Текст книги "Изолятор"

Автор книги: Джошуа Спэньол

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 32 страниц)

Прекрасно, подумал я.

Тим похлопал меня по плечу и выскочил из комнаты, скорее всего для того, чтобы срочно произвести один из миллиона своих ежедневных телефонных звонков.

– Хорошая работа, Натаниель, – похвалил Ферлах и крепко пожал мне руку. – Вас нам будет очень не хватать. Не знаю, сказал ли Тим, но мне предстоит отвечать за наблюдение над распространением вируса. Так что держите меня в курсе своих дел.

– А вы – меня, – ответил я.

Ферлах кивнул и вышел.

Я задержался возле того отделения, в котором работала Бет, и своим присутствием прервал дискуссию между ней и детективами. Мне необходимо было сказать, что она может обращаться ко мне в любое время дня и ночи. Нужно было спешить, и я направился к выходу. Меня догнал Джон Майерс.

– Итак, вам дали пинка?

– Не очень-то тактичное замечание, Джон.

– А почему я не могу это сказать, доктор? Вы – чудовище, и вчера показали себя во всей красе. – Я не нашел, что ответить на такую характеристику. – Не обижайтесь. Я тоже чудовище. И люблю чудовищ.

– Может быть, нам стоит встречаться?

Ответ, судя по всему, ему понравился. Майерс похлопал меня по спине.

– Жена и дети, понимаете ли.

– Очень жаль.

– Слушайте, мы здесь, конечно, будем стараться вовсю, но если что-нибудь там выясните, держите нас в курсе.

– Настолько, насколько это будет quid pro quo.[3]3
  Услуга за услугу (лат.). – Примеч. пер.


[Закрыть]

– Пора учиться иногда отходить от медицинского жаргона.

Объяснять я не собирался.

– И вы сообщайте об успехах.

– Обязательно. Договорились. Как только окажетесь за три тысячи миль от меня и перестанете действовать на нервы, между нами моментально наладится сотрудничество.

В лифте мы спускались молча. Доехав до первого этажа, вместе вышли. Майерс заговорил первым:

– Женщину, которой звонил Дуглас Бьюкенен, зовут Глэдис Томас. – Он что-то нацарапал на листке бумаги. – Вот ее адрес, во всяком случае, тот, который нам удалось найти.

Он протянул мне листок. Действительно, Сан-Хосе. Причем сам город, а не один из новомодных пригородов.

– А если бы мы с вами сейчас не встретились, тогда как? – спросил я.

– Что вы хотите сказать?

– Да только то, что мне пришлось бы уехать без этого. – Я показал ему бумагу с именем и адресом. – Вам хотелось, чтобы я выяснил все это самостоятельно? Спасибо, Джон. Чрезвычайно гуманно.

– Не стоит благодарности. – Он вытащил что-то из папки, которую держал в руке. – Это тоже возьмите.

У меня в руке оказалась фотография Дугласа Бьюкенена, зернистая от многократного увеличения.

Я поинтересовался:

– А вашей фотографии, случайно, нет? Чтобы я мог любоваться в разлуке?

Сам не знаю, зачем я говорил Майерсу все эти глупости; возможно, просто потому, что хотел выместить обиду на Тима.

– Вы еще скажете мне спасибо за эту фотографию. Очень помогает, когда приходится говорить об умершем с людьми, которые его видели, но, возможно, не знают имени. Смотрели когда-нибудь полицейские сериалы?

– С удовольствием бы смотрел, да беда в том, что в них показывают полицейских.

Майерс смотрел на меня с улыбкой.

– А знаете, доктор, вы очень мне нравитесь. Мы с вами во многом похожи. Вы не церемонитесь с людьми, но дело свое знаете.

Как лестно, подумал я. Оказывается, я похож на детектива Майерса. Высшая похвала.

Сквозь стеклянные двери я увидел ожидающее такси и вышел на улицу, оставляя за спиной и детектива Майерса, и Балтимор, и всю эту неудачную страницу жизни. Во всяком случае, так мне тогда казалось.

