Текст книги "Дикие орхидеи"

Автор книги: Джуд Деверо

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 21 страниц)

Получив мое послание, президент едва не лопнул от радости. Он примчался в кабинет профессора Хартшорна, потрясая рукописью главы, и завопил:

-Это блестяще, профессор! Грандиозно! Вы должны прочесть это на следующем собрании преподавателей. А кто-то еще говорил, что вы на самом деле ничего не пишете!

Я в этот момент работала в подсобке, но должна сказать, что профессор Хартшорн быстро включился в игру.

– Мисс Максвелл, – позвал он, – мой экземпляр той самой главы моей книги, которую написал я, куда-то подевался, никак не могу найти.

Если президент и услышал нечто странное в том, как профессор построил предложение, он ничем этого не выдал. Я невозмутимо положила на стол профессора главу в двадцать пять страниц и, ни на кого не глядя, вернулась в подсобку.

Через несколько минут профессор Хартшорн вновь вызвал меня в кабинет.

– Напомните, мисс Максвелл, в какой срок я должен закончить книгу? Что там сказал мой издатель?

– За три года, – ответила я.

Мне нужна была работа, а три года – это самый долгий срок, какой я проводила на одном месте. Конечно, этот разговор происходил до того, как я познакомилась с Керком и решила прожить здесь до конца дней своих.

– А это не слишком долго? – Президент удивленно взглянул на Хартшорна. Он полностью игнорировал тот факт, что я, простая студентка, нахожусь там же.

– Малоизученный предмет. – Профессор нахмурился. – Исследования затруднены. А теперь ступай, Гарри, я должен вернуться к работе.

Президент ушел, улыбаясь: видимо, радовался, что не придется увольнять такое светило, как профессор Хартшорн. Я думала, что последует взрыв. Взрыва не последовало. Не глядя на меня, профессор отдал мне статью обратно.

– По главе каждые три месяца, – сказал он. – И побольше пишите о бюсте Генриетты Лейн.

– Да, сэр, – ответила я и вернулась к себе в подсобку.

В последующие два года я каждые три месяца просматривала отцовские книги и писала по двадцать пять страниц о золотистых волосах, фиалковых глазах и роскошной фигуре Генриетты Лейн.

К концу второго года я решила пошутить и подговорила маму Дженнифер мне помочь: я хотела представить профессору костюм эпохи Генриетты Лейн, сшитый по ее меркам (и не спрашивайте, откуда мой отец узнал объем ее груди, талии и бедер – фанатик всегда найдет способ) из сиреневого шелка с розовым кантом. Я купила на распродаже домашнего барахла портновский манекен, и с помощью ватной подкладки – понадобилось ну о-очень много ваты – мы с мамой Дженнифер сумели воссоздать знаменитую грудь Генриетты Лейн.

Как-то в понедельник, часов в шесть утра, мы с Дженнифер и Хизер пронесли манекен в кабинет профессора Хартшорна. Когда профессор явится на работу, мисс Лейн будет его ждать.

Однако он никак не прокомментировал присутствие безголовой особы, которая, между прочим, заняла целый угол в его тесном кабинете. Неделя подходила к концу, а он так ни словом и не обмолвился по этому поводу. Я испытывала разочарование – вплоть до утра субботы, когда приехала в банк за зарплатой. Кассирша, моя приятельница, сказала:

– О, ну поздравляю!

– С чем это?

– С прибавкой к зарплате. Только документы заполнены с ошибкой. Но я все улажу, ты, главное, поставь свои инициалы...

И вот тогда-то я узнала, что старый прохвост повысил мне зарплату на двадцать пять процентов. За великолепную грудь Генриетты Лейн.

А теперь до моей свадьбы осталось всего-то три недели. Я уйду с работы и по первости буду только читать, фотографировать и обедать с девчонками. Я с четырнадцати лет зарабатывала деньги, поэтому сейчас, в двадцать шесть, с нетерпением ждала возможности передохнуть.

