Текст книги "Происхождение вилки. История правильной еды"

Автор книги: Джованни Ребора

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 9 страниц)

Джованни Ребора
Происхождение вилки
История правильной еды

Предисловие

Согласно академической традиции, Новое время началось в конце XV века.

Как бы подобный отсчет ни был условен, захват Константинополя турками во главе с Мухаммедом II 29 мая 1453 года действительно ознаменовал собой конец существовавшего до того мироустройства. 1492 год – год открытия Америки, отвоевания Гранады и изгнания с Пиренейского полуострова последнего мусульманского владыки, тоже стал важным рубежом, положившим впоследствии начало и новой эпохе в культуре питания как в Европе, так и в Америке, Азии и Африке.

В Великобритании в это время заканчиваются две важнейшие для нее войны – Столетняя, которая велась на французской территории, и междоусобная война Алой и Белой розы, – и она постепенно становится централизованным государством, освободившись наконец от необходимости поддерживать постоянные связи с континентом.

На кухне. Гравюра XVIII в.

Что касается Франции, то смерть Карла Смелого кладет конец независимости Бургундии, союзницы англичан в борьбе с армяньяками и Жанной д’Арк, но граф Фландрии вместе с орденом Золотого руна унаследует от бургундцев и поблекшую роскошь позднего Средневековья[1]1
  Орден Золотого руна был основан в 1430 г. бургундским герцогом Филиппом III Добрым. Владения Филиппа, в числе которых была и Фландрия, после его смерти перешли к его сыну – Карлу Смелому. После смерти Карла Смелого в 1477 г. король Франции Людовик XI подчинил себе Бургундию, Фландрия же досталась Габсбургам, так как дочь Карла Смелого была замужем за Максимилианом Габсбургом. – Здесь и далее прим. пер.


[Закрыть]. Очаги этой культуры сохранились в Пьемонте и во владениях маркизов Салуццо. Именно во Фландрии родится наследник кастильского трона, а также трона Арагоны и Наварры – Карл I Габсбург, впоследствии император Священной Римской империи Карл V. Таким образом культура Фландрии проникнет в Испанию, и наоборот: фламенко[2]2
  Есть версия, что танец фламенко происходит из Фландрии, отсюда и его название.


[Закрыть] завоюет Андалусию, а винные погреба получат распространение во Фландрии.

Венеция тратила в то время огромное количество энергии и денег на защиту своих колоний в Греции, тогда как Генуя, наоборот, постепенно отказывалась от владений на Востоке, не ввязываясь в разорительные войны. Зато генуэзцы сумели занять в Андалусии и в бывшем Гранадском эмирате место арабов и евреев, изгнанных оттуда в результате недальновидной политики. К середине XIII века генуэзцы уже прочно осели и в Севилье, и в Гранадском эмирате. В конце XV века из пятисот севильских купцов триста пятьдесят были генуэзцами, и при этом самыми богатыми.

* * *

В культуре Италии на протяжении XV века происходили удивительные изменения, которые принято называть Возрождением.

Кроме Неаполитанского королевства, области Трентино, туринской части Пьемонта и владений маркизов Салуццо (и, может быть, еще нескольких мелких анклавов вроде владений маркизов Финале), на территории Италии правили итальянские синьоры и герцоги, или итальянские олигархи – как, например, в Венеции, Генуе и Лукке, – или же Папа Римский, раздававший феоды своим родственникам. Так или иначе, все эти синьоры, среди которых были и «наемники» благородного происхождения, и банкиры, и купцы (а также, как мы уже сказали, родственники Папы), располагали немалыми богатствами, а благодаря королевским пожалованиям или бракам с представителями итальянской и иноземной знати получали дворянские титулы и феоды.

Они не принадлежали к старому германскому дворянству и поэтому отказывались жить по «готическим правилам», ассоциируя себя с гораздо более древней аристократией – римской.

С феноменом Возрождения, о котором написаны многотомные исследования, связано и появление новой, отличной от средневековой, культуры питания. А предтечей Возрождения был другой культурный феномен, называемый гуманизмом.

