Текст книги "Голливудский участок"

Автор книги: Джозеф Уэмбо

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 22 страниц)

В одной руке она держала самозарядный пистолет тридцать второго калибра, в другой – пустой магазин. Патроны к нему были рассыпаны по полу там, где она их уронила.

На ее щеках застыли слезы. Женщина закричала им:

– Помогите мне! Пожалуйста, помогите мне зарядить эту штуку! А потом убирайтесь!

В ту ночь в Голливудском участке сверхурочно работали два детектива. Одним из них была Энди Маккрей, завершавшая работу, которая началась несколько недель назад, когда она подменила отсутствовавшего детектива по преступлениям на сексуальной почве. Но она нисколько не жалела об этом, потому что впервые за годы работы раскрыла двойное убийство, о котором вначале даже не подозревала.

Мальчишка из Рино сидел в тюрьме для несовершеннолетних, ожидая слушаний по своему делу. Но главное заключалось в том, что его неоднократно судимого сорокалетнего сообщника, Мелвина Симпсона, приехавшего в Рино развлечься и поиграть, должны были обвинить в преднамеренном групповом убийстве.

Теперь Симпсоном заинтересовались детективы из Лос-Анджелеса, поскольку выяснилось, что он пробыл в их городе целую неделю. У него не было работы, но имелось достаточно денег, чтобы играть в обоих городах, а кроме того, оказалось, что в день, когда Симпсон выехал из гостиницы, на придорожной площадке недалеко от Лос-Анджелеса был убит и ограблен инженер по информационным технологиям, ехавший на конференцию.

Результаты баллистической экспертизы еще не были готовы, но Энди возлагала на нее большие надежды. Об этом не стыдно рассказать на устном экзамене на звание лейтенанта. Об этом может даже написать «Лос-Анджелес таймс», однако сейчас ее никто не читает, поэтому не стоило и беспокоиться.

Другим детективом, работавшим в ту ночь, был Виктор Черненко, сорокатрехлетний эмигрант из Украины и один из двух работавших в Голливудском участке полицейских, недавно получивших американское гражданство. Второй приехал из Мексики, из города Гвадалахара. У Виктора были копна жестких темных волос, которые он называл непослушными, широкое славянское лицо и такая толстая шея, что от воротника его рубашки постоянно отрывались пуговицы.

Однажды, когда команду по расследованию ограблений вызвали в клинику в восточном Голливуде, чтобы допросить жертву грабителя, специализировавшегося на дамских сумочках, сестра в приемном покое, увидев Виктора, сказала ожидавшей такси женщине:

– Приехала ваша машина.

Он был одним из самых преданных и трудолюбивых копов, встречавшихся Энди Маккрей, и всегда был готов прийти на помощь.

Виктор иммигрировал в Америку в сентябре 1991 года, через месяц после переворота, приведшего к распаду СССР. В то время он служил в Советской Армии в звании капитана. О его таинственном выезде из СССР было мало известно. Говорили, что он бежал с ценной разведывательной информацией и был привезен в Лос-Анджелес агентами ЦРУ. А может быть, это была неправда. Никто ничего толком не знал, а Виктору, похоже, нравилась таинственность.

К его помощи обращалось управление полиции, если требовался переводчик с русского или следователь со знанием русского языка, в результате он стал хорошо известной фигурой среди местных гангстеров, прибывших из-за «железного занавеса». Именно поэтому Виктор в тот день работал допоздна. Его назначили в помощь группе, расследовавшей «грабеж с гранатой», как стали называть ограбление ювелирного магазина. Виктор беседовал с каждым эмигрантом, которого знал лично и который хоть каким-то образом мог быть связан с так называемой русской мафией. А это понятие включало всех преступников – выходцев из Восточного блока, в том числе югославов, албанцев, хорватов и сербов.

Виктор получил хорошее образование на Украине, а позже в России. Благодаря знанию английского языка ему присвоили звание капитана раньше, чем его одногодкам, но в СССР он не изучал идиомы и теперь вечно в них путался. Тем вечером Энди дважды предлагала ему кофе, но он вежливо отказывался, и тогда она предложила принести ему чашку чая.

