Текст книги "Потерянный рыбак (ЛП)"

Автор книги: Джуэл Э. Энн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 15 страниц)

Но я хотела, чтобы он сделал этот жест. Не слишком ли многого я прошу?

Может быть.

– Глупая… – прошептала я про себя. – Глупая. Глупая. Глупая. – Несколькими минутами ранее я прочитала своей семье длинную речь о том, что нужно быть доброй и не осуждать других. Я вышла из кухни со словами: «Каждый для кого-то значит целый мир» в голове.

Была ли Энджи чьим-то миром с тех пор, как умерли ее родители, а Фишер потерял воспоминания о ней? Это было так мило с моей стороны – попросить Фишера уничтожить ее на глазах у всей его семьи в День Благодарения. Мне было стыдно за себя.

И я устала.

Звонок о том, что ребенок готов появиться на свет, был именно тем, что мне было нужно. Но звонка так и не последовало.

– Привет. – Рори улыбнулась мне, приоткрыв дверь. – Пирог подают.

– Хорошо, – сказала я, уставившись в потолок.

Дверь со щелчком закрылась, но так, что Рори оказался по мою сторону. Затем кровать прогнулась. Она легла рядом со мной, тоже уставившись в потолок, и потянулась к моей руке.

– Я знаю, что он любит тебя, – сказала она. – Я просто хочу, чтобы у тебя все было проще, чем у меня. Я не хочу, чтобы любовь была для тебя такой сложной и запутанной.

– Сложной… – Я слегка рассмеялся. – Так мы узнаем, что она настоящая.

– Я обожаю Фишера… или обожала. И, честно говоря, все это было очень тяжело. Меня сильно ударили, совершенно неожиданно. Пять лет назад мне было бы нелегко справиться с этим, но добавь сюда аварию, потерю памяти и Энджи… ну… это больше, с чем мое сердце и мозг могут примириться в данный момент. И я знаю… знаю, что не имею права говорить это, но все равно скажу. Видеть тебя и Фишера в тот день в такой ситуации – это не то, что хочет видеть любая мама.

Я рассмеялась и рассмеялась еще больше. Рори тоже начала смеяться. Она определенно не имела права ничего мне говорить. Она видела, как Фишер наслаждался моей грудью. А я видела, как Роуз делает с ней гораздо больше.

Повернувшись к ней, я подложила руки под щеку.

– Я знаю, что все не так, как ты себе представляла… не так, как представляла я… но, твоя маленькая девочка влюбилась. И эта любовь большая. И всепоглощающая. Это пугающе. Это захватывающе. И реально. Так что, если ты хочешь стать мамой, которой ты не успела стать, когда я переживала подростковый период, то мне понадобится рука, чтобы обнять меня, и плечо, чтобы поплакать, пока я буду сражаться, как черт, чтобы заполучить своего принца.

– Твой принц… – Она грустно улыбнулась и провела рукой по моей щеке.

– Мне нужно, чтобы ты хотела моего счастья больше, чем счастья Энджи. И я знаю, что это трудно, потому что Энджи – хороший человек. И ее история любви с Фишером просто потрясающая. Но это не навсегда. Я просто… я знаю это.

Рори медленно кивнул.

– У тебя есть я.

Глава 28

После пирога.

После извинений от моих бабушки и дедушки.

После того, как сыграла шесть партий в «Червы».

Фишер позвонил мне.

– Я пас. – Я оторвалась от игры, когда увидела его номер на экране своего телефона. Было около десяти тридцати вечера.

– Привет, – ответила я кротким голосом, дойдя до своей спальни.

– Я у твоего дома.

Мое сердце не могло долго оставаться в спокойном состоянии или злиться на него.

– Хочешь прокатиться?

– Наверное. – Это была моя версия расслабления, хотя я уже схватила толстовку, чтобы надеть ее поверх леггинсов, и направилась в коридор.

– Не торопись.

– Хорошо. – Я закончила разговор, натягивая сапоги с шерстяной подкладкой.

– Куда-то едешь? – спросила Рори, забирая карты и бокалы со стола.

– Да. – Я усмехнулась.

– Хорошо. Увидимся утром.

Предполагала ли она, что я вернусь домой после того, как они лягут спать, или только утром? Мне было двадцать четыре. Это не имело значения. Но важно было то, что я знала, что она знает, с кем я ухожу, и она не дала мне ничего, кроме искренней улыбки.

