Текст книги "Письма из Лондона"

Автор книги: Джулиан Барнс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 26 страниц)

Если Питер Миддлтон, президент Ллойд, – единственный, о ком прогоревшие Имена в унисон отзываются с уважением – хваля его за сочувствие и откровенность, – то нет такого человека, который не посчитал бы своим долгом плюнуть в д-ра Арчер. Брань – от импровизированной до многажды отрепетированной, ничего другого в ее адрес я от Имен не слышал: «Сама змея подколодная, а сюсюкает, будто с малолетними: как-у-нас-делиски-сегодня-утлечком? – тьфу!»; «Старая перечница» (это от женщины, которая едва ли была моложе); «Да про нее и члены Совета говорят: «Изтаких гвозди надо делать». Отчасти это естественное раздражение, которое вызывает публичная фигура отдела, выбивающего из вас деньги; отчасти – замечания того рода, что часто выпадают в британском обществе на долю высоко взлетевшей и красивой женщины. Ллойдз, надо полагать, посчитал назначение д-ра Арчер на пост руководителя Затруднениями хитрым пиар-ходом: не просто женщина (априори привлекающая больше симпатии), но и та, которая сама состоит в Именах с 1977 года, а также и жена Имени, которому в начале своей карьеры уже приходилось разделываться с феерическими долгами; таким образом, ее можно было демонстрировать как пациента, который сам принимал то снадобье, которое он рекламировал. Однако ж есть в д-ре Арчер нечто такое, что заставляет вытягивать нос и с силой втягивать воздух, словно гигантская понюшка табаку, и вынужден сознаться, что, вонзив зубы в свой обеденный сандвич за столом напротив нее в Ган-Уорф – на заднем плане залитые солнцем яхты бороздили Медуэй, – я никак не мог отделаться от мысли, что бы это такое могло быть. Д-р Арчер – миниатюрная брюнетка, миловидная, невозмутимая, ухоженная и весьма, весьма скрупулезная. Видно, что она контролирует себя от и до (хотя – один мой друг однажды танцевал с ней и хвастался, что в его руках она была «беззащитной девочкой»). Тут, надо полагать, все дело в голосе, который не то сделан из костяного фарфора [139]139
  сорт тонкостенного, просвечивающегося фарфора.


[Закрыть], не то выкован в Челтнемском женском колледже. Углядев, что обезжиренное молоко из пластикового наперстка не одолело пигментацию моего черного кофе, она предупредительно осведомилась: «Не угодно ли еще молока?» Прозвучало это – мне по крайней мере так показалось – как вопрос сердобольного палача: «Тисочки вам не очень жмут?» Однако единственный раз, когда у меня появился хоть сколько – нибудь законный предлог проанализировать реакцию, которую она вызывает, – это когда я упомянул о том, что у своей нынешней клиентуры она вызывает изрядное негодование. «Негодование, раздражение, возмущение, – ответила она. – Все это вполне объяснимо». Все эти существительные она произнесла так, будто идентифицировала обнаруженные при судмедэкспертизе желудочные камни, а не называла вулканические эмоции.

В ее комитете двадцать восемь штатных единиц (двадцать служащих рассматривают иски, восемь занимаются административной работой), и на 3 августа 1993 года они получили 2327 заявлений от ллойдовских Имен. Из них 906 впоследствии отозвали свои заявления. Это кажется необычайно высоким процентом. Странность объясняется двумя факторами. Во-первых, люди понимают, во что ввязались, лишь тогда, когда в полной мере сталкиваются с тонкостями делопроизводства (один из камней преткновения состоит в том, что супруг/супруга Имени также должны подавать полную финансовую декларацию в Ллойдз). Во-вторых, когда все только начиналось, обращение к Затруднениям рассматривалось как перспективный способ потянуть резину: после составления заявления ваши средства в Ллойдз замораживались и их уже нельзя было списать со счета. Также это породило волну различных колоритных извинений за опоздание из тех, что пользовались особенной популярностью в школьные времена: одно из Имен утверждало, что переехало себе пальцы ноги газонокосилкой, предполагая, наверное, что это должно вызвать сочувствие у фаланг пальцев, заполняющих анкеты, на другом конце тела. И хотя с тех пор Затруднения упростили официальную процедуру, работа продвигается черепашьими темпами. Из 1421 дела, в настоящее время ожидающего рассмотрения, было изучено 361, и 328 Имен получили предложения по урегулированию. Из них 108 приняли предоставленный вариант, хотя по состоянию на 3 августа всего на семи делах были поставлены окончательные подписи и печати.