Но все это было до того, как я пошла на вечеринку к родителям Дженнифер и встретила там Форда Ньюкомба. I

Керк задержался больше чем на минутку. По правде говоря, больше чем на тридцать минут. Он увлекся разговором со старшим сыном Хендли, который ворочал всеми инвестициями, пока папаша играл в гольф. Конечно, весь город знал, что финансами заправляет миссис Хендли, но сыновья исправно играли предписанные роли.

Я стояла одна, потягивала ром с колой и размышляла о новой жизни, которая у меня вот-вот начнется. Я ждала перемен с нетерпением. По правде сказать, работа у профессора Хартшорна мне наскучила. Она оказалась не такой творческой, как я надеялась, да и перспектив роста никаких... Керку я еще не говорила, но вообще-то я рассчитывала рано или поздно открыть свое маленькое дело. Я мечтала о портретной студии, где я фотографировала бы людей при естественном освещении. Возможно, когда-нибудь мне удалось бы вставить эти фотографии в книгу. Все, что мне было нужно, – это немного свободного времени, мои сбережения и то, что оставил мне отец. Я хотела открыть именно домашнюю студию, чтобы, когда появятся дети...

– Он про тебя расспрашивает, – прошептала мне на ухо Хизер.

Я бросила взгляд на Керка, но он до сих пор о чем-то увлеченно болтал со старшим сыном Хендли.

– Да не он. Он! – Она кивнула на Форда Ньюкомба, который стоял у окна с бокалом в руке и слушал мисс Доннелли.

Мне тут же стало его жалко. Мисс Доннелли выпускала бюллетень местной методистской церкви и потому на каждом углу твердила, что она «публикующийся писатель». Наверняка считает себя ровней Форду Ньюкомбу.

– Ну, иди! – Хизер толкнула меня в поясницу.

Я не двинулась с места. Может, я и маленькая, но мускулистая.

– Хизер, – хладнокровно сказала я, —ты сошла с ума. Этот человек не «расспрашивает» про меня.

– Нет, расспрашивает! Он задал матери Дженнифер полсотни вопросов про тебя: кто ты, откуда, где работаешь – все. Думаю, он на тебя запал.

– Лучше не говори этого Керку, иначе будет дуэль.

Хизер не засмеялась.

– Посмотри на это с другой стороны, – сказала она. – Как только он узнает тебя поближе, он откажется от своих притязаний.

Хизер тоже была остра на язык.

– Давай же, иди! – Она толкнула меня сильнее. – Узнай, чего этот человек хочет.

Откровенно говоря, я задолжала ему извинение, а кроме того – кто откажется поболтать со звездой? Буду внукам потом рассказывать, и все такое...

Форд Ньюкомб уставился на меня так, будто я – спасательный плот.

– А-а, вот и вы! – громко сказал он, взглянув на меня поверх головы мисс Доннелли. – Газеты, которые вы хотели посмотреть, у меня, но нам лучше просмотреть их на улице.

Это не имело особого смысла, так как снаружи стояла кромешная темень.

– Конечно! – так же громко ответила я. – Пойдемте!

И я пошла за ним. Дженнифер, Отем, Хизер и Эшли потянулись следом.

Он вышел на большую террасу за домом родителей Дженнифер и оглянулся на меня только у перил, а когда оглянулся, глаза его расширились.

Я и не оборачиваясь знала, что за зрелище предстало его взору. Я привыкла. Все они до смерти хотели с ним пообщаться – то есть задать ему несколько вопросов, на которые он отвечал, может, миллион раз.

Я отступила – отдала его им на растерзание. В конце концов, насколько мне известно, мужчине не может не понравиться, когда четыре хорошенькие девушки окружают его засыпают вопросами и застенчивыми улыбками. Я оглянулась и посмотрела через стеклянную дверь, не освободился ли Керк – нет, все еще треплется с Хендли. Ладно. Я осталась стоять в сторонке, теребя соломинку в стакане.

– А над чем вы сейчас работаете? – спросила Эшли, и тут я навострила уши. Вопросы типа: «А как вы пишете: на машинке, на компьютере или от руки?» – и ответы на них не представляли для меня интереса. – Что это будет?

– Это будет правдивая история, – ответил он.

Этот ответ заставил меня приглядеться к нему повнимательнее. Я прочла каждое слово, написанное Фордом Ньюкомбом, и многое из того, что написали о нем, и поэтому знала, что все его книги – это в той или иной степени правдивые истории. Неужели он за этим очевидным ответом пытается что-то скрыть?

