Текст книги "Обнаженный рыбак (ЛП)"
Автор книги: Джуэл Э. Энн
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 18 страниц)
Джуэл Э. Энн
Обнаженный рыбак
Серия: «Обнаженный рыбак». Книга первая
Перевод: Ленчик Кулажко
Редактура: Ленчик Кулажко
Обложка: Ленчик Кулажко
Вычитка: Ленчик Кулажко
Оформление: Ленчик Кулажко
Переведено для группы: vk.com/stagedive
Глава 1
В тот день, когда встретила обнаженного рыбака, я была добропорядочной восемнадцатилетней девушкой, только что закончившей школу, со множеством мнений и отсутствием больших надежд. Идеальная мишень. О таких мужчинах, как он, я слышала только из проповедей об искушении из Библии.
Однако, пока утром собирала вещи, я даже не подозревала о его существовании. Я должна была наслаждаться последними несколькими часами своей невинности, вместо того чтобы волноваться из-за мысли о том, что увижу маму впервые за пять лет. Мне хотелось выблевать яичницу и по крайней мере один кусок тоста с маслом. За шесть месяцев до этого ее выпустили из женской исправительной колонии в Небраске. Очевидно, в кладовке ее парикмахерской росло слишком много марихуаны. Мой отец сказал, что ничего об этом не знал, и судья ему поверил.
Моя бабушка вытряхнула все, что я забросила в чемодан, и сложила его заново.
– Ты уже взрослая, Тереза. Ты не должна жить с ней… или с нами. Ты не обязана жить ни с кем. Ты уверена, что не хочешь снять квартиру с друзьями? Есть миссионерские поездки, в которых ты можешь объехать весь мир.
За три года до этого сердце моего отца перестало биться. Врожденный порок, о котором он не знал. Никакого высокого кровяного давления. Ни повышенного холестерина. Ни единого признака до того, как он просто… упал, сидя за чертежной доской. В тот вечер мы ели пасту. Я до сих пор не могу смотреть на пасту без слез.
Он был гениальным архитектором. Мои бабушка и дедушка (его родители) получили опекунство надо мной, так как моя мама сидела в тюрьме, а ее родители жили в маленькой, но дорогой квартире в Бостоне. Они были либералами-католиками, питавшими особую неприязнь к родителям моего отца – консерваторам, которые воспользовались заключением моей мамы и смертью отца, определив меня в частную христианскую академию в Хьюстоне, штат Техас.
– Она – моя мама. Я не видела ее пять лет. И это временно, пока не решу, что я хочу делать со своей жизнью. – Я ободряюще улыбнулась бабушке, но ее хмурый взгляд сказал мне, что она ничуть не успокоилась.
– Ты не пригласила ее на свой выпускной. Почему же теперь тебе так любопытно?
Кашлянув, прежде чем рассмеяться, я покачала головой.
– Дед отговорил меня приглашать ее, так как считал, что точно так поступил бы и папа. И она моя мама, а не животное из зоопарка, которым я «интересуюсь». Если она не такая, какой я ее помню, если она окажется мне совершенно чужой, и я не почувствую с ней никакой связи, тогда вернусь домой.
– Тереза, я беспокоюсь, что, не поступив в колледж сразу, ты никогда не поступишь. А твой отец хотел бы, чтобы ты получила высшее образование.
Я бросила пару сандалий и шлепанцев поверх одежды, которую она только что сложила.
– По статистике, люди, которые берут год перерыва, лучше учатся, когда поступают в колледж. – Правдивая статистика, которую я воспроизвела на повторе.
Невесело осознавать, что я не знаю, в каком направлении хочу двигаться. На моем выпускном вечере все спрашивали, куда буду поступать… что я планирую делать. Я морщилась и выдавала свое коронное: «Я планирую взять год академического отпуска». Это было похоже на кодовое словосочетание «умный ребенок, который оказался неуспевающим и практически не ориентируется в жизни». Никто мне этого не сказал лично, но я видела это на их лицах. Затем они перечисляли все, чем бы я могла заняться, словно мне просто нужна была хорошая идея.