Гуманист Бартоломео Платина изложил на литературном латинском языке рецепты Маэстро Мартино (повара, записывавшего свои рецепты) и некоторые другие рецепты из книг, написанных на латыни народной. Получившаяся книга не обладала никакой особенной практической ценностью, однако придавала самой кулинарной теме некий «литературный вес». Она была не первой подобной книгой, переведенной с народной латыни на литературную, но труд Платины стал настоящим памятником эпохи гуманизма, благодаря которому мы получили краткое описание средневековой кухни последнего периода ее существования. Впрочем, ее элементы сохранялись в народной культуре вплоть до появления американских продуктов.

* * *

Эти краткие вводные заметки к столь же краткой истории питания затрагивают явления, которые, казалось бы, мало подвержены изменениям. Однако, как выясняется, экономика и антропология питания напрямую зависят от важных политических событий, от территориальных изменений, от великих географических открытий, от результатов военных действий, от побед и поражений государств и даже от торговых соглашений. Только одному социальному слою, а именно купцам, удавалось в то время более или менее успешно совершать сделки за пределами собственной родины, несмотря на частые войны и религиозную рознь, которые разделяли Европу в рассматриваемую нами эпоху.

Важно, что взаимодействие между купцами разворачивалось не только в денежно-товарной сфере, но и в области нематериальной – моде, обычаях, кулинарных традициях. Купцы, вынужденные подолгу жить на чужбине, брали с собой слуг и поваров, которые к моменту возвращения домой успевали многому научиться, а кое-кто и вовсе не возвращался, продолжая совершенствовать свое искусство вдали от родных мест.

* * *

Я отлично понимаю, что, когда речь заходит о прошлом, обычно сразу представляется бесконечная череда голодных веков. Но не следует забывать, что голодный человек не может работать, особенно если ему нужно взбираться на леса при строительстве какого-нибудь сооружения, которыми так богата эпоха Возрождения, или, скажем, плыть на галере или под парусом.

Здесь я буду говорить только о такой еде, которая действительно была доступна в то время, хотя многое, несомненно, зависело от потребителя: ведь богатые имели возможность выбирать, а бедные должны были довольствоваться малым. Страх голода, безусловно, бродил по Европе и нередко становился реальностью. Однако я полагаю, что еды в пересчете на душу населения было намного больше, чем принято считать, и что каждый человек на самом деле располагал достаточным количеством продуктов; бедняки чувствовали себя несчастными не потому, что не имели необходимого, а потому, что существовали вещи, которых они не могли себе позволить.

Зерно и хлеб

В XVI веке значительный, хотя и неравномерный прирост населения в Европе вкупе с начавшимся процессом урбанизации существенно повлиял на культуру питания городского населения. К XVII веку население Неаполя по сравнению с предыдущим веком удвоилось и достигло четырехсот тысяч человек, в Лондон в этот же период перебралось значительное количество сельских жителей, ради которых был принят так называемый «закон о бедняках» (в реальности действовавший против них).

Скопление сельского населения в столицах всегда свидетельствует об экономических трудностях (бедняков в первую очередь). Огораживание пахотных земель и пастбищ в Великобритании лишило многих людей возможности кормить скот и добывать дрова и лесные плоды; земли недоставало, и, соответственно, недостаточно было того, что она производила, поэтому люди перебирались в город.

Пекарь. Гравюра Джованни Вольпато, конец XVIII в. (Милан, Городское собрание гравюр Акилле Бельтарелли)

Население Неаполитанского королевства начинает концентрироваться в столице, и обеспечивать людей необходимыми продуктами питания становится все труднее. Эмилио Серени пишет о том, что неаполитанцы из mangiafoglia («поедателей листьев»), как их называли в Сицилии, превращаются в mangiamaccheroni («поедателей макарон»), иными словами, с мясных и овощных блюд переходят на мучные изделия – пасту. В Неаполе паста положила начало новой гастрономической культуре.

