Текст книги "Голливудский участок"

Автор книги: Джозеф Уэмбо

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 22 страниц)

Глава 7

В пятницу вечером толпы народа собрались на Голливудском бульваре на очередную нескончаемую церемонию прохождения звезд по красному ковру – на этот раз в «Кодак-центре». На этих сборищах знаменитости обмениваются объятиями и поцелуями, прежде чем вернуться к повседневному злословию и бесконечной черной зависти, когда коллега получал роль, которая, по мнению негодующего, принадлежала только ему. Каждый повторял про себя тайную молитву шоу-бизнеса: «Господи, подари мне успех, а остальным… позор».

В вечерней смене не хватало людей. Фаусто взял отгулы, Бенни Брюстер тоже. Баджи Полк посмотрела на Пророка, работавшего за своим письменным столом, на нашивки на его левом рукаве до самого плеча, и к ней вернулась уверенность. Этот рукав был отражением не только его любимого дела, но и всей жизни. Сорок шесть лет – девять нашивок. Разве можно не уважать такого человека? Пророк говорил, что собирается побить рекорд детектива из отдела по ограблениям и убийствам, который вышел на пенсию в феврале, отслужив пятьдесят лет. Но иногда он выглядел уставшим и старым, как сейчас.

Пророку в августе исполнится шестьдесят девять, годы службы в Управлении полиции Лос-Анджелеса избороздили морщинами его лоб и кожу вокруг глаз. Он служил под началом семи начальников. Видел, как приходят, уходят и умирают шефы полиции и мэры. Но в те славные дни Управления полиции Лос-Анджелеса он не мог представить, что когда-нибудь ему придется соблюдать федеральное декретное соглашение, душившее управление полиции, которое он обожал. Профилактика преступлений уступила место параноидальным подозрениям в отношении полиции, и Пророк переживал из-за этого больше, чем кто-либо еще. Баджи смотрела, как он откупорил бутылочку антацидного средства и сделал большой глоток.

Баджи надеялась, что ее поставят работать вместе с Мэг Такарой, но, войдя в кабинет начальника смены и увидев ее состав, она отвела Пророка в сторону.

– Кто составил сегодняшний график дежурств, сержант?

– Я составил, – ответил он и замолчал.

Из задней двери появился Нейт Голливуд с тремя бумажными рулонами. Он нес их так осторожно, словно они были картами закопанных сокровищ.

– Посмотри-ка, что я принес, сержант, – сказал он Пророку.

Отдав два рулона Баджи, он осторожно развернул третий. Это оказалась афиша Билли Уайлдера «Бульвар Заходящего солнца» с участием Уильяма Холдена и Глории Свэнсон.

– Разве у нас мало афиш? – спросил Пророк.

– Но эта отлично сохранилась! Это копия, но достаточно старая. И в прекрасном состоянии. Завтра мне принесут рамку.

– Ладно, повесь их в комнате для инструктажа вместе с остальными, – сказал Пророк, проведя рукой по коротким седым волосам. – Наверное, это лучше, чем смотреть на тюремные зеленые стены. Тот, кто проектировал наш участок, должно быть, учился в Олбани в годы «холодной войны».

– Это будет круто, сержант, – сказал Нейт. – Попозже решим, где повесить остальные. Одна – афиша «Двойной ответственности», а вторая – «Безгласного мятежника» с портретом Джеймса Дина под названием картины. В этих фильмах много хороших видов Голливуда.

– Ладно, но только вешай там, где их не увидят посетители, – сказал Пророк. – Не превращай участок в контору по подбору актеров. – После того как Нейт Голливуд умчался вверх по лестнице, Пророк повернулся к Баджи: – Люблю молодых копов, которые уважают старину. И кстати, раз уж мы заговорили о старине. Пока Фаусто отгуливает, думаю, ты не будешь против того, чтобы несколько дней поработать с Хэнком Дрисколлом.

Баджи в отчаянии закатила глаза. Хэнк Дрисколл, он же Б. М., был человеком, с которым не любил работать никто, особенно молодые полицейские. Дело было не в том, что он был ровесником Фаусто – Хэнк Дрисколл отслужил девятнадцать лет, – просто работать с ним было так же приятно, как выслушивать жалобные причитания престарелой тетушки Марты. Прозвище Б. М. было сокращением от барона Мюнхгаузена. В психиатрии нарушение психики, как у Хэнка, называется синдромом Мюнхгаузена.

