Текст книги "Изолятор"

Автор книги: Джошуа Спэньол

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 32 страниц)

37

Я проснулся на заре, истекая слезами и соплями. Кошачья шерсть сделала свое черное дело. А сам враг уютно устроился на моих штанах, которые я оставил на полу. Я злобно шикнул, и негодное создание юркнуло в приоткрытую дверь.

Нечего и говорить, что спал я очень плохо. Вот только что тому причиной – кот или мысли об Элен, – утверждать не возьмусь. К счастью, кот сбежал, а Элен казалась далекой точкой в пространстве.

Я поднял брюки, тщательно стряхнул с них возможные следы кошачьего возлежания и надел. Потом решил сделать несколько звонков. Оказалось, что квартира Брук расположена таким хитрым образом (причем не где-нибудь, а в Кремниевой долине), что сотовый работал только возле компьютера. Даже отодвинувшись футов на пять, я уже терял связь. Джона Майерса пришлось набирать вторично.

– Извините, Джон, – попросил я, услышав его снова.

– Вы с сотового?

– Да.

– Эти аппараты плохо работают в час пик. Слушайте, а что это у вас с голосом? Такое чувство, что подхватили страшную простуду.

– Наверное, связь плохая. Ну, слушайте, судя по всему, наш приятель под именем Кейси общался здесь с подружкой.

– Звучит правдоподобно.

– Правдоподобно?

– Потом объясню. Давайте пока дальше.

Я рассказал, что узнал.

– Так что у него связи, причем серьезные, с Калифорнией. И это объясняет плакаты команд из Сан-Франциско в его комнате.

– Ясно, – отозвался Майерс.

– Надо проверить, сколько денег оставили ему родители. Что ни говори, а парень имел комнату в «Балтиморском рае», да еще летал сюда, в Калифорнию, к девушке. Чтобы вести двойную жизнь, нужны деньги.

– Так он ездил к ней туда? Когда именно?

– Точно не знаю, – ответил я. – Хотя подозреваю, что вовсе не был здесь чужаком. Медсестра в пансионате, где живет Глэдис Томас, ни за что не хотела признаться, но я уверен, что она узнала его на фотографии.

Я подождал, думая, что Майерс как-нибудь на это прореагирует, однако он молчал. Поэтому я спросил:

– Так что же вы собирались мне сказать?

– Вчера беседовали с Джефферсоном. Ну и сволочь же он! Ему вполне можно предъявлять обвинение – хотите верьте, хотите нет. И его страшно волновало, где вы сейчас находитесь.

– Почему?

– Не знаю. Может быть, просто хотел удостовериться, что вы убрались отсюда, из Балтимора. Очень уж вы его раздражаете.

– Ну да, как импетиго.[4]4
  Импетиго (лат. impetigo, от impeto – поражаю), острое воспалительное инфекционное заболевание кожи, вызываемое стрепто– и (или) стафилококками. Проявляется образованием гнойничков, которые ссыхаются в корочки и исчезают бесследно.


[Закрыть]

– Что-что?

– Ничего, просто так. Глупая шутка. Ну и что же, вы сказали ему, где я?

– Конечно.

– И как, он запрыгал от радости?

– Вовсе нет. Продолжал раздражаться. Мы пытались выяснить, почему мистер Бьюкенен жил, словно король, а он ответил, что ничего об этом не знает. Показал нам документы, по которым парня принимали в пансионат, и прочую ерунду, которая совсем не делает погоды.

– Так когда же он поступил?

– В 1997 году. Сразу после смерти матери.

– Значит, вы так ничего и не узнали? Я вам сообщаю такую потрясающую информацию, а вы мне взамен только это?

– Я думал, вы доктор, а вы хотите поиграть в детектива? Топтать чужую территорию?

– Хочу вытоптать эпидемию – до основания.

Он хмыкнул:

– Не порвите штанишки в колючках. Кстати, почему вы не спрашиваете, за что именно можно посадить Джефферсона?

– Ну, например, за мошенничество.

– Отлично. Мы узнали, что он делает что-то нехорошее. И что же с того?