Вырос я в маленьком городке на юге Пенсильвании, совсем недалеко от тех мест, где до приезда в Балтимор жил Дуглас Бьюкенен. Во всяком случае, ближайшим крупным аэропортом был именно балтиморский международный аэропорт имени Джорджа Вашингтона. Поэтому я достаточно хорошо его знал и без труда ориентировался в сложных переходах и системах безопасности. Давным-давно, еще студентом университета на Западном побережье, я летал самолетами компании «Саутвест эрлайнз», делал пересадку в Финиксе или Лас-Вегасе и оттуда уже продолжал путь в Сан-Хосе. Но сейчас все складывалось совсем иначе – и время другое, и обстоятельства не те. Меня, можно сказать, выперли и из Центра контроля, и из федерального правительства. Аэропорт Сан-Хосе я ненавидел. А потому отправился прямиком в международный аэропорт Сан-Франциско, причем на рейс компании «Пан-Америкен». Стоит это пятьсот шестьдесят долларов в одну сторону. Так что по возвращении на восток мне еще придется разбираться с бухгалтерией.

В самолете я заказал двойное виски, тут же все это выпил и заказал еще. Пытался осознать, что оставляю за спиной и к чему приближаюсь. Но размышления не сулили ничего хорошего, а потому я предпочел заснуть.

II
Калифорния

30

Ах, Сан-Франциско!

Из окна самолета я наблюдал, как вырисовывается внизу полуостров, словно огромный палец, простираясь на север, к округу Марин. На фоне синего-синего океана сиял мост Золотые Ворота. На месте, как и положено, здание корпорации «Транс-Америка» – вот оно, возвышается своими башнями над Эмбаркадеро. Залив пестреет яркими точками яхт. Все точно так же, как и раньше, словно я не покидал Золотой город.

Меня отчаянно тошнило.

В кассе, пытаясь стряхнуть последствия алкоголя и обезвоживания организма, я купил билет в Атланту. На Калифорнию я отвел два дня – решил, что этого времени будет вполне достаточно для того, чтобы встретиться и поговорить с Глэдис Томас, повидать несколько человек – а если честно, одного человека, с которым мне нужно было встретиться помимо мисс Томас.

В результате долгих размышлений я решил не встречаться с Элен Чен. Еще раньше я предпринял самые решительные меры против неотступных мыслей о ней, а вот теперь, стоя в очереди, чтобы арендовать машину, мучился раскаянием – зачем же было выкидывать записную книжку с ее адресом и телефоном? Не думаю, чтобы я действительно решился позвонить, да она и не согласилась бы со мной встретиться. Более того, и номер телефона, должно быть, уже сто раз изменился. И все же каракули в записной книжке оставались последней, пусть тонкой, нитью, связывавшей меня с прошлой жизнью. Зачем было обрывать эту связь? Забыть старую привязанность – легче сказать, чем сделать.

Очередь за машиной оказалась слишком длинной, ползла она чересчур медленно, и я потратил слишком много времени на размышления о тех материях, которые уже не должны были для меня что-то значить.

Чтобы как-то отвлечься от сложного образа доктора Чен, я включил сотовый и нашел номер единственного в Калифорнии человека, которого мне действительно хотелось увидеть. Вернее даже будет сказать, единственного человека, которого я обязан был увидеть. Если бы она узнала, что я был на Западном побережье и не пришел к ней… ну, тогда земля непременно бы разверзлась и безжалостно поглотила меня.

Она сразу ответила. Я услышал хорошо знакомый немолодой голос:

– Натаниель Маккормик. – Она моментально меня узнала.

– Доктор Тобел.

Я почувствовал, как физиономия моя расплывается в улыбке.

Несколько минут мы болтали, наверстывая упущенное. Давно уже нам не доводилось беседовать, однако все прошедшие годы мы обсудили как раз за то время, которое потребовалось, чтобы очередь продвинулась на пять футов.

– Так что же привело тебя в Сан-Франциско? – поинтересовалась она.

– Нужно уладить кое-какие дела.

– Дела? Надеюсь, ты не хочешь сказать, что ушел из Центра контроля и занялся бизнесом?

– В такие периоды, как нынешний, как раз очень хотелось бы поступить именно так. Но нет. Я здесь как раз по делам Центра контроля.

– Надеюсь, ничего серьезного?

– Как раз все очень серьезно. Вы, наверное, слышали о вспышке заболевания в Балтиморе.

