Текст книги "Жребий принцессы"

Автор книги: Джудит Тарр

сообщить о нарушении

Текущая страница: 28 (всего у книги 31 страниц)

– Повелителем мира – может быть. Но Элиан Калириен умрет.

Он тряхнул своей надменной упрямой головой. – Ты не пророк, Дочь Солнца. – В этом я пророк, – сказала она.

Воцарилось молчание. Севайин устремила горящий взгляд на Брегалана, который, подняв голову, упивался ночным ветром. Ее отец казался едва различимой тенью. Спустя какое-то время Севайин сказала: – Завтра ты сможешь возобновить свою войну. Я не останусь здесь и не увижу этого.

– Конечно, не останешься. Беременной женщине не место на поле битвы.

– Дело даже не в доспехах. Ни одни не подойдут мне по размеру, а времени на изготовление подходящих нет. Но мне предстоит другая битва. Я должна вернуться назад в Сердце Мира и помешать магам, которые замыслили заговор против меня.

Она услышала, как отец судорожно вздохнул, но его голос был спокоен.

– Ты же знаешь, что не можешь сделать этого. – Если у меня будет достаточно силы, то смогу. Маги Асаниана захотят поддержать меня, чтобы сохранить жизнь своему императору. Некоторые из твоих магов могут решить то же самое. Им все равно нечего делать, ведь твои армии прекрасно справляются с войной.

– Совсем наоборот. Мои маги препятствуют асанианским колдунам и охраняют мою армию от нападения с тыла.

– В этом не будет необходимости, если установится перемирие и все мы объединимся против заговорщиков. – Свет и мрак вместе? – А почему бы и нет? – Ты не можешь сделать этого. – Я попытаюсь. – Не смей. Твой ребенок…

Севайин рассмеялась.

– Ах, какие вы все заботливые! И все же вряд ли кто-нибудь из вас знает, что может сделать магия с еще не родившимся ребенком.

– Нам это известно слишком хорошо. Сила разрушает растущую душу. Если телу повезет, оно тоже умрет.

– Человеческая душа. Человеческое тело. А как насчет рожденного в магии? Как насчет того, кто обладает Касаром? – Ты хочешь узнать ответ? Значит, ты более чем безумна. – Разве у меня есть выбор? Иначе они убьют тебя и маму вместе с тобой. А я по крайней мере могла бы дать тебе возможность встретить смерть в бою. Мирейн схватил ее. – Ты не сделаешь этого! – Ты меня не остановишь. – Вот как?

Она взглянула в его сверкающие глаза. – Я сделаю это, отец. Ты не можешь направить всю свою силу на меня и при этом держать в руках армию и продолжать войну против Зиад-Илариоса. Я отправила ему послание: если я не появлюсь к рассвету завтрашнего дня, он не станет придавать значения твоим словам, даже если это будут слова о мире, и обрушится на тебя, объединив все свои силы. А их у него больше, чем ты думаешь, отец. Его колдуны вовсе не ослабли, а еще меньше они боятся защиты твоих магов. Они благодарны за эту милость: она освобождает их от необходимости заботиться об охране, пока они будут открывать ворота. Ворота Миров, отец. И адские драконы – это меньшее из того, с чем тебе придется тогда столкнуться.

Его руки были как сталь, лицо слилось с ночным мраком. У Севайин не осталось больше страхов. Она использовала вторую возможность. Теперь ей предстоит увидеть, с каким лицом он встретит предательство.

Мирейн сдавил ее еще крепче. Она сжала зубы, чтобы не закричать от боли. Внезапно его хватка ослабла, но ее плечи продолжали ныть от пульсирующей боли.

– Что, если ты останешься здесь, а я – нет? – хрипло спросил он.

Севайин едва осмеливалась дышать. Она не может победить. Мирейн никогда не откажется от битвы.

Но он мог бы, скажем, отступить. Чтобы собраться с силами. Чтобы пойти в новую атаку. Да, он мог бы сделать так.

– Я предстану перед этими предателями и положу конец их заговору. – В одиночку?

– Мои чародеи последуют за мной.

– Но только вместе со мной. Потому что, кроме заговорщиков или членов гильдии, дорогу туда знаю только я.

