Текст книги "Слава, любовь и скандалы"

Автор книги: Джудит Крэнц

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 33 страниц)

11

Перри Маккею Килкаллену было наплевать. Наплевать на возмущенные письма матери, сестер и братьев. Наплевать на то, что уже сказала церковь, на то, что она продолжала говорить, и на то, что она еще скажет. Наплевать на молчаливое неодобрение партнеров и пересуды их жен. Наплевать на слухи, сопровождавшие его всюду. Наплевать на мнение тех, с кем он был знаком или кого он любил до того, как встретил Маги. В свои сорок два года Килкаллен прожил больше половины того срока, который обычно отпущен смертному мужчине, и только теперь понял, что значит по-настоящему жить. Маги. Без нее он был бы всего лишь подобием мужчины и так никогда не узнал бы об этом.

Перри по-прежнему усердно выполнял все свои обязанности в банке. Никто не смог бы обвинить его в пренебрежении интересами фирмы, но от своей прошлой жизни он отрекся окончательно и бесповоротно. Перри больше не принимал приглашений на ужин от своих друзей среди парижских банкиров. Когда его сокурсники по Йелю приезжали в Париж со своими женами, он не встречался с ними. Перри организовывал все свои дела так, чтобы ему не пришлось возвращаться в Нью-Йорк, где его с видимым спокойствием ждала жена, окруженная броней достоинства и религиозных убеждений. Мэри Джейн Макдоннелл Килкаллен была слишком гордой, чтобы дать понять своим друзьям, как она на самом деле относится к совершенно скандальному поведению мужа, открыто содержавшему в Париже любовницу-француженку. Она никому не давала повода пожалеть ее.

Осенью 1927 года Маги исполнилось двадцать. Она выглядела более светской, чем положено в ее возрасте, но в любой толпе женщин всегда обращала на себя внимание, хотя ее завораживающая красота никак не соответствовала идеалам того времени. Ее никто никогда не назвал бы миленькой, в ней не было ничего мальчишеского, как того требовала мода. За те несколько месяцев, когда Маги получила возможность потакать собственным капризам, она сумела добиться неподвластной времени, загадочной элегантности.

Чтобы отпраздновать день рождения своей любимой Маги, Перри повел ее в тот самый ресторанчик, где они впервые ужинали вместе под присмотром Полы, а затем они отправились в любимый ночной клуб Маги на Монмартре. Но этим вечером Маги почему-то оставалась странно задумчивой. Двадцать лет очень отличались от девятнадцати. Это был возраст молодой женщины, а не девушки. Ее девичество осталось позади, размышляла Маги и не знала, радоваться или печалиться. Она вздохнула и коснулась пальцами двойной нитки жемчуга, подарка Перри ко дню ее рождения.

– Что-то случилось, детка? – спросил он.

– Я больше никогда не буду по-настоящему юной. И не вздумай убеждать меня, что я говорю глупости.

– А что такого замечательного в том, чтобы быть, как ты выразилась, «по-настоящему юной»?

Маги покачала головой, удивляясь тому, что Перри не понял ее.

– Дело в том, что раньше все для меня было еще впереди. Я могла не задумываться о будущем, потому что оно было так далеко. Мои поступки не имели никакого значения. Что бы я ни делала, все в любом случае должно было еще измениться. Но теперь я чувствую себя такой… такой… – Маги сделала неопределенный жест рукой и досадливо покачала головой, не находя нужных слов.

– Ты хочешь сказать, что теперь тебе придется принимать решения? – ласково подсказал Перри.

– Что-то в этом роде. Как будто я же оказалась в моем будущем, как будто моя жизнь вот-вот должна измениться раз и навсегда, – она беспомощно пожала плечами.

– Твоя жизнь изменится. Ты выйдешь за меня замуж.

Маги недоверчиво всплеснула руками:

– Не говори этого! Ты же знаешь, что это невозможно. Как ты можешь говорить так даже в шутку? Я никогда об этом не думала!

– Ты не думала, и я знаю об этом, но об этом думал я. Мне кажется, что с того самого дня, когда я впервые увидел тебя, я только об этом и думаю. Жениться на тебе и жить с тобой до конца моих дней. Нет ничего более естественного, правильного или истинного. Мы принадлежим друг другу.

