Текст книги "Цвет небес (ЛП)"
Автор книги: Джулиана Маклейн
Жанр:
Современная проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 13 страниц)
Глава 35
Следующим утром я сунула монетку в щель телефона-автомата. Она звякнула внутри аппарата, и я набрала номер комбината и присела на стул.
Раздалось три гудка, прежде чем миссис Уэзерби сняла трубку.
– «Вентворт Индастриз».
– Здравствуйте, миссис Уэзерби. Это Кора. Могу я поговорить с Питером?
Голос на другом конце провода сразу же потеплел.
– О, здравствуй, дорогая. Как ты? Как дела в колледже?
– Чудесно, спасибо. Как дела у вашей мамы?
– Ей уже намного лучше. Доктор выписал ей какие-то таблетки, и они помогли. Передай от меня привет маме, хорошо?
– Конечно.
– Сейчас соединю тебя.
Раздался громкий щелчок, и Питер снял трубку.
– Питер слушает.
– Привет, это я. – Я неуверенно поерзала на твердой поверхности стула.
Он задержался с ответом:
– Почему ты звонишь мне в середине дня? Что-то случилось?
Я пыталась говорить жизнерадостным и беззаботным голосом:
– Нет, ничего. Просто захотела позвонить и рассказать, кого я вчера видела.
– И кого же? – Его голос звучал рассеянно, и я услышала, как он нажимает на кнопки счетной машины.
– Мэтта.
Клавиши перестали щелкать.
– Ты шутишь?
Я не знала, чего ожидать, и с облегчением вздохнула, услышав, что он не разозлился и не озаботился, а просто удивился.
Я начала ковырять краешек уже наполовину оторванной желтой наклейки в форме солнца на телефоне-автомате.
– Нет, не шучу. Он явился ко мне в общежитие. Приехал в Бостон навестить брата и заехал поздороваться.
Клавиши счетной машины снова защелкали, и я услышала, как со стрекотом выползает кассовый чек.
– И что он сказал? Как у него дела?
Я рассказала Питеру о работе Мэтта на стройке, и о том, что он помирился с отцом.
– Никогда не думал, что когда-нибудь мы получим от него весточку, – сказал Питер.
– И я. Я правда удивилась, когда увидела его.
Я продолжала ковырять желтую наклейку, пытаясь засунуть ноготь большого пальца под слой клея и оторвать её сразу, но она не поддавалась, и мне пришлось продолжить скрести её ногтями.
– И когда он возвращается домой?
– Через неделю.
Секунду он помолчал.
– Ты собираешься снова встречаться с ним?
Я почесала переносицу, зная, что позвонила Питеру именно потому, что хотела сообщить о происходящем, чтобы не чувствовать, что обманываю его. Но слова, казалось, застряли у меня в горле.
– Думаю, да, – наконец сумела выдавить я.
На другом конце провода повисла тишина. Никаких щелчков по клавишам. Никакого стрекота кассовой ленты.
– Уверена, что это хорошая идея?
– Почему бы и нет?
Я словно воочию увидела перед собой его лицо. Скорее всего, он сейчас неодобрительно качает головой.
– Потому что это Мэтт. Ну же, ты сама знаешь, какой он.
Несколько секунд я не могла говорить, потому что не была уверена в том, что чувствую. Питер удерживал меня, пытался увещевать, словно я ребенок, которого необходимо беречь и защищать.
Иногда он вёл себя слишком благоразумно. И его предположение о том, что встреча с Мэттом не стоит моего времени, неизвестно почему вызвало во мне желание закричать.
Да, у Мэтта была репутация бесшабашного и сумасбродного парня, равно как и ненадежного товарища, но он оставался Мэттом, другом нашего детства, и он вырос и признал, что совершал ошибки. Я просто не могла отшить его.
Наверное, во мне всё еще гнездилась обида на Питера за то, что наша троица распалась много лет назад, когда я хотела попытаться собрать её воедино, а Питер удержал меня. Сказал мне, что это безнадежно.
Я посмотрела на остатки наклейки и заговорила твердым убедительным голосом:
– Это же не проблема, верно? Он приехал в город всего на неделю. И не собирается соблазнять меня.