– Спокойной ночи.

Все остальные пожелали мне спокойной ночи, когда я выходила через парадную дверь. Несколько снежинок кружились в холодном воздухе, а мой потерянный рыбак ждал меня в своем грузовике.

Когда я забралась внутрь, он сдержанно улыбнулся мне. Я была уверена, что это все, что он осмелился сделать после моего неожиданного звонка во время ужина в честь Дня Благодарения в кругу семьи.

Фишер отвез нас к себе домой, и я не удивилась. Во время короткой поездки мы не разговаривали. Когда мы подъехали к дому, он вышел из машины, а я нет. Остановившись у передней части грузовика, он несколько секунд выжидательно смотрел на меня, а затем направился к моей двери и взялся за ручку. Но он не сразу открыл ее. Он приостановился, и по его лицу пробежало выражение. Сосредоточенность. Сморщенные брови и суженные глаза.

Затем он поднял взгляд и не сводил его с меня, пока медленно открывал дверь.

– Я открыл тебе дверь, но сделал вид, что не хочу этого делать. Я сказал тебе потянуть за рычаг, чтобы она открылась. Думаю, я вел себя с тобой как мудак.

Я не могла не задаться вопросом, была ли вся его потеря памяти физической из-за аварии или же часть ее была психологической. Были ли у него эмоциональные причины, по которым он не хотел вспоминать о своей любви ко мне? Его любви к Энджи?

– Иногда. – Я кивнула, но при этом усмехнулась. У меня были отношения любви-ненависти с мудаком Фишером.

Я повернулась, словно собираясь выйти, но вместо этого обхватила его за шею и обняла ногами за талию.

– Прости, что сегодня я была мудаком, когда позвонила тебе. Это было глупо. Не знаю, что на меня нашло. – Я зарылась лицом в его теплую шею и поцеловала ее.

Фишер закрыл дверцу и запер свой грузовик, прежде чем отнести меня в дом.

– Все закончится, уладится, встанет на свои места. Скоро. Это просто… должно быть так.

Я отпустила его и встала на ноги. Мы сняли ботинки, он стащил с себя флисовую куртку, а я – толстовку.

– Выпьешь? – Он заправил мои волосы за уши.

– Нет, – прошептала я, глядя на него снизу-вверх.

– Постель? – На его губах заиграла хмельная ухмылка.

– Нет, – прошептала я.

– Тогда что я могу сделать для моей красавицы?

– Потанцуй со мной.

Брови Фишера слегка приподнялись.

– Потанцевать?

Я кивнула.

– Не уверен, что я танцор.

Я пожала плечами, доставая телефон из кармана толстовки. Взяв его за руку, я потянула его на кухню.

– Приглуши свет. Я знаю, что ты любишь рассеянное освещение.

– Откуда ты это знаешь? – Он включил несколько акцентных ламп и приглушил их, пока я включала на телефоне песню. Judah & The Lion – Only To Be With You.

– Потому что я знаю тебя.

– А что, если я хочу знать тебя так же, как ты знаешь меня? – Он притянул меня в свои объятия, и мы плавно покачивались под музыку.

– Знаешь, мой потерянный рыбак… знаешь.

– Мы танцевали? Ты пытаешься вызвать воспоминания?

– Нет. – Я целовала его шею, пока его руки скользили от моей поясницы к попе. – Просто создаю новые.

Мы танцевали и целовались.

Одна песня сменялась другой. Неважно, что он не был танцором, да и я тоже. Наши тела сплетались и двигались, идеально сочетаясь и синхронизируясь с собственным ритмом друг друга.

Руки Фишера оставались поверх моей одежды, но при этом касались меня очень близко.

Его ладони касались моей груди, моей попки… его пальцы скользили по внутренней стороне бедра.

Влажные и страстные поцелуи.

Тихие стоны.

Еще танцы.

Мы не медлили, но и не торопились. Были только мы, и у нас была целая ночь.

Я была измотана и не хотела спать.

Я была возбуждена, но пока не хотела заходить дальше.

Я была совершенно довольна, но безумно хотела.

Мы были беспорядочными, живыми и жили моментом. Наша любовь имела значение лишь на один день.

Поцелуй.

Стон.

