Текст книги "Вспышка. Книга вторая"
Автор книги: Джудит Гулд
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 26 страниц)
Вот как получилось, что Тамара и Дэни отправились в аэропорт вдвоем. Девять минут спустя им стало ясно, что добраться туда вовремя им не удастся. Они ехали по узкой улице с односторонним движением, когда произошла эта авария. Дэни крикнул, чтобы предупредить ее, и так неожиданно нажал на тормоз, что, если бы не ремень безопасности, Тамара со всего маху ударилась бы головой о лобовое стекло. «Кадиллак» повело, но ребята из «Дженерал моторз» могли бы гордиться своими тормозами. Огромный автомобиль остановился всего в нескольких дюймах от места аварии. Прямо перед ними на перекрестке фургон столкнулся с трейлером. Огромная машина сложилась вдвое и, как в замедленном кино, перевернулась и с грохотом свалилась набок.
Дэни повернулся к Тамаре. Его лицо стало белым как мел, он был явно потрясен.
– С тобой все в порядке?
– Думаю, да. – Она кивнула. – А с тобой?
– Идиоты! – Он покачал головой. – Ты видела, что произошло? Право проезда было у фургона, а этот трейлер продолжал ехать вперед!
– Я… я ничего не видела. – Голос Тамары звучал тихо; она старалась унять сердце, готовое выпрыгнуть из груди. – Все произошло так быстро.
Дэни одним движением отстегнул ремень безопасности и выпрыгнул из «кадиллака».
– Пойду взгляну, нет ли пострадавших, – мрачно проговорил он. – Оставайся в машине. Я не хочу, чтобы ты увидела что-то неприятное. – Он побежал, протискиваясь мимо лежащего на боку трейлера, а Тамара осталась в машине, с беспокойством поджидая его. Спустя минуту он вернулся. Она обратила на него тревожный взгляд. – Кажется, никто не пострадал, но, поскольку я являюсь свидетелем, водитель фургона просит нас подождать до приезда полиции. Это не должно занять много времени. Водитель трейлера уже пошел звонить. – Дэни обернулся. Сзади начали собираться машины, водители которых нетерпеливо сигналили.
«Пусть себе сигналят сколько хотят, – сердито подумал он. – Неужели они не видят, что мы не можем проехать вперед, из-за того что трейлер забаррикадировал нам дорогу, а сзади они сами на нас напирают? Наша машина оказалась в ловушке».
Дэни сел за руль.
– Проклятье! – ругнулся он. – Надо же было случиться такому именно сегодня! – Он ударил ладонью по рулевому колесу. – Проклятье и еще раз проклятье!
Тамара дотронулась до его руки.
– Ты же понимаешь, что волноваться бесполезно, – спокойно проговорила она. – Авария произошла не по твоей вине. Тебе следует возблагодарить Господа за то, что никто не пострадал.
Дэни взглянул на часы.
– К тому времени, как прибудет полиция и мы расскажем им о том, что произошло, а потом еще отбуксируют этот грузовик, самолет давно уже приземлится. – Он с мрачным видом тяжело откинулся на спинку кресла. – Дэлия решит, что мы забыли о ней.
– Ничего она не решит, – возразила Тамара. – Если она нас не увидит, то подождет в зале VIP.
– Наверное, ты права. Просто я слишком разнервничался.
– Все нормально. Ты просто ведешь себя так, как и должен вести себя отец.
Дэни неожиданно улыбнулся и, наклонясь к ней, коснулся губами ее нежной щеки.
– А ты, маленькая мама, с каждым днем все хорошеешь и хорошеешь, – заявил он.
– Дэни! – Она рассмеялась, игриво отталкивая его. – Какой бес в тебя вселился?
– Никакой. Правда-правда!
