстро показывает мне знак мира и продолжает идти к своей машине.
– А вот Итан Маркс – другое дело, – решаюсь я, наконец, признаться в своей влюбленности подругам. Конечно же, я рассказала Скарлетт, но она не знакома с ним с пеленок и не ходила с ним в школу, потому и не считается.
Стоит ли мне тоже показать Итану знак мира? Нет, я не могу разбрасываться подобными жестами. Это все равно что «оки-доки».
– Правда? Тебе нравится Итан! Мы с ним дружили в младших классах, – вскрикивает Дри и садится, хватая меня за руки с девчачьим энтузиазмом. А может, она просто почувствовала облегчение от того, что Лиам мне не интересен. Она склоняет голову набок в размышлении. – Только, положа руку на сердце, он не самый оригинальный выбор. И…
– И он немного сломан, – встревает Агнес.
– И он никогда не встречался с кем-нибудь из школы. Никогда. Ни разу, – говорит Дри, отчего сердце екает. Конечно, я и не думала, что у меня есть шанс, но все-таки. А теперь, чувствую, это даже технически невозможно.
– Итан тот еще Казанова, – добавляет Агнес. – Не сомневайся.
НН: три истории. 1) когда я читаю твои сообщения, то у меня в голове звучит твой голос. 2) если бы я был животным, то оказался бы лемуром. ладно, может, и нет, но сегодня мне хочется использовать слово «лемур». и прежде чем ты это скажешь… да, знаю, я странный. 3) а в действительности? Я мечтал бы стать хамелеоном. Менять цвета, сливаясь с окружением.
Я: 1) я пересмотрела «Свободные» (ремейк, а не оригинал) стыдно сказать сколько раз. Но это тааак трогательно. ЗАКОН ПРОТИВ ТАНЦЕВ. Они боролись и победили. Улет. 2) Я могла бы лучше водить. Все эти повороты налево, когда светофор переключается на красный, пугают меня до чертиков. 3) Чтобы ты знал, я забираю предложение насчет кофе.
НН: ладно, тогда и сахара не получишь.
Я: Что?
НН: шутка.
Я: Не смешно.
НН: это просто кофе. расслабься.
Я: Прекрасно.
НН: прости, забыл, что ты злишься, когда я говорю тебе расслабиться.
Я: Я не злюсь.
НН: прямо сейчас, да. у меня в голове твой голос рассерженный.
Я: Когда ты говоришь кому-то расслабиться, предполагается, что считаешь, будто он слишком напряжен. Я не слишком напряжена.
НН: вау. как много давления из-за моего «расслабься». я хотел сказать, что тебе нужно успокоиться. не париться. ты забыла, что я из Кали. мы так выражаемся здесь.
Я: Намасте.
НН: а, теперь ты начинаешь понимать суть. а сейчас перестань писать мне и дуй в класс. опоздаешь же.
– Шалава, – притворно чихает Джем, когда я прихожу на английский. НН прав, я опоздала – все уже в классе, с открытыми ноутбуками, наблюдают, как меня поливают грязью и орошают микробами, по пути к своему месту за партой.
– Шлюха, – снова чихает она, хотя не понимаю, зачем ей придумывать прикрытие. Мы все и так прекрасно слышим ее. И, скорее всего, даже миссис Поллак. – Жирная уродливая сучка.
Просто сделай вид, будто на тебе звукоизолирующие наушники Тео. Будто ты не замечаешь пристальных взглядов Кристал , Дри и даже Тео. Нет, не поднимай глаза и не проверяй , здесь ли Итан, вернулся ли оттуда, где был, и преследует ли тебя его взгляд, горящий чем-то, похожим на жалость.
Нет ничего хуже жалости.
Почти дошла. Осталось пройти Джем. У меня получится .
Но нет. Потому в следующее мгновенье понимаю, что мой нос впечатывается в парту с громким треском, и я распластана на полу, прижимаясь к линолеуму животом. Голова всего в паре сантиметров от кед Итана.
– С тобой все в порядке? – спрашивает он. Я молчу, потому что не знаю. Я на полу, лицо болит – гораздо сильнее, чем когда по мне заехал Лиам гитарным кейсом – и весь класс пялится на меня. Джем и Кристал в открытую смеются – покряхтывая, как диснеевские ведьмы – а я слишком напугана, чтобы встать. Не могу точно сказать, течет ли кровь из носа, лежу ли я сейчас в луже собственной крови у ног Итана. Однако зуб даю, моя задница распростерта на полу, будто шмат сливочного масла, под таким углом, который никогда не будет смотреться выгодно, особенно для кого-то вроде Итана.