«Мы помогаем Именам избежать банкротства и продолжать свою деятельность в рамках текущей финансовой ситуации», – говорит д-р Арчер. Разные случаются передряги (особенно те случаи, когда состояние есть и у супруга/супруги), но применительно к холостому Имени это значит, что оно должно будет вручить Ллойдз все свои средства, отдавать ему любые непредвиденные доходы – наследства, счастливые дни в лотерее, – полученные в течение трехлетнего периода, и продать все свое имущество, кроме «скромного и единственного дома». Имеется в виду жилище стоимостью от £100 000 до £150 000, в зависимости от региона. Ллойдз также примет на себя управление домом Имени, каковой будет изъят после его смерти. Имени будет позволено, опять же если у него нет семьи, тратить на себя от £7000 до £12 000 в год в течение трехлетнего периода, пока действует соглашение: все заработанные суммы, превышающие эту цифру, реквизируются. Наконец, в контракте подчеркнуто, что Ллойдз имеет право требовать деньги от Имени и по истечении трех лет в том случае, если это деньги, имеющие отношение к Ллойдз: прибыль от «незакрытых» лет, прибыль от полисов stop-loss или деньги, полученные по суду от самого Ллойдз в ходе выигранных процессов. Последний пункт вызывает у некоторых членов особенную неприязнь: сначала Ллойдз теряет твой горшок с золотом из-за своей некомпетентности, затем ты разоряешься, затем Комитет по Затруднениям обшаривает твои карманы, затем судьи отыгрывают для тебя сколько-то денег, которые тебе и с самого начала не следовало бы терять, после чего Затруднения снова нарисовываются на горизонте и опять оставляют тебя несолоно хлебавши. Я рассказал д-ру Арчер о том, что ее газетная фотография в вечернем туалете от Nicole Manier имеет большой успех среди прогоревших Имен, на что она ответила мне с улыбкой Снежной Королевы: «Я их не виню».

А что происходит, спросил я ее, если вы почуете крысу? «Если мы чуем крысу, то начинаем как следует принюхиваться». Финансовые контролеры достаточно квалифицированны, чтобы разобраться с запутанными заемами; иногда Имя демонстрирует нежелание позволить комитету пообщаться с его банком. «Но большинство наших Имен очень откровенны, – настаивает она. – Большинство из них – это скромные люди в затруднительных обстоятельствах. Они говорят: «Нам нужна определенность». Один из служащих д-ра Арчер, с которым я разговаривал, подтвердил это: отдельные случаи неудавшегося обмана кажутся относительно незначительными – и довольно неуклюжими: то в цифре подлежащего выплате процента ноль пропадет, то «в графу издержек занесут приобретение трех телевизионных лицензий на один дом» (по британским законам, вам требуется только одна лицензия на дом). Хотя специалист из комитета подтвердил, что «на нас по-прежнему выливается немало накопившейся горечи, особенно это касается Имен в возрасте, потерявших все свои накопленные сбережения», процесс, с точки зрения Ган – Уорф, протекает неминуемо болезненно, но сравнительно спокойно: почтенные Имена стараются подвести черту под своими неприятностями; даже вымирая в финансовом смысле, они доверяют Ллойдз – овцы, покорно бредущие на последнюю стрижку. Может статься, когда-нибудь весь этот механизм заработает на полную мощность. Но может быть и так, что пока в сети комитета попадала только мелкая рыбешка – о чем свидетельствует тот факт, что у половины Имен, явившихся на поклон в Затруднения, есть банковская гарантия на дом (полулегальный способ задекларировать состояние в восьмидесятые). Также может статься, что к настоящему моменту объявились только жертвы, наименее пострадавшие от мошенничества, – а может, просто чувства гнева ослабевают и конспирологические теории кажутся менее правдоподобными, когда жертва встречается с бюрократией Ган-Уорф. Так или иначе, между точкой зрения медуэйских берегов и мнениями, которые я слышал от пострадавших, пролегает глубокая пропасть.

