Текст книги "Дикие орхидеи"

Автор книги: Джуд Деверо

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 21 страниц)

– Это не то самое место... Ну, ты понимаешь?

– Где женщина разговаривала с дьяволом?

Она улыбнулась, и я улыбнулся в ответ. Хорошо, что она больше не сердится.

– Нет, не то. Я, конечно, не уверена, но интуиция подсказывает мне, что оно на другой стороне Коул-Крик.

Она снова засобиралась вылезать, но я не отпускал ее.

– Слушай, если ты все-таки ошиблась и мы увидим разрушенную хижину...

– Я развернусь и брошусь наутек так быстро, что даже сам черт меня не поймает.

– Обещаешь? – серьезно спросил я.

– Чтоб мне провалиться.

– Это не тот ответ, который мне хотелось услышать.

Мы рассмеялись и выбрались из пикапа.

Спустя два часа я проклинал свою глупость. Зачем я только потащился с ней? Чего я боялся? Побыть в одиночестве? Посидеть в тишине и полистать книжку? Или поваляться в ванне с бутылочкой пива и почитать? Вздремнуть на диванчике? Я действительно так сильно всего этого не хотел?

Я поднимался в гору следом за Джеки по такой узкой тропе, что каждый шаг был проверкой на равновесие. Я спотыкался о палки, камни, муравейники, ямы, скрытые под мхом, поскальзывался на раскисших растениях и лужицах черной грязи. Ноги у меня болели, спина ныла, я промок до нитки. Хотя сверху палило солнце, его лучи не достигали нижнего яруса леса. Здесь капало отовсюду. Нам на головы падало что-то белое, желтое, зеленое, много зеленого. Судя по всему, все пауки штата собрались в этих местах поиграть в чехарду, и невидимые липкие нити паутины постоянно попадали мне налицо. Как я ни старался, мне не удавалось снять их все, и я чувствовал себя мушкой, которую готовят к обеду.

– Разве это не самое прекрасное место, которое ты видел в жизни? – Джеки развернулась ко мне лицом и шагала по предательской тропе спиной вперед.

Я снял шесть длинных клейких нитей с языка. Я мог бы идти с закрытым ртом, но в воздухе висела такая влажность, что приходилось дышать вдвое чаще, чтобы в кровь поступало хоть сколько-то кислорода.

– Ага, очень красиво... – Я прихлопнул на себе какого-то жука. Я знакомился с формами жизни, которых прежде не видала ни одна человеческая душа.

Спустя десять минут Джеки впала в своеобразный экстаз: она узрела крупные розовые цветы, заявила, что это те самые орхидеи и она жаждет их сфотографировать. Я хотел присесть на бревнышко, но она завопила, чтобы я не садился. Мол, сначала надо исследовать место на предмет присутствия «водяных щитомордников, медноголовых и гремучих змей».

Когда она наконец-то объявила, что тут безопасно и я могу присесть, я с нежностью вспоминал о кузене Ноубле. Если бы ему вздумалось фотографировать орхидеи (да, сложно представить, но это не имеет значения), он бы заявился сюда на своем внедорожнике – к черту экологию! – и все уважающие себя змеи в округе бежали бы в страхе.

Но я притащился сюда с Джеки, и поэтому мы «уважали» местную флору и фауну, включая ядовитых змей.

Она расстелила на земле большой кусок блестящего полиэтилена и велела не дергать ее, пока она работает. Я не стал возражать и снял тяжелый рюкзак. Что с того, что она тащила фотокамеру со всеми прибамбасами, а я – маленькие пакетики с едой и воду? Все равно тяжело. Я лег: даже на то, чтобы сидеть, у меня не осталось сил.

Я бы заснул, если б дерево над моей головой не стало забрасывать меня желто-зелеными снарядами.

– Тюльпановое дерево, – сказала Джеки, высунувшись из-за камеры.

Я вытащил кое-что попить и поесть, повернулся на бок и стал наблюдать за Джеки. Она поставила фотоаппарат на тяжелую треногу и принялась снимать орхидеи со всех возможных ракурсов. Кроме того, она тщательно вылизала пространство вокруг цветов, чтобы никакой лесной мусор не отвлекал внимание от ее драгоценных орхидей. Потом она положила на землю еще один лист блестящего пластика, легла и стала фотографировать цветы снизу.