Боженька, спасибо тебе за эту боль. Она отвлекает меня от чувства унижения.
Джем сделала подножку. Конечно же, это она. А я настолько глупа, что заслуживаю того, чтобы лежать тут, нюхая пол.
Итан приседает и протягивает мне руку, чтобы помочь встать. Я задерживаю дыхание. Чем быстрее встану, тем быстрее покончу со всем этим. Я игнорирую руку Итана – нет ничего хуже, чем испачкать его своей кровью, и самое отвратительное, если это станет нашим первым прикосновением – поэтому опираюсь о надежный пол. Медленно сажусь, а потом встаю и, как жирнаяуродливаясучка, перекладываю свой жир на стул. Без капли изящества.
– У меня кровь идет? – шепотом спрашиваю у Дри. Она качает головой, шок на ее лице подсказывает мне, что все настолько плохо и неловко, как и казалось. Нет. Даже хуже.
– Тебе нужно к медсестре? – спрашивает миссис Поллак почти шепотом, будто не хочет привлекать ко мне еще больше внимания.
– Нет, – отвечаю я, хотя все бы отдала за упаковку льда и болеутоляющее. Просто не могу представить, как снова встану, пройду мимо Джем, а потом по коридору. И услышу смех, как только за моей спиной закроется дверь класса. Нет, спасибо.
– Хорошо, тогда вернемся к «Преступлению и наказанию», – говорит миссис Поллак, переключая внимание класса. Я чувствую Итана позади, хотя не могу повернуться, чтобы вымолвить патетичное спасибо, потому что боюсь своего вида и того, что могу расплакаться.
Поэтому продолжаю сидеть с опущенной вниз головой. Ага, будто мне удастся стать невидимкой, если буду избегать зрительного контакта. Не на что смотреть. Вспоминаю о НН, который мечтает стать хамелеоном, сливаясь с окружением. Кое-как я дотягиваю до конца урока со взглядом, устремленным на парту передо мной. Кто-то вырезал на столешнице надпись «Аксель любит Фиг Ньютонс». Серьезно, кто-то нашел время, чтобы изуродовать парту и признаться ей в своей любви к печенью. Разве что студент, чье настоящее имя Фиг Ньютонс, а учитывая наличие трех Ганнибалов, четырех Ромео и двух Эпплсов24, это вполне вероятно. Как только звенит звонок, я хватаю сумку и бегу к выходу. Даже Дри не жду.
– Джесси, на пару слов, пожалуйста, – просит миссис Поллак, прежде чем я успеваю уйти.
– Сейчас? – спрашиваю я.
Хочу покинуть этот класс, убраться так далеко от всех этих людей, насколько смогу, найти пристанище, где я смогу побыть в одиночестве и поплакать, предпочтительно с пакетом льда на носу. Пытаюсь сосредоточиться на Акселе и его любви к Фиг – мысленно написала о них целую романтичную трагедию – но вместо этого слышу слова Джем, проигрывающиеся на повторе: «Шалава. Шлюха. Жирная уродливая сучка». Как навязчивые слова песни, засевшие в голове. Они хорошо бы звучали в автотюне: «Шалава. Шлюха. Жирная уродливая сучка». Возможно, мне нужно предложить их «МегаО».
– Да. Если ты не возражаешь.
Я возражаю. Я очень даже возражаю, но не могу набраться сил, чтобы заявить об этом вслух. Миссис Поллак показывает мне на стул в передней части класса, я сажусь и жду пока выйдет оставшаяся часть класса. Тео. Кристал. Джем. Дри. Я замечаю Итана, замирающего на мгновение – решает, наверное, стоит ли сказать мне что-то? или миссис Поллак? – но потом он слегка ударяет учебником по моему стулу и тоже уходит.
Вот теперь только я и сосредоточенное лицо миссис Поллак, и все, о чем я мечтаю, всего-навсего пережить следующие пять минут и не расплакаться.
«Пожалуйста, Боже, – молю я, несмотря на то, что пока не разобралась в своих отношениях с Богом, – прошу, позволь мне уйти отсюда и не скомпрометировать себя еще больше, чем уже сделала».