Я не знала, почему так сказала.
Он коротко вздохнул.
– Я просто не думаю, что это хорошая идея. Я бы не стал доверять ему, Кора.
Я сжала зубы.
– Слушай, не стоит обо мне беспокоиться. Я уже большая девочка.
Он замолчал.
– И, возможно, он тоже изменился, – сказала я. – Может быть, он заслуживает второго шанса. Хочет сделать свою жизнь лучше, и если это так, то я считаю, что мы должны поддержать его. Не только я, Питер. И ты тоже. Попробуй вспомнить все то хорошее, что мы пережили вместе – снежные крепости и летние купания. И ты знаешь, как трудно ему было с отцом, без мамы. Не его вина в том, что все так запуталось.
Я не собиралась вываливать на Питера всё. Собиралась только сказать ему, что намереваюсь провести несколько часов с Мэттом.
Тем не менее, я продолжила более спокойным тоном:
– Я просто думаю, что нам следует забыть кое-какие моменты. Похоже, что Мэтт на самом деле кое о чем жалеет.
Я ждала ответа Питера.
– Жалеет, – повторил он. – Он так и сказал?
– Да. Он сказал, что всегда знал, что Дуг Джонс и его приятель – идиоты… И, как я уже говорила, он наладил отношения с отцом.
Я услышала вздох Питера.
– Почему он не вернулся в Кэмден? Что он делает в Уэллсли?
– Он навещает брата в Бостоне, – напомнила я.
После длительной паузы Питер сказал:
– Ну, думаю, будет нормально, если ты с ним встретишься. Передай ему привет от меня, ладно?
Я на самом деле вовсе не спрашивала у Питера разрешения, и от того, что он мне его дал, мышцы на моих плечах напряглись. Я потерла шею, чтобы немного их расслабить.
– И скажи ему, чтобы приехал домой зимой, когда озеро замерзнет, – добавил Питер. – Сможем достать коньки и нарезать пару кругов.
Я попыталась улыбнуться, но не смогла.
– Передам, и, возможно, он приедет.
Мы поговорили еще несколько минут на отвлеченные темы и попрощались.
Я повесила трубку с иссушающим чувством облегчения, потому что поступила правильно и ответственно. Я рассказал Питеру о своих планах, отстояла свои убеждения и не позволила ему отговорить меня сделать то, что я хочу.
Но почему же тогда, думала я, возвращаясь в комнату и запирая за собой дверь, я чувствую себя так, словно чуть было не шагнула с края отвесного утеса?
Глава 36
Когда в десять утра следующего вторника Мэтт приехал за мной, я даже не подозревала, что позже буду вспоминать этот день как определяющий смысл всей моей жизни, поскольку именно тогда я наконец начала верить в то, что рай существует.
То чудесное утро началось с рассвета цвета голубого топаза – чистого, прозрачного и сверкающего.
Я проснулась от пронзительных лучей солнца, пробивающихся сквозь оконное стекло. В ветвях деревьев чирикали птицы, на траве переливались капельки росы. Именно в такие дни случаются неожиданные радости и новые открытия.
Мэтт приехал вовремя, и я с любопытствующей улыбкой забралась в его машину.
– Так чем мы сегодня займемся? – Я поставила сумку на пол у своих ног. – Ты сказал мне надеть брюки и захватить с собой теплую куртку. Дай-ка угадаю. Мы выйдем в море?
Он бросил на меня взгляд, лишь на мгновение отвлекшись от дороги:
– Угадала.
– На яхте твоего брата?
– Снова верно.
Я ощутила прилив волнения:
– Он тоже поедет с нами?
– Нет, он сегодня работает. Мы будем только вдвоем.
Я посмотрела в открытое окно на сменяющие друг друга деревья и их ветви, дрожащие на ветру.
– Я уже давно не выходила в море. Надеюсь, мы не утонем.
– Ты помнишь, как завязывать булинь[19]19
Бесе́дочный узел, или були́нь (англ. bowline – носовая веревка) – один из основных и наиболее древних узлов общего применения. Незатягивающаяся концевая петля. Иногда именуется «королём узлов» за простоту, универсальность применения и отсутствие явных недостатков.
