Текст книги "Мясо"

Автор книги: Джозеф Д’Лейси

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 22 страниц)

На Магнуса его слова не произвели впечатления, но он восхищался силой этого человека. Впрочем, добыча была не так уж плоха. Коллинз, хотя и был истощен и вел себя дерзко, оказался достойным противником, и Магнус не мог не признать этого. Что ж, тем лучше. Одержав над ним победу, Магнус становился еще сильнее. Собственно, потому все эти годы он и был хозяином завода и города. Он обретал силу поверженных им врагов.

Магнус сунул руку в карман пиджака и достал изящный серебряный портсигар. Открыв его своими толстыми пальцами мясника, он извлек тонкую сигару, зажал ее в зубах и прикурил от свечи, горевшей на столе. Даже свеча была сделана из переработанного жира тех, от кого он в свое время избавился, кого съел, навеки прервав род. Аромат лакрицы и жженых листьев наполнил рот, и Магнус глубоко вдохнул его, прежде чем выпустил струю дыма в сторону Коллинза.

– Продолжай, сынок, – сказал он, – я намерен получить удовольствие от твоего рассказа.

– Знаете, мистер Магнус, мне все равно, будут меня помнить люди или нет. Я сделал все, что было в моих силах, чтобы изменить жизнь в городе. И не нужно оставлять обо мне записи для потомства. Да и потребности не будет вспоминать меня как легенду…

– Неудачную легенду, – сказал Магнус, перебив его и погрозив пальцем-сосиской.

– Удачную или неудачную, неважно. То, что я сделал, имеет значение для сегодняшнего дня. А в будущем этот опыт уже не пригодится. Я не зря заговорил об истории, потому что это объясняет, с чего все началось для горожан. Книга даров – ложь. Ну, как насчет богохульства?

Магнус ухмыльнулся.

– Вот ты говоришь про судьбу. Если бы я первым тебя не поймал, это сделал бы «Велфэр». Не мог же ты, в самом деле, безнаказанно сеять смуту, надеясь дожить до следующего дня рождения.

– Я знаю. Но у каждого из нас своя роль в этой жизни. И я доволен своей.

«Как знаешь, – подумал Магнус. – Храбрись, пока есть возможность, сынок. С тебя быстро слетит спесь, когда я отрежутебе все, что можно».

– Книга даров была написана людьми, – продолжил Коллинз. – А люди лгут. Люди хотят по-своему представить мир и Бога, поэтому они сочиняют небылицы и выдают их за слово Божье. Горожане охотно верят написанному слову. Я здесь для того, чтобы изменить это. Нужно убрать все эти книги и посмотреть, что останется. Для начала каждый должен в себе разобраться. Тогда мир будет развиваться так, как ему положено.

– Неужели? – с иронией произнес нисколько не впечатленный Магнус. – Ну и что с того, Коллинз? Какое мне дело до этих книг? Книга даров служит моим целям. Она делает мой бизнес необходимым для всех. В свою очередь я поддерживаю «Велфэр» – плачу им ежемесячные взносы, и весьма щедрые. Иногда помогаю им избавляться от мусора вроде тебя. И все счастливы. Всё работает.

– Да, но все неправильно. «Велфэр» порочен. То, что проповедники говорят людям, – ложь, и то, что вы делаете, – тоже. Мне иногда даже трудно поверить, насколько далеко мы ушли от простой правды и справедливости. Вы не можете убить свой собственный народ, мистер Магнус. И разумеется, не можете всю жизнь прожить за его счет.

Магнус поднял ладони в примирительном жесте.

– Коллинз, Коллинз… Успокойся, сынок. Нет понятия «собственный народ», как ты изволил выразиться. С точки зрения горожан и проповедников «Велфэр», быки и коровы – священные дети Господа и его подарок нам. Они дают нам пропитание, силу, чтобы мы могли исполнять волю Божью. Мы оба знаем, что все это чушь. Если хочешь знать мое мнение… для меня это просто животные. Они существуют исключительно для нашей выгоды.

Коллинз был бледен. Магнус впервые увидел его лицо таким серьезным. Так вот в чем суть, подумал он, вот где слабое место Коллинза.