С этого места мне не видно признание Акселя в любви, поэтому я сверлю взглядом на плакат Шекспира – человека с гофрированным воротником и цитатой снизу: «Быть или не быть: вот в чем вопрос».
Нет, это далеко не самый насущный вопрос. Кажется, «быть» – единственное, что от нас не зависит.
– Я ни в чем не виновата, – оправдываюсь я, хотя понимаю, что дело не в этом. Она не гневается на меня – очевидно, в этой ситуации я являюсь жертвой – но я выбираю агрессию вместо слез. Агрессия немного менее унизительна. Агрессия лучше подходит той, кем я кажусь со стороны, как заверяет Агнес: уверенной и пофигистичной.
Миссис Поллак вытягивает стул из-за парты и садится на него верхом, уперев руки в спинку. Она тоже хочет казаться классной и непосредственной. Будто она студентка, а не учитель.
– Я просто хочу узнать, как у тебя дела. Может, ты хочешь о чем-то поговорить, – говорит она.
– Нет. – Я вытираю нос тыльной стороной руки. Слезы застилают глаза, но все-таки пока не предают меня, проливаясь. Они на грани. Если я когда-нибудь напишу мемуары, вот как я их назову – «На грани». – Я споткнулась. Бывает.
– Смена школы может быть болезненна.
– Я в порядке.
– Не хочу говорить об этом, но девочки могут быть действительно жестокими в твоем возрасте.
– Я в порядке.
– Не знаю, как мне поступить в этой ситуации. Я могу поговорить с директором Хочменом. Мы придерживаемся политики нулевой терпимости к издевательствам…
– Я в порядке.
– Но у меня складывается такое впечатление, что это может выйти тебе боком. Отец Джем является крупным спонсором здесь и…
– Правда, я в порядке.
Она выжидательно смотрит на меня. Чего ей от меня надо?
Шалава. Шлюха. Жирная уродливая сучка.
– Ты что-то натворила, из-за чего она так тебя назвала? Я просто пытаюсь понять, – говорит она и кладет голову на сложенные на спинке стула руки. Как бы говоря: «Мы просто тусуемся, никаких проблем».
– Вы спрашиваете меня, натворила ли я что-то, заслуживающее то, чтобы Джем подставила мне подножку и назвала шлюхой, шалавой и жирной уродливой сучкой? Серьезно? Вы меня про это спрашиваете? – Я забываю про то, что эта женщина причастна к одной шестой моего среднего балла в аттестате, что она может лишить меня стипендии для обучения в колледже. Мне нужно быть милой, но, оказывается, агрессия не только приятнее, но и легче. Так естественно.
– Я не это имела в виду… Прости, я просто пытаюсь понять. – Теперь обижена миссис Поллак, будто она – та, кто сейчас расплачется. Будто она – та, кто только что расквасил нос на глазах у всего класса.
– Ответ: нет. Я не прикасалась ни к одному парню в этой школе, да и вообще где-либо, хотя это не оправдывает звание шалавы и шлюхи от одноклассницы. А что касается «жирной уродливой сучки»? Полагаю, это субъективное мнение. – Если б я не была так сильно расстроена, то насладилась бы тем, что я сказала именно то, что хотела. Но я не чувствую удовлетворения. Я хочу убежать. – Может, вам сказать мой индекс массы тела? Можем это устроить.
– Нет, ты все неправильно поняла. Я не хотела….
– Мы закончили? – спрашиваю я. К черту все. Не похоже, что мои оценки в Вуд-Вэлли когда-нибудь стали высокими. Уверена, стипендия для колледжа была всего лишь несбыточной мечтой. И, по крайней мере, одна тайна приоткрыта: Джем может делать или говорить все, что ей вздумается, поскольку ее папаша платит администрации. Наверное, вот что вам позволяют небольшие махинации с налогами.
– Я просто пытаюсь помочь, – оправдывается она. – Я не хотела сделать все еще хуже…
Но я уже не слышу остаток предложения миссис Поллак, потому что выбежала из класса.
ГЛАВА 22
Голова опущена. Тридцать шагов до моей машины.
Джесси, у тебя получится.
Двадцать шагов. Руки дрожат, но я держу их в карманах, чтобы никто этого не заметил. Продолжаю идти.
«Никто не смотрит, – говорю я себе. – Никто не может меня видеть».