– Да, что-то читала…

– Ну так вот, мой приезд связан именно с этим. Подробно расскажу при встрече.

Мы договорились встретиться на следующий день за ленчем.

31

Я взял машину с глобальной системой навигации и GPS. В конце концов, я в Кремниевой долине, так что нужно соответствовать… Я решил, что теперь уже не придется попусту тратить время на поиски дороги, так что деятельность моя оптимизируется. Первым делом я ввел в компьютер адрес департамента здравоохранения округа Санта-Клара.

До часа пик еще оставалось достаточно времени, так что вполне можно было избежать кошмара дорожных пробок в районе залива. Поэтому я вырулил на шоссе 101 и направился на юг, в Сан-Хосе. Дорога оказалась одной из тех, что соревнуются за звание самой ужасной. Она вполне могла соперничать за призовое место с И-95 на Восточном побережье. По сути, это был длинный, уродливый шрам на лице окружающего пейзажа, к тому же каждое утро и каждый вечер этот шрам до отказа забивали машины. Так что дороги Калифорнии относились как раз к тем ее отличительным чертам, по которым скучать не приходилось.

Через полчаса езды я миновал зеленые указатели, отмечающие поворот к моему бывшему университету. За те четыре года, которые я здесь проучился, этот путь пришлось измерить бесчисленное количество раз – словно челнок, я метался между альма-матер и обедами и развлечениями в Сан-Франциско. Потратив уйму времени и сил лишь на то, чтобы забыть это место, я с удивлением обнаружил, какими знакомыми оказываются дороги, холмы, городишки, свисающие с главного шоссе, словно подвески с ожерелья. Но в то же время я проезжал мимо новых, совершенно мне не знакомых огромных магазинов, массивных зданий солидных офисов и прочих свидетельств продолжения и развития жизни по берегам шоссе 101.

Включив радио, я настроился на давно и хорошо знакомую станцию. К сожалению, она уже не передавала моей любимой музыки. Сейчас эта радиостанция, скорее всего, носила название типа «La Musica». А транслировала она хип-хоп в латиноамериканском духе. Нет, это не для меня. Я настроился на местную волну Национального государственного радио и сразу почувствовал себя стариком.

Сан-Хосе. Навигационная система приятным женским голосом направила меня с обожженного шоссе на не менее обожженные улицы города. Несмотря на все деньги и славу, полученные в девяностых годах, городок все равно оставался совершенно провинциальным по своей сути. Центр казался призрачным и печальным – ведь коммерческие здания пустовали на двадцать пять процентов, и сплошь и рядом глаз натыкался на объявления о сдаче в аренду. Праздные группы молодых людей бесцельно шатались по улицам даже сейчас, в разгар рабочего дня. Все вокруг громко кричало, что город этот знавал гораздо лучшие времена.

Я оставил машину в гараже напротив большого серого здания, в котором располагался департамент здравоохранения округа Санта-Клара. Войдя в здание, направился прямиком к охраннику и поинтересовался, где и как можно увидеть Брук Майклз. Он записал мою фамилию и послал сообщение на пейджер. А я тем временем уселся на жесткий пластиковый стул возле стенда, заполненного брошюрами медицинского ликбеза, и начал читать что-то о венерических заболеваниях. Как раз когда чтение уже начало казаться интересным, я услышал над своей головой голос.

– Доктор Маккормик, – произнес этот голос, – а вы прекрасно сохранились. Впрочем, конечно, загар не помешал бы.

Я поднял голову и увидел доктора Брук Майклз во всей красе – роскошную загорелую блондинку.

– Брук! А вам как раз надо ограничить пребывание на солнце. Вы же должны показывать пример здорового образа жизни. Если вы в тридцать лет сляжете с меланомой, ничего хорошего не будет.

Мы пожали друг другу руки.

– В двадцать девять, – поправила она шепотом и направилась к коридору, вход в который преграждал стол дежурного. Вслед за ней и я прошел сквозь розовую дверь, за которой оказалось множество офисов. – Тим Ланкастер коротко рассказал мне о цели твоего приезда. Я пыталась убедить его, что с удовольствием займусь этим вопросом сама и нет необходимости отрывать тебя от непосредственной работы, однако он остался при своем мнении.