Бабушка на секунду прижала руки к моим щекам, а затем погладила мои волосы, рассыпанные по плечам. Мои прямые темно-каштановые волосы и голубые глаза достались мне от мамы, но бабушка всегда говорила, что я похожа на отца. У него были светлые волосы и зеленые глаза. Единственное, что я унаследовала от него, это полные губы и одержимость кроссвордами.
– Я также беспокоюсь, что твоя мама будет не самым лучшим примером для тебя. – Бабушка нахмурилась, продолжая гладить мои волосы. Вот он – ее настоящий страх.
– Если она будет принимать наркотики или курить по три пачки в день, я вернусь домой. Кроме того, я уже нашла церковь, которую буду посещать, и уверена, что найду хороших христианских друзей, которые не дадут мне попасть под мамино влияние. – Я подмигнула бабушке. Я была серьезна лишь наполовину. Не было никакого свода правил для воссоединения с матерью после долгих лет разлуки из-за тюремного заключения. Ожидала ли она, что я буду называть ее «мама»? Будет ли естественно называть ее так? Это казалось естественным в тринадцать лет, в тот день, когда я видела ее в последний раз и плакала жирными слезами, пока ее выводили из зала суда в наручниках. Ее слезы были идентичны моим, когда она прошептала: «Я люблю тебя».
Папа обнял меня и пообещал, что мы скоро увидимся.
Скоро…
Этого не произошло.
– Ты можешь вернуться. В любое время. Ты ведь знаешь это, правда?
Я кивнула, застегивая чемодан.
– Ага. Вот почему я миллион раз говорила тебе, что вернусь домой, если ничего не получится. Кроме того, половина моих вещей все еще здесь. Конечно, я вернусь. Я просто хочу посмотреть, какая она сейчас, и понять, нравится ли мне Колорадо.
Глаза бабушки заблестели от эмоций.
– Тереза, я буду очень скучать по тебе. Это как будто я снова теряю твоего отца.
– Господь присмотрит за мной.
– Я знаю, милая. – Она поцеловала меня в лоб. – Давай попросим деда загрузить твой чемодан и отвезти тебя в аэропорт, чтобы ты не опоздала и не спешила на свой рейс. Я все еще не могу поверить, что мы разрешаем тебе лететь одной.
Я немного посмеялась.
– Я уже взрослая, бабуль. У меня все получится. – Я не была уверена, что восемнадцать лет – это взрослая жизнь, но сделала храброе лицо, потому что мои друзья отправлялись в летние поездки и готовились к поступлению в колледж. Они покидали гнездо. Я переезжала в другое гнездо. Самое меньшее, что я могла сделать, это полететь одной и притвориться на несколько часов, что я по-настоящему взрослая.
Глава 2
Я бы солгала, если бы сказала, что не была напугана до смерти. Мои руки и голос дрожали, когда я возилась с сумками и удостоверением личности, проходя через службу безопасности аэропорта. Меня пугало все. Незнакомые мужчины смотрели на меня. Женщины, усаживающие своих маленьких детей, смотрели на меня так, словно думали, не сообщить ли обо мне в службу безопасности аэропорта – о молодой женщине, которую, возможно, незаконно вывозят в какое-нибудь далекое место (например, в Колорадо), чтобы продать в сексуальное рабство. В течение пяти часов я притворялась уверенной. Когда я вышла из охраняемой зоны аэропорта Денвера, мне потребовалось всего несколько секунд, чтобы узнать мою маму: каштановые, почти черные короткие волосы, не доходящие до подбородка, слишком короткая челка (это только мое мнение), худая как рельс. Она прислала мне свои фотографии после того, как мы связались вскоре после моего восемнадцатилетия, но вживую она выглядела еще худее.
У мамы, которую я запомнила в зале суда, были изгибы. У нее не было лишнего веса, но она выглядела здоровой и упитанной. Мама после тюрьмы выглядела так, будто ела, чтобы жить, и ни кусочком больше. Ее кости выступали на щеках, плечах и бедрах. Впалые голубые глаза цвета грозового неба на закате смотрели на меня с ожиданием. На ее лице не было ни единого мазка косметики. Бывшая владелица салона красоты. Раньше у нее были длинные волосы, почти до попы, всегда завитые в локоны, как у принцессы.