Б. М. Дрисколл отсутствовал на работе по болезни чаще, чем вся остальная вечерняя смена. Если приходилось арестовывать наркомана с гепатитом, Б. М. Дрисколл в течение сорока восьми часов появлялся у своего врача и недоверчиво выслушивал заверения в том, что его подозрения абсолютно беспочвенны с медицинской точки зрения.

Для патрульных, которым приходилось с ним работать, десятичасовое дежурство становилось бесконечным. Старые копы говорили, что если кажется, будто жизнь пролетает слишком быстро, можно остановить время, проработав месяце Б. М. Дрисколлом.

Он был высоким, жилистым мужчиной, внуком фермеров из Висконсина, которые переехали в Калифорнию во времена Великой депрессии. Это, по его утверждению, помешало его родителям питаться как следует и поэтому они передали потомству нездоровые гены. Свои редкие каштановые волосы он стриг почти так же коротко, как Пророк, потому что считал это более гигиеничным. Б. М. Дрисколл был дважды разведен, причем загадкой оставался тот факт, как ему вообще удавалось найти жену.

Однако в карьере Б. М. был случай, который сделал его героем полицейского эпоса. Несколькими годами ранее, когда Дрисколл работал в патруле в нищем латиноамериканском квартале Холленбекского участка, он оказался на месте захвата заложника: одуревший от наркотиков местный бандит с татуировкой на лице угрожал зарезать свою подружку охотничьим ножом.

Несколько копов, нацелив на бандита ружья и пистолеты, лестью и угрозами уговаривали его отпустить жертву. Офицер Дрисколл держал электрошоковое ружье и, выбрав момент, когда парень опустил нож, выстрелил. Стрелка электрошокера попала бандиту в левую часть груди, пробив пачку сигарет и одноразовую зажигалку, которая вспыхнула и подожгла одежду. Этим и закончился захват заложника.

С парня успели сорвать рубашку прежде, чем он серьезно обгорел, и посадили его в «скорую», а Б. М. Дрисколл стал своего рода знаменитостью, особенно среди латиноамериканской уличной шпаны, которая стала называть его «копом с огнеметом».

Но перспектива провести дежурство с героем полицейских баек сильно расстроила Баджи. И она заявила Пророку:

– Скажите мне только одну вещь, сержант. Скажите, что не ставите меня с Мэг, потому что я только что вернулась из декретного отпуска, а она похожа на карлицу. Я не могу передать, как это унижает нас, женщин, когда начальник-мужчина говорит, что ставит нас в разные экипажи ради нашей собственной безопасности. И это после того, как мы приложили массу усилий, чтобы попасть на эту работу.

– Баджи, даю слово, что ставлю тебя с Дрисколлом, а не с Мэг совсем не по этой причине. Я считаю тебя только копом. И точка, – ответил Пророк.

– И не по этой причине сделали меня напарницей Фаусто? Не для того, чтобы старый боевой конь присматривал за мной?

– Ты так ничего и не поняла, Баджи? – спросил Пророк. – Фаусто Гамбоа стал очень ожесточенным с тех пор, как два года назад его жена умерла от рака толстой кишки. Оба его сына – неудачники, поэтому совсем ему не помогают. Когда Рон Лекруа лег в госпиталь с геморроем, наступил идеальный момент, чтобы дать Фаусто в напарники молодого энергичного человека. Предпочтительно женщину, чтобы он немного смягчился. Так что я сделал это не ради твоего, а ради его блага.

Баджи подумала, что не зря этого человека прозвали Пророком. Теперь ее зажали в угол, откуда не было выхода.

– Привязали за косу, – лишь пробормотала она.

– Несколько дней поездишь с затычками для ушей, – сказал Пророк. – На самом деле Дрисколл – неплохой полицейский и очень щедрый. Постоянно будет угощать тебя капуччино и печеньем. И не потому, что ты женщина. Просто он такой человек.

