Текст книги "Вредно для несовершеннолетних (ЛП)"

Автор книги: Джудит Левин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 28 страниц)

Даже прогрессивные педагоги могут обнаруживать, что поддерживают половое сношение как the сексуальный акт, сами того не желая. Джоун Раппапорт, которая, будучи учительницей, провела серию охватывающих широкий круг тем дискуссий под названием «Подростковые вопросы» в одной из частных школ на Манхэттене, была озадачена, когда услышала, как оценивают ее курс учащиеся средних классов. Когда ее спросили, говорит Раппапорт, что она узнала [на этих занятиях], «одна девочка ответила: "В основном, типа, не занимайтесь сексом"». Остальные ребята с ней согласились. Раппапорт провела выходные в раздумьях, как же так могло произойти, что программа, отражающая сбалансированное, терпимое и, как она думала, исполненное энтузиазма отношение к сексуальности, трансформировалась в «просто скажи „нет“».

Наконец она нашла разгадку. «Вы знаете, – сказала она, – мы много говорим о СПИДе и ЗППП, мы говорим об эмоциях и сексуальных идентичностях, о разных видах семей, о... ну, практически обо всем. Мы говорим, что мастурбация нормальна и что не нужно ее стыдиться или беспокоиться о ней. И да, мы отговариваем от полового сношения. Но мы никогда, ни разу не говорим о мастурбации как об удовольствии или о любых других способах получения сексуального удовольствия».

Положим, американский секспросвет никогда и не мыслился как форма эротического обучения. Ровно наоборот: большинство его деятелей как сегодня, так и в прошлом полагали и полагают, что дети и без того получают подобного больше, чем нужно. Эти люди рассматривают занятия в классах как противоядие против «излишне сексуализирующих» СМИ и «принудительной» культуры сверстников; их собственная роль – роль адвокатов информированной предусмотрительности против торговцев импульсивностью и более трезвых удовольствий детства, как например спорта и дружбы, против преждевременной тяги генитального секса. Редкий педагог выбивается из этой колеи. На неделе после того поучительного анализа Раппапорт дала своим шестиклассницам задание: «Идите домой и найдите свои клиторы». Учительница, которая сама тогда была матерью двух мальчиков-подростков, смеялась от удовольствия, вспоминая шокированные лица своих учениц, но в то же время понимала и опасности того, как поступила: «Была бы то государственная школа, меня бы уволили».

Подводя итог, можно сказать, что, хотя преподаватели воздержания-плюс не налагают требуемое правыми эмбарго на обсуждение секса вне гетеросексуального моногамного брака, их концентрация на половом сношении как на the запретном акте, вкупе с прикрыванием фиговым листком непенетративных сексуальных практик, имеет парадоксальный и, в конечном счете, вредный эффект. Как ни пытаются они снять акцент с полового сношения, в конечном итоге оно оказывается перекрывшим собой всю картину. Выражение заниматься сексом возвращается по умолчанию в точности к тому значению, которое оно издавна имело для американских детей и подростков (и американских президентов) – к тому, что пенис делает во влагалище (про «американских президентов» – это намек на президента Клинтона, который, несмотря на то, что Моника Левински делала ему минет, в своих показаниях, которые он давал Конгрессу, утверждал, что «сексом» с ней не занимался, за что Конгресс (безуспешно) пытался обвинить его во лжи под присягой, с чем и был связан импичмент – прим. перев.). «Для ребят „заниматься сексом“ означает иметь половое сношение, – рассуждает Раппапорт, вторя тому, что мне говорили многие другие учителя. – Так что, когда мы говорим „избегайте полового сношения“, не упоминая все остальное, получается, что всего остального будто не существует. Они воспринимают это как „не занимайтесь сексом“».

Когда разработчики учебных программ начали осознавать эту путаницу, они вставили в них упражнения, в которых учащиеся должны обсуждать, что именно означает воздержание. Тем не менее «главное послание», укоренившееся глубоко в родном языке, держится насмерть. Один педагог из Миннеаполиса так пересказал определение, которое дают воздержанию его ученики: «Мы делали эти вещи руками и ртом, и с трапецией, и с пони – но мы не занимались сексом».