Через какое-то время я привык к тому, что на меня вечно что-то падает, повернулся на спину и задремал.

Проснулся я от того, что кто-то вылил на меня ведро ледяной воды. По крайней мере мне так показалось.

– Бежим! – заорала Джеки.

Она нацепила длинный желтый дождевик, который закрывал рюкзак и делал ее похожей на горбунью. Она торопливо запихивала мне в рюкзак все, что я вытащил.

– Надень вот это! – Она бросила мне голубой дождевик.

Я разорвал зубами пакет, в который он был упакован.

– Да не зу... Ай, не важно! – Джеки подхватила пустую пластиковую упаковку, которую я бросил на землю. Я натянул дождевик на голову, Джеки скрылась под ним, чтобы помочь мне надеть рюкзак. Я не смог устоять. Я надел дождевик и посмотрел на нее. Дождь немилосердно барабанил по полиэтилену.

– Джеки, дорогая, если ты всего лишь хотела забраться ко мне под одежду, тебе вовсе незачем было так себя утруждать...

Я ожидал, что она рассмеется, но она так резко затянула на мне поясной ремень, что я взвыл от боли.

– Прибереги это для Десси!

С этими словами она вынырнула из-под моего дождевика.

Я думал, что мы помчимся обратно, через грязь и паутину, к грузовику, но Джеки крикнула:

– Иди за мной!

И мы отправились другим путем. Примерно в ста ярдах над тропой выходил из земли пласт пород, в результате чего образовался каменный навес с полом и потолком. Потолок почернел от тысяч костров. Мы явно не первые укрываемся в этом месте.

Под навесом мы сняли дождевики и рюкзаки и уселись на землю, глядя на дождь. Казалось, он вовсе не намерен стихать, и я с ужасом представлял, как мы потащимся обратно к милому, теплому грузовичку под струями ливня. И чего только мне не сиделось дома? – в очередной раз спросил я себя.

Но я не собирался жаловаться Джеки.

– Как твое оборудование? Что-нибудь промокло?

– Нет. Все о'кей. С первыми каплями дождя...

Она прижала руку к голове.

– Что такое?

– Больно, – прошептала она. – Я вдруг...

Если б я не успел вытянуть руку и подхватить ее, она бы ударилась головой о камень. Но этого, слава Богу, не произошло.

– Джеки, Джеки...

Я положил ее голову себе на колени. Мне не нравилось, как она выглядит: кожа побледнела и стала холодной и липкой на ощупь.

Гипотермия. Какая первая помощь при гипотермии? Горячее питье и калорийная еда...

Я отнес Джеки в самый сухой уголок убежища и подложил рюкзак ей под голову. Тут же я нашел хворост: видно, по какому-то неписаному закону туристов, ты должен возместить то, что берешь. Спасибо дяде Клайду и его многочисленным предостережениям – я всегда ношу с собой спички. Через несколько минут в каменном укрытии запылал костер. Я порадовался, что Джеки заставила меня купить пару жестяных кружек: водной я вскипятил на костре воду, в другую перелил.

Когда я принес Джеки воду, она сидела бледная, как привидение, но по крайней мере уже не выглядела так, словно вот-вот умрет. Я дал ей в руки кружку с холодной ручкой и, пока она прихлебывала воду, отломил кусочек энергетического батончика и положил ей в рот.

– Что случилось? – шепотом спросила она.

У нее так сильно тряслись руки, что я во избежание неприятностей забрал у нее чашку и сел спиной к скале позади нее так, чтобы она оказалась между моих ног. По крайней мере сейчас она не грохнется.

– Ты потеряла сознание. – Я думал, к каким врачам ее поведу. Слова «диабетическая кома» вертелись у меня в голове.

Я поднес кружку к ее губам, и она отхлебнула воды.