Пятнадцать шагов.
Почти на месте.
Я сяду в машину, вставлю ключ в зажигание, поеду и не остановлюсь, пока не загорится индикатор бензина. Направлюсь на восток, найду любое шоссе, по которому смогу доехать в Чикаго. Я появлюсь у Скарлетт как раз к тому моменту, когда ее мама приготовит домашний кимчи.
– Эй, ты в порядке? – Я замечаю его ботинки раньше лица, ремень от гитары, перекинутый через грудь, но только потому что у меня нет желания поднимать взгляд. Лиам – последний человек на свете, которого я хочу сейчас видеть. Ну, разве что за исключением его девушки, хотя, по крайней мере, если я бы увидела Джем, то нашла бы способ пустить кровь. Расцарапала бы ее. Сломала бы ее хирургически сделанный миллионный нос. Разбила бы ее фарфоровые коронки.
– Пожалуйста. Просто. Оставь. Меня. Одну.
Слезы – то же самое, что и моча. Вы тоже можете удерживать их так долго, сколько сможете. Моя машина в десяти шагах. Десять коротких шагов, и я смогу поехать и расплакаться. Да так, что никто об этом не узнает. С нетерпением жду момента, когда пересеку границу штата.
Я представляю знак «ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ В КАЛИФОРНИЮ».
– Воу, подожди. Что случилось? – спрашивает Лиам и хватает меня за плечо, пытаясь удержать на месте. Я дергаю плечом, но его хватка сильна. – Хочешь, чтобы я позвал кого-то?
– Нет. Знаешь, чего я хочу? Чтобы ты и твоя девушка оставили меня нафиг в покое. – Я зла, может, не на Лиама, хотя это сейчас не суть как важно. Раньше атаки Джем и Кристал были глупыми и исподтишка: на мою одежду или наклейки на ноутбуке. Да на что угодно. А теперь, после того как я пару минут поговорила с Лиамом на вечеринке, травля приобрела совершенно другой характер. Простите, но его болтовня не настолько интересна. Определенно, этого не стоит.
На мгновение я проигрываю в голове мысли, которые всегда меня успокаивают: «Что я бы делала прямо сейчас, если бы была в Чикаго, а мы никогда не переезжали?». Я была бы на собрании газеты, а может ежегодника, обрезала фотографии и подбирала шрифт. Я не была бы счастлива, нет. Но не чувствовала бы себя, как сейчас.
– Ты о чем? – Лиам выглядит сбитым с толку. Задаюсь вопросом, может он не в курсе. Если верить Дри, они с Джем встречаются вот уже шесть месяцев, что на пять месяцев и двадцать девять дней больше, чем требуется, чтобы понять, что его подружка королева сук.
Лиам снимает Эрла и ставит его рядом с машиной. «Теслой». Серьезно, какой-то ученик из Вуд-Вэлли водит чертову «теслу». Кто, черт побери, эти люди?
– Забудь. Просто оставь меня в покое. Хочешь со мной поговорить? Мне это точно не поможет, – говорю я.
– Я не понимаю.
– Хочешь знать, почему я расстроена? Просто подойди к Джем и спроси, – бросаю я, и, наконец, преодолеваю последние несколько шагов на пути к моей машине.
– Постой, – окликает он. – Ты сможешь поработать сегодня днем?
Конечно же, я не поеду и не полечу сегодня в Чикаго. Не будет никаких знаков, буквально или метафорически выражаясь. Побег всего лишь мечта. Сперва мне нужно подкопить денег, потому что, очевидно, у меня недостаточно налички, даже чтобы заполнить бензобак.
Мое тело, словно воздушный шарик, из которого спустили воздух – нигде не спрятаться и не скрыться.
Вот она, прямо сейчас, это моя жизнь.
Это.
– Да, смогу. – Я сажусь в машину и сдаю назад так быстро, что даже задумываюсь, не оставили ли шины черные следы на асфальте.
Дожидаюсь момента, когда школа исчезает из зеркала заднего вида, и начинаю плакать.
НН: посмотрел «Свободные» вчера. обе версии. в честь тебя.
Я: и?
НН: в них нет никакого смысла. нельзя принять местный закон против танцев. это противоречит нашей конституционной свободе самовыражения. Не говоря уже про тему с церковью/штатом.
Я: *тяжко вздыхаю*.