– Только не говори мне, что ты никогда не ел великолепный бифштекс с кровью или колбасу на завтрак. А как насчет тоста с паштетом?

Коллинз опустил взгляд, не ответив.

– Ну же, Коллинз. Признайся, сынок. Расскажи своему дяде Магнусу всю правду.

Коллинз вскинул голову; из его глаз текли слезы.

– Когда я был ребенком, я все время ел мясо. Моя мать хотела, чтобы я рос сильным и здоровым. Как и все остальные, она верила, что только мясо может дать силу и здоровье.

– Ах да, если тебя мать заставляла… я хочу сказать, что ты, выходит, ни при чем. В конце концов, ты был маленьким мальчиком. И еще не дорос до истины. Я несправедлив к тебе. Я даже и не рассчитывал на твое признание в том, что ты охотно ел мясо Избранных на протяжении нескольких лет своей жизни. Я и предположить не мог, что ты несешь на своих плечах такое бремя. Все эти страдания, нищета, убожество, эксплуатация. Ты просто был одним из десяти тысяч поедающих мясо, и, разумеется, тебя нельзя в этом винить. Маленького невинного мальчика. Это было бы… чересчур. Ты согласен?

Слезы на лице Коллинза испарились, как будто их и не было. Его лицо обрело прежний здоровый вид и прежнее спокойствие. Магнус был разочарован.

– Я заплачу за это, – сказал Коллинз. – И, как я уже говорил об этом тысячам людей, заплачу с радостью. Я ел мясо десятилетиями, мистер Магнус, если хотите знать. Я ел его и после того, как покинул родительский дом. Но я никогда не переставал думать о том, откуда оно приходит. В подсознании всегда жила мысль о том, что, возможно, мы неправильно добываем себе пропитание. Мы узнали об Избранных, священных дарах Господа, еще в школе. Сходство между ними и нами казалось очевидным, но учителя и проповедники старательно делали упор на различиях – отсутствии волос, деформированных конечностях, невозможности общаться с нами и друг с другом. Но у меня всегда были сомнения. Я уверен, что они есть у каждого, – до тех пор, пока мы не хороним их в дебрях Книги. Я задумался о том, какими должны быть пастбища и перерабатывающий завод. Конечно, было трудно; ведь нет никакой информации о жизни Избранных. Вернее, она недоступна для простых смертных. Для начала мне все пришлось придумывать самому.

Коллинз сделал короткую паузу и снова заговорил:

– Чтобы добыть мясо, нужно кого-то убить. Это было мое первое открытие. Сам не знаю, почему мне понадобилось столько времени, чтобы дойти до такой простой истины. Ты должен вырастить живое существо, кормить его, ухаживать за ним. А потом придумать способ убить его и нарезать на куски. Я очень долго над этим размышлял. Как убивать? Ножом? Или ударить битой? А может, застрелить? Все это мне пришлось воображать.

Я устроился на газогенераторную станцию, куда на грузовиках свозили экскременты и кишки Избранных. После нескольких недель работы я понял, как много живых существ нужно умертвить, чтобы получить столько отходов для переработки их в метан. Я пытался сосчитать в уме, но не получилось. Мне стало тошно, мистер Магнус. Тошно при мысли о том, сколько животных убито и сколько еще ждут своей очереди, чтобы их потрохов и дерьма хватило на обеспечение города электричеством.

И вот однажды я разговорился с каким-то пьяницей в Заброшенном квартале. Выяснилось, что он бывший упаковщик мяса. Он и рассказал мне о том, что творится на заводе. Рассказал все, что знал, о том, как вы ведете свой бизнес, мистер Магнус. И в тот день я решил идти другой дорогой.