– Надеюсь, что не заражусь птичьим гриппом или коровьим бешенством, слушая его разговоры, – сказала Баджи.

Когда они с Дрисколлом подошли к патрульной машине, Баджи села за руль, а Б. М. забросил походную сумку в багажник и сказал:

– Я постараюсь не дышать на тебя, Баджи. Знаю, что у тебя ребенок, поэтому не хочу тебя заразить. Кажется, я чем-то заболеваю. Пока не уверен, но у меня начинаются мышечные боли, и я чувствую сильный озноб. В октябре и январе я болел гриппом. В этом году мне не везет со здоровьем.

Остальные слова заглушил шум радиопереговоров. Баджи попыталась сконцентрироваться на голосе диспетчера и не обращать внимания на напарника. Она вспомнила историю, которую впервые услышала, когда ее перевели в Голливудский участок, где она познакомилась с детективом Энди Маккрей. Эта история особенно нравилась женщинам-полицейским.

Несколько лет назад офицер полиции из соседнего участка остановил автомобилиста, чтобы выписать штраф, но тот выстрелил в него. Энди Маккрей в то время работала в патруле Голливудского отдела, и ей вместе с несколькими экипажами дали задание прочесать восточную границу участка, где подозреваемый бросил машину после короткой погони.

Смена уже закончилась, экипажи работали сверхурочно, поддерживая связь друг с другом и проверяя переулки, дворы и пустые здания, но стрелявший словно испарился. Затем Энди узнала, что офицер из соседнего участка – ее однокашник по полицейской академии и он тяжело ранен. Той ночью она без устали работала, освещая автомобильным прожектором крыши и даже деревья, в то время как ее напарник не закрывал рта, подобно Б. М. Дрисколлу. Но он говорил не о вымышленных болезнях, а о том, что ему нужно отдохнуть и выспаться. Он был ненадежным, ленивым копом.

По слухам, Энди Маккрей терпела его часа два, но после слов: «Мы никого не найдем, давай сваливать и заканчивать работу, вся эта беготня – сплошное дерьмо», – она, насупившись, свернула на Голливудское скоростное шоссе и остановилась на обочине.

Когда напарник спросил, зачем она это сделала, Энди ответила, что с машиной что-то неладное, и добавила:

– Выйди и проверь правое переднее колесо.

Напарник поворчал, но послушался, вылез из машины, осветил фонариком колесо и сказал:

– Вроде все в порядке.

– Ты, бесполезный кусок дерьма, прекрасно знаешь, что не все в порядке, – сказала Энди и уехала, оставив его на обочине. Рация напарника осталась лежать на сиденье, а сотовый телефон лежал вместе с одеждой в раздевалке.

Энди искала подозреваемого еще час и остановилась только когда поиски отменили, после чего поехала в участок, все еще раздраженная и готовая принять наказание.

Пророк ждал ее, и когда Энди выгружала сумку из багажника, сказал:

– Твой напарник пришел около получаса назад. Остановил попутную машину. Он в ярости. Держись от него подальше.

– Сержант, мы охотились за ублюдком, который стрелял в офицера полиции! – сказала Энди.

– Я тебя понимаю, – ответил Пророк. – И, зная его, представляю, что ты чувствовала. Но нельзя оставлять человека одного на скоростном шоссе, если только он не мертвый, а ты не серийный убийца.

– Он написал официальную жалобу?

– Хотел, но я его отговорил. Сказал, что он сам себя только опозорит. Во всяком случае, он получил долгожданный перевод в западный Лос-Анджелес, поэтому уедет в конце месяца.

Вот так закончилась эта история – любимая всеми копами Голливудского участка, которые знали Энди Маккрей. Баджи вспомнила ее, потому что Б. М. Дрисколл постоянно ныл, что заболевает гриппом. Она спросила себя, сколько сможет выдержать сама, и улыбнулась при этой мысли. Сумеет ли она избавиться от напарника так, как это сделала Энди? Во всяком случае, прецедент есть.

