Текст книги "Изолятор"

Автор книги: Джошуа Спэньол

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 32 страниц)

– Романтические отношения.

– Кто он такой?

– Этого мы не знаем. Нам известно лишь то, что родом он из Пенсильвании, жил в Балтиморе, и совсем недавно, пару дней назад, его убили.

– Что? – Лицо медсестры окаменело, и она произнесла что-то по-испански. Но потом взяла себя в руки и покачала головой. – Доктор, мне нет никакого дела до того человека, которого убили в Балтиморе. Но я беспокоюсь об этих девушках. И в частности, вот об этой. – Она ткнула пальцем на дверь офиса. – Она ни разу не покидала побережья залива, не говоря уж о Калифорнии. Какой здесь может быть Балтимор?

– Мы не знаем, каким именно образом она замешана в этом деле, но мы звонили ей оттуда, с Восточного побережья. Судя по всему, она хорошо знакома с этим человеком.

– Вполне могла произойти ошибка. Вы могли неправильно набрать номер…

– Тем не менее она крепко прижимает к груди его фотографию. Осторожнее, мисс Лопес, эта болезнь очень опасна. В ином случае нам нечего было бы здесь делать. Двое больных уже умерли. Все заболевшие имеют проблемы с умственным развитием, а большинство из них каким-то образом связаны с тем самым человеком, о котором я говорю. Нас волнует, что Глэдис может заболеть, – то, что происходит сейчас в Балтиморе, может начаться и здесь.

– Не верю.

– Зря. Поверьте. – Я помолчал, а потом спросил: – А что, кстати, так ее расстроило?

– Что вы имеете в виду?

– Она же пришла сюда к нам, словно неживая. Давно она в таком состоянии?

– Что? Не знаю. Может быть, несколько дней.

– Тогда все сходится. Этого парня убили как раз несколько дней назад.

Я подождал, пока Розалинда это обдумает.

– Полагаю, я прав. Сначала она расстраивалась, что он ей не звонит. А теперь вот горюет, что он умер.

Губы Розалинды шевельнулись, однако она так ничего и не сказала. С верхней площадки лестницы за нами наблюдали несколько заинтересованных физиономий – им казалось, что они спрятались за углом.

– Упаси Господи, если та зараза, которая убивает девушек в Балтиморе, доберется и сюда, – предупредил я. – Угроза нешуточная. Вы можете нам помочь. Действительно можете.

Подняв голову, медсестра задумчиво взглянула на собравшуюся аудиторию.

– По-моему, вы стремились к конфиденциальности, – заметила она.

– Да, – согласился я, увидев ее взгляд. – Но знаете что? Мне кажется, сейчас это уже не имеет значения.

33

Примерно через полчаса, когда первое и самое острое горе Глэдис уже перегорело, мы вчетвером сидели в гостиной за маленьким столиком, на котором стояли чашки с чаем.

Розалинда внимательно рассматривала лежащую перед ней фотографию Дугласа Бьюкенена.

– Вы его узнаете? – спросил я.

Судя по тому, как она смотрела на фотографию, можно было предположить, что она сообщит, что знает его и что этот человек не раз бывал в пансионате «Санта-Ана». Однако все вышло совсем иначе.

– Нет, – ответила она.

– Вы уверены? – уточнил я.

– Совершенно.

– Но вы же…

– Я сказала, что не знаю этого человека, доктор.

Я показал на изображение.

– Глэдис, как зовут этого человека?

Глэдис посмотрела на фотографию распухшими глазами, потом взяла ее в руки.

– Кейси, – произнесла она.

Розалинда вмешалась.

– Она может путать…

– Кейси, – повторила Глэдис.

Розалинда сжала губы, однако промолчала.

– Вы знаете его фамилию? – спросил я.

Девушка смотрела на меня, словно не понимая.

– Кейси, а дальше? – попытался подсказать я.

Глэдис лишь покачала головой.

– Откуда вы его знаете?

– Он мой муж.

Мы с Брук переглянулись. Лицо Розалинды словно окаменело.

– Вы с ним поженились?

– Он сказал, что поженимся, когда он вернется.

– Когда он вернется и откуда?