Мирейн молчал так долго, что Севайин засомневалась, слышит ли он ее. А может быть, она зашла слишком далеко? И вдруг, к ее удивлению, он рассмеялся.

– О, ты действительно вся в меня? Ты заставила меня плясать под твою дудку, а теперь хочешь, чтобы я плясал вместе с асанианцами? – И ты способен вынести это? Он поразмыслил.

– Ради такой причины… наверное, да. Но это будет только перемирием, Саревадин. Я не окончу войну, пока Асаниан не покорится мне и не признает меня своим властелином.

– Но сейчас ты нуждаешься в силе Асаниана. Без него ты не сможешь встретиться с той силой, которая собралась в Сердце Мира. А с ним ты, возможно, не только выдержишь, но и преодолеешь ее.

– Ты в этом не уверена, принцесса?

– А в чем вообще можно быть уверенным? – Ей хотелось ударить отца. Он уступал ей, но все равно упрямился, пытаясь командовать там, где потерпел поражение. – Я поведу вас в Сердце Мира и буду противостоять нашим врагам вместе с вами.

– Вместе с другими нашими врагами, которые примут нашу сторону. – Мирейн взял Севайин за руки и взглянул ей в глаза. – Ты поведешь нас, но в битве участвовать не будешь. Она отвела глаза и уставилась в землю. – Если удержусь. – Уж пожалуйста, удержись.

– Я пойду и буду драться при необходимости. Если ты попытаешься остановить меня, я буду бороться и с тобой так же жестоко, как с любым магом. Это моя священная клятва перед лицом бога, который дал тебе жизнь.

Его гнев огнем опалил ее кожу и разум. Севайин выстояла, не пытаясь ответить ударом на удар, хотя он вынуждал ее к этому. Она просто отказывалась уступить. И тогда уступил Мирейн. Она продолжала стоять на своем, опасаясь западни. Он сказал:

– Да будет так, дитя мое. А теперь может ли простой и смиренный император просить тебя хотя бы о том, чтобы ты поберегла собственного ребенка? – Я постараюсь, – обещала она.

Вряд ли этого было достаточно. Но Мирейну пришлось этим удовлетвориться.

Глава 24

Севайин, одна-одинешенька, дремала в шатре, стоящем стена к стене с шатром ее отца. Через дубленую кожу, из которой были сделаны стены шатра, до нее доносились голоса магов и военачальников. Она ушла с совета, потому что ее присутствие лишь омрачало их мысли. А она смертельно устала. Ей пришлось смириться со своим одиночеством. Она слишком устала, чтобы изображать королевскую наследницу; слишком устала, чтобы думать и даже чтобы спать.

Шатри стоял на страже возле входа в шатер. Увидев Севайин, он сначала побледнел, но потом пришел к решению поклониться ей. Это поклонение было вполне терпимым: от Севайин требовалось только присутствовать здесь и иногда улыбаться. Позже она объяснила ему, что она не святая и не богиня. Но сегодня у нее не оставалось сил для этого.

Она лежала на боку, дрожа под меховыми шкурами, и пыталась не слушать бормотание голосов за стеной. Ребенок был неутомим: даже такой крошечный, он брыкался как сенель. Ее рука немного успокоила его, сила Касара заставила притихнуть эту веселую искорку.

Севайин почувствовала на ногах знакомую тяжесть. Родное теплое тело прильнуло к ней, рука скользнула по груди, поцелуи покрыли ее шею и остановились в уголке рта. Ребенок подпрыгнул до самого сердца.

Она осторожно повернулась. Хирел, хмурясь, смотрел на нее. Она нахмурилась в ответ.

– Ты даже одну ночь не можешь прожить без меня? – Не могу. – Его рука была гораздо нежнее голоса, она провела линию по щеке Севайин, пригладила ее спутанные волосы. – Они были с тобой жестоки? – Мой народ – по-прежнему мой народ. А как ты? – Я остаюсь Высоким принцем Асаниана. – Даже несмотря на твою возмутительную женитьбу? – По указу моего отца ты являешься принцессой первого ранга. Кто осмелится дурно отозваться о тебе, тот умрет.