– Скажем, Джефферсон получал деньги за умершего пациента. Ведь, кажется, ваш приятель Дуглас умер.

– Знаю. Я ведь видел его труп, помните?

– Даже дважды.

Мы несколько секунд молчали. Майерс заговорил первым:

– У меня в Пенсильвании есть знакомый полицейский. Ведь покойный оттуда, не так ли? Ну вот, я попросил его кое-что выяснить. Он и выяснил. Вот что конкретно: Дуглас Бьюкенен скончался в октябре 1998 года. Причина смерти – закупорка сердечной артерии.

Голова моя пошла кругом. Слова детектива Майерса как-то не отпечатывались в мозгу.

– То есть вы хотите сказать, что Дуглас Бьюкенен – или кто он там такой, кого мы считали Дугласом Бьюкененом…

– …оказался вовсе не им. Точно, именно так. Похоже, ваш друг Кейси присвоил себе чужое имя.

– Причем где-то в 1998 году.

– Похоже на то.

Теперь я уже начал соображать, пытаясь сложить отдельные кусочки мозаики.

– Здесь несколько вариантов, – наконец заметил я.

– Верно, – поддержал Майерс.

Мне показалось, что сам он уже обдумал эти варианты, но не хотел отнимать у меня шанс самому сделать собственное открытие.

– Кейси мог явиться с востока, назваться Дугласом Бьюкененом, а потом приехать сюда, в Калифорнию, и встретить Глэдис Томас.

– Или они могли познакомиться здесь, на Восточном побережье, – вставил Майерс.

– Могли, но вряд ли это случилось именно так. Она говорила, что он уехал. Так и сказала – «уехал». Поэтому, скорее всего, он здесь какое-то время жил. Тогда уже можно говорить, что он уехал.

– Возможно.

– Или же он мог жить в Калифорнии, встретиться с Глэдис, закрутить роман, а потом отправиться на восток.

Майерс молчал.

– О!.. – почти закричал я. – А может быть, все случилось совсем иначе.

– Ну так говорите, – тут же прореагировал Майерс, и я услышал, что он засмеялся.

– В любом случае у нас есть кое-какая предварительная информация, которая показывает, что Кейси уехал на восток только год назад.

– В таком случае получается белое пятно. Документы доктора Джефферсона утверждают, что он здесь с 1997 года.

– А в департаменте штата вы проверяли? Чтобы выяснить, с какого времени они перечисляли деньги?

– Конечно, и это дает полное основание для возбуждения дела о мошенничестве. Отчисления непрерывно происходили начиная с 1997 года.

– Значит…

– Значит, Джефферсон получал от органов социального обеспечения деньги за человека, который умер еще в 1998 году, причем за пределами штата. А где-то между октябрем 1998-го и началом нынешнего года появился наш приятель Кейси и занял пустующее место.

Мы помолчали, раздумывая.

Дело в том, что если бы доктор Джефферсон стремился просто к увеличению финансирования, то он попытался бы получить с властей штата деньги и за мертвого Бьюкенена, и за вновь поступившего пациента. Так что дело в данном случае заключалось не только в деньгах. Я заговорил первым:

– Ситуация оказалась бы достаточно удобной в том случае, если бы кому-то нужно было спрятаться.

– Что вы имеете в виду?

– Если Кейси скрывался от кого-то или от чего-то, в таком случае самым простым способом и оказалась бы чужая идентичность, не так ли? Кому удастся что-нибудь выяснить? Ведь и родители Бьюкенена умерли, и сам он умер, причем за пределами штата.

– Правильно мыслите. Так что единственный способ обнаружить подлог – попытаться найти свидетельство о смерти.

– Что вы, скорее всего, и сделали.

– Разумеется. И нам удалось его разыскать, правда, с большим трудом.

Мы снова помолчали, задумавшись об этом новом витке нашего общего дела. Смерть Кейси все меньше походила на простую месть какого-нибудь разгневанного родственника. Явно происходило что-то более значительное.

– Как можно заставить Джефферсона заговорить?

– Я уже заготовил резиновый шланг и винты с накатанной головкой.

