Текст книги "Изолятор"

Автор книги: Джошуа Спэньол

сообщить о нарушении

Текущая страница: 29 (всего у книги 32 страниц)

89

Я взглянул на то, что от нее осталось, и уже не смог сдержать приступа рвоты. Кости сломались и сместились, а кроме того, большая часть кисти оказалась без кожи – медики образно называют это состояние «без перчатки». Ткани оголены от запястья по направлению к большому и указательному пальцам, кожа свисает, словно приспущенная перчатка, обнажив мускулы и сосуды. Кровь текла, но благодаря действию эпинефрина не так обильно, как можно было ожидать. Сворачивалась она вяло.

Плечо тоже болело. По-видимому, от неестественных усилий порвались мышцы.

Брук смотрела на руку расширившимися от ужаса глазами и лишь повторяла:

– О Боже, Натаниель! О Господи!

– Все в порядке.

– Ой, милый!

Правой рукой я натянул кожу на левой кисти вверх – к запястью. Кровь и куски кожи прилипли к наручнику, болтавшемуся на хорошей руке. Внезапно мне пришло в голову, что если доведется жить дальше, то правая рука навсегда получит это определение: хорошая рука, – потому что от левой вряд ли можно будет ожидать дальнейших действий.

Я собрался с силами и рывком поднялся. Адреналин и тошнота не способствуют равновесию, а потому я с большим трудом, едва не упав несколько раз, допрыгал до двери операционной.

В тот момент, когда я поравнялся с Брук, она выдохнула:

– Тебе срочно нужно к врачу.

– Знаю, – огрызнулся я.

Открыв дверь в операционную, я проскакал через небольшой коридорчик, ведущий в комнату наблюдения. Добравшись до двери, споткнулся и тяжело упал на изуродованную руку, измазав кровью весь пол. Но прямо передо мной оказалась ручка, и я смог быстро подняться. На столе лежали ножницы, мой бумажник, мой сотовый. Вещи я забрал, а ножницами разрезал связывающий ноги шнур. Уже нормально, быстро вернулся в операционную и освободил от пут ноги Брук. Помог ей подняться.

– Уходим, – коротко скомандовал я.

– Возьми бинт, и давай перевяжем руку.

– Некогда…

– Ты дурак! – шепотом завопила Брук.

Глаза ее были красны, в них стояли слезы.

Пришлось направиться к металлическому шкафу и найти в нем бинт. Я сделал себе перевязку, причем наручник на правой руке немилосердно гремел. Бинтовал как можно туже, чтобы прижать кожу к кровеносным сосудам. Вполне возможно, что таким образом я запечатывал инфекцию, зато кожа будет получать питание и, если повезет, проживет еще несколько часов.

– Ну вот, – удовлетворенно заключил я, закончив процедуру.

Мы быстро прошли через гигиеническую комнату. Я направился было в сторону, но Брук меня остановила.

– Куда ты?

– Мы не можем просто так уйти.

– Что?

– Подожди здесь.

Я вошел в наблюдательную и прижал ухо к ведущей в коридор двери. Тишина. Никаких жарких обсуждений нашей участи не слышно, никаких разговоров Учителя с кем-то еще.

– Пойдем! – прошипела Брук.

Я повернулся к ней.

– Ты иди. Мне нужно кое-что взять. Не для того же я вконец оборвал руку, чтобы просто смыться. Так ведь никто не поверит в то, что я буду рассказывать.

– Придется поверить.

– Нет, не поверят. И ты это прекрасно знаешь. – Взяв со стола скальпель, я разорвал пластиковую упаковку. Отполированное лезвие блестело, словно зеркало. Как раз то, что нужно. – Если хочешь, подожди меня. А хочешь – уходи.

Очень осторожно я приоткрыл дверь в коридор и высунул скальпель. Несколько раз повернув лезвие, поймал отражение коридора. Никого. Я открыл дверь.