И хотя Баджи начинало нравиться работать с Фаусто сейчас, когда он немного смягчился, разве не здорово было бы получить в напарницы Мэг Такару? Хотя бы чтобы поболтать по душам, как девушка с девушкой. Во время кода-7, когда они будут есть салат в кафе «Суп Плантейшн», можно было бы пошутить, спросив: «Ты бы смогла переспать с Нейтом Голливудом, если бы он потом не трепал об этом своим длинным языком?» Или: «Сколько времени тебе понадобится, чтобы закадрить одного из этих болванов, Капитана Смоллета или Капитана Сильвера, а потом пристрелить их?» Обычный разговор женщин-полицейских.

Мэг была спокойной и бесстрашной девушкой с чувством юмора, и это очень нравилось Баджи. А будучи японкой по происхождению, Мэг наверняка не откажется пообедать в суши-баре на Мелроуз-авеню, в который ни за что не соглашался пойти ни один офицер-мужчина. Разумеется, две женщины – одна высокая, другая очень маленького роста – станут объектом глупых мужских насмешек и сексуальных шуток, с которыми приходится мириться всем женщинам-полицейским, если они не хотят прослыть доносчицами, написав официальную жалобу.

А пока Баджи придумывала, как сменить Б. М. Дрисколла на Мэг Такару, не разозлив Пророка, Мэг искала способ поменять Капитана Смоллета на кого угодно. Пока Капитан Сильвер находился в отгулах, их впервые объединили в один экипаж – миниатюрную спокойную женщину и высокого разговорчивого мужчину. И – о Боже! – он бросал на нее взгляды каждый раз, когда оглядывал улицы, и если это будет продолжаться и дальше, он протаранит автобус или фонарный столб.

– Куда поедем на код-7? – спросил Капитан Смоллет после двадцати минут патрулирования. – Только не говори, что в суши-бар на Мелроуз-авеню, где я много раз видел твой припаркованный «катер».

– Значит, не скажу, – ответила она, вводя в бортовой компьютер номер нарушившего правила автомобиля и думая о том, что этот серфингист, наверное, водит своих девушек туда, где на столах лежат бумажные салфетки и подают воду из-под крана.

Надеясь получить в ответ улыбку, он сказал:

– Для меня суши – это всего лишь недавно умершие моллюски. Во время отлива они валяются по всему пляжу. Любишь прокатиться на доске для серфинга?

– Нет, – равнодушно ответила Мэг.

– Могу спорить, в бочке ты выглядела бы великолепно. Представляю, как твои роскошные темные волосы развевались бы на ветру.

– В бочке?

– Ну да, в трубе. В тоннеле. Когда волна, на которой ты едешь, смыкается над тобой.

– Ну да, в бочке. – Она подумала, что этот болван, наверное, слишком часто падал головой вперед. Он свихнулся на серфинге, вот в чем дело.

– В крохотном бикини из лайкры.

«Господи, помоги мне пережить эту ночь и сохрани от этого чудовища с избытком гормонов», – подумала Мэг. Но вскоре не на шутку испугалась, когда Капитан Смоллет сказал:

– Настоящий серфингист способен предсказать начало крепкой дружбы.

Уэсли Драбб вел машину, и это ему нравилось. Нейт Голливуд развалился на соседнем сиденье, тоже занимаясь любимым делом – рассказывал о шоу-бизнесе молодому напарнику, которому было абсолютно наплевать на кинотеатр на углу Фэрфакс и Мелроуз-авеню, в котором показывали немые фильмы.

– Здесь в девяностых произошло знаменитое убийство, в котором оказались замешаны бывшие владельцы кинотеатра, – сообщил Нейт. – Одного заказал деловой партнер. Убийца отбывает пожизненное заключение без права на помилование. Пресса назвала это «убийством немого кино».

– Правда? – равнодушно отозвался Уэсли.

– Я могу просветить тебя в отношении шоу-бизнеса, – сказал Нейт. – Если работаешь в этом участке, такие сведения могут понадобиться в любую минуту. Знаю, что ты и так богатый, но разве ты никогда не думал о подработке в кино? Я могу познакомить тебя с агентом.

Уэсли Драбб ненавидел, когда другие полицейские говорили о богатстве его семьи, поэтому отрезал:

– Богатый не я, а мой отец.