– Правдивая история о чем? – спросила Отем, и лицо Ньюкомба смягчилось. Иногда я задавала себе вопрос: интересно, а каково это – жить с лицом Отем, когда люди тают, едва взглянув на тебя? Любопытно было бы попробовать.

– О ведьмах и привидениях, – ответил он, так и не сказав ничего конкретного.

– А-а, как «Ведьмы из Блэра»? – заметила Хизер.

– Нет, не совсем, – ответил Ньюкомб. Замечание Хизер его задело. Получилось, будто он всего-навсего следует моде – или, что еще хуже, занимается плагиатом.

– Тебе надо рассказать ему историю про дьявола, – сказала мне Отем, и я не успела ничего ответить, как подала голос Дженнифер:

– Джеки часто пугала нас рассказом о том, что произошло в Северной Каролине около ста лет назад.

Ньюкомб улыбнулся, как мне показалось, очень снисходительно.

– Все хорошие истории случаются именно там. – Он посмотрел на меня: – Ну же, расскажите мне.

Мне не понравилось его покровительственное отношение. Как будто он дает мне позволение.

– Это просто народная сказка, которую я услышала в детстве. – Я улыбнулась.

Но мои подруги не сдавались.

– Давай, Джеки, не тяни! – сказала Эшли.

Хизер ткнула меня в ребра:

– Рассказывай!

Дженнифер прищурилась, показывая, что я обязана это сделать. Ради подруг. Чтобы выразить «дружескую поддержку».

– Пожалуйста, – тихонько попросила Отем. – Ну пожалуйста!

Я взглянула на Ньюкомба. Он смотрел на меня с интересом, но я не понимала, что за мысли крутятся у него в башке, проявляет ли он элементарную вежливость или действительно хочет услышать мой рассказ.

Как бы там ни было, мне вовсе не хотелось снова выставлять себя идиоткой, и потому я сказала:

– Ничего серьезного, просто история, которую я слышала давным-давно.

– Это и вправду случилось, – убежденно сказала Хизер.

– Возможно, – поспешно добавила я. – Думаю, да. Может быть.

– Так что же это за история? – Ньюкомб сверлил меня взглядом.

Я вздохнула:

– Все очень просто, честное слово. Женщина полюбила мужчину, которого горожане считали дьяволом, и за это они убили ее. Побили камнями.

Закончив, я увидела, что мои подруги разочарованы до глубины души.

Хизер заговорила первая:

– Обычно Джеки рассказывает эту историю так, что у нас мурашки бегут по спине.

– Так почему вы не захотели рассказать мне полную версию истории? – спросил Ньюкомб.

Лгать я не собиралась.

– Наверняка множество людей досаждают вам своими историями, которые могли бы «стать сюжетом великой книги», и просят найти им подходящего издателя.

– Агента.

Я не поняла, что он имеет в виду.

– Они хотят для начала заполучить агента. Считают, что агент может добыть для писателя больше денег.

– А-а. Я ничего об этом не знаю, потому что не хочу писать, а даже если б и хотела, то все равно не стала бы вам навязываться.

Он заглянул в свой бокал – ни кусочка льда, как и в моем.

– Что до истории про дьявола – звучит любопытно. Вы правда слышали ее в детстве? Или сами сочинили?

– Наверное, пятьдесят на пятьдесят. По правде говоря, я была очень маленькой, когда мама мне ее рассказывала, и наверняка потом что-то домыслила, а что-то приукрасила. Не знаю, что я помню с маминых слов, а что приплела сама.

– Ваша мама рассказывала ее только однажды?

– Родители разошлись, когда я была очень маленькой, и я росла с отцом. Мама погибла в автокатастрофе спустя примерно год после развода.

Я отвернулась: мне не хотелось выкладывать ему еще какие-то подробности своей личной жизни. Он смерил меня долгим взглядом.

– Если честно, я ищу ассистентку. Вам, конечно, это не интересно?