И чем дальше влезаешь в эту ллойдовскую историю, тем с более непреодолимой несовместимостью взглядов сталкиваешься. Имена, достойно приходящие к урегулированию, или Имена, делающие все возможное, лишь бы соскочить с крючка? Десятилетие многоуровневого масонского заговора против внешних Имен – или просто десятилетие галопирующей некомпетентности? Цепочка индивидуальных трагедий, словно ВИЧ, поразившая верхушку среднего класса, или просто аморальная афера «одной банды толстосумов, залезших в карман к другой банде толстосумов» (по выражению одного карбонизированного Имени)? Трудно определить подлинную степень социальной и финансовой травмы. Когда разговариваешь с ллойдовскими Именами и их близкими, часто слышишь о депрессии, распавшихся браках, даже самоубийстве; о распродаваемом имуществе, о детях, которых приходится забирать из частной школы, о чудовищном социальном падении. Иногда в этих историях возникает и курьезная грань: мне рассказывали об Имени, чья неодолимая склонность к серийным бракам наконец наткнулась на препятствие, когда, предвидя возможные убытки, он положил все свои средства на имя жены; сейчас он извивается как уж на сковородке, оказавшись в полной зависимости от женщины, от которой в других обстоятельствах избавился бы к моменту истечения ее срока годности. Но по большей части все эти угнетающие саги, часто заканчивающиеся фразой «они истребили целый пласт английского общества». Если бы Ллойдз лопнул и все его члены обанкротились, подобного рода утверждение, несомненно, было бы правдой: так или иначе в организацию по-прежнему вовлечены около 30 000 человек, что приблизительно соответствует количеству фигурантов текущего выпуска «Кто есть кто». Но в настоящий момент до этой цифры еще далеко. Прогоревшие Имена говорят о «целом пласте», потому что узок круг – обычно они знакомы с другими Именами (именно так в конце концов, друг через друга, они и попадали в Ллойдз поначалу). «Истребление» тоже бывает разное: иногда мужу приходится выдвинуть свою жену в качестве члена и самому дистанцироваться от Ллойдз, чтобы ограничить потенциальные потери семьи; пока что «потери» относятся скорее к частному образованию, вторым домам, катанию на горных лыжах – которые посторонним покажутся в первую очередь чересчур жирными и неоправданными социальными привилегиями. Наконец, трудно подсчитать убытки после того, как принимаешь в расчет фактор «плотно сжатых губ», так называемого «английского характера». Одно Имя, которое было вынуждено продать часть своей награжденной призами коллекции книг, сангвинически процитировало мне афоризм «Не плачь по тому, что не может плакать по тебе». А еще один страховой агент рассказал о гениальном диалоге двух джентльменов из Сити, который он случайно подслушал в гардеробе своего обеденного клуба. «Ты как, дружище?» – спросил первый джентльмен – на что второй, грустно покачав головой, только и ответил: «Похоже, у меня полный Ллойдз».

Альтернатива, от которой никуда не деться, состоит в следующем: сможет ли Ллойдз – с его новой командой менеджеров, искрометным бизнес-планом и патрульными машинами мистера Миддлтона, присматривающими за тем, чтобы на автомагистрали соблюдался скоростной режим – избавиться от излишков жира, подкачать мускулы, держать свои накладные расходы на рекордно низком уровне и вознамериться вступить к середине девяностых в историческую фазу регенерации – или все это лапша на уши и блеф, потому что финансовая база подверглась необратимой эрозии, Имена разбегаются куда глаза глядят уже не как овцы, а как лемминги, у корпоративного капитала есть более перспективные проекты, чем вытаскивать за уши Ллойдз, и вся эта лавочка накроется не сегодня, так завтра?