[Закрыть]?
– Думаю, да.
– Рифовый узел[20]20
Рифовый узел – верёвочный узел для соединения (связывания) верёвок и тросов, разновидность прямого узла. Название получил из-за использования при рифлении на парусных судах, когда данным узлом вяжутся риф-штерты. Достоинством узла является хорошая держащая способность и возможность быстро развязать узел под нагрузкой в случае необходимости.
[Закрыть]?
– Угу.
– А с какой стороны левый борт?
– Слева, – засмеялась я. Мэтт прибавил газу, когда мы выехали на главную дорогу.
– А что будешь делать, если я закричу «Меняю курс!»?
– Отскочу с дороги, чтобы не получить гиком[21]21
Гик. Горизонтальное рангоутное «дерево», к которому крепится нижняя шкаторина грота.
[Закрыть] по голове.
Он улыбнулся:
– Думаю, мы справимся.
Стояло не по сезону теплое осеннее утро, и первые несколько миль за окраиной Уэллсли мы ехали с опущенными стеклами. Говорили о наших семьях, в частности, о брате Мэтта, Гордоне, который работал биржевым брокером, и его жене Рите, школьной учительнице. Я слышала, что в прошлом году Гордон женился на девушке из Бостона, но, насколько я знала, он никогда не приезжал вместе с Ритой в Кэмден. Мэтт сказал, что в январе они ждут рождения первенца.
Чувствуя себя свободно и расслабленно, я высунула руку из окна и ощутила силу ветра, бьющего в раскрытую ладонь. Когда мы доехали до Марблхеда и вышли на финишную прямую, я посмотрела вперед, желая ощутить порывы ветра на лице.
Мы ехали быстро. Вскоре мы уже проехали по историческому центру, мимо церкви Богородицы Звезды морей, и повернули в гавань к Бостонскому яхтенному клубу.
Мы спустились на пирс и увидели судно, названное «Ритой» в честь второй половины Гордона, пришвартованное к причалу. Мэтт забрался на борт и протянул мне руку. Я перешагнула через борт и ступила на деревянную палубу.
– Она прекрасна. – Я оглядела кубрик, уделив особое внимание сверкающему латунному рулю и лакированной кленовой отделке. Смерила взглядом высокую деревянную мачту. Чайки кружили в голубом небе над головой, крича друг другу. Где-то неподалеку раздался звон корабельного колокола.
– Да, жаль, что она не моя, – ответил Мэтт, подходя к люку каюты за моей спиной.
Я ощутила его влажное дыхание на своем ухе, когда он заговорил, и покрылась гусиной кожей. Слегка взволнованная, я смотрела, как он открывает люк.
– Можешь положить сюда вещи. – Он сошёл по трапу в темную глубину. – Я принес сэндвичи.
Я спустилась за ним и положила сумку на кожаное сиденье рядом с иллюминатором уютной каюты, обшитой кленом и пахнущей лимонным маслом. Здесь стояли прочный стол, камбузная плита, а в алькове расположилось укромное спальное место для двоих.
– Очень красивая яхта. Ты много на ней ходил?
– В прошлом году мы были в Виргинии, – ответил Мэтт. – Вдвоем с Гордоном, за месяц до его свадьбы.
– Последний глоток свободы?
– Ну, можно сказать и так, хотя я думаю, что сейчас он счастливее, чем когда-либо. Рита – лучшее, что случалось в его жизни.
– Так приятно это слышать.
Он встал передо мной, темноволосый и красивый в тускло освещенной кабине, и я с болью поняла, что моё сердце колотится как барабан. Внезапно в голове промелькнул образ Питера, и меня накрыло чувством вины.
– Готова поднять парус? – спросил Мэтт.
Яхта качалась на волнах, плескавших по обшивке.
– Кажется, «Рита» готова.
Я напряглась и попыталась не усложнять ситуацию мыслями о Питере. Я всего лишь рассказала ему о своих намерениях. Я не делала ничего плохого.
– Давай поднимемся на палубу, – предложил Мэтт. – Как раз правильный ветер. Не упустить бы его.