– Я как будто уснула и увидела сон, – проговорила она. – Пожар. Я видела пожар. На кухне. На плите стояла сковородка, загорелось полотенце, потом стена – и все вспыхнуло пламенем. Рядом была женщина, но она разговаривала по телефону и ничего не замечала, пока не стало слишком поздно. В соседней комнате спали двое малышей. Кухня и спальня сгорели... И дети... – Джеки закрыла лицо рукой. – Дети погибли. Это ужасно. Я так ярко все видела! Как наяву, каждую деталь...

Может, все дело в том, что добрую половину жизни я проживаю в мире фантазий, но я сразу же понял, что случилось. Джеки снова посетило видение. Только на этот раз наяву, а не во сне. Вряд ли ей это понравится...

– Это как с тем сном, – медленно проговорил я, готовый убеждать ее. – Это что-то, что еще не случилось. Думаю, надо попытаться предотвратить несчастье.

Но я ее недооценивал: она сразу же поняла меня. Несмотря на страшную слабость, Джеки встала.

– Надо найти это место. Как можно скорее.

Я знал, что она права. Так как не в ее состоянии носить тяжести, я надел ее тяжелый рюкзак на спину, свой легкий – на живот. Джеки наполнила кружки дождевой водой и залила костер. Мы надели дождевики и пустились к машине под дождем. Мы не шли, а почти бежали рысцой, и на этот раз я был впереди. Я вспоминал о Нейте – отличный он парень, как же здорово, что видение Джеки спасло ему жизнь.

– Расскажи мне все подробности, – крикнул я, когда мы преодолели уже полпути по скользкой траве.

Белое лицо Джеки ярко выделялось на фоне желтого дождевика.

– Я видела, как дети кричат, зовут маму на помощь, но она...

– Нет! Не рассказывай, что случилось, расскажи о деталях. Надо найти это место! – Я силился перекричать дождь. – Какого цвета дом? Улицу ты видела? Факты, только факты!

– Розовый фламинго. – Джеки едва поспевала за мной. – Розовый фламинго на заднем дворе. Знаешь, пластмассовая такая фигурка... И забор... Ведь двор обнесен забором.

– Деревянным? Металлическим?– крикнул я через плечо.

– Жимолость! Он весь в жимолости, я не знаю, что под ней!

– А дом? Что ты видела внутри и снаружи?

– Снаружи я ничего не видела. На кухне – белая плита и зеленые шкафчики, старые шкафчики.

– А дети?! – Как же далеко еще до машины!

– Сколько лет? Какого цвета волосы, кожа?

– Белокожие, светловолосые. Одному лет шесть, может, меньше... – Она задумалась. – И младенец, меньше года, она, наверное, еще не научилась ходить.

– Она?

– Да! Она была в розовой пижамке. А другой ребенок – в ковбойской. Мальчик.

Хвала небесам, вот и машина. Я вытащил из кармана ключи, нажал на кнопку брелка, открывая двери, и помог Джеки забраться внутрь. Я сбросил рюкзаки за сиденье, вытащил телефон и сунул в руки Джеки. Спустя несколько секунд мы уже развернули машину и ехали обратно в город.

– Кто узнает это место по описанию? – спросил я у Джеки.

– Любой, кто всю жизнь прожил в этом городе.

Я посмотрел на нее.

– Да, но если ты кому-то позвонишь и начнешь объяснять, что происходит, тебя посчитают...

– Сумасшедшей?

У нас нет на это времени!

– Нам нужен кто-то, кому можно доверять.

Мы мчались по колдобинам и рытвинам с такой скоростью, что шины едва касались земли. Мне пришел на ум один человек, но вряд ли Джеки согласится. Уверен, она захочет позвонить Элли, но что-то мне подсказывает, что Элли недостает того хладнокровия, которое нам так сейчас нужно.

– Десси! – воскликнула Джеки и стана жать на кнопки телефона. Я сохранил ее номер в записной книжке. Когда Десси ответила, Джеки прижала трубку к моему уху, чтобы я мог вести машину.

– Десси, это Форд Ньюкомб. У меня нет времени, чтобы вдаваться в подробности, но мне очень срочно нужно кое-кого найти. Это женщина, у нее двое светловолосых детей, мальчик лет шести и девочка, которая еще не ходит. На заднем дворе стоит розовый фламинго, забор зарос жимолостью.

– И еще качели... – вставила Джеки.