История и культура питания пока изучены мало. Раньше в рамках этой дисциплины принято было говорить главным образом об оптовой торговле. Исследования проводились следующим образом: формальное количество зерна[3]3
  То есть количество зерна, собранного за год согласно документам.


[Закрыть] (не обязательно соответствующее реальному) делится на число жителей, и получается усредненная «порция», которая и принимается за количество зерна на душу населения.

Кроме того очевидного обстоятельства, что часть населения составляют грудные младенцы, которые вообще не потребляют зерна, стоит еще учесть, что человек – не статистическая «душа населения», а просто человек – не ест зерно в чистом виде. Осознав это, исследователи решили переводить зерно в хлеб, розничная цена которого была известна. А коль скоро известны были и доходы людей, то в результате нехитрых расчетов выходило, что несчастные «души населения» поглощали по восемь килограммов хлеба в день. Мысль о том, что из зерна могли делать муку, а из этой муки – домашнюю пасту, почему-то не приходила в голову почти никому, хотя было прекрасно известно, какое количество пшеницы твердых сортов ввозилось в Италию из-за границы для промышленного изготовления пасты.

То же самое происходило и в отношении других продуктов – мяса и прочих. Вопрос, как правило, заключался не в том, что собственно ели обычные люди, а в том, как была устроена экономика и торговля. Тысячелетиями люди тратили большую часть своего времени на добывание пищи или на ее изготовление, но этого оказалось недостаточно, чтобы облагородить эту тему в глазах исследователей или хотя бы просто заставить их признать ее важной. Ведь еда – это, в сущности, не искусство, не литература и даже не наука. Как вообще можно изучать нечто настолько заурядное и настолько необходимое? Прошло немало времени, прежде чем «потребление излишнего» было признано достойным изучения, что в дальнейшем пролило свет на историю и антропологию питания в целом. Ведь и приготовление пищи, и совместная трапеза – все это «человеческое общение».

* * *

Пшеницу едят, как известно, не в зернах. Сначала ее нужно перемолоть, а значит, привезти на мельницу, общественную или частную, где мельник возьмет деньги за собственную работу (и, быть может, за работу своих помощников), а также деньги, необходимые на содержание мельницы. Потом потребуется заплатить пекарю и позаботиться о содержании пекарни (если она общественная), если же пекарня частная, придется оплатить не только работу пекаря, но и дрова, и опять-таки расходы на содержание пекарни. Ну а в довершение всего человека ждут налоги государству, в том числе на недвижимость.

Поскольку хлеб входил в число тех продуктов, которые в древнеримский период распределялись специальной организацией по снабжению населения (так называемая Annona), можно смело сказать, что продукт этот был (и в той или иной степени остается до сих пор) совершенно необходимым для питания простого народа. Поэтому государство было вынуждено взять снабжение хлебом на себя, сделать цену на него фиксированной и заботиться о том, чтобы его всем хватало, то есть закупать зерно и контролировать его распределение.

* * *

Что бы там ни думали экономисты, особенно занимающиеся макроэкономикой, люди в основном питаются едой, которая каким-то образом приготовлена; иными словами, благодаря некоему алхимического процессу «продукты» становятся «блюдами». Блюда – это не просто набор ингредиентов, а некое единое целое. Это если формулировать в математических терминах. А по-человечески можно сказать: совокупность ингредиентов становится большим, чем просто сумма, благодаря их продуманному сочетанию, времени и методам приготовления, а также добавлению соли, масла и воздействию тепла. Блюдо, состоящее из набора недорогих продуктов, может быть гораздо более вкусным и питательным, чем все его ингредиенты по отдельности.

* * *

Так или иначе, хлеб был самой распространенной едой, в каком-то смысле ее синонимом. К хлебу, продаваемому в городе, предъявлялись известные требования: он должен был иметь определенную форму, которой, в свою очередь, соответствовала определенная цена, назначенная соответствующими ведомствами. В деревне хлеб изготовляли дома, а затем выпекали в семейной или в общедеревенской пекарне.