На этот раз я любезнейшим образом улыбнулась:

– Нет, но спасибо большое за предложение. Через три недели я выхожу замуж и собираюсь... – Я не чувствовала себя вправе сообщать этому незнакомцу о своих планах, когда даже мой жених не в курсе дела, так что я просто пожала плечами.

Он улыбнулся уголками губ:

– О'кей, но если вдруг передумаете...

– Я просто пойду по Дороге слез [3]3
  Дорога слез (англ.Trail of Tears) – насильственное переселение американских индейцев, основную массу которых составили пять цивилизованных племен, с их родных земель на юго-востоке США на Индейскую территорию (ныне штат Оклахома) на западе США.


[Закрыть]...

О Господи! Я опять это сделала. Я прикусила болтливый язык, зажала рот ладонью и посмотрела на него в ужасе. Мне не удалось выдавить из себя даже «извините».

Пару раз он открывал рот, чтобы что-то сказать – но ничего не говорил. Молча он поставил бокал на стол и ушел. Совсем.

Готова биться об заклад, он больше не пойдет ни на одну вечеринку в нашем городишке. А мои подруги меня просто прибьют!

Глава 3

Форд

Не могу сказать, что она очень уж мне понравилась, но это, несомненно, незаурядная личность. Прежде всего я видел, что она может делать дело и без каких-то чувственных притязаний на меня. Мне необходимо найти путь, чтобы вернуться к творчеству. Кажется, Джеки Максвелл и ее история про дьявола может указать мне верное направление.

Я заглядывал в «желтую» прессу и в Интернет и потому знал, что поговаривают, будто мои книги на самом деле написала Пэт. Как бы она посмеялась, услышав такое! Еще я слышал, что мое творчество как-то связано с ней и потому после ее смерти я перестал писать.

Это уже ближе к истине. Я не выдумал ни одного сюжета для своих книг. Выдумки в них было ровно настолько, чтобы мои дяди и кузены меня не засудили, но в основе всегда лежала правда. «Искаженная правда», как говорила Пэт. В тот бесконечно далекий счастливый день она заметила, что в моей жизни было достаточно плохого, чтобы написать уйму книг. Я написал про каждую мерзость, какую со мной когда-либо делали.

Но полная правда, которая не известна никому – ни друзьям, ни редакторам, – состоит в том, что я исписался задолго до смерти Пэт. Во мне осталась только одна книга – книга о Пэт, и пройдет еще много-много лет, прежде чем я смогу ее написать.

Все шесть лет после ее смерти я скитался по стране, перевозил скудные пожитки из дома в дом. Я вливался в местную общину, осматривался и прислушивался, ожидая, что кто-нибудь, возможно, зажжет во мне искорку интереса, и очень надеялся вновь обрести стимул писать.

Но ничто не пробуждало во мне интереса. Время от времени мое издательство переиздавало какие-нибудь мои старые книги или печатало несколько повестей под одной обложкой, так что создавалась видимость, что я все еще пишу, но большинство людей знало, что это не так. Как-то раз в Интернете я вбил свое имя в строку поиска и нашел три сообщества, обсуждавших мою кончину. Они приводили списки «фактов», которые, как они считали, неопровержимо доказывали, что я покончил с собой в день смерти жены.

Последний городок, куда я переехал, судя по рекламному проспекту, должен был «радовать чудесной погодой», но ничего такого я не заметил. По сути дела, я не совсем понимаю, почему не уехал отсюда в самый день приезда. Ну, разве что очень устал. Устал не столько от жизни, сколько от бездумности. Я чувствовал себя как те женщины, которые заканчивают университет, а потом выскакивают замуж и рожают троих детей одного за другим. Сначала их мозг перенапрягается, а потом вообще бездействует. Вот и со мной то же самое. Я заводил мимолетные интрижки, но, сравнивая свою новую пассию с Пэт, каждый раз убеждался, что она безнадежно проигрывает моей жене.

Около года назад я прочел кое-что любопытное – а читал я в последние шесть лет жадно и неразборчиво. Это была история о ведьме, которая обитала в некоем старом доме. Во мне вспыхнула искорка интереса. Я начат подумывать о том, чтобы опубликовать собрание основанных на реальных событиях рассказов о ведьмах и привидениях в Америке. В каждом штате есть свои, коряво написанные и отпечатанные в местных типографиях, книги про привидения и всякую другую нечисть. Я решил собрать эти книги, осуществить масштабное исследование и опубликовать антологию. Что-нибудь вроде «Призраки США».