Она явно ожидала от меня какого-то комментария, однако я промолчал. Но Брук оставалась Брук, а потому спросила прямо:

– Так почему же они тебя сюда прислали?

– Им нужно, чтобы здесь работал человек, хорошо знающий положение дел там, на востоке.

– О!

Ответ ее явно не удовлетворил, но, судя по всему, Брук решила пока остановиться на этом. Распахнула дверь в маленький, заваленный бумагами кабинет.

– Вот мое царство.

Все горизонтальные поверхности здесь были заняты медицинскими журналами и стопками документов. Мне показалось, что я снова очутился в офисе Ферлаха там, в Балтиморе. Сам собой возник вопрос, что же делает столь похожими кабинеты чиновников общественного здравоохранения. Может быть, размер?

– Прошу извинить за беспорядок. – Хозяйка сняла со стула какие-то листки.

– Надеюсь, он ни в малейшей степени не отражает состояние твоего ума, – заметил я.

– У меня в голове порядка больше, чем в самой Библиотеке конгресса, – гордо заявила Брук. – А в состоянии полного хаоса пребывают офис и личная жизнь.

– Сочувствую.

– Да не стоит. Дело в том, что мне удалось достичь полной гармонии с хаосом. – Она села за стол. – Итак, что же происходит в действительности?

Я опустился на стул, специально освобожденный для меня, и начал рассказывать, но при этом исключая негативную оценку собственной деятельности.

– То есть все это надо понимать таким образом, что они тебя оттуда попросту выперли, так ведь?

Я мысленно попросил ее заткнуться и не лезть не в свои дела.

Должен пояснить, что мы вместе с Брук учились в Атланте, всего год назад. В самый разгар жаркого лета в южном штате Джорджия нас подвергли суровой пятинедельной закалке в условиях главного офиса Центра контроля и предотвращения заболеваний. Конечно, среди обучающихся не могли не возникнуть определенные отношения. Возникли они и у нас с доктором Майклз. На пару недель мы с ней оказались, как принято говорить, парой. Но потом Брук получила назначение в Службу эпидемиологической разведки в Калифорнии и отправилась на работу, якобы для того, чтобы соединиться с женихом, только что начавшим преподавать в университете. Впрочем, с таким же успехом можно было утверждать, что она уехала в эти края просто для того, чтобы оказаться как можно дальше от меня. Скоро мне уже можно будет писать книгу с названием: «Как отпугивать женщин».

Я демонстративно посмотрел на часы.

– Мне пора за дело, Брук.

– А зачем ты сюда явился?

– Показаться, сообщить в департаменте здравоохранения, что прибыл в целости и сохранности. – Взглянув ей прямо в глаза, поинтересовался: – Ведь это не очень страшно – ну… то, что я приехал?

– Я позвонила в Беркли, в департамент здравоохранения штата, так они сразу закричали: «О нет, только не это!» Потом сказала ребятам здесь, так их чуть не вырвало от такого известия.

– Ну, спасибо тебе.

Брук смущенно улыбнулась, показывая, что и сама понимает, что хватила лишку.

– На самом деле все в порядке. Мы рады твоему приезду. Тим звонил. Вот.

Она протянула листок. Это была записка, напоминающая о необходимости продолжить расследование случаев заболевания в Балтиморе. Она состояла всего лишь из трех предложений.

– Мы очень рады тебя видеть, – повторила Брук.

– Не сомневаюсь.

– Я серьезно. С тобой хорошо.

Я очень внимательно посмотрел на нее, пытаясь понять, какова в ее словах доля правды, но определить так и не смог. Ну что ж, пора приниматься за работу. Я открыл папку, достал оттуда листок с адресом Глэдис Томас и протянул его Брук.

– У меня есть адрес женщины, с которой необходимо встретиться и поговорить. Есть основания полагать, что она живет в определенном учреждении, находящемся в ведении штата или округа.

Брук минуту внимательно изучала адрес.

– Насколько я понимаю, это дом на окраине города. Хороший дом.

– Пансионат для умственно отсталых?

– Ты прав, Натаниель, именно для умственно отсталых.

– Я просто уточняю. А ты что, вот так наизусть знаешь адреса?