– Ты католик, и ты женат! – возмущенно возразила Маги. Она соглашалась на все, что обычно предлагал Перри, хотя общее будущее было для них невозможно. Все было против них. Он не мог жениться на ней, но Маги любила его, принимая ситуацию такой, какой она была.

– Мы с женой много лет не живем вместе, и ты знаешь об этом. У нас нет детей…

– Ну зачем ты заговорил об этом? – огорчилась Маги. – Ты же знаешь, что тебе не добиться развода.

– То же самое говорили Генриху VIII. – Перри лукаво усмехнулся.

Католики не могут разводиться, но это не значит, что они никогда не разводятся. Обычно в ход идут неограниченная власть, бесконечное терпение и деньги. Разумеется, никто из членов его семьи или его знакомых не сочтет разведенного добрым католиком. Он бы и сам присоединился к их мнению.

Но ради того, чтобы жениться на Маги, Перри Килкаллен готов был стать плохим католиком. Он с удивлением обнаружил, что его вера оказалась слабее его любви. Как только Перри дал волю своему воображению, он сразу счел свою жизнь бесплодной, свой брак бессмысленным продолжением того, что давно умерло, и законы церкви перестали его устраивать. Разве могут догмы, которые навязывают ему то, что глубоко противно его потребностям, быть правильными? Неужели он должен все оставшиеся годы подчинять свою личную жизнь только закоснелым «можно» и «нельзя», установленным некогда Римом? Каждый раз, когда он занимался любовью с Маги, с точки зрения церкви он совершал грех. Но ее груди, ее живот, ее бедра – все становилось для него благословением. Такое совершенство не может быть греховным.

– Ну что ты улыбаешься? Ты просто не понимаешь, что говоришь? – воскликнула шокированная Маги. – Ты сошел с ума.

– Разве ты не вышла бы за меня замуж, если бы это было возможно? – Перри ожидал ее радости, смущения, но никак не отказа следовать его счастливым планам.

– Я не хочу стать причиной твоего несчастья, – упрямо сказала Маги.

– Я не жил до того, как встретил тебя! – горячо возразил Перри. – Я умирал от жажды, и ты спасла меня. Без тебя я бы засох изнутри и стал пустым, как трухлявый пень.

– Но разве тебе не грозят неприятности? Серьезные неприятности? – стояла на своем Маги.

– Огромные, кошмарные неприятности, – на лице Перри снова засияла улыбка. Вот что ее огорчало, а он сразу не понял. – Все самое ужасное, что ты можешь себе представить. Но если ты согласишься выйти за меня замуж, если скажешь, что любишь меня, я готов на все.

– Ты же знаешь, что я выйду за тебя, – медленно ответила Маги. Его желание растопило ее страхи.

– Даже теперь, когда ты перестала быть по-настоящему юной? Ты не передумаешь? Ведь на это могут уйти годы.

– Возможно, я стала зрелой женщиной, но я еще не настолько стара, чтобы не попытать счастья.

– Значит, мы договорились? – Перри подался к ней.

– Хорошо. А теперь, пока я еще молода, давай потанцуем.

Через десять дней после двадцатилетия Маги Перри Килкаллен и его жена встретились в библиотеке их квартиры на Парк-авеню. За два часа Мэри Джейн ни разу не повысила голос и не позволила ни одному опрометчивому слову сорваться с ее губ. Она спокойно, не прерывая, выслушала все, что хотел сказать ей Перри. Перри выкладывал свои аргументы, излагал причины своего поступка и говорил о той боли, которую причиняет ему необходимость расторжения брака, и ему казалось, что жена впитывает каждое его слово. Возможно, ей самой хочется изменить свою жизнь. Он так давно не был дома, что вполне вероятно, Мэри Джейн нашла себе мужчину, который любит ее, потому что каждую женщину должны любить. Наконец Перри охрип и замолчал. Теперь жена знала все.

В библиотеке воцарилась тишина и длилась так долго, что Перри снова открыл рот, собираясь заговорить, но тут Мэри Джейн сказала очень тихо, едва слышно:

– Развод? Но я не могу так поступить с тобой, Перри.