В конце концов песни закончились, оставив нас в тишине, усеянной тихими звуками наших поцелуев. Но мы продолжали покачиваться, словно создавали свою музыку, словно у нас был свой собственный ритм. Я не могла не представить себе жизнь с Фишером. Реальную жизнь, в которой мы ужинали бы и разговаривали о текущих событиях, работе или планировали путешествие.

После ужина мы бы мыли посуду и слушали музыку, как сегодня. Это привело бы к танцам и поцелуям, казалось бы, неторопливой страсти, но мы все равно оставили бы свою одежду в коридоре, потому что мы навсегда останемся этой парой. Мы бы неистово занимались любовью, а потом засыпали в объятиях друг друга, чтобы проснуться утром и повторить все сначала, только медленнее и с мягким сиянием утреннего солнца на нас. Мы все время смотрели бы друг другу в глаза, начиная каждый день с идеальной связи.

Или… и это видение мне нравилось больше всего… в конце концов нам пришлось бы отказаться от утреннего секса, потому что мы просыпались бы от топота маленьких ножек, бегущих к нашей спальне, чтобы разбудить нас. И каждое утро мы выкраивали бы долгие минуты, чтобы пощекотать маленькие животики и поцеловать мягкие щечки, пока хор хихиканья и визга наполнял комнату.

А по утрам, если нам везло, мы бы отвлекали их тридцатиминутным шоу по телевизору или планшету, пока мы принимали душ… вместе.

– Что творится в твоей прекрасной голове? – спросил Фишер, прежде чем поцеловать макушку этой прекрасной головы. Моя щека лежала на его груди, ощущая биение его сердца, пока мы молча покачивались.

– Я хочу этого, – пробормотала я.

– Чего? Еще танцев?

Подняв голову, я посмотрела на него и улыбнулась.

– Больше… всего.

Фишер несколько раз моргнул, когда его костяшки пальцев коснулись моих щек. Он знал. Он знал, что значит «больше» и «всего».

– Я тоже. – Он поцеловал меня, провожая в обратном направлении из кухни. А я умоляла, чтобы все было как в моем видении.

Так и было.

Он прервал наш поцелуй, чтобы снять с меня футболку. И мы украдкой поцеловались еще раз, прежде чем снять его футболку. Еще поцелуи.

Мой бюстгальтер.

Он прижался спиной к стене коридора, а я целовала его грудь и расстегивала пуговицы на его джинсах.

Еще больше поцелуев и еще больше шагов, пока он спускал мои леггинсы вниз, только слегка обнажив мою задницу. Сильные руки Фишера скользнули под трусики, обхватили меня, притянули ближе. Я жадно терлась о его ладонь.

Его обнаженная грудь касалась моих сосков, а его язык дразнил мой… это опьяняло. Все, что нас связывало, было всепоглощающим. Мы были воспоминаниями, которые рождались, воспламеняясь от прошлого, которого он не мог вспомнить, и подпитываясь желанием будущего, которое казалось мучительно недосягаемым.

– Ты такая… – целовал он мое тело, опускаясь передо мной на колени, – …чертовски красивая. – Его язык дразнил мой пупок, а его руки спускали леггинсы и трусики вниз по моим ногам. – И сексуальная… Боже, ты такая сексуальная. – Его рот переместился ниже.

Мои руки нашли свое место в его волосах и сжались в кулаки, заставив его поднять на меня глаза.

– Я была влюблена в тебя по уши. – Щеки запылали еще сильнее, и я снова стала восемнадцатилетней девушкой, до безумия влюбленной в него.

По лицу Фишера медленно расползалась улыбка, а его руки скользили по задней части моих ног, опускаясь чуть ниже попы.

– Да?

Почему я смутилась? Почему мое сердце бешено колотилось в груди, заставляя живот сжиматься? Я не пересказывала ему наше прошлое. Я не говорила ему, что он чувствует ко мне. Я не говорила ему ничего такого, до чего он должен был бы дотянуться, чтобы по-настоящему понять. Это были мои чувства.

Они сформировали меня как женщину так, как он никогда не узнает, даже если вспомнит все. И я хотела, чтобы он увидел меня. Всю меня.