Назвав ее, как всегда, полным именем, он ответил:

– Спасибо, Андреа. Это будет к месту.

Во время работы в Лос-Анджелесе Виктор Черненко обнаружил одно сходство между жизнью в бывшем СССР и в Лос-Анджелесе, между командной и рыночной экономикой – это был громадный объем бизнеса, принадлежавший представителям субкультуры, людям, о которых, кроме полиции, никто ничего не знал. Он был поражен волной краж конфиденциальной информации, прокатившейся по Лос-Анджелесу и по всей стране, и хотя голливудские детективы их не расследовали, передавая специализированным подразделениям, почти каждый, с кем Виктор контактировал в голливудском преступном мире, так или иначе был связан с поддельными или крадеными документами.

После нескольких разговоров с жертвой нападения Сэмми Танампаем, а также с отцом Сэмми Виктор убедился, что они не были связаны ни с русскими гангстерами, ни с русскими проститутками. Сэмми Танампай был уверен, что напавшая на него женщина говорила с русским или очень похожим акцентом. Так говорили русские эмигранты, селившиеся в дешевых квартирах, которые его отец часто сдавал в тайском квартале.

Во время повторного допроса Сэмми сказал Виктору Черненко:

– Мужчина почти не разговаривал, поэтому я не могу быть уверен, но акцент женщины был похож на ваш.

Чем больше Виктор думал об этих русских – если они вообще были русскими, – чем больше сведений собирал о бриллиантах, тем сильнее укреплялся во мнении, что ограбление могла спровоцировать обыкновенная кража почты. Потягивая чай, который принесла ему Энди, он решил еще раз позвонить Танампаю.

– Вы посылали кому-нибудь письма о бриллиантах? – спросил он Сэмми, когда жена подозвала того к телефону.

– Не посылал. Нет.

– Может быть, посылал отец?

– Зачем ему это?

– Например, сообщить клиенту о поступивших к вам бриллиантах.

Сэмми задумался и наконец ответил:

– Да. Отец писал о бриллиантах клиенту в Сан-Франциско. Он говорил мне об этом.

– Вы знаете, в какой ящик он бросал письма? – спросил Виктор.

– Их отправлял я, – ответил Сэмми. – Я опустил их в ящик на Гоуэр-стрит, в нескольких кварталах от Голливудского бульвара. Я сделал это по дороге в детский сад, откуда должен был забрать детей. Это важно?

– Письма из почтовых ящиков воруют, – объяснил Виктор.

Когда он повесил трубку, Энди с любопытством спросила:

– Ну и насколько вы продвинулись в расследовании ограбления ювелирного магазина?

Виктор с улыбкой ответил:

– Завтра я буду знать, сколько бездомных ошивается в районе Гоуэр-стрит и Голливудского бульвара.

– Зачем? – спросила Энди. – Вы же не думаете, что такое сложное ограбление мог совершить бездомный.

Улыбка Виктора стала еще шире.

– Нет, Андреа, но бездомные могут украсть почту. Кроме того, бездомные видят все, что происходит, но никто не видит бездомных, которые живут даже ниже уровня субкультуры. Мои русские грабители считают себя очень умными, но думаю, скоро они поймут, что не смогли нас одурачить.

Одной из причин, по которой Баджи Полк и Мэг Такара вышли на бульвар в субботу вечером, была статистическая программа «Компстат», показавшая, что слишком много клиентов проституток становятся жертвами грабителей или самих проституток. И все знали, что о многих грабежах в полицию не сообщают, потому что клиенты – люди семейные и не хотят, чтобы жена узнала, куда они ходят после работы.

«Компстат» была программой нынешнего шефа полиции, которую он реализовал, будучи еще полицейским комиссаром Управления полиции Нью-Йорка, и которая, по его утверждению, снизила уровень преступности в этом городе. Однако падение уровня преступности происходило по всей Америке по демографическим причинам, а не благодаря программе. Тем не менее никто не выражал сомнения вслух, все поддержали «Компстат», по крайней мере вслух похвалили детище большого босса.