Представляя половое сношение как «самую-самую» – и, подразумеваемо, единственно «нормальную» – сексуальную практику, педагоги не только увеличивают вероятность, что их ученики будут иметь посредственный секс, пока не наткнутся на какой-нибудь другой источник сексуального просвещения. Сознают они это или нет, но они также передают и постулат, что секс является главным образом гетеросексуальным и репродуктивным и, что важнее всего, что он всегда опасен.

Такой неинформированный секс, более того, действительно опасен. «Когда взрослые отрицают полный диапазон человеческого сексуального выражения и рассматривают только половое сношение как „секс“, учащиеся лишаются важной образовательной возможности, – писала сексуальный педагог Мэри Крюгер в 1993 году. – Многие молодые люди считают, что не существует никакой приемлемой формы сексуального поведения, кроме полового сношения. Следуя этому положению, учащиеся могут подвергать себя риску нежелательной беременности или заболеваний, передающихся половым путем, совершая половое сношение, когда менее рискованное сексуальное поведение было бы не менее удовлетворяющим». В книге «Фатальные советы» ее автор и активистка борьбы против СПИДа Синди Пэттон горячо с ней соглашается. Распространение информации, имеющей критическое значение для обуздания эпидемии СПИДа среди молодых людей, «сделали практически невозможным ограничения, не позволяющие обсуждать пользование презервативами или обучать некоитальным формам секса», – пишет она. К 2001 году эти пробелы в образовании воздержания-плюс, по всей видимости, оставили изрядное количество подростков под впечатлением, что анальное сношение не несет в себе никакого риска. Эта практика, во всяком случае, происходит очевидно чаще, чем в предыдущих поколениях, особенно в общинах, высоко ценящих вагинальную девственность, и среди городских геев, тревожно большое число которых сообщают о себе, что занимаются самым рискованным из всех видов секса – незащищенным анальным сношением. Такая «профилактика» секса предотвращает реальную профилактику: болезней. В результате молодые люди гибнут.

Плохой секс

Та школьница из Миннеаполиса, которая играла с пони и трапецией, намекала на то, что показывают результаты скудных поведенческих исследований. Сексуальный опыт – по виду, частоте, возрасту дебюта – различается в зависимости от расы ребенка или подростка, его или ее экономического класса, а также от пола и от того, живет ли он или она в городе или деревне. Но в общем можно сказать, что страх перед СПИДом увеличивает распространенность непенетративных сексуальных практик среди подростков и детей. Уже в доподростковом возрасте большинство детей начинают «крутить» эротизированные «романы». В 1997 году четверть четырнадцатилетних мальчиков сказали, что трогали наружные половые органы девочки, а 85 процентов тинейджеров кого-либо целовали в романтическом смысле. Почти треть старшеклассников в одном калифорнийском исследовании мастурбировали кого-то другого, и от четверти до половины занимались гетеросексуальным минетом или куннилингусом. Хотя они признают недостаточность статистических данных, некоторые деятели общественных наук считают, что журналисты преувеличивают количество орального секса среди подростков, особенно среди младших подростков.

Вдобавок к тому, что ребята делают, однако, не менее интересно и то, что те вещи, которые они делают, значат для них. В то время как поколение их родителей было склонно рассматривать оральный секс как более интимный, чем половое сношение, многие ребята видят то же самое ровно наоборот. Один четырнадцатилетний мальчик сказал репортеру, что половое сношение подразумевает «настоящую привязанность», а оральный секс вообще не обязательно означает какие-либо отношения.

Со всем этим троганием и сосанием, получают ли дети и подростки сексуальное удовольствие, даже если их учителя пренебрегают упоминать об этом? Это трудно узнать. Ибо, хотя оценщики программ сексуального образования могут измерить влияние обучения контрацептивам на практику предохранения или предоставления информации о заражении ВИЧ на пользование презервативами, они редко задают вопросы того рода, который помог бы им оценить влияние школьного ханжества (или «Баффи – истребительницы вампиров», если уж на то пошло) на то, как секс ощущается юными людьми в чувственном или эмоциональном плане.

Исследований качества детско-подросткового сексуального опыта практически нет. Добиться финансирования на то, чтобы опросить взрослых об их сексуальных установках или поведении, – уже тяжело; задать те же вопросы несовершеннолетним – почти криминал. Конгресс каждый раз блокирует опросы детей и подростков, в которых упоминается оральный секс. Вообразите себе, что означало бы обратиться в Национальные институты здравоохранения с целью выяснить что-либо о фантазиях шестнадцатилетних, об их желаниях, об их возбуждении или оргазме? Подобное, в глазах многих влиятельных членов Конгресса, граничило бы с сексуальным злоупотреблением.