– И качели, – повторил я в трубку.

Десси не стала задавать вопросов. Она задумалась на мгновение.

– Это Оук. Они живут в конце Мейпл-стрит.

Мы наконец-то выехали на асфальтовую дорогу. Дождь стих. Я взглянул на дорожный знак.

– Мы сейчас на углу Суитен-лейн и Гроув-Холлоу. Куда нам ехать?

– Поворачивайте направо, на Суитен, там прямо до заправки «Шелл». Видите знак «стоп»?

– Да.

– Теперь налево, два квартала. Вы на Пайнвуд?

– Да!

– Поворачивайте направо. Вам нужен дом в конце улицы – слева.

– Я его вижу! – завопила Джеки. Она высовывалась из открытого окна прямо в морось. – Вон качели! И фламинго! И забор в жимолости.

– До завтра, Десси.

Я не обещал ничего объяснять – просто отключился. Я остановил машину у последнего дома. Мы с Джеки переглянулись. Вопрос «и что теперь делать?» повис между нами в воздухе.

– Может, нам... – забормотала Джеки.

Я вылез из машины, но и понятия не имел, что делать. Я направился к двери в надежде, что меня вот-вот осенит. Джеки не отставала ни на шаг. Я посмотрел на нее, ища поддержки, вдохнул поглубже и позвонил в дверь. Послышались шаги, а потом зазвонил телефон. Женский голос крикнул:

– Одну минуточку!

– Телефон, – прошептала Джеки.

Я повернул ручку, но дверь была заперта. И тут Джеки сорвалась с места и помчалась за дом. Я следовал за ней по пятам. Черный ход открыт! Мы на цыпочках прокрались внутрь. До нас доносился женский смех. Пройдя дальше в кухню, мы увидели за дверью, в передней комнате, женщину. На плите стояла кастрюля, рядом лежало кухонное полотенце. Оно уже занялось. Языки пламени почти доставали до полки с прихватками и сухими букетами. И то и другое невероятно легко горит.

Я схватил полотенце, бросил в раковину и открыл воду.

Обернувшись, я увидел в дверном проеме мальчика в ковбойской пижаме. Он протирал глаза и смотрел на нас с Джеки. Джеки прижала палец к губам: мол, не шуми, – и мы попятились из кухни, выскочили через черный ход и вприпрыжку помчались к пикапу.

Глава 12

Джеки

Может, я и приревновала к Десси, но мне почему-то так не кажется. Во-первых, с чего бы мне ревновать? Другое дело – если б я была по уши влюблена в Форда Ньюкомба и какая-то женщина попыталась его увести. Тогда, конечно, я бы с ума сходила от ревности. Ну или если бы Десси хотела «захомутать» Форда и я почувствовала, что мое рабочее место в опасности, тогда я, возможно, попыталась бы вбить между ними клин. Но Десси Мейсон не из тех женщин, что увиваются за мужчинами. По правде говоря, я могу представить, как она выходит замуж за Форда и считает, что я стану ее рабыней. Конечно, она выселит меня из лучшей спальни и отправит жить в комнату прислуги, на третий этаж, но вряд ли она захочет меня уволить. Нет, я делаю слишком много работы, чтобы меня увольнять. Я веду домашние дела, исполняю обязанности личного секретаря Форда, готовлю, делаю покупки. Я разве что не сплю с ним – ну так эту работу Десси наверняка с радостью возьмет на себя.

Так с чего бы мне ревновать? А Форд постоянно мне на это намекает. Он столько ухмыляется, что я уже начинаю бояться, что у него лицо перекосится на одну сторону...

В первый же день я поняла: Десси делает ставку на Форда и твердо намеревается его заполучить. А если она его получит, то сделает его несчастным.

Да, Десси красавица. Честно говоря, она даже больше чем просто красавица – она роскошная женщина. Наверное, тысячи мужчин падали ниц перед ней и клялись в вечной любви, по крайней мере я легко могу это представить. На самом деле я подозреваю, что она уехала из Лос-Анджелеса потому, что там слишком много красивых женщин. А здесь красота вкупе с недюжинным талантом делает ее королевой Коул-Крик. Жители городка говорят о ней только шепотом.