Брент Хинкл из группы внутренних расследований считал, что программа, возможно, могла быть полезной в Нью-Йорке с его тридцатью тысячами полицейских, может быть, даже в Бостоне, где шеф полиции начинал уличным копом. Возможно, она пригодилась бы во многих городах с жесткой вертикальной структурой, где различаются уровни жизни и работы горожан. Но в котловине Лос-Анджелеса люди жили по-другому – они все время кочевали и мигрировали. Здесь никто не знал имени своего соседа. Здесь люди работали и жили близко к земле, имея постоянный доступ к автомобилям. У каждого была машина, бесплатные автострады пересекали жилые районы и деловые кварталы. Здесь всего девять тысяч копов должны были поддерживать порядок на более чем одном миллионе двухстах тысячах квадратных километрах.

Когда в Лос-Анджелесе совершалось преступление, правонарушитель мог спокойно удалиться на несколько кварталов или миль от этого места, прежде чем диспетчер успевал передать вызов свободной машине. Если ему удавалось ее найти. Потому что в Управлении полиции Лос-Анджелеса не насчитывалось и половины необходимого числа копов, чтобы бороться с текущим уровнем преступности.

Несколько раз Бренту Хинклу удавалось видеть «Компстат» в действии в течение первых двух лет после прибытия нового шефа полиции. Шеф, вероятно, чувствуя себя на Западном побережье немного неуверенно, привез с собой из Нью-Йорка закадычного друга-журналиста, никогда не служившего в полиции. Он вручил этому журналисту специальный жетон полицейского с надписью «Руководитель бюро» и разрешение на ношение оружия, как настоящему копу. Парень оказался безобидным, теперь он уже уехал, а шеф полиции акклиматизировался и почувствовал себя увереннее. Но «Компстат» осталась.

Шеф также привез с собой несколько ушедших в отставку копов, словно желая воссоздать Нью-Йорк в Лос-Анджелесе. Они устраивали маленькие слайд-шоу перед двумя или тремя капитанами, призванными отвечать на вопросы. На слайде показывали фотографию жилого дома, и один из нью-йоркских отставников с громким голосом и акцентом уроженца Бронкса вставал перед капитанами и спрашивал:

– Расскажите о проблемах преступности в этом месте.

Разумеется, ни один из капитанов не имел ни малейшего понятия о проблемах преступности в этом месте и даже не знал, где находилось «это место». Двухэтажный жилой дом? В каждом участке таких были сотни, если не тысячи.

А второй отставник, возможно, с бруклинским акцентом, наклонялся к ним и орал:

– Ограбление, которое произошло здесь в пятницу днем, является случайным или показывает тенденцию?

И потный, заикающийся капитан гадал, что делать – попробовать угадать или молиться о том, чтобы произошло землетрясение.

Однако Брент Хинкл узнал, что некоторые в управлении обожают «Компстат». Это были уличные копы, ненавидевшие своих капитанов. Они сияли, услышав, как их боссы превращались в желе, когда грубые ньюйоркцы начинали брызгать на них слюной. По крайней мере так говорили копы, жалевшие, что не могли присутствовать при том, как начальство само оказывалось в том дерьме, которое тоннами сваливало наличный состав. Уличные копы с удовольствием заплатили бы за билеты на этот спектакль.

Что до Голливудского участка, то здесь считали, что поскольку новый шеф полиции совсем не был похож на лорда Волдеморта, уже за одно это следовало благодарить Господа. Он заботился о том, чтобы снизить уровень преступности и сократить время прибытия на место преступления. И не просто болтал о моральном состоянии личного состава: он разрешил детективам пользоваться служебными машинами, когда они возвращались с вызова домой, а не ездить только на личном транспорте. И, что тоже немаловажно, шеф полиции одобрил сжатые графики работы, которые ненавидел лорд Волдеморт и которые позволяли копам отрабатывать четыре десятичасовые смены в неделю или три двенадцатичасовые вместо старых девятичасовых. Таким образом, копы Управления полиции Лос-Анджелеса, большинство из которых не могли себе позволить жить в городе и приезжали издалека, могли проводить дома три или четыре дня и подрабатывать в местных отделах.