– Хотел бы я когда-нибудь познакомиться с твоим отцом, – сказал Нейт. – Он интересуется кино?

– Иногда ходит с матерью в кинотеатр, – пожал плечами Уэсли Драбб.

– Я имею в виду производство фильмов.

– Он увлекается стрельбой по тарелочкам, – сказал Уэсли. – И стреляет со мной из пистолета с тех пор, как я стал полицейским.

– А вот мне оружие неинтересно, – сказал Нейт. – Если я говорю о миллиметрах, то имею в виду не калибр, а ширину пленки. Тридцать пять миллиметров. Двадцать четыре кадра в секунду. У меня есть тысячедолларовая цифровая видеокамера, модель «Панавижн». Шикарная вещь.

– Ага, – сказал Уэсли.

– Я знаю одного парня, мы собираемся заняться производством фильмов. Когда найдем надежного инвестора, создадим маленькую независимую компанию, сделаем фильм и будем показывать его на фестивалях. У нас есть сценарий, мы готовы начать хоть сейчас. Все, что нам нужно, – это надежный инвестор. Мы не можем брать деньги у кого попало.

Они остановились на перекрестке в жилом районе восточного Голливуда, о котором Уэсли кое-что слышал. Здесь жили члены банды «Восемнадцатая улица».

Нейт Голливуд как раз собирался спросить Уэсли, не захочет ли Франклин Драбб включить в свой портфель инвестиций начинающую кинокомпанию, когда лысый белый парень в брюках из искусственной кожи, ботинках со множеством заклепок и кожаной жилетке, из-под которой виднелась испещренная татуировками грудь, подошел к автомобилю и громко постучал в окошко Нейта.

Оба напарника вздрогнули. Нейт открыл окно и вежливо, но настороженно поинтересовался:

– Чем могу помочь?

Мужчина попросил мягким, тихим голосом:

– Отвезите меня на угол Санта-Моники и бульвара Ла-Бри.

Нейт Голливуд бросил взгляд на Уэсли, потом посмотрел на парня. Светя фонариком снизу вверх, обратил внимание на запавшие глаза с расширенными зрачками и сказал:

– Отойдите от машины.

Нейт вышел, а Уэсли быстро сообщил, что экипаж «6-Х-72» находится в ситуации по коду-6, и назвал свое местоположение. Затем заглушил мотор, сунул ключи в кармашек на ремне и, выйдя из автомобиля, быстро обогнул капот, светя фонариком, а другую руку держа на рукоятке «беретты».

Приглядевшись, Нейт заметил, что мужчина выглядел намного старше, чем показалось с первого взгляда, но он был широкоплечим, с толстыми венами на покрытых татуировками мускулистых руках. Было очень темно, фонарь на углу не горел. Изредка проезжавшие автомобили освещали улицу, на которой не было видно ни одного пешехода.

– Я ветеран Вьетнама, – сказал мужчина. – Вы государственные служащие. Отвезите меня на угол бульвара Санта-Моника и Ла-Бри.

Нейт Голливуд недоверчиво посмотрел на него, потом перевел взгляд на напарника и сказал:

– Да, ты ветеран Вьетнама, это видно по глазам, но мы не такси. Чего ты накурился, парень? Или, может, ширнулся?

Мужчина лукаво улыбнулся, по всей видимости, плохо соображая. Он распахнул жилет, продемонстрировав голый торс, провел руками по поясу, ягодицам и паху и сказал:

– Видите, никакого оружия. Здесь нет ничего. Только красивая татуировка. Поехали на угол Санта-Моники и Ла-Бри.

Нейт Голливуд опять взглянул на напарника, который напряженно молчал, потом протянул:

– Да, понимаю. У тебя больше татуировок, чем у Анджелины Джоли, но ты – не она. Поэтому мы тебя никуда не повезем. – И повторил заклинание Голливудского участка: – Это жизнь, а не кино, приятель.

Эти глаза… Нейт опять посветил фонариком под подбородком мужчины. Они совсем не подходили к лицу и, казалось, принадлежали другому человеку. Или существу.