Сигарный дым висел между ними, как будто связывая их. Магнус бесстрастно слушал Коллинза. Тот продолжал:

– Первое, что я сделал, это перестал есть мясо. Было нелегко. В городе мало того, чем можно прокормиться. Зерно, которое мы выращиваем, в основном идет на корм Избранным. Есть, конечно, овощи, но мясники продают их только как украшение к мясу. Пара стручков фасоли и маленькая картофелина идут на гарнир к бифштексу, капустный лист – к отбивной, лук – к печенке, петрушкой приправляют начинку пирогов. Добыть достаточно овощей, чтобы приготовить сытное блюдо, было практически невозможно, тем более под пристальным оком проповедников. Месяцами я собирал семена, чтобы устроить свой огород. Но есть места, куда можно обратиться. Вы будете удивлены, узнав, как много людей в городе любят овощи больше, чем мясо. Хотя они никогда в этом не признаются в компании, а может, и в кругу семьи, но они есть. А еще вегетарианцы – люди, которые ушли из жилых кварталов и перебрались в заброшенные уголки города, чтобы прожить до конца дней своих без куска мяса. Они тихие отшельники, мистер Магнус, такие же, как я. Но у них есть простые радости. И это можно увидеть в их глазах. Они как будто излучают чувство облегчения и уверенность в том, что их жертва не напрасна… Эти люди приняли меня. Настоящие люди нашего города. Это они первыми разглядели ложь в заповедях Книги даров.

«Я вышибу из тебя сведения о том, где они обитают, прежде чем ты умрешь», – подумал Магнус. Улыбка тронула его губы, но Коллинз, казалось, этого не заметил. Он рассказывал:

– Среди них был один древний старик. Проверить было невозможно, но он утверждал, что ему сто одиннадцать лет. Какова средняя продолжительность жизни мужчин в Эбирне? Сорок пять лет? Пятьдесят?

Магнус пожал плечами и промолчал.

– Я никогда не встречал ни мужчин, ни женщин, доживших до шестидесяти, а вы? – Коллинз посмотрел на Мясного Барона. – И тому есть одна простая причина. Мясо вызывает болезнь. Плоть Избранных ядовита. Исключив мясо из рациона, можно прожить более здоровую и долгую жизнь. Только представьте себе, мистер Магнус, что можно прожить вдвое больше. Исключив всего лишь один продукт из питания.

Магнус выпустил дым и сказал:

– Послушай, Коллинз, давай ближе к делу. Не пытайся навязать мне пустую дискуссию. Я производитель, переработчик, оптовик и продавец. А ты всего лишь продукт. Если тебя нужно будет продать, я это сделаю. Иными словами, я – мясник, а ты – мясо. И тебе же будет лучше, если ты это запомнишь.

– Вы хотели знать подробности, и я вам их сообщаю. Исключение мяса из числа потребляемых продуктов – самый естественный способ продлить жизнь.

Магнус расхохотался.

– Но твою это не продлило.

Коллинз принял эту реплику кивком головы и продолжил:

– Так вот этот старик многому научился за годы своей добровольной ссылки. Поначалу было особенно трудно выживать без мяса. Долгое время он был на грани истощения. Пост был вынужденный, но благодаря ему он обнаружил, что стал мудрее и умнее. Отказ не только от мяса, но и от пищи вообще изменил его сознание, открыл новые горизонты мысли…

– Ты хочешь сказать, что от голода он сошел с ума? – перебил его Магнус, явно довольный своими репликами, казавшимися ему удачными.

– Конечно, вам это хочется представить именно так. Ничего лучшего вы придумать не можете, да и зачем? Но невежество не заменяет опыт, мистер Магнус. Ничто не сравнится с выстраданным знанием. Уверен, уж в этом вы со мной согласитесь.

– Никто и никогда не разговаривал со мной, как ты сегодня, Коллинз. Когда с тобой будет покончено, это будет железной гарантией того, что подобное больше не повторится. Немного «истории» о тебе на самом деле может сослужить мне неплохую службу. Я предложу «Велфэр» написать о тебе несколько строчек в Книге даров, чтобы тебя не забывали. Черт возьми, и меня ведь можно вписать в историю. Пусть я предстану безжалостным правителем, а ты моим строптивым подданным. Сказка будет жить вечно в назидание глупцам, чтобы знали, что происходит с теми, кто не уважает власть.

– Что ж, это станет очередным вымыслом Книги даров.

– Заканчивай свою историю, Коллинз, да побыстрее. Я уже устал.

– Да, собственно, больше и нечего рассказывать. Старик…

– Кстати, как его зовут?