Куда делась мастер по красоте? Макияж? Лак для ногтей? Идеально уложенные волосы? Мне было интересно, помнит ли она того человека, которым была или тот человек умер за те пять лет, что я ее не видела. За те пять лет, что она не видела меня.
– Риз! – Она перекинула свою сумку через плечо и побежала ко мне.
Риз… Меня так не называли уже много лет. Для отца, бабушки и дедушки я была Терезой. Я была Терезой в христианской академии и для своих новых друзей-христиан.
Мое тело напряглось, панически боясь незнакомки, готовой подойти ко мне вплотную. Будет ли она пахнуть так же? Будут ли ее объятия такими же?
– Привет, – прохрипела я, когда она выбила из меня дух и почти повалила на землю.
– О, моя малышка… – Она плакала. Буквально рыдала.
Я думала, что тоже заплачу, но слез не было видно. Нервы и откровенная неловкость сожрали их прежде, чем мои глаза успели пролить хоть одну.
Все ощущалось по-другому.
Ее объятия были не такими утешительными, вероятно, в них было слишком много костей и недостаточно жира.
От нее пахло лесом, а не цветочным ароматом ее духов, который я помнила.
Я поблагодарила Господа за то, что он воссоединил нас. Мои мысли должны были остановиться на этом. Это было все, что имело значение, но я не могла перестать думать о том, что она была немного меньше, чем я помнила. Неужели моя тринадцатилетняя сущность возвела ее на пьедестал? Или восемнадцатилетняя версия меня была несправедливо осуждающей?
Ты не должна быть осуждающей…
Этому правилу всегда было трудно следовать.
– Ты выросла в самую красивую молодую леди. – Она схватила меня за плечи и отодвинула на расстоянии вытянутой руки, чтобы хорошо меня рассмотреть.
– Спасибо. – Я улыбнулась.
– Ну, давай заберем твой багаж и отправимся домой. Нам нужно многое успеть сделать, прежде чем я уеду из города. – Она обвила свою руку вокруг моей и повела меня в сторону выдачи багажа.
– Что? Ты уезжаешь?
– Всего на месяц. Максимум на шесть недель. Мой новый работодатель отправляет меня в Лос-Анджелес, чтобы я поработала в его салоне и обновила свои навыки. Я буду работать с людьми, которые делают прически и макияж для знаменитостей. Правда же это круто?
– Эм… действительно потрясающе, я думаю. Значит, я буду жить одна, в твоем доме?
– И да, и нет. – Мы остановились и ждали мой багаж у карусели. – Это дом моего арендодателя. Не мой. Я арендую только подвал, с личным входом с заднего двора. Он милейший парень. И такой очаровашка. Мы стали хорошими друзьями. Я рассказала ему все о тебе. И он также готов дать тебе временную работу этим летом, пока ты решаешь, чем хочешь заниматься.
– Какую работу? – я следила за своим чемоданом, бросив беглый взгляд в сторону мамы.
– У него своя строительная компания. Я не уверена, чем ты будешь заниматься, но уверена, что лучшего босса тебе не найти.
– Строительство? Строить дома? Я не так уж хорошо владею молотком. – Нервно рассмеявшись, я размышляла над общей картиной событий. Мои способности к работе с молотком волновали меня меньше всего. Моя мама оставляла меня с мистером очаровашкой. Очаровательным в смысле – старым и причудливым?
Она рассмеялась.
– Я уверена, что у тебя есть навыки офисной работы.
Я кивнула несколько раз, изо всех сил пытаясь сформулировать в голове образ очаровательного босса. Котята были очаровательны.
– Ладно. Да, я могу выполнять офисную работу. Спасибо, что спросила его. – Мистер Очаровашка.
Она взглянула на меня и улыбнулась.
– Ну конечно. Я хочу сделать для тебя все, что в моих силах. Нужно наверстать упущенное время.
Глава 3
Нам потребовалось сорок пять минут, чтобы добраться до ее дома. Я никогда не была в Колорадо. Никогда не видела Скалистых гор. Я не могла перестать любоваться этим далеким, но прекрасным видом. Как мы прожили в Небраске почти пятнадцать лет и ни разу не ездили на запад? Мы совершили миллион поездок на юг, в Техас, и несколько поездок на восток, чтобы навестить родителей моей мамы. Но никогда на запад.