Правда обычно находится посередине, но одно несомненно. Ллойдз может уцелеть после гневных атак своих Имен и половодья судебных исков; он мог бы превратиться в приличный, четко регулируемый рынок; он мог бы выдержать убытки, которые еще только должны объявиться. Что не уцелеет, чего Ллойдз лишился на веки вечные, так это некая аура английскости, которой он, были времена, гордился и которая, так уж совпало, была большим плюсом для бизнеса. В первую очередь он потеряет свою экономическую базу в мире пони Арабеллы, мире вторых домов, личных доходов и частного образования: Питер Мидцлтон предсказывает, что если бизнес-план выгорит, то уже через семь-восемь лет не более 15 процентов членов Ллойдз предпочтут неограниченную ответственность – и в этих 15 процентах «английский элемент будет неуклонно сокращаться», что неизбежно придется компенсировать за счет притока новообращенных джентльменов из Азиатско-Тихоокеанского региона. Но самое главное, Ллойдз лишится – уже лишился – своего особенного, эзотерического, мистического и сексапильного статуса в том сегменте британского общества, где на него только что не молились; раз уж лучшего слова все равно не подберешь – он потерял свою честь. Да, разумеется, снобизм, алчность, мудрая расчетливость – мотивов было много, но считалось, что это действительно честь – и не в последнюю очередь именно поэтому новые Имена хлынули в Ллойдз в восьмидесятые; и, когда Ллойдз подвергся бесчестью, им пришлось расстаться с последней рубашкой. Разумеется, с потерей чести жизнь необязательно заканчивается: см. «Фальстаф». Парадокс в том, что, похоже, те, кто обанкротился из-за Ллойдз, сильнее ощущают эту потерю чести, чем те, из-за кого это произошло. По самоубийствам, во всяком случае, жертвы явно ведут в счете.

Вряд ли кто-либо станет удивляться тому, что очень немногие в настоящее время присоединяются к Ллойдз. Количество членов снизилось с 32 433 в 1988 г. до 19 681. Между 1989 и 1992-м ушло 10 661 Имя, а влились в организацию всего 735 новых членов. Даже если принимать в расчет общепризнанное мнение о том, что нижняя точка падения пройдена, и верить статистике, доказывающей, что лучшие синдикаты зарабатывали как ни в чем не бывало в самые худшие годы, эти 735 человек должны либо обладать очень крепкими нервами, либо испытывать проблемы с доставкой газет. Питер Миддлтон среди прочих процитировал мне следующий ллойдовский афоризм: «Совсем не хотите рисковать – так уж лучше вкладывайте деньги в почтовую службу», – однако на исходе 1993 года почтовая служба кажется чуть л и не идеальным вариантом для инвестора. Не раз и не два мне приходилось слышать от прогоревших Имен их вариант сценария Судного дня. Вот что произойдет. Не будем принимать во внимание фактор корпоративного капитала – если этот капитал и придет на выручку Ллойдз, то в любом случае он в значительной степени будет защищен от ответственности за потери предыдущих лет. Имена разоряются по всем фронтам, экономическая база ужимается как шагреневая кожа, куча счетов за текущий год неоплачена, еще больше убытков ожидается за следующий (оправдывались же предыдущие прогнозы – значит, надо готовиться к самому худшему); теперь вопрос: откуда они собираются брать деньги? Если член разорен четыре или пять раз, сколько анкет в Комитете по Затруднениям он ни заполняй, счета от этого не аннулируются – так на кого же они все это переложат? На членов, которые по-прежнему платежеспособны! «Мы все связаны через Центральный фонд», – уверяет Кпайв Фрэнсис. К настоящему моменту для расплаты по гигантским долгам с каждого члена Ллойдз уже трижды – по разу в год – взимали 1,5-процентный налог на ту сумму, с которой он участвует в страховых сделках. («Чертовски жаль было расставаться с деньгами», – призналось мне одно Имя из Ирландии. Он и так переживал эти экспроприации крайне болезненно, а за 1990 год сумма, которой он должен был поддержать неудачников, увеличилась до Ј6000). Но по мере того как все большее число Имен терпит крах, нагрузка на оставшихся возрастает. А это, по словам одного профессионального эксперта по Ллойдз, прямой путь к финалу сценария Судного дня: «Я придерживаюсь того мнения, что разорятся все Имена Ллойдз – они просто еще не знают об этом».

