Текст книги "Голливудский участок"

Автор книги: Джозеф Уэмбо

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 22 страниц)

Глава 6

Это обещало стать обычным допросом сбежавшего из дома подростка, не более. Энди Маккрей сидела в комнате детективов и, глядя на экран компьютера, составляла отчет для окружного прокурора по делу о нападении жены на мужа: после того как тот, выпив шесть банок шотландского эля, скривил губы и сказал, что мясной рулет, который она приготовила, «пахнет, как рубчик у Гретхен», она ударила его кровельным молотком по голове.

Здесь было две неувязки. Во-первых, Гретхен приходилась ей сестрой – дважды разведенной любвеобильной сестрой, а во-вторых, на лице мужа появилось испуганное выражение, которое никак не соответствовало неуклюжему объяснению, когда он быстро сказал: «Ну что ты, откуда мне знать, какой у Гретхен… – А потом добавил: – Я пошутил, вроде как Крис Рок, но не получилось, да? Мясной рулет пахнет вкусно. Очень вкусно, дорогая».

Жена не сказала ни слова, вышла на заднее крыльцо, где кровельщик хранил свои инструменты, и вернулась с молотком, когда муж откусил мясной рулет, пахший, как рубчик Гретхен.

Жену арестовали за покушение на убийство, хотя муж отделался всего двадцатью тремя швами и сотрясением мозга. Энди считала, что любой помощник окружного прокурора, которому передадут это дело, квалифицирует его как тяжкое уголовное преступление и отправит городскому прокурору для регистрации в качестве судебно наказуемого проступка, что ее вполне устраивало. Жертва нападения напомнила ей о бывшем муже, Джейсоне, который ушел на пенсию и теперь жил в Айдахо по соседству с множеством других копов, сбежавших от городской суеты. Уехал туда, где местные копы, заполняя бланки задержаний, писали в графе «Расовая принадлежность» только слово «белый», потому что других там не было.

Джейсон не стеснялся спать с другими женщинами-полицейскими, которые назывались «раками на безрыбье»: с ними нельзя было строить серьезные отношения, но для постели они годились. Энди в то время была молодой и заплатила за свою глупость пятью годами брака, который не принес ей ничего хорошего, кроме Макса.

Единственный сын, сержант Макс Эдвард Маккрей, служил в Афганистане. Это было его второе назначение. Первым был Ирак, и тогда Энди почти не спала по ночам, постоянно просыпаясь в холодном поту. Теперь, когда он находился в Афганистане, ей стало легче. Немного легче. Он загорелся желанием служить в армии, когда ему стукнуло восемнадцать, и ей никак не удавалось его отговорить. Джейсон тоже ничего не смог сделать, когда впервые решительно высказался и повел себя как отец. Макс сказал, что идет в армию вместе с двумя друзьями, с которыми играл в сборной школы по футболу, и не собирается отступать от своего слова. Для него – Ирак, для нее – головные боли и бессонница в спальне двухэтажного дома в Ван-Найсе.

Разобравшись с документами, Энди хотела выпить чашечку кофе, но подошел патрульный и попросил:

– Детектив, поговорите, пожалуйста, с четырнадцатилетним беспризорником. У нас был вызов на Лакки-Страйк-лэйнз, где он играл в боулинг с сорокалетним мужиком, который вдруг начал его избивать. Подросток говорит, что мужик приставал к нему с сексуальными домогательствами, но тот отказывается разговаривать. Он у нас в «обезьяннике».

– Вам нужны детективы по сексуальным преступлениям, – сказала Энди.

– Я знаю, но их нет на месте, а паренек хочет разговаривать только с женщиной. Говорит, что должен признаться в том, о чем не может сказать мужчине. По-моему, ему просто нужна мама.

– А кому она не нужна? – вздохнула Энди. – Ладно, ведите его в комнату для допросов, я сейчас подойду.

Через пять минут, выпив кофе, угостив мальчика газировкой и во второй раз зачитав его права, она кивнула полицейскому и отпустила его.

Аарон Биллингс был хрупким, почти по-девичьи красивым подростком с темными локонами, широко расставленными выразительными глазами и недетским тяжелым взглядом. Он был метис, возможно, на четверть афроамериканец, хотя Энди не была в этом уверена. У него была сияющая белозубая улыбка.