– Да. – Я на секунду прикусила нижнюю губу. – Я понятия не имела, что секси носит джинсы, выцветшую футболку и рабочие ботинки. Я понятия не имела, что секси водит грузовик и стрижет газон без рубашки. Ну… – Я хихикнула. – Я должна была знать, что секси стрижет газон без рубашки. По утрам, когда мы вместе ездили на работу, я была в восторге. Я практически бежала к твоему грузовику, притормаживая в последний момент, чтобы изобразить спокойствие и самообладание. Потом я молилась, чтобы у тебя играла музыка, чтобы ты не слышал, как бешено колотится мое сердце. И я смотрела на твои руки на руле, на вены на твоих руках, на твои полные губы, которые ты облизывал после глотка кофе. – Я медленно покачала головой. – Я была безумно влюблена, чувствовала то, чего никогда не испытывала раньше. И это было так неправильно, но я не могла остановиться. И ты не помог… ты и твоя непринужденная сексуальность просто… каждый божий день.

Он медленно встал, целуя мою грудь и шею по пути к губам. И, прежде чем поцеловать меня в губы, он сделал паузу, позволяя своему взгляду скользить по моему лицу.

– Я не думал, что смогу полюбить тебя сильнее. – Он отвел мои волосы от лица и провел по ним пальцами. – Я чертовски ошибался.

Мы поцеловались.

Одежда исчезла вместе с остальным миром. И я поняла, что мы – неудержимый ураган. Но… сколько вреда мы причиним в своем стремлении быть вместе?

Я немного замерла, когда он погрузился в меня. Это было другое ощущение. Мы чувствовали себя по-другому.

Тяжелое дыхание Фишера омывало мою щеку, когда его губы нашли мое ухо.

– Ты – мое самое любимое место в мире.

Я обхватила его за спину, а мои ноги обвились вокруг него.

Его признание говорило с моей душой, с тем местом, которое определяло нас, потому что мы были везде, куда вела нас наша душа. И, возможно, это был рай. А может, это был ад. Но в тот момент мы лежали на кровати с мятыми простынями и спутанными конечностями.

Это было чертовски удивительное место.

***

Чуть раньше четырех утра я вырвалась из его объятий. Мне нравилось, что он держал меня так крепко, словно не хотел отпускать. Пописав, я стащила толстовку из его шкафа и натянула ее через голову. Закрыв за собой дверь его спальни, я на цыпочках прокралась на кухню и открыла холодильник.

– Зачет! – Я ухмыльнулась, глядя на тарелку с остатками праздничных блюд, которые он, должно быть, привез из дома родителей. Сняв полиэтиленовую пленку, я провела пальцем по холодному картофельному пюре. – Боже мой, как вкусно. – Я забила на вилку и еще раз провела пальцем по картофельному пюре. Оно имело вкус пахты.

– Ты действительно ешь мой обед?

Я подпрыгнула и повернулась к Фишеру, слизывая картошку с уголка рта.

Он шел ко мне в одних угольно-серых трусах, которые обтягивали его во всех нужных местах.

– Прекрати пялиться на мой член, облизывая губы.

Мой взгляд метнулся к нему, а язык быстро вернулся обратно в рот. Я усмехнулась.

– Это лучшая картошка, которую я когда-либо ела. И если ты скажешь об этом Рори, я тебя убью.

– Почему ты ешь холодную картошку? – Он пригнулся и поцеловал меня.

Моя рука прижалась к его теплой груди.

– Потому что я люблю почти все холодное. После смерти отца я жила на объедках. Моя бабушка делала огромные порции всего, и мы, по сути, питались остатками неделю. А я либо гуляла с друзьями, либо работала, поэтому часто хватала холодные остатки и ела их на ходу. – Мои пальцы погрузились в пюре, и я протянула их ему.

Фишер сморщил нос.

– Я не любитель холодной картошки.

– Нет? – Я наклонила голову в сторону и медленно слизала пюре с пальцев.

Неторопливая ухмылка скривила его губы.

– Я храпел?

Я покачала головой.

– Мне нужно было пописать. Потом я решила, что голодна.

– Мне нравится это на тебе. – Он потянул за шнурки на своей толстовке. – Не так сильно, как мне нравлюсь я на тебе, но это мило.

Положив в рот кусок холодной индейки, я другой рукой погладила резинку его трусов.

– Как прошел День Благодарения с твоей семьей?

Фишер несколько секунд наблюдал за моими пальцами, а затем поднял подбородок и слегка приподнял одну бровь.