– Какая строгость! – Она взглянула на освещенную фигуру мужа. На нем был черный костюм олениай; облегающий капюшон закрывал подбородок, резко выделяясь на фоне белой кожи. Его веки были покрыты золотым порошком. Она коснулась их кончиками пальца. – Тебе не стоило появляться здесь.

– Я не находил себе места. – Он был сердит, но внезапно рассмеялся. – У одного глупца хватило наглости заявить, что я стал жертвой суккуба. А я ответил ему, что нет рабства слаще.

– Надеюсь, что, когда ты это сказал, он был еще жив и мог тебя услышать.

– Мой отец тогда еще не издал указ. – Хирел поцеловал ее и отстранился. – Вайин, мне необходимо поговорить с твоим отцом. – Это опасно. – А что не опасно?

Он встал, поднимая ее за собой. Севайин вздохнула, подумала и подавила желание возражать ему. Она молча взяла меховую мантию с бархатной подкладкой, которую дала ей мать, и закуталась в нее. Нетерпение Хирела нарастало, оно отражалось в его глазах. Она взяла его за руку и вывела из шатра.

У них был достойный эскорт. К ним присоединился Юлан, который оставил свое теплое гнездышко в ногах ее кровати, ослепительно улыбающийся Зха'дан в просторном черном плаще и Шатри. Мальчик поклонился Хирелу с глубоким и искренним уважением. Севайин почти влюбилась в него за это.

* * *

Члены военного совета Мирейна докричались до полной тишины. Князья нашли отдохновение в кубках с вином, маги-жрецы опустили глаза, скрестили на груди руки и приняли непроницаемый вид. При появлении Севайин все повернулись и уставились на нее. Так было всегда, сказала она себе: рыжая грива гилени, смуглое лицо янонца и благоговение перед наследницей Солнцерожденного. Она предстала перед ними с самым вызывающим видом, сверкая белыми зубами и черными глазами, рассыпая огненные пряди по темному платью. – Как дела, мои господа? Все идет как по маслу? Мирейн встретил ее ироничным взглядом блестящих глаз и улыбкой, напоминавшей оскал волка. Он кивнул головой Хирелу, появившемуся из-за ее спины и вставшему рядом с ней.

Остальные, в том числе маги, узнали его не сразу. Они обратили внимание на асанианское лицо и впились в него острыми взглядами, но даже князь Халенан поначалу решил, что перед ними всего-навсего вражеский воин. Хирел подыграл им: он напряг ноги, принял подобающее выражение лица и схватился за рукоятки двух мечей, висящих на ремне, крест-накрест обхватывающем его одеяние. Севайин ощутила его озорное настроение.

– Я принес послание от моего императора, – сказал он на языке гилени, что было вежливостью, граничащей с оскорблением. – Соблаговолит ли повелитель Керувариона выслушать его?

– Повелитель Керувариона был бы рад выслушать новый совет, – сказал Мирейн.

Это пробудило всех остальных. Вадин был приятно удивлен. Двое жрецов побледнели: они увидели магическую связь между Севайин и принцем. Ее мог бы заметить даже простой человек, так сильна была эта связь, становившаяся все крепче перед лицом этих чародеев. Глаза Хирела казались расплавленным золотом. Севайин не могла и не хотела сопротивляться. Она влилась в эти глаза и снова выскользнула из них, без всяких усилий, словно вода. – Это отвратительно!

Не имело значения, кто сказал эти слова. Дети ограниченного ума, не способного видеть свет, они лопнули, столкнувшись с обручем солнечного жреца. Севайин вспомнила о том, что в сердцах здесь царит мрак и пылает огонь. Она простерла свои руки, черную и огненно-золотую, и заговорила так мягко как не говорила никогда:

– Мы – ваш мир. Мы, рожденные для неумирающей ненависти; мы, которых вообще не было бы на свете без вмешательства силы. Бог пожелал этого. Он в нас. Смотрите, мои господа. Откройте глаза и смотрите.

– Я вижу, – сказал Мирейн, хотя эти слова дались ему нелегко. – Говори, Высокий принц. Что привело тебя сюда?