И все же нет причин полагать, что дети и подростки чем-то отличаются от взрослых в этом отношении. Даже в самых благоприятных условиях удовольствие требует практики. А сексуальное невежество, соединенное с сексуальной виной, исходящей от родителей, священнослужителей, учителей и социальной рекламы, способствует паршивому сексу и всем тем эмоциональным «вредам», в которых преподаватели только-воздержания обвиняют подростковую сексуальную активность. Сексолог Лионор Тифер говорит: «Невозможно отделить вопросы принуждения и согласия, сожаления, невроза, вреда или злоупотребления от культуры, в которой нет сексуального образования».

Некоторые люди, с которыми я разговаривала, высказывают догадку, что нынешний подростковый секс может быть хуже, чем был у прошлых поколений. Стандартное объяснение – путаница в умах: СМИ говорят: «Просто делай это»; школы говорят: «Просто скажи "нет"». По моему собственному ощущению, здесь всё сложнее. Начать хотя бы с того, что популярная культура, мягко говоря, эклектична в своих посланиях о сексуальности. По одному каналу мальчики в сериале «Queer as Folk» пялят друг дружку в подсобном помещении дискотеки; по другому – персонажи не могут укрыться от надзора ангелов. Элли Макбил проводит половину дня в оргазмических фантазиях о своих клиентах, а вторую половину дня ее соблазняют ее партнеры по адвокатской конторе; тем не менее, когда она узнаёт, что ее соседка по комнате переспала с мужчиной на первом свидании, то чуть не падает в обморок. Единственное стойкое, последовательное послание в СМИ – будь то о гамбургерах, таблетках от головной боли или о высокодоходных инвестициях – «получи это сейчас». Американцы всех поколений ожидают немедленного удовлетворения желаний – любых желаний.

Это требование иметь всё и сразу может быть пережитком культуры неизвиняющегося гедонизма шестидесятых годов. Но та культура предлагала средства и некоторое обучение в искусстве и ремесле немедленного и длящегося удовольствия: наркотики, досуг и доступное широким массам просвещение в сексуальных техниках – от эротического массажа до клиторального оргазма. В определенном смысле, эти культурные и эротические перемены оказались необратимы; просто внимательно посмотрите на полки с литературой для «работы над собой» в книжном магазине, если так не думаете (не говоря уже о полках с порнографией в любом пункте видеопроката какого-нибудь мелкого городка). Но упоение излишествами, которое характеризовало ту эпоху, обернулось раскаянием. Правые предъявили обвинение контркультуре как той «корзине», в которой нас всех несут в ад, и все кивают, как кроткие овечки. Один из результатов: юные люди, вероятно, чувствуют столь же острую сексуальную потребность, что была у их родителей в их возрасте. Но, поскольку они получают мало подлинного обучения удовольствию из какого-либо источника, они с меньшей вероятностью находят удовлетворение.

Хотя многие «сексуально активные» подростки совершают половое сношение лишь от случая к случаю, по их собственным рассказам можно судить, что, когда случается такая возможность, оно происходит быстро, и оральный секс – дело не менее поспешное. «Раньше мы делали всё такое медленное, целовались-ласкались, – рассказала мне одна семнадцатилетняя, которая незадолго до того рассталась с девственностью. – А теперь, как только мы начинаем, такое впечатление, что он сразу ищет презерватив». (Этот хотя бы ищет презерватив. Хотя 75 процентов подростков пользуются презервативами в свой первый раз, лишь 60 процентов говорят, что пользуются ими регулярно.) Школьный психолог с Лонг-Айленда (город Нью-Йорк) Дебора Раковски спросила одну девятиклассницу, что для нее означает секс. «Ну, это когда мальчик вставляет это в тебя и дергается минуты три», – ответила та. Как ты себя чувствуешь при этом? Девушка пожала плечами. «Если таково ее представление о сексе, – сказала мне Раковски, – по-моему, все очень плачевно».