Один из тех, кто не знает об этом – или, выражаясь по – другому, продолжает успешно преодолевать нынешние препятствия, – одновременно еще и одно из наиболее неожиданных Имен среди ллойдовских Монстров Рока. Мелвин Брэгг – романист и ведущий телепрограммы об искусстве, выходец из камберлендского рабочего класса, сын трактирщика, впоследствии открывшего кондитерскую. Одно из первых воспоминаний Брэгга – он сидит в четвертом ряду местного зала Общества Трезвости в Уигтоне и слушает, как его мать зачитывает казначейский отчет на совещании тамошней ячейки лейбористской партии. На протяжении всей своей выдающейся телекарьеры он был лояльнейшим – и не менее выдающимся – членом лейбористской партии. Курьез в том, что в то самое время, когда он влился в Ллойдз – «около 1980 г.» – его всерьез манила карьера депутата Парламента. Случись это, он оказался бы единственным на сегодняшний день Именем на лейбористских скамейках – против сорока семи Имен-тори. Он признает, что ему «не пришло в голову» подумать о том, что его членство в том, что считалось одним из неприступных бастионов консервативной верхушки среднего класса, могло пойти вразрез с членством в сравнительно левой – в те времена – лейбористской партии.

Так как его туда занесло? В то время у него был дом в Хампстеде стоимостью £150 000, коттедж в Камберленде, £20 000 в банке и «доход, который рос и рос». В фондовой бирже он мало что понимал, так что финансовый консультант посоветовал ему Ллойдз. «Мне это показалось любопытным. Это по моему темпераменту, дай по финансовым потребностям. Да, меня привлек азартный аспект всего этого предприятия». Какова была его реакция на понятие неограниченной ответственности? «Мне вообще по душе игра. Мой отец, хотя и человек небогатый, всю жизнь увлекался скачками – и при этом ни разу не оставлял мать без гроша». Странность состоит в том, что сам Брэгг никогда не играл на скачках «Я даже на «Гранд Нэшнл» [140]140
  Крупнейшие скачки с препятствиями; проводятся ежегодно весной на ипподроме Эйнтриблиз Ливерпуля.


[Закрыть]ни разу не ставил. Всегда считал, что на везении только дураки выезжают, ну да чего уж теперь об этом». Те немногие Имена, что имеют отношение к миру искусства, обычно являются – как барон Арчер Вестон-супер – Мэрский – настолько же откровенно правыми, насколько Брэгг левый. Когда я отпускаю замечание о том, что богема и люди левых убеждений нечасто оказываются членами Ллойдз, Брэгг задумывается на секунду и затем осведомляется: «А Джон Мортимер [141]141
  Джон Мортимер – адвокат, сценарист телесериала про хвастливого адвоката Рампола, писатель и драматург, очень известный в Англии.


[Закрыть]– Имя?» Я звоню добрейшему создателю Рампола – проверить. «Разумеется, нет, – отвечает он, судя по голосу, возмущенный подобным предположением. А почему, собственно? – По-моему, более идиотского способа расстаться с деньгами не существует. Я вообще не понимаю, как можно вляпаться во все это – надо быть полным ослом».

Брэггу случается тревожиться, но, похоже, Ллойдз не доставляет ему слишком много забот. «Я искренне думаю, что это почтенный способ сделать так, чтобы твои деньги на тебя работали». Но ведь он мог вложить свои деньги – учитывая его равнодушие к фондовой бирже – в обычную, к примеру, страховую компанию: был ли в его выборе элемент снобизма? «Язык не поворачивается назвать себя безгрешным», – отвечает он, и мы больше не упоминаем эту тему. Брэггу также приходилось давать Ллойдз профессиональный совет. Год или около того назад с ним неофициально консультировались насчет малоэффективной рекламы услуг компании. Он с ужасом обнаружил, что «пресс-отдел у них – как у телекомпании "Бордер" [142]142
  «Бордер» – маленькая коммерческая телекомпания; ведет передачи на районы севера Англии, юга Шотландии и Мэн.