Как бы там ни было, мне нравилась идея с исследованием. Единственное, что мне нужно для исследования, – это ассистент. Однако найти действительно полезного человека оказалось делом почти невозможным.

Неужели у меня дар находить неудачников? Или они сами притягиваются ко мне? Несколько нанятых мной дам жили будто в любовном романе. Кажется, они искренне верили, что я нанял их исключительно для того, чтобы на них жениться и разделить с ними свои мирские блага. От таких я избавлялся быстро. Потом вылетали те, кто хотел, чтобы я все им разжевывал. Они требовали от меня «описания работы». Одной из них я уступил и полтора часа жизни потратил на то, чтобы написать пресловутый список обязанностей. Когда двумя часами позже я велел ей сходить в магазин, она заявила, что это не ее обязанность.

Я ее уволил.

Кого-то из нанятых я увольнял, кто-то сбегал сам. Сдается мне, у каждой из моих несостоявшихся помощниц в голове жил образ того, каково это – работать на известного писателя. Я не оправдывал их ожиданий.

Ни одна из них не могла следить за ходом моей мысли. Они делали лишь то, что я им велел – если это не противоречило «описанию работы», – но инициативу на себя никогда не брали. Кроме того, многие думали лишь о том, как бы меня окрутить. От бесплатного секса я бы, пожалуй, не отказался, но в глазах у них светились слова «совместное владение имуществом».

Как раз перед тем как я собрался уезжать – куда, правда, я пока не придумал, – я обедал с президентом местного университета.

– Вам нужна такая помощница, как у профессора Хартшорна. Она пишет за него книгу.

Меня не особенно интересовало, что он там говорит, потому что я заказал перевозку мебели на следующую неделю, однако из вежливости я все-таки спросил:

– А что за книга?

– О Генриетте Лейн, – засмеялся он. – С подробными описаниями ее фиалковых глаз и величественного бюста.

Я никогда раньше не слышал этого имени. Президент пояснил, что Генриетта Лейн приходилась племянницей президенту Джеймсу Бьюкенену.

– Понятия не имею, откуда помощница Хартшорна берет информацию, но готов поспорить, что она достоверная. Мисс Лейн была равноправным политическим партнером своего дяди.

Любопытно, подумал я. Мне нужна помощница, которая умеет думать.

– Она пишет книгу вместе с профессором? – уточнил я.

Президент скривился:

– Нет, черт подери. Как-то раз, когда я припер его к стенке, он заявил, что про всех и без того уже достаточно написано и он не собирается добавлять макулатуры в этот поток. Но члены совета стали давить на меня: мол, надо уволить Хартшорна, потому что он не печатается. И Хартшорн стал использовать студентов, чтобы притвориться, будто что-то пишет. – Президент махнул рукой, давая понять, что не хочет вдаваться в подробности этой истории. – Однако пару лет назад я получил живенько написанную главу книги о не изученной историками племяннице президента. В качестве автора значился профессор Хартшорн. Я сразу же понял, что он этого не писал, и обратился к своей секретарше – она в курсе всего, что творится в городе, – и спросил, кто бы мог такое изобрести. И она рассказала мне о человеке, который помешался на женщине Викторианской эпохи по имени Генриетта Лейн. Он развесил ее фотографии по всему офису и всегда носил что-нибудь фиолетовое, потому что у мисс Лейн были фиалковые глаза.

Я запутался:

– Разве ассистент Хартшорна – мужчина?

Президент нахмурился. Мне хорошо знаком был этот взгляд, он говорил: «А для писателя-то ты

не очень умен». Я давно уже выяснил, что, если ты писатель, люди считают, что ты понимаешь все с полуслова.

– Нет, – сказал он медленно, будто разговаривал с умственно отсталым. – Этот мужчина – отец помощницы Хартшорна. Он уже умер. Не Хартшорн, ее отец. Во всяком случае, эта молодая девушка, помощница Хартшорна, раз в три месяца присылает мне по очень интересной главе. Они слишком фривольные, чтобы быть опубликованными, но мне и членам совета нравятся. Про себя мы называем их «Несчастья мисс Генриетты Лейн».