– Он собирался куда-то около Нью-Йорка. Туда, где разбились самолеты.

– Он говорил, что едет в Балтимор?

– Я не знаю. Я его люблю.

Она снова заплакала.

– Вы с Кейси занимались сексом? – спросил я.

Розалинда смерила меня гневным взглядом. Возможно, мой вопрос прозвучал не слишком тактично, но на какое-то время он заставил Глэдис перестать плакать. Да здравствуют тупые, бесчувственные мужчины. Думаю, Джон Майерс на моем месте возгордился бы.

– Нет. Я любила его. Мы собирались пожениться.

Останавливаться было нельзя, поэтому я снова выпалил:

– Кейси когда-нибудь здесь жил?

– Нет. Он жил в другом месте.

– Он жил в Сан-Хосе?

– Он жил еще где-то.

– Он жил в этом городе?

Глэдис, казалось, растерялась.

Розалинда повернулась ко мне.

– Он мог жить где-то неподалеку. Мне кажется, что «здесь» означает «в этом доме».

– Но вы сами его никогда не видели?

– Нет, – ответила медсестра, причем, как мне показалось, не слишком уверенно.

Ей удавалось очень хорошо переводить то, что Глэдис говорила нам или, напротив, не говорила. А потому я попросил:

– Спросите, когда именно уехал Кейси.

Розалинда выполнила мою просьбу.

– Давно, – коротко ответила Глэдис.

– А откуда у вас телефон?

Розалинда ответила сама:

– Ей дали его родители.

– Спросите Глэдис, – настоял я.

– Милая, кто дал тебе тот телефон, который ты всегда носишь с собой?

– Мама с папой.

Розалинда взглянула на меня, словно говоря: «Вот видите!»

– Почему же тогда оплата производится с этого адреса? – Ответа я ждал от обеих женщин, но не получил ни от одной. – Неужели родители Глэдис доверяют ей самой оплачивать разговоры?

И Глэдис, и Розалинда не произнесли ни слова. Само собой напрашивался вывод, что они в сговоре. Возможно, счетами занималась как раз Розалинда.

Я не сдавался и продолжал допрос:

– Почему же связь отключили? Ведь телефон не работает уже два дня. Почему?

Ответа не последовало. Глэдис украдкой взглянула на Розалинду. Однако смысл этого взгляда казался совершенно ясным: она просила помощи.

Брук вмешалась:

– Глэдис, я спрошу насчет телефона у ваших родителей. Необходимо выяснить, почему именно они решили его отключить.

Глаза Глэдис от ужаса округлились.

– Нет-нет! Ничего не говорите!

Молодец, Брук! Я взглянул на нее и увидел, что она хмурится. Думаю, она поняла то, что я и сам узнал совсем недавно: люди врут, причем не только о касающихся здоровья привычках, не только о сексе и наркотиках, не только о количестве выпитого за неделю спиртного. Лгут в большом и в малом. Лгут, если они умны и сообразительны, и даже если они соображают с большим трудом.

Я обратился непосредственно к Розалинде:

– Вы имели какое-нибудь отношение к оплате телефона?

– Нет, – ответила она.

– А счет вы когда-нибудь видели?

– Нет! Доктор, вы же не в полиции работаете, разве не так?

– Нет, не в полиции. В коридоре я вам подробно объяснил, чем именно занимаюсь. А вот вам, сестра, я не верю ни на минуту. Не верю, что вы не видели счетов и не имели к ним никакого отношения. – Я повернулся к расстроенной и взволнованной подопечной: – Глэдис, я сейчас задам вопрос, на который вы обязательно должны ответить правду. Очень важно, чтобы вы обязательно ответили честно. Это Кейси дал вам телефон?

– Я так его люблю, – проговорила Глэдис и снова заплакала. А потом и завыла.

На помощь пришла Брук:

– Глэдис, пожалуйста, скажите нам: это Кейси дал вам телефон, чтобы можно было разговаривать?

Но она достигла не большего успеха. Глэдис продолжала обливаться слезами. Разговор закончился – это я видел так же ясно, как горе на лице Глэдис Томас и гнев и волнение на лице Розалинды Лопес.