– Твоя дочь, лорд Ан-Ш'Эндор. – Некоторые улыбнулись, услышав эту шутку. Хирел улыбнулся в ответ. – И конечно, мой отец. Он предлагает двухдневное перемирие, в течение которого его маги уладят некоторые проблемы, он велел мне убедить тебя, что эти проблемы не имеют к тебе никакого отношения и твой народ не пострадает из-за их разрешения.

– Но мы уже заключили перемирие до завтрашнего утра, – подчеркнул Мирейн.

– Сегодняшней ночью несколько кроватей останутся холодными, – весело сказал Вадин, не спуская, однако, глаз с Хирела. – Зачем, принц? Что такое они хотят сделать в течение ночи и двух дней?

– Может быть, это и не займет столько времени. Хирел взглядом заставил одного из капитанов освободить сиденье, на которое преспокойно усадил Севайин. Она подчинилась, главным образом из желания узнать, что он сделает дальше. Принц Асаниана сел у ее ног, разглядывая присутствующих и заставляя их томиться в ожидании. Наконец он произнес:

– Когда я разговаривал с принцами и моим отцом, появился мой старший брат с немногочисленной свитой и без всякой помпезности. Увидев меня, он вовсе не был удивлен. Он появился отчасти и ради моего спасения, принеся новости чрезвычайной важности. Магам известно не только о том, что мы сбежали. Они знают и о нашем появлении на этом поле, и о наших дальнейших действиях. Это им совсем не понравилось. Они заявляют о том, что хотят мира, но этот мир должен быть установлен в соответствии с их пожеланиями.

– Это сказал тебе Аранос? – спросила Севайин. Она и сама могла бы догадаться, но хотела знать наверняка.

– Он, и никто другой, – ответил Хирел. – Он сказал, что устал от этого заговора, который больше не служит на пользу Асаниану, а угрожает уничтожить всех нас. Уже установлены время и место, маги приготовились. Оба императора будут убиты при встрече, тебя они заберут, а меня будут держать в колдовской тюрьме, чтобы ты снова не попыталась сбежать.

Все заговорили разом, возмущенные услышанным. Перекрывая гул голосов, Севайин сказала: – Я не верю этому змеенышу.

– А кто верит? – спросил Зха'дан, выходя в круг света. – Но его слова правдивы.

– Насколько правдивы, хотела бы я знать? – В достаточной мере. – Все взгляды устремились на Мирейна, гневный ропот затих. – Итак, принц, ты хочешь разыскать магов, положить конец их заговору и предоставить нам право самим установить мир. – Он подался вперед. – Но почему ты просишь только о перемирии?

– Я не прошу этого, – сказал Хирел. – У моего отца не осталось надежды на большее и нет желания мириться с твоим отказом. Если ты не согласен на перемирие, то хотя бы попридержи своих магов, пока маги моего отца будут спасать твою жизнь.

Мирейн рассмеялся, не обращая внимания на молчаливое недовольство окружающих.

– А если я предоставлю в его распоряжение моих магов? Он их примет? – Может ли он доверять им?

– В моем присутствии им придется быть честными. Хирел преклонил перед ним одно колено. – Я так и сказал моему отцу. Я поклялся, что приведу тебя с собой.

– А еще говоришь, что ты не маг. – Мирейн встал, поднимая принца с колен и церемонно заключая его в объятия. – Я помогу тебе сдержать клятву.

* * *

Они прибыли в асанианский лагерь в самый глухой час ночи. В их отряде были четыре жреца-мага, хранившие в себе совокупную силу их ордена, а также Мирейн, Элиан, Вадин, Зха'дан и князь Халенан со Старионом – сильнейшим в магии из всех его детей. Впереди скакал Хирел, а рядом с ним – Севайин. Опасность приятно волновала ее, и она забыла о своей усталости, чувствуя легкое острое возбуждение, как всегда перед битвой. Остальные тоже были взбудоражены. Хирел соскочил со своей кобылы и, подхватив Севайин, опустил ее на землю. Она сорвала у него поцелуй, и он жадно прильнул к ней, прежде чем отпустить.