Вслед за ним я забралась по лестнице на палубу, и мы начали готовить снаряжение: разворачивать парус, вставлять на места рейки, закреплять фал. Мэтт самостоятельно поднял тяжелый парус, изо всех сил подтягивая тяжелый трос, и мышцы его рук и плеч бугрились при каждом движении. Ветер раздул парус, как флаг, когда тяжелое полотнище взвилось в воздух.
Я встала рядом, чтобы закрепить его, а потом мы вместе подготовили и подняли кливер.
Наконец Мэтт встал у штурвала. Я отдала швартовы, и мы вышли в море.
Глава 37
– Куда мы сегодня плывем, шкипер? – спросила я, спрыгивая на кокпит[22]22
Кокпит – открытое помещение на палубе для рулевого и пассажиров на яхтах, катерах.
[Закрыть].
Он указал на открытое море.
– Туда, в направлении блаженства.
Я запрокинула голову назад и рассмеялась:
– К западу от острова Неги?
– Значит, ты там бывала, – улыбнулся он в ответ.
– Нет, но много о нём слышала.
Я положила руку ему на плечо, чтобы удержать равновесие, когда яхта накренилась в наветренную сторону. Мы набирали скорость. Паруса туго надулись на ветру. Нос судна рассекал волны, плещущие по корпусу.
О, как мне нравилось ощущение ветра и водяных брызг на щеках! Я вдыхала свежий соленый аромат моря, слушала крики птиц, летящих за нами из гавани. Я пребывала в эйфории, в полнейшем восторге!
– Ты прав! – закричала я, силясь перекричать ветер. – Это и есть блаженство!
Мы легли на правый борт, идя в крутом бейдевинде[23]23
Бейдевинд (нидерл. bij de wind) – курс, при котором угол между направлением ветра и направлением движения судна составляет менее 90°. Тяга паруса при бейдевинде целиком определяется его подъёмной силой, при увеличении давления ветра сила тяги уменьшается, зато возрастает сила дрейфа. Таким образом, на этом курсе парус, устанавливаемый с минимальным углом атаки к вымпельному ветру (5—10°), работает полностью как аэродинамическое крыло.
[Закрыть], и Мэтт предложил пойти быстрее. Я прыгнула на переднюю палубу и переставила паруса. Мэтт повернул руль, выравнивая судно, и мы помчались вперед, подпрыгивая на белых гребнях волн, разделяя друг с другом восторг от движения, пока не настало время поворачивать.
– Готова менять курс? – крикнул Мэтт. – Помнишь, что делать?
Ветер беспорядочно трепал пряди моих волос.
– Да! Как только ты будешь готов!
Он кивнул мне, резко крутанул штурвал и пригнулся.
Гик качнулся от края до края. Я выпустила стаксель-шкот[24]24
Стаксель-шкот – один из тросов, управляющих парусами.
[Закрыть], чтобы подстроиться под новый курс.
Перебежав на другую сторону, я проверила парус и закрепила линь[25]25
Линь – тонкий корабельный трос.
[Закрыть].
– Хочешь порулить? – спросил Мэтт.
Я снова спрыгнула на кокпит.
– А то!
Перехватив штурвал, я крепко вцепилась в него и проследила взглядом за Мэттом, который прошел к скамье и сел.
Он наклонился вперед, упершись локтями в колени, сложил руки в замок и опустил голову.
– С тобой всё нормально? – спросила я.
Он поднял голову:
– Да, я просто плохо спал.
Мы продолжили идти в бескрайнее синее море.
– Ты хороший матрос, – заметил Мэтт. – Не потеряла навык.
– Думаю, это как езда на велосипеде.
Остальной мир едва ли существовал для меня в те минуты, когда мы неслись по неспокойному морю. Я была способна выкинуть из головы учебу, будущее, и даже собственное имя и родной город. Сейчас имели значение только скорость, направление ветра и штурвал в моих руках.
И то, что Мэтт сидит рядом со мной.
– Это потрясающе, – сказала я.
Прикрыла глаза, чтобы посмотреть на горизонт, вздымающийся и опадающий вдалеке из-за покачивания яхты.
– Отличное судно. Слушается как нельзя лучше.