– Значит, в Балтиморе действуют именно таким способом?

– Если бы… Парень общается с нами через адвоката. Плохой знак, только вот не знаю, для кого – для него или для нас.

Напоследок я попросил детектива Майерса сохранить информацию о двух смертях Дугласа Бьюкенена в тайне. В мою компетенцию это не входило. Вопрос для полиции, а не для эпидемиолога. Но, тем не менее, я ни на минуту не сомневался, что полицейское расследование вполне может привести нас к выяснению причины заболевания. А еще, совершенно очевидно, я владел ситуацией лучше всех и, следовательно, мог принести наибольшую пользу делу. И уж конечно, совсем не нуждался в том, чтобы Тим Ланкастер совал нос в мою работу.

Сначала Майерс не согласился молчать.

– Я не люблю тормозить поток информации во время расследования, – возразил он. Но в конце концов сдался. – Действуйте быстрее, – такое напутствие я получил напоследок.

– Хорошо, – громко произнес я, стоя посреди комнаты и не выпуская из руки телефон. – Хорошо, хорошо, хорошо.

Правда, кроме свободы от Тима Ланкастера, ничего хорошего не было. Даже вернее было бы сказать, что все как раз обстояло очень плохо. Явно сгущались темные зловещие облака, а вот кто или что стоит за ними, я не знал. Зато знал, что они протянулись через всю страну – от Калифорнии до Мэриленда и еще бог знает куда.

Я сел на стул и задумался. Отвлек меня стук в дверь.

– Да, входи, – отозвался я.

Показалась Брук в просторной футболке, которая служила ей платьем, но не скрывала тренированных мускулистых ног. К сожалению, в ту минуту я так нервничал, что даже не смог в полной мере насладиться зрелищем.

– Как насчет завтрака? – поинтересовалась она.

Я взглянул на часы.

– Мне пора.

– Но ведь еще нет и семи.

– И тем не менее уже поздно. – Я встал. – Мне необходимо поговорить с Глэдис Томас.

Повернувшись, Брук направилась в свою комнату. Но при этом произнесла так, чтоб я мог хорошо ее услышать:

– Нам необходимо с ней поговорить, доктор Маккормик, нам.

38

Мы не сразу поехали в пансионат «Санта-Ана», где жила Глэдис Томас. Я хотел принять душ и смыть кошачий дух и хроническое недосыпание. И правда, после водных процедур я стал больше похож на человека, однако, натягивая чистое белье и грязные брюки, все еще чихал.

Когда я появился перед Брук, она поинтересовалась:

– Надеюсь, у тебя нет аллергии на моего кота?

– На этого негодяя? Ни в коем случае. Скорее всего, у меня аллергия на тебя.

– Очень смешно. И все же я поеду с тобой.

Так она и сделала. То есть вернее будет сказать, что это я с ней поехал, потому что вместо моего арендованного «бьюика» мы погрузились в ее машину. Из стоящего под навесом ряда машин Брук выбрала красный, с откидным верхом «БМВ». Я, не удержавшись, полюбопытствовал:

– Это тоже от папочки?

Брук сначала открыла мою дверь, а потом направилась к месту водителя.

– Нет. Папочка на самом деле школьный учитель в Виргинии. А это из банка. – Помолчала минуту, а потом добавила: – Ему уже четыре года, так тебе легче?

Я ничего не сказал.

Покусывая губу, Брук посмотрела на меня поверх машины. Потом села на свое место, нажала кнопку на приборном щитке, и крыша, сложившись в гармошку, отъехала назад. Мы тронулись с места.

Оказавшись в потоке машин, Брук пояснила:

– Она досталась мне почти даром. Машина, я имею в виду. Один студент-экономист уезжал на работу в Японию, и ему потребовалось срочно от нее избавиться.

– Тебе повезло.

– Видишь ли, приходится ездить. Я ведь живу в Калифорнии.

– Весьма согласен.

– И подумай, сколько училась. Четыре года в университете, четыре – в интернатуре. Всего восемь. Я просто заслужила приличную машину.