Зиад-Илариос уже ждал их. Словно золотое изваяние, он сидел в самом центре своего золотого шатра, где крыша открывала взглядам ночное небо, усыпанное звездами: сплетение огня и мрака. Его окружали маги – девять мужчин и женщин, одетых как жрецы, как придворные или как члены гильдии. Все они были окутаны покровом силы. Она вздыбилась перед варьяни подобно стене. Вновь прибывшие остановились, стараясь держаться как можно ближе друг к другу. Их сила собиралась воедино, изгибаясь упругой волной. Юлан тихо заворчал, хотя Севайин успокаивающе положила руку на его голову.

Воздух дышал враждебностью. Севайин погрузилась в нее. Она заставила себя взглянуть на эту неприязнь как на спутницу своей силы и увидела ее такой, какая она есть: рожденной богом, как и сама Севайин, необходимой, неизбежной. Тело Севайин не желало смиряться с этим. Ее разум испытывал к этому отвращение. Лишь одна воля заставляла ее двигаться вперед, открыть свой разум, принять в свое сердце и мрак и огонь.

Севайин остановилась перед Зиад-Илариосом. Юлан был рядом с ней, а по правую руку стоял Хирел. Она поклонилась императору, как подобает королеве. Он снял свою маску и взглянул в глаза Севайин. – Помоги мне встать, дочь моя, – сказал он. Она была очень осторожна и все же причинила ему боль. Император выглядел даже хуже, чем сегодняшним утром. Смерть наложила на него свой отпечаток.

– Нет, – прошептала Севайин, – невозможно, чтобы и ты тоже.

Зиад-Илариос улыбнулся и провел по ее щеке распухшим пальцем.

– Представь мне тех, кто тебя сопровождает, – велел он. Она назвала их, одного за другим. Они низко склонялись перед ним, даже Старион, повиновавшийся строгому взгляду Мирейна. Только Элиан не поклонилась. Она подошла к императору, умело скрывая потрясение, и улыбнулась ему тепло и немного неуверенно. Он взял ее за руки, поднес их к губам. Ни он, ни она не проронили ни слова. Они могли бы сказать друг другу так много – и так мало. Севайин, глядя на них, с трудом проглотила ком в горле. Она знала, что случилось с ними в прошлом. Об этом было сложено столько песен. Она знала, что Зиад-Илариос все еще любит ту, которую когда-то потерял, но не подозревала, что ее мать тоже все еще немного любит его. Быть может, даже больше, чем немного.

Элиан отступила назад. Ее улыбка померкла, и она отвернулась, чтобы император не увидел ее затуманившихся слезами глаз. Но Севайин увидела их и молча сжала ладонь матери, такую хрупкую и холодную. Элиан не отдернула руку, а еще сильнее сжала пальцы Севайин, найдя в этом минутное успокоение.

Мирейн взглянул на своего соперника. Он имел все, чем не обладал Зиад-Илариос: крепкое здоровье, силу, молодость тела и могущество силы. Но было у них кое-что общее: величественность. Мирейн сознавал это. Он наклонил голову и взмахнул рукой в знак почтения.

– Кажется, в конце концов мы стали союзниками, – сказал он.

– И родственниками, – ответил Зиад-Илариос. – Я нахожу это не таким уж неприятным.

– Моя дочь сделала хороший выбор, хоть поступила и не совсем мудро.

– Мой сын сделал свой выбор так, словно у него не было другого выхода. Мы должны последовать его примеру.

– А как же твой старший сын? Я его не вижу. Что выбрал он?

– Свою выгоду. – В иронии Зиад-Илариоса не было горечи. – Он вернулся к своим прежним союзникам, иначе они заподозрят, что он предал их. Он будет помогать нам, как сможет. – Лучше бы он умер.

Зиад-Илариос с ужасающей мягкостью улыбнулся. – Может быть, ты и прав. Но он должен предать меня открыто. Даже если бы он не был моим сыном, я не приговорил бы его к смерти по простому подозрению. – Он поднял руку, закрывая эту тему и приглашая Мирейна занять место рядом с собой. – Ворота ждут, чтобы мы открыли их. Ты готов начать, сын Аварьяна?

Мирейн поклонился в ответ. Маги Солнца заняли указанные их повелителем места, вплетаясь в круг асанианцев. Все были напряжены, все чувствовали внутреннее сопротивление. Блестели глаза, гневно вспыхивали лица.