Брук протянула руку к полке над столом и сняла толстую красную папку, до отказа набитую бумагами.

– Одно из направлений моей работы здесь заключается в оценке медицинского просвещения обитателей приютов, пансионатов и тому подобных заведений. – Она начала перебирать бумаги, нашла нужную, достала и протянула мне. – А кроме того, у меня же почти фотографическая память. Разве ты это уже забыл?

– Поскольку сам я не обладаю такими удивительными способностями, мне разрешается забыть.

Я внимательно посмотрел на бланк – длинный, ксерокопированный, поделенный на графы лист. Ручкой были внесены в него какие-то данные. Когда я дошел до адреса заведения, то он полностью совпал с тем, что дал мне Майерс. Итак, пансионат «Санта-Ана».

– Отлично, Брук. Спасибо.

Я списал номер телефона и название заведения. Вернул Брук бланк и поднялся, собираясь уходить.

– Ты не хочешь сначала позвонить?

– Нет, – ответил я. – Думаю, явлюсь без предупреждения. Полезно бывает застать их врасплох.

– Умственно отсталых? Ты не изменился, все так же стремишься ухватить то, что полегче.

– Разумеется. Именно этим я занимался в Атланте.

– Ладно, будь снисходителен. Я одинока и растерянна. А жара и духота дурно влияют на характер.

– Согласен. Послушай, я тебе обязательно позвоню, расскажу обо всем, что удалось выяснить. Спасибо за помощь.

– Я поеду с тобой.

– Это совсем лишнее.

– Знаю. Но мне очень хочется.

Я вздохнул:

– Брук, дай мне свое разрешение на парковку.

– Хочешь разрешение на парковку – значит, бери с собой меня. У меня сейчас работа еле движется. Скучно, надо проветриться.

Я взглянул на нее, раздумывая, какой бы еще сочинить повод для отказа. Мне отчаянно не хотелось брать ее с собой. Но еще больше не хотелось спорить.

– Ну хорошо, поехали. Только все предстоит делать очень быстро. Нужно все выяснить и возвращаться в Атланту.

32

Поездка оказалась короткой, во всяком случае, по расстоянию. Меньше десяти миль. Но из-за того, что люди возвращались с работы, на улицах было полно пробок, и по городу мы тащились минут сорок.

– Какие чувства вызывает возвращение?

– Я не вернулся. Приехал всего лишь на два дня.

– И жалеешь, да?

– Вовсе нет. Мне здесь как раз очень нравится. Разве может не нравиться вот это? – Я показал на раскаленное солнце. – Мне казалось, что должно быть немного прохладнее.

– Это сухой жар.

Я взглянул на нее. Она улыбалась.

– Ты права.

Мы ехали по берегу Южного залива, отправной точки всех моих грехов, ошибок, расставаний и других вызывающих депрессию событий. Я посмотрел на подернутое солнечной позолотой небо. Еще один отвратительный день в раю.

Брук показала дорогу к жилому району сразу за чертой города. Жили здесь красиво: мы миновали целую рощу старых массивных дубов и ряд солидных викторианских домов. Я уверенно затормозил напротив пансионата «Санта-Ана», хотя ни таблички, ни какого-нибудь опознавательного знака на здании не было. Само по себе это вовсе не удивительно. Как правило, жители округи болезненно относятся к соседству с подобными заведениями. Так что излишняя открытость вполне может привлечь слишком много недружественного внимания, вплоть до камней в окна.

– Приехали, – заметила Брук.

На всякий случай я сверился с адресом. Все точно.

Хотя мы остановились в разрешенном месте, я все-таки повесил на зеркало заднего вида талон на парковку, так дорого доставшийся мне.

– Это лишнее, – заметила Брук.

– Привычка, – ответил я. – А кроме того, оно напоминает мне, зачем я взял тебя с собой.

Поднявшись на крыльцо, я нажал кнопку звонка. Открыла женщина в джинсах и футболке, украшенной блестящим медведем. Мы представились.

– Надеюсь, вы не нарушили никаких предписаний, – произнесла женщина с легким акцентом.

Она назвала себя: Розалинда Лопес, одна из служащих пансионата.