– Ты понимаешь, за что забрали тебя и твоего приятеля? – спросила Энди.

– Конечно, – сказал он. – Мэл меня бил. Это все видели. Мы были в кегельбане. Мне все это надоело, поэтому когда полицейские спросили про документы, я сказал, что сбежал из дома. Мама наверняка подала заявление. Ну, я думаю, что подала.

– Откуда ты?

– Из Рино, штат Невада.

– Когда убежал?

– Три недели назад.

– Ты убежал с Мэлом? – спросила Энди.

– Нет, но я встретил его на следующий день, когда голосовал на дороге. Мне надоела мать. Всегда приводит в дом мужиков, а мы с сестрой смотрим, как они занимаются сексом. Сестре десять лет.

– Ты сказал, что Мэл к тебе приставал. Это правда?

– Да, много раз.

– Расскажи обо всем, что произошло с того момента, как вы встретились.

– Хорошо, – сказал мальчик и долго пил газировку из банки. – Вначале он отвез меня в мотель, и мы занимались сексом. Я не хотел, но он меня заставил. Потом дал десять долларов. Потом мы пошли в кино. Потом поели в китайском ресторане. А затем он решил поехать в Голливуд, чтобы посмотреть на кинозвезд. Мэл купил водки с апельсиновым соком, и мы напились. Потом доехали до Фресно, остановились на придорожной площадке и переночевали. Проснулись рано. Потом убили двух человек и забрали у них деньги. Потом опять пошли в кино. Потом поехали в Бейкерфилд. Потом…

– Постой, постой! – сказала Энди. – Давай вернемся к придорожной площадке!

Через двадцать минут Энди позвонила детективу во Фресно и узнала, что там действительно была застрелена супружеская пара средних лет, направлявшаяся из Канзаса на отдых в Калифорнию. И действительно, преступление не было раскрыто, поскольку не имелось ни подозреваемых, ни улик, за исключением пуль тридцать второго калибра, найденных при вскрытии в головах обеих жертв.

– У нас нет ни одной зацепки, – пожаловался детектив.

– Теперь есть, – успокоила его Энди.

Во второй половине дня пришла начальница Энди, детектив первого класса Ронда Дженкинс, выступавшая в суде на слушании в связи с убийством трехлетней давности.

– У меня отвратительный день, – заявила она. – А ты как?

– Пыталась заняться делами.

– Да? И что же ты делала? – спросила Ронда просто из вежливости, сняв туфли на низком каблуке и растирая больные ноги.

Сохраняя невозмутимый вид, Энди сказала:

– Прежде всего навела справки по вчерашнему делу. Потом перечитала дело об убийстве разносчика пиццы. Затем допросила торговца сосисками в Паркер-центре. Попила кофе. Раскрыла двойное убийство во Фресно. Написала письмо Максу. Потом…

– Вот это да! – сказала Ронда. – Ну-ка, давай поподробней о двойном убийстве во Фресно!

– Вот сука! Ее сердце не увидишь даже под электронным микроскопом, – жаловался Капитан Сильвер своему напарнику.

Капитан Смоллет, который днем посещал занятия в местном колледже, сказал:

– Старик, ты просто очередная жертва кровосмесительного сплетения атавистических отношений в правоохранительном сообществе.

Капитан Сильвер удивленно посмотрел на Капитана Смоллета, направлявшего машину в Голливуд-Хиллз, и сказал:

– Засунь свои ученые слова знаешь куда!

– Ладно, если быть честным, – сказал Капитан Смоллет, – то, судя по фотографии, которую ты мне показывал, у нее сферические размеры, старик. Эта баба напоминает телепузика. Тебя ослепил громадный размер ее молочных желез, вот и все. В действительности вы не слились душой и сердцем.

– Не слились душой… – Капитан Сильвер с недоверием посмотрел на своего напарника. – Знаешь, приятель, адвокат моей бывшей жены хочет отнять у меня все, включая аквариум. С теми двумя черепахами, которые у меня остались! И догадайся, что еще меня беспокоит. Срок федерального декретного соглашения никогда не истечет, как мы и предполагали, потому что этот кретин федеральный судья говорит, что мы к этому не готовы. Все это политическая туфта.