Нейт взглянул на Уэсли, который не представлял, как поступить в этой ситуации. Мужчина не нарушил закон, и Уэсли не знал, нужно ли попросить у него удостоверение личности или сделать что-то еще. Он ждал подсказки от Нейта. Положение становилось пугающим. Наверняка этот парень сумасшедший. Тем не менее все, что он сделал, – это попросил его подвезти. Уэсли вспомнил, как инструктор в полицейской академии говорил, что если сумасшедший не представляет опасности для себя или окружающих, его нельзя поместить в Медицинский центр Университета южной Калифорнии, бывшую больницу округа, на семьдесят два часа.

Нейт сказал мужчине:

– Единственное место, куда поедет эта машина, – тюрьма. Почему бы тебе не пойти домой и не отоспаться от того, от чего у тебя такие глаза?

– Такие глаза у меня от войны, – ответил тот. – От войны.

Нейт осторожно произнес:

– По-моему, мы должны пожелать тебе спокойной ночи, солдат. Иди домой. Прямо сейчас.

Он кивнул напарнику и попятился к машине, но, когда они сели и захлопнули дверцы, а Уэсли завел мотор, мужчина подбежал к автомобилю и начал пинать заднюю дверь, завывая, как волк.

– Черт побери! – заорал Нейт и включил рацию: – Шесть-х-семь-два, офицерам требуется помощь! – Он назвал адрес, распахнул дверцу и выскочил из машины с дубинкой, которую потерял в первые же тридцать секунд драки.

Уэсли тоже выпрыгнул со своего места, не вынув ключи зажигания и даже не заглушив двигатель, обежал вокруг машины и бросился на спину психу, который в одной руке держал дубинку Нейта, а другой хватал его за горло.

Мускулы, которые Нейт Голливуд накачал в спортзале и которые так нравились телкам в салуне «Директорское кресло», нисколько не помогли ему в случае с этим помешанным. И даже когда Уэсли бросил на парня свое почти стокилограммовое тело, тот продолжал лягаться и кусаться, как бешеная собака.

Уэсли попытался брызнуть на него из баллончика, но газ лишь образовал вокруг лица едкую водяную пыль, которая чуть не ослепила его. Он брызнул еще раз, но попал в Нейта Голливуда, поэтому плюнул и бросил баллончик.

Скоро все трое, сцепившись в клубке, перекатились по газону двухэтажного дома, принадлежавшего гондурасским эмигрантам, на задний двор, где Нейт Голливуд запаниковал, почувствовав, как силы его убывают. Он подумал, что вполне может пристрелить этого проклятого шизика, если тот попытался схватить его пистолет.

Пока кипела битва, несколько бандитов из «Восемнадцатой улицы» следили за ней из окна. Кое-кто вышел на улицу, чтобы поболеть за парня, который надрал задницу полицейским. Когда за ними рванули их питбули, бандиты взяли их на поводок, зная, что скоро здесь появится много копов.

Казалось, собаки наслаждались дракой даже больше, чем люди. Они сердито ворчали и лаяли каждый раз, когда затянутый в искусственную кожу сумасшедший бил ногой Уэсли Драбба. Тот в ответ применял разрешенные городским управлением удары дубинкой, и это заставляло собак лаять еще громче. А затем на сцене появился Чокнутый Ленни.

Чокнутый Ленни не был членом банды «Восемнадцатая улица», но являлся их страстным поклонником. Даже бандиты считали его слишком молодым, слишком глупым и слишком импульсивным, чтобы использовать как «гонца», мальчика на побегушках для мелкого сбыта наркотиков. Чокнутый Ленни не следил за дракой вместе с пятью бандитами и их сбесившимися собаками. Он не мог оторвать глаз от черно-белой патрульной машины, которую Уэсли Драбб, спеша помочь Нейту Голливуду, оставил с включенным мотором и ключами в зажигании. И Чокнутый Ленни увидел возможность сделать себе имя, которое навечно останется в умах и сердцах бандитов, которые до сей поры его отвергали.

Чокнутый Ленни вскочил в полицейский автомобиль и рванул с места с криком «Да здравствует „Восемнадцатая улица“!».