Быстро прошел в сторону патологоанатомической лаборатории. Брук, со сцепленными за спиной руками, не отставала ни на шаг.

После каждых десяти футов я останавливался и прислушивался. Тихо. Значит, вперед. Вот наконец и дверь в лабораторию. Ни голосов, ни движения. Я медленно приоткрыл дверь.

Свет в лаборатории так и остался зажженным, а дверь в холодильную камеру – открытой. Я снова прислушался и снова ничего не услышал, обошел лабораторные столы и попал в святая святых. Брук шла за мной.

– Натаниель, – шепотом позвала она.

Я обернулся. Девушка показала подбородком в сторону стеклянного шкафа с реагентами справа от меня. Среди прочего там стояла небольшая бутыль с концентрированной азотной кислотой. Как можно осторожнее я открыл шкаф и достал это страшное оружие. Но все равно что-то стукнуло.

– Никого нет, – успокоил я сам себя.

Заглянув в морозильную камеру, тут же убедился в справедливости собственных слов. Там действительно никого и ничего не было.

– О, только не это!

– В чем дело?

Морозильник с органами Кинкейда Фалька оказался открытым и совершенно пустым. Две коробки с файлами, содержащими отчеты о биопсии, также исчезли.

– Все, – произнес я в отчаянии. – Все пропало. Мы можем совершенно спокойно уходить.

Я поставил азотную кислоту на стол.

– Возьми, – посоветовала Брук. – На всякий случай.

90

Я осторожно повел Брук по коридору, через комнату наблюдения, в гигиеническую. На стене возле двери – черная пластина. Я дернул дверь. Заперто. Тихо выругался.

Мы снова очутились в коридоре, на сей раз двигаясь в противоположном направлении. В дальнем конце светился зеленый знак «выход». И вот перед нами еще одна дверь. И она тоже заперта.

– Нет! – отчаявшись, произнесла Брук. – Нет, нет и нет! – Она толкнула дверь, потеряв при этом равновесие. – Нет! – Снова налегла всем телом.

– Прекрати, – приказал я.

В нескольких ярдах от нас, дальше по коридору, на стене виднелась красная коробочка пожарной тревоги. Я вспомнил, что рассказывал об этой системе Билл Дайсон, ветеринар. Может быть, это устройство окажется не перегруженным предосторожностями?

Сунув бутылку с азотной кислотой в карман, я схватился за ручку пожарного крана. Маленький стеклянный предохранитель тут же сломался, и немедленно началась дикая какофония. По всему зданию разнесся резкий звон, и по коридору заметались струи пены. Сирена оглушала.

– Будем надеяться… – произнеся, с силой толкнув дверь. И вот мы на свободе.

Хотя и не так громко, как внутри корпуса, сирена прорезала глубокую черную калифорнийскую ночь. Вокруг здания, освещая окрестности, мерцали стробы.

Я огляделся. Возле дальнего загона для свиней стояло какое-то древнее сооружение. Судя по виду, оно сохранилось еще со времен прежних хозяев фермы: двери едва держатся на петлях, краска на деревянных стенах облупилась. Со времени проведенного в Пенсильвании детства я помнил, что в таких постройках, как правило, хранились транспортные средства, причем большей частью прямо с ключами. Хорошо, если так окажется и здесь, да и транспортное средство будет несколько отличаться от трактора.

– Пойдем, – позвал я, и мы направились в сторону сарая.

Нам повезло: прямо перед входом стоял старенький «пикап». И ключи на месте. Очевидно, в «Трансгенике» очень опасались заражения, но совсем не боялись автомобильных воров. Я открыл Брук дверь и по возможности помог залезть в машину. Обойдя вокруг, сел на водительское место. Повернул ключ. Старый добрый «пикап» заурчал.

Переключив передачу, я тронулся с места.

– Натаниель! – вдруг закричала Брук.