Я пояснил, что нам необходимо побеседовать с Глэдис Томас.

– О, Глэдис, pobrecita…

Розалинда замолчала.

– Что-что? – переспросил я.

– Ничего. Я…

Она снова не договорила, уставившись куда-то в пространство. Однако через мгновение словно очнулась.

– Что-то случилось?

– Надеюсь, нет. Но чтобы удостовериться, мы должны поговорить с самой мисс Томас. Задать ей несколько вопросов.

Словно действуя по написанному коллегами в Балтиморе сценарию, Розалинда начала с подозрением выяснять подробности:

– Что именно вам нужно у нее выяснить?

– Это касается исключительно мисс Томас. А поскольку вопросы касаются медицинской стороны жизни, то и они сами, и ответы на них являются сугубо конфиденциальными.

– Так какие же медицинские вопросы? Я медсестра, доктор, и знаю все, что касается здоровья наших подопечных.

– Тогда скажите мне, Глэдис Томас больна?

Розалинда молчала, словно размышляя, стоит ли вообще отвечать на этот вопрос. Наконец она решилась:

– Сейчас нет. Болела полгода назад.

– И в чем тогда заключалась болезнь?

– Просто сильная простуда. Она лежала примерно…

– Глэдис сексуально активна?

Розалинда покраснела, причем краска сначала залила ее шею, а потом уже переползла на лицо.

– Нет, не думаю, что это так.

– Мне необходимо с ней поговорить, мисс Лопес.

– Я хотела бы знать…

– А я хотел бы получить возможность поговорить с Глэдис, не прибегая к судебному ордеру. Если вы не прекратите водить нас за нос, то вынудите меня сделать именно это.

Розалинда сердито сжала губы.

– Входите. Сейчас я ее позову.

Мы оказались в застеленном ковром вестибюле, из которого небольшой коридорчик вел в гостиную и офис. Откуда-то из недр дома доносился кухонный запах; судя по всему, готовили обед.

Здесь было хорошо. Действительно красиво. Может быть, не так по-домашнему уютно, как в «Раскрытых объятиях» в Балтиморе, но очень ухоженно. Похоже на бабушкин дом, в котором тикают часы, а на стенах висят написанные маслом натюрморты. Здесь даже пахло мастикой. Как и в «Раскрытых объятиях», бросались в глаза христианские картины и иконы. Можно что угодно говорить о консервативных и твердолобых христианах, но нельзя отрицать, что они по-настоящему заботятся о людях, существование которых общество, как правило, вообще стремится забыть.

Розалинда показала в сторону гостиной.

– Подождите, пожалуйста, вот здесь.

– Учитывая суть моих вопросов, я должен уточнить, есть ли здесь место, где я могу поговорить с Глэдис с глазу на глаз?

Медсестра на секунду задумалась, потом кивнула на дверь с табличкой «Офис»:

– Подождите там.

Мы с Брук попали в комнату, которая, судя по всему, представляла собой мозговой центр пансионата «Санта-Ана». Шкафы с папками, книги по психологии, компьютер с защитным экраном.

– Ты не очень-то ласково с ней разговаривал, – заметила Брук.

– Мне уже приходилось иметь дело с подобными людьми, – ответил я.

– С подобными людьми? Что это значит?

Я промолчал, поскольку это не означало ровным счетом ничего, кроме того, что мне страшно хотелось отсюда выбраться, сесть в машину и вообще как можно быстрее оказаться в самолете и улететь на восток.

Лестница заскрипела, и раздались тяжелые шаги.

В дверях офиса показались Розалинда и та женщина, которую, судя по всему, звали Глэдис Томас. Глэдис была значительно выше Розалинды и бесполезно пыталась спрятаться за ее спиной. Что-то во внешности Глэдис сразу настораживало: в глаза бросалось какое-то странное отсутствие энергии.

Мы с Брук встали.

– Глэдис, это…

Розалинда явно забыла, как нас зовут.

– Я доктор Маккормик, а это – доктор Майклз. Мы хотим задать вам несколько вопросов.

Глэдис ничего не ответила, лишь еще больше ссутулилась.

– Не волнуйся, милая, присядь вот на этот стул. И отвечай на вопросы докторов.