Сожаление

По крайней мере об одном феномене у нас есть предостаточно свидетельств: подростки занимаются сексом, которого они не хотят, а те, кто говорят, что не хотят, – большей частью девочки. В конце 1980-х годов видный сексуальный педагог Мэриан Хауард объявила, что самое большое желание, выражаемое восьмиклассницами, записывающимися на программу сексуального образования, которую она вела в Атланте, – научиться говорить «нет» так, чтобы не обидеть мальчика. В последующие два десятилетия публиковалось исследование за исследованием, демонстрирующее, что девочки занимаются сексом, которого они не хотят, что девочки, имеющие высокую самооценку, сексом не занимаются и что девочки, занявшиеся сексом, имеют низкую самооценку. В середине 1990-х годов сообщалось, что каждая четвертая девушка-тинейджер призналась, что ею когда-либо «злоупотребили» или заставили заниматься сексом на свидании.

Девушки неоспоримо чаще становятся жертвами сексуальной эксплуатации и насилия. Но гендерные презумпции, артикулированные Файн, влияют не только на ощущения юных людей по поводу самих себя и секса, но и – завуалированным образом – на то, как эти данные собираются и интерпретируются. Один из способов, которыми гендерные предубеждения протаскиваются в исследования, – под видом определений, даваемых в таких исследованиях, или их отсутствия. В одном из упомянутых исследований, проведенном престижным Commonwealth Fund, анкета, на которую предлагалось ответить девушкам, не определяла, что есть «злоупотребление», вообще. Другое – от высокоуважаемого Института Алана Гуттмахера – описывало злоупотребление как «когда кто-то в твоей семье или кто-то еще прикасается к тебе сексуальным образом в месте, в котором ты не хотела, чтобы к тебе прикасались, или делает тебе что-то такое сексуальное, что ему или ей не следовало делать». Эти исследования, другими словами, оставили щедрый простор для «вползания» неартикулируемых культурных допущений, как со стороны опрашиваемых, так и со стороны их интерпретаторов.

Если считается, что девочки не должны испытывать сексуальных желаний и их ставят на охрану сексуальных врат, могли ли ученицы Мэриан Хауард найти какой-либо другой сохраняющий чувство собственного достоинства, самозащитный образ самих себя кроме того, чтобы говорить «нет»? Что для респонденток Института Гуттмахера означало «что-то ... что ему или ей не следовало делать»? Нэнси Келлогг с кафедры педиатрии Техасского университета в Сан-Антонио указывает на то, что подростки могут употреблять термин злоупотребление для обозначения желанного, но нелегального секса, как например между несовершеннолетней девушкой и взрослым мужчиной. Или, может быть, эти девочки хотят, чтобы к ним прикоснулся мальчик, но боятся, что, если дело дойдет до полового сношения, он не наденет презерватив? Если он ее все равно заставит, это будет изнасилование. Но боязнь последствий возбуждения – не то же самое, что нежелание, чтобы к тебе прикасались.

В 2000 году в опросе пятисот подростков в возрасте от двенадцати до семнадцати лет, проведенном Национальной кампанией за предотвращение подростковой беременности, почти две трети из тех, кто «занимался сексом», высказались в том духе, что лучше бы они подождали (в докладе употребляются расплывчатые термины занимался сексом и сексуально активный). Из девочек 72 процента сожалели [о своем сексуальном опыте], по сравнению с 55 процентами мальчиков. Более трех четвертей опрошенных высказали мысль, что подросткам не следует быть «сексуально активными» до окончания школы. Представитель кампании сказал, что опрос свидетельствует о том, что «многие подростки начинают более осторожно относиться к тому, чтобы заниматься сексом». Если бы все сводилось к осторожному отношению, а осторожное отношение выливалось бы в безопасный секс, было бы просто замечательно. Но эти данные приоткрывают больше, чем только осторожное отношение; они приоткрывают стыд. Подростки усваивают послание, что секс, которым они занимаются, – это [морально] неправильно и что, когда бы они им ни занимались, это слишком рано.