НН: и даже если отбросить нереалистичность в ЦЕЛОМ… ну…
Я: ЧТО?!?!
НН: ну это просто не очень хороший фильм.
Я: Скажи мне, что ты на самом деле думаешь.
НН: все-таки, мне почему-то нравится мысль, что ты любишь этот фильм. в этом есть смысл?
Я: Ни капли, но принимается. У меня дерьмовый день. Решила умчаться на всех парах обратно в Чикаго.
НН: НЕТ!
Я: Ха. Люблю, когда ты пишешь большими буквами. А как твой день?
НН: мама ни разу не встала с кровати. привез ей обед. она его не съела. даже не подняла на меня взгляд.
Я: Мне жаль. Хотела бы я помочь. А что с твоим отцом?
НН: он хочет поместить ее в лечебницу, но, честно говоря, наркотики не настоящая проблема. то есть, конечно, да, но они больше симптом проблемы.
Я: Что ты имеешь в виду?
НН: она потеряла ребенка. от этого не так-то просто оправиться.
Я: Но у нее есть ты.
НН: почему твой день был таким плохим?
Я: Ничего серьезного. Просто один из этих дней.
НН: пожалуйста, не уезжай из ЛА. только не делай этого. обещаешь?
Я задумываюсь. Что значит дать обещание Калебу? Мы уже прошли через то, что он проигнорировал мое предложение попить кофе и еще больше замкнулся в себе, будто этого никогда и не было. Но я бы соврала, если б не признала, что его абсолютное нежелание встретиться со мной в реальности не задело меня.
Сегодня он даже не поздоровался в коридоре. Просто очередной раз махнул телефоном.
Твержу себе, что причина в его боязни лишиться наших бесконечных разговоров, но я говорю себе много того, во что в действительности и не верю.
Поэтому лгу.
Я: Обещаю.
Когда я прихожу на работу, за кассой стоит мама Лиама. Какое облегчение, я не столкнусь с Лиамом. Вместо приветствия она протягивает мне коробку с книгами с просьбой расставить их по полкам.
– Конечно, – отвечаю я, просматривая стопку. Куча руководств по финансам. «Миллионер за одну ночь». «Обмани рынок». «Быстрые деньги». Я направляюсь к стеллажам, которые мама Лиама обозначила «КАК РАЗБОГАТЕТЬ БЫСТРО!». Принимаюсь раскладывать книги в алфавитном порядке по автору. В голове мелькает мысль, что надо бы прихватить одну для отца, но потом я вспоминаю, что: 1) мы больше не разговариваем, 2) отец сам мог бы написать одну из таких книг, и она называлась бы немного короче: «Женитесь».
– Мне нравится твое рвение, – замечает мама Лиама, поскольку я все делаю быстро. Все, чтобы быть занятой.
Она улыбается мне улыбкой Лиама. Я работаю здесь уже пару недель, а все не могу запомнить ее имя. Просто думаю о ней, как о маме Лиама, иногда, как о миссис Сэндлер. Думаю, если я столкнусь с ней где-то еще, помимо книжного, то не узнаю ее. Она выглядит так же, как и мамы из Чикаго: практичная прическа, все максимально удобно и не обязательно привлекательно. Как настоящая мама, а не стареющая актриса.
Пытаюсь представить улыбку Калеба, но не думаю, что я когда-либо видела ее. Но в этом есть смысл. НН не производит впечатления улыбающегося человека. Хотя я с легкостью могу представить улыбку Итана: как она растягивается на его лице, слева направо, будто идеальное предложение.
Очевидно, пора покончить с этим увлечением Итаном. Это ненормально.
– Ты в порядке? Выглядишь немного… испачканной, – говорит миссис Сэндлер, протягивая мне салфетку. – Хочешь поговорить об этом?
Проклятье. Совсем позабыла, что экспериментировала с тушью этим утром. Несмотря на мои заверения, что с макияжем мы не дружим, Агнес пообещала, якобы несколько взмахов щеточкой по моим ресницам изменят мою жизнь. Теперь же невозможно разобрать, где размазанная тушь, а где синяки.