[Закрыть]» – в смысле, полторы калеки. В ходе кампании за «транспарентное общество», которым Ллойдз себя называет, наведением лоска теперь занимаются отборные знатоки передовых пиар-стратегий.

Писатель признается, что в свое время он «палец о палец не ударил», чтобы разузнать, чем чревато его членство в Ллойдз. Зато, надо сказать, ему повезло встретить хорошего советчика. Напрашивающееся сравнение участия в Ллойдз с азартной игрой на скачках вполне обоснованно, за исключением, пожалуй, единственного момента: если вы с улицы завернете в первое попавшееся букмекерское агентство, то скорее всего, куда бы вы ни угодили, шансы на выигрыш у вас будут более-менее одинаковые; если вы завернете в Ллойдз, то первая и, не исключено, самая крупная авантюра, в которую вы ввязываетесь, состоит в том, какому агенту вас представят. В какие синдикаты Брэгга прибило в самый первый раз, в тех он и оставался – «очень, очень необдуманно»; он никогда не приобретал приостанавливающего убытки полиса5/о/?-/о. и(«Я просчитал издержки, и выяснилось, что это того не стоило»); и хотя он потерял деньги в последние пару лет, «в общем и целом, мне кажется, я скорее чуть-чуть выиграл». В настоящее время он, по его словам, состоит в двадцати восьми синдикатах – в четырех убыточных и двадцати четырех, где дела идут «очень славно». Не подумывал ли он после потерь последних лет выйти из игры? «Выравнивай ни выравнивай – толку ноль», – отвечает он. Под этим он имеет в виду, что уход не освобождает вас от будущих потерь в синдикатах, остающихся с незакрытыми годами; так что на самом деле вы уйдете только из успешных синдикатов. О том, чтобы соскочить, у него и мысли нет. «Я считаю, сейчас надо ставить на Ллойдз. Если бы я мог забрать свои деньги из открытых синдикатов, я бы тотчас же вложил их. Сейчас полно синдикатов, которые зарабатывают. Самое время вступать в игру».

И английский романист, и ирландский бизнесмен, с которыми я беседовал, решили придерживаться одинаковой стратегии поведения. Нет, если б они с самого начала знали, чем все это кончится, их не заманили бы туда ни за какие коврижки («Таких рисковых парней, каким я был в 1980 году, сейчас я бы обходил за три километра» – говорит Брэгг); с другой стороны, раз уж они до сих пор в деле и умудрились остаться на плаву после катастроф последних лет – то, по их мнению, сейчас золотая пора для тех, кто решил остаться. Сравнение с азартными играми кажется более обоснованным, чем все остальные, когда начинаешь потрошить психологическую реакцию участников. Проиграл и прогорел – ага, ну значит, это лохотрон – лошади у них все на допинге, жокеям дали на лапу, судьи – все христопродавцы. Выиграл или остался при своих: ну так ты кум королю, особенно на фоне этих олухов, которые проиграли свои запонки – ну а у тебя – то везде свои люди, которые рапортуют чего и как прямиком из конюшен, безмазовую щетку [143]143
  волосы за копытом у лошади.


[Закрыть]ты за сто шагов чуешь, а еще ты знаешь одного парня, который знает другого, а уж тот…

Знакомый парень Мелвина Брэгга – один из ллойдовских вице-президентов, Роберт Хизкокс, и он же по совместительству является его агентом. Сын бывшего президента, Хизкокс в очень значительной степени ллойдовский инсайдер; он был действующим Именем с 1967 года, сам двадцать лет простоял, что называется, за конторкой, страховал произведения искусства в высокорискованном сегменте рынка, а в настоящее время руководит синдикатом RobertsHiscox. Этот господин лет пятидесяти изъясняется с изящной обходительностью, но по сути его речи весьма воинственны: на протяжении двадцати пяти лет он отстаивал идею ограниченной ответственности. Его ни разу не послушали – отчасти из-за традиционно неправильного истолкования Ллойдовских Актов 1871-го и более поздних лет – которые вроде как запрещали это (на самом деле запрещали только для индивидуальных членов), но главным образом на основании мудрости: «Раз не ломается, так нечего и чинить». «На что я замечал: "Большинство вещей уже нельзя починить после того, как они сломались"». Сейчас он отвечает за консолидацию корпоративного капитала и спасение ллойдовской шеи: чинить, как видите, все-таки пришлось, и гораздо больше, чем могло бы быть.