– Это не важно.

– Для меня важно.

– Он уже умер, мистер Магнус. И не сможет причинить вам вреда.

– От голода, наверное?

– Почти. Он ушел мирно, во сне. Ему было сто семнадцать лет.

– Мне нужно знать его имя.

– Нет.

Магнус заскрипел зубами.

– Ты пожалеешь, что не умер во сне, Коллинз, – сказал он.

Коллинз кивнул.

– Я знаю.

На мгновение Магнусу показалось, что Коллинз испугался. Но нет, он ошибся. Это был не страх, а смирение. Покорность. Похоже, парень чересчур расслабился. Магнусу вдруг пришло в голову, что такое хладнокровие не может быть случайным. А что, если у Коллинза есть план?Возможно ли, чтобы на его стороне была группа каких-нибудь тощих вегетарианцев-активистов, которые готовы сражаться и умереть за своего лидера так же, как его, Магнуса, охранники и головорезы – за него? Предположение, конечно, было смелое. Но оно имело право на жизнь. Во всяком случае, оно многое объясняло в поведении Коллинза. Может, он собирался послать какой-то сигнал своим голодным оборванцам? Что-нибудь вроде той драки, которую он замышлял в самом начале. Магнус был вынужден заново оценить масштаб фигуры Коллинза. Он явно не все ему рассказал и даже не собирался этого делать. Что, если Коллинз позволиларестовать себя именно по этой причине?

Магнус попытался придать своему лицу невозмутимое выражение. «Если в засаде у особняка засела банда, нужно срочно спускать его в подвал, – подумал Магнус, – прежде чем они воспользуются моей неподготовленностью». Черт, как же он так сглупил? Он недооценил своего врага. Нет уж, это точно в первый и последний раз, мысленно поклялся он себе. Ничего подобного больше не повторится. Никаких дружеских бесед. Никаких дискуссий. Коллинз был последним. Но Магнусу хотелось узнать еще немного.

Он взял со стола маленький медный колокольчик и позвонил. Звук был чистым и пронзительным. Уже через мгновение послышался топот на лестнице, потом – в коридоре, и запыхавшийся Бруно ворвался в кабинет.

– Все в порядке, сэр? – выдохнул он.

– Да, Бруно. Все отлично. Будь любезен, зашторь окна.

– Сэр?

– Шторы, Бруно. Уже темнеет, и я не хочу, чтобы после шести окна оставались незашторенными.

– Но, конечно, Джастер…

– Джастер сейчас накрывает на стол. Задерни эти чертовы шторы!

– Хорошо. – Бруно подбежал к каждому из трех окон и задернул тяжелые пыльные шторы. – Что-нибудь еще, сэр?

– Да. Подойди сюда.

Бруно подошел и замер рядом с хозяином. Магнус сделал ему знак наклониться. Бруно приблизил ухо к губам хозяина и кивнул, получив приказ.

– И еще, Бруно, – прошептал Магнус. – Как можно тише, сынок.

Бруно снова кивнул и вышел из кабинета, даже не взглянув на Коллинза.

– Что-то не так? – спросил Коллинз.

– Только для тебя, сынок. Только для тебя. Почему бы тебе не закончить свою сказку?

Глава 11

Если душа еще могла скрывать его тайну, то тело отказывалось. Ему стало труднее пускать кровь Избранным, потрошить их, нарезать на четвертины или делать филе. Правда, во время конвейерных операций, когда приходилось работать уже с мертвым телом, он мог маскировать свои истинные чувства. А вот на забое все было куда сложнее. И не то чтобы его сомнения отражались на лице или в его поведении, сквозили в разговорах с напарниками, но они все-таки проявлялись, и с этим ничего нельзя было поделать. От знакомого окрика Торранса с наблюдательной вышки Шанти захотелось провалиться сквозь землю.

– Скорость конвейера?

Он сумел сохранить спокойный тон, ответив:

– Один восемнадцать, сэр.

Торранс, должно быть, подумал, что ослышался.

– Повтори, Ледяной Рик.

– Один восемнадцать.