Что же касается «Компстата», то здесь уличные копы были фаталистами, философски воспринимая неконтролируемую природу жизни полицейского. В один прекрасный день на инструктаже Пророк, достаточно старый и прослуживший столько, что мог позволить себе говорить правду, когда ее не осмеливался говорить ни кто другой, задал лейтенанту риторический вопрос:

– Почему бы начальству не перестать потеть над «Компстатом»? Это же просто набор карт и графиков, сгенерированных компьютером. Дайте шефу немного времени, чтобы устроиться в новом голливудском доме и сходить на несколько коктейлей на Беверли-Хиллз, которые обслуживает Вольфганг Пак. Подождите, пока он присмотрится к хорошо заряженному оружию массового обольщения. Он забудет о дерьме, которое привез с Восточного побережья, и станет таким же голливудцем, как все клоуны из городского совета.

Когда Брента Хинкла наконец перевели, он был вне себя от радости. Он надеялся попасть в детективный отдел Голливудского участка и несколько месяцев назад прошел неофициальное собеседование с их лейтенантом. Брент также разговаривал с начальником детективов Ван-Найсского участка, на территории которого жил, и лейтенантом детективов западного Лос-Анджелеса и был уверен, что получит назначение в один из трех отделов.

Когда он вышел на работу, ему сказали, что он будет работать в отделе по расследованию ограблений, по крайней мере пока, и показали помещения детективного отдела. Он обнаружил, что знаком с полудюжиной сотрудников, и поинтересовался, где остальные. Брент насчитал двадцать два человека, которые работали в своих клетушках за компьютерами, сидя за маленькими металлическими письменными столами, разделенными метровыми картонными перегородками.

– Несколько человек в отгуле, – сказала ему Энди Маккрей, – но это почти все, что у нас есть. По штату нам положено пятьдесят человек, но у нас в два раза меньше. Когда-то по кражам автомобилей работали десять человек, теперь – двое.

– Везде так, – сказал Брент. – Сегодня никто не хочет быть копом.

– Особенно в Управлении полиции Лос-Анджелеса, – согласилась Энди. – Вы должны знать причины. Вы только что пришли из отдела внутренней безопасности.

– Не так громко, – сказал он, прижав палец к губам. – Мне бы не хотелось, чтобы в участке знали, что я два года провел в «крысиной команде».

– Это останется секретом, – сказала Энди, отметив его приятную улыбку и очень красивые зеленые глаза.

– Где же моя команда? – спросил он Энди, пытаясь угадать ее возраст и заметив, что она не носит обручального кольца.

– Прямо за вашей спиной, – ответила она.

Он обернулся и тут же почувствовал энергичное украинское рукопожатие Виктора Черненко.

– Обычно я не вхожу в команду детективов по ограблениям, – сказал Виктор, – но я украинец, поэтому сейчас работаю в этом отделе по «грабежу с гранатой». Садитесь, и мы поговорим о русских грабителях.

– Вам понравится это дело, – сказала Энди, покоренная улыбкой Брента. – Виктор очень тщательно проводит расследование.

– Спасибо, Андреа, – застенчиво поблагодарил Виктор. – Я изо всех сил старался не оставить ни одного камня неперевернутым.

Пророк решил, что, возможно, он сам должен получить Премию тихого помешательства в эту ночь полнолуния. Он только что вернулся с перерыва и ощущал сильнейшую изжогу после двух жирных гамбургеров с жареной картошкой, когда вошедший дежурный сказал:

– Сержант, по-моему, вы сами должны поговорить с этим парнем. Он ждет на телефоне, просит сержанта.

– Ты можешь выяснить, что ему нужно? – спросил Пророк, ища в ящике письменного стола таблетки антацида.

– Он мне не говорит. Утверждает, что он священник.