Розалинда показала на старый, обитый потрепанной тканью стул и уселась сама. Потом взглянула на меня и добавила:

– Он тебя не укусит. Так ведь, доктор?

– Я уже давно перестал кусаться, – улыбнулся я и тут же заметил, что остальных мой ответ не развеселил. – Нет, Глэдис, я не кусаюсь. И доктор Майклз тоже.

Я снова изобразил улыбку.

Глэдис с явной неохотой вошла в офис и тяжело опустилась на стул.

Она была высокая, возможно, пять футов одиннадцать дюймов, а потому сильно сутулилась. Я бы дал ей лет двадцать семь – двадцать восемь. Темные волосы, голубые глаза – довольно симпатичная. Если бы не сутулость и не тупое выражение лица, была бы по-настоящему привлекательна. Вполне можно понять интерес Дугласа Бьюкенена.

Я взглянул на Розалинду, надеясь, что она поймет намек и уйдет. Однако этого не случилось.

– Вы не возражаете, если я останусь? – поинтересовалась она.

– Возражаю.

Брук не выдержала и вмешалась:

– Наш опыт показывает, что подобные интервью оказываются более эффективными, если проходят без свидетелей. Если вдруг возникнут проблемы, мы тотчас обратимся к вам за помощью, сестра Лопес.

Розалинда секунду помедлила, но все-таки встала.

– Если понадоблюсь, я – напротив, в гостиной.

Молодец, Брук!

Я повернулся к Глэдис и внимательно на нее посмотрел. Она опустила голову и тяжело вздохнула. И наконец я понял, что именно мне показалось странным в ее поведении в тот момент, когда она вошла в комнату: медленные, печальные движения, хмурое выражение лица. За годы учебы и работы я насмотрелся много чего в этом роде. Женщина явно страдала депрессией.

Глэдис Томас снова вздохнула. Господи, да она просто несчастна.

В этот миг она взглянула на меня, и наши глаза встретились.

– Вы чем-то расстроены, Глэдис? – поинтересовался я.

– А? Нет.

– Вы кажетесь расстроенной.

Она покачала головой:

– Нет.

Я начал чертить в блокноте – просто так – беспорядочные линии, чтобы сделать вид, будто пишу. Глэдис явно следила за движениями моей руки.

– Знаете, если что-то в вашей жизни не так, вы вполне можете с нами поделиться. Мы врачи и только помогаем людям.

Глэдис ничего не ответила, нахмурилась и отвела взгляд. Брук тоже нахмурилась, но по другой причине. Немного помолчав, она наконец произнесла:

– Это правда, милая, вы можете поделиться с нами всеми своими неприятностями.

Глэдис упорно изучала собственные ноги.

Церемония слишком затянулась, поэтому я решил, что пора приступать к делу.

– Ну хорошо, Глэдис. У вас есть телефон? Сотовый, который вы всегда носите с собой?

Не поднимая глаз, она ответила:

– Нет.

Я снова повторил:

– Вот такой телефон у вас есть? – и вытащил из кармана свой.

Глэдис отрицательно покачала головой.

– А вы не знаете человека по имени Дуглас Бьюкенен?

Она быстро взглянула на меня, потом снова опустила глаза.

– Дуглас Бьюкенен, – повторил я.

– Я его не знаю.

– А мне кажется, вы должны знать Дугласа.

– Нет, не знаю.

– Вы оставили ему сообщение, на его сотовом.

Она заплакала.

– Глэдис, откуда вы знаете Дугласа?

Она не отвечала – плакала.

– Глэдис, кто такой Кейси?

Она отвернулась от меня и попыталась подтянуть коленки на стул. Стул оказался слишком маленьким, и ноги постоянно сползали, а она снова их поджимала.

– Так кто же такой Кейси?

Я быстро взглянул на Брук, и она, тоже взглядом, недвусмысленно мне ответила. Мы явно думали об одном: эта девушка многое скрывает.

Я спросил снова, на сей раз еще более настойчиво:

– Так кто же такой Кейси?

Глэдис быстро подняла на меня глаза, а потом снова уставилась в пол.

– Глэдис, все в порядке. Не бойтесь, смотрите на меня. Кейси и Дуглас Бьюкенен – один человек?

Молчание.