Для него она была красива, как прежде. В шестьдесят пять лет она по-прежнему заставляла мужчин оборачиваться – он видел это много раз. Молодые не могли сравниться с ней. Годы были добры к Тамаре. На вид ей нельзя было дать и пятидесяти, а благодаря активному образу жизни, который она вела, ее тело было таким же совершенным, как и много лет назад. В ней не было ни унции лишнего веса. С годами природная красота стала зрелой. «Ну, не совсем природная», – поправил себя Дэни. Достаточно было взглянуть на ее туалетный столик, полный баночек с кремами, пузырьков с лосьонами, и аптечку, забитую коробочками с краской для волос. Ее белоснежные, как у ангела, волосы – неотъемлемая часть ее кинематографического имиджа – принадлежали прошлому, теперь она красила их в природный светло-медовый цвет. Дэни считал, что так ей намного лучше. Кожа Тамары была гладкой и безупречной, однако утратила тот бледный алебастровый оттенок, который так нравился поклонникам ее старых фильмов; на безжалостном израильском солнце она сильно загорела. Ее зубы, на которые еще в 1930 году по приказу Оскара Скольника были поставлены коронки, оставались такими же безупречными, как всегда. А лишь слегка тронутые тушью и тенями глаза – эти обворожительные изумрудные глаза, которые вместе с необычайно высокими славянскими скулами делали ее лицо несравненным – были такими же театрально выразительными, как и в молодости, несмотря на отсутствие накладных ресниц.
Сейчас, устремив свой знаменитый взгляд на опрокинувшийся трейлер, Тамара сидела, неподвижная, как статуя, и думала о Дэлии.
Внутренне она удовлетворенно улыбалась, поздравляя себя с успехом. Она правильно воспитала Дэлию. Ее дочь делала честь как Боралеви, так и Бен-Яковам. Дэлия никогда не опускалась до уровня просто красивого куска голливудского мяса. Совсем нет. Она была одинаково известна как общественной деятельностью – борьбой за свои права и права других людей, – так и ролями, которые она исполняла с завидным совершенством. Каким бы непопулярным ни казалось дело, она всегда решительно отстаивала его, если верила в него всем сердцем, и никогда не отказывалась от своих убеждений. И это переполняло гордостью сердце Тамары. С самого раннего детства она старалась научить дочь разбираться, что в жизни важно, а что нет, и Дэлия хорошо усвоила эти уроки.
Тамара чувствовала, что Дэни по-прежнему не сводит с нее пристального взгляда; вдруг она ощутила, как его ладонь накрыла ее руку. Она обхватила ее пальцами и сжала.
Их с Дэни брак длился вот уже почти сорок лет, и с каждым днем их любовь становилась все сильнее. Он был на два года старше нее, но каким же невероятно красивым по-прежнему казался со своим скуластым лицом, густыми седыми волосами и властными манерами! Вместе с ним она произвела на свет троих детей, которыми благословила их жизнь: бедного Азу, Ари, который вскоре должен был жениться, и Дэлию, – а роль матери стала самой лучшей ролью из всех, что ей доводилось играть.
– Монетку? – нежно поддразнил ее Дэни.
– За мои мысли? Слишком дешево! – Тамара рассмеялась тем звонким, серебристым смехом, который он так любил. Затем на ее лице появилось задумчивое выражение. – Я просто размышляла о Дэлии, больше ничего. Как много она успела сделать за короткое время.
– Тебе не хватает этого, правда? – неожиданно спросил Дэни.
– Не хватает? – Она недоумевающе посмотрела на него.
– Ну, знаешь, волнения. Блеска. Быть там, где она сейчас.
«Быть звездой», – хотел сказать он.
Тамара пожала плечами. Тем простым и в то же время крайне красноречивым жестом, который так хорошо улавливала кинокамера.
– Иногда… да, думаю, иногда мне по-прежнему немного не хватает всего этого. Я бы солгала, если бы ответила тебе по-другому. Но, Дэни, с тех пор прошло уже сорок лет! Я ушла из кино по собственной воле. И это было правильное решение. – Она улыбнулась, глядя ему в глаза. – Я не жалею о своем поступке. И никогда не жалела, ни одной минуты.
Он любовно сжал ее руку.
– Я только хочу, чтобы ты была счастлива. Ты ведь знаешь это.
– Я счастлива! И ты лучше, чем кто-либо, должен это знать! Я счастлива вот уже скоро сорок лет, а это намного больше того, чем может похвастаться большинство людей в Голливуде, можешь мне поверить.
– Ты всегда можешь вернуться, – сказал он. – Ну, знаешь, выйти из добровольной ссылки и сняться в паре фильмов.
– Дэни, – отозвалась она, глядя на него тем взглядом, который был ему хорошо знаком: одновременно театрально укоризненным и веселым. – Дело не только в том, что я сама этого не хочу, но, даже если бы я и захотела, прошло слишком много времени. Изменилась манера игры. Боюсь, я просто стану всеобщим посмешищем.
– Этого никогда не произойдет. – Дэни покачал головой. – И потом, у тебя несметное количество поклонников. Я хочу сказать, что сегодня выросло новое поколение молодых людей, которые только открывают для себя твои фильмы. Ты всегда была лучше всех. Ты и сейчас лучше всех.
Тамара улыбнулась.
– Ты страшно мил, и твоя преданность не знает границ. Но я не так хороша, как ты говоришь. И никогда не была такой. Вот Дэлия – она намного лучше, чем когда-либо была я. Вот у нее действительно природный талант. Он у нее в крови.
– У тебя тоже природный талант! – упрямо проговорил Дэни.
Она медленно покачала головой.
– Н-нет… Просто у меня хорошая техника.
– Какая разница? Ты всегда была чертовски прекрасной актрисой.
– Разница есть, неужели ты не понимаешь? Мне приходилось учиться. Мне надо было много знать, наблюдать за другими людьми, чтобы подражать им и заставить зрителей поверить, что я действительно живу жизнью своих героинь. Понимаешь, Дэни, я играла. А Дэлия… не знаю, как ей это удается, но она действительно перевоплощается в персонаж с той же легкостью, с какой другие щелкают пальцами. Наверное, у нее есть то, что имеет в виду Инга, когда говорит, что моя мать была актрисой от Бога. Это уж или есть, или нет.
– У тебя тоже талант от Бога. Не пытайся меня переубедить.
Тамара хотела было сказать, что он ошибается, но тут вдалеке послышалось завывание сирен полицейской машины и машины «скорой помощи».
– Наконец-то, – сказала она. – Видишь? Помощь уже идет.
Открыв дверцу, Дэни вылез из автомобиля.
– Не вздумай уйти, – поддразнил ее он. – Я скоро вернусь.
Но не сдержал слова. Она сидела в автомобиле, считая минуты. Пять. Пятнадцать. Двадцать. Когда Дэни наконец вернулся, он шел медленным шагом, качая головой и почесывая в затылке.
– Как странно, – проговорил он, усаживаясь на водительское место. – Какая-то бессмыслица.
Тамара озадаченно посмотрела на него.
– Ты о чем?
– Похоже на то, что оба водителя: водитель фургона и водитель трейлера – исчезли. Ну и ну! Взяли и исчезли.
Она нахмурилась.
– Ты хочешь сказать, что они покинули место аварии?
Он кивнул головой.
– И не только это. Когда полиция передала по рации номера машин, оказалось, что и трейлер, и фургон были украдены и числятся в розыске.
– Такой огромный трейлер? Украден здесь, в Израиле? – удивилась она. – Но это же бессмысленно. Где угодно, но только не в такой крошечной стране, как наша. Его бы мгновенно обнаружили. – Затем медленно добавила: – Если, конечно, он не вез ценный груз. Если они хотели быстро разгрузить его…
– Но груза в нем не было. Его украли пустым, он и сейчас пустой. Как, впрочем, и фургон.
– Ну, может быть, угонщики этого не знали.
– Может быть, – согласился Дэни. – Но я в этом сомневаюсь. Что-то во всей этой аварии не так. Похоже… – Голос его оборвался.
– Похоже на что?
– На то, что все это подстроено. – Он пожал плечами. – Я знаю, это звучит глупо. – Он взглянул на часы. – В любом случае нам лучше поторопиться. Если самолет приземлился вовремя, то он уже пять минут как на земле.
Добравшись до аэропорта, Тамара и Дэни разделились. Она побывала в зале VIP, в других залах ожидания, барах, ресторане и дамской комнате, а он отправился справиться о Дэлии на паспортном контроле.
Авраам Гошен, старший таможенник, был уродливым человеком с крючковатым носом и блестящей лысиной, обрамленной полукольцом коротких черных волос. Рядом с ним стоял Миша Хорев – полная его противоположность. Хорев был молодым загорелым израильтянином со сверкающей белоснежной улыбкой. Оба они смотрели на Дэни. У них за спиной двигались по кругу чемоданы Дэлии – в одиночестве на пустой багажной карусели.
– Конечно, я узнал ее, – говорил Хорев. – Она прошла через таможню минут двадцать назад. Ее провел один из наших сопровождающих, отвечающий за встречу «особо важных персон».
– Кто именно? – спросил Гошен, таможенник, проработавший в аэропорту пятнадцать лет.
– Я не знаю, – ответил Хорев.
– Не знаешь? – взревел Гошен. – Ты проработал здесь четыре года и не знаешь? Ты должен знать всех!
– Но этот был новеньким. До сегодняшнего дня я его никогда не видел.
С хмурым выражением лица Гошен направился к ближайшему настенному телефону и набрал номер. Спустя несколько минут он вернулся, качая головой.
– Сегодня не дежурил ни один новенький, – негромко произнес старший таможенник. – Встречать ее у выхода из самолета должен был Эли Левин.
– Это был не Эли, – твердо сказал Хорев. Авраам Гошен не был дураком. Его крючковатый нос славился тем, что отлично чуял беду, задолго до того как она случалась. До сих пор чутье ни разу не подводило его, вот и сейчас его крупные ноздри почуяли неладное.
– Позвони в службу безопасности, – тут же произнес он. – Пусть прибудут сюда. Срочно!
Хорев, весь загар которого внезапно куда-то исчез, бросился исполнять распоряжение.
Тамара с таким яростным нетерпением проталкивалась сквозь толпу, что люди справа и слева то и дело огрызались на нее, но она не обращала ни малейшего внимания на выкрики: «Нельзя ли поосторожнее, леди!» и «Вы что, не видите, куда идете?». Она находилась в слишком сильном напряжении, чтобы чувствовать что-то еще, кроме все возрастающего страха. По ее телу разлилась слабость, как будто какой-то кровопийца разом обескровил ее, но сердце продолжало бешено колотиться. Когда она встретилась с Дэни в таможенном зале, они с надеждой взглянули друг на друга, и глаза у обоих потухли – никто из них не произнес ни слова, в этом не было необходимости.
Как слепая, Тамара нащупала стоящий у нее за спиной пластмассовый стул и вяло опустилась на него. Плечи ее были опущены, на лице застыло напряженное выражение.
– Ее… ее здесь просто нет! – проговорила она дрожащим, хриплым шепотом. Она пристально смотрела на мужа обезумевшими глазами, и он без слов понял, что в ее сознании вспыхнула сцена гибели Азы. – Дэни, ее здесь нет! Я повсюду искала!
– Не волнуйся. Возможно, она отправилась домой.
– Не говори глупостей. Ее багаж по-прежнему здесь. Дэлия не бросила бы его тут! И я… я уже дважды звонила домой. Оба раза к телефону подходил Ари, она туда не приезжала.
Ее фамилию постоянно объявляли по радио, а сотрудники службы безопасности методично прочесывали аэропорт из конца в конец.
У Тамары голова шла кругом. Не может быть, чтобы с Дэлией что-то случилось. Этого не может быть. Пока они ждали, она сидела, не выпуская из своих рук руку Дэни, черпая из этого соприкосновения утешение и надежду и понимая, что только его присутствие не позволяет ей сойти с ума.
В конце концов инспектор Гошен прислал своего человека за Дэни.
– Оставайся здесь, – велел он Тамаре.
Она вскочила на ноги.
– Нет! Я иду с тобой.
– Делай, что я тебе говорю! – произнес Дэни с такой холодной решимостью, что она в изумлении уставилась на него. – Сядь на место! – Затем с мрачным лицом он отправился вслед за человеком, посланным инспектором.
Вернулся он почти сразу же. Завидев его, Тамара вскочила на ноги и вцепилась ему в руку.
– Дэни, что случилось? – спросила она, видя его озадаченное выражение. – Ее нашли?.. ее нашли?..
Он покачал головой.
– Нет, это… речь шла об одном из служащих аэропорта. Его убили.
– О, Дэни! Это ужасно! – Но в ее глазах он увидел облегчение, испытанное им самим минуту назад. Ему стало неприятно, оттого что их обрадовало сообщение, означавшее горе для других людей.
Он прерывисто вздохнул. Впервые за многие годы ему нельзя было дать меньше его лет.
– Убитый был сопровождающим из зала VIP, – объяснил он ей. – Эли Левин, тот самый, что должен был встречать самолет Дэлии.
Тамара вздрогнула, как от прикосновения чего-то холодного.
– Дэни? – медленно проговорила она, чувствуя, как панический страх поднимается в ней. – Сначала эта авария с трейлером, которая как будто специально была устроена для того, чтобы нас задержать, затем исчезновение Дэлии, а теперь еще и это. – Она смотрела на него круглыми от ужаса глазами. – Дэни? Что, черт возьми, происходит?
Тысячи страхов обуревали Дэлию, пребывавшую в состоянии такого шока, что ее сознания хватало лишь на то, чтобы понимать, что они по-прежнему находятся на территории аэропорта и медленно едут в машине к грузовому терминалу на другом конце. Чувство нереальности происходящего полностью поглотило ее, и два прежде неведомых и отвратительных чувства не покидали ее. Она чувствовала себя полностью беспомощной. Беспомощной и деморализованной. Ей незачем было опускать глаза, чтобы видеть: на нее с двух сторон по-прежнему направлены дула револьверов; даже сквозь одежду она чувствовала, как их стволы упираются в ее тело. Сама мысль о том, что внезапный толчок автомобиля, наехавшего колесом на рытвину, или резкая остановка, или даже ее собственная сильная дрожь случайно может заставить одного из мужчин нажать на курок, приводила ее в ужас. Она не осмеливалась предпринять попытку бежать, по крайней мере, теперь, когда в нее с обеих сторон упирались дула револьверов. Похоже, этим людям не знакомы угрызения совести. В них не было ничего человеческого, они пристрелят ее на месте и глазом не моргнут.
Автомобиль въехал в какие-то ворота, затем сбавил скорость, направляясь в сторону зияющей пасти мрачного пустого ангара. Казалось, из яркого дня они попали в темную ночь. На мгновение ей показалось, что она ослепла, и от этого ужас стал совсем нестерпимым. Когда автомобиль остановился, водитель включил в салоне свет. Но и тогда она не почувствовала облегчения.
Водитель обернулся, и, когда она увидела предмет, который он держал в руке, у нее перехватило дыхание. Это был шприц, а большим пальцем он нажимал на поршень, выпуская кривую тонкую струйку прозрачной жидкости.
Широко раскрыв от ужаса глаза, она попыталась вжаться поглубже в сиденье, но тщетно. Деваться было некуда – в ее плоть с двух сторон упирались револьверные дула. Водитель потянулся к ней и, ухватив за руку, с силой дернул к себе.
– Ч-что вы делаете? – прошептала Дэлия. От ужаса ее губы и нёбо настолько пересохли, что голос скорее напоминал какой-то сдавленный хрип.
Он поднес иглу к внутренней поверхности ее руки, чуть пониже локтя.
– Приятных тебе сновидений, актриса, – с отвратительной ухмылкой проговорил он и, даже не закатав рукав и не протерев место укола спиртом, сразу же глубоко вонзил иглу в руку.
Почувствовав острую боль, она вскрикнула. Затем какое-то дремотное ощущение вошло в ее руку, а потом начало разливаться по всему телу. Все вокруг как в тумане поплыло перед глазами. Она смутно сознавала, как распахнулись дверцы автомобиля… а ее саму наклонили вперед и потащили наружу. Ноги были ватными, и мужчинам пришлось держать ее, чтобы она не упала.
«Я все время беспокоюсь о тебе», – раздался где-то в глубине ее сознания голос Инги, и эта мысль была последним, что она помнила. Затем ее лицо приняло безжизненное выражение, веки закрылись. И она погрузилась в черноту.
Все стены роскошного кабинета Наджиба Аль-Амира, находящегося на верхнем этаже Трамп Тауэр, были уставлены книгами. Обтянутые замшей кушетки без подлокотников, обитые прекрасной кожей французские стулья, лакированные японские лампы и полированный, с бронзовыми украшениями, письменный стол, изготовленный мэтром Филлипом-Клодом Монтиньи для самого Людовика XV, терялись в этом обилии книг, помещенных в отделанные «под черепаху» шкафы с латунной окантовкой.
Но в библиотеке было нечто большее, чем просто книги в красивых переплетах и множество полок с первыми изданиями. В широких и неглубоких ящиках хранились баснословные сокровища, достойные короля: древние персидские манускрипты, связки исторических документов и договоров, скрепленных подписями королей, королев, президентов и премьер-министров, египетские папирусы, возраст которых исчислялся тремя тысячами лет, фрагменты наскальных рисунков, сделанных семнадцать тысяч лет назад и похищенных из пещеры Ласко во Франции, и не знающая себе равных частная коллекция древних морских карт. Самыми бесценными сокровищами были христианские реликвии: библия, изданная Гутенбергом, и полный манускрипт часослова четырнадцатого века с цветными иллюстрациями.
Сейчас Наджиб, обычно находивший утешение, покой и огромную радость в этом своем убежище, начинал чувствовать, что даже драгоценный кабинет не в силах развеять мрачное состояние духа и охватившее его чувство обреченности. Как только раздался пронзительный телефонный звонок, он бросился к аппарату, автоматически включив противоподслушивающее устройство, прежде чем звонивший успел произнести хотя бы одно слово.
– Все сделано, – по-арабски произнес сквозь помехи искаженный голос. – Товар у нас.
Рука Наджиба затряслась так сильно, что телефонная трубка стукнула его по уху. Сейчас, спустя три десятилетия терпеливого ожидания, реальность ситуации внезапно потрясла его: он чувствовал себя слабым и полностью выжатым. На какое-то мгновение ему даже стало трудно говорить.
– Вы меня слышите? – спросил голос после долгого молчания.
Он взял себя в руки.
– Да, слышу. Все прошло гладко?
– Как по маслу. Можно доставлять товар в условленное место?
– Да, – отозвался Наджиб. – Я буду ждать. Медленно опустив трубку, он положил ее на рычаг.
Затем, не желая омрачать тяжелыми мыслями свою святыню, вышел в соседнюю комнату и уставился в огромное – от пола до потолка – окно из затемненного стекла. Сквозь него небо выглядело мрачным. Стоял один из удушливых серых дней – репетиция предстоящего томительно жаркого лета, а тонированное стекло делало его еще удушливее и грязнее. На какое-то мгновение перед его глазами возник образ ближневосточной пустыни: такой ясной, такой чистой и неиспорченной. Чистой и сухой, с волнистыми горами песчаных дюн, длинными багровыми тенями и обжигающим воздухом.
Сцепив за спиной руки, он мерял шагами комнату, вновь и вновь задавая себе вопрос, стоило ли затевать все это… не лучше ли было бы предать прошлое забвению и оставить все как есть.
Но Абдулла никогда не позволил бы ему так поступить, это он дал ему понять совершенно ясно.
Руки у Наджиба по-прежнему дрожали, когда он поднял телефонную трубку и набрал номер. Ньюарк отозвался почти мгновенно.
– Подготовьте самолет к взлету, – приказал Наджиб по-английски. – Нет, не «Лир», 727-й. Мы летим за границу. – Повесив трубку, он принес два «дипломата» с деловыми бумагами и документами, необходимыми для поездок. Все остальное, что могло бы понадобиться ему, включая полную смену гардероба, находилось в самолете.
Вертолет «Белл джет рейнджер», на борту которого находилась Дэлия, наконец получил разрешение на взлет и, подрагивая фюзеляжем, поднялся в воздух. Он набрал высоту, а затем взял курс на восток над Самарией и прямо вдоль реки Иордан к Иерихону.
«Уж эти мне израильтяне», – самодовольно подумал Халид. Доставить актрису в Иорданию будет нетрудно. Она просто поедет в направляющемся в Амман грузовике с фруктами или овощами, через мост Алленби. Эта экономическая связь не рвалась даже во время войны «Йом Киппур»; несмотря на боевые действия, перевозки фруктов и овощей с Западного берега продолжались.
Он ухмыльнулся. Эти евреи никогда ничему не научатся.
Когда Дэлия очнулась, ее первой мыслью было, что ее заживо кремируют. Затем пришло осознание того, что она связана. Она подняла голову и попыталась шевельнуть руками, но это оказалось невозможным, поскольку запястья были туго связаны за спиной. С минуту она пыталась освободиться, но умело завязанный узел был вне пределов досягаемости, и чем больше она старалась, тем сильнее путы впивались в нее и натирали кожу. Если она будет продолжать в том же духе, то лишь сотрет запястья в кровь.
Она, ворча, откинула назад голову. Затем на секунду закрыла глаза, стараясь привести в порядок мысли. Но они путались, и ей было трудно сосредоточиться на чем-либо. С одной стороны, наркотик, под действием которого она по-прежнему находилась, а с другой, изнурительная жара делали ее совершенно беспомощной.
Пожалуй, жара все же была худшим злом. Она просто невыносима: гнетущая, притупляющая все чувства. От нее горели легкие, кожа зудела; было так душно, что Дэлия даже не могла сделать ни одного по-настоящему глубокого вдоха. Все, на что она была способна, это короткие, неглубокие глотки раскаленного воздуха. Из-за духоты ее снова охватила паника.
Она изо всех сил старалась взять себя в руки, понимая, что, если поддастся этому настроению, будет только хуже. Она знала, что должна благодарить судьбу уже за то, что все еще жива.
Затем Дэлия поняла, что страшно хочет пить. Она просто умирала от жажды. Казалось, в ее теле не осталось ни унции влаги; каждый квадратный дюйм кожи кололо от сухости. Меня просто засушили! Она открыла рот, чтобы рассмеяться безумным смехом, но в горле так пересохло, что она не смогла издать ни звука.
И тут она поняла, что если не возьмет себя в руки, то просто-напросто сойдет с ума. В душе медленно закипал гаев, который в то же время сдерживал нависшую над ней опасность безумия. Но опасность все еще была рядом, все еще угрожающе близка. На какое-то время Дэлии удалось отстраниться от нее.
Необходимо не дать угаснуть гневу. Лишь так удастся поддерживать волю к жизни и надежду на выживание. Думай же, черт возьми, думай!
Она снова подняла голову, на этот раз для того, чтобы оглядеться по сторонам. Она лежала на спине, твердая земля под ней была покрыта тяжелым, колючим, грязным одеялом черного цвета из козьей шерсти. Со всех сторон ее окружал песок. Да, песок был повсюду. Он забился ей в нос, она чувствовала, как он хрустит на зубах, как колючие песчинки впиваются в спину.
Дэлия была одна в душной черной палатке. Тюрьма с тряпичными стенами, но настоящая тюрьма. Она также увидела, что лежит совершенно нагая. Ну что же, с этим она ничего не могла поделать. Если они сделали это, для того чтобы ее унизить, то тут их взгляды расходятся. Она невольно улыбнулась. Здесь они просчитались. Дэлия не находила ничего унизительного в своей наготе. Ее воспитали с сознанием того, что своим телом надо гордиться – будь это на нудистском пляже в Сен-Тропезе или во время съемок фильма, в котором ее наготу увидит весь мир. Она считала это совершенно естественным, и ее это нисколько не смущало. Еще одна крошечная победа.
Дэлия недолго торжествовала – в ее сознание вдруг ворвался стук собственного сердца. Он становился все громче и громче, пока наконец не стал таким оглушительным, что она испугалась. Затем поняла: во всем была виновата тишина, та напряженная, способная вселить ужас тишина, которая бывает только посреди пустыни ночью. Тишина могущественная и всепроникающая, такая всеобъемлющая, что, казалось, рядом находится какое-то зловещее живое существо.
Ее бросили посреди неизвестности и оставили здесь умирать.
Ей в голову пришла мысль: где есть палатка, должны быть и люди! Возможно, если позвать на помощь…
Дэлия несколько раз сглотнула, чтобы смочить горло, затем стала громко кричать: «Помогите!» – на английском и иврите, столько раз, что от собственных воплей у нее начало звенеть в ушах. И, даже после того как замолчала, ее не покидало чувство, что в воздухе все еще носятся отголоски этих криков.
Затаив дыхание, она внимательно вслушивалась в тишину, стараясь не замечать того, как громко колотится сердце, в надежде услышать какой-то отклик. Но его не было, и надежда улетучилась с той же быстротой, с какой влага вытекла из ее тела. Все старания привели лишь к тому, что она сорвала голос и ощутила еще более сильную жажду.
Вода… Она всегда любила воду. Она всегда принимала как должное полные бокалы с водой, и бассейны, и наполненные ванны, лежала в них, нежилась и так любила, что наполовину уверовала в то, что произошла не от обезьяны, а от рыбы. Но вот она очутилась без воды, без единой капли, а вокруг становилось все жарче и жарче. Вода. Она почти впала в беспамятство от жажды.
Вдруг ее озарило.
Если здесь нет настоящей воды, возможно, ей удастся утолить жажду с помощью воображаемой воды! В конце концов, разве она не хорошая актриса? Разве она не способна вообразить практически все что угодно и на какое-то время в самом деле поверить в реальность этого? Если она может притвориться, что трехсторонняя съемочная площадка является чем-то настоящим, что актер – это реальный персонаж, а ружье, заряженное холостыми патронами, может убить, почему она не может сделать то же самое с водой? Почему она не может облегчить мучащую ее жажду, притворившись, что вокруг вода?
Дэлия закрыла глаза, мысленно вызвав образ капающей из крана воды, затем щедро окропленных водой лужаек, прохладные и влажные утренние туманы, освежающие дожди и неистовые грозы.
Она представила бассейны, озера, моря и океаны роскошной, прохладной, чистой воды.
А потом, вообразив, что ее связанные руки свободны, она грациозно подняла их над головой и красиво нырнула в воду под звуки песни «Singing in the Rain», которую, танцуя, исполнял неотразимый мужчина, держа над головой высоко поднятый зонтик.
Прежде чем она коснулась воды, Дэлия провалилась в безмятежную благословенную пустоту, которая именуется сном.
На высоте четырех тысяч футов пилот заложил руль влево и 727-й произвел широкий разворот. Наджиб сидел в салоне-гостиной на оборудованном привязными ремнями кожаном диване. В ожидании посадки он сменил европейскую одежду на традиционное арабское платье и головной убор и невидящим взором смотрел в маленький квадратный иллюминатор, на простирающуюся внизу темную пустыню.
Это была Руб аль-Хали,[8]8
Необитаемая часть.
[Закрыть] на юго-востоке Саудовской Аравии, и это название как нельзя лучше подходило ей. Во все стороны, насколько хватало глаз, простиралась безжизненная пустыня. Состоявшее из золотистого песка и навозного цвета валунов, это было место, где не произрастала никакая растительность и не выпадали дожди, где не было ничего, кроме нефтяных вышек и нефтеперерабатывающих установок, а единственными признаками жизни были пролетающие высоко в небе самолеты да редкие караваны бедуинов, идущие в Мекку или обратно, точно так же, как делали их предки и предки их предков. Это была жестокая пустынная местность – суровая и не прощающая ошибок, по которой рисковали идти лишь безумцы, да бедуины, которые знали, как в ней выжить.
У него за спиной бесшумно выросла стюардесса в красной униформе от Сен-Лорана.
– Мы идем на посадку, мистер Аль-Амир, – с придыханием негромко проговорила она.
Подняв на нее глаза, Наджиб кивнул. Это была одна из двух стюардесс, которые прошли тщательный отбор: Элке, светловолосая австрийская валькирия, выглядевшая, если бы не ее слишком большая грудь, как фотомодель с обложки журнала «Вог».