Мэтт продолжал сидеть на лавке, прислонившись к транцу[26]26
Транец – часть корпуса, соединяющая борта сзади. Транец, как правило, изготавливают таким, что бы он выполнял несколько функций. Например, часто на нем устанавливают трап, площадки для купания, рундуки, и пр.
[Закрыть]. Он приподнял колено и положил на него ладонь, тоже вглядываясь в горизонт.
– Я на седьмом небе! – крикнула я. – Спасибо, что вытащил меня сегодня! Просто дух захватывает! Честно, я будто в раю!
Мэтт встал, подошел ко мне и взялся за штурвал. Минуту мы держали его вместе, разделяя этот потрясающий миг.
Настала моя очередь сесть и отдохнуть, и я отпустила штурвал, плюхнулась на лавку и прижала колени к груди.
Мэтт посмотрел на меня невозмутимым взглядом.
– Значит, ты веришь в рай? – усмехнулся он. – Раз уж упомянула о нем?
Прядь волос плясала на ветру перед моим лицом. Я заправила её за ухо.
– Даже не знаю, – отозвалась я. – Не то чтобы я об этом не думала. Думала. Не так часто, на самом деле, в основном в одиночестве. Штука в том, что разум требует доказательств существования рая, но их, конечно, нет.
Яхта накренилась, рассекая прозрачную воду, как конькобежец.
– Но порой я думаю, что, может быть, вот это рай, – продолжила я, понимая, что Мэтт с любопытством смотрит на меня, хотя сама глядела в другую сторону.
– Как так?
– Ну, что он существует именно в моменты удовольствия, – попыталась объяснить я. – Когда человек чувствует себя счастливым. Ты сказал, что мы плывем к блаженству, и ты был прав. Именно так я и чувствую себя сейчас, окруженная водой и небом, вдыхая свежий соленый воздух. Словно все мои чувства ожили. А разве не в этом смысл рая? В исполнении всех желаний? Разве не в этом благодать?
Он покосился на меня:
– Значит, ты веришь в рай на земле.
Я не удивилась, что с ним так легко говорить на такие серьезные темы. В моем окружении никто не хотел обсуждать подобное. Никто не задавался такими вопросами, по крайней мере, не вслух, не в разговоре.
– Кто знает? – ответила я. – Возможно, это всего лишь часть того, что ждет нас после смерти. Потому что вся эта радость – она в наших душах, верно? Не в голове или в плоти наших тел. Даже не в сердцах. Думаешь, говоря о радости в сердце, люди разве не имеют в виду душу? Потому что сердце – это всего лишь орган, и когда мы умираем, оно останавливается. Умирает вместе с телом.
– Но продолжают ли души жить? – спросил он. – Вот уж вопрос так вопрос.
Я внимательно посмотрела на него:
– А ты в это веришь?
Ветер разметал его волосы. Мэтт отвел глаза от горизонта и снова посмотрел на меня.
– Думаю, я тоже ищу доказательств, – ответил он, – как и ты. Хотя кто-то может и возразить, что нам не хватает вовсе не доказательств, а веры.
Он слегка крутанул руль, чтобы выровнять курс, и я восхитилась его четким профилем.
– А у тебя она есть, Мэтт? Вера?
– Иногда, – ответил он, – в определенные дни. Но, наверное, недостаточно. По крайней мере, пока. Думаю, я чего-то жду – разверзшихся небес, горящего куста… Не знаю.
– М-да, – согласилась я, тихо фыркнув. – Возможно, чем мы старше, тем понятнее становится.
– Может быть. – Мэтт посмотрел на большой белый парус, натянувшийся на ветру. – Но я верю во все остальное, что ты сказала – что на земле может возникнуть рай в определенные моменты нашей жизни. И этот день – один из них. Не думаю, что бывает лучше.
– Я тоже, – с готовностью согласилась я. – Надеюсь, что в моей жизни таких мгновений будет много.
Мы улыбнулись друг другу, и внутри меня затрепетала безумная смесь страха и желания.
– Ты голодна? – спросил Мэтт, меняя тему, чтобы улучшить настроение – Можем перейти в более спокойные воды и встать на якорь.