Старион, этот необузданный юнец, разбил стену отчуждения. Его напарницей в магии оказалась юная и красивая девушка, по счастливой случайности белый маг, жрица Уварры. Его тело устремилось к ней; его волосы привлекли ее внимание, а потом она разглядела его лицо, покраснела и улыбнулась. Они сошлись прежде, чем поняли это, взялись за руки, объединились в силе и рассмеялись, испытывая радость и удивление от встречи.

Тогда и остальные двинулись навстречу друг к другу. Свет и мрак сталкивались, пронзали друг друга, сопротивлялись, изгибались и сплетались. Их ненависть превратилась в силу, она разделяла и связывала их крепче кованой стали, она притягивала их и заставляла отталкиваться друг от друга.

Они сплелись, и случилось чудо. Их охватила радость, смешанная со страхом. Они были сильны.

Источником страха была Севайин. Ее тело, крепко прижавшееся к Хирелу, и ее сила, становившаяся мощнее в его присутствии, образовали центр круга. Вместе они были сильнее всех. Даже сам Мирейн во всем великолепии своей пламенеющей силы был слабее их.

Их двоих и ребенка, которому они подарили жизнь. Потому что она и Хирел были теми, кем были: Солнцем и Львом, соединенными друге другом перед всеми существовавшими богами. Третий, еще не родившийся, наделял их силой, которой никто из них не обладал поодиночке.

Круг был в руках Севайин. Можно сказать, упал ей в руки. Ей даже не нужно было притворяться, что ее сила еще не владеет мастерством. Это мастерство помогло ей собрать воедино всю их магическую мощь. Когда настало время передать ее в руки отца, она напряглась. Помедлила.

Он не участвовал в сплетении света и мрака, хотя и находился в круге, принимая его как досадную необходимость. Севайин чувствовала в нем слабость, с которой он не в силах был справиться. Он не мог возвести ворота. Не мог побороть нежелание соединиться с мраком.

Ее любовь к отцу граничила с болью. И эта боль придала ей сил, чтобы удержать круг. Чтобы сделать его своим орудием. Чтобы воззвать к тем, кто составлял этот круг, и построить ворота в иные миры.

Севайин строила их камень за камнем, каждый из камней – душа мага, скрепленная с другими при помощи силы. Плодом этой магии стали немеркнущие ворота в Сердце Мира, высочайшее из магических творений, венец черного колдовства, ибо ради того, чтобы ворота выдержали, магам приходилось приносить в жертву свои души. Это испытание не требовало много времени – ровно столько, чтобы разгромить заговор. Менее слабые души, превратившиеся в эти камни, почувствовали бы в конце лишь усталость или легкую боль, а возможно, и нечто большее. Старион очень увлекся своей новой подругой по братству. Их охватил сильнейший порыв, подобный любви, и они слились в радостном единении.

Севайин творила и улыбалась, несмотря на усталость. Оставалось положить последний, центральный, камень в своде ворот. Она выбирала его с особым тщанием, зная, что необходимый ей человек будет сопротивляться. Он был частью Мирейна. Он не желал быть приговоренным к беспомощному ожиданию, в то время как его названый брат станет играть в кости со смертью.

"Халенан, – прозвенел ее голос внутри круга. – Халенан из Хан-Гилена, ты должен подчиниться. Никто, кроме тебя, не обладает необходимой силой. Никто другой не сможет удержать ворота под напором магов".

Она увидела, как он поднял голову, как напряглось его тело, как в его глазах загорелся огонь сопротивления. Но он покорился, склонил свою гордую голову и вложил свою силу в ее руки.

Севайин приняла ее как величайший дар и возложила на вершину ворот. Сила потекла свободным, полным потоком. Севайин сложила ладони, концентрируя свою волю. То, что она сотворила с помощью чистой магии, обрело форму в реальном мире: перед ней высились самые настоящие ворота, потому что она видела их именно такими, сложенными из белых и черных камней, с высокой аркой, увенчанной замковым камнем из сияющего золота.

Создавшие это чудо маги лежали на полу, образуя круг, держа друг друга за руки, и, казалось, спали. На груди Стариона покоилась светловолосая головка. Над ними мерцала магическая сила.