– О, черт! – воскликнул Пророк. – Его зовут не отец Уильям?

– Откуда вы знаете?

– Это все голливудская луна. Он продержит меня на телефоне не меньше часа. Ладно, я с ним поговорю. – Пророк взял трубку и спросил: – Что тревожит вас на этот раз, отец Уильям?

Звонивший ответил:

– Сержант, пожалуйста, немедленно пришлите двух сильных молодых офицеров! Меня нужно арестовать, заковать в наручники и унизить! Это срочно!

Глава 10

В субботу 3 июня офицера Кристину Рипатти из Юго-Западного участка ранил бывший заключенный, только что ограбивший автозаправочную станцию. Ее напарник убил грабителя, но в тот момент, когда он оказывал помощь раненой полицейской, на него напали местные бандиты. Пуля попала Рипатти в позвоночник, и у нее отнялись ноги. Фаусто, узнав, что у тридцатитрехлетней полицейской тоже была маленькая дочь, начал страдать по поводу предстоящей миссии своей напарницы.

Когда подошел субботний вечер, Баджи и Мэг приветствовали свистом во всех концах участка. Баджи усмехалась, показывала средний палец и пыталась выглядеть уверенно. Она надела открытый бюстгальтер (что было не совсем удобно, учитывая ее состояние), светло-зеленую кофточку с глубоким вырезом, короткий жилет, чтобы скрыть микрофон и провода, и обтягивающую юбку, которую она одолжила у молодой соседки.

Соседку увлекла идея маскарада, и она настояла, чтобы Баджи надела туфли на семисантиметровых тонких каблуках, принадлежавшие ее матери. Туфли подошли, потому что, несмотря на свой рост, Баджи носила маленький размер обуви. Ансамбль дополняла зеленая сумочка через плечо. Баджи нанесла толстый слой косметики, накрасила губы самой яркой помадой и не пожалела подводки для глаз. Короткая светлая косичка была расчесана и обрызгана блестками.

Капитан Смоллет осмотрел ее с ног до головы и сказал Капитану Сильверу:

– Да, старик, вот это класс!

Фаусто неодобрительно посмотрел на нее, вынул из кармана короткий пятизарядный револьвер и велел:

– Положи его в сумочку.

– Мне он не нужен, Фаусто, – сказала Баджи. – За мной будет наблюдать команда прикрытия.

– Сделай, как я прошу. Пожалуйста.

Поскольку Фаусто впервые попросил ее о чем-то, Баджи взяла револьвер и заметила, что он смотрит на ее горло и грудь. Расстегнув изящную золотую цепочку с образком, она отдала их ему со словами:

– Какая шлюха носит такие вещи? Пусть они побудут у тебя.

Фаусто посмотрел на образок.

– Кто это?

– Святой Михаил, покровитель полицейских.

Он протянул образок ей и посоветовал:

– Держи его в сумочке рядом с оружием.

Мэг, не такая худая, как Баджи, и почти на голову ниже, обладала всеми прелестями женского тела. Для себя она выбрала образ «госпожи» с хлыстом: на ней были черная водолазка, черные шорты, высокие пластиковые сапоги, купленные специально для этого случая, и висячие пластиковые серьги. Блестящие черные волосы она собрала в тугой узел. Весь ее вид говорил: «Я сделаю тебе больно, но не слишком». Когда остальные копы из смены свистели вслед Мэг, она принимала эффектную позу и посылала им взгляды, говорящие: «Как тебе понравится, если я тебя исхлестаю?»

Копы из полиции нравов увели позаимствованных агентов под прикрытием к себе в отдел, чтобы прикрепить на их одежду микрофоны и рассказать о тонкостях статьи 647b уголовного кодекса, предусматривающей наказание за предложение секса за деньги. Приманка должна была оставаться пассивной, не провоцируя клиентов на уголовно наказуемое деяние. В то же время было известно, что самые хитрые постараются сделать так, чтобы предложение исходило от девушки, поскольку провокация сделает арест недействительным, когда окажется, что под проститутку маскировалась женщина-коп.