Пока тянулась пауза, Шанти словно слышал, как размышляет Торранс. Следующий окрик предназначался погонщикам, которые работали с Избранными в предубойном загоне.

– Вы, там, пошевеливайтесь! Рик простаивает.

Один из погонщиков крикнул:

– У нас все как по маслу. Поток ровный.

– Ледяной Рик, в чем проблема?

– Никаких проблем, сэр.

– Тогда почему мы тормозим?

– Я думал, мы выдерживаем скорость. Дайте мне несколько минут, и я вернусь на один тридцать.

Торранс больше не кричал, и Шанти понадеялся, что тот удовлетворен. Хотя что-то в его молчании настораживало. И дело было вовсе не в потере скорости – такое случалось со всеми забойщиками. Выходной был все-таки выходной. А в том, что Торранс в последнее время к нему присматривался. Нет, он не смотрел на него как-нибудь странно, но смотрел чаще.Замечал его. Наблюдал за ним. Может, уже о чем-то догадывался. Если так, то Шанти не сомневался в том, что его дни на заводе сочтены.

Он крепко стиснул зубы. Поднялась заслонка. Он не колебался. К концу смены они вышли на скорость один двадцать восемь. Неплохой результат, чтобы отвлечь внимание Торранса, но лишь на время.

– Все очень просто. У старика было много времени, чтобы подумать о еде и выживании, пока он жил отшельником в Заброшенном квартале. Старик понял, что разрезать овощ и съесть его – то же самое, что съесть мясо. Только при этом не приходится отнимать у кого-то жизнь. В отличие от городских мясоедов, он научился смотреть на мир по-другому. Он начал думать по-другому. Он стал размышлять о том, может ли человек выжить, не причиняя вреда другому живому существу. Он практиковал молитву, медитацию, упражнения, экспериментировал и выработал базовую систему питания тела только за счет света и дыхания…

– Постой-ка, – прервал его Магнус. – Ты хочешь сказать, что старик игнорировал все, что написано в Книге даров, но все равно молился? Кому, черт возьми?

– Дело в том, что не Книга доказывает или опровергает существование высшей силы. Глубокое понимание мира ведет нас к вере. В городе есть верующие и есть те, кто не верит и не проявляет интереса к догмам Книги.

– А ты веришь в высшую силу?

– Разве это не очевидно?

Магнусу пришлось задуматься.

– Это не так очевидно, как тебе кажется, – сказал он после паузы. – Ты здесь нагородил столько нелепостей, что трудно разобраться, кто ты есть на самом деле. Ясно только, что ты одержим своими идеями и с головой у тебя не все в порядке. Ты сказал, что питаешься Господом, и я так полагаю, это означает, что ты веришь в его существование. Хотя и не говорит о твоем большом уважении к нему.

– Извините, что не выразился яснее. Иногда человек… так ошеломлен правдой, что теряет дар речи. Отвечая на ваш вопрос, скажу: да, я верю в существование высшей силы и уважаю ее. Она кормит меня, подпитывает энергией, она… поддерживает меня. Она указывает мне путь каждый день моей жизни.

– Тот старик… ты сказал, что он жил за счет света и воздуха. Но ты утверждаешь, что живешь за счет Бога. Как это возможно? Что это значит?

– Возможно, у вас сложилось мнение, будто я пытаюсь выдать себя за божественное создание. Но это не так. Видите ли, первое, что вы должны сделать, это отдаться полностью Богу. Этот акт, если он искренний, является бесценной жертвой. Вам сейчас трудно себе это представить, мистер Магнус, но это понимание живет в каждом из нас, и каждый из нас способен принести такую жертву. А в результате Бог даст вам все, что нужно. Проще простого. Мой ежедневный рацион сочетает в себе молитву, спокойствие духа и легкое раскачивание тела, но, в отличие от старика, я пошел немного дальше. Я принес себя в жертву Создателю, и в ответ Создатель дал мне все. Абсолютно все.

Магнус раскрошил еще одну сигару, и губы его изогнулись в скептической усмешке.

– Но только Бог не дал тебе свободы, не так ли? – сказал Магнус. – Он не вызволил тебя из рук твоего врага. И он не спас тебя от бойни. Прости мое невежество, но я что-то не вижу, чтобы ты был завален его подарками.