– Дом, милый дом. Я знаю, что он не такой красивый, как дом твоих бабушки и дедушки в Хьюстоне, но я хочу, чтобы ты чувствовала, что он твой. Мы можем украсить твою комнату. Перекрасим в твой любимый цвет. Все, что захочешь. Фишер сказал, что если мы не будем сносить стены, то небо – это предел.
– Фишер? – спросила я, вылезая из ее Субару Аутбек.
– Фишер Мэнн. Мой домовладелец.
– Любопытное имя. – Я хихикала, пока мама доставала мой чемодан из багажника своей машины.
– Да. – Она усмехнулась, кивнув в сторону мощеной дорожки, которая вела в сторону просторного дома-ранчо с беспрепятственным видом на горы.
– Есть вход в дом через крыльцо, но я обычно захожу сюдой, потому что здесь есть шкафчик, куда можно повесить пальто, поставить обувь, сумочку и другие вещи.
Она отперла дверь, и я последовала за ней в подвал. Там было уютно – намного лучше, чем я ожидала, совсем не «подвально». Стена из окон, выходящих на запад, придавала ему глубину, не то чтобы он нуждался в иллюзии. В огромной гостевой комнате стояли гигантский секционный диван, телевизор с большим экраном и бильярдный стол.
– Ты прикупила много вещей.
– Пфф… – Она покачала головой. – Это не мои вещи. Гостевая комната была обставлена. Я купила кровати для двух спален и постельное белье. Полотенца. Кухонные принадлежности. И под словом «я» – я подразумеваю, что родители одолжили мне деньги.
– Понятно. – Другие мои бабушка и дедушка. Я видела их три раза, пока моя мама была в тюрьме. Мой отец был не очень гостеприимным.
– Давай посмотрим, есть ли Фишер наверху. Я хочу, чтобы ты с ним познакомилась. Потом мы сможем перекусить и провести остаток вечера, наверстывая упущенное.
Наверстывая… Мне это показалось странным. Наверстывание было бы очень односторонним. Вряд ли бы ей удалось рассказать мне многое о ее прошедших годах.
Я последовала за ней наверх по раздвоенной лестнице. Она постучала в дверь и подождала целых две секунды, прежде чем открыть ее. Странно, что на двери не было замков с обеих сторон, как в гостиничных номерах. Когда я последовала за ней в просторную кухню с высокими потолками, я оглянулась и заметила, что с его стороны был замок. Он просто не закрыл его.
– Фишер? – позвала она и подождала несколько секунд. – Я проверю гараж. Иногда он работает над проектом или чистит мотоцикл.
Я кивнула, чувствуя, как нервы сжимаются в животе. Почему? Я не была уверена, но через две секунды быстро догадалась.
– Привет.
Я повернулась в сторону глубокого мужского голоса.
– Боже мой! – Я сделала еще один быстрый поворот, сделав в общей сложности оборот в триста шестьдесят градусов. – Мне жаль.
– Почему? Ты вломилась? Или ты дочь Рори?
Я прочистила горло.
– Это… эм… да… дочь Рори.
– А, Риз Кэпшоу. Приятно наконец-то познакомиться с тобой. Рори говорит о тебе без умолку.
Я кивнула полдюжины раз, отказываясь повернуться к нему и его почти обнаженному телу. Мой первый взгляд уловил много голой груди, воду, стекающую по ней, и свободно завязанное темно-синее полотенце, висящее низко на его талии. О… да… его волосы были беспорядочными, мокрыми и светло-коричневыми или, возможно, темно-русыми.
– Где твоя мама? – Он прошел мимо меня. Как… физически прошел мимо меня. Его мокрая рука ударилась о мою. И он не сказал «извини». Вместо этого он обернулся на несколько градусов, прежде чем взяться за ручку двери гаража. Он оглядел меня с головы до ног, ухмылка превратила его рот в нечто, чему я не доверяла. – Ты очень похожа на свою маму. Счастливица.
В тот момент я поняла, что Фишер Мэнн был плохой новостью.