– Звучит здорово.
Когда мы вошли в тихую бухту, было уже около трех часов дня.
Приложив усилия, мы опустили паруса, бросили якорь, а затем Мэтт спустился вниз и принес тарелку сэндвичей и бутылку прохладного белого вина.
– Должно быть, в Чикаго ты скучаешь по морю, – сказала я, прислоняясь к транцу и изучая лицо Мэтта, поднятое к небу.
Я тоже подняла голову и увидела пушистое белое облачко, медленно проплывающее над верхушкой мачты.
– Я иногда отправляюсь поплавать на озеро Мичиган, – сказал он, опуская голову и протягивая руку за сэндвичем. – Но там весьма странно.
– В каком смысле?
Он откусил кусочек и проглотил его.
– Потому что оно выглядит и звучит как океан. Глаза говорят, что оно и есть океан, но чего-то не хватает. Чего-то… – Мэтт запнулся, словно подыскивая правильное слово. – Чего-то необходимого. – Он пригубил вино. – И все чувства кажутся неудовлетворенными, потому что все пахнет совсем по-другому, не так, как должно. Огромный водный простор, но вода пресная и на губах и коже не остается соли. А когда заплываешь подальше, то отсутствие запаха начинает по-настоящему тревожить. – Он положил руку на спинку скамьи. – Там мило, но не так, как здесь.
– Я никогда об этом не думала, – сказала я, хотя полностью понимала чувственность этого дня.
– Наверное, когда ты растешь рядом с морем, – сказал Мэтт, – оно у тебя в крови. Ты никогда не можешь уйти от него. Оно – часть тебя.
– Это не вызывает в тебе желания вернуться домой и провести остаток жизни на побережье? – спросила я.
В последнее время мне было трудно представить себе, как я возвращаюсь в Кэмден после выпускного и навеки остаюсь в родном городе. Но если бы там жил и Мэтт, если бы я видела его каждый день, то ничего более чудесного я и желать не могла.
– Вызывает. Отчаянное.
Удивленная его ответом, я нахмурилась:
– Так что тебя держит? Просто соберись и возвращайся.
Сначала он не ответил, словно хотел проигнорировать вопрос. Но, помолчав, он приподнялся на локте и посмотрел на тарелку с сэндвичами.
– Все не так просто.
– Почему?
Он посмотрел на меня долгим взглядом и покачал головой, без слов давая мне понять, что не хочет об этом говорить.
Я не стала на него давить, несмотря на то, что сгорала от любопытства, желая узнать о его жизни в Чикаго. Что его там держит? Должно быть что-то. Или кто-то. Внезапно меня пронзила ревность, когда я представила, что в его жизни есть женщина, пусть он и сказал мне, что нет.
Я приказала себе набраться терпения. Время ещё есть. Мэтт всё расскажет, когда будет готов.
Мы доели сэндвичи и заговорили о книгах. Обсуждали романы, прочитанные за последние годы, и Мэтт рассказал немного о написанных им рассказах и начатом романе. Поведал, что книга будет о мальчике, который осиротел и нашёл отцу странную замену в виде старого нью-йоркского дворника.
И я снова попросила его закончить роман.
– Может быть, – ответил он. – Посмотрим.
Волны бились о корпус, а чайки кружили над яхтой. Я не помнила, когда в последний раз так наслаждалась волшебством подобного дня. Казалось, что весь мир поёт рапсодию, переливаясь особенной энергией.
О, как я скучала по Мэтту. До этой минуты я не до конца это понимала. За последние шесть лет я вычеркнула из памяти воспоминания о счастье, которое испытывала рядом с ним в детстве, потому что всегда оплакивала его потерю. Я чувствовала себя так, словно в день отъезда Мэтта из Кэмдена у меня отобрали половину сердца.
Он увез с собой ту часть меня, которая могла испытывать эйфорию, подобную сегодняшней.
И тут же я нестерпимо захотела оказаться ближе к нему. Подвинуться на лавке и свернуться в его объятиях. Мне всегда этого хотелось, даже когда мы были детьми, но тогда я не совсем понимала, на чем основывается это желание. Я не понимала, что мои чувства, даже тогда, имели отношение к сексу.