– Не напоминай мне об этом! – заявил Капитан Смоллет. – Я уже готов был кричать: «Свобода! Свобода! Господи Боже мой, наконец-то я свободен!»

– Я чертовски зол на нового мэра, – сказал Капитан Сильвер, – который превратил комиссию по делам полиции в союз защиты гражданских свобод. К тому же я зол на адвоката своей бывшей жены, который хочет, чтобы я зарабатывал на жизнь, собирая пустые алюминиевые банки. И я зол на то, что живу в квартире с грибком – таким агрессивным, что он душит меня, когда я сплю. Зол на свою бывшую продажную подругу, на детектива из Северо-Западного участка, который теперь ее трахает. В общем, я готов кого-нибудь пристрелить.

«И ведь пристрелит», – подумал Капитан Смоллет.

Диспетчер передал экипажам код 37, означавший, что угнан автомобиль и полиция ведет преследование.

Пессимист Капитан Сильвер заметил:

– Девонширский отдел. Угонщик вряд ли доберется до нас.

Более оптимистично настроенный Капитан Смоллет возразил:

– Посмотрим. Можно и помечтать.

Капитан Сильвер не сдавался:

– Наш политкорректный шеф не разрешает преследовать водителей, если только они не сумасшедшие. Ну и как, по-твоему, этот чертов маньяк мог перейти эту границу? Или для этого нужно переехать копа?

Они слышали шум погони на транспортных развязках и улицах в долине Сан-Фернандо, удалявшейся в направлении северного Голливуда. Через несколько минут преследуемые и преследователи находились уже в северном Голливуде, двигаясь к Голливудскому скоростному шоссе.

– Наверное, опять повернут на север, – предположил Капитан Сильвер.

Однако угнанный автомобиль, новый джип «Тойота», свернул на юг, на Голливудское скоростное шоссе, и Капитан Сильвер сказал:

– Я слышал, у этой машины под капотом шесть очень приличных цилиндров. Спорим, сейчас он развернется. Наверное, какой-нибудь молодой бандит. Сейчас развернется, доедет до своего района, бросит машину и сбежит.

Однако погоня свернула с Голливудского скоростного шоссе на Вентуру, а затем на юг, на Ланкершим-бульвар. Серфингисты переглянулись, и Капитан Сильвер сказал:

– Вот это да! Поехали!

И они поехали. Капитан Смоллет повел машину к Голливудскому скоростному шоссе мимо Юниверсал-Сити и свернул в районе Лейксайдского загородного клуба, где «тойоту» теперь преследовали с десяток патрульных машин и экипажей калифорнийской дорожной полиции и вертолет, но не полицейской «авиации», а телевизионщики.

Именно здесь, на жилой улице недалеко от загородного клуба, угонщик оставил джип и бросился во двор, оттуда через забор – в соседний двор, потом на площадку для гольфа. В конце концов он вернулся на улицу, где его уже поджидали полицейские, некоторые с пушками наготове.

За рулем угнанной машины сидел сержант из участка северного Голливуда, пытавшийся сообщить диспетчерам, что помощи уже достаточно, однако полицейские продолжали прибывать. Такое часто случается во время долгих погонь. Вскоре подъехали представители отдела лос-анджелесского шерифа и еще несколько патрульных машин, а вверху кружил вертолет телестудии, освещая лучами прожекторов мечущихся внизу полицейских.

Капитан Смоллет остановился в двух кварталах от столпотворения и спросил:

– Хочешь выйти поохотиться? Может, он на нас выскочит.

– Годится, – сказал Капитан Сильвер. Они вышли из машины и пошли по переулку между частными домами и многоквартирными зданиями, не выключая фонарики.

Справа, где копы прочесывали улицы, слышались голоса, и Капитан Смоллет предложил:

– Может, лучше включить фонарики, чтобы кто-нибудь не всадил в нас заряд дроби?

Затем кто-то крикнул:

– Вот он! Эй, вот он!