– Вот ты где! – Мама начала открывать дверь в тот же момент, когда Фишер повернул ручку и потянул внутрь.
Был ли этот момент подходящим, чтобы сказать моей маме, что она не может поехать в Лос-Анджелес, потому что ее домовладелец смотрел на меня, как на свой следующий обед? Но более того… Я не могла поверить, что она никак не отреагировала на его почти обнаженное тело, выставленное напоказ перед ее дочерью.
– Извини. Я был в душе, – сказал Фишер, слегка поправляя полотенце в неправильном направлении! Он опустил его на дюйм.
Мои щеки запылали. Я видела таких мужчин, как он, только по телевизору или с друзьями, когда родителей не было дома. Тогда это казалось запретным, и это не казалось менее запретным, когда между нами стояла моя мама.
– Так ты познакомился с Риз. Разве она не прекрасна? Даже более сногсшибательная, чем на ее фотографиях. Ты так не думаешь?
Боже милостивый, пожалуйста, сделай так, чтобы это прекратилось. Заставь ЕГО остановиться.
Перестать быть таким… всем.
Моя мама, слишком занятая тем, что дарила мне свое самое обожающее выражение лица, выглядела на грани того, чтобы снова заплакать, а Грех – с его взъерошенными волосами, обнаженной плотью и твердыми мышцами – вытер губы и кивнул.
– Она идеальна, Рори. Практически ангел.
И что это должно значить? Я обдумала его слова. Знал ли он, что я училась в христианской академии? Может, он подтрунивал над моей религией? Моей верой? Моей невинностью? Над моим уровнем опыта? Может быть, это была не библейская ссылка на настоящего ангела? Что, если он думал, что я действительно красива?
Я быстро тряхнула головой, чтобы отогнать эту мысль. Естественно, я не желала, чтобы Фишер находил меня привлекательной в какой-либо степени. Он был старше меня более чем на несколько лет. Он не был похож на верующего человека. Да, я понимала, что это еще одно осуждение, но мой разум делал свое дело. Был ли он с моей мамой… то есть с ней в библейском смысле?
– Я сказала Риз, что у тебя найдется работа для нее. – Она оглянулась на обнаженного рыбака.
Ух! Почему это должно было пронестись в моей голове? Я живо представила его голым, с удочкой в руке… ну, голым, если не считать пары сапог для рыбалки, доходящих до середины бедра.
Стоп!
– Конечно. Я могу занять ее разными делами. Иногда ты можешь работать в офисе с моей секретаршей, Хейли. В другие дни ты могла бы ездить со мной на стройки. Развозить обеды. Забирать инструменты.
Наступило долгое молчание.
– Риз? – окликнула меня моя мама.
– Хм? – я хмыкнула, немного бессвязно.
Фишер наклонился в сторону, словно опускал свое тело, чтобы попасть в объектив камеры. Но камеры не было, только мой взгляд, прикованный к его прессу и дразнящим темным волосам, выглядывающим из-под полотенца. Вожделенный счастливый след. Нет, не вожделенный. По крайней мере, не для меня. Нет.
– Есть кто? – спросил Фишер, и тут поняла, что он поймал меня, когда я пялилась на него, всего в нескольких дюймах от его… эээ… нижней части таза.
Чтобы смыть румянец с моего лица потребуется целый департамент службы спасения.
– Простите… – Я отвела взгляд от него и сложила руки на груди, уставившись вниз на свои ноги, на которых несколько раз качнулась взад-вперед. – Работа. Да. Это было бы здорово. Спасибо.
– Все в порядке? – спросила мама.
– Да. Просто долгий и утомительный перелет. Вот и все. – Я переключила свое внимание на вещи, находящиеся в кухне. Он содержал ее в чистоте, чего я не ожидала от парня, работающего на стройке. И он любил бананы и яблоки. Должно быть, у него было две дюжины бананов и столько же яблок в стеклянной миске у тостера. Яблоки… плод искушения. Как уместно.
– Мы отпускаем тебя, чтобы ты мог одеться, пока твое полотенце не упало, и ты не показал Риз больше, чем она хочет видеть. Я еще не говорила с ней о сексе.
Позвольте. Мне. Умереть!