Мы получили разрешение приехать завтра в восемь утра и попрощались.

34

По дороге к машине мы с Брук не произнесли ни слова. Я посмотрел на небо: солнце низко повисло над горами, и закат приобрел пурпурный оттенок. В иных обстоятельствах картина оказалась бы необычайно красивой.

Мои калифорнийские мечты прервала Брук:

– Они врут. Обе. Правда?

Я взглянул на нее через капот машины.

– Я считаю именно так.

– Почему?

– Почему я так считаю?

– Да ну тебя, Натаниель. Почему они врут?

Я уселся за руль и включил зажигание.

– Если бы это мне было известно, то уже сегодня вечером я оказался бы в самолете.

В желудке у меня заурчало так громко, что Брук даже удивленно взглянула. Тут до меня дошло, что я ничего не ел, кроме сандвича в самолете.

– Я отвезу тебя в офис, а потом мне нужно будет купить какой-нибудь еды и спокойно все обдумать.

Брук с минуту помолчала, потом неожиданно произнесла:

– Спасибо, но я бы с удовольствием пообедала вместе с тобой.

– А тебе не нужно возвращаться домой, к мужу?

– Нет, – коротко ответила она. Я подумал, что это очень странно и даже интересно, но требовать объяснений не стал. А Брук добавила: – Недалеко от моей работы есть прекрасный японский ресторан.

Какое-то время мы ехали молча, и лишь время от времени Брук давала указания: «Сейчас налево», «В следующем квартале направо» и так далее.

Наконец она заговорила:

– Может быть, он действительно любил именно ее, хотя и спал с другими напропалую. И это, возможно, объясняет и телефон, и то, что с ней-то он как раз не спал.

– По сути, она не говорила, что они не занимались сексом. Но я тоже об этом думаю. Возможно, он спускал пары со всеми этими женщинами в Балтиморе, а сам любил эту скромную девушку в Калифорнии. То есть хотел иметь сразу и одно, и другое. – Я немного подумал. – Должен признаться, это мне совсем не нравится.

– Что именно?

– Да вся эта ложь. И Глэдис, и Розалинды. Какой им смысл врать? Какой смысл врать Розалинде?

– Может быть, в пансионате нельзя иметь подобные отношения. И скажем, Розалинда в курсе дела. В таком случае она не захочет разглашать, так ведь? Просто чтобы спасти собственную шкуру.

– Возможно. Об этом я спрошу завтра.

Даже говоря это, я не сомневался, что на самом деле вопрос вовсе не ограничивается желанием сохранить в секрете любовь, – здесь явно что-то иное. Доказательств у меня никаких не было, но интуиция подсказывала, что я прав.

Брук спросила:

– А почему ты думаешь, что именно Кейси дал ей сотовый?

– Чтобы можно было разговаривать, поддерживать отношения.

– Нет, я не об этом. Почему ты считаешь, что телефон дал Кейси, а не кто-то другой?

– Ну я же сказал: любовь на расстоянии. Кроме того, телефон тут же отключили, едва в дело вмешалась полиция Балтимора. Словно существовал план на случай непредвиденных дополнительных обстоятельств.

– И тебе кажется, Глэдис могла это сделать?

– Не знаю. Но думаю, что Глэдис сказала Розалинде, а та уже сделала все остальное. То, что она знала о существовании телефона, не вызывает сомнений.

– Но зачем было Кейси брать на себя все эти хлопоты, снабжать ее телефоном? Зачем рисковать, посылая Глэдис деньги на оплату разговоров и заставляя все это делать?

– Может быть, за Дугласом следили.

– Кто именно?

Я недоуменно пожал плечами. Брук, не поворачиваясь, смотрела вперед.

– Завтра мы на нее нажмем. Я займусь сама – попробую остаться с ней наедине и…

– Брук…

– И попытаюсь выудить из нее, что к чему. Мне кажется, существует какая-то связь…

– Брук, – повторил я уже резче, – мне вовсе не нужно помогать в расследовании. Спасибо за то, что сегодня поехала со мной, но дело поручено именно мне.

Она нахмурилась и откинулась на спинку сиденья.