За нами раздались выстрелы. Посыпались быстро, один за другим, словно горох. И ветровое, и заднее стекла автомобиля тут же покрылись мелкими дырочками и трещинами. Мы пригнулись. При первой же короткой паузе я выглянул – убедиться, что не еду прямиком на стену или что-нибудь в этом роде. Осмотревшись, увидел Учителя – он как раз вставлял новую обойму.

Надо было ожидать новой очереди, но ее почему-то не последовало.

– Ты как, в порядке? – поинтересовался я.

– Угу.

Выезжая на идущую от фермы проселочную дорогу, я увидел, как стробы ритмично прорезают черное небо. Чуть впереди, прямо на обочине, мерцал небольшой костер. Мне удалось рассмотреть пластиковое ведерко и пластиковые пакеты с плотью.

Брук оглянулась.

– Он уходит, – произнесла она. – А это что?

Я ничего не ответил, но прекрасно понял, что горело на обочине дороги: мы оказались последними, кому довелось увидеть то, что еще оставалось от Кинкейда Чарлза Фалька.

Проезжая мимо костра, я заметил, что кое-что все-таки уцелело в огне. Белая коробка!

91

Я резко свернул к костру.

– Что ты делаешь? – изумилась Брук. – Натаниель! Какого черта ты затеял?

Мне некогда было ее слушать. К нам бежал Учитель. В эту минуту он находился еще в дальнем конце здания, примерно в ста ярдах, а может быть, и дальше.

– Он идет сюда. Сюда! Убирайся быстрее! Что ты придумал?

Хорошо, что руки ее все еще оставались за спиной, в наручниках.

Уже через несколько секунд я развернул машину, поставив ее боком возле белой коробки с файлами так, что она преградила путь Учителю. Коробка оказалась открытой и полной. Я быстро распахнул дверь.

Брук не переставала кричать.

Кисть левой руки выглядела словно подвешенный к предплечью кусок сырого мяса – неподвижная, омертвевшая, тяжелая, истекающая кровью. Поэтому каждое, даже самое простое, действие занимало в два раза больше времени, чем обычно. Я открыл дверь машины, схватил коробку, сунул ее на сиденье, где она упала прямиком на Брук, проклинающую все на свете, но главным образом мою опрометчивость. Листки тут же вывалились и рассыпались по полу, а из руки на них начала капать кровь.

Преследователь продолжал палить, и было хорошо слышно, как пули стучат по корпусу машины. Я влез в машину, не позаботившись даже закрыть дверь, Брук что-то заверещала – ругать меня у нее уже не было сил. Я же до предела нажал педаль газа.

– Что случилось? Что с тобой?

– Кажется, в меня попали, – жалобно пропищала она.

– Куда? – Брук не отвечала. – Брук! В какое место попали?

– Не знаю. – Она застонала. – Кажется, в задницу.

– Задели артерию?

– Понятия не имею.

– Кость?

– Господи, Нат, говорю же: не знаю!

Мне осталось лишь заткнуться.

Через десять минут мы оказались у ворот фирмы «Трансгеника», прогрохотав несколько миль по проселочной дороге с такой скоростью, на какую я только смог отважиться. Брук затихла, лишь время от времени негромко, словно про себя, охая от боли на особенно больших ухабах. Я не стал дожидаться, пока ворота откроются полностью, и пошел на таран, едва створки начали медленно разъезжаться. Одна фара при этом разбилась, но вторая продолжала служить.

От фермы до главной дороги мы доехали быстро. Я поинтересовался, не заметила ли Брук, какая машина у Учителя. Она ответила, что какая-то арендованная, а это означало, что мы уже вполне могли выиграть у него несколько минут.

– Где ближайшая больница? – спросил я.

– Не знаю, – коротко ответила Брук.

Проезжая под одиноким фонарем, я взглянул на спутницу; она лежала почти в позе зародыша: согнутые ноги свисали с сиденья, а тело неловко скорчилось, причем лицо было повернуто против хода. В двери с ее стороны просвечивало несколько дырок. Мне показалось, что, кроме них, там еще и брызги крови.