Нейт Голливуд и Уэсли Драбб даже не заметили, что их «катер» угнали. К этому времени они прижали мужчину к ветхому домику с гаражом на одну машину, и Уэсли Драбб понял, что все удары по ногам и рукам, которым их учили в академии, не стоят ломаного гроша, если дерешься с крепким мужиком, возможно, накурившимся «ангельской пыли», или просто с психом.

Прежде чем появилась первая полицейская машина, скрежеща покрышками на повороте и заглушая сиреной лай собак бандитов и даже вопли сумасшедшего, отчаянно пытавшегося укусить Нейта Голливуда, Нейт предплечьем и бицепсом перекрыл шизику горло в V-образном захвате. Нейт изо всех сил пережимал сонную артерию, а обессиленный Уэсли бил противника дубинкой по всему телу – от ключиц до икр, – но безрезультатно.

Когда Капитан Смоллет с Мэг, Баджи с Б. М. Дрисколлом и еще четыре офицера из ночной смены прибежали на выручку, мужчина почти отключился, потому что кислород прекратил поступать в мозг из-за печально знаменитого удушающего захвата. Этот прием за несколько десятилетий стал причиной смерти более десяти человек, но спас больше жизней, чем электрошокеры, ружья с пластиковой дробью, полицейские дубинки, перечный газ и все остальное небоевое оружие, вместе взятое. Не повлекшее за собой смерть применение силы в условиях надзора министерства юстиции, текущей расовой политики и политкорректности приравнивалось к применению оружия. За ним следовало почти столько же разбирательств и объяснений, как если бы Нейт Голливуд, действуя в пределах допустимой самообороны, выстрелил в мужика зарядом картечи.

Когда ситуация оказалась более или менее под контролем, один из бандитских псов, увидев полицейских, выскакивающих из машин и бегущих в направлении хозяев, сделал то, что делают все служебные собаки. Он рванулся вперед, освободился от поводка и помчался прямо на Б. М. Дрисколла, который уже поставил одну ногу на тротуар. Увидев злобные глаза и обнаженные в оскале клыки, Б. М. Дрисколл заревел, выхватил пистолет и выстрелил дважды. Один раз он промахнулся, но второй выстрел пришелся псу в голову.

При звуках стрельбы все остановилось. Поняв, что маньяк задыхается, Нейт Голливуд отпустил противника, и тот без сознания рухнул на землю. Уэсли Драбб впервые бросил взгляд в сторону улицы и спросил:

– А где наш «катер»?

Шутки кончились, и бандиты с оставшимися в живых собаками отступили к дому, не высказав никаких претензий по поводу убийства незарегистрированного пса. Они долго обсуждали бесстрашный и решительный поступок Чокнутого Ленни и согласились, что, наверное, его все же следует принять в банду, если, конечно, он не даст себя задержать.

Увидев лежащего на земле маньяка, Капитан Смоллет сказал Мэг:

– Посмотрим, кто будет делать ему искусственное дыхание.

Но пока Мэг бежала к машине за личной маской для искусственного дыхания, мужчина задышал сам. Он застонал и попытался подняться, но Нейт Голливуд с разбитым и распухшим лицом быстро надел на него наручники и без сил упал рядом.

И тут Капитан Смоллет заметил, что к лысой голове помешанного что-то прилипло. Посветив фонариком, он увидел слово «Вайс». Именной жетон Нейта Голливуда оторвался во время драки и пристал к лысому черепу маньяка.

– Дайте мне «Полароид»! – закричал Капитан Смоллет.

Ко времени прибытия Пророка, который приказал Капитану Смоллету и Мэг ехать с ним, оставив свою машину Нейту Голливуду и Уэсли Драббу, подозреваемый пришел в себя.

– Ты можешь нанести мне вред только в физическом мире, – заявил он Нейту.

Тот все еще пытался отдышаться, пошевелил поврежденной рукой и ответил:

– Это единственный мир, в котором мы живем, придурок.

Пророк предупредил, что могут приехать две команды дознавателей: одна займется расследованием убийства собаки, а вторая будет разбираться с Нейтом Голливудом, который применил удушающий захват. Отдел дознания по применению силы нужно во что бы то ни стало убедить, что Б. М. Дрисколл действовал из страха получить тяжкие телесные повреждения, а Нейт Голливуд душил сумасшедшего с целью защитить собственную жизнь.