– Все было хорошо. Много детей. Много всего. Моя мама произнесла душещипательный тост, который больше походил на речь о том, как она благодарна за то, что моя жизнь была спасена. Начался праздник слез. Я рад, что остался жив, но, может, хватит об этом говорить?

Я хихикнула.

– Как твоя мама смеет выражать такую благодарность за своего ребенка в День Благодарения.

– Я просто не люблю быть в центре внимания. Это фишка Арни. Не моя.

– Попробуй быть единственным ребенком. От центра внимания никуда не деться.

Он медленно кивнул.

– Так… ты рассказала о нас своим бабушке и дедушке?

– Да. – Я улыбнулась. – Это было удивительно, как будто мы были настоящими. – Я накрыла тарелку полиэтиленовой пленкой.

Фишер взял тарелку и вернул ее в холодильник.

– Мы настоящие.

Я потянулась через островок, чтобы взять яблоко из его большой миски.

– Ты знаешь, что я имею в виду. Официально.

– Я не знаю, что ты имеешь в виду.

– Уф… – Я резко вдохнула, когда он притиснул меня к островку, прижав к нему грудью и держа в одной руке блестящее зеленое яблоко.

– Я не знаю, что ты имеешь в виду, потому что я ничего не слышал после того, как ты перегнулась через мой остров. – Его пальцы дразнили мои бедра. – И я обнаружил, что на тебе нет ничего под моей толстовкой.

– Фишер… – Я вздохнула. Это было компрометирующее положение, в котором я еще не была. Он удерживал меня, используя свое тело и стойку, а не ленты для стяжки, но эффект был тот же.

– Ты не можешь находиться в таком положении… – он задрал толстовку, полностью обнажив мою голую задницу —…с татуировкой «каллипиги» на твоей очень сексуальной и стройной попке… – его колено раздвинуло мои ноги чуть шире —…и ожидать, что я не буду тебя трахать.

Прежде чем я успела ответить, головка его горячего, влажного члена скользнула между моих ног, дразня мой клитор. Мне слишком нравился новый Фишер, чтобы тосковать по старому, но когда он говорил со мной грязными словечками, давая понять, что меня собираются трахнуть, прижав к столешнице, я была рада увидеть старого Фишера и каждую унцию запретного, что он принес с собой.

***

– Хочешь зайти? – спросила я Фишера, когда он отвез меня домой чуть раньше девяти утра в пятницу.

– Вообще-то мне нужно проверить несколько объектов.

Я нахмурилась.

– Ты заставляешь свою команду работать на следующий день после Дня Благодарения?

– Дедлайны, детка.

– Одна чашка кофе.

– Ужин сегодня вечером.

Вздохнув, я неохотно кивнула.

– Здесь. С моими бабушкой и дедушкой.

Настала его очередь нахмуриться.

– Рори готова пригласить меня на ужин? Ее почти убило то, что она попросила меня установить поручень у туалета.

– Она тебя обожает.

– Она пьет кофе и вино с Энджи. И она делает Энджи прическу.

– Делает? – Я сузила глаза.

С натянутой улыбкой он кивнул полдюжины раз.

– Ха. Я этого не знала.

Взгляд Фишера переместился на входную дверь, когда Рори и Роуз вышли из дома в толстовках, спортивных штанах и кроссовках.

– Должно быть, они сбежали от моих бабушки и дедушки на прогулку. Держу пари, это долгая прогулка.

Они смотрели на нас, разминаясь на крыльце.

– Позвони мне, когда вернешься домой. – Я потянулась к дверной ручке.

– Не поцелуешь?

Я бросила на него косой взгляд.

– Я подумала, что ты не захочешь целовать меня на их глазах.

– Это не я буду наказан. Что я теряю?

Закатив глаза, я облокотилась на консоль.

– Мне двадцать четыре. Думаю, дни моего наказания закончились.

Он скользнул одной рукой за мою шею и усмехнулся, прежде чем поцеловать меня, не торопясь останавливаться, с большим количеством языка и легким стоном с его стороны.

– Пока, красавица.

Фишер озарил мой мир самым впечатляющим образом.

– Хорошего дня. – Я вылезла из его грузовика и, не спеша, направилась к входной двери, пока Рори и Роуз махали Фишеру рукой.

– Доброе утро, – сказала Роуз.

– Утречкооо… – пропела я, ухмыляясь так, что мое лицо едва не треснуло пополам.

– У тебя была веселая ночь? – спросила Рори, ухмыляясь.