– Ценность вещей меняется, когда живешь под опекой Создателя. Вещи, о которых вы говорите, не имеют для меня ценности. Создатель мог бы дать их мне, а мог и не дать. Это не имеет значения, потому что он уже наполнил мою жизнь смыслом. Я счастлив и богат, но вам этого не понять.

Магнус кивнул и встал. Он завел за спину свои массивные руки и потянулся, так что хрустнули суставы, потом подошел к Коллинзу.

– Знаешь, я удивлен, – произнес он небрежно. – Ты действительно заставил меня думать по-другому. Я полагал, что ты просто псих, которому удается дурачить глупых жителей этого города. Но ты тот еще тип, Коллинз. Ты умный. Ты увлеченный. И ты опасен. Ты открыл мне меня самого и, как ни странно, изменил мое решение относительно твоей участи.

Он посмотрел в лицо Коллинза, по-прежнему спокойное и открытое. Мужчина его слушал, но, казалось, не понимал намеков на возможную сделку или хотя бы договоренность. Магнуса разозлило и то, что Коллинзу, похоже, было все равно. Его лицо было просветленным и умиротворенным. Магнус обрушил на это лицо всю мощь своего кулака, чувствуя, как под костяшками пальцев ломается и расплющивается нос. Стул зашатался, опрокидывая Коллинза на пол и лишая его единственного укрытия в виде старого одеяла. Магнус ожидал, что жертва останется на полу, поверженная, прежде чем начнет умолять не бить снова.

Но обнаженное тело Коллинза покрылось мелкими пупырышками, напряглось, и он перекатился назад с ловкостью зверька. В одно мгновение он уже был на ногах и в боевой стойке, готовый защищаться, пока Магнус осматривал костяшки своих пальцев.

От архива до офиса «Велфэр» было рукой подать, но она чувствовала себя так плохо, что обратный путь показался ей вечностью. Она никак не могла понять, почему архив не могли расположить ближе к центральному офису «Велфэр» и Главному собору. Мэри Симонсон плотнее закуталась в мантию, пытаясь согреться после многочасового пребывания в подвале. Сейчас проповедница не могла бы точно определить, от чего она дрожала – то ли от холода, то ли из-за болезни. Желудок по-прежнему изводил ее коликами, которые, как ей показалось, усилились из-за ее раздраженного состояния.

Поиски ничего не дали, и ее расследование нисколько не продвинулось. В год смерти малыша Ричарда Шанти в городе родились еще двести младенцев. Из них тридцать были мертворожденными. Двенадцать матерей умерли при родах. Из выживших детей только восемь – очень мало – стали сиротами из-за бедности, катастроф или по вине отказавшихся от них родителей. Что касается прироста населения, то был хороший год. Но все сироты были зарегистрированы, так что в этом смысле все было в порядке. И не просматривалось никакой связи между кем-либо из них и родом Шанти.

Прямо сейчас проповедница Мэри Симонсон собиралась получить восемь ордеров, по одному на каждого сироту, и посетить каждого, чтобы убедиться в том, что ничего противозаконного не произошло.

Но сначала ей предстояла аудиенция у Великого епископа «Велфэр».

Ступени, ведущие к Главному собору, были широкие у основания и сужались по мере подъема. Их было шестьдесят. Она постояла внизу, собираясь с силами, восстанавливая дыхание, и только после этого начала восхождение. Ее мышцы ныли, живот распирало, озноб вдруг сменился противной испариной. Три раза она останавливалась. Проповедники сновали вверх-вниз, обходя Мэри Симонсон слева и справа. Никто не предложил ей помощь.

Подойдя к главному входу, похожему на пещеру, она снова сделала передышку, прислонившись спиной к каменной кладке стрельчатой арки, высоко взметнувшейся над ней. Массивные деревянные двери давно уже отслужили свой срок и сгнили, поэтому их сняли. Теперь вход в собор зиял огромной беззубой пастью, которая заглатывала и выплевывала проповедников из своих темных глубин.