После инструктажа Пророк отвел Фаусто Гамбоа в сторону и тихо сказал:

– Фаусто, сегодня держись подальше от Баджи. Серьезно. Начнешь ездить по бульвару на патрульной машине, провалишь операцию.

– Все, что я могу сказать, – это нельзя поручать такую работу молодой матери, – проворчал Фаусто, потом повернулся и зашагал к напарнику – Бенни Брюстеру, с которым должен был работать этой ночью.

Баджи с Мэг уселись на заднее сиденье машины полиции нравов, и та направилась в восточную часть Сансет-бульвара. Мэг, которая уже участвовала в такой операции, и Баджи, никогда не работавшая под прикрытием, старались отвлечься болтовней. Им предстояло выйти на сцену, найти клиентов и ждать команды режиссера из полиции нравов, помня, что их роль несет в себе элемент опасности, которой не приходится подвергать себя высокооплачиваемым голливудским исполнителям. Обе женщины жаждали сыграть свою роль как можно лучше. Они были умными, честолюбивыми молодыми копами.

Баджи заметила, что ее руки дрожат, и спрятала их под зеленой пластиковой сумкой. Ей стало интересно, нервничает ли Мэг так же, как она, поэтому, чтобы успокоиться, она сказала:

– Я хотела надеть коротенький топ, но подумала, что некуда будет спрятать провода.

– А я хотела открыть колечко на пупке, – призналась Мэг. – Но тоже подумала, что некуда будет спрятать микрофон. Мне все еще нравится кольцо, но я рада, что не поддалась искушению сделать татуировку в виде маленькой бабочки над копчиком, когда они были в моде.

– Я тоже, – сказала Баджи, обнаружив, что ее успокаивает простой девичий разговор. – Я даже подумываю снять кольцо. Его натирает ремень. Ранка заживала почти год.

– Мое тоже натирало, – сказала Мэг, – но теперь, прежде чем отправиться на работу, я подкладываю под него ватку и лейкопластырь.

– Я сделала пирсинг сразу после работы, – сказала Баджи. – А в то время я постоянно носила форму, чтобы успеть на занятия по биологии в городском колледже. Надо было видеть того парня, когда я сняла портупею. Он уставился на меня во все глаза: коп и вешает себе кольцо на живот? Руки у него не переставали трястись.

Женщины рассмеялись, а Симмонс, старший коп, повернулся к своему напарнику Лейну, сидевшему на пассажирском сиденье, и заметил:

– Поп-культура определенно добралась до управления полиции.

Прежде чем их высадили в разных кварталах на Сансет-бульваре, старший коп из полиции нравов обратился к Мэг:

– Высаживаемся в порядке предпочтения: вначале проститутки-азиатки, за ними белые.

– Извини, Баджи, – пролепетала Мэг с натянутой улыбкой.

– Спорим, я поймаю больше, – произнесла Баджи не менее напряженно. – Соберу всех карликов, мечтающих переспать с высокой блондинкой.

– Пока что я хочу, чтобы вы разошлись по разным кварталам, – сказал Симмонс. – Здесь дежурят две команды в форме, чтобы остановить клиентов сразу же, как те сделают вам предложение, и две команды прикрытия, включая нас. Одна уже наблюдает за обоими кварталами. У вас могут появиться конкурентки, они подойдут и будут задавать вопросы, подозревая, что вы копы. Вы обе выглядите слишком здоровыми.

– Я легко могу выглядеть больной, – сказала Баджи.

– Не помешает ли нашей игре, если нас разоблачит какая-нибудь проститутка? – спросила Мэг.

– Нет, – ответил Симмонс. – Они просто переберутся на несколько кварталов восточнее и будут держаться от вас подальше. Проститутки знают, что если вы – приманка, мы рядом и наблюдаем за вами.

– Большинство клиентов – настоящие отморозки, – сказал Лейн, – но сейчас, когда вечер только начался, вы можете поймать и обыкновенного бизнесмена, возвращающегося с работы из центра. Они знают, что лучшие проститутки работают на Сансет-бульваре, и время от времени заруливают сюда, чтобы трахнуться по-быстрому.