Она действительно сказала это. Ему! Тюрьма так повлияла на мою маму? Я не могла припомнить, чтобы она была такой прямолинейной, такой откровенной, такой смущающей.
– О мой бог… – я закрыла лицо руками. – Спасибо, что поставила меня в неловкое положение. Я уже взрослая, понимаешь?
Я была взрослой, которая закрывала свое смущенное и покрасневшее лицо. Я была взрослой, у которой не было секса, потому что я не была замужем. Я была взрослой, которая вписывалась в круг моих бабушки и дедушки, моей церковной семьи и моих друзей из христианской академии. Очевидно, я не была взрослой в глазах моей мамы, и что-то подсказывало мне, что я не была взрослой в глазах Фишера. А может быть, и была. И это была самая страшная мысль в тот момент.
Глава 4
– Прости меня. Я не хотела тебя смущать. – Мама засмеялась, когда мы спустились вниз. – Я долго размышляла над тем, как мне вести себя с тобой. – Она открыла холодильник и достала две газировки с нижней полки, протянув одну мне.
Апельсиновая содовая. Она обычно давала мне ее в качестве особого лакомства. Я подумала, есть ли у нее крекеры в форме медведей, ведь это была моя любимая закуска, когда я была на пять лет младше.
– Я имею в виду… когда я видела тебя в последний раз, ты еще не была достаточно взрослой, чтобы водить машину. У тебя еще не было месячных. А теперь ты взрослая женщина. Я понимаю это умом, но мое сердце все еще помнит маленькую девочку. Наверное, я хочу вернуть время назад, но не могу.
– Спасибо. – Я взяла содовую и села на П-образный кожаный диван. – Я знаю. Для меня это тоже странно. Думаю, нам нужно просто молиться об этом, и Бог поможет нам пройти через это.
Остановив бутылку у своих губ, она покачала головой.
– Черт… они проделали отличную работу по твоему воспитанию. Не так ли?
– Что ты имеешь в виду?
– Я имею в виду «нам нужно просто молиться об этом». Это не то, что ты обычно слышишь от среднестатистической восемнадцатилетней девушки. Я была немного изолирована в течение нескольких лет, но знаю, что лишь немногое изменилось. Ты говоришь, как девушка, которая читает Библию чаще, чем романтические романы. Девушка, которая проводит больше времени в молитве, чем за просмотром Нетфликс.
– У меня есть любовь к Христу. Разве это так уж плохо? Мы ходили в церковь до того, как ты попала в тюрьму.
Она усмехнулась и сделала глоток своей апельсиновой содовой.
– Мы были католиками.
– И что? Какая разница?
Она снова засмеялась.
– О, разница есть. Но я не хочу говорить с тобой о религии. Твоя вера – это между тобой и Богом. Я хочу знать все важные моменты, которые ты пережила за последние пять лет. Твой первый парень. Твой первый поцелуй. Твое первое разбитое сердце. Я хочу, чтобы ты рассказала мне о своих друзьях. Поддерживаешь ли ты связь со своими старыми друзьями? Или ты завела новых в своей христианской академии? Нашел ли твой отец другую женщину? Или он умер одиноким человеком?
У нее было много вопросов. Я ожидала только один или два из них. Может быть, вопрос о парне и вопрос о моих старых друзьях из государственной школы. Это меня немного удивило, особенно вопрос о том, нашел ли папа кого-то нового после развода с ней.
– У меня был парень. Вообще-то, два.
– И… – Ее ухмылка превратилась в нечто странное. Ухмылка, как у моих подруг после свидания.
Было трудно отделить Рори от мамы. На самом деле, я еще не называла ее по имени, потому что не была уверена, как мне следует ее называть.
– И в тот, и в другой раз это длилось недолго.
– И это все? – она приподняла бровь. – Это все, чем ты готова поделиться? А как насчет твоего первого поцелуя?
Я пожала плечами.
– Все было нормально.
– Ты выглядишь нерешительной. Это потому, что я твоя мама? Раньше мы постоянно разговаривали о всякой ерунде. Ты приходила домой из школы и рассказывала мне о своем дне. – Она вздохнула с довольной улыбкой, как будто ее пяти лет в тюрьме никогда не было. Как будто мы должны были вернуться к тому, на чем остановились.