– Но ты и не будешь ничего делать. Вся вина лежит на мне одном.

– Я не должна бросать тебя, Перри. Как ты мог думать, что я буду так жестока к тебе? – На лице жены появилось выражение сострадания.

– Мэри Джейн, перестань передергивать. Не ты меня бросила, это я оставил тебя.

– Ты не совершил ничего такого, что нельзя было бы исправить, Перри. – Она говорила так тепло, словно утешала испуганного ребенка. – Ты всего лишь совершил ошибку, хотя, возможно, люди скажут, что ты сбился с пути истинного. Это серьезно, но в этом нет ничего непоправимого. К счастью, церковь прощает своих заблудших овец и примет тебя обратно в свое лоно, когда все будет кончено.

– Мне казалось, ты слушала меня!

– Я слушала. Я слышала каждое слово. Но Перри, бедный мой Перри, ты словно забыл, что твоя душа бессмертна.

– Мэри Джейн, я взрослый человек. Мне сорок два года. Позволь мне самому заботиться о моей душе.

– Ты просишь о невозможном, Перри. Разве могу я взять на себя такой грех? Если бы я согласилась дать тебе развод, ты получил бы его и женился на этой девушке, пока я жива. Тогда тебя отлучили бы от церкви. И это будет не только на твоей совести, но и на моей.

– Я согласен на это, Мэри Джейн.

– Я не намерена обрекать тебя на посмертные страдания. И у тебя нет никакого права просить меня об этом.

Перри мрачно посмотрел на жену. Может быть, она лишь играет в свою игру, прикрываясь благочестием? Но на лице Мэри Джейн он увидел только фанатичную убежденность в своей правоте. Перри понял, что надежды у него нет. Ее вера отрицала само существование его страсти. Маги и его любовь к ней оставались нереальными для Мэри Джейн. Они были пустой абстракцией, грехом, который он мог бы искупить, сходив на исповедь, принеся покаяние и вернувшись к ней. Перри понял, что проиграл.

Он вышел из библиотеки. Его жена посмотрела на часы и нахмурилась. Она пропустила заседание комитета Гильдии младенца Иисуса, на котором должна была председательствовать. Но она просто обязана была заставить Перри понять, что не существует таких обстоятельств, при которых она могла бы обречь его душу на вечные муки ада.

Мэри Джейн подняла трубку телефона, собираясь позвонить и извиниться за свое отсутствие на заседании. И ей вдруг стало жаль Перри. Боже, он надеется, что может быть счастлив вне церкви. Бедный грешник, он зашел так далеко, что возомнил себя способным убедить ее, Мэри Джейн Макдоннелл, стать первой женщиной в истории их клана, с которой развелся муж. И это показывает, насколько глубоко он погряз в своем грехе.

Перри провел в Нью-Йорке несколько недель, пытаясь уговорить членов своей семьи, имеющих влияние на его жену, помочь ему. Но все его попытки провалились. Ряды Макдоннеллов и Килкалленов сомкнулись, потому что речь шла о разводе. Когда он попытался заговорить о Маги, лишь одна из сестер согласилась его выслушать, и то только потому, что была неукротимой сплетницей. Он, собственно, ничего ей и не сказал, представив себе, как это будет выглядеть в ее изложении: «Двадцатилетняя натурщица, моя дорогая. Вы же понимаете, что это значит».

Разве мог Перри донести до них чистоту души Маги? Некоторые из родственников-мужчин не слишком осуждали его прежде, когда он всего лишь изменял жене с молоденькой француженкой. Такое случалось и с ними. С большинством из них, если быть честными. Но развод?! Это невозможно.

Перри смог вырваться в Париж только через два месяца. Он все время писал Маги.

Она уверяла Перри, что у нее отличное настроение; она часто встречается с Полой; она заказала себе соболиную шубку, как он настаивал; она снова занимается английским и уже достаточно бегло говорит. Да, она ужасно по нему скучает и надеется на его скорое возвращение.