Он улыбался, видимо, вспоминая бюст мисс Лейн, а я тем временем думал.

– Если она так предана профессору Хартшорну, то вряд ли захочет другую работу.

– Хартшорн – человек из тех, – он понизил голос, – кого в просторечии называют засранцами. Сомневаюсь, что он хоть раз сказал ей спасибо за то, что она сохранила ему рабочее место. Впрочем, я слышал, он выписал ей прибавку к зарплате за то, что она украсила его кабинет манекеном мисс Лейн в натуральную величину.

Звучит очень неплохо. Она умная. Изобретательная. Пробивная. Творческая личность. То, что надо.

После смерти Пэт я выяснил, что всегда писал в соавторстве. Мне нужна была обратная связь. Подробная. Много. Я никогда не мог взять в толк, как другие писатели перебиваются парой слов от редактора. Год пишешь, а в конце получаешь только: «Это очень хорошо».

Если быть с собой честным – а я старался, – я хотел партнера, кого-то, с кем я мог бы обмениваться идеями. Не второго автора-конкурента, нет, я искал... Пэт. Я искал Пэт.

Но мне придется довольствоваться тем, что есть.

– А как бы мне с ней познакомиться? Через Хартшорна?

Президент фыркнул:

– Он солжет. Если он прознает, что вы хотите ее увести, он скорее ее отравит, чем позволит вам встретиться.

– Но как тогда...

– Дайте мне подумать, может, что-то в голову и придет. Лучше всего подойдет, мне кажется, какое-нибудь мероприятие. В следующие дне недели принимайте все приглашения. – Он бросил взгляд на часы. – О, мне надо успеть на самолет.

Мы оба встали, пожали друг другу руки, и он ушел. Только после его ухода я вспомнил, что не спросил, как зовут помощницу Хартшорна. Через какое-то время я позвонил в кабинет Хартшорна и спросил, как зовут его помощницу.

– Которую? – осведомилась молодая женщина на другом конце провода. – У него их пять.

Я не мог вот так, в лоб, заявить: «Ту, которая пишет за него книгу», – а потому извинился и повесил трубку. Я позвонил в кабинет президента, но он уехал из города.

Две недели, сказал президент. Две недели я должен принимать все приглашения подряд. Невозможно представить, сколько приглашений получает знаменитость в маленьком городке за две недели...

Я читал рассказ «Боб-строитель» в детском салу. Мне сказали, что я неправильно произношу имя одного персонажа.

Мне пришлось выступить с речью на официальном ленче в дамском клубе (салат с курицей, как всегда, салат с курицей). Пожилые леди в блузках, похожих на мужские рубашки, одна за другой отчитывали меня за то, что я и своих книгах употребляю слишком много грязных словечек. Я выступал с речью в местном представительстве компании – производителя тракторов. В конце концов мне пришлось говорить о двигателе внутреннего сгорания – надо же было хоть что-то сделать, чтобы аудитория меня слушала.

Я принял приглашение на вечеринку у кого-то дома – и там я наконец встретился с помощницей профессора Хартшорна.

Я сразу обратил внимание на стайку девушек. Вероятно, подруги. Одна из них была так красива, что у меня голова закружилась. Лицо, волосы, тело... Входя и комнату, она неизменно приковывала к себе взгляды. Однако понаблюдав за ней некоторое время, я понял, что это не то, – пресловутая глупенькая блондинка. Ее звали Отем – Осень. От этого я почувствовал себя старым. Ее родители – мои ровесники, кстати говоря, – наверняка в молодости хипповали.

Девушка по имени Дженнифер, кажется, была чем-то рассержена и ставила себя главной над всеми. Я знал, что этот дом принадлежит ее родителям, но готов поспорить, она так ставит себя всегда и везде. Хизер и Эшли казались вполне нормальными, за исключением разве того, что Хизер была не особенно хороша собой и компенсировала недостатки внешности толстым слоем яркого макияжа.