Я потянулась к дверной ручке.

– Веселая ночь. Веселое утро. Веселый душ. Просто все очень весело.

Роуз фыркнула от смеха.

– Так что, помоги мне боже… если Фишер в конце концов не сделает все правильно, он не доживет до своего следующего дня рождения.

– Ого, детка. Тюрьма действительно закалила тебя, – сказала Роуз, схватив маму за руку и потащив ее к тротуару.

Я не хотела, чтобы Фишер пропустил свой следующий день рождения, но мне нравилось видеть маму в своей команде. Это значило для меня все.

Глава 29

На каждый шаг вперед мы делали два шага назад.

Фишеру пришлось отказаться от ужина с нами, потому что его семья (включая Энджи) собиралась вместе, когда его дальние родственники нанесли неожиданный визит. Этот визит затянулся до конца выходных.

Работа в понедельник и роды у мамы близнецов во вторник перетекли в среду. Я развалилась, когда наконец вернулась домой. А в четверг утром Фишер уже ехал в аэропорт вместе с Энджи, чтобы провести четыре дня и три ночи в Коста-Рике.

Я не падала духом и притворялась уверенной в себе, уверенность, которая пыталась ускользнуть, когда у меня было время подумать о чем-то другом, кроме беременных мамочек. В пятницу утром мне позвонил Фишер.

– Привет! – ответила я на звонок по дороге на работу.

– Доброе утро. Ты на работе?

– Направляюсь туда.

– Ну, мне чертовски не нравится, что я не попрощался с тобой лично.

– Такова жизнь. – Я говорила серьезно, но это все равно не смягчало моего разочарования. Я хочу сказать то, что сказал бы или должен был сказать взрослый человек в такой ситуации.

– Не та жизнь, которую я хочу.

Я улыбнулась.

– Да, прощание при личной встрече должно быть обязательным. Как тебе Коста-Рика?

– Зеленая.

Я рассмеялась.

– Что у нас на сегодня на повестке дня?

– Очевидно, массаж и репетиционный ужин.

– Массаж, да? – Я притворилась, что для меня это новость. – Звучит расслабляюще. Мне бы не помешал массаж.

– Я сделаю тебе массаж, когда вернусь домой.

– Ммм… это было бы потрясающе. Как тебе комната?

С кроватью королевского размера.

– Хорошая.

Мило. Это все, что он смог мне сказать. И у меня не хватило наглости спросить о конкретной ситуации со сном. Это привело бы к речи «почему ты мне не доверяешь».

– Где ты?

– Только что закончил пробежку по пляжу. Я в лобби. Мне нужно вернуться в номер и принять душ.

Запрет ли он дверь в ванную?

Ревность, иррациональная или нет, билась в моей груди, заставляя болеть все внутренности.

– Энджи не бегает трусцой?

– Она еще спит.

– О… вы живете в одной комнате?

Уф! Ненавижу прикидываться дурочкой. Рыбалка. Ждать, чтобы поймать его на лжи. Но я не могла заставить себя остановиться. Это было ужасное чувство.

– Ну… да. Место забронировано было заранее.

– Так ты пытался снять себе комнату?

Он вздохнул.

– Риз, не делай этого. Ничего хорошего из этого не выйдет. Я буду дома в воскресенье вечером. Это всего лишь еще две ночи. Я не в восторге от этой ситуации, но мы уже обсуждали это много раз. Один месяц. Все закончится через месяц. У нас все получится, верно?

Я кивнула. Конечно, он не мог видеть ни моего кивка, ни моего надутого лица.

– Я люблю тебя сегодня.

Я продолжала кивать.

– Риз?

– Да.

– Я люблю тебя. Тебя. Тебя. Хорошо? Не сомневайся в этом ни на секунду. Иди ко мне домой. Заползи в мою постель. И думай обо всем, что я сделаю с тобой, когда вернусь домой в воскресенье.

– Да.

– Господи… остановись. Скажи мне больше, чем «да». Скажи, что любишь меня. Или скажи честно, что ты злишься, что я согласился приехать сюда. Дай мне что-то большее, чем одно безэмоциональное слово.

Я заехала на парковку клиники.

– Я люблю тебя. И я в бешенстве от того, что ты согласился поехать в Коста-Рику со своей невестой.

– Перестань называть ее моей невестой, – сказал он побежденным тоном.