Перечитывая письма Маги в зале Йельского клуба, Перри Килкаллен благодарил бога за то, что он богат. Причем настолько богат, что ему нечего беспокоиться об одобрении окружающих. Его родственники могут закрыть перед ним двери своих домов, но они не могут помешать ему создать собственный мир с Маги, где исполняются все желания, невозможен лишь законный брак. Они будут жить вместе, а французы понимают такие отношения. Еще перед отъездом он обратился к своему парижскому адвокату мэтру Жаку Юло с просьбой обеспечить Маги безбедную жизнь. Юло платил слугам, проверял и оплачивал все счета, занимался личными счетами Маги. Один из его клерков каждую неделю выдавал Маги некоторую сумму наличными, поскольку в то время ни одна французская женщина не могла открыть счет в банке на свое имя. Но в своих ежедневных посланиях возлюбленной он ни словом не обмолвился о результатах своей встречи с женой. А Маги в ответных письмах его об этом не спрашивала. Маги никогда не почувствует, что он ей не муж, разведен он или нет. Разумеется, она будет горько разочарована, когда он ей все расскажет, но, как истинная француженка, она все поймет.

А что касается его загробной жизни и бессмертной души, о которой так беспокоится Мэри Джейн, то с ними Перри сам как-нибудь разберется. Пока у него есть Маги, он непобедим.

Маги приехала встречать его в Шербур. Перри получал свой багаж и сразу же увидел ее по другую сторону барьера. На ее лице застыло выражение ожидания и еле сдерживаемого возбуждения. Каждый день долгого путешествия по штормовому океану он представлял себе этот момент. И вот остались считаные секунды. Сейчас тягостные недели разлуки окажутся позади. Перри не терпелось сжать Маги в объятиях, но он все-таки предпочел бы, чтобы они встретились позже, уже в Париже. За четыре часа под неторопливый перестук колес он бы нашел необходимые слова, чтобы обрисовать Маги их совместное будущее в самых ярких красках. Мэри Джейн окончательно и бесповоротно отказалась дать ему развод, и Перри пока не мог относиться к этому с оптимизмом.

И тут Маги вдруг выбежала из-за барьера, подлетела к Перри и осыпала его лицо поцелуями. Заворчавшему было на нее таможеннику она сказала на арго что-то такое, отчего он вдруг смутился, покраснел и тут же сменил гнев на милость.

– Дорогой мой, у меня такая новость! Это не может ждать! Я встала в четыре часа утра, чтобы успеть… О Перри! – Маги вдруг замолчала.

А он едва понимал смысл ее слов, потому что просто не мог на нее наглядеться, как в самую первую их встречу. Он ответил ей какой-то непритязательной шуткой, как если бы они продолжали только что прерванный разговор, а его пальцы нежно гладили щеки Маги.

– Если это не может ждать, почему же ты мне ничего не говоришь?

– Я слишком смущена, – ответила она, и ее лицо на фоне темного шелковистого меха собольей шубки казалось белоснежным.

– С каких это пор ты стала такой стыдливой? – поинтересовался Перри. Он и забыл, насколько юная, упругая у нее кожа.

– Я всегда была застенчивой. Я просто это скрывала. И люди никогда ни о чем не догадывались, потому что я слишком высокого роста, чтобы они могли заглянуть мне в лицо. – Маги говорила нервно, быстро.

– И ты встала в четыре утра, чтобы поведать мне о своей скромности? Твой рост тоже весьма интересная тема для разговора, но лишить себя сна ради этого…

– Угадай, – Маги отстранилась и приложила палец к губам.

– Ты уволила кухарку?

– Прошу тебя, будь серьезным, – попросила она.

– Дорогая, мы с тобой не виделись почти два месяца, а в твоих письмах не было и намека на тайну. Подожди минутку… Я, кажется, догадался! Вчера в ресторане Прюнье ты обнаружила жемчужину в раковине с устрицей, и теперь тебе хочется украсить ею мою булавку для галстука.

– Теплее, теплее, – прошептала Маги.

– Ты нашла уникальную модистку, о которой никто в Париже еще не знает; тебе предложили роль в фильме вместе с Рудольфом Валентино, и ты оставляешь меня, чтобы отправиться в Голливуд; ты купила замок в провинции, и мы сможем проводить там выходные; ты научилась кататься на коньках; ты выиграла соревнование среди исполнителей танго… Мне продолжать или я могу все же поцеловать тебя?