Теперь это отрицать не стоит. И я сидела, всецело ошеломленная только что открывшейся мне истиной. С одной стороны, на берегу была безопасность – Питер, а с другой, в море, – Мэтт, безмерно глубокий и неизвестный, со всеми его непредсказуемыми опасностями: цунами и айсбергами, штормами и прибоем.
Мэтт допил вино и поболтал пустым бокалом в воздухе, глядя на бурные воды Атлантики.
– Похоже, надвигается туман. – Мэтт встал. – Видишь его?
Я тоже поднялась на ноги.
– Да. Чувствую прохладу.
– Наверное, пора в обратный путь.
Он посмотрел на меня и протянул руку, чтобы забрать мой пустой бокал. Наши пальцы на секунду соприкоснулись, и меня словно пронзило током. Похоже, что он тоже это почувствовал, потому что надолго замер, глядя мне в глаза.
Я приоткрыла губы. Сердце забилось с пугающей частотой. Я хотела что-то сказать, но что? Не существовало слов, чтобы описать, что я чувствовала и чего хотела. Все, что я знала: что я охвачена настолько диким желанием, что его не сможет остановить никакое самообладание.
Яхта качнулась, и я дернулась навстречу Мэтту. Это ему и требовалось. Он шагнул вперед и прижал меня к себе. На короткую секунду он просто сжал меня в объятиях, пока моё сердце бешено колотилось, а затем его губы обрушились на мои.
На вкус он был как свобода и наслаждение. Моё тело вытянулось, когда его ладони коснулись моих бедер и прошлись по спине, а жар его губ как бальзам проливался на мои изголодавшиеся неистовые чувства. Сбитая с толку и дрожащая я обвила руками его широкие плечи и крепче прижалась к нему, цепляясь за его куртку, желая получить намного больше, чем любой из нас когда-либо намеревался взять или отдать.
Он наклонил голову и поцеловал меня в шею так, что я едва не расплакалась от радости и страдания, потому что хотела его с безумным отчаяньем.
– О, Мэтт, – вздохнула я.
Он попытался прервать поцелуй, отстраниться, но не смог. Вместо этого он крепко обнял меня и прижался лбом к моему лбу.
– Боже, Кора. – Яхта слегка покачивалась у нас под ногами. – Зря я приехал.
– Не говори так. Я этого хотела.
– Но я обещал себе, что не прикоснусь к тебе.
Меня захлестнуло разочарованием, потому что я хотела с головой нырнуть в эту авантюру, и это желание никуда не исчезло. Последствия теперь ничего для меня не значили.
– Почему? – спросила я. – Из-за Питера?
– Я уже говорил, что не хочу усложнять тебе жизнь. Я не тот, кто тебе нужен.
Я втянула в себя воздух, чтобы заговорить, но Мэтт перебил меня:
– Ты же знаешь, я не из тех, кто любит сидеть на одном месте. Я никогда нигде не работал дольше года. Не могу закончить книгу, которую начал писать пять лет назад. Мы оба знаем, какой я человек. Я ненадежный, а ты заслуживаешь лучшего. – Он опустил руки. – Пора плыть обратно.
Он отвернулся, чтобы убрать тарелки и пустую винную бутылку, и в этот миг связь между нами прервалась. Страсть исчезла из его взгляда, сменившись неизвестно чем. Возможно, страхом. Тревогой о моем благополучии. Или даже лояльностью старому другу, которого Мэтт шесть лет не видел.
Или все было так просто, как он сказал – естественная неспособность привязаться к кому-то или чему-то? Недостаток, который так и не получилось преодолеть? А может быть, он и не хотел с ним бороться. Предпочитал свою свободу. Может быть, ему всегда будет надоедать то, что станет слишком знакомым.
Возможно, именно поэтому он меня так привлекал. Потому что был недосягаем.
Я не могла говорить. Могла лишь методично двигаться по палубе, помогая снаряжать яхту.
Вместе мы молча подняли якорь и паруса, и почти не разговаривали, пока ветер нес яхту в более знакомые воды и наконец обратно на твердую землю.