И вот Десси решила, что ей нужен мой босс. Не сомневаюсь: она его заграбастает. Форд умен, когда дело касается книг, но в отношении женщин... В тот вечер, когда Десси заявилась на ужин. Форд бегал за ней, как будто она сучка в течке. Откровенно говоря, я думаю, что это отвратительно.

Вообще-то Десси устроила грандиозное шоу из демонстрации новой скульптуры. Да, работа хороша, и, может, я к ней придираюсь, но все-таки, по-моему, она слишком много на себя взяла. Не думаю, что портрет покойных жены и тещи Форда – это вещь, которую она могла сделать, не спросив его согласия.

Ну ладно, сделала она ее – так почему бы не показать ему скульптуру наедине? Зачем было устраивать целое представление с участием зрителей и заставлять Форда прилюдно плакать? У бедолаги слезы по щекам катились с того момента, как он увидел скульптуру, и до того, как на нее вновь водрузили крышку.

Да, я цинична, но я готова биться об заклад, что она никогда в жизни не делала скульптуру бесплатно для бедного человека. Слишком уж большое совпадение: Форд сказочно богат, а она ваяет портреты двух женщин, о которых он написал миллионы слов любви.

Когда он сообщил мне, что в воскресенье идет к ней домой, чтобы обсудить воплощение скульптуры в бронзе, я задала себе вопрос: а что еще он закажет у Десси?

Я убеждала себя, что это не мое дело. Форд имеет право заводить интрижку и жениться на ком угодно. А моя работа... Ну, по правде сказать, я уже точно не знаю, в чем она заключается, моя работа.

На прошлой неделе стоило мне заговорить о расследовании, как Форд туг же менял тему разговора. Он сказал, что работает над другим произведением, и вернется к истории с дьяволом «позже».

Но я-то понимала, что на самом деле он просто боится за меня. Так как мы пришли к выводу, что история про дьявола скорее всего основывается на чем-то, что я видела, будучи ребенком, я не очень огорчалась, что он ее забросил.

Кроме того, я счастлива, что занимаюсь своей фотостудией. Ну ладно, оттого что живу с Фордом, ведь тоже счастлива. Он бывает очень забавным, и если речь идет о книгах, то он невероятный собеседник. Каждый вечер, пока я готовлю ужин, он читает мне выдержки из множества книг по фотографии, которые он заказал, и мы оба узнаем много нового.

И щедрость его безгранична. Я составила заказ на основные принадлежности для фотостудии, которые мне нужны, а Форд добавил туда же еще столько всего, что от обшей стоимости у меня засосало под ложечкой.

– Я никогда не смогу с тобой рассчитаться, – сказала я и протянула список ему обратно.

Форд только плечами пожал:

– Ну, придумаем что-нибудь.

Раньше я бы подумала, что речь идет о сексе, но я уже уяснила, что Форд вообще не думает обо мне в этом ключе. На самом деле мне кажется, что он видит во мне дочь, которой у него никогда не было. И, сказать по правде, меня это удручает. Ладно, когда мы впервые встретились, я твердо стояла на том, что секса между нами никогда не будет. Но ведь в то время я собиралась замуж за Керка! А когда я поехала с Фордом в Коул-Крик, я и слышать не хотела о мужчинах, что и понятно. Но с тех пор... С тех пор многое изменилось. Ну, Форд стал казаться мне весьма привлекательным. Однако после нашего приезда в Коул-Крик он только и делает, что пускает слюни на других женщин. Сначала Ребекка, теперь Десси. Мне остается лишь быть его личным помощником и деловым партнером.

Суббота поколебала нашу устаканившуюся жизнь.

Если честно, я пребывала в крайне дурном настроении из-за того, как накануне Форд выставил себя дураком перед Десси. Я ничего не имею против того, что он расплакался при гостях – это было даже трогательно, – но мне страшно не понравилось, что он не мог отвести от нее взгляд. Она напялила платье, которое открывало ее огромные сиськи на пределе дозволенного. Расползающуюся талию перетягивал широченный пояс, а пышная юбка наверняка маскировала зад сорока пяти дюймов в объеме. Десси болтала с гостями и смеялась весь вечер, а Форд сидел в уголке с пивом и пялился на нее.