Маги глубоко вздохнула и перешла с французского на английский:

– У меня будет ребенок. Нет, не так. У нас будет ребенок.

– Это невозможно!

– Меня уже тошнит по утрам, – с робкой гордостью заявила Маги.

– Маги… Я никогда не мог иметь детей.

– Теперь ты живешь с другой женщиной, и все изменилось. – Ее губы улыбались, но глаза смотрели с тревогой.

– Я просто не могу в это поверить, – ошеломленно произнес Перри.

– Значит, ты не рад? О, я так боялась этого, Перри. Мне очень жаль…

– Нет! Господи, ты не должна ни о чем жалеть. Не говори так. Маги, моя дорогая, ты даже представить себе не можешь, как я всегда хотел ребенка. Я перестал надеяться много лет назад. Это самая замечательная новость! – Слезы радости потекли из его глаз, и, как только Маги увидела это, ее алебастровые щеки окрасил нежный румянец.

Пока Перри был в Штатах, Маги то радовалась, то впадала в отчаяние, то ликовала, то дрожала от страха. А вдруг она не станет его женой? Как только Перри уехал, она стала подозревать, что беременна, но почему-то постеснялась написать ему об этом. А вдруг она ошиблась? Теперь Маги была уже почти три месяца беременна. Это подтвердил и врач.

– Благодарение господу, что этого не случилось раньше, – сказала Пола, когда Маги поделилась с ней новостью. – Если бы ты забеременела от Мистраля, я бы посоветовала тебе избавиться от ребенка. Я знаю нескольких врачей, которые отлично справились бы с этой работой. Но Перри ты можешь доверять, он честный и хороший человек. Согласна, проблема с его разводом существует, но все можно уладить раньше или позже. Я не сомневаюсь в том, что американцы разводятся направо и налево. И ты только подумай, Маги, у тебя будет и муж, и ребенок… Я в своей жизни сожалею только о том, что у меня нет детей. Но у тебя, малышка, будет все. Признаюсь, я тебе завидую.

Маги снова и снова повторяла про себя слова Полы, искренне надеясь, что они окажутся правдой. И теперь она склонила голову на плечо Перри.

– Обними меня покрепче, ты даже не можешь себе представить, как ты мне нужен. – И Маги надолго замолчала. Только по дороге в Париж она наконец решилась спросить с напускной легкостью:

– Что же все-таки тебе сказала твоя жена?

– Все будет в полном порядке, дорогая, – немедленно ответил Перри. – Это всего лишь вопрос времени.

– Мы ведь не можем заставить Ватикан поторопиться, я полагаю?

– Ты хочешь знать, буду ли я свободен к тому времени, когда родится ребенок?

– Я на это надеялась, – призналась Маги.

Перри помолчал немного, потом заговорил негромко:

– Боюсь, что это невозможно, Маги. Но тебе не о чем тревожиться. Я клянусь тебе, что, когда наш малыш подрастет достаточно, чтобы разбираться в таких вопросах, мы будем уже обычной супружеской парой, как и многие другие. А пока ты должна как следует заботиться о себе, чтобы не случилось ничего плохого.

– Плохого?

– Я так хочу этого ребенка, Маги.

Теодора Люнель родилась в мае 1928 года. Ее имя означало «дар божий» в переводе с греческого, и родители решили, что оно очень подходит их дочери. Малышка была удивительным ребенком с первого дня жизни: редко плакала, отлично ела, спокойно спала по ночам и просыпалась с улыбкой. И она была необыкновенной красавицей. Тем, кто думает, что все маленькие дети красивы, можно посоветовать пройтись по палате с новорожденными, чтобы понять: все груднички очаровательны в своей беспомощности, но никого из них нельзя назвать красивым. Тедди, чьи черты сразу были четко обрисованы без обычной младенческой расплывчивости, а светло-рыжие волосы вились, стала принцессой в детской палате.