– Ты находишься здесь по приглашению департамента здравоохранения штата Калифорния и округа Санта-Клара.

– И что с того?

– Да просто то, что мне здесь делать совсем нечего. В моем ведении пара программ наблюдения за туберкулезом и СПИДом, но они крутятся сами собой. А я вполне могу помочь тебе.

– Это даже не твоя область…

– То есть?

– Ты же эпидемиолог. А это расследование из области специального патогенеза…

– О, пожалуйста, не изображай со мной такое важное официальное лицо.

– Я вполне серьезно. Меня прислали на пару дней, чтобы все здесь выяснить и быстренько вернуться на восток. Все равно это тупик. Завтра часам к одиннадцати утра я все закончу.

– А как же насчет телефона и этой тайной любви? Как насчет «я не люблю, когда врут»?

– Ну а что здесь такого? Между ними существовали какие-то отношения. Странные. Действительно интересно, как именно все это могло происходить. Есть телефон, а теперь и сама Глэдис, и ее медсестра врут насчет него. Но я уверен, к событиям в Балтиморе это не имеет никакого отношения.

Брук немного помолчала, обдумывая мои слова, потом заключила:

– Нет, ты вовсе в этом не уверен.

– Уверен. Этого парня – Кейси, или Дугласа, или как угодно его назови – скорее всего убил брат какой-нибудь из изнасилованных девчонок. Он был сексуальным хищником – ты об этом помнишь? И кого-то, скорее всего, сильно обидел.

– И все же ты не считаешь происходящее здесь незначительным. Просто хочешь от меня избавиться.

– Ты права, Брук. И потому, что мы провели вместе с тобой полдюжины ночей, ты читаешь мои мысли и чувства.

Она неожиданно улыбнулась:

– Так и есть.

Больше она ничего не сказала, но продолжала улыбаться.

35

К концу обеда в японском ресторане я начал ощущать полное изнеможение – дали себя знать и съеденная рыба, и выпитое пиво, и самолет, и разница во времени, и неделя страшного недосыпания. Так что Брук удалось окончательно меня уломать. Мы снова принялись обсуждать отношения между Дугласом (или Кейси) и Глэдис Томас.

– Почему она назвала именно Нью-Йорк? – спросила Брук.

– Просто потому, что Нью-Йорк – знаменитый город, а Балтимор нет. Может быть, она лишь его и смогла вспомнить. Может быть, так сказал Дуглас-Кейси. В конце концов сам ведь он из Йорка, Пенсильвания. Она могла и перепутать.

– Мне все это кажется очень странным. А то, что она сказала именно «Нью-Йорк, где разбились самолеты», словно поставило на ее слова печать определенного времени.

– Что ты имеешь в виду?

– Я имею в виду то, что когда она узнала о городе, по крайней мере когда он приобрел для нее значение, Нью-Йорк еще непосредственно связывали с событиями одиннадцатого сентября. То есть это говорит о том, что Дуглас Бьюкенен стал для нее связываться с Нью-Йорком после теракта.

Я допил пиво.

– Между Йорком, Нью-Йорком и «где разбились самолеты» слишком большие расстояния. Судя по всему, он не слишком-то часто здесь показывался. – Я на минуту задумался. – Ситуация, подобная этой, могла бы позволить ему вести две различные жизни.

– Ты сказал, что его родители умерли. Так, может, отсюда и деньги на телефоны и поездки.

– А может быть, это дело полиции. Мы здесь ничего не узнаем. В наши полномочия входит выяснить, спала ли эта девчонка с Кейси или нет. А если спала, то заразилась ли она или сумела избежать этой участи.

Я сделал знак официанту, и через минуту нам принесли счет.

– Где ты остановился? – поинтересовалась Брук.

– Пока не знаю. Думаю, что заеду в мотель недалеко от аэропорта.

– У меня есть свободная комната. Так что добро пожаловать…

– В мотеле будет нормально. И кроме того, что скажет твой муженек?

– Ничего не скажет.

– Ты что, до такой степени его обуздала?

– Чтобы такое было возможно, он должен существовать.

У меня появилось страшное ощущение прямого попадания в глубокую лужу.

– Но он же не умер, надеюсь?