Пятую девушку звали Джеки Максвелл, и я сразу же понял, что это та самая. Невысокого роста, коротко подстриженные волосы мягко вьются. Девушка, будто бы сошедшая с рекламного плаката «Будь в форме!». От одного взгляда на нее мне захотелось выпрямить спину и втянуть живот. Лицо ее показалось мне интересным. Темно-зеленые глаза, кажется, видели все, что происходит вокруг. Пару раз мне пришлось отвернуться, чтобы она не догадалась, что я за ней наблюдаю.

Спустя какое-то время случилось кое-что странное. В разгар вечеринки Отем вдруг плюхнулась в кресло посреди комнаты и заплакала. Плакала она, должен признать, очень красиво. Будь здесь Пэт, она бы бросила едкое замечание о том, как этой девушке удается плакать, не напрягая ни единого мускула на лине.

Но самое удивительное заключалось не в том, что девичий смех в мгновение ока перешел в слезы – посреди комнаты, кстати говоря, – а в том, что, когда эта невозможная красота зарыдала, все взгляды обратились на Джеки.

Даже женщина, которая стояла рядом со мной и несла какую-то околесицу – мол, «я тоже пишу книгу, не такую, как ваши, а серьезную, ну, вы понимаете...» – отвернулась от меня и уставилась на Джеки.

Я что-то пропустил? Я с интересом наблюдал, как Джеки подошла к Отем, опустилась перед ней на корточки, словно какая-то африканская туземка, и заговорила с ней материнским тоном. От голоса Джеки мне захотелось свернуться калачиком под одеяльцем и чтобы она меня утешила. Я повернулся к стоявшему рядом мужчине и начал что-то говорить, но он оборвал меня: – Тсс, Джеки рассказывает историю. Все присутствующие – и в конечном счете лаже бармены – на цыпочках окружили большое кресло, чтобы послушать, как эта девчонка что-то там рассказывает.

Ладно, может, я и позавидовал. Вокруг меня никогда так спонтанно не собиралась настолько благодарная аудитория. С таким восхищением люди меня слушали только после большой рекламной кампании – если я приезжал на лимузине.

Так что же это за история? Удивительно. Она утешала эту безмозглую королеву красоты Отем, рассказывая о том, как написать роман и получить Пулитцеровскую премию. Мои гонорары не позволяли мне попасть в круг писателей, которые получают награды и премии («Деньги или награды, – говаривала моя редакторша. – Одно из двух»). По мере того как я слушал, мне захотелось, чтобы она говорила еще язвительнее. Больше критики! Как насчет избытка метафор и сравнений? А чувства? В таком романе не должно быть сильных чувств. Холодно. Интеллектуально. С достоинством.

Мы всегда желаем большего. Лауреаты премий жаждут высоких гонораров. Авторы бестселлеров жаждут наград.

Когда Джеки закончила, я ожидал, что люди в комнате взорвутся аплодисментами, новее, напротив, сделали вид, что ничего не слышали. Странно, подумал я.

Она легко встала (меня, между прочим, в ее возрасте уже мучили колени), посмотрела мне в глаза, проигнорировала мою улыбку и направилась к бару пропустить стаканчик. Я пошел следом и едва не прикусил язык, когда попытался сделать ей комплимент. Раз уж люди, которые ее знают, ничего не сказали, может, она ненавидит похвалы?

А потом у меня вырвалось, что я хочу нанять ее на работу, и я чуть сквозь землю не провалился.

Боже правый! А она расхохоталась и сказала, что согласилась бы работать на меня, только если бы у нее было две головы. Мне потребовалось не меньше минуты, чтобы понять, что она имеет в виду. Точно не знаю, откуда эта цитата, но разгадать смысл несложно.

Ладно, я понимаю намеки. Я развернулся и ушел.

Я бы тогда отправился домой, если бы миссис Хозяйка Дома не схватила меня за руку и не стала бы таскать из комнаты в комнату, представляя разным людям. Через несколько минут такой гонки она сказала, что я должен простить Джеки, что иногда она бывает... ну...

– Несносна?

Миссис Хозяйка посмотрела на меня со значением.