– Я не слишком долго работаю в Голливуде, но участвовала в рейдах и перевозила транссексуалов. Один из них может узнать меня.

– Трансики в основном работают на бульваре Санта-Моника, – успокоил Симмонс. – Они делают хороший бизнес с условно освобожденными, которым нравятся педерасты, потому что они привыкли к ним за решеткой. Трансики все подряд больные. Они не колются, опасаясь СПИДа, зато накуриваются «снежка» и устраивают оргии. Разве это имеет смысл? Амфетамин – эротический наркотик. Не советую даже пожимать руку транссексуалу, не надев перчатки.

Зная, что это первая операция Баджи, Лей посоветовал ей:

– Если увидите на бульваре проститутку-азиатку, она может оказаться транссексуалом. Иногда азиатские трансики делают здесь хорошие деньги, потому что могут обмануть нормальных клиентов. «Гусиная кожа» от бритья волос на ногах у них не так заметна. Они приезжают перед закрытием бара, когда клиенты слишком пьяны. Но всех транссексуалов следует рассматривать как опасных преступников. Если появляется возможность, они угоняют машину клиента, а большинство клиентов не хотят признаваться в том, при каких обстоятельствах она была угнана, поэтому транссексуалы редко выступают в качестве подозреваемых.

– Просто по возможности избегайте всех других проституток – будь то обычные или транссексуалы, – добавил Симмонс.

– Что значит «других проституток»? – подозрительно спросила Баджи.

– Извини, но вы выглядите так убедительно, что я совсем запутался, – начал оправдываться Симмонс.

Когда женщин высадили за полквартала от бульвара, он посоветовал:

– Если подойдет черный клиент, говорите с ним невозмутимо и свысока. Это может быть один из сутенеров с Уилширского бульвара, проверяющий конкурентов или решивший забраться на чужую территорию. Он может попытаться запугать вас или пригласит к себе, и нам очень хотелось бы, чтобы такое случилось, но ни при каких обстоятельствах не сходите с тротуара. Ни в коем случае не садитесь в машину. И запомните: нередко связь затрудняют помехи, и мы не можем разобрать, что говорит клиент, поэтому ориентируемся по вашим словам. Иногда передатчик вообще отказывает. Если начнутся неприятности, кодовое слово – «ловкач». Используйте его в предложении, и мы примчимся на помощь. При необходимости просто выкрикните его. Не забудьте: «ловкач».

После всего этого обе женщины, выйдя из машины, опять занервничали. Каждая произнесла несколько слов, склонив голову к груди, и услышала, как команда прикрытия докладывает Симмонсу и Лейну на своей частоте:

– Прием четкий и ясный.

Старший коп, явно более озабоченный безопасностью, сказал:

– Поймите меня правильно. Я не сторонник дискриминации по половому признаку, но всегда говорю новым полицейским, работающим под прикрытием, чтобы они зря не рисковали. Вы, конечно, опытные копы, но все же вы женщины.

– Не смешите меня, – неуверенно произнесла Баджи.

Молодой коп скомандовал:

– Поехали!

Обе женщины в течение десяти минут легко взяли первых клиентов. Баджи обменялась взглядом с рабочим в пикапе «дженерал моторс». Он обогнул квартал, потом съехал с Сансет-бульвара и припарковался. Баджи подошла к машине, проговаривая про себя слова, которые не позволят обвинить ее в провокации. Но она зря беспокоилась.

Едва она наклонилась к пассажирскому окну, как он сказал:

– У меня нет времени ни для чего, кроме очень приятного отсоса. Я не хочу в мотель. Если ты согласна сделать это в переулке за углом, я заплачу сорок баксов. Если нет, до свидания.

Баджи была поражена тем, как быстро и легко все произошло. Никаких туманных намеков, никакой игры слов, чтобы убедиться, что она не коп. Ничего. Она даже не сразу придумала, что ответить, но потом сказала:

– Хорошо, остановись рядом с автостоянкой, я подойду.