– В Гилрое есть больница, недалеко от дороги № 101.

– Поехали туда.

– Там он нас сразу найдет. Это же самое видное место.

– Выбирать особенно не приходится.

– Со мной все в порядке.

– Отлично. Но вот только что-то крови многовато.

Она вздохнула:

– Хорошо, поехали в Гилрой. Ты увидишь больницу прямо с шоссе. – Она немного помолчала. – Больно, Нат.

– Мы же не вводили тебе лидокаин. Конечно, будет больно.

В разбитые окна задувал ветер, шурша разбросанными по машине бумагами. Брук заерзала.

Что касается меня, то, должен признаться, мое терпение уже кончалось, и я начал понимать, что если немедленно не получу анестезию сильнее, чем лидокаин и адреналин, то не смогу переносить боль так же мужественно, как доктор Майклз.

Через десять минут безрассудно быстрой езды я свернул на дорогу № 101 и снова нажал на педаль газа.

Огни я увидел раньше, чем услышал вой сирены, – на потрескавшемся заднем стекле внезапно появились белые, синие и красные отсветы.

– О, только не это! – не сдержался я.

92

Брук лежала тихо, и это мне совсем не нравилось. Она явно потеряла много крови и ослабела. Наконец раздался какой-то сонный звук:

– Что?

– Черт возьми, полиция.

– Это хорошо.

– Ничего хорошего.

Я не остановился даже тогда, когда полиция уже повисла у меня на хвосте. Что-то прокаркал микрофон, но из-за свистевшего ветра разобрать слова оказалось невозможно. Вряд ли, впрочем, офицер желал мне счастливого пути.

И тем не менее я не остановился. Несколько миль он проехал вплотную к моему бамперу, а потом к погоне присоединилась еще одна машина, заблокировав меня слева. Взглянув в ее кабину, я увидел, как полицейский поднял руку к плечу, приказывая мне остановиться.

– Все это плохо, Брук, – спокойно прокомментировал я.

Молчание.

– Брук!

– Да? – наконец отозвалась она.

– Побудь со мной, пожалуйста. Хорошо? Не отключайся. Постарайся не потерять сознание.

Состояние мужественной девочки медленно ухудшалось. Хотелось, конечно, верить, что повода для тревоги пока нет, но если дело и дальше так пойдет…

Я остановил машину на обочине, и полицейские моментально сделали то же самое. В боковое зеркало было хорошо видно, как дюжие молодцы выходят из машины. Оружие наготове. Да уж, на обычную дорожную проверку это не очень похоже.

Один из офицеров неторопливо направился к нашему «пикапу». Второй остался на месте, держа в руке пистолет.

Я вспомнил о содержимом топорщившегося правого кармана. Пузырек с азотной кислотой. Достал его и поставил на пол, между ног.

– Ничего хорошего, – спокойно повторил я.

– Выходите из машины, – скомандовал полицейский.

– Я ранен. И моя спутница тоже ранена.

– А плевать! Вываливайтесь на дорогу!

Нелюбезный джентльмен обошел вокруг «пикапа» и оказался возле меня. Он стоял почти на дороге, и тем не менее между моей головой и дулом пистолета оставалось расстояние не более двух футов.

– Положите руки на руль, так, чтобы я мог их видеть.

Я повиновался. Он увидел заменявший левую кисть кровавый комок.

– Что случилось?

Парень казался старше меня, наверное, за сорок. А кроме того, он явно не был импульсивен, что в данной ситуации составляло большое преимущество. Меньше всего на свете мне хотелось получить в голову полицейскую пулю.

– Отвезите нас в больницу, и я все расскажу.

– Натаниель…

– Вы кого-то везете?

– Я же говорил, что моя спутница тоже ранена.

– Мадам, – повысил голос полицейский, – прошу вас сесть и положить руки так, чтобы я их видел.

– Она не может сесть.

На лице офицера мелькнуло смущение и так же быстро пропало. Он повернулся к товарищу.