Нет, не думаю, что я приревновала. Если бы Десси вела себя как женщина, которая вот-вот готова влюбиться в Форда, я была бы только счастлива. Ну, если б она, на худой конец, его хотела... Но Элли рассказала, что в Коул-Крик каждая собака знает, что она кувыркается со своим двадцатипятилетним садовником. Один раз я заметила, что она задержала взгляд на Нейте, и тогда мы с его бабушкой одновременно встали между ними. Десси рассмеялась, и это единственная искренняя реакция, которую я видела у нее за весь вечер.

Как бы там ни было, настроение, которое владело мной в субботу утром, никак нельзя назвать радужным. И потому я решила взять камеру и пойти пофотографировать цветы. Но только я собралась уходить, как явился Форд и напросился со мной.

У него много замечательных качеств, но иногда он бывает самым невыносимым человеком на планете. Пока я его снарядила, солнце поднялось высоко, а это означало, что самые интересные тени на цветах я уже упустила. Я от всей души жалела, что не позволила ему провести день с Десси. Пусть бы делала с ним что хотела.

Хуже того, когда мы наконец-то добрались до тропы, он принялся жаловаться на каждом шагу. Мы прошли не больше мили, но послушать Форда, так он совершил марш-бросок на выживание длиной в тридцать миль. Он все время что-то жевал и пил, ворчал и стенал из-за каждой палки на тропинке, и хныкал даже из-за паутинок, натянутых через тропу. Мне хотелось его избить.

Правда, в конце концов оказалось, что мне страшно повезло, что он пошел со мной. Я снова увидела сон про несчастье, только на этот раз я не спала, а бодрствовала. Ну, отчасти бодрствовала. Наверное, я отключилась на несколько минут. Когда я пришла в себя. Форд уже развел костерок, согрел воды в чашке и впихнул в меня один из этих псевдопитательных батончиков, которые он лопает десятками.

Это он догадался, что у меня очередное предвидение. Как только он произнес это вслух, я поняла, что он абсолютно прав. И вот что удивительно: полчаса назад он валялся на земле, как дохлый слизень, а тут в одно мгновение превратился в реактивный двигатель. Он сгреб оба рюкзака, нацепил один на спину, другой на живот и побежал к машине. Да, именно побежал!

А потом мне пришлось держаться изо всех сил. Он засыпал меня миллионами вопросов о сновидении, а я едва могла на них отвечать – так боялась, что машина перевернется. Что меня удивило еще больше, так это то, что он вот так вел машину одной рукой! И это вовсе не казалось ему необычным. Во всех книгах он писал про себя – своего героя, – что он совсем не такой, как его неотесанные родственнички. Но в тот момент ему недоставало разве что сигареты в зубах и ружья на заднем сиденье.

Хотя я то и дело ударялась головой о потолок машины, мне удалось набрать по сотовому номер Десен. Я позвонила именно ей потому, что была абсолютно уверена, что ничто вовсе Десси Мейсон не интересует. Элли забросала бы меня вопросами, ни на один из которых мне не хотелось отвечать.

Спасибо Десси, мы рекордно быстро нашли дом из моего видения, пробрались внутрь через заднюю дверь и затушили огонь, прежде чем пожар захватил весь дом.

Должна признаться, все это изрядно будоражило кровь: сначала кросс по горам, потом безумные гонки на машине, в итоге мы достигли цели и спасли жизнь двум малышам. Ну, короче, меня это завело. Мне хотелось раздеться, облиться шампанским и заниматься любовью до самого рассвета. С Фордом. Да, меня это шокировало, но когда мы ехали домой и смеялись от счастья, я почувствовала, что все это вполне может закончиться в постели. Может, мы прорезвимся и не всю ночь – Форд уже в возрасте, да и форма его оставляет желать лучшего, – но все-таки...

Мы остановились купить пиццы и пива. Я обдумывала, как бы поизящнее предложить... ну, это самое...

Но когда мы приехали домой – о, наш прекрасный дом! – на веранде восседала Десси. Она притащила с собой корзину с шампанским и копчеными устрицами. Она тут же принялась рассказывать, как сильно волновалась за Форда – причем с классическим южным акцентом. Кажется, ей удалось затянуть пояс еще на одну дырочку.