– Она все еще носит кольцо с бриллиантом, которое ты ей подарил? Когда она представит тебя всем на свадьбе как своего жениха, ты собираешься ее поправить? Если нет, то она твоя невеста. А я – распутная любовница.

– Риз Кэпшоу, прекрати это дерьмо.

Я вздрогнула и провела рукой по лицу. Почему я не могу остановиться? Почему я занималась саморазрушением? И почему я не могу из него выбраться?

Самое ужасное для него было то, что у него не было способа все исправить. Пока он был рядом с ней. Фишер был беспомощен. А я была чертовски заинтересована в том, чтобы заставить его чувствовать себя ужасно. Это не было одним из моих лучших моментов, но это было честно. Это было по-человечески.

– Я уже возле клиники. Мне нужно идти.

– Это закончится. Когда я вернусь домой, все закончится. Я больше не буду этого делать. К черту мою память. К черту верность семье. Я не могу делать это еще месяц. Я хочу тебя. Вот оно. Ты. Так что иди и дуйся. У тебя есть три дня на вечеринку жалости. Потом я привяжу тебя к…

Вот дерьмо. ЧЕРТ.

Я поняла, что это случилось, как только это произошло. И я не только не была с ним, но даже не была в той же стране. И это пугало меня. Это пугало меня по миллиону причин.

– Господи… – прошептал он.

А я? Я закончила звонок. Это было равносильно тому, чтобы повернуться и убежать так быстро, как только могли унести меня ноги.

Бежать, чтобы спрятаться от правды.

Бежать, чтобы избежать реальности.

Бежать, чтобы замедлить неизбежное, настигающее меня.

Фишер сам вызвал воспоминание. Большое. Я хотела, чтобы он вспомнил об этом в Макдоналдсе, где я могла бы справиться с последствиями. Помочь ему разобраться. Помочь ему понять, почему… почему я сделала то, что сделала.

– О боже. – Я уставилась на свой телефон, пока Фишер пытался мне перезвонить. – Нет. Боже, нет. Черт. Дерьмо! ЧЕРТ! – Я бросила вибрирующий телефон в сумку и закрыла лицо трясущимися руками.

Я опаздывала на работу, а Фишер находился в Коста-Рике с воспоминаниями о том, как он пристегивал меня к табуретке в своей мастерской.

– Прости, что опоздала, – сказала я Холли, суетливо снимая куртку и бросая сумку в шкаф.

Она рассмеялась, посмотрев на часы.

– Не уверена, что две минуты считаются опозданием. Все в порядке?

– Да. Нет. – Я покачала головой, прежде чем сделать глубокий вдох. – Это сумасшедшая ситуация.

– Ну… – Холли откинулась в кресле и отпила чаю… – Изабелле пришлось отменить встречу сегодня утром. Так что у меня есть время.

Я скривила губы.

– Это очень неприятно. Обещаешь не осуждать меня?

Она хихикнула.

– О, Риз, ты даже не представляешь, какой грязной была моя жизнь до того, как я стала акушеркой. – Она ухмыльнулась. – Бери свой кофе. Я вся во внимании.

Прошло еще несколько секунд, прежде чем я кивнула и усмехнулась.

– Хорошо.

Мой рассказ занял все два часа, которые у нас были свободны в то утро, и Холли нахмурилась, когда я сказала, что оставила его на произвол судьбы в Коста-Рике. Но мне больше нечего было ей рассказать, потому что история все еще писалась.

Когда после обеда я сделала перерыв, чтобы перекусить и проверить телефон, там было двадцать пять пропущенных звонков и целая вереница сообщений от Фишера. Сообщения с заглавными буквами и восклицательными знаками. И несколько снимков экрана.

– О нет… – Я содрогнулась, прокручивая сообщения. Это был первый раз, когда Фишер написал мне с пятилетней давности, а значит, когда он открыл мое имя в своем мессенджере, он увидел те сообщения пятилетней давности.

Невинные сообщения, в которых он просил меня добраться на работу самостоятельно или сообщал, во сколько мы уедем. Потом были сообщения, в которых он извинялся за то, что рассказал своей семье о том, что у меня проблемы с животом.

Фишер: Мне очень жаль.

Фишер: Ты собираешься злиться на меня вечно?

Фишер: Я позвоню своей семье и скажу, что это была ложь. Что я просто хотел побыть с тобой наедине.