Перри Килкаллен почувствовал свою правоту как никогда раньше. Атавистическая потребность продолжения рода, которую он скрывал долгие годы, пробудила в нем больше эмоций, чем он ожидал. Чудо рождения ребенка, его собственного ребенка, поглотило его, и Маги, прикованная после родов на две недели к постели, ощутила приступ ревности, но немедленно устыдилась своих чувств.

Больше всего радости ей доставляли ночные кормления, когда она оставалась с малышкой одна.

– Маленький ублюдок, – шептала она дочери с нежностью и любовью, – маленький обожаемый ублюдок, откуда в тебе эта снисходительность? Ты смотришь на мир с таким достоинством, даже когда сосешь мою грудь, что тебя можно принять за наследную принцессу. Ага, ты принимаешь себя всерьез, верно? И не думаешь о своей бедной матери. Ублюдок и дочь ублюдка, маленький двойной ублюдок, тебе следовало бы уделять мне побольше внимания. Ты только подумай о тех муках, через которые мне пришлось пройти, чтобы ты появилась на свет. Я требую некоторого уважения. Но разве тебе есть до этого дело? У меня не было матери, которая кормила бы меня грудью, и все же я выжила. Ты самый счастливый ребенок на свете, и все-таки ублюдок.

Когда Перри и Маги бывали вместе, они ни разу не заговаривали о том, что дочь носит фамилию матери. Перри не уставал повторять, что все будет исправлено, как только они поженятся. И все же это беспокоило Маги больше, чем она ожидала. Она редко вспоминала о собственном незаконном рождении, но, когда появилась Тедди, в мыслях Маги снова возник школьный двор и то, как яростно она била любого, кто называл ее ублюдком. Она не пасовала даже перед теми, кто был старше и сильнее, поэтому ее очень скоро оставили в покое. Ей казалось, что, если она сама будет называть Тедди ублюдком, никто другой этого сделать не посмеет. Она отсасывала яд прежде, чем он начнет циркулировать в крови ее дочери.

Маги поделилась своими страхами и сомнениями только с Полой. Вскоре после того, как Маги и ребенок снова оказались дома, Пола, часто навещавшая их в больнице, получила приглашение к чаю. Оставшись с Маги наедине, она сурово отчитала ее:

– Для француженки ты просто сущая дурочка, детка. Ты беспокоишься о том, что будет улажено. У нас, французов, врожденная склонность к улаживанию. Ты только посмотри по сторонам. Что может быть роскошнее, чем твой дом? Я не могу найти ни единого недостатка ни в чем, начиная от английской няни для малышки Теодоры до нитки великолепного жемчуга, которую ты так спокойно носишь на шее. Оглянись, Маги. Тебя окружает все то, о чем женщина только может мечтать. Каждая мелочь говорит о том, что Перри собирается жениться на тебе. Тебе должно быть стыдно, ты не должна произносить слово «ублюдок» даже про себя, если говоришь об этом великолепном ребенке. Пройдет время, и юридические тонкости будут улажены. Это твое несчастное детство заставляет тебя нервничать, только и всего. – Пола положила себе на тарелку еще один миниатюрный эклер. – Ты неблагодарная девчонка, у тебя есть даже собственный кондитер, который творит чудеса.

– Какая же ты материалистка, Пола, – со смехом запротестовала Маги.

– Разумеется, я материалистка. А что в этом плохого? И где же ты прячешь очаровательную наследницу? Я должна немного понянчить ее. Ты не можешь отказать мне в такой малости.

Тедди Люнель родилась в очень интересный год. В Париже пятнадцать стран подписали пакт Бриана – Келлога, согласно которому они отказывались от войны как орудия национальной политики. Сенсацией парижского салона стал портрет обнаженной Жозефины Бейкер в полный рост. Французская публика ломилась в кинотеатры, чтобы увидеть фильмы с участием Мэри Пикфорд, Чарли Чаплина и Глории Свенсон. Дом «Гермес» выпустил самую удобную сумочку из тех, что когда-либо носили женщины. Коко Шанель стала любовницей герцога Вестминстерского, самого богатого человека в Англии. Жан Пату впервые привез в Париж американских девушек, чтобы они демонстрировали его платья, придумал крой по косой и изобрел новый цвет, среднее между серым и бежевым, который стал цветом самых стильных женщин.