– Роббинс, здесь на пассажирском сиденье раненая женщина.

Второй полицейский неторопливо, не опуская пистолет, обошел вокруг «пикапа».

Я начал всерьез волноваться, причем даже не из-за того, что мы с Брук потеряем много крови. Вопрос заключался в том, сколько еще нас будут здесь держать. А потому попытался убедить:

– Послушайте, офицер, мы оба ранены. Человек, который…

– Заткнись!

Второй полицейский оказался возле пассажирской двери. Раздался резкий звук, и она распахнулась. Брук вскрикнула.

– О Господи! – изумленно воскликнул полицейский. – Майк, здесь правда женщина, раненая и в наручниках. Похоже…

– В нас стреляли, идиот! – пояснила Брук.

Вот это на нее больше похоже.

Стоящий слева полицейский начал орать на меня:

– Выметайся из машины! Положи руки так, чтобы я мог их видеть!

Как я должен был одновременно открыть дверь и держать руки у него на виду, понять было трудно, однако он сам помог решить эту проблему: протянул руку и рывком распахнул дверь. Было слышно, как напарник по рации просит прислать подкрепление.

– Офицер, при всем уважении, у нас, правда, нет времени на…

– Заткнись!

– Тот, кто все это натворил…

– Заткнись!

Он принял позу снайпера и даже положил палец на курок, в полной готовности размозжить мне мозги.

– Я врач, работаю в Центре контроля…

– Мне плевать. Хоть в самом чертовом Белом доме. Заткнись! Считаю до трех. Или ты выходишь из машины, или я стреляю. Сволочь! Ублюдок!

О Господи, ну и лексика же у отечественных полицейских!

Сунув пушку прямо мне в нос, джентльмен принялся считать:

– Раз.

Я взглянул направо и увидел второго полицейского, тоже прицелившегося мне в голову. Он пытался не потерять из виду и Брук. Этот казался моложе первого и выглядел более взволнованным. Сейчас, представляя себя на месте этих сотрудников оперативной службы, я понимаю, почему они так нервничали. Какой-то парень в старом, насквозь изрешеченном пулями «пикапе», прежде чем остановиться, устраивает гонку, а потом еще оказывается, что рядом с ним на сиденье лежит раненая женщина в наручниках. Картина в целом не слишком благоприятная.

– Два.

– Офицеры, – вдруг заговорила Брук, – мы оба врачи, сотрудники Центра контроля и предотвращения заболеваний, расследуем сложный случай. Мы…

– Три.

Я снял ноги с педалей и сделал движение в сторону дороги, надеясь, что, увидев мою готовность подчиниться приказу, меня все-таки не сразу пристрелят. Задел бутылку с азотной кислотой и даже решил позволить ей опрокинуться, однако в этот самый момент замер, поскольку на шоссе показалось нечто крайне неприятное.

– Выходи или…

– Черт возьми! – не сдержался я.

Полицейский проследил за моим взглядом, посмотрев вдоль шоссе. К нам стремительно приближался темно-синий седан. Когда он подъехал, я заметил, что номер начинается с буквы «Р». Значит, мои подозрения оказались не случайными. Все сходится. Именно машина Учителя несколько дней назад, в трагическую ночь смерти доктора Тобел, отъезжала от ее дома.

– Лучше убирайтесь отсюда. – Я уже не выбирал выражений. Было ясно, что полицейский действительно растерялся и не знает, что делать дальше. – Убирайтесь! Это тот самый человек, который в нас стрелял!

– Роббинс! – закричал второй, старший полицейский. – Разберись там. А я пока за этими присмотрю. Ты вызвал подкрепление?

Роббинс кивнул и как-то скованно направился в сторону синей машины. Пистолет он держал в руке.

– Выходите!

– Офицер, пожалуйста! – Меня начало охватывать отчаяние. – Это тот самый человек, который нас атаковал.

Я заметил, что дверь машины открылась: из нее вышел Учитель. Руки его были опущены.