– Конечно, заслужила.

Она включила третью передачу.

– О, пожалуйста, не пытайся кривить душой…

– Брук, но ты действительно достойна этой машины.

Она внимательно на меня посмотрела. Волосы ее очень красиво развевались на ветру.

– А ты в какой машине ездишь?

– «Королла» 1986 года.

– Бог мой, Натаниель, так ты, наверное, и фланелевые рубашки носишь? Просто невероятно.

Я не смог удержаться от смеха.

– Очень надежная машина.

– Не сомневаюсь.

– Если честно, мне все равно, на какой машине ездить.

Некоторое время она молчала. Потом наконец заговорила:

– Я ее продам на следующей неделе.

– Что, правда?

– Нет. Но ты негодяй. Заставляешь меня чувствовать себя виноватой за тягу к неоправданной роскоши.

Я снова засмеялся. Нравится мне это или нет, а Брук Майклз воздействует на меня очень положительно. И хотя, наверное, называть ее союзницей было еще слишком рано, я немного повысил ее в ранге, поделившись той информацией о Дугласе Бьюкенене, которую сам получил от детектива Майерса только сегодня утром.

– Все это очень странно, Натаниель, – задумчиво произнесла Брук.

– И мне так кажется.

Однако мы не успели обсудить двойную смерть Бьюкенена, потому что уже поворачивали к пансионату «Санта-Ана».

– Ого! – удивленно воскликнула Брук.

Она внимательно смотрела вперед. Я проследил за ее взглядом.

Возле пансионата, против движения, стояла легковая полицейская машина без опознавательных знаков, но с еще не снятой мигалкой. А за ней припарковался черно-белый патрульный фургон.

– Не к добру это, – заметила Брук. – Ох, не к добру.

Мы вышли из машины и направились к входу в пансионат. В голове у меня мелькнуло, что, возможно, Джон Майерс обратился за помощью к коллегам из департамента полиции Сан-Хосе. От одной этой мысли я пришел в ярость. Это означало, что полиция будет путаться у нас под ногами, мешая работать. А кроме того, оказывается, детектив Майерс меня ни в грош не ставит.

Неужели Майерс действительно такой шустрый, что копы уже разговаривают с Глэдис Томас?

Я посмотрел на часы. Черт подери, не надо было плескаться в душе – только потерял драгоценное время.

Уже возле двери, нажимая на кнопку звонка, Брук взглянула на меня и спросила:

– Как ты думаешь…

Но договорить она не успела, потому что дверь распахнулась и перед нами выросла «гора» в полицейской форме.

– Что происходит? – удивился я.

Наверное, великан считал, что вопросы здесь должен задавать именно он, поэтому несколько секунд просто уничтожал меня взглядом. Это ему почти удалось. Наконец он заговорил:

– Кто вы такие?

Я со вздохом выудил из кармана удостоверение. Брук последовала моему примеру. Какое-то время он внимательно разглядывал карточки.

– Решил, что вы журналисты, – произнес он наконец. – Не понимаю, с какой стати вас это интересует.

– Но мы не журналисты, и нас это очень интересует.

– Вы врачи.

Браво, Шерлок!

– Именно, – подтвердил я. – А здесь мы для того, чтобы поговорить с Глэдис Томас.

Услышав имя, полицейский взглянул на меня и отдал удостоверения.

– Это невозможно.

– Но это входит в процедуру расследования департамента здравоохранения, – пояснила Брук.

Полицейский скрестил на груди руки. Он стоял, загораживая мощной спиной вход, и переводил взгляд с Брук на меня и обратно.

– Это невозможно, потому что она умерла.

39

Секунду я ошеломленно смотрел на полицейского, даже ни о чем не думая. Брук, судя по всему, находилась в таком же состоянии. Наконец я глупо спросил:

– Когда?

– Или ночью, или рано утром.

Я попытался просочиться внутрь. Не тут-то было.

– Туда нельзя. – Полицейский преградил мне дорогу. – Запрещено. Это место расследования.

– Но я врач. Мы оба врачи.

– Она в вашей помощи не нуждается. Ей теперь нужен только коронер.