Они побежали на голос и увидели молодого рыжего копа, который сидел на двухметровом заборе, отделявшем комплекс жилых зданий от переулка.

Коп увидел их – точнее, увидел силуэты в синей форме – и сказал:

– Вон там, наверху! Он на том дереве!

Капитан Смоллет посветил фонариком на старое оливковое дерево и увидел молодого латиноамериканца в футболке слишком большого размера, мешковатых штанах и с платком на голове.

Молодой коп крикнул:

– Слезай сейчас же! – И прицелился в парня из пистолета, другой рукой освещая верхушку дерева.

Капитан Смоллет и Капитан Сильвер подошли ближе, а парень на дереве посмотрел вниз, на сидящего на заборе молодого копа, и сказал:

– Да пошел ты. Если хочешь, поднимись и арестуй меня.

Капитан Смоллет повернулся к Капитану Сильверу:

– Он обдолбанный. В ауте от «снежка».

– А кто не в ауте? – отозвался Капитан Сильвер.

Молодой коп, судя по виду, стажер, вынул рацию, но прежде чем связаться с диспетчером, спросил:

– Где мы находимся? Вы, ребята, знаете адрес?

– Не-е-е, – сказал Капитан Сильвер. – Мы из отдела Ван-Найса.

«Интересно, – подумал Капитан Смоллет. – С чего это напарник заявил, будто мы из Ван-Найсского отдела?»

– Постерегите его, – попросил молодой коп. – Я выбегу на улицу, узнаю адрес.

– Просто выйди на дорогу и крикни, – посоветовал Капитан Сильвер. – Здесь кругом полно копов.

Капитану Смоллету показалось странным, что Капитан Сильвер выключил фонарик и встал в глубокой темноте под вторым деревом. Словно не хотел, чтобы парнишка его разглядел. Но почему? Подумаешь, немного поездили и удалились от участка.

Когда стажер убежал за подмогой, Капитан Сильвер сказал:

– Этот молокосос не знает, что делать с ворюгой на дереве.

Они стояли, глядя на парня, а тот, жмурясь, смотрел на луч фонарика. Наконец Капитан Смоллет спросил:

– А что бы ты сделал на его месте?

Капитан Сильвер взглянул наверх и заорал:

– Эй, придурок, ну-ка слезай!

– И не надейся, – отозвался угонщик.

– Хочешь, чтобы я тебя сбил? – крикнул Капитан Сильвер, целясь из своего «глока» 40-го калибра. – Меня долго просить не надо.

– Ты не выстрелишь, – заявил парнишка. – Я несовершеннолетний. Всего лишь хотел покататься на машине.

Это еще больше разъярило Капитана Сильвера. И тут он заметил, что молодой коп оставил у стены свой «ремингтон» с ярко-зеленой ложей, заряженный пластиковой дробью.

– Гляди, напарник, – обратился он к Капитану Смоллету. – Молокосос схватил пугач вместо настоящего ружья. Теперь, наверное, ищет циркулярку, чтобы спилить чертово дерево.

Коснувшись баллончика с перечным газом, Капитан Смоллет сказал:

– Жаль, что он далеко, приятель. Немного газа пошло бы ему на пользу. – Он обменялся взглядом с напарником.

– Я знаю, о чем ты думаешь, – сказал тот, – но это исключено. Это жизнь, а не кино, приятель!

– Этот стажер не видел наших лиц, старик, – спокойно сказал Капитан Сильвер. – Копы бегают по всему району.

– Нет, – отозвался Капитан Смоллет. – Ружье с пластиковой дробью нельзя использовать, чтобы заставить человека подчиниться. Это не питбуль-поло, старик.

– Интересно, сможем ли мы заставить его по-другому?

– Не хочу об этом слышать, – ответил Капитан Смоллет.

Капитан Сильвер, который ни разу не стрелял в кого-нибудь из ружья с пластиковой дробью, как, впрочем, и из любого другого оружия, вынул из кармана резиновые перчатки, надел их, чтобы не оставлять отпечатков, навел ружье на дерево и приказал:

– Эй, щенок, слезай немедленно, или я сшибу тебя с этого дерева.