Она стояла в очереди к покоям Епископа вместе с другими проповедниками разного ранга. Многие проводили внутри не более пары минут, поэтому очередь двигалась быстро. Как только очередь дошла до нее, желудок предательски скрутило, и ей пришлось усмирять его кулаком. Лоб снова покрылся испариной, едва успев обсохнуть после восхождения по лестнице.

Приступ был под контролем, когда открылась дверь в покои Великого епископа и оттуда выкрикнули ее имя.

Она придала своему лицу бодрый вид, вошла, опустилась перед Епископом на колени и поцеловала ему руку.

– Мэри, – произнес он. – Рад тебя видеть.

Она тоже была рада его видеть, но дело, которое привело ее к Епископу, ничего радостного не сулило.

– Я тоже, – выдавила из себя Мэри Симонсон.

Она подняла голову и взглянула в лицо человека, который когда-то вдохновил ее на то, чтобы прийти в «Велфэр».

– Можешь подняться, Мэри.

Он смотрел на нее с беспокойством. «Должно быть, я простояла на коленях чуть больше положенного», – подумала Мэри Симонсон. Она попыталась встать и поняла, почему не сделала этого раньше: ей было трудно поднять с пола свой собственный вес. Заметив, в каком она состоянии, епископ снова протянул ей руку, и на этот раз она воспользовалась ею как опорой. Проповедница улыбнулась, но она знала, что Епископа не обманешь.

– Почему бы нам не присесть, – предложил он.

– А как же остальные?

– Подождут. Для того и существует очередь.

Вместо того чтобы сесть за свой рабочий стол и усадить ее напротив, он провел ее к камину, в котором уже догорали поленья. И все-таки здесь было столь необходимое ей тепло, оно облегчало боль и дарило ощущение комфорта. Они сидели лицом друг к другу на деревянных стульях с прямыми спинками; изношенные соломенные сиденья стульев были уже давно заменены грубыми досками.

– Я по-своему наблюдаю за тобой, – произнес Епископ после недолгого молчания. – Мне доложили, что в последние недели ты сама не своя.

Не недели, а месяцы, но она не стала его поправлять.

– Мне необходимо… наставление, – проговорила она.

– Все, что я могу дать, я даю с радостью.

– Есть… не то чтобы проблема, но вопрос в отношении одного человека, который приносит много пользы городу. Я не знаю, что мне делать. Если я продолжу расследование, не исключено, что обнаружится незаконное деяние.

– Насколько серьезное?

– Достаточно серьезное, чтобы отозвать статус.

– Понимаю.

– Меня беспокоит то, что человек, о котором идет речь, судя по его примерной службе на благо города, не догадывается об ошибке. Даже если окажется, что мои подозрения обоснованны, этот человек может и не знать, что само его существование… противозаконно. Поэтому я и хочу спросить: следует ли мне позволить этой ситуации остаться такой, какая она есть, и надеяться, что никто никогда не обнаружит ошибки, или же мне продолжать расследование, рискуя уничтожить человека, который считает себя абсолютно невиновным?

Внешне лицо Великого епископа не изменилось, но она видела, что ее вопрос заставил его глубоко задуматься. Его взгляд был по-прежнему прикован к ней, но смотрел Епископ как будто сквозь нее, куда-то вдаль.

– А что тебе подсказывает сердце? – наконец спросил он.

– Мое сердце подсказывает, что если незаконное деяние все-таки имело место, то совершил его кто-то другой, а не этот человек. Если он не знает о том, что произошло, значит, он невиновен, как он сам и считает.

– А что говорит тебе твой Бог?

– Мой Бог говорит мне, что только горожане имеют право питаться плотью Избранных. Только горожане могут принять жертву Избранных. Независимо от того, что думает о себе этот человек, мой Бог говорит, что если он не один из нас, тогда его надо лишить статуса. Этот человек должен узнать правду и все, что с ней связано.