– Послушайте, – пытался возражать я. – Нам необходимо с кем-нибудь поговорить.

– Вы и так говорите.

– О Господи!

Так мы и стояли на крыльце, препираясь. Двое запутавшихся в междуусобной войне государственных служащих. Очевидно, только на Восточном побережье можно надеяться на взаимопонимание между теми, кто охраняет общественное здоровье, и теми, кто охраняет общественный порядок. Я оглянулся на Брук и увидел, что она достает ручку и блокнот.

– Офицер, – еще раз попытался я, – нас беспокоит то, что мисс Томас может обладать чрезвычайно важной для общественного здравоохранения информацией.

– Как я уже сказал, она ничем не сможет вам помочь.

– А кто расследует дело? – поинтересовался я.

– Полицейский департамент города Сан-Хосе.

Тут полицейский заметил, что Брук что-то пишет в блокноте.

– Что вы делаете?

– Записываю номер вашей бляхи. Я сотрудник департамента здравоохранения округа Санта-Клара, офицер… – Брук вгляделась в написанное на бляхе имя, – офицер Саттер. Мне кажется, там могут заинтересоваться…

– Ну ладно, – сдался полицейский. – В конце концов, мне все равно. Леди мертва и не сможет ровным счетом ничего вам сказать.

Мы вошли в вестибюль и, открыв внутреннюю дверь, направились дальше. Обращаясь к нашим спинам, полицейский пояснил:

– Они за домом, в гараже. Детектива зовут Уокер.

Тихо, чтобы коп не услышал, я сказал Брук:

– Ты его очаровала.

– Старалась, – коротко ответила она.

Мы прошли по коридору мимо маленького кабинета. Я мысленно попросил прощения у Джона Майерса за то, что плохо о нем подумал. События последней недели явно начинали на меня дурно действовать – паранойя налицо. Я успокоил себя тем, что пока в состоянии самостоятельно с ней бороться и это не так страшно.

В коридоре раздавались голоса. Слева, в гостиной, на диванах сидели женщины – человек восемь-десять. Две из них явно принадлежали к персоналу заведения. Одна разговаривала с пациентками, а вторая – это была Розалинда – пыталась утешить явно безутешную особу. Пока я проходил мимо двери, она успела испепелить меня взглядом. Коридор заканчивался открывающейся в обе стороны дверью. Толкнув ее, я оказался в скромной кухне, стеклянная дверь которой выходила во двор. Сквозь эту дверь виднелось какое-то здание, скорее всего гараж, и стоящий у его открытых ворот человек. Мы спустились с деревянного крыльца в небольшой двор. При ближайшем рассмотрении человек у ворот оказался высокой чернокожей женщиной. Она стояла к нам спиной, глядя в глубь гаража, и что-то отмечала в блокноте.

– Детектив Уокер? – поинтересовался я.

Она повернулась и внимательно посмотрела на нас. Во рту у нее, судя по всему, была жвачка.

– Кто вы такие?

Я опять вытащил удостоверения.

Детектив Уокер бросила на них беглый взгляд.

– И что же вы здесь делаете? – строго спросила она.

– Глэдис Томас представляла собой составную часть того расследования, которое мы проводим.

Я коротко рассказал о болезни в Балтиморе и о возможной связи мисс Томас с инфицированным. Уокер все внимательно выслушала и пару раз что-то черкнула в блокноте. Закончив монолог, я, в свою очередь, поинтересовался, что же случилось.

– Самая банальная история, – начала она, не переставая жевать. – Во всяком случае, пока так кажется. Сегодня около семи нам позвонили. Судя по всему, мисс Томас ушла вчера вечером. Кроме соседки по комнате, об этом никто не знал, но…

– Что? – не выдержал я.

– Да эта соседка… Ну и создание! Только сегодня утром она решила поднять тревогу. Сотрудники всполошились и начали обыскивать дом. Потом позвонили в «Скорую помощь». Никаких результатов. В конце концов кто-то догадался проверить в гараже.

Она вошла внутрь и движением руки пригласила нас следовать за собой.