Эти результаты вызывают множество тревожащих вопросов. Не сродни ли эти выражаемые чувства «постабортному синдрому» – опечаленности «задним числом», вызванной не обязательно самим опытом, но непрекращающимся огнем ругани со стороны учителей, родителей и СМИ? И почему девочки выражают их чаще, чем мальчики? Опять-таки, не связано ли это с до сих пор процветающей двойной моралью? Какая часть этого сексуального сожаления на самом деле связана с любовными разочарованиями? Не могло ли бы настоящее удовольствие, в секс-позитивной атмосфере, уравновесить или даже перевесить сожаление по поводу потери любви? Даже если секс не приносит удовлетворения, как обнаружила Томпсон, юный человек может вспоминать о нем с чувством счастья, гордости или тайного бунтарского ликования. Но, по моему внутреннему чутью, плохой секс с большей вероятностью оставляет после себя плохие чувства.

Все эти «белые пятна» в данных исследований во всяком случае напоминают нам об одном: большинство тестов, проводимых с помощью карандаша и бумаги, снимают лишь тончайший верхний слой с глубин сексуальности. В плане информирования нас о желании или удовольствии то пожатие плечами ученицы Раковски может быть не менее красноречиво, чем вся имеющаяся у нас статистика.

Изгнание сексуального желания и удовольствия не является исключительной особенностью школьных занятий, разумеется. Как мы видели в первой половине «Вредно для несовершеннолетних», понятие о том, что несовершеннолетняя сексуальность представляет собой проблему, буквально пронизывает наше мышление во всех областях. Если образы сексуального желания появляются в СМИ, критики называют их промывкой мозгов. В семье и между людьми разных возрастов, размеров или общественных положений секс всегда мыслится как принуждение и злоупотребление. В лучшем случае, секс в несовершеннолетнем возрасте – ошибка, достойная сожаления; в худшем – патология, трагедия или преступление. На секулярном языке общественного здравоохранения, занятие сексом – «рискованное поведение», подобное пьянству или анорексии. На языке религии – искушение и грех.

Всю дорогу, как на правом политическом фланге, так и на левом, взрослые называют детскую сексуальность нормальной. Ненормальным, или нездоровым, считается, когда она приводит к каким-либо действиям. В «ответственных» кругах чуть ли не запрещено намекать, что юный секс – это не всегда что-то плохое, а говорить, что это что-то хорошее – встречается как ересь. Когда Наоми Вулф в своей довольно чопорной в прочих отношениях книге о подростковом сексе «Промискуитеты» одобрила идею эротического образования и привела несколько кросс-культурных примеров такового, рецензенты подняли ее на смех. Как вы, возможно, помните из вступления к «Вредно для несовершеннолетних», одна из былых редакторов этой книги – либеральная, высокообразованная мать мальчика-младшеклассника – считала благоразумным начать употреблять слово удовольствие как можно дальше от начала книги либо вовсе его избежать.

В конце концов, есть что-то головокружительно утопическое в том, чтобы думать о сексуальном удовольствии, когда кругом маячат опасность и страх. Но идеализм – это только начало. Как нам быть одновременно реалистичными и идеалистичными в отношении секса? С маленькими детьми, детьми или подростками как нам их защищать, но не вторгаться, как учить, но не поучать, как быть серьезными, но не мрачными, игривыми, но не фривольными? Вторая часть книги предлагает некоторые способы того, как можно пересмотреть наши подходы к сексуальности детей и подростков, и приводит некоторые примеры разумной практики педагогов, родителей и друзей юности – практики, основанной на простом убеждении: эротическое удовольствие является даром и может быть подлинной радостью для людей всех возрастов.

II Разум и сексуальность

8. Факты

Я не знаю его – оно безыменное – это слово, еще не сказанное, Его нет ни в одном словаре, это не изречение, не символ.

Нечто, на чем оно качается, больше земли, на которой качаюсь я, Для него вся вселенная – друг, чье объятье будит меня.

Уолт Уитмен, «Песня о себе» (перевод Корнея Чуковского)

... и правдивый вымысел

Для Фрейда детская сексуальность была неустанным поиском «разведданных». Вожделение к информации не замещало собой вожделение к физическому удовольствию; оно его дополняло. Сексуальность с самого начала ищет язык, чтобы объяснить себя, пишет детский психолог Адам Филлипс, толкуя Фрейда, а опыт, переживаемый телом, вдохновляет на новые слова, на новые «теории» и «истории».