– Две команды дознавателей по одному инциденту, – стонал Пророк.

Капитан Смоллет сочувственно сказал:

– Городскому управлению полиции нужно все больше, босс. Кто-то перевернул пирамиду вверх ногами, и мы оказались под острым концом. У нас надзорных органов больше, чем денег у мафии.

Когда рядом остановилась еще одна полицейская машина, Пророк удивился, как это дознаватели смогли так быстро сюда добраться, но потом увидел, что на ней прибыл один из детективов ночной смены, Жалостливый Чарли, который, как обычно, приехал, чтобы удовлетворить свое болезненное любопытство. На нем была тайваньская клетчатая спортивная куртка, сшитая, похоже, из огнеупорного материала. Чарли вышел из машины, поковырялся в зубах и осмотрел место происшествия, готовясь произнести одно из своих глубокомысленных изречений.

Капитан Смоллет поговорил с одним из членов «Восемнадцатой улицы», который вышел, чтобы убедиться, что собака мертва, и подбежал к Пророку:

– Босс, по-моему, некоторые обстоятельства помогут разобраться с крысами из команды дознавателей.

– Да? Какие?

Показав на мертвого пса, Капитан Смоллет сказал:

– Бандюган сказал, что собака была ничейной, когда ее подобрали.

– Да?

– Ну, знаете, это один из тех бродячих псов, которые бегают по району. Один парень нашел его в Уоттсе, привез домой и запустил в свору. Но в прошлом месяце оказалось, что у него рак, поэтому его на днях собирались усыпить.

– И что?

В разговор вступил Жалостливый Чарли:

– Неужели ты не понимаешь? Ты слышал о собаках, которые могут чуять злокачественные опухоли?

– К чему ты, черт побери, клонишь, Чарли? – требовательно спросил Пророк. У него не было времени ни на бестолкового серфингиста, ни на то, чтобы выслушивать анализ преступления от Чарли.

Жалостливый Чарли печально покачал головой, цыкнул зубом и сказал:

– Это можно назвать очередной драмой, из тех, что происходят на улицах Голливуда. Чертов кобель знал, что у него рак, поэтому решил стать камикадзе и бросился на полицейского.

Молодой Уэсли Драбб так и не оправился от потрясения до конца смены. Мысли разлетались, он никак не мог сосредоточиться на текущих делах. Например, когда арестованного везли в Центральную тюрьму в Паркер-центре, где ему могли оказать медицинскую помощь, Уэсли, проезжая мимо служебной стоянки, подумал: «Почему въездные ворота блокированы стальным барьером, а выездные широко открыты, и перед ними даже не лежит лента с металлическими шипами? Террорист может свободно заехать в выездные. Неужели мы настолько глупы?»

Прежде чем предъявить обвинение в нанесении побоев офицеру полиции, арестованному оказали первую помощь. Нейт Голливуд и Уэсли Драбб решили поехать в больницу, чтобы обработать ушибы и ссадины. Что же до арестованного, сказал Нейт Уэсли, то отдел окружного прокурора решит, спятил ли он окончательно или свихнулся временно, приняв дозу «ангельской пыли» либо какой другой отравы – это покажет анализ крови. Временное помешательство под воздействием наркотика не освобождает от уголовной ответственности, но в случае невменяемости, вызванной жизненными обстоятельствами, например, участием в войне, обычно не дают срок, а помешают в спецлечебницу.

Уэсли Драбб не мог сосредоточиться больше часа. Его встревожили замечания чернокожего служащего тюрьмы, который не спешил возвращаться с продленного обеденного перерыва, введенного недавно по настоянию профсоюза.

Когда арестанта раздели для обыска, тюремщик посмотрел на полосы, темнеющие по всему его телу, и сказал:

– Он похож на зебру.

Уэсли Драбб не мог себе представить, чтобы пятидесятисемилетний мужчина был способен на такое. Он все еще переживал из-за насилия, впервые в жизни совершенного им над человеческим существом, и потери своего полицейского автомобиля.

– У нас не было выбора, – попытался он объяснить тюремщику происхождение синяков на теле задержанного.