Взгляд Форда говорил «я-ничего-не-могу-с-этим-по-делать». Пришлось сказать, что я устала и хочу лечь спать. Он начал играть в заботливого папочку, но я отняла его руку от своего лба и поднялась наверх. Я закрыла все окна, лишь бы не слышать искусственный смех Десси и их с Фордом болтовню, которая продолжалась до глубокой ночи.

Даже если я и не ревновала, все равно в воскресенье я чувствовала себя очень одинокой. Форд поздно лег, а потому встал только к полудню, и уже тогда я видела, что его мысли витают где-то далеко. Я приготовила ему большой омлет с сыром, подала его на стол и ушла в сад перечитать одну из книг по фотографии. Я намеревалась сходить в церковь, но меня одолевала такая лень, что в церковь совсем не хотелось. В полпервого я позвонила Элли, но никто не взял трубку.

Пока я слушала в трубке гудки, за окном раздался шум мотора. Я выглянула в окно и увидела, как он отъезжает. И даже не попрощался!

Я села на стульчик у телефона и внезапно остро ощутила себя покинутой. Нет, на самом деле я впервые почувствовала себя его служащей. Да, я знаю, он платит мне зарплату, но все же...

Это чистый абсурд, я понимала, что веду себя как ребенок, но мы с Фордом впервые с момента переезда были порознь.

Может, Десси приготовит ему что-то божественное? Нарядится в черные тореадорские брюки и алую блузку? С вырезом до пупа?

Я вздохнула: надо же, я сама у себя вызывала отвращение. Конечно, я не ревновала, но вела себя почему-то так, словно ревную.

Наверное, мне просто стало скучно. Я позвонила Нейту. Вдруг они с бабушкой захотят прийти ко мне на ленч или пригласят меня к себе... Его бабушка – милая женщина. Мне нравилось говорить Форду, что она его ровесница. Форд отвечал, что все равно ни за что на ней не женится, так что я могу даже не мечтать спать с Нейтом в одной комнате. И как всегда, мы вместе смеялись.

У Нейта тоже никто не отвечал.

– Ну и куда все подевались? – спросила я вслух. – Может, проходит очередное чаепитие, а меня туда не пригласили? И Форд сейчас там? И они с Десси веселятся без меня?

Надо взять себя в руки. И надо придумать какое-нибудь занятие, которое не требует общества других людей. Конечно, фотография!

Меня охватили сомнения. Мне пришлось приложить усилия, чтобы подавить приступ паники. Что, если я пойду в лес и у меня снова будет видение? Кто мне поможет, если я отключусь? И что еще важнее – кто поможет предотвратить ту катастрофу, которую я прозрею?

Я прочла сама себе лекцию о зависимости. Двадцать шесть лет я как-то обходилась без Форда Ньюкомба, проживу уж как-нибудь один день!

Я встала и пошла наверх, в спальню. Пустой дом казался мне слишком большим, слишком старым и слишком скрипучим. В каждом углу мне слышались шорохи. Пчел мы вывели, но вдруг на чердаке остались осы? Или птицы?

Я проверила пленку и батарейки в рюкзаке и спустилась вниз. Я не знала, куда пойти, знала только, что надо убраться подальше из пустого дома.

Я прошагала около мили по узкой дороге и вышла к табличке «тропа». Такие таблички кажутся вырезанными вручную. Встречая их, чувствуешь, будто отправляешься в путешествие.

Это была широкая, утоптанная тропа, из утрамбованной земли торчали голые корни, отшлифованные тысячами ног. Почему же я не помню ее? Я рассмеялась. Мне становится жутко, когда я что-то вспоминаю, и странно, когда я чего-то не вспоминаю...

Спустя каких-нибудь несколько минут я нашла цветы, которые стоили того, чтобы их увековечить. Я поставила свой «Ф-100» на треногу, заправила пленку и сфотографировала пушистую гудайеру на крошечном пятачке света. Нажимая на кнопку открытия объектива, я затаила дыхание, чтобы никакое движение воздуха не поколебало цветок и не смазало изображение. По счастью, ветра в этот момент не было, и я надеялась, что снимок получится четким.