В эру цензуры Фрейд поддерживал предоставление детям этого языка: информации об их частях тела и соответствующих процессах, о том, откуда дети берутся и как они родятся. Его наследники – отцы «сексуального обучения» Прогрессивной эры – задались целью спасти детей от невежественности и неосмотрительности, навязываемых викторианством – большей частью в форме родительской «сдержанности», и в течение двадцатого века открытости становилось так или иначе больше.

Теперь, на заре двадцать первого века, когда СПИД все еще угрожает, а дети и подростки нуждаются в информации больше всего, направление течения переменилось в пользу того, чтобы говорить им меньше. Нам явилась стратегия цензуры, «переодетая» в совет родителям говорить больше, принять на себя роль первых сексуальных учителей для своих детей. Вот вам «семейная ценность», которую может поддерживать мейнстримный секспросвет, что-то такое, с чем никто, и в последнюю очередь его консервативные антагонисты, не будет спорить. Но эта кажущаяся безвредной, дружественной к родителям идея вряд ли будет иметь эффект, дружественный к детям. Я не могу отделаться от подозрения, что противники сексуального образования на основе школ с радостью осознают, что произойдет в случае, если задача сексуального образования будет целиком спихнута на семьи: почти никто не будет ее выполнять.

Опросы подтверждают это подозрение. Родители говорят правильные слова: большинство из них согласны, что сексуальное просвещение должно быть их работой. Но когда дело доходит до сексуальных слов, не многие оказываются способны их говорить. Среди 1001 родителя, опрошенного в 1998 году Национальной ассоциацией коммуникации, секс был предметом, при котором они чувствовали себя «наименее в своей тарелке, обсуждая его» со своими детьми. Дети обнаруживают похожую неловкость и часто оценивают усилия своих родителей менее щедро, чем их мамы и папы, вероятно, хотели бы надеяться. «Паттерн, бросающийся в глаза прежде всего, – разница между родительским и подростковым восприятием» домашних разговоров о сексе, писала социолог Джанет Кан в 1994 году. Когда она опросила оба поколения в одних и тех же семьях, оказалось, что подростки неизменно помнят меньше тем этих разговоров, чем их родители. Национальное когортное исследование подросткового здоровья 1998 года нашло, что более половины подростков считают, что родители неплохо их понимают. Плохая новость состояла в том, что почти половина из них полагала, что мама и папа «врубаются» не совсем либо едва ли вообще «врубаются». То же исследование обнаружило, что 85 процентов матерей не одобряют, если их подростки совершают половое сношение, и сообщают эту свою ценность своим сыновьям и дочерям. В таких условиях не из каждой мамы получается наперсница сексуально активного юного человека, которой можно задать любой вопрос.

Даже про сексуально «прогрессивных» родителей нельзя сказать, что у них нет никаких проблем. В конце 1960-х годов, когда моя мама начала намекать, что неплохо бы мне поставить диафрагму, мне не особенно-то нужна была диафрагма. Но, вместо того чтобы объяснить ей, что, хотя я спала со своим молодым человеком, я оставалась «физиологической девственницей», я яростно объявила ей во всю мочь моей глотки, что это не ее «собачье дело». Как ни похвальны защитные родительские инстинкты, а интимные сексуальные отношения по обоюдному согласию, в том числе между несовершеннолетними, – дело приватное.

Дети усваивают в своих семьях их отношение к любви, к телу, к авторитету и равенству; они воспитываются в терпимости и доброте или в их противоположности в своем доме. Некоторые живут в семьях, достаточно спокойных, уверенных в себе для того, чтобы обсуждать всю «подноготную» секса. Но огромное большинство усваивает ее из окружающего мира. В Уганде, как сообщила «Денвер пост», широко задуманная национальная кампания просвещения в вопросах СПИДа просила сельских жителей преодолеть свою скромность и «говорить начистоту» со своими детьми. Выражая свой скепсис по поводу такого ожидания, автор репортажа указала на то, что «матери во всем мире находят трудным разговаривать со своими детьми о сексе». Но у африканцев, сообщила она, уже был обычай, обходящий родительское смущение. Одна зимбабвийская мать объяснила: «Тетушки с детьми разговаривают».

Хотя подростки говорят людям, проводящим опросы, что желали бы большего обсуждения секса со своими родителями, я полагаю, что, если бы у них был такой выбор, они предпочли бы обсуждать его с тетушками. Можно приписать это табу инцеста: дети не хотят знать о сексуальной жизни своих родителей, а с момента, когда у них, в принципе, может появиться своя, обычно не хотят, чтобы мама и папа знали о ней. Вот почему сто лет назад было изобретено «сексуальное обучение». Сексуальные педагоги – те самые «тетушки», только теперь «по профессии».