Ружье выглядело устрашающе, однако оно не испугало угонщика, который начал ругаться:

– Вы со своим вонючим напарником можете поцеловать…

И тут из дула вырвалось пламя и раздался грохот. Выстрел напугал Капитана Смоллета даже больше, чем мальчишку, который взвизгнул, когда пластиковая дробь попала ему в живот.

– Ой! – заорал он. – Ты в меня выстрелил, козел! Ой-е-е-ей!

Капитан Сильвер в ответ выстрелил еще раз, а Капитан Смоллет выбежал на улицу перед зданием и увидел не менее пяти фигур в синей форме, бегущих к ним. Парень заорал еще громче и начал спускаться.

– Давай, к черту, убираться отсюда! – сказал Капитан Смоллет, подбежав к Капитану Сильверу и схватив его за руку.

– Он спускается, – изумленно произнес Капитан Сильвер.

– Брось пугач! – сказал Капитан Смоллет, и Капитан Сильвер швырнул ружье на траву.

Оба копа молча рванули обратно по переулку к своей машине. Они бежали молча, пока Капитан Смоллет не сказал:

– Старик, сейчас здесь соберется куча следаков из отдела собственной безопасности. Как ты мог выстрелить в белого парня?

Капитан Сильвер, до которого наконец дошло, что он нарушил множество полицейских инструкций, если не сам Уголовный кодекс, сказал:

– Этот молокосос нас не видел. Свет бил ему в глаза. Рыжий стажер тоже не разглядел наши лица. Он так нервничал, что не смог бы отличить собственный член от чужого. В любом случае это территория Голливуда Северного отдела. Мы здесь не работаем.

– Твоими бы устами… – сказал Капитан Смоллет. И тут его посетила паническая мысль. – Ты отправил код-6? – спросил он, имея в виду первое правило безопасности полицейских: информировать диспетчера о своем местонахождении, если выходишь из машины. – Я не помню.

Капитан Сильвер вначале тоже запаниковал, потом ответил:

– Нет, уверен, что не отправлял. Никто не знает, что мы в северном Голливуде.

– Давай-ка вернемся на свой маршрут! – сказал Капитан Смоллет, когда они наконец уселись в машину.

Он ехал с погашенными габаритными огнями, пока не отъехал на несколько кварталов от места происшествия, и услышал, как голос диспетчера произнес:

– Всем экипажам, код-4. Подозреваемый задержан. Код-4.

Они молчали, пока снова не оказались на Голливудском бульваре.

– Давай передадим код-7, – предложил Капитан Сильвер. – Что-то я вдруг проголодался после наших приключений. А ты, приятель, в последнее время что-то часто мандражируешь. Тебе нужно подкрепиться. Возьми-ка себе буррито со сметаной и соусом из авокадо и томатов. – Потом он добавил: – Может, все дело в тех двух патронах, которые я выпустил в этого юнца, но сейчас я чувствую себя прекрасно.

У Капитана Смоллета отвисла челюсть, когда Капитан Сильвер вдруг запел хит группы «Ю-Ту».

– Два выстрела счастья и выстрел печа-а-а-али…

– Ты меня пугаешь, старик, – сказал Капитан Смоллет. – Пугаешь, как доктор, натягивающий латексные перчатки.

Капитан Сильвер продолжал петь:

– Два выстрела счастья и выстрел печа-а-а-али…

Капитан Смоллет молча ехал в сторону Сансет-бульвара, потом наконец произнес:

– Я отведу тебя в «Директорское кресло», как только у нас выдастся выходной. Выпьем пива. Побросаем дротики.

– Ладно, делать все равно нечего. Правда, мне не нравится эта забегаловка. Может, пойдем в другое место, где не так много копов?

– А я обожаю бар с объявлением «Не обслуживаем клиентов без рубашек, без обуви и без полицейских значков», – усмехнулся Капитан Смоллет. – Кроме того, там всегда есть телки, которые дадут любому копу, даже тебе.

– Спасибо, доктор Фрейд, – кивнул Капитан Сильвер. – Но с какой стати ты вдруг озаботился моей сексуальной жизнью?