Я вспомнила, как смотрела сериал о самолете, который исчез, а потом вернулся спустя годы. Семьи предполагали, что самолет потерпел крушение, и выживших не было. И когда самолет вернулся домой, все было по-другому. Дети были старше. Супруги снова женились. Но люди в самолете не могли этого понять, потому что для них ничего не изменилось. Время, проведенное моей мамой в тюрьме, было похоже на ее пребывание в том самолете.
– Я хотела навестить тебя в тюрьме. – Я сменила тему разговора на то, о чем, как я представляла, мы будем говорить.
Почему папа убедил меня, что в моих интересах не навещать ее.
Почему я не стала настаивать на том, чтобы увидеться с ней после его смерти.
Что я чувствовала в те три раза, когда мне удалось увидеться с ее родителями.
Каково это – быть в тюрьме.
Как это изменило ее.
Буквально все, кроме моей личной жизни и подробностей моего первого поцелуя.
– Я знаю. – Она нахмурилась и опустила подбородок. – Я имею в виду… Я не знала, но в глубине души верила в это. Я знала, что кто-то, вероятно, забил твою голову причинами, по которым тебе лучше не посещать меня. И честно говоря, были моменты, когда я была рада, что ты не видел меня в том месте. Но… – она подняла голову и принужденно улыбнулась, – Это все в прошлом. Сейчас настоящее. Если ты не хочешь ничего из этого переживать, если ты не хочешь делиться со мной своими «первыми», то нам не нужно этого делать. Мы можем начать все с чистого листа. Ну… – Ее глаза драматично закатились, как я миллион раз делала со своим отцом. – Мы можем начать все сначала, когда я вернусь из Лос-Анджелеса. Я уезжаю через два дня.
Два дня.
У меня было два дня до того, как моя мама, которая во многом была мне чужой, оставит меня здесь с обнаженным рыбаком.
***
Этот звук… эхо сирены. Мне не нужно было думать дважды. Я знала, что она извещает о приближении торнадо. Прям везение. Моя первая ночь в Денвере, первая ночь с моей мамой за последние пять лет, и тут включилась сирена.
– Риз, милая, иди с нами в заднюю комнату. – Рори просунула голову в мою комнату и посветила на меня фонариком.
Я села в кровати и протерла глаза. Сделав два шага, я замерла.
– О! – мои руки накрыли грудь. Они не выпирали наружу или что-то в этом роде. На мне была тонкая белая майка, без лифчика. – Божечки, ты…
Обнаженный рыбак (ладно, на нем были шорты) посмотрел на меня и нацепил ухмылку, которая не была такой уж утешительной.
– Да, я. Подвал – самое безопасное место. Подсобное помещение. Пошли.
Он поднял горящий фонарик, один из тех длинных металлических.
Я прикрыла глаза одной рукой, а другой стащила одеяло с кровати.
– Я не помню, когда в последний раз слышал звук сирены, не считая учений, – сказал Фишер, закрывая дверь в недостроенное подсобное помещение.
– Мы должны помолиться. Я могу это сделать.
Мама и Фишер уставились на меня, не моргая, когда мы собрались в небольшой круг, сидя на больших пластиковых контейнерах, подобных тем, которые она использовала для хранения моей старой одежды и сентиментальных вещей из моего детства. Мне было интересно, что с ними случилось.
– Конечно. – Мама улыбнулась. – Это не повредит. Хочешь, чтобы мы взялись за руки?
Глядя на обнаженного рыбака, я медленно покачала головой.
– Мы не обязаны.
– Что за черт. Если мы просим Бога пощадить наши жизни, то взяться за руки – лучший способ показать свою искренность. – Он схватил мамину руку, а затем мою.
Она казалась маленькой в его сильной, мозолистой руке. Теплой. Незнакомой. И это спутало мои мысли. Я перемотала мысли назад, представляя, как он ухмыляется мне, одетый в одно лишь низко завязанное полотенце.
Кубики пресса.
Жилистые руки.
Блестки воды на его широких грудных мышцах.