– Не особо. – Интересно, нравится ли миссис Сэндлер девушка ее сына, знакомилась ли она когда-нибудь с Джем. Оставляет ли Лиам дверь спальни открытой, когда она приходит? Почему-то я сомневаюсь в этом. Эти чудные правила существуют только на Среднем Западе: они не применимы для ЛА, где детки в открытую курят травку, водят новехонькие-прямо-из-дилерского-центра автомобили, чьи родители занимаются спонсорством, чтобы уберечь их от неприятностей. Мама Лиама возможно покупает ему презервативы, шутит насчет «суши с собой», подразумевая, что не хочет, чтоб он заделал маленьких Лиамов.
Думаю о матери Калеба, лежащей ничком на кровати в таком трансе, что ей даже нет дела до того, чтобы поесть. Что он ей принес? Интересно, как выглядит его мама, такая же ли она высокая и красивая. Также ли носит серое.
– Лучше? – спрашиваю я после того, как вытираю лицо и поворачиваюсь к миссис Сэндлер. Салфетка почернела, а может даже немного пропиталась солью.
– Намного. Ты по-настоящему красивая девушка. И внутри, и снаружи. Ты это знаешь?
– Эм, спасибо? – отвечаю или спрашиваю я.
«Как странно, – думаю я, – что меня назвали одновременно уродливой и красивой, эти два слова я редко слышу в один день. Первое слово – потому что большинство не такие злые и правдивые, а второе – потому что «красивая» никогда не употребляли по отношению ко мне. Агнес также назвала меня сегодня горячей – еще одно слово, прежде никогда не использовавшееся в моем описании. Хотя, думаю, «горячая» – это совершенно по-другому нежели «красивая». «Горячая» говорит о том, что ты нравишься парням. А вот «красивая» подразумевает то, что всем нравится твой внешний вид».
Конечно, мама Лиама достаточно взрослая, чтобы думать, будто все шестнадцатилетние девушки прекрасны. Джем же, напротив, смотрит на меня свежим взглядом.
– Можешь пропустить этот день, если хочешь, – говорит мама Лиама, и ее доброта почти причиняет мне боль. Напоминает о том, что, когда я поеду домой, это будет дом Рейчел. Моей мамы в нем не будет, чтобы отхаживать меня после того случая. В мире больше не существует человека, кому интересно все, что я говорю, только потому, что это говорю я. Скар пытается, но это не то же самое.
Моя мама больше не приготовит мне какао с маленькими маршмеллоу, и мы не съедим вдвоем тарелку печенья, больше дюжины на двоих. Маленькая слабость, припасенная на плохие дни. Мама никогда не была строга, когда дело касалось меня: четверки по тесту по математике, который я думала, сдам на пять, или потери любимого шарма из браслета. Мы пользовались нашим ритуалом только в самых тяжелых случаях, когда ей нужна была поддержка: постановка диагноза «рак», а позже «низкий уровень Т-лимфоцитов». Слово «метастазы», использованное профессором медицины после просмотра рентгена ее органов.
В последнее время я готовила какао и выпивала его за нас двоих. Ну и съедала все печенье.
– Спасибо, но, честно говоря, мне нужна наличка.
Я представляю подвал в доме родителей Скарлетт. Не дом, конечно, но ближе всего к тому, что у меня есть сейчас. Большой L-образный диван и огромный старый телевизор, толстый и широкий. Легкий запах плесени в воздухе, неистребимый даже после влажной уборки. Там было не так уж и плохо. В школе будет привычнее и проще после Вуд-Вэлли. У меня будет поддержка Скарлетт, может даже старая работа в «Смузи Кинг». Отец едва заметит мое отсутствие. Может, даже почувствует облегчение от того, что не нужно обо мне заботиться. Я смогла бы это сделать. Действительно смогла бы.
Я: Диван в подвале твоих родителей свободен, скажем, на следующий семестр?
Скарлетт: Ты серьезно?
Я: Серьезно.
Скарлетт: АБСОЧЕРТОВСКИЛЮТНО. Хотя тебе, может быть, потребуется сначала сменить покрывало.
Я: Зачем?
Скарлетт: Скажем так, мы с Адамом любим на этом диване, эм, пошалить.
– Так все в порядке? Ты куда-то собираешься поехать? – спрашивает мама Лиама, отвлекая меня от переписки. Очевидно, мне лучше отложить телефон и закончить с расстановкой. Сегодня не лучший день для увольнения.
– Простите? – спрашиваю я. Она указывает мне за спину, и, когда я оборачиваюсь, понимаю, что бессознательно перешла к стеллажу о путешествиях.