Она рассмеялась:

– Ни в коем случае. Когда я слышала о нем в последний раз, то говорили, что он здорово трахает одну свою студентку-дипломницу. Особенности преподавания в университете, понимаешь ли…

Вот в эту самую минуту на стол опустился счет за обед. Мы одновременно к нему потянулись. Мне удалось схватить его первым. Брук молча на меня посмотрела.

– Ты сказала «трахает», или мне показалось?

– Сказала.

– Лексика свободной женщины.

– Учитесь воспринимать вещи такими, как они есть, доктор Маккормик, – изрекла она, допивая пиво. – Вы оплачиваете обед, а я организую ночлег.

Официант вернулся с кредитным чеком, и я его подписал. Потом дал парню чаевые в двадцать пять процентов счета – спасибо американским налогоплательщикам.

– Мы разорвали помолвку полгода назад, – сказала Брук.

Я не сразу смог продолжить разговор. Наконец пришел в себя и попытался обороняться:

– Считаю себя невиновным.

– И напрасно. Главная причина неудачи моего брака – именно в тебе.

– О чем это ты?

– Видишь ли, Натаниель, ты оказался настолько прекрасен в постели, что никто другой мне уже попросту не годился. – Она рассмеялась, а я почувствовал, что неумолимо краснею. Надо мной безжалостно насмехались. – Да нет, просто подумай сам: как я могла помышлять о замужестве, если целых пять недель мы с ним находились так далеко друг от друга, а все это время я видела и слышала только тебя. Ведь явно здесь что-то не так.

– А может быть, ты просто нимфоманка.

Ей мое замечание явно не понравилось. Судя по всему, когда речь заходит о расторгнутых помолвках, лучше не сходить с узкой, но протоптанной тропинки. Брук заявила, что ей нужно отлучиться в дамскую комнату, и ретировалась. Насколько я понял, приглашение провести вечер вместе отпало само собой.

Впрочем, когда Брук вернулась, оказалось, что это не так.

– Кровать, правда, не очень мягкая и к тому же полна кошачьей шерсти. Это ничего? Ты не возражаешь?

Вообще-то против кошачьей шерсти я возражал. Но, учитывая все обстоятельства, нельзя было упускать даже небольшого проявления благосклонности Брук Майклз.

36

Мы приехали в квартиру Брук. Это оказалось очень симпатичное двухкомнатное жилище, и, судя по всему, днем здесь было много света. Множество цветущих растений, на стенах несколько гравюр Анселя Адамса, фотографии Брук – на горе, на катере, с аквалангом, в лесу, с огромным рюкзаком. В коридоре на стене на мощных крюках висел дорожный велосипед, а под ним стоял горный.

Брук прослушивала оставленные на ответчике сообщения и что-то записывала в блокнот. Когда она наконец закончила, я показал на велосипеды.

– Вот такую инсталляцию я видел однажды в Музее современного искусства. Она, кажется, называлась «Велосипеды отдыхают». Неужели это можно себе позволить на нашу зарплату?

– У папочки своя нефтяная компания. Он и купил их своей принцессе.

Она улыбнулась, но улыбка быстро сменилась каким-то странным выражением, которое мне почему-то не понравилось.

– Что? Это правда? Твой отец действительно нефтяной король?

– Тим Ланкастер прислал сообщение. Хочет удостовериться, что ты благополучно прибыл.

– И все?

– И велит следить за тобой и сообщать ему, если вдруг появятся какие-нибудь проблемы.

– Итак, Тим нанял доктора Майклз шпионить за мной. Просто блеск! – Я подошел к холодильнику. – А пиво у тебя есть?

– Угощайся, там найдешь.

Я вытащил бутылку.

– Открывалка в ящике справа, – подсказала Брук.

Я открыл бутылку и сделал пару глотков. Потом не сдержался:

– Ты работаешь в эпидемиологическом контроле, мы с Тимом – в отделении специального патогенеза. Он тебе вовсе не начальник.

– Нет, не начальник.

– Так, значит, ты ему ничем не обязана.

– Конечно, не обязана. Но это плохая политика, Натаниель.

– Надеюсь, ты шутишь. Не собираешься же ты на самом деле на меня доносить?