– Это что, безмолвная молитва? – спросил Фишер, снова возвращая меня к реальности. Он уставился на меня одним приоткрытым глазом, как будто только что закрыл оба для молитвы. – Может, хотя бы часть «Аминь» произнесешь вслух?
– Дорогой Господь… – вместо того, чтобы признать неловкую паузу, я перешла к молитве. – Мы молимся, чтобы ты присмотрел за нами и уберег нас от стихии. Аминь.
– Аминь, – эхом отозвались мои мама и Фишер.
– Значит, все в порядке? – Фишер подмигнул мне, отпуская мою руку. – Теперь мы под защитой?
Я сузила глаза.
– Ты язвишь?
– Сейчас середина ночи, Риз. Он просто устал, и, возможно, это выглядит так, будто он немного наглец. – Моя мама заступилась за него. Это должно было означать, что они были вместе.
Как я относилась к тому, что моя мама была с молодым мужчиной? В то время мне было трудно ответить на этот вопрос, потому что я так давно не видела не только маму, но и своих родителей вместе.
– Я не наглец, Рори. Я просто умница. Ты можешь воспринимать всерьез только пятьдесят процентов того, что я говорю, Риз. Если ты собираешься работать на меня, ты должна помнить об этом.
Я скривила губы и медленно кивнула.
– Это немного расплывчато. Такое ощущение, что ты заранее настраиваешь меня на неудачу. Или мои бабушка с дедушкой позвонили и попросили тебя сделать так, чтобы я провалилась и ползком отправилась в колледж?
– Все… все в порядке, милая?
Милая.
Мне было интересно, назовет ли мама меня так снова. Раньше только так она меня и называла. Это заставляло меня чувствовать себя любимой и особенной. В восемнадцать лет, сидя рядом с голым рыбаком в его подвале, это звучало немного снисходительно, словно все должны были помнить, что я самая молодая и наименее опытная в комнате. Это решило все. Я не собиралась называть ее «мамой».
– Я в порядке, Рори.
Ее брови сдвинулись к переносице, как будто я чем-то ее обидела.
– Риз… Я не думаю, что ты в порядке. И я уезжаю меньше чем через сорок восемь часов. Я не хочу уезжать, если тебе здесь плохо. Я могу сделать что-нибудь еще. Я могу сказать своему боссу, что сейчас неподходящее время.
– Господи, Рори. Все с ней будет в порядке. Хватит ее опекать. – Фишер зевнул и вытянул руки над головой. Я почувствовала себя двенадцатилетней девочкой, которую протащили тайком на фильм с рейтингом 18+. Разве я была достаточно взрослой, чтобы видеть столько мужской кожи вживую? И почему я не могла перестать думать о том, каково это – заняться с ним сексом? Это была правда. Я была недовольна тем, что Бог мог читать мои мысли, но я также была недовольна тем, что мои мысли продолжали приходить туда без моего разрешения.
В моей христианской академии было легко сохранить девственность, но почти невозможно сохранить рассудок. Сосредоточенный ум. Чистый разум.
Дорогой Господь, пожалуйста, прости меня за мои мысли. Пожалуйста, наполни мой разум и дух Твоей любовью и всем тем, что приносит Тебе славу.
– Ты чувствуешь, что тебя опекают, Риз? – спросила Рори.
Смущенной?
Грешной?
Беспокойной?
Да.
– Нет. Я не чувствую, что меня опекают.
Она нахмурилась и посмотрела на Фишера.
– Видишь?
– Вы воссоединились всего пару часов назад. Думаешь, Риз действительно сообщила бы тебе, если бы чувствовала опеку?
Сирены прекратились.
– Слава богу! Мне нужно в туалет. – Моя мама выбежала из подсобки.
Фишер встал, протягивая руку.
– Мы живы. Похоже, твоя молитва была услышана.
Я не приняла его руку и не обратила внимания на его заявление, потому что была уверена, оно попадает в категорию пятидесяти процентов, которые я должна игнорировать.
Он ждал у двери, пока я выйду из задней комнаты. Протиснувшись мимо него, я бросила на него быстрый взгляд и глубоко вдохнула, осознавая, что Господь игнорирует некоторые мои молитвы.
– Итак…, – он облизал губы.