Великий епископ едва заметно кивнул и мысленно улыбнулся. И снова у него появился этот отстраненный взгляд. Епископ молчал некоторое время, потом сказал:

– Иногда сердце и Бог говорят одно и то же, иногда нет. – Он не смотрел на нее, когда произносил эти слова, но она знала, к кому он обращается. – Как ты знаешь, я всегда принимал решения по воле Божьей. Именно поэтому я оглядываюсь на свою жизнь без сожаления. – Их взгляды встретились. Он тоже страдал от своих душевных ран. Ей даже показалось, что она видит слезы в его глазах. – Безсожаления, Мэри. И я твердо знаю, что я храним Богом. Что меня ждет слава. Подчинение воле Господа делает жизнь намного проще. Оно освобождает нас от терзаний. Делает наши страдания ненужными.

Она слушала молча, впитывая слова Епископа, как всегда делала на протяжении многих лет. Она знала, что он скажет именно это, даже если надеялась бы услышать другое. Ничего не изменилось за это время. Его ответ на все вопросы сводился к примитивному следованию закону Божьему, как это прописано в Книге даров. Она была и разочарована, и в то же время вдохновлена тем, что он не изменился. Что он никогда не изменится.

– Спасибо вам, Ваше Святейшество.

Он вдруг как будто вспомнил о длинной очереди проповедников, ожидавших за дверью. Встал и помог ей подняться. Она хотела попросить помощи и в другом деле, связанном с ее болезнью, но знала, что он снова будет говорить об идее беззаветной службы городу ценой своего благополучия. В этом была миссия проповедника «Велфэр». Возможно, Епископ догадался, что она хочет от него большего, а может, просто пожалел ее. А могло ли быть такое, что, несмотря на произнесенные слова, какая-то частичка его души очень хотела бы испытать все сложности и муки жизни, прожитой против воли Божьей? Как бы то ни было, она никак не ожидала того, что произошло дальше.

– Я прослежу, чтобы ты питалась особо священными и питательными продуктами. Я уверен, что тебе станет гораздо лучше.

Она собралась опуститься на колени, но он жестом ее остановил.

– Это уж не обязательно, Мэри. Иди и отдохни немного. Завтра снова приступишь к работе.

Она улыбнулась и вышла.

Торранс курил во дворе скотобойни, когда из дверей молочной фермы вышли четверо рабочих.

Неподалеку стоял на погрузке грузовик, урча мотором на холостом ходу. Торранс слышал, как из железных емкостей ценное сырье с хлюпающим звуком переваливается в стальной кузов.

– Эй, ребята!

Он зазывно помахал пачкой сигарет. Рабочие развернулись в его сторону.

– Что за спешка? – спросил он, когда они подошли достаточно близко. – Нашли что-то поинтереснее, чем доить коров?

– Нет, сэр, – сказал Гаррисон. – Мы просто…

– Да все в порядке, не надо ничего объяснять. Я сам после смены пулей отсюда вылетаю. В жизни ведь много чего есть покруче работы, не так ли?

Они кивнули, слегка расслабившись.

– Ну, покурите со мной.

Торранс пустил пачку по кругу. Рабочие помялись, но потом дружно потянулись за сигаретами. Он зажег спичку, и четыре головы разом склонились, чтобы прикурить.

– Спасибо, сэр.

Торранс удовлетворенно кивнул. Уважение к начальству всегда приветствовалось. К прежнему боссу они, правда, уважения не питали, и это тоже приветствовалось.

– Как теперь дела в цехе?

– Гораздо лучше без этого маньяка Снайпа, – сказал Роуч. Остальные выразительно посмотрели на него, потом на Торранса. Роуч понял, что сболтнул лишнего, и направил взор на мыски своих ботинок, жалея о том, что у него такой длинный язык.

– Ты прав, – сказал Торранс. – Снайп был маньяком самого низкого пошиба. Таким не место ни на заводе, ни среди горожан. Вы ведь знаете, что с ним стало?

Рабочие пожали плечами.

– Статуса лишили, – ответил Мейдвелл.

– Верно. Надеюсь, вы понимаете, что это значит?

Они кивнули, но Торранс знал, что рабочие слишком молоды, чтобы в полной мере это осознать. Знать-то они знали, но истинный смысл им еще не открылся.

– Если вы не горожане, значит, вы мясо, мальчики. Вот так-то. Дайте-ка я вам кое-что покажу.