– Я думаю прежде всего о себе, старик, – ответил Капитан Смоллет. – Тебе нужно забыть о бывшей жене, ее адвокате и той бабе, которая тебя бросила. Или мне придется найти детектива Северо-Восточного отдела, с которым она связалась.

– Зачем?

– Чтобы его замочить. Так больше не может продолжаться. Ты меня слышишь, старик?

Козмо Бедросян всегда отрицал какую-либо связь с так называемой русской мафией. Федеральные и местные власти называли русской мафией, выходцев из бывшего СССР и стран Восточной Европы, то есть всех, с кем общался Козмо, потому что все они занимались той или иной нелегальной деятельностью. Названия ничего не значили для Козмо, который хоть и родился в Советской Армении и говорил на ломаном русском, был таким же русским, как Джордж Буш. Он считал американских полицейских полным дерьмом в том, что касалось восточноевропейских иммигрантов.

Но из-за их одержимости русской мафией ему приходилось быть осторожным, когда он имел дело с Дмитрием, владельцем ночного клуба «ГУЛАГ» на Уэстерн-авеню. Этот клуб находился не в лучшей части города, но имел хорошо освещенную и охраняемую автостоянку. Молодые люди со всей западной части Лос-Анджелеса и даже из Беверли-Хиллз и Брентвуда не боялись отправиться на восток, в «Маленькую Сибирь», как называли этот район.

В «ГУЛАГе» была хорошая кухня, здесь не скупились на напитки, а по вечерам звучали знакомые роковые мелодии, благодаря чему от желающих потанцевать не было отбоя до самого закрытия. А на проводимых время от времени «Русских вечерах» выступали русские артисты: танцоры, балалаечники, скрипачи и обворожительные певцы из Москвы. Все это приносило Дмитрию очень богатую клиентуру из бывшего СССР, и не важно, чем она занималась – легальным бизнесом, контрабандой или отмыванием денег. Но этот вечер не был одним из «русских».

Со дня ограбления прошла неделя, и Козмо решил, что уже можно идти к Дмитрию. О полиции он не беспокоился. Никого из знакомых не допрашивали. Он подъехал к «ГУЛАГу» ранним вечером и направился в бар. Он знал бармена, которого американцы называли Джорджи, потому что тот был родом из Грузии, и попросил повидаться с Дмитрием. Бармен налил ему порцию анисовой водки, и Козмо стал ждать, пока тот закончит обслуживать двух официанток, потому что в «счастливый час», когда спиртное продается со скидкой, бармен не справлялся с потоком заказов.

Это был типичный для Голливуда ночной клуб с кабинетами для частных вечеринок наверху. Мягкие зеленые диваны расставлены вдоль стен, оклеенных обоями кричащих цветов, – вероятно, это было чье-то представление о «крутости», или «вибрациях», как выражались голливудские тусовщики. «ГУЛАГ» считался крутым местом и излучал таинственные вибрации.

В тот вечер диск-жокей только начинал работу и, чтобы отметить окончание затянувшегося «счастливого часа», поставил классический мягкий рок. Двое рабочих ремонтировали светильники на танцполе, стараясь закончить до того, как нахлынут посетители. Официанты протирали столы и стулья и смахивали пыль с мягких сидений находящихся на возвышении кабинок, куда попадали клиенты, не скупившиеся на чаевые менеджеру Андрею.

Через десять минут Козмо направили наверх, в кабинет Дмитрия с удивительно спартанской обстановкой. Хозяин клуба сидел, положив ноги на письменный стол, курил сигарету в серебряном мундштуке и просматривал садомазохистское порно на экране компьютера. Все утверждали, что Дмитрия интересуют все виды экзотического секса.

Это был невысокий худощавый человек с мягким рукопожатием, голубыми глазами и волнистыми каштановыми волосами. В белой хлопчатой рубашке и летних брюках он выглядел вполне безобидно, но Козмо его до смерти боялся, потому что слышал кое-что о Дмитрии и его друзьях.

Хозяин клуба знал, что Козмо почти не говорит по-русски. Однако сам он обожал американский сленг, поэтому всегда разговаривал с Козмо по-английски. Не вставая с места, Дмитрий произнес:

– А вот и наш фартовый парень! Парень, у которого всегда что-то происходит. Привет, Козмо! – Он протянул свою мягкую руку и шлепнул Козмо по ладони.