Это был один из снимков экрана. Вместе с сообщением:

Фишер: Почему я хотел побыть с тобой наедине?

Другой снимок экрана.

Риз: Привет. Роуз не собирается рассказывать Рори или кому-либо еще.

Фишер: Что сказать Рори?

Фишер: Где ты?

Фишер: Ответь на звонок.

Фишер: Извини.

Фишер: Пожалуйста, возьми трубку.

Фишер: Не заставляй меня звонить Рори.

Фишер: Или в полицию.

Фишер: ЧТО ЗА ЧЕРТ?!!!!

Фишер: Если ты не умерла, напиши Рори и скажи ей, что благополучно добралась до Хьюстона. Не будь засранкой.

Риз: Иди нахуй!

Фишер: ВОЗЬМИ СВОЙ ЧЕРТОВ ТЕЛЕФОН!!!!!

НАПИШИ МНЕ, БЛЯДЬ, ОТВЕТ!

Я ПРИВЯЗАЛ ТЕБЯ К ТАБУРЕТКЕ В МОЕЙ МАСТЕРСКОЙ! МЫ БЫЛИ БОЛЬШЕ, ЧЕМ ДРУЗЬЯ, И ТЫ, ЧЕРТ ВОЗЬМИ, ЭТО ЗНАЕШЬ!

Последнее сообщение я получила за пять минут до того, как проверила свои сообщения.

Фишер: Кто ты? Почему ты так со мной поступила?

Мои глаза наполнились слезами. Я не должна была бросать трубку. Мало того, что мы не были вместе, я оставила ему сумасшедшие кусочки головоломки, которая, должно быть, казалась неразрешимой.

Я запаниковала.

Я запаниковала, потому что была зла на ситуацию в Коста-Рике.

Я запаниковала, потому что у меня не было времени на разговоры.

Я паниковала, потому что не могла видеть его лица, а он не мог видеть моего. Я думала, что он вспомнит кусочки нашей близости, когда я смогу посмотреть на него, и он сможет увидеть хотя бы то, что я чувствую к нему, даже если его чувства ко мне в то время еще отсутствовали. Он не должен был быть так далеко.

С ней.

И ее нижним бельем.

С ее сексуальным платьем.

И она спит с ним в одной постели.

Так не должно было случиться. В жизни так редко бывает.

У меня не было времени позвонить ему, но нужно было что-то делать.

Риз: Не злись. Пожалуйста, не злись. Пожалуйста, давай поговорим об этом, когда ты вернешься домой. Я люблю тебя.

Отправив сообщение, я взяла стакан воды и уставилась на телефон, ожидая, что он прочитает его или напишет мне в ответ.

Ничего.

Может, он сейчас на массаже. С ней. Но это, по крайней мере, означало, что он не настолько зол, чтобы больше не отвечать мне.

Мой короткий перерыв закончился, и мне пришлось вернуться на работу, так и не дождавшись ответа от Фишера. Только… куча сердитых сообщений, набранных капсом.

Как я могла не вспомнить о наших сообщениях? Как он не просмотрел все свои сообщения сразу после аварии, чтобы собрать воедино недостающие воспоминания?

Я представляла себе множество сценариев. Воспоминания, потерянные навсегда. Восстановленные воспоминания. Возможность того, что он вспомнит что-то важное, связанное с ним и Энджи. И это что-то заберет его у меня. А что, если бы она была беременна?

Но я никогда не думала, что наше совместное времяпрепровождение станет той ниточкой, которая грозила распутать все. И это грызло меня весь оставшийся день. Я не могла придумать худшего сценария, чем если бы он был зол и растерян из-за меня, а Энджи была бы единственной, кто мог бы его утешить.

По дороге домой я позвонила ему, надеясь, что он еще не на репетиционном ужине.

– Я не могу сейчас говорить. – Именно так он ответил на звонок.

Мое сердце сжалось, и новая порция слез залила глаза.

– Я люблю тебя. Я любила тебя так долго.

– Я не могу сейчас говорить. – Его голос был таким холодным.

– Когда мы сможем поговорить?

– Когда я буду готов.

Я проглотила свои дрожащие эмоции.

– Ты с Энджи?

– Она все еще в душе.

И все же… что это значит? Они были в душе вместе, а она осталась после того, как он вышел? От этой мысли меня затошнило.