– Вы когда-нибудь бывали в Балтиморе? Это город на Восточном побережье. Вы когда-нибудь там были?

Молчание.

Я открыл папку и достал фотографию Дугласа Бьюкенена – большое черно-белое изображение, которое, скорее всего, представляло собой копию копии чего-то, что полицейские там, в Балтиморе, каким-то образом изъяли из документов доктора Джефферсона. Встал и, подойдя к Глэдис, протянул ей фотографию.

– Вам знаком этот человек?

Она мгновение неподвижно смотрела на изображение, потом резким движением выхватила его из моих рук. Быстро провела пальцами по гладкой бумаге.

– Это Дуглас, – медленно произнес я. – Вы его знаете, так ведь?

Глэдис уже успела прийти в себя и снова начала отпираться:

– Нет, я его не знаю.

Но фотографию не отдавала.

– Он мертв. Вот этот человек мертв.

Для Глэдис Томас эти слова прозвучали как взрыв бомбы. Она словно окаменела. Рот безвольно раскрылся, и лишь нижняя губа как-то странно подрагивала.

– Он умер два дня назад. – Я подождал, пока до нее дойдет новая информация, и повторил: – Он мертв. Вы знаете, что такое мертвый? Его нет. Он уже никогда не вернется.

Мне кажется, Глэдис меня даже и не слушала: она просто сидела с открытым ртом.

Брук тронула меня за руку.

– Доктор Маккормик…

Я снова произнес то же самое:

– Он умер, Глэдис.

Наконец через несколько секунд что-то в ее взгляде словно переключилось, она поднесла фотографию к губам и зарыдала.

– Нет!

– Да.

Брук осуждающе посмотрела на меня.

Я позволил Глэдис немного порыдать, а потом продолжил наступление.

– Ему причинили большое зло, и мы хотим найти того, кто это сделал, – принялся объяснять я. – И нам очень нужна ваша помощь.

Однако мой голос утонул в причитаниях.

Слезы и сопли текли по лицу Глэдис и на прижатую к груди фотографию.

– Я люблю тебя, – несколько раз повторила она сквозь рыдания. – Кейси, Кейси, Кейси!

Опустив глаза, я ждал, пока рыдания хоть немного утихнут. Не тут-то было. Брук встала и обняла Глэдис, а та словно погрузилась в эти объятия. Рыдания перешли в вой.

– Ш-ш-ш, – попыталась унять ее Брук.

Не выпуская из руки фотографию, Глэдис тоже обняла Брук. Растроганный, я наблюдал за этим проявлением женской солидарности, над которой не властен даже коэффициент умственного развития. Глэдис завыла во весь голос.

Дверь резко распахнулась, и на пороге показалась медсестра.

– О Господи! – в ужасе воскликнула она. – Что здесь происходит?

– Все в порядке, – заверил я ее.

– В том-то и дело, что не все в порядке.

Глэдис снова закричала.

– Вам необходимо уйти, – приказала Розалинда. – Уходите! Сейчас же, быстро!

Брук продолжала обнимать Глэдис, тщетно пытаясь утешить безутешную. Ну а мне пришлось заняться Розалиндой.

– Нам необходимо закончить дело, – пояснил я.

– Вы не можете являться сюда и вот так расстраивать…

– Если честно, то могу, – прервал я ее и, поднявшись, подошел к двери.

Розалинда взглянула на Глэдис и Брук, оценила ситуацию и, судя по всему, решила оставить подопечную в руках доброй докторши. Потом повернулась ко мне.

Я открыл дверь в коридор и услышал, как удаляются шаркающие шаги. Да уж, о конфиденциальности мечтать не приходится.

Выйдя в коридор, я закрыл дверь, а Розалинда спросила:

– Что?

– Как я уже говорил, мы с доктором Майклз работаем в Центре контроля и предотвращения заболеваний.

– Это я знаю…

– Мы считаем, что Глэдис имела отношения с человеком из Балтимора, который, возможно, был очень серьезно болен. Федеральное правительство – в данном случае я – и не подумало бы вмешиваться, если бы в этом не было острой необходимости. Нас тревожит возможность распространения им заболевания…

– Что вы имеете в виду, говоря, что она имела отношения с этим человеком?