Есть тут настоящие сексуальные педагоги? Если есть, встаньте, пожалуйста. Мама и папа с детьми не разговаривают, и, как мы видели в Главе 5, тетушки на федеральном финансировании тоже не разговаривают – за исключением чтения по бумажке: «Просто скажи "нет". Выйди замуж». Куда подростку податься? В книжных магазинах и библиотеках плачевно мало книг советов по сексу и отношениям, которые являются всеобъемлющими, секс-позитивными и которые не скучно читать, несмотря на то что спрос на них отчаянный. (На сайте amazon.com, который продает сотни тысяч названий книг, книги, подобные живой, прикольной, ничего не стесняющейся «It's a Girl Thing» Мэвиса Галланта, неизменно набирают рейтинги продаж в первых тысячах даже спустя годы после своей первой публикации. Как написала одна юная читательница в своем отзыве: «Лучшая книга из когда-либо мною прочтенных!») Некоторые журналы для девочек-подростков предлагают неискаженную информацию о контрацептивах и половом здоровье, но их послания автономии и принятия своего тела портятся вызывающими у читательниц комплекс неполноценности фотографиями худых моделей, статьями о диетах и общим редакционным уклоном в сторону помешанности на мальчиках. Редакторам также связывают руки угрозы рекламного бойкота со стороны религиозных консервативных организаций; именно такой бойкот окончательно добил «Savvy». Для мальчиков, которые, согласно издательской «житейской мудрости», ни об отношениях, ни о самих себе не читают, в продаже нет почти ничего.

Факты

К счастью, как раз тогда, когда источники информации о сексе иссякали в таких «приземленных» учреждениях, как государственная школа и издательство, они стали множиться в киберпространстве, где ребята и так уже привыкли читать. Дешевая и широко открытая Всемирная паутина стала предлагать изобилие остроумных, передовых, позитивно относящихся к удовольствию, заслуживающих доверия, дающих утешение, дружественных к пользователю сайтов о сексуальности для ребят и созданных ребятами, так же как и не предназначенных специально для юных посетителей, но полезных для всех занимающихся сексом или думающих о том, чтобы им заняться. (На самом деле на момент написания книги две лучшие из недавних книг сексуального образования представляют собой компиляции содержимого сайтов: «Книга ответов "Иди спроси у Алисы"» с одноименного сайта Колумбийского университета и «Deal with it!» с gURL.com.)

Да, любой двенадцатилетний с минимумом компьютерной грамотности может быстро «докликать» до фотографии мужчины в акваланге, заставляющего женщину с ампутированной ногой заниматься анальным сексом с морским огурцом (ну, морской огурец будет закрыт черным квадратиком, пока не введешь номер кредитной карточки). «Да черт, я выхожу в Сеть и вижу такое, от чего чувствую себя амишем!» (Amish – член крайне консервативной американской секты менонитов – «амишей» – прим. перев.) – воскликнул член группы не слишком стыдливых агитаторов, называемой «Шлюхи более безопасного секса». Но в своей работе внештатного сексуального педагога этот человек – Роб Йегер – поощряет ребят отыскивать всю сексуальную информацию, которую они только могут найти. И он знает, что они ее могут найти – актуальную и нецензурированную – в Сети.

Поскольку веб-сайты «сегодня здесь, а завтра далече», назвать какой-либо секспросветовский «киберканон» невозможно. Вместо этого я назову несколько конкретных сайтов, существующих на момент написания книги, в качестве образцов того, каким должен быть хороший ресурс.

Подробная, игривая, эгалитарная

«Иди спроси у Алисы», сайт о сексе и здоровье Колумбийского университета, поддерживаемый полудюжиной авторов, периодически консультирующихся с врачами университетской клиники, отвечает на сотни вопросов в день, задаваемых волнующимися «первопоцелуйчиками», неопределившимися бисексуалами и бисексуалками, подростками, зараженными ВИЧ и желающими избежать заражения, девственниками, девственницами и влюбленными, еще не испытывавшими оргазм, из более чем пятидесяти стран.