Хизкокс говорит без обиняков и не строит иллюзий касательно этого рынка. Именно он лет двенадцать назад произнес пресловутую фразу: «Если бы Бог не хотел, чтобы их стригли, Он бы не сделал их овцами». Когда в июне этого года – в тот момент, когда изрядное количество овечек не то что остригли, но освежевали и слопали со всеми потрошками, да под мятной подливкой – в телеинтервью ему припомнили эту цитату, Хизкокс справедливо заметил, что подлинное авторство этого афоризма принадлежит Илайе Уоллеку [144]144
  Американский актер; в «Великолепной семерке» играет Кальверу, предводителя бандитов, тогда как Бриннер – защитника крестьян.


[Закрыть]в его любимом фильме «Великолепная Семерка». Ну а все-таки, что же он хотел сказать? «Есть такие люди, – ответил он, – которые со стопроцентной точностью умудряются выбрать себе в жизни неправильного финансового консультанта, неправильную жену или мужа; они выбирают неправильного адвоката, неправильного биржевого маклера, и у них стопроцентно неправильное чутье, и, ничего не попишешь, даже если кто-то попытается выстроить рынок таким образом, чтобы эти люди были гарантированы от денежных потерь, у них все равно начинаются проблемы – потому что они выбирают себе неправильного ллойдовского страхового агента. Ничем хорошим для них это не могло кончиться». Больше всего это похоже на то, что обвинение предъявляется самим жертвам (как бы то ни было, не следует ли цитировать скорее Юла Бриннера, чем Илайю Уоллека?); и когда наш разговор обращается к «горю-злочастию» последних лет, Хискокс замечает, что нечего удивляться тому, что произошло в восьмидесятые – в том случае, «если вы сами не знали, чего хотите от своих денег». Пожалуй, это самая странная и самая жесткая характеристика людей, с которыми я разговаривал на протяжении последних недель. А кроме того, ему ведь как агенту именно такие и нужны были? Он протестует: «Мы выпроваживали их» – потенциальных клиентов такого рода – «целыми отарами. Ну так они выбегали от нас и неслись прямиком в Гуда Уокер, на свою беду: им ведь недосуг было всерьез вникать в дела. Они доверяли институции с 305-летним стажем, символу Британии и Империи, но на самом деле знать не знали, с чем имеют дело».

Новый бизнес, который сейчас пытается привлечь Ллойдз, едва ли удастся стричь с прежней беззаботностью; можно не сомневаться, что эти господа будут «вникать в дела» так, что мало не покажется. Когда я спросил Питера Миддлтона, какой смысл корпоративному капиталу вторгаться в рынок, который так откровенно благоволил в последние годы к инсайдерам, он заметил, что организации, о которых идет речь, в высшей степени квалифицированы в том, что касается выбора синдиката, где они собираются разместить свои деньги (и наверняка если уж они почуют свою выгоду, то толкаться локтями будут без зазрения совести). Рынок начнет принимать корпоративные Имена в январе 1994-го. С них потребуется капитал в Ј1,5 миллиона; они также должны будут вносить в качестве депозита 50 процентов от суммы своих с Ллойдз страховых сделок (в отличие от 30 процентов для индивидуальных Имен); их ответственность будет ограниченной; и убытки, которые Ллойдз понес до их появления, «не коснутся их ни в коей мере». Этот последний пункт подвергся критике со стороны нынешних Имен, которые уверены, что на них взвалили все бремя прежних ллойдовских ошибок, тогда как корпоративный капитал явился на все готовенькое и теперь снимет с нового бизнеса все сливки. Хизкокс горячо отстаивает концепцию двухсекционного рынка: «Ни один новый инвестор не войдет в дело, если его заставят заплатить хотя бы пенни за прошлое». Кроме того, говорит он, в этом отношении Ллойдз не отличается от фондовой биржи: если цена акции падает, инвестор, покупающий ее за, скажем, 24 пенса, не станет – да у него и мысли такой не возникнет – выручать тех, кто раньше приобрел ту же самую акцию за 124 пенса.