Двенадцать остальных стояли над ними: четыре королевские особы, четверо магов, присягнувших на верность асанианскому императору, Вадин, Зха'дан, Юлан и сам Зиад-Илариос. Он не обладал силой, но у него оставалась его крепкая воля. Он мог идти с ними. Он должен был стать свидетелем этого великого похода и увидеть его конец.

Хирел стал его опорой, несмотря на все протесты. У Севайин не было сил заботиться о них. Разум Юлана прикасался к ее разуму: он не мог отдать ей свою силу, но предлагал себя самого как могучего и преданного помощника. Это придало ей бодрости. Она повернулась спиной к своей судьбе и взглянула в лицо пустоте, увлекая всех за собой.

* * *

"Пустота стремится принять форму, так же как форма стремится снова превратиться в пустоту", – учил ее князь Орсан много лет назад. Его голос звучал в голове Севайин как живой, словно он стоял рядом с ней, спокойный и бесстрашный, но все-таки любящий ее. Она отбросила мысли о любви и извлекла из его слов холодный смысл, знание, понимание. Находясь в пустоте, превратившись в звено в цепи силы, она концентрировала свою волю. Маги из ее круга были сильны и могущественны. Они не знали страха. Севайин бегло прикоснулась к каждому из них, придавая им сил.

Дорога была простой и не требовала больших затрат силы, а уверенность души подсказывала Севайин, что этот путь охраняется. Однако был и другой путь, намного короче, но труднее. Воспользуйся она им, и к месту битвы они прибудут без сил.

"Выбери его", – велели ей Мирейн и Элиан, пламя и пророчество, а вместе с ними и основа их единства – повелитель Северных княжеств, спокойный и уверенный в своей силе.

Вслед за ними эхом отозвались семь голосов, среди которых Севайин услышала отчаянную мольбу Хирела: "Отец не вынесет долгого пути. Иди быстрее, Вайин. Иди и не заботься о цене".

Она подчинилась, создавая форму и очертания, управляя. Пустота, превращаемая в вещество, сопротивлялась, желая обрести форму в соответствии со своей волей. Севайин призвала на помощь всю мощь своей силы. Хаос не покорялся. И тогда она сокрушила его.

* * *

Холодные камни. Холодный до горечи воздух. Тепло огня. Севайин не могла ни видеть, ни слышать. Из нее вытекала сила. В отчаянии она уцепилась за нее. Только не это. Ради всех богов, пусть это не повторится снова. – Вайин.

Это был Хирел, напряженный и все же пытающийся успокоить ее. Он был в ее разуме; она не потеряла его. Вспыхнул свет, освещая его лицо. Севайин будто в первый раз поразилась его красоте. Она улыбнулась. Он нахмурился, чтобы не расслабиться и не улыбнуться в ответ.

– Вайин, нам удалось. Мы находимся в Сердце Мира. Но… – Что но?

– Здесь никого нет, – сказала ей незнакомка из Асаниана, жрица в алом одеянии с черным окаймлением.

"Интересно, какому божеству она служит?" – мимоходом подумала Севайин. Впрочем, здесь это не имело значения.

Севайин с трудом поднялась на ноги. Она находилась возле огня, который по-прежнему без устали пылал в центре зала. Между очагом и кругом мерцали их ворота, возле которых плотной группой, суровые и усталые, стояла большая часть прибывших. Мирейн бродил по залу, будто кот, оказавшийся в чужом логове. За ним тенью следовал Юлан, тихо рыча на формирующиеся стены миров. – Это засада, – сказал Зиад-Илариос. Он сидел там, где обычно любил располагаться князь Орсан. Его голос и лицо изумили Севайин, потому что теперь они были полны энергии, словно магия укрепила его. Его глаза прояснились, они сияли и завораживали. Его взгляд охватывал все помещение. – Покажитесь нам, – потребовал он и объяснил: – Они искушают нас пустотой. Они ждут, что мы сами предадим себя, что нас погубит самодовольство, что мы ослабим защиту. Мирейн замер, резко повернулся на каблуках. – Да. Да, я их чувствую. – Он вернулся к огню. Склонился над ним. Рассмеялся и простер руки. – Враги мои, выйдите ко мне, покажитесь.