– Моя двоюродная сестра работала у вас четыре с половиной недели. Каждый день она звонила мне и рассказывала, как вы над ней измываетесь. Скажем, есть люди, которые имеют привилегированное право быть несносными, а Джеки к ним не принадлежит, и на этом остановимся, о'кей? Но, мистер Ньюкомб, если вы ищете помощницу, это единственная женщина, которая сможет у вас работать.

Она развернулась и ушла, а я остался стоять на том самом месте. Если б на дворе не была ночь, я в ту же минуту позвонил бы перевозчикам и сказал:

– Немедленно приезжайте и заберите меня отсюда!!!

Через несколько секунд меня поймала и взяла в оборот премерзкая сухонькая женщина, которая хотела, чтобы я опубликовал ее церковный бюллетень, большинство которых никто – я имею в виду ни один приход – никогда не читал.

– Это же первоисточник, – говорила она с таким видом, словно нашла неопубликованные дневники Джорджа Вашингтона.

Джеки меня спасла. Я хотел поговорить с ней на улице с глазу на глаз, извиниться и, может, попробовать еще раз, однако, обернувшись, я увидел, что с ней притащилась свита оголтелых девиц. Меня забросали вопросами. Они прямо-таки накинулись на меня, и я заметил, что Джеки хочет потихоньку улизнуть. Я задумался о правомерности философии «чему быть, того не миновать», когда одна из девушек сбросила на меня настоящую бомбу: она сказала, что Джеки знает правдивую историю о дьяволе.

Хоть я и недалеко продвинулся в своих исследованиях, по большей части самостоятельных, я точно знал, что истории про дьявола крайне редки. Привидения и ведьмы встречаются тут и там, но вот дьяволы... Редко, очень редко.

Под давлением Джеки в двух словах рассказала свою историю – но в этих двух словах она сказала все. Кто-то когда-то говорил мне, что по-настоящему талантливый рассказчик может всю историю вместить в одно слово, и это слово становится заглавием книги. Например. «Экзорцист». И этим все сказано.

Ее история заинтриговала меня до такой степени, что я испугался. Ого! Женщина влюбилась в мужчину, которого местные считали дьяволом. А почему они так думали? И потом они ее убили. Не его – ее. Почему? Из страха? Не смогли найти его? Он вернулся обратно в ад? А что случилось после убийства? Велось ли расследование? Но я не успел ни о чем спросить. Однако чуть позже я снова попытался завести с ней разговор и выведать подробности истории про дьявола, но так ничего и не выведал.

На следующее утро я позвонил в фирму, занимавшуюся мебельными перевозками, и отложил отъезд на неопределенный срок. Я решил, что мне на самом деле необходимо понять, куда я поеду, прежде чем начну паковать вещи. У меня не было ни ассистентки, ни домработницы, так что я холил в нестиранной одежде и ел перед телевизором – совсем как в детстве. Несколько недель подряд я искал любую информацию об истории про дьявола. Я лазил по Интернету. Я позвонил в книжный магазин «Малапропс» в Ашвилле и велел прислать мне по экземпляру всех книге легендами Северной Каролины, какие у них есть. Я позвонил своему издателю, и она раздобыла мне телефонные номера нескольких писателей из Северной Каролины, и я обзвонил их всех.

Никто и слыхом не слыхивал про эту историю о дьяволе.

Я позвонил миссис Хозяйке Дома (в поисках ее приглашения я рылся в помойном ведре и нашел его, но, конечно же, оно прилипло к чему-то мокрому и вонючему) и попросил ее – «ну пожалуйста, пожалуйста!» – выяснить, где «произошла» история с дьяволом, но при этом не говорить ни Джеки, ни ее подругам, что я спрашивал.

К тому моменту как я повесил трубку, я твердо решил просить ее вести переговоры по поводу моего следующего контракта. Она выторговала бы мне кучу денег и самые выгодные условия! Миссис Хозяйка Дома сказала, что выполнит мою просьбу только в том случае, если я почту своим присутствием обед в ее дамском клубе. Она раскрутила меня на три часа. Кроме того, я должен был выудить у издательства тридцать пять экземпляров в твердых обложках – «на подарки». И все это – за название города в Северной Каролине. Разумеется, я согласился.