Хизкокс признает, что из-за мятежа в тылу в такой неподходящий момент комитеты активистов получили определенную фору в их противостоянии с Ллойдз. Время работает против последнего – когда надо любыми средствами привлекать корпоративный капитал, картина массового бунта предыдущих инвесторов, не говоря уже о передаче на рассмотрение одного случая в Бюро по борьбе с мошенничеством в особо крупных размерах [145]145
  В Британии – правительственный отдел; расследует сложные случаи экономических преступлений.


[Закрыть]с перспективой возбуждения уголовного дела, – не самый лучший общественный фон. Что, если ллойдовские Имена откажутся платить? Что, если корпоративные деньги так и не придут на рынок? «Даже если корпоративный капитал не поддержит нас, в 1994-м мы уцелеем». Хизкоксу кажется забавным, что, пережив множество своих врагов в прошлом, а в последнее время несколько раз даже защищавшийся в Палате общин лейбористской партией, Ллойдз теперь вынужден «воевать с собственными Именами». Да уж, «Англия погибнуть может от рук лишь англичанина», замечает он не без горькой иронии. Абсолютно, с ужасом понимаю я, в яблочко, но до какой же степени цинично! – ведь во многом Ллойдз просуществовал так долго потому, что был английским до мозга костей. Я вспоминаю, как Миллионерша в Минусе сказала: «Мне казалось, это будет очень по-английски». А еще я вспоминаю язвительную реплику Вдовы из Юго-Западных графств – в ответ на упоминание о пришествии на рынок корпоративного капитала: «Я бы не стала вкладывать в компанию, которая инвестирует в Ллойдз».

Если новый бизнес-план заработает и Ллойдз уцелеет, то характер этого рынка существенно изменится. Эпоха тралового лова во время званых обедов, эпоха связей с Уимблдоном, инвесторов-дилетантов – эпоха овец, которые «сами не знают, чего хотят от своих денег» – канет в Лету. Индивидуальные Имена можно будет перечесть по пальцам; большинство Имен объединятся с тем, чтобы приобрести корпоративный статус и действовать с ограниченной ответственностью – или, второй вариант, будут инвестировать, прибегая к посредническим услугам более крупных организаций. Разумеется, какая-то часть денег будет поступать от тех же людей, что и раньше, но теперь это будут уже отфильтрованные управляющими пенсионными фондами цифры, а не, как прежде, шкатулки с фамильным серебром на заднем сиденье «рэйнджровера». На мой вопрос, как Ллойдз – если предположить, что он уцелеет – будет выглядеть лет через десять, Хизкокс тускнеет, если можно потускнеть энергично. «Я представляю его таким, каким он был в зените своей славы, когда в нем сошлись превосходство над всеми, креативность и новаторство». И когда же он достиг этого зенита? Как ни странно, «около 1790 г.». Затем Хизкокс упоминает о «трех основополагающих вещах, которые в Ллойдз отсутствуют уже двадцать лет». А именно: «Первое – внушительный и искушенный капитал. Второе – абсолютная честность. Третье – сильное руководство». Тут Хизкокс еще раз ссылается на кино: на этот раз речь не об Илайе Уоллеке, а о Тайроне Пауэре. В 1936 г. Пауэр сыграл – не самая известная его роль – андеррайтера в «Лондонском Ллойдз» Деррила Ф. Занука. Время действия – около 1790 г., в Ллойдз царят «три основополагающие вещи», и герой, по словам Хискокса, – человек «кристальной честности, работающий на свою страну». Хизкокс любезно одолжил мне кассету с фильмом.