Существовал белый хлеб, сделанный из муки из просеянной пшеницы (этот хлеб был распространен в основном в городе), и черный или серый хлеб, выпекавшийся из муки из разных злаков (рожь, ячмень, полба и т.д.) или из не до конца просеянного зерна. Белый хлеб, который пекли каждый день, был предназначен в первую очередь для тех, кто мог себе это позволить в смысле цены. Тесто помещали в различные формы и добавляли в него масло, сало, молоко или что-нибудь еще. Тут важно помнить, что в Италии, даже в Новое время, было огромное количество больших и маленьких городов, управлявшихся синьорами, но ревностно хранившими местные (городские и областные) традиции, считаться с которыми должны были даже худшие правители.

* * *

 Пекарь. Гравюра из Энциклопедии, или Толкового словаря наук, искусств и ремесел Дидро и Д’Аламбера. Париж, 1772

Продавец хлеба. Гравюра из книги «Странствующие торговцы», Болонья, 1660

Большинство населения средневековой Италии составляли крестьяне. Они жили на земле в соответствии с арендными договорами, условия которых разнились от области к области. Конечно, условия были невыгодны крестьянам, трудившимся на земле, но тем не менее многочисленные упомянутые выше города всегда представляли собой рынок сбыта, а значит, и стимул для крестьянского производства. Можно было выращивать овощи и продавать их в десятках и сотнях столиц различных областей, а также десяткам раскиданных по всей Италии дворов различных, относительно независимых, сеньоров и сотням монастырей и аббатств. Из анализа земельных договоров Тосканы или Лигурии видно, что земля там принадлежала по большей части торговой знати, тогда как в других регионах и областях Италии среди землевладельцев было больше феодалов, а также наемных работников, почти отсутствовавших в Лигурии и Тоскане.

В Лигурии и в Монферрато землей часто владели те, кто ее обрабатывал, и это приводило к «распылению» владения, то есть хозяйство делилось, а значит, уменьшалось и вскоре уже переставало даже кормить владельцев. В результате они вынуждены были перебираться в город, увязали в долгах. Все это, конечно, отрицательно сказывалось на качестве товаров, например вина, но одновременно обогащало тех, кто имел возможность одолжить беднякам деньги под залог земли, забирая ее в случае неуплаты.

Как ни сильно было стремление всякого хозяина сохранить собственность в семейном владении, избежать ее дробления не удавалось: при первом наследовании земля делилась пополам (если в семье было два сына), а при втором – каждая половина на части, соответствующие числу наследников. Долги этих мелких собственников и плачевные условия их жизни породили такое явление, как тяжбы по поводу границ участков, по поводу владения водоемами и т.д., и по сей день остающиеся большой проблемой для сельскохозяйственных владений. Из этого проистекали тяжкие последствия – люди бросали свои земли, беднели. Условия жизни крестьян, не имевших своей земли, были не лучше: хозяин требовал от них многого, а в обмен не давал им почти ничего. Крестьяне плохо питались, в основном кашей (из полбы, бобов, гороха), а хлеб, особенно пшеничный, ели очень редко.

* * *

Вообще же отсутствие хлеба было главным образом городской проблемой. Крестьянину, в конце концов, разрешалось иметь собственный огород – полоску земли вдоль границ казенного поля, – а также небольшое количество скота. Кроме того, крестьянин имел возможность использовать в пищу любое зерно, а не только пшеницу. А вот горожанин должен был покупать абсолютно все, и хлеб был символом его существования, недаром говорится – «зарабатывать себе на хлеб». Описывая народный бунт в Милане (незадолго до чумы 1630 года), Мандзони рассказывает о «нападении на пекарню». На первый взгляд это представляется странным: восставшие бедняки, казалось бы, должны первым делом грабить лавки, где продается нечто подороже обычного хлеба. Однако бунт – признак крайности; когда народ голодает, он требует именно хлеба. Это понимали еще древние правители: разумеется, люди всегда желают того, чего они не могут себе позволить, но ни в коем случае нельзя лишать их необходимого. Если нет хлеба, народ бунтует, создавая власти ужасные проблемы; не имея избыточного, люди, быть может, и чувствуют себя несчастными, но не поднимают мятежей.