– Руки вверх! – скомандовал Роббинс.

Казалось, Учитель не слышит или не понимает команды. Старший полицейский быстро перевел взгляд с меня на новое действующее лицо, а потом снова на меня.

Учитель шел к нам.

– Руки вверх! – повторил Роббинс.

Старший полицейский сделал шаг назад и обернулся к товарищу, впрочем, не убирая от моей головы пистолета. Судя по всему, он уже начал понимать, что я не врал. А может быть, решил, что мы с Учителем просто сообщники.

– Стоять на месте! – крикнул Роббинс. – Ни шагу вперед!

Молодому полицейскому не повезло – Учитель его не послушался.

Он приостановился лишь на мгновение, а потом стремительно опустился на одно колено, в то же время достав откуда-то пистолет. Короткая очередь, и Роббинс упал. Через полсекунды он уже прицелился в старшего полицейского, того, что стоял рядом со мной. Выстрел – и затылок бедняги разлетелся на куски.

Брук закричала.

Я мгновенно убрал ноги с асфальта в машину и принялся откручивать крышку на бутылке с азотной кислотой. Интересно, что при этом постоянно что-то твердил – сам не помню, что именно. Скорее всего, просто повторял какие-нибудь затертые ругательства. Брук же почему-то все время спрашивала, что происходит.

Учитель приблизился к «пикапу». Несколько проезжавших мимо машин притормозили, но ни одна так и не остановилась.

– Нат, – позвала Брук, – Нат!

– Сиди на месте, – пробормотал я, словно девушка имела возможность сделать что-то другое.

Двери «пикапа» оставались открытыми – со стороны Брук полностью, с моей стороны – наполовину. Учитель неторопливо шел в мою сторону, спокойно опустив руку с пистолетом. Думаю, он знал, что мы не вооружены, а если и имеем какое-то оружие, то преимущество все равно на его стороне. Равнодушно взглянул на лежащего мертвого полицейского.

– Позор, – заметил коротко. Потом смерил меня своим усталым взглядом. – Доктор Маккормик, вы создаете чересчур много суеты и шума.

Я уже открыл бутылку и медленно, очень медленно и незаметно, начал поднимать ее, прикрыв, насколько возможно, рукой.

– Вы не берете на себя ровным счетом никакой ответственности? – поинтересовался я.

– Ублюдок, урод, педик! – добавила Брук.

Бог мой, и где только дамы черпают подобные выражения?

Я заметил, как Учитель быстрым взглядом окинул кабину, Брук, стоящий у ее ног ящик с бумагами.

– Я как раз прекрасно осознаю всю возложенную на мои плечи ответственность, доктор, – ответил он. – Прощайте.

Рука с пистолетом начала подниматься.

Я коротко и резко дернул бутылку с азотной кислотой в сторону неприятеля, тут же остановив руку. Содержимое выплеснулось через окно прямо в лицо Учителю. Потом резко, стремительно пригнулся, ожидая, что сейчас он начнет стрелять. Так и случилось. Однако, на наше счастье, пули пролетели слишком высоко. Я толкнул дверь «пикапа», и она, ударив врага, заставила его отступить на несколько шагов. Не выпуская из рук пистолета, Учитель схватился за глаза. Проезжавший мимо водитель засигналил и резко свернул влево, пытаясь объехать неожиданно возникшее препятствие.

Я повернул ключ в замке зажигания. Безотказный «пикап» ожил.

Учитель снова открыл пальбу, но теперь уже пули летели явно наугад. Я тронулся с места и нажал на педаль газа. Проезжая мимо темно-синего седана, умудрился слегка коснуться его крыла. Контакта оказалось вполне достаточно, чтобы пассажирская дверь захлопнулась. Брук от неожиданности вскрикнула.

Высунув локоть больной руки в окно, я умудрился закрыть и свою дверь. Одновременно взглянул в зеркало заднего вида. Учитель обеими руками раздирал собственное лицо.