– Нет, не собираюсь. Хотя это ставит меня в неловкое положение.

– Ну почему же? Скажи ему просто, что все идет грандиозно, потрясающе. Сообщи, что мы обнаружили рецепт лекарства от СПИДа, записанный на салфетке. А салфетку нашли под подушкой у Глэдис Томас.

– Не волнуйся, – успокоила меня Брук. Она замолчала, а когда я выпил уже полбутылки пива, продолжила: – Конечно, несколько непорядочно со стороны Тима просить меня последить за тобой.

– А Тим вообще несколько непорядочен. И знаешь, он, наверное, и не человек вовсе. Он филовирус. Потому и делает такие успехи в области специального патогенеза.

Брук рассмеялась.

– Возможно, я просто у него в черном списке.

– Да что ты, не может такого быть. А я-то думала, ты следующий в очереди на пост начальника.

– Да, поистине все мы актеры.

– Как бы там ни было, я тебя прикрою, Натаниель, не волнуйся.

Я постарался проглотить сразу как можно больше пива.

– Не нуждаюсь в прикрытии.

Брук улыбнулась, но промолчала.

Она ушла, а я, несмотря на усталость, плюхнулся за стоящий в комнате компьютер и проверил почту. Сообщение от Тима. Он спрашивает, как обстоят дела. После звонка Брук ему вовсе не обязательно узнавать подробности от меня самого, а потому его письмо я сразу уничтожил, даже и не собираясь отвечать. Наверное, это тоже плохая политика, зато она греет мою душу.

Немного пошарив по Интернету, я просмотрел газеты узнать, что они пишут о вспышке болезни в Балтиморе. Оказалось, что ничего особенного. Бейсбольный сезон близился к концу, в Иерусалиме взрыв только что убил двенадцать человек, так что заболевшие умственно отсталые заняли всего лишь несколько строчек. И это само по себе было вовсе не плохо.

Как-то совершенно случайно я зашел в телефонный справочник, набрал имя Элен Чен и тот город на севере Калифорнии, в котором она могла жить. Ладно, не случайно. На самом деле я думал об этом весь день. Но никакого ответа на свой запрос я не получил. А потому отправился на веб-сайт университета и нажал ярлычок «Поиск людей».

Ввел в графу ее имя и – эврика! – получил ответ: адрес в студенческом городке и номера телефонов – домашнего и университетского.

Нет, не нужна мне эта информация. А если говорить точнее, не нужны те чувства, которые она всколыхнула в душе.

Я вышел из сайта и выключил компьютер, даже не выписав телефонные номера. Но я их запомнил. В отличие от Брук Майклз я не обладаю фотографической памятью, особенно если речь идет о чем-то полезном и нужном. Но вот что касается телефонов бывших подружек, которые приносят лишь переживания, – здесь я истинный ас.

Мой сотовый торчал здесь же, на столе, рядом с компьютером, и тянущийся от него зарядный шнур очень напоминал орудие пытки. Уже было больше одиннадцати по местному времени, а по восточному – и вообще два часа ночи, так что я имел полное право упасть от усталости и уснуть. И это обязательно случилось бы, если бы в моей голове не крутились бесконечно десять цифр, стирая напрочь все остальное.

Я взял телефон и, пытаясь ни о чем не думать, набрал номер. Примерно на третьем гудке я четко осознал полное безумие своего поступка. А когда такой знакомый женский голос произнес простое «алло», я уже не сомневался в собственном сумасшествии. И быстро отключил телефон.

Лег на тот самый жесткий диван, о котором предупреждала Брук, и начал гонять в уме это «алло». Когда она говорила мне это в последний раз? Когда я слышал ее голос?

Конечно, подобное занятие нельзя назвать самым продуктивным использованием времени. Следовало тщательно обдумать все аспекты дела Дугласа-Кейси и выработать стратегию дальнейших действий и тактику завтрашнего разговора с Глэдис Томас и Розалиндой Лопес. Но я так устал, мне было так одиноко и больно. Поэтому одного лишь короткого слова оказалось достаточно, чтобы успокоиться и заснуть. Алло, алло, алло…