На Сицилии в тот же период случился голод, который зафиксирован во многих документах. В частности, в одном письме, сохранившемся в архиве города Палермо, рассказывается о том, как в Фикарацци на берегу моря были найдены два умерших с голоду человека; перед смертью несчастные ели траву. Эта картина поразила меня и пробудила во мне интерес к истории питания: ведь море в Фикарацци давало возможность добыть достаточное количество пищи, чтобы выжить, но люди умирают без хлеба. Через несколько лет я наткнулся на тот же самый образ в книге Г. Дориа (речь шла о городе Монтальдео): двое людей едят траву, пытаясь избежать голодной смерти. Может быть, это случайное совпадение, но думается, что поедание травы было своего рода общепринятой метафорой чудовищных мук голода.

Если городское население необходимо было обеспечивать хлебом, то сельское население выживало благодаря злакам и бобовым, при этом положение его было не таким ужасным, как нам порой представляется, ведь демографическая ситуация в сельской местности была гораздо лучше, чем в городе.

Суп, каша и паста[4]4
  Пастой в Италии называются изделия из муки и воды различных видов. Подробнее см. ниже.


[Закрыть]

Большое количество воды, капуста, репа, другие овощи, жаренный на свином сале или масле лук с пряностями, чеснок и соль, иногда еще кусочек соленой свинины или говядины – в Испании это называется чечина (cecina), а у турок пастерме (pasterme). В подходящее время года вместо соленого мяса брали косточку барашка или быка. Все это долго варили, а в получившийся суп макали черствый хлеб. В Италии до сих пор существует выражение «bagnare una zuppa» и «inzuppare il pane» (размачивать хлеб в супе). Когда была возможность, делали суп из потрохов, также с добавлением репы и капусты. В него крошили черный черствый хлеб, и он становился похожим на кускус.

Когда забивали свинью, то части, непригодные для засола, варили вместе с ребрышками и несколькими кусочками свежей сальсиччи[5]5
  Типичная для некоторых областей Италии свиная колбаса.


[Закрыть] (salsiccia) и опять-таки добавляли репу и капусту (позже репу заменят картошкой). В результате получался суп, который в Ломбардии называется кассоэла (cassoela). По поводу этого супа написано множество глупостей (миф о «кухне бедняков»). В Беневенто он называется bollita di maiale (похлебка из свинины). Такой суп из капусты со свининой и с огромным количеством костей тоже ели с размоченным в нем черствым хлебом.

Хлеб был черствым просто потому, что пекли его раз в неделю, а в горных районах и того реже, а изготовлялся он там из пшеницы и ржи. Черствел он до такой степени, что резать его можно было только специальным инструментом – типа резака – из дерева и железа, похожим на тот, которым мы пользуемся, чтобы разрезать пачку бумаги.

Итак, в кассоэлу клали свиные ребрышки, кости и другие части свиньи, а вот говядина использовалась в других блюдах – во французском пот-о-фе (pot-au-feu), испанской олья подрида (olla podrida) и в неаполитанской пиньята маритата (pignatta maritata). Все это, по сути, одно и то же блюдо, что бы там ни говорили поклонники «типичной местной еды».

Идея добавлять в суп жиры и углеводы (например, злаки) универсальна. В североевропейских странах ели хлеб из ржи или из ячменя и делали супы из злаков или из бобовых (ячмень, пшеница, полба, чечевица и т.д.), куда тоже клали лук, жаренный с пряностями, а по возможности еще и окорок или немножко соленой свинины. Там, где хлеба было много, из него, добавляя пряности, делали клецки и варили их в бульоне. В общем, готовить старались так, чтобы в пище были и жиры и углеводы. А лук, чеснок или лук-порей придавали супам из злаков и мяса приятный вкус и содержали в себе недостающие полезные вещества.