Это был удивительный год, и Маги позабыла обо всех своих страхах и тревогах, поглощенная жизнью молодой обеспеченной матери. Прислушиваясь к тому, как Маги поет, занимаясь ребенком в выходной няни, Перри решил, что ее не так уж и интересует его быстрый развод. Она как будто спокойно ждала, пока неторопливо вертятся колеса в Ватикане, но он-то не мог разделить оптимизма, который сам же ей внушил.

Перри просыпался по утрам, и его первой мыслью была мысль о разводе. Каждый день он собирался что-нибудь предпринять, но день клонился к вечеру, Перри вспоминал решительный отказ Мэри Джейн и позволял бездействию снова соблазнить себя. Рядом с Маги и Тедди он чувствовал себя счастливейшим из мужчин.

Их дочери исполнился год, а Перри как будто впал в транс. Летом 1929 года они всей семьей, с няней и личной горничной Маги, отправились на шесть недель в Бретань, на побережье, где воздух всегда признавали полезным для детей. Тедди уже бегала и не хотела сидеть в коляске.

Перри посмотрел на две супружеские пары, сидевшие неподалеку под большим пляжным зонтом. И как только он это сделал, вся четверка дружно отвернулась. Тут к нему подбежала Тедди и уткнулась к нему в колени с криком:

– Папа, папа!

И у Перри кровь отхлынула от сердца. Он узнал в соседях по пляжу своих деловых партнеров с женами. Килкаллен снова посмотрел в их сторону и увидел, что они пересели так, чтобы не видеть его. Перри знал, что здесь, на отдыхе, и по возвращении в Париж они только и будут говорить, что о Перри Килкаллене и его незаконной дочери.

Перри подхватил Тедди на руки и пошел прочь с пляжа, прижав ее к себе с такой силой, что девочка вскрикнула. С горечью назвал он себя трусом. О да, он купил себе счастье на два года, обманув Маги. А как быть с правами Тедди? Какое будущее ее ожидает? Какой он отец своему ребенку, своему единственному, обожаемому ребенку?

Перри отправился к своему адвокату Жаку Юло, чтобы проконсультироваться с ним перед тем, как начать новое сражение с Мэри Джейн. Может быть, он получит хотя бы минимальное преимущество, если примет французское гражданство? Юло многословно отказал ему, объявив, что он не может использовать французские законы для своего удобства.

Вскоре после разговора с Юло Перри уехал в Нью-Йорк, готовый заставить Мэри Джейн дать согласие на развод. Она назначила ему встречу только в середине октября. Жена показалась ему похудевшей и постаревшей. Перед ним предстала седеющая женщина средних лет, от былого очарования которой осталась лишь тень. Ее голубые глаза поблекли, и в них появилось выражение горечи, когда она увидела по-прежнему молодого мужа. Перри мало изменился со дня их свадьбы. Время пощадило его. «Как это несправедливо», – подумала Мэри Джейн.

– Мэри Джейн, у меня родилась дочь.

– Ты же не думаешь, что я об этом не знаю, Перри? Мне кажется, не осталось ни одного из знакомых, кто не сообщил бы мне об этом. Ты ждешь от меня поздравлений?

– Но разве ее появление на свет не изменило положение вещей? Теперь дело не только в твоих религиозных убеждениях или в моем отлучении от церкви, речь идет о будущем моей единственной дочери. И если я готов гореть в аду и быть навеки проклятым, то почему ты не хочешь отпустить меня?

– Я не несу ответственности за будущее этой девочки. Она была зачата в грехе и рождена в грехе. Она для меня ничто. Закон, установленный господом, ясен, и лично я намерена ему подчиняться.

– Мэри Джейн, я не могу поверить, что ты говоришь серьезно. Ты ведь не жестокая женщина…

– Почему ты так уверен в этом? Откуда тебе знать, какой женщиной я стала? Сколько лет прошло с тех пор, как ты отвернулся от меня? Уходи, Перри! Мне омерзительны и ты, и твой ублюдок!