И это было все, что ей оставалось сделать, да еще подать сигнал, что сделка завершена, почесав колено. Менее чем через минуту черно-белая патрульная машина третьей смены с визгом остановилась за машиной рабочего, осветила ее проблесковым маячком, посигналила, и через десять минут все было закончено. Клиента отвезли в мобильный командный пункт – большой автофургон, припаркованный в двух кварталах от Сансет-бульвара.

На передвижном командном пункте стояли скамейки для задержанных, несколько раскладных столиков для составления протоколов и компьютерное оборудование, чтобы взять отпечатки пальцев и сфотографировать ошарашенного клиента. После этого его могли отпустить. Если он отказывался предоставить сведения о себе или если открывались другие факты, например, серьезные правонарушения в прошлом или хранение наркотиков, клиента отвозили в Голливудский участок, где подвергали аресту.

Если задержанного отпускали, он находил свой автомобиль рядом с командным пунктом, куда его подгонял полицейский в форме, но не мог уехать на нем домой. Автомобили, как правило, изымали, поскольку в отделе городского прокурора считали это действенным сдерживающим фактором против распространения проституции.

Баджи на служебной машине доставили на командный пункт, где она составила короткий отчет, сказав парню, отвечавшему за связь, что ей не требуется прослушивать пленку разговора с клиентом. Клиент сидел тут же и свирепо смотрел на нее.

– Спасибо большое, – сказал он одними губами и беззвучно выругался.

Баджи заметила копу из полиции нравов:

– Быть может, у меня гормональный шок, но я начинаю ненавидеть этого парня.

– Это дерьмо считает самым счастливым днем тот, когда ему удается поплясать в баре с такими же, как он, и трахнуть почтовый ящик, – ответил коп. Затем добавил, обращаясь к насупившемуся клиенту: – Это Голливуд, приятель. Давай снимать документальное кино.

Клиент сердито посмотрел на него и спросил:

– Что за дерьмо ты несешь?

Коп из полиции нравов ответил:

– Ты продолжай говорить одними губами, а мы будем снимать скрытой камерой, направленной тебе в лицо. Комментируй потом жене и детишкам эту немую сцену.

Мэг задержала своего первого клиента через несколько минут после Баджи. Это был белый парень на «лексусе», по виду – бизнесмен, возвращавшийся с работы из центра домой в Уэст-Сайд. Он был более осторожным, чем клиент Баджи, и обогнул квартал два раза. Но Мэг привлекала клиентов как магнитом. На втором круге парень на «лексусе» остановился на углу.

Копы из полиции нравов сказали, что худощавая высокая Баджи еще могла вызвать подозрения, но Мэг была такой миниатюрной, такой экзотичной и сексуальной, что должна была усыпить бдительность любого. И действительно, бизнесмен не усомнился в искренности ее намерений.

– Ты похожа на очень чистую девушку, – сказал он. – Это так?

– Да, это так, – ответила она, поборов соблазн использовать японский акцент. – Очень чистая.

– По-моему, ты прекрасна, – сказал он. Потом осторожно оглянулся и добавил: – Но мне нужно знать, что ты чистая и безопасная.

– Я очень чистая девушка, – заверила Мэг.

– У меня семья, – сказал он. – Трое детей. Я не хочу приносить заразу в свой дом.

Чтобы успокоить его, Мэг сказала:

– Нет, конечно, нет. Где вы живете?

– В Бель-Эйр, – ответил бизнесмен. Потом добавил: – Я никогда не делал ничего подобного.

– Конечно, нет, – сказала она.

Затем пошла игра.

– Сколько ты берешь?

– А что вам нужно?

– Это зависит от того, сколько ты берешь.

– Это зависит от того, что вам нужно.

– Ты по-настоящему привлекательна, – сказал он. – Твои ноги такие стройные и одновременно сильные.

– Спасибо, сэр, – сказала Мэг, считая, что ему нужно отвечать вежливостью.

– Ты должна всегда носить шорты.