– Только, пожалуйста, остановитесь у входа. Здесь уже и так перебывало слишком много народу, все истоптали.

Брук быстро юркнула внутрь, опередив меня, но моментально остановилась. Я услышал, как она негромко охнула.

40

Дабы что-нибудь разглядеть, я тоже шагнул внутрь и встал за спиной Брук.

Перед нашими глазами открылось сюрреалистическое зрелище, словно специально организованное для какой-то странной выставки. Машин в гараже не было, и пространство казалось пустым, если не считать нескольких шезлонгов, ящиков и набора для барбекю. Все это стояло у стены. А посреди помещения валялся опрокинутый стул, над которым висело тело Глэдис Томас. Короткая веревка оказалась привязанной к одному из толстых стропил крыши. Расстояние от бревна до пола составляло футов семь, и ноги Глэдис почти доставали до бетона.

Вокруг тела медленно ходил фотограф, то и дело освещая пространство белыми вспышками.

Какое-то время я стоял неподвижно, ни о чем не думая, – просто смотрел. Наконец спросил:

– Можно? – и показал на тело.

Уокер вздохнула:

– Только ничего не трогайте.

Я кивнул и прошел в центр гаража. Брук направилась следом.

Глаза Глэдис Томас выкатились, распухший язык вывалился изо рта, и еще вчера симпатичное лицо теперь казалось искаженным и уродливым. Видимо, она сильно прокусила язык, и запекшаяся кровь испачкала губы и подбородок. Даже при тусклом освещении я сразу заметил вокруг глаз следы кровоизлияний, особенно заметные на тонкой коже, – они явно говорили о том, что причиной смерти стало удушье. Синяки и кровоподтеки на шее казались широкими и темными. Конечно, окончательное заключение предстояло сделать патологоанатому, но уже и сейчас было ясно, что Глэдис умерла не легкой смертью, к которой мог привести перелом шейных позвонков. Ей пришлось изрядно помучиться.

– Очень плохо, – тихо заметила детектив Уокер. – Очень стыдно.

– Офицер у входа сказал, что это самоубийство, – произнес я, внимательно вглядываясь в искаженное лицо.

– Так мы это называем, – отозвалась Уокер.

– Мы?

– Я руковожу подразделением по расследованию самоубийств. Все решит экспертиза, но… я видела уже немало подобного. Это действительно самоубийство.

– А записка была? – уточнила Брук.

– Записок обычно не бывает.

Из кармана пиджака я вытащил маленькую записную книжку и начал делать кое-какие пометки. Обошел тело и остановился за спиной Глэдис. На голубых джинсах, прямо на ягодицах, растеклось широкое бледное пятно.

Я смотрел на него, наверное, с минуту.

– Вы заметили это? – наконец спросил я детектива Уокер.

Она подошла и взглянула туда, куда я показывал.

– Моча, – коротко заметила она.

– Точно.

– Они всегда…

– Знаю. Но взгляните на пятно. Оно растеклось почти по ширине ягодиц. Я, конечно, не детектив, но если бы она умерла вот в таком положении, то, наверное, потекло бы по ногам, так ведь?

Казалось, Уокер хотела что-то сказать, однако сдержалась. Посмотрела на фотографа.

– Снимите это, – ледяным тоном распорядилась она.

– Уже сделал, – ответил он.

Уокер кивнула и снова принялась писать в блокноте.

– Любите играть в детектива, доктор?

Я обернулся к ней.

– Да нет, я просто…

– Ну так убирайтесь отсюда.

За нашими спинами, у входа в гараж, раздался крик.

– Катитесь отсюда к черту! – вопила женщина.

Все – Уокер, фотограф, Брук и я – беспомощно смотрели то друг на друга, то на фигуру у входа.

– Они убили ее! – не унималась Розалинда, тыча в меня пальцем.

– Что? – удивленно переспросил я.

– Они толкнули ее на это. До вчерашнего дня, когда они так ее расстроили, она была в порядке…

– Мадам?

Уокер шагнула к Розалинде.

– Они убили ее.