– Дмитрий, спасибо, что согласился поговорить. Спасибо, приятель.

– У тебя есть то, что мне нужно?

– Да, брат, – сказал Козмо, садясь в кресло для посетителей у стола.

– Надеюсь, не номера кредитных карт. Я вообще-то больше не занимаюсь кредитными картами, Козмо. Перехожу к другому занятию.

– Нет, брат, – сказал Козмо. – Я хочу тебе кое-что показать. – С этими словами он вынул бриллиант, один из самых крупных, доставшихся ему при ограблении ювелирной лавки, и робко положил его на стол.

Дмитрий опустил ноги на пол, посмотрел на камень и улыбнулся Козмо.

– Я не разбираюсь в бриллиантах, – сказал он. – Но у меня есть друг, который разбирается. У тебя есть еще?

– Да, – ответил Козмо. – Много. А еще кольца и серьги, все с прекрасными камнями.

Похоже, на Дмитрия это произвело впечатление.

– Ты растешь в моих глазах, – заметил он. – Больше не связываешься с наркоманами?

– У наркоманов не бывает бриллиантов, – ответил Козмо. – Думаю, если ты купишь все мои бриллианты, а потом продашь их, то сможешь получить неплохую прибыль.

– Возможно, мне стоит возобновить с тобой дела, Козмо, – заметил Дмитрий, улыбаясь. – Наверное, ты сейчас большой человек в Америке.

– Я хочу продать все камни за тридцать пять тысяч. Репортерша по телевизору сказала, что они стоят примерно двести – триста тысяч долларов.

– Вот дела! – сказал Дмитрий с усмешкой. – Так это был ты! Но тридцать пять тысяч долларов? За эти деньги ты должен принести очень хорошие камни.

– Ладно, брат, – сказал Козмо. – Я принесу очень хорошие камни.

– Мне потребуется месяц, чтобы наладить связи и собрать для тебя столько наличных, – сказал Дмитрий. – И убедиться, что полиция за это время тебя не арестовала.

– Очень печально это слышать, – спокойно произнес Козмо, но на лбу его выступил пот. – Мне нужны деньги сейчас.

Дмитрий пожал плечами:

– Ты можешь отнести свое сокровище кому-нибудь другому. Нет проблем.

Но у Козмо не было никого другого, и он знал, что Дмитрию это известно.

– Хорошо, – сказал он. – Я подожду. Позвони, когда найдешь деньги.

– Теперь, когда ты превращаешься в бизнесмена, – сказал Дмитрий, когда Козмо собрался уходить, – тебе нужно подбривать переносицу. Американцам нравится, когда у человека две брови, а не одна.

В тот вечер, когда Капитан Сильвер пел о двух выстрелах счастья, произошла еще одна перестрелка – на этот раз в Голливудском участке, – которая должна была стать причиной печали для двух участвовавших в ней полицейских.

Машина «6-А-65» ночной смены получила вызов по коду-3 и помчалась в сторону улицы в западной части Голливуда – района, из которого нечасто поступали такие вызовы. Половина машин третьей смены направилась туда же, услышав слова диспетчера о «вооруженном мужчине».

Получившая вызов машина, включив проблесковые маячки и сирену, примчалась на место происшествия на несколько секунд раньше остальных, но прежде чем офицеры «6-А-65» успели открыть дверцы автомобиля, рядом с визгом затормозили два экипажа третьей смены. Одну из машин третьей смены вела Мэг Такара. Ее напарник, Бенни Брюстер, выскочил с пушкой наготове, и тут же прибыл еще один экипаж ночной смены. Восемь копов – четыре с ружьями – приблизились к дому, из которого поступил вызов. Свет на крыльце был выключен, а сама улица была достаточно темной. Полицейские даже не успели принять решение, что делать дальше. Входная дверь дома распахнулась, и прибывшие на место преступления копы не поверили своим глазам.