* * *

В средиземноморском регионе, где выбор и качество овощей были лучше, готовились блюда, чуть-чуть отличавшиеся по составу от вышеперечисленных, но по общему принципу весьма с ними схожие.

Арабы на Востоке выращивали пшеницу твердых сортов и мололи ее таким образом, что получалась, как мы сегодня выражаемся, мука «грубого помола». Из нее делали крупу – так называемый кускус, которую высушивали и бросали в суп из трав и кореньев, достаточно крупно нарезанных, куда добавляли для вкуса немного баранины и приправляли маслом. Это блюдо до сих пор готовится в специальных двухъярусных глиняных или медных кастрюлях: в нижней части варятся овощи с бараниной, а в верхней части с дырочками – на пару – тот самый кускус.

В Магрибе кускус назывался кускуссу (kuskussu) и готовился следующим образом: муку грубого помола смешивали с небольшим количеством воды и лепили из получившегося теста шарики разного размера – от 1 до 3 мм в диаметре. Кускуссу распространился в области Тирренского моря в первую очередь благодаря ловцам кораллов из Генуи (или из Сестри, Мультедо, Пельи), зачастую оседавшими на острове Табарка, у побережья Туниса.

Покидая Табарку, они среди прочих припасов не забывали и про кускуссу. Это необычное изделие из муки проникло с Табарки на Сардинию (где табаркинцы осели в 1720 году), в Испанию (Новая Табарка) и на их родину в Лигурию.

Вверху: Портрет Антонио Патини и форзац его книги «Современный стольник, или Умение правильно рассадить всех за столом». Неаполь, 1694 (Рим, Библиотека Казанатенсе).

Внизу: Форзац и портрет Бартоломео Скаппи из «Книги о кулинарном искусстве». Венеция, 1570

На Сардинии кускуссу превратилось в сокку (soccu): это блюдо тоже готовили, скатывая шарики из смоченной водой муки. Сборщики кораллов из Алассио и из Черво, промышлявшие в проливе Бонифачо, завезли кускуссу в Лигурию под названием сукку (succu); в Калазетте и в Карлофорте (города на Сардинии, где останавливались генуэзцы, возвращаясь с Табарки) этот же продукт стал называться каска (casca), а в Тулоне – куркуссу (courcoussou). Ж.-Л. Фландрии в своей книге цитирует парижанина Жан-Жака Бушара, который в 1630 году писал о жителях Прованса: «Они так же, как в Италии, кладут в суп изделия из теста. Орест ел подобное блюдо в Тулоне. Оно было с мелкими шариками – типа риса, которые потом сильно разбухли в кастрюле. Это блюдо пришло из восточной части Средиземноморья, и называют они его куркуссу».

Кускуссу производился и в Генуе – и тоже из муки грубого помола, полученной из пшеницы твердых сортов. Из муки и воды замешивали тесто и с помощью пресса изготовляли что-то вроде толстых спагетти, которые затем нарезались маленькими подушечками. Именно так – из соображений удобства торговли – пасту, которую раньше делали только в домашних условиях, начали изготовлять промышленным образом. Вскоре генуэзский диалект превратил кускуссу в скуккусу (scuccusu). Эту пасту клали в овощной суп, так же как это делалось на Табарке и в Тунисе и как до сих пор поступают в Средиземноморье – например, на Сицилии, где жили ловцы кораллов (город Трапани), в Лигурии, Сардинии и Испании.

* * *

Все эти «путешествия» кускуссу происходили между первой половиной XVI и концом XVIII века. Минестроне[6]6
  Густой овощной суп.


[Закрыть] (minestrone), в который иногда кладут еще ножку ягненка, – это тоже родственник кускуссу. Вообще, еда такого типа пришла к нам, по-видимому, из глубокой древности, но если мы говорим об истории питания, не так важно, когда именно появились те или иные блюда – это-то скорее информация для любителя этнографии, – важно, когда они стали популярными. Иными словами, древнее происхождение сообщает блюду известное благородство, нас же в первую очередь интересует, насколько оно было вкусным, питательным и доступным.