Я правда обожаю фотографировать цветы. Такие сочные краски... я чувствую, как радуется во мне ребенок, который всегда выбирает самые яркие карандаши из коробки. Я могу сколько влезет фотографировать и рассматривать нечто ослепительно розовое, ярко-красное, насыщенно-зеленое – и при этом знать, что я делаю нечто «естественное».

В фотографиях людей я люблю противоположное. Для меня «цвет» в портрете – это выражение лица, эмоции, которые я запечатлеваю. Я пришла к выводу, что цветная пленка часто отвлекает от них внимание: тут кожа слишком красная, тут старческие пигментные пятна. Чувства словно отходят на второй план. А дети? Как, скажите на милость, разглядеть на фотографии выражение детского личика, когда его затмевает зеленая рубашка с оранжевыми носорогами?

За долгие годы я научилась удовлетворять жажду цвета фотографиями ярких растений на самой чувствительной пленке с самым мелким зерном. С ней можно увеличить тычинку до размеров 9x12 – и все равно изображение будет кристально чистым. А любовь к человеческой душе я удовлетворяла с черно-белой пленкой, причем настоящей черно-белой, которую нужно проявлять вручную, а не пропускать через какую-то гигантскую машину.

Я отщелкала четыре «вельвии» и два «эктахрома», сложила все в рюкзак и собралась домой. Было почти четыре часа, хотелось есть и пить, а я ничегошеньки с собой не захватила. Наверное, я привыкла быть все время с Фордом, а там, где Форд, всегда есть еда и питье.

Я испустила долгий, полный жалости к себе вздох, закинула рюкзак на плечи и зашагала по тропе обратно. Признаюсь честно, мне стало намного лучше. Я уже не чувствовала себя покинутой и не злилась на Форда. Я провела отличный день, уверена, у меня получилось несколько шикарных фотографий. Может, стоит выпустить серию поздравительных открыток и продавать их туристам, пересекающим Аппалачи? Может...

Я резко остановилась и огляделась по сторонам: я не узнавала места. Передо мной бежал узкий ручеек, но по пути сюда я не переходила ни через какой ручей. Я повернула назад в поисках своей тропы и размечталась о том, как расстроится Форд Ньюкомб, когда придется отправлять Национальную гвардию на мои поиски. «Нельзя было оставлять ее одну», – скажет он...

Я шла минут двадцать, но до сих пор не увидела ничего знакомого. Я уже начала беспокоиться, когда слева заметила солнечный зайчик. Он двигался. Мне стало любопытно, однако в то же время я испугалась, потому что не знала, где нахожусь. Я отступила с тропы в лес. Я старалась производить как можно меньше шума, шагая по мягкой земле, и мне это удавалось. В лесу царил полумрак, подлесок рос густо, но я все равно видела солнечный зайчик. Сердце колотилось где-то в области горла: а что я там увижу? В голову настойчиво лезли мысли о Джеке Потрошителе и блестящем лезвии ножа.

Добравшись до края леса и выглянув из-за деревьев, я едва не расхохоталась от облегчения: передо мной лежал чей-то задний двор. На дальней стороне старый забор кренился под тяжестью увивавших его роз. Налетел легкий ветерок, и лепестки облачком опустились на землю.

Я закрыла глаза и с наслаждением вдохнула божественный запах свежескошенной травы. С одной стороны стоял лес, с двух других – забор, с четвертой тени от деревьев ложились так плотно, что я не видела дома, который, должно быть, находился выше по склону.

Но по правде сказать, даже если бы там помещался Белый дом, я вряд ли обратила бы на него внимание.

Под гигантским тенистым деревом на парковой деревянной скамье сидел мужчина. Невероятно, сказочно красивый мужчина, высокий и стройный, с черными как вороново крыло волосами, которых едва ли когда-то касалась краска. Он был одет в голубые джинсы, серые походные ботинки и джинсовую рубашку темно-синего цвета на кнопках спереди. Солнечный зайчик отражался от его чашки – он пил что-то горячее из высокого алюминиевого термоса, который стоял на земле у его ног.