На крыльцо вышел тридцативосьмилетний мужчина, впоследствии опознанный как хозяин дома Роланд Таркингтон. Позднее стало известно, что его отец был владельцем крупных коммерческих фирм в Голливуде, но потерял все в результате неудачных инвестиций, оставив единственному наследнику, Роланду, дом и деньги, достаточные лишь для нищенского существования. Роланд держал в одной руке какой-то документ, другую прятал за спину.

Освещаемый восьмью фонариками и прожектором, направленным на него с ближайшего патрульного автомобиля, Роланд не говорил ни слова, а только поднимал вверх лист бумаги, словно это был белый флаг капитуляции. Он с трудом спустился по ступеням крыльца и направился к копам.

Полицейских поразили размеры Роланда Таркингтона. На следующий день на вскрытии было установлено, что его рост составлял один метр семьдесят сантиметров. В отчете был указан и вес – двести сорок пять килограммов. Роланд Таркингтон отбрасывал на крыльцо огромную тень.

Бенни Брюстер закричал:

– Подними вторую руку!

Его поддержал нестройный хор голосов:

– Покажи нам другую руку!

– Обе руки вверх, черт тебя побери!

– Выйди на тротуар!

– Следи за той рукой! Следи за его чертовой рукой!

Стажер из ночной смены оставил своего наставника и прокрался по подъездной аллее метров на десять вперед. Тучный мужчина остановился, все еще размахивая белым листом бумаги. Стажер заглянул за спину Роланда Таркингтона и закричал:

– У него пистолет!

И тут, словно по команде режиссера, закончился очередной голливудский спектакль: Роланд Таркингтон показал, что прятал за спиной, неожиданно нацелив девятимиллиметровый полуавтоматический пистолет на ближайшего полицейского.

Немедленно раздались два ружейных выстрела – это стреляли два копа из ночной смены – и пять пистолетных, сделанных остальными полицейскими. Роланда Таркингтона озарили оранжевые вспышки, он поднялся на носки и упал на землю, где умер буквально через секунду, потому что его сердце было прошито несколькими пулями. Еще пять пуль пролетели мимо, попав в стену дома, когда Роланд Таркингтон уже упал.

Из домов начали выскакивать соседи, кто-то кричал, две женщины на другой стороне улицы причитали и плакали. Пророк, прибывший как раз в тот момент, когда ночь разорвали выстрелы, поднял забрызганный кровью листок бумаги, лежавший на траве рядом с мертвым телом. Оружие Роланда Таркингтона оказалось водяным пистолетом, достаточно точной копией боевого.

Коп, стрелявший из ружья, спросил:

– Что там говорится, сержант?

Пророк громко прочитал:

– «Приношу свои искренние извинения благородным полицейским Управления полиции Лос-Анджелеса. Это был единственный способ, на который у меня хватило смелости, чтобы покончить с нищенской жизнью. Прошу кремировать мои останки. Не хочу, чтобы мое тело несли на семейную могилу на кладбище Форест-Лон. Благодарю вас. Роланд Дж. Таркингтон».

Никто из третьей смены не стрелял, потому что находился позади копов из ночной смены, и Мэг сказала Бенни:

– Пошли отсюда, напарник. Это дело пахнет дерьмом.

Когда Мэг в машине крепила в замок ружье, она услышала слова двух копов, разговаривавших с Пророком.

Один кричал:

– Черт его побери! Черт побери этого ублюдка! Лучше бы он отравился.

Пророк ответил:

– Забирайся в машину и отправляйся в участок, сынок. Скоро приедут дознаватели.

Другой полицейский сказал Пророку:

– Я ведь не палач! Почему он так поступил со мной? Почему?

Последним высказался ночной детектив Гилфорд, Жалостливый Чарли, который появился, когда полицейские автомобили уже разъезжались. «Скорая помощь» припарковалась во втором ряду. Над горой окровавленной плоти, бывшей при жизни Роландом Таркингтоном, стоял фельдшер и радовался, что труп заберет коронер.

Жалостливый Чарли поднял водяной пистолет, нажал на спуск, а когда вода не брызнула, сказал:

– Черт возьми, он даже не заряжен. – Потом посветил на развороченную выстрелами грудь и добавил: – Это можно назвать концом еще одной голливудской мелодрамы, ранящей прямо в сердце.