* * *

В эпоху Нового времени, начиная с первых десятилетий XVI века, отчетливо проявляется тенденция к изменению уклада жизни и медленный переход к новым гастрономическим устоям. Открытие Америки, а также морского пути в Индию португальцами внесло, как мы покажем ниже, свой вклад в этот процесс. А сейчас мы позволим себе подробнее остановиться на пасте и ее влиянии на правила поведения за столом. Начнем мы с использования вилки.

Представляется, что именно распространение пасты способствовало и распространению культуры пользования вилкой. Первое тому свидетельство мы находим в поваренной книге, составленной при Анжуйском дворе в Неаполе и потом – в латинском варианте – подаренной королю Роберту Анжуйскому. Мы приводим здесь цитату на основании варианта, переписанного Марианной Мулон «Кулинарное искусство, книга 3»: «De Lasanis: ad lasanas, accipe pastam fermentatam et fac tortellum ita tenuem sicut poteris. Deinde divide eum per partes quadratas ad quantitatem trium digitorum. Postea habeas aquam bullientem salsatam et pone ibi ad coquendum predictas lasanas. Et quando erunt fortiter decoctae, accipe caseum grattatum.

Et si volueris, potes simul ponere bonas species polver-izatas et pulveriza cum istis super cissorium. Postea fac desuper unum lectum de lasanis et iterum pulverizas et desuper alium lectum et pulveriza: et sic fac usque cissorium vel scutella sit plena. Postea comede cum uno punctorio ligneo accipiendo»[7]7
  «О лазанье: для лазаньи возьми тесто для пасты и раскатай настолько тонко, насколько сможешь. Затем раздели его на квадратные кусочки шириной в три пальца. Затем вари названную лазанью в кипящей подсоленной воде. Когда лазанья сварится, возьми натертый сыр. По желанию можно добавить хорошие специи, растертые. Насыпь в кастрюлю сыра со специями. Сверху положи слой лазаньи и снова натертого сыра, затем еще слой лазаньи и слой натертого сыра – до тех пор, пока не заполнится кастрюля или горшок. Ешь с помощью деревянного шила» (лат.).


[Закрыть].

Обращает на себя внимание совет есть с помощью деревянного шила. Это первое упоминание специального инструмента, которым нужно «брать» еду, то есть выполняющего функцию вилки, и инструмент этот связывается именно с пастой. Ведь лазанья горячая и скользкая, брать ее руками неудобно, и можно обжечься, вот неаполитанский придворный сборник рецептов из библиотеки Роберта Анжуйского и советует пользоваться для этой цели «шилом», которое, впрочем, в городах, где паста быстро получила широкое распространение, вскоре было заменено вилкой.

Чтобы побольше узнать о распространении пасты, о ее промышленном производстве, начавшемся еще в Средние века и возродившемся в конце XVII века, имеет смысл почитать интереснейшую работу Массимо Монтанари. Любопытно отметить, что вместе с пастой получает распространение и вилка. Этот прибор будет использоваться именно для поедания пасты начиная с эпохи Средневековья и, по крайней мере, до второй половины XVI века. В инвентарных ведомостях знаменитейших замков, находившихся вне границ средиземноморской культурной среды, например, в документах замка Шаллан в Валь д’Аоста за 1522 год, упоминаются золотые и серебряные ложки и ножи, но ни одной вилки. По мнению Ф. Броделя, вилка «появляется в XVI веке сначала в Венеции, позже во всей Италии и, возможно, в Испании, но распространяется она очень постепенно... и ее употребление входит в обиход только к 1750 году». Он указывает, что «Монтень ее не упоминает», «Феликс Плэттер фиксирует вилку достаточно рано в Базеле, около 1590 года», что «один английский путешественник обнаруживает вилку в 1608 году в Италии». Согласно Ж.-Л. Фландрину, вилка «якобы была изобретена в Византии и в XIV-XV веках стала известна в некоторых итальянских домах, а позднее, в XVI-XVII веках, достигла и соседних с Италией стран».