Она ушла, а Перри остался стоять у окна библиотеки, глядя на неприветливые серые здания Парк-авеню. Его рука нащупала в кармане фотографии Тедди, которые он взял с собой, чтобы показать жене и попытаться смягчить ее сердце. Но теперь он понимал, что это только подлило бы масла в огонь. Перри радовало, что Мэри Джейн все-таки вышла из себя. Она показала свои истинные чувства, оставила свою позу святой, думающей только о его спасении. Так что теперь они непременно сумеют договориться. Он придет снова, через неделю, через две недели. Он станет приходить каждую неделю в течение года, если потребуется. Главное теперь не сдаваться. Когда-нибудь Мэри Джейн капитулирует. Перри отправился обратно в Йельский клуб и постарался выплеснуть свое раздражение на корте для игры в сквош. Иначе он завыл бы в голос.

Две недели спустя, 29 октября 1929 года, рынок ценных бумаг рухнул. Семнадцать миллионов акций были проданы по бросовым ценам. Следующие несколько недель Перри пришлось справляться с паникой инвесторов, чьими деньгами он распоряжался вместе со своими партнерами. Ему стало ясно, что уехать из Нью-Йорка в такой момент невозможно. Поэтому Перри написал Маги, чтобы она вместе с Тедди приехала к нему в Штаты.

– Слава богу, я выучила английский, – сказала Маги Поле, наблюдая за тем, как укладывали вещи в дорожные сундуки.

– Что случилось с состоянием Перри после краха на бирже? – с тревогой спросила Пола. За последние несколько недель она все реже видела в своем ресторане некогда щедрых и шумных американцев.

– Не знаю. Но он такой умный. Видишь ли, я никогда не говорила с ним о деньгах. Все происходило как по мановению волшебной палочки. Я покупала вещи, часто забывая спросить о цене.

– Нет! – Пола была шокирована. – Одно дело, когда тебя содержат как герцогиню, но не спросить о цене, это совершенно не по-французски.

– Представь себе. – Маги хихикнула. – Я вела себя как одна из американских туристок. Я так рада, что мне удалось наконец изумить тебя. Я даже не представляла, что такое возможно.

Пола снисходительно фыркнула. Она просто не поверила Маги. Это было слишком, чтобы оказаться правдой. Пола смотрела на Маги, которая перебирала свои наряды, переливавшиеся всеми возможными оттенками шелка, бархата, атласа.

Та бросила платья на кровать, подбежала к Поле и обняла ее.

– Почему бы тебе не поехать со мной? Я приглашаю тебя. Ты ведь никогда не выезжала из Парижа, моя дорогая домоседка.

– Спасибо за приглашение, но нет, я не поеду с тобой. Я слишком стара, чтобы менять место жительства. Зачем плыть куда-то, чтобы полюбоваться небоскребами, если я устояла перед искушением взглянуть на гору святого Михаила в Бретани? Мне всегда хватало Парижа. Кстати, когда ты вернешься?

– Не знаю, не могу сказать наверняка. Скорее всего, когда все уладится.

– Надеюсь, что это скоро произойдет, – проворчала Пола. – Все эти глупости на бирже очень дурно влияют на дела.

Девять дней спустя Маги сошла на берег в Нью-Йорке. Она прошла по трапу, крепко держа Тедди, пытаясь совладать с собственным возбуждением и предвкушением встречи с Перри. За ней следовала няня Баттерфилд, приятная англичанка, присматривавшая за Тедди. Перри должен был встретить их и отвезти в квартиру, которую он заранее снял.

Маги стояла под гигантской светящейся буквой Л в длинном темном коридоре таможни, глядя вокруг веселыми сияющими глазами. Она так тщательно оделась, готовясь к их встрече. Коротенькая вуалетка зеленой атласной шляпки-колокольчика едва доставала до кончика ее носа. Поверх зеленого дорожного костюма с воротником из собольего меха она накинула прилагавшуюся к нему накидку с опушкой из соболя, но все-таки Маги дрожала на пронизывающем осеннем ветру, вдыхая незнакомые запахи. Ее улыбка погасла, когда неприветливый таможенник заставил ее открыть все сундуки и чемоданы. Тедди закапризничала, няне Баттерфилд уже пора было кормить ее вторым завтраком. Где же Перри? Почему он не пришел? Три носильщика погрузили ее вещи в тележки, и один из них спросил: