Текст книги "Вспышка. Книга вторая"

Автор книги: Джудит Гулд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 26 страниц)

Абдулла взял в руки фломастер и эффектным жестом снял с него колпачок.

– Я хочу, чтобы каждый из вас вытянул перед собой правую руку ладонью вверх.

Сурур с Гази, не колеблясь, закатали рукава и вытянули перед собой руки. Наджиб переглянулся с Халидом, но прочесть что-либо по его настороженному лицу было невозможно. Медленно они тоже вытянули вперед руки.

Одну за другой Абдулла ощупывал пальцами их ладони, осторожно помечая крестиком какую-то точку.

– Обратите внимание, как осторожно я расставил крестики, – заметил он. – Если ваши ладони просветить рентгеном, вы бы увидели, что в самом центре крестика, где пересекаются его линии, есть крошечное место, где нет кости. Одна только мякоть.

Наджиб почувствовал, что у него закружилась голова. Одна мякоть? Что он хочет этим сказать? И на кой черт понадобились эти ужасные ножи?

Вроде бы не замечая ужаса, охватившего Наджиба, Абдулла, раздал присутствующим ножи, держа их за острие. Беря нож, Наджиб едва не выронил его. Он перевел взгляд на Халида. Сколько он себя помнил, Халид всегда был правой рукой Абдуллы, множество раз доказывая свое бесстрашие. Но, как это бывает со многими бесстрашными людьми, вид собственной крови – даже вид обычного шприца, вонзающегося в кожу, – мог вызвать у него обморок. Наджиб понял, что Халид держится лишь огромным усилием воли. Его смуглая кожа приобрела нездоровый желтый оттенок, глаза закатились. Еще секунду, подумал Наджиб, и Халид потеряет сознание.

– Я хочу продемонстрировать вам, насколько преданы мне Сурур и Гази, – проговорил Абдулла – Тогда, возможно, вы поймете, как хорошо они будут меня охранять. – Он кивком подозвал к себе одного из телохранителей. – Гази, ты будешь первым. Положи свою руку ладонью вверх на разделочную доску. Затем вонзи нож в самый центр креста и проткни руку насквозь.

Наджиб не сводил глаз с Гази. Если верзила-ливиец и испытывал какие-то эмоции, то внешне был невозмутим. Он склонился над столом, положил руку на разделочную доску ладонью вверх и занес над ней нож. На мгновение длинный узкий клинок блеснул в луче света, но он даже не дрогнул. Его руки были совершенно неподвижны.

Затем, с быстротой молнии, и даже не вскрикнув от боли, он вонзил его в руку.

Наджиб резко отвернулся, но, хотя ничего и не видел, то все слышал. Либо Абдулла неправильно поставил крестик, либо Гази не успел как следует прицелиться: раздался резкий хруст ломающейся кости, который ни с чем нельзя спутать.

Наджиба затошнило.

– Я хочу, чтобы вы внимательно посмотрели, – проговорил Абдулла, в голосе которого слышалось удовлетворение. – Взгляните, что без каких бы то ни было колебаний сделал с собой Гази! Теперь вы сознаете, насколько он предан мне? Одно мое слово – и он отдаст за меня жизнь!

Всемилостивый Аллах! И подумать только, что я все эти годы помогал этому безумцу! – Я сказал: взгляните! – с такой яростью прошипел Абдулла, что брызнувшая с его губ слюна попала в лицо Наджибу. Он заставил себя обернуться и взглянуть на пронзенную ладонь с корчащимися пальцами. Он не хотел смотреть, но почему-то был не в силах оторваться от вида этой руки.

– Шукрам, Гази! – проговорил Абдулла. – Достаточно.

С какой-то мрачной завороженностью Наджиб смотрел, как Гази схватился за рукоятку ножа и одним быстрым движением, не меняясь в лице, вырвал его из ладони. Из раны узкой струей брызнула вверх кровь, а в следующее мгновение потекла густым потоком.

Разделочная доска заблестела от крови.

Абдулла протянул Гази салфетку, и ливиец, обернув ее вокруг руки, отступил назад.

– Сурур, – сказал Абдулла. – Ты следующий. Наджиб отвернулся. Он не мог больше смотреть на это членовредительство. Это какое-то извращение. Нет, даже хуже. Безумие.

– Дядя, пожалуйста, – проговорил Наджиб слабым голосом. – Довольно. Мы тебя поняли.

Абдулла не обратил на его слова никакого внимания.

– Сурур! – приказал он. – Пронзи свою руку.

В руке Сурура блеснул нож, но тошнотворного хруста костей не последовало. Теперь настал черед Халида.

Дрожа всем телом, с белым как полотно лицом, Халид занес над ладонью нож. Затем, так и не опустив его, качнулся, глаза его закатились, веки затрепетали, и, выронив нож, он потерял сознание.

Абдулла торжествующе повернулся к Наджибу.

– Теперь, возможно, ты понимаешь, зачем мне нужны телохранители. Совершенно ясно, что на окружающих меня людей положиться нельзя. – Он с отвращением пнул Халида сапогом, перевернув его на бок. – У него сердце цыпленка и храбрость женщины! – Он презрительно сплюнул. – Как я могу надеяться на то, что он защитит меня в минуту опасности?

От ужаса у Наджиба закружилась голова, ноги стали ватными. Ему хотелось напомнить Абдулле, как предан всегда был ему Халид, как часто рисковал жизнью ради него, но во рту у него пересохло. Все, на что он был способен сейчас – это тупо кивнуть головой.

– А теперь, – произнес Абдулла, хитро улыбаясь, – твоя очередь, Наджиб.

Наджиб похолодел; время, казалось, со скрежетом остановилось. Он посмотрел на Абдуллу, затем перевел взгляд на разделочную доску. Кровь Гази и Сурура уже начала свертываться, превращаясь в лужу густого красного желатина.

– Наджиб?

Наджиб посмотрел на него, затем опустил взгляд на свою ладонь и медленно поднес ее к глазам. Его вдруг прошиб пот, крест на его руке расплылся, а то, что осталось от него, казалось, пульсировало, то увеличиваясь, то уменьшаясь, снова увеличиваясь и снова уменьшаясь, то приближаясь, то снова удаляясь. Напоминая сокращения бьющегося сердца.

Пот градом катился с его лба, влажные губы скривила гримаса. Он так пристально смотрел на этот пульсирующий крестик, что слезы выступили на его глазах, а из уголка рта серебряной струйкой вытекла слюна.

– Ну? – негромко проговорил Абдулла. Положив руку Наджибу на предплечье, он с силой опустил его ладонь на окровавленную доску. Затем взглянул ему в глаза. Сделав глубокий вдох, Наджиб занес нож на высоту дюйма от центра крестика. Его била такая сильная дрожь, что острие колебалось из стороны в сторону. Он не мог. Он просто не мог этого сделать!

Но Наджиб знал, что у него нет выбора. Если он этого не сделает, одному Богу известно, что может сделать с ним Абдулла. Прикажет его убить? Но тогда что будет с Дэлией?

Она целиком окажется во власти этого не знающего жалости безумца, и никто в целом мире не сможет прийти ей на помощь. Если он откажется проткнуть свою руку, то с таким же успехом может подписать ее смертный приговор.

– Должен ли я сомневаться в твоей преданности? – голос Абдуллы стал жестким.

С Наджиба ручьями лил пот, капли падали на разделочную доску. Стиснув зубы, он изо всех сил сжал нож и издал крик.

Боль вспышкой молнии пронзила его, когда стальной клинок вонзился в его плоть. Резко выпустив нож, он в ужасе уставился на свою пронзенную руку. Рукоятка раскачивалась из стороны в сторону… и он даже мог шевелить пальцами. Его охватило чувство какого-то нелепого торжества. Он смог. Смог из-за Дэлии, и дикая радость наполнила его душу. Крови оказалось на удивление мало.

– Отлично! – Абдулла кивнул, глаза его сверкнули. – Достаточно, – мягко проговорил он. – Вытащи его.

Почему-то собраться с духом и вытащить нож оказалось гораздо труднее, чем вонзить его. Ухватившись за рукоятку, Наджиб зажмурил глаза и одним мощным рывком вырвал его из руки.

Кровь брызнула фонтаном, окропляя все вокруг густыми каплями.

Абдулла протянул ему салфетку. Наджиб встряхнул ее, чтобы она развернулась, и осторожно обмотал вокруг раненой руки.

На лице Абдуллы внезапно появилась улыбка.

– Теперь, когда с этим покончено, – проговорил он с вежливостью, достойной домохозяйки из Беверли-Хиллз, – давайте пройдем в столовую. Стол должен быть уже накрыт.

«Неужели, – подумал еле живой Наджиб, чувствуя, как тошнота подступает к горлу, – после всего этого кто-нибудь из нас сможет есть?»

Он поднял вверх раненую руку.

– Я на минуту покину вас и тотчас же присоединюсь к вам в столовой. Но сначала мне надо привести в порядок руку.

Он торопливо прошел в свои покои, нашел в ванной пузырек со спиртом и вылил половину его содержимого на руку. Чтобы не закричать, ему пришлось вцепиться зубами в полотенце. Спирт жег рану огнем; ладонь и ее тыльная сторона уже воспалились, и, осторожно забинтовывая рану, он не смог сдержать крик.

Чтобы продержаться во время обеда, он прямо из бутылки выпил полпинты виски.

Абдулла сидел во главе стола, как будто ничего особенного не произошло. Еда, приготовленная одним из его людей, была безвкусной, жирной, серой и напоминала резину.

Ливийские зомби, как два лакея, стояли всего в нескольких шагах от спинки стула, на котором сидел Абдулла.

Наджиб с отвращением отодвинул лежавший на тарелке жирный кусок ягнятины. Трудно поверить, как это им удалось приготовить такую дрянь, в то время как холодильники на кухне ломятся от всевозможных замороженных деликатесов. Разумеется, сейчас это не имело значения. С таким же успехом это могли быть устрицы и икра – аппетита у него все равно не было. Повязка на правой ладони стала жесткой и темно-коричневой от крови, и ему с большим трудом удавалось удерживать вилку. Острая боль пронзила руку, поднимаясь до самого локтя.

Подобно какому-то выжившему из ума средневековому монарху, Абдулла выждал полных двадцать минут, прежде чем притронулся к еде. Сначала ее должны были попробовать зомби. За ту неделю, что дядя провел в Ливии, его паранойя разыгралась с новой силой и в невиданных прежде масштабах.

– Мекка, стена Плача и площадь Святого Петра в Риме, – говорил Абдулла, пережевывая кусок давно остывшей ягнятины. – Три взрыва за три дня. Весть о них прокатится по всему миру. – Он причмокнул губами и отпил большой глоток воды.

Халид со звоном выронил вилку, Наджиб в ужасе уставился на дядю.

– Мекка! – Первым обрел дар речи Халид. – Но… Мекка – самая большая святыня всего исламского мира! Вообще всего мира! Это… это же святотатство!

Абдулла окинул его суровым взглядом.

– Иногда, – туманно проговорил он, размахивая вилкой, – необходимо разрушить старое, прежде чем построить лучшее будущее.

– Но это же безумие! – прошептал Халид, отодвигая от себя тарелку. – Стена Плача и площадь Святого Петра… эти объекты мне тоже не нравятся, но они, по крайней мере, являются святынями неверных. Но Мекка…

– Это должно быть сделано! – резко проговорил Абдулла, в свою очередь отодвигая тарелку. – Священная война должна начаться немедленно. Чем скорее она начнется, тем скорее закончится, и тогда весь мир примет ислам. Представьте себе на минуту. – Его ногти забарабанили по мрамору. – Сначала мы уничтожим Мекку. От взрыва рухнут ее стены. Мусульмане всего мира: мусульмане в Индии и на Дальнем Востоке, мусульмане в четырех концах света – вознегодуют и все как один возьмутся за оружие! На следующий день после этого взрыва, принадлежащая неверным Стена Плача превратится в груду иерусалимских камней, а на третий день… Ах! На третий день рухнет собор Святого Петра. Но первой должна быть Мекка! Всю вину за этот акт, разумеется, возложат на неверных. Все очень просто, видите. – Судя по нарастающему возбуждению, он все больше входил во вкус. – Христиан и евреев обвинят в уничтожении Мекки, а те, в свою очередь, обвинят мусульман в уничтожении своих святынь. И разгорится священная война такого масштаба, что по сравнению с ней померкнут крестовые походы! Мы перепишем всемирную историю, братья мои, и в последующие века нас будут почитать почти так же, как самого Пророка. Три самые многочисленные мировые религии – а значит, и их вооруженные силы – будут сражаться до последней капли крови! И Ислам победит!

Он откинулся на спинку кресла с удовлетворением человека, только что поведавшего сногсшибательную новость.

Все ошеломленно молчали.

Чувство страстной и справедливой ярости заглушило боль от раны. Наджиб медленно покачал головой и заговорил, осторожно подбирая слова:

– Попытки нападения на Мекку уже предпринимались в прошлом, – спокойно напомнил он Абдулле. – И те, кто посягнул на святыню, были казнены.

Абдулла раздраженно махнул рукой.

– Эти люди были дураками! Они захватили Мекку и пытались удержать ее. Мы же просто уничтожим святыню. Во время взрыва в радиусе ста миль не будет ни одного из наших людей. Никто не сможет обвинить нас. – Он помолчал. – Муаммар поможет нам людьми и взрывчаткой. Хотя он и отказывается принимать участие во всем этом, но сознает, что это необходимо. Представьте, какие ослепительные возможности откроются перед нами! Это не только объединит ислам, но превратит его в силу, с которой вынужден будет считаться весь мир. Все страны Ближнего Востока, а также Индия, Пакистан, и другие страны, где живут мусульмане, в конце концов, возможно, объединятся в огромное единое государство, исповедующее одну религию.

– Боюсь, мы напрашиваемся на то, чтобы вечно гореть в аду, – решительно проговорил Наджиб.

– Напротив. – Абдулла позволил себе слабо улыбнуться. – Я уверен, что нам, как воинам Аллаха, навечно обеспечено место в раю.

Было начало третьего ночи, когда что-то разбудило его. С колотящимся сердцем он сел на кровати и, затаив дыхание, прислушался, но, кроме жужжания кондиционера, ничего не услышал. В комнате стояла кромешная темнота. Насколько он мог судить, незваных гостей здесь не было.

Но что-то было не так. Определенно, здесь еще кто-то есть. У него по спине пробежал холодок, предупреждая об опасности. Забинтованная рука горела и дергалась.

Чувствуя поднимающийся в душе страх, он потянулся к тумбочке и зажег настольную лампу. И тут же изумленно выпрямился. У его кровати, неподвижные, как статуи, стояли Халид и Хамид. Он изумленно уставился на них.

– Что вы здесь делаете? – сердито осведомился он.

– Ш-ш-ш! – Халид поднес к губам палец. – Не так громко, – шепотом проговорил он. – Говори тише. – Он обернулся к своему спутнику. – Хамид, проверь, заперта ли дверь.

Хамид бесшумно, как ночной зверек, выскользнул обратно в гостиную, и в ожидании его прихода Наджиб с Халидом хранили молчание. Когда он возвратился и кивнул, гости уселись в кресла, и Халид закурил тонкую черную сигару. Сделав пару затяжек, он откинулся на спинку кресла и, положив ногу на ногу, вынул сигару изо рта. Затем задумчиво посмотрел на нее.

– Думаю, нам троим пора немного поговорить, – светским тоном произнес он.

Ему ни на минуту не удалось ввести в заблуждение Наджиба. Он прекрасно знал, что обманчиво опущенные глаза Халида – верный признак того, что он как никогда настороже.

– Знаешь, – проговорил Халид, – я довольно долго присматриваюсь к тебе.

Наджиб молчал.

– Ты странный человек, – продолжал Халид, переводя взгляд с сигары на Наджиба. – Ты больше, чем кто-либо из нас старался держаться на расстоянии от Абдуллы. Кроме того, из всех нас ты для него – самый незаменимый. И в то же время ты позволяешь ему обращаться с собой, как с самым последним новобранцем. Я частенько спрашивал себя, почему это происходит.

– Абдулла со всеми обращается одинаково, – уклончиво пробормотал Наджиб.

– Неужели? – Взгляд Халида стал проницательным и холодным. – Ты что, в самом деле полагаешь, что с Каддафи он обращается так же, как с нами?

Наджиб пожал плечами.

– Меня ведь там не было, откуда же мне знать?

– А к какому выводу ты пришел, – проницательно проговорил Халид, – после его вчерашнего рассказа о Каддафи?

– Ты хочешь спросить, в дружеских ли он отношениях с Каддафи? – уклончиво спросил Наджиб, и сам ответил на свой вопрос: – Да, в дружеских. Он уважает полковника. В конце концов, полковник является признанным народным вождем, и, независимо от того, нравится он тебе или нет, на его месте ты бы испытывал не меньшую гордость, если бы руководитель государства уделил тебе такое внимание. Так же, – добавил он, – как и я.

– Я говорю не об этом. – Халид махнул сигарой. – Для Абдуллы Каддафи стал кем-то вроде священного пророка. Я бы не стал сомневаться в том, что безумная идея священной войны изначально принадлежит Каддафи и он специально подал ее Абдулле, чтобы тот привел ее в исполнение.

– И что ты хочешь сказать? – спокойно спросил Наджиб, осторожно нащупывая правильный тон в разговоре, как будто пробираясь по минному полю. Очень скоро ему предстоит решить, говорят ли они от своего имени, или же их прислал Абдулла, желая устроить ему западню.

– Абдулла изменился, – вступил в разговор Хамид. Наджиб перевел на него взгляд.

– Изменился? В каком смысле?

– Ты прекрасно знаешь в каком! – раздраженным шепотом ответил Хамид. – Годы сделали из него совершенно другого человека. Как будто кто-то другой выступает в его обличье. Было время, когда он делал что-то, чтобы помочь нашему народу. Когда он боролся за то, за что простые люди сами бороться были не в силах. А сейчас? – В голосе Хамида послышалась горечь. – Сейчас он упивается собственным величием! Сейчас он охотно продаст нас, он стал слугой Каддафи, и все ради того, чтобы проложить новый путь к славе! Он стал слеп ко всему, за что мы всегда боролись.

– Я чувствую, что вы ходите вокруг да около, – промолвил Наджиб. – Уж конечно, вы пробрались в мою комнату среди ночи не для того, чтобы вести пустые разговоры?

– Нет, не за этим, – Халид нахмурился и помолчал, как бы собираясь с мыслями. Затем выпрямился и, откинув назад голову и выпустив облако голубого дыма, негромко проговорил: – Мы не можем позволить Абдулле уничтожить Мекку. – Он опустил вниз взгляд и так же ровно продолжил: – Поэтому мы пришли к тебе. Мы ходим заручиться твоей поддержкой, чтобы не допустить этого святотатства.

– Вы говорите о том, чтобы предать Абдуллу! – холодно напомнил ему Наджиб. Вы что, не понимаете, что одного моего слова довольно, чтобы Абдулла, не колеблясь, обрек вас на смерть?

Хамид так резко вскочил на ноги, что опрокинул стул. В следующее мгновение на Наджиба смотрел в упор наставленный пистолет.

– Убери оружие, Хамид, – устало проговорил Халид. – Ты что, не видишь, что он уже на нашей стороне?

Пистолет шевельнулся, но на лице Хамида было написано сомнение.

Не обращая внимания на пистолет, Наджиб пристально взглянул на Халида.

– Почему ты уверен, что я на вашей стороне?

На лице Хамида появилась ничего не выражающая улыбка.

– Ты уже доказал это по меньшей мере дважды. Наджиб молча нахмурился, но не произнес ни слова.

Халид еще раз затянулся сигарой.

– Первый раз мы испытывали тебя.

Сознание Наджиба внезапно пронзило воспоминание.

– Я слышал ваш разговор. В ту ночь, в горах Иордании!

– После того как мы потеряли шестерых в результате идиотского налета на Зефат, – кивнул Халид. – Да, это была проверка. Мы говорили специально для тебя. – Он легко улыбнулся. – Если бы ты хотел донести на нас Абдулле, ты сделал бы это тогда. Когда же ты этого не сделал, мы поняли, что тебе можно доверять.

Хамид убрал пистолет в кобуру.

– Ты сказал «дважды», – напомнил Наджиб.

– Второй раз – на этой неделе. – Халид искоса взглянул на него. – Твои визиты к еврейке не прошли незамеченными.

Наджиб ждал, и, хотя лицо его ничего не выражало, мысли метались. Что они могли знать о его визитах к Дэлии? Как пристально они следили за ним?

На лице Халида появилась невеселая улыбка.

– Мы слышали кое-что из твоих разговоров, – проговорил он, и его голос, несмотря на мягкий тон, прозвучал грозно. – Ты ее любишь. Ты готовишь ее побег, – попыхивая сигарой, закончил он довольным голосом.

Наджиб не произнес ни слова.

– Может быть, ты желаешь услышать подробности? То, как она тебя называла? Что она говорила вслух всякий раз после твоего ухода?

– Вы подслушивали, – ледяным шепотом проговорил Наджиб.

Халид беззаботно пожал плечами.

– По приказу Абдуллы. Однако в этом-то и заключается вся ирония. – На его губах снова заиграла невеселая улыбка. – Результатам подслушивания можно доверять ровно настолько, насколько можно доверять тому, кто его осуществляет.

Внезапно Наджиб понял, что с него довольно.

– Вы пытаетесь шантажировать меня в своих собственных целях, – мрачно проговорил он. – Позабыв о наготе, он вылез из постели и встал перед Халидом. – Дискуссия окончена, – с презрением проговорил он. – Я никогда не имел ничего общего с шантажистами в прошлом и не собираюсь начинать сейчас. Думаю, обрадую вас, если скажу, что за пределами этой комнаты о нашем разговоре никто ничего не узнает. – Он помолчал. – А теперь уходите.

Халид продолжал сидеть, намеренно медленно попыхивая сигарой.

– А как же ты назовешь то, что все эти годы был связан с Абдуллой? Разве это не форма шантажа? Или, может быть, я неправильно тебя понял и, несмотря на всю твою власть и мнимое мужество, в груди у тебя бьется сердце цыпленка?

Глаза Наджиба метали молнии.

– Убирайтесь. Халид не шевельнулся.

– Ты думаешь, тебе удастся в одиночку помочь ей бежать? – Подождав ответа и так и не получив его, он добавил: – А я так не считаю. – Он указал на кровать. – Сделай милость, сядь на место. Очень может быть, что это наша последняя возможность поговорить. Было бы преступлением упустить ее.

Наджиб колебался. Конечно, Халид прав, и он это знал. Было бы ошибкой, если бы они не стали союзниками. В целом, все они хотели одного и того же. И, что еще важнее, ему понадобится помощь, для того чтобы освободить Дэлию. Задумавшись на мгновение, он кивнул и присел на край кровати.

Халид одобрительно кивнул, стряхнув пепел в стоящую на коленях пепельницу.

– У нас троих достаточно общих целей и проблем, чтобы мы могли позволить себе роскошь воевать друг с другом. В единении сила, и, для того чтобы быть сильными, мы должны стать друзьями. – Он в свойственной ему ленивой манере взглянул на Наджиба. – Ну, если уж и не совсем друзьями, то, по крайней мере, временными союзниками. Наджиб кивнул:

– Пусть будет так. Насколько я понял, вам уже известно, чего я хочу. Теперь моя очередь. Что нужно вам?

Голос Халида звучал мягко.

– Я хочу положить конец всем этим бредням о священной войне. Мне наплевать и на Стену Плача – эту еврейскую святыню, и на христианскую – Собор Святого Петра, но меня глубоко заботят и мой народ, и Мекка. Я не допущу ни неоправданной гибели тысяч безвинных людей, ни уничтожения нашей самой главной святыни. Во имя этого, а также ради сохранения Армии Освобождения Палестины Абдулла должен уйти. В противном случае, уничтожение нашей организации – лишь вопрос времени.

– А потом, после Абдуллы? – спокойно спросил Наджиб. – Что будет потом?

– Тогда я стану во главе Армии, – ответил Халид, удивленный вопросом Наджиба.

Наджиб не сводил с него глаз.

– И это что-то изменит?

– Изменит, и, надеюсь, к лучшему. Однако, если ты этому не веришь, то сможешь утешать себя мыслью о том, что из двух зол я – меньшее. – Он криво улыбнулся. – Ну что, договорились? Мы можем рассчитывать на тебя?

– Не так скоро. – Наджиб предостерегающе поднял палец. – Погоди-ка. Ты сказал, что Абдулла должен уйти. Что конкретно ты имел в виду? Добровольно Абдулла никогда не откажется от власти.

Халид кивнул.

– Его придется убить. Он не оставляет нам другого выбора.

– А как быть с теми, кто ему верен?

Халид промолчал.

– Тогда скажем по-другому. На скольких еще людей, не считая тебя самого и Хамида, ты можешь рассчитывать?

– Нас только трое, – негромко ответил Халид. Наджиб изумленно уставился на него.

– Ты сошел с ума? Абдулла пользуется поддержкой сотен людей. Даже тысяч.

– В данный момент он может рассчитывать на поддержку девяноста семи человек, которые находятся во дворце. Излишне говорить о том, что если мы и можем рассчитывать на успех, то именно здесь.

– А два ливийца? Они входят в это число?

– Нет. Но они тоже умрут.

– Вместе с немкой – всего сто человек. – Наджиб покачал головой. – Нас слишком мало, – подытожил он. – Ничего не получится.

Сбить с толку Халида ему не удалось.

– На нашей стороне элемент внезапности, – упрямо проговорил тот.

– Нас недостаточно! Мы ведь даже не сможем добраться до него, когда он спит. Вы же слышали, что он сказал. Один из ливийцев обязательно бодрствует, охраняя его.

Халид окинул Наджиба проницательным взглядом.

– А как же ты собирался вытащить отсюда еврейку?

Наджиб изумленно уставился на него.

– Что ты так смотришь на меня? Пока мы заодно, мы оба от этого выигрываем, и тогда каждый получит то, к чему стремится.

Прежде чем ответить, Наджиб все хорошенько взвесил. Интересно, как отреагирует Халид, когда все узнает.

– Ты согласен сражаться на стороне израильтян? – осведомился он.

Халид судорожно вздохнул и в изумлении уставился на него.

– Согласен? – повторил Наджиб.

Халид инстинктивно бросил взгляд на дверь. Голос его едва был слышен.

– А почему ты думаешь, что неверные захотят нам помочь?

– Возвращение Дэлии Боралеви и перспектива убрать Абдуллу говорят за это. Они не могут позволить ему развязать священную войну. Они рискуют потерять больше, чем кто-либо другой.

Халид молчал.

– Ну так как? – поторопил его Наджиб. Халид нахмурился.

– А кто будет знать об их участии? – наконец спросил он. И в тот момент, когда он выговорил эти слова, Наджиб понял, что тот почти попался.

– Только вы двое, – после секундной паузы ответил Наджиб, затем задумчиво сдвинул брови. – И еще я. Девушка. И израильтяне, разумеется. Не думаю, что вам стоит об этом беспокоиться. Им на руку представить смерть Абдуллы как следствие борьбы за власть внутри АОП. Иначе, если саудовцы докопаются до правды, они скорее всего предпримут попытку вторжения, чтобы спасти его. Израильтяне не допустят, чтобы это произошло. Это могло бы стать началом войны.

Наступило молчание, во время которого каждый из присутствующих обдумывал возможные последствия. Риск был огромен. Но не менее огромной была и награда. Все они знали, что в жизни всегда так: чем больше награда, тем сильнее риск, риск всегда пропорционален награде.

Наджиб перевел взгляд с одного на другого. Он почти физически ощущал, как крутятся шестеренки в их мозгах. Теперь, когда они заглотнули наживку, их не следовало торопить. Они сами должны принять решение.

– У меня есть один вопрос, – заговорил Халид. – Нам известно, что Абдулла должен быть убит. Возможно, придется убрать двух ливийцев и немку. Но мы же не можем перебить всех, кто находится во дворце. – Он помолчал, вглядываясь в глаза Наджиба. – Я хотел бы знать следующее: какие у меня гарантии того, что никто не припишет ни мне, ни Хамиду связь с израильтянами? Ты же понимаешь, что в противном случае нам не удастся и до утра дожить. Наджиб кивнул.

– Я уже думал об этом. Все очень просто. Никто не узнает о том, что они израильтяне, потому что на них не будет формы, а я позабочусь о том, чтобы оружие у них было русское и американское. Если они во время операции станут держать рты закрытыми и не оставят раненых, вы будете в безопасности.

Халид сделал глубокий вдох. Затем усмехнулся.

– Как ни странно, но в этом есть что-то поэтическое, ты так не считаешь? Только представьте, израильтяне помогают мне стать главой террористической организации!

Наджиб молчал.

Халид взглянул на Хамида, казалось, они безмолвно обменялись каким-то знаком.

Наджиб вопросительно посмотрел на Халида.

– Можешь рассчитывать на нас, – решительно проговорил Халид.

И тут Наджиб обрушил на них свой ультиматум.

– Сначала мне нужны три гарантии, – твердо сказал он. – Без них на меня можете не рассчитывать.

– И что это за гарантии? – раздраженно спросил Халид.

Наджиб начал загибать пальцы.

– Во-первых, после окончания операции я навсегда порываю с вашей организацией и в дальнейшем не желаю иметь ничего общего с АОП. Во-вторых, я хочу, чтобы и мне, и девушке до конца жизни была гарантирована безопасность. И в-третьих, то же самое касается и ее семьи. Никогда в будущем членов семьи Боралеви и Бен-Яковов не должно коснуться насилие со стороны вашей организации.

Он почувствовал, как напрягся Халид. Нелегко давать обещания, касающиеся далекого будущего.

– Таковы мои условия. Можете принять их или отклонить.

Бесшумно текли минуты. И снова Наджиб не стал торопить их с ответом. Он не нуждался в быстром «да», которое ничего не будет значить.

Наконец Халид кивнул головой.

– Я даю тебе такое обещание, – медленно проговорил он. – Но только в том, что касается АОП. Что же касается ООП и «Федайин», а также других группировок… – Он беспомощно пожал плечами. – Я не могу отвечать за них.

– Я и не жду, что ты будешь отвечать за действия других групп. Только за свою.

Халид улыбнулся.

– Тогда мы договорились.

– Отлично! – Наджиб кивнул. – А теперь, поскольку у нас осталось всего несколько часов, для того чтобы выработать нашу стратегию, пора приступать к делу. Утром я вылетаю в Эр-Рияд под предлогом того, что мне надо позаботиться о руке. Как говорят в вестернах, я вернусь вместе с кавалерией.

– Тогда не будем терять ни минуты. Когда ты планируешь вернуться?

Наджиб взглянул ему прямо в глаза.

– Через две ночи. Нечего с этим тянуть. Или наш план сработает, или…

Халид закончил вместо него:

– Или он не сработает.

Фамагуста была заурядным приморским городом Кипра с нескромными притязаниями на звание средиземноморского Майами-Бич. И, хотя вдоль всего побережья тянулись отели и современные жилые многоквартирные дома из стекла и бетона, городу не только не удалось достичь того высокого статуса, которого он так жаждал, но и не приходилось особенно рассчитывать на то, что это произойдет в ближайшем будущем. В целом он больше походил на один из испанских курортов на Коста-Брава, из тех, где дела слегка пошатнулись. И вот на исходе дня там происходит странное явление. Пляж в Фамагусте был обращен на восток, и, по мере того как солнце начинало скрываться за высокими зданиями, загорающим приходилось выбираться из огромных участков багряной тени, наползающих на пляж, и располагаться ровными рядами вдоль узких, освещенных солнцем промежутков между домами.

Гостиничный номер, стеклянная стена которого выходила на покрытый тенью пляж, был расположен на четырнадцатом этаже, и сидящему на диване в дальнем конце комнаты лицом к окну Наджибу видна была лишь огромная панорама голубого неба. Вдали серебристым пятном ярко сверкнул самолет, отражая солнечный луч.

Наджиб перевел взгляд с окна на Шмарию. Старик сидел в кресле прямо напротив него по другую сторону журнального столика; вращающееся кресло, в котором сидел Дэни, было расположено наискосок от них обоих.

Все трое молчали. Вот уже вторую минуту они сидели, храня столь напряженное молчание, что можно было бы услышать, как пролетит муха.

Наджиб медленно перевел взгляд на Дэни, который был так же бледен и расстроен, как и Шмария, в их глазах он видел недоверие. Наджиб почти физически ощущал происходящую в них внутреннюю борьбу, догадываясь, что они пытаются отыскать хоть какие-то несоответствия в его рассказе.