Часть духовенства между тем рассматривала использование вилки как греховную изнеженность: известно, что одна византийская принцесса, будучи в гостях во Франции, ела там вилкой, чем вызвала осуждение прелатов. Эта принцесса, выросшая в роскоши византийского двора, не брала еду руками – в соответствии с правилами «хорошего тона», принятыми в Византии. Что же касается лигурийских, тосканских и венецианских горожан, они в XIV веке пользовались вилкой, просто чтобы не обжечься.

Лазанья была очень высоко оценена уже в XIII веке одним монахом францисканцем-миноритом – Салимбене де Адамом, который объездил Францию и большую часть Италии, и где бы ни оказывался, уделял большое внимание местной кухне и мог впоследствии со знанием дела рассказать о том, что там стоит попробовать. Паста, которую он описывает, как и паста вообще, была пищей достаточно дорогой, можно сказать, атрибутом роскоши, что следует, например, из «Новелл» Серкамби. Дело в новелле LVTII происходит в Венеции. Дочь Саранцо жалуется своему отцу, что «муж не может обеспечить пасту на столе каждый день, как хотел того отец». В новелле CXLIII выведен некий господин Спинола, который «так любил пасту, что заедал ею другие блюда из пасты». А вот героиня новеллы LX, заболев, «более двадцати дней питалась только хорошей лазаньей и прочей восстанавливающей силы пищей». Эта еда была вожделенна, о ней мечтали, недаром у Боккаччо возникает образ волшебной страны Вракии, где на горе из тертого сыра живут люди, которые занимаются лишь тем, что делают макароны и равиоли («Декамерон», день восьмой, повесть 3). Один флорентийский купец, живший в Генуе, по имени Саминьято де’Риччи приводит в своем «торговом справочнике» рецепт приготовления лазаньи, а в конце напоминает: «Вы никогда не пробовали ничего вкуснее!»

У Саккетти пасте уже сопутствует вилка: «...нам подали вареные макароны... Ноддо стал быстро ухватывать макароны, наматывать их и отправлять в рот. Джованни взял на вилку только первую порцию...» («Триста новелл», новелла CXXIV). Действие происходит в середине XIV века, а «наматывание» макарон (на вилку), видимо, было уже настолько привычным для читателей, что Саккетти понадобился всего лишь один этот глагол, чтобы вызвать у читателей нужную ему ассоциацию.

* * *

Новое время – время перемен, особенно в крупных городах, которые становятся еще больше в результате стремительной урбанизации. Это касается, в частности, Неаполя. В Париже все более важную роль играет хлеб (напомним, что в городах хлеб ели свежим, покупая его каждый день), а в Неаполе отказались, хотя и очень постепенно, от привычного мяса с капустой (пиньята маритата), на смену которому пришли спагетти. Макароны, которые на протяжении всего XVI века были типичной сицилийской едой, теперь становятся и пищей неаполитанцев, превратившихся, как я уже упоминал, из «поедателей листьев» в «поедателей макарон».

Изменения в привычках не следует считать внезапными или объяснять их влиянием моды. Они диктовались стремлением приспособить потребление к имеющимся ресурсам, а скорее даже, учитывая особенности того времени, к возможностям хранения и транспортировки товаров. К тому же удалось увеличить производство с помощью более совершенных технических средств, в частности используя гидроэнергию. Все это позволило поставлять на рынок продукт, который, сохраняя основные свойства пасты домашнего или ремесленного производства, значительно дольше хранился, легче транспортировался, ценился не меньше домашней пасты, а обходился дешевле, намного дешевле. Апулия, Сицилия, Кампания и Лигурия первыми стали производить этот продукт, отчасти по необходимости – из-за увеличения численности населения (в Неаполе), отчасти из соображений выгоды (Лигурия).