– Мы стали твоими врагами не по собственной воле. Магистр гильдии появился в зале, опираясь на посохи. За его спиной мерцали ворота мира, изменяя форму. И так было с каждым, трижды по девять ворот, трижды по девять магов, светлый в паре с темным. Они замкнули круг. Севайин узнала Байрана из Эндроса, ведьму зхил'ари и Орозию, которая не смела взглянуть ей в глаза. Остальные казались ей знакомыми незнакомцами, похожими на ее тюремщиков, безмолвных и безликих. Некоторые улыбались. Кто-то из них был неумолим.

Последним появился Аранос в полном убранстве принца. Он не улыбался, но и не был неумолим. Его лицо вообще ничего не выражало.

Мирейн упер кулаки в бедра и наклонил голову. Он был похож на мальчишку: молодой петушок, которому неведом страх.

– Ну и ну, магистр! Неужели тебя заставили подготовить мое убийство?

– Это ты заставил меня, – сказал магистр. – Потому что я никогда не отрекусь от моей правды ради вашей груды обманов?

– Потому что ты хочешь разрушить все, что не кажется тебе правдой. Мирейн весело рассмеялся.

– Вот так разрушение! Всего-навсего издержки войны: пали несколько городов. Но я сохранил жизнь там, где считал нужным ее сохранить, и после того как мои маги покончили с разрушением, они по моему приказу приступили к восстановлению. Если я и был жесток, то только там, где милосердием ничего нельзя было добиться. Такова судьба короля, магистр, и его суровый долг. – Допустим, – охотно согласился магистр. – Ты был хорошим правителем, тебя почти не испортила безмерность твоей силы, которая одна только и смогла убедить меня, что ты действительно сын бога. Но все же ты наш враг. Ты уничтожил все религии, кроме той, что признавала Аварьяна, ты убил или выслал всех магов, оставив лишь светлых. Причем не просто светлых, а именно тех, кто признавал лишь твой совет, кто поклонялся только твоему богу и признавал тебя единственным и высочайшим властелином. Твой Аварьян не признает над собой верховных божеств; твоя магия не терпит более высоких сил.

– Все остальные силы – это искажение правды. – Искажение? А может быть, ее истинное лицо? Ты громогласно проклинаешь жертвоприношения Уварре. Ты найдешь и разрушишь ее храмы, убьешь всех жрецов до последнего послушника, отменишь все ритуалы и превратишь в пепел все культовые принадлежности; и что же дальше? В каждом храме происходит одно жертвоприношение в год, или, если уж быть до конца точным, во время каждого новолуния Великой Луны. Ты говоришь: "Отвратительно! Ужасно!" И не важно, что почти все эти люди умирают по доброй воле. А сколько людей гибнет во время твоих очищений? Сотни? Тысячи? Сколько отправляется в огонь, сколько принимает смертную муку в наказание за то, что они воззвали к богине? И все это ради спасения единственной жизни в каждый цикл Великой Луны?

Веселость Мирейна улетучилась. Он выпрямился; его лицо стало суровым. Озорной мальчишка исчез. Величественный король сбросил все свои маски.

– Когда тьма восстает против меня, я сокрушаю ее. – А что такое тьма? – спросил маг. – Возможно, это всего лишь то, что осмеливается противостоять тебе? Ты истинный король; обуздывая гнев, ты проявляешь милосердие. Ты даже смиряешься с тем, что твои подданные оспаривают твои суждения. Кроме единственного. Поклоняться Аварьяну следует только так, как это делаешь ты. Силой следует распоряжаться только так, как укажешь ты.

Голос Мирейна зазвучал еще мягче, чуть громче шепота: – И за это я должен умереть? Моя вина в том, что я пользуюсь своей силой не так, как вы? Маг печально улыбнулся.

– Без сомнения, в твоих глазах это так и выглядит. Ты уже проявил себя не способным воспринять правду, которая выше магии. Свет могуществен и прекрасен, он наиболее благоприятен для человеческого духа. Но ни один человек не сможет вечно жить при свете солнца. Оно обжигает, оно сушит и в конце концов пожирает. Вспомни о Солнечной смерти твоего ордена.