– Мадам…

– Если бы они здесь не появились, ничего бы не случилось!

– Мадам, почему бы нам не выйти на улицу?

Уокер положила руку на плечо кричащей Розалинды.

Та вырвалась.

– Не трогайте меня! – завизжала она и разрыдалась.

Детектив повернулась к нам с Брук и строго приказала:

– Оставайтесь здесь.

Потом бережно взяла Розалинду под руку и вывела во двор. Я снова посмотрел на тело.

– Вы закончили? – спросил фотограф, очень внимательно глядя на часы.

– Нет, я еще не закончил.

Просто так мне сдаваться не хотелось, а потому я повернулся к Брук и спросил:

– У тебя есть что-нибудь еще?

– Пока все, – ответила она.

Я отошел от висящего трупа, а тощий фотограф начал снимать снова, причем пятно на джинсах сфотографировал несколько раз крупным планом. Несмотря на то, что он сказал детективу, во время первого сеанса это явно сделано не было.

С улицы доносились голоса Уокер и Розалинды. Лезть прямиком в осиное гнездо не хотелось, а потому я еще немного потолкался в гараже. Наконец голоса стихли, и показалась детектив Уокер.

– Она расстроена, – заключила детектив.

– Я понял.

– Это вы ее расстроили, оба. Она считает, что вы…

– Мы слышали, что она говорила.

Уокер немного помолчала, крепко сжимая блокнот. Потом открыла чистую страницу.

– Что именно произошло вчера?

Причин не отвечать я не видел. А потому и рассказал о вчерашнем разговоре, о явной лжи обеих женщин, о связи Глэдис с покойным Дугласом-Кейси. Сказал и о том отчаянии, которое охватило Глэдис Томас при известии о смерти друга.

От меня не укрылось, что фотограф перестал щелкать.

– Она больна? – поинтересовался он.

– Она мертва, – ответил я. – С вами ничего не случится. Только прежде чем дотрагиваться до нее, надевайте перчатки. Мойте руки с мылом. Если придется переворачивать тело, надевайте маску. Короче, действуйте так, словно у нее СПИД.

– Мы всегда действуем так, словно имеем дело со СПИДом, – не выдержала Уокер.

– Хорошо.

Я заметил, что фотограф с сомнением переводит взгляд с висящего тела на свой аппарат.

– Не волнуйтесь. С вами ничего не случится, – успокоил я его.

Потом снова повернулся к Уокер.

– До какой степени она вчера расстроилась? – уточнила детектив.

– Очень сильно. Пришла в отчаяние.

– Настолько, что могла убить себя?

Вопрос звучал просто, но очень раздражал. Действительно, убить себя. Расстроилась ли Глэдис Томас настолько, чтобы убить себя? До сих пор я еще не сталкивался с самоубийством. То есть, разумеется, мне приходилось видеть последствия и удачных, и неудачных попыток покончить с собой. Я ведь практиковался и в отделении неотложной помощи, и в анатомичках. Но мне еще ни разу в жизни не приходилось разговаривать с человеком накануне рокового выстрела, если можно так сказать. С первого взгляда вроде все кажется достаточно правдоподобным: убитая горем женщина, в отчаянии от потери любимого, накладывает на себя руки. Очень правильно, аккуратно и романтично. Только слишком многое здесь не сходилось.

Мои размышления, очевидно, показались детективу Уокер слишком долгими, потому что она раздраженно переспросила:

– Так как же, доктор? Выглядела ли она настолько расстроенной, чтобы свести счеты с жизнью?

Вместо меня ответила Брук:

– Мы не психиатры. А следовательно, не знаем этого.

– Так, может быть, доктор Маккормик знает.

– Я не психиатр, – повторил я.

Ответ Уокер явно не понравился. Нечего и говорить, что мы вели себя неправильно. Но и меня, и, как я понял, Брук тоже не могло не раздражать, что полиция определенно идет по ошибочному пути. По самому легкому. Умственно отсталая леди кончает жизнь самоубийством. Подумаешь, велика важность. По стандартам полиции большого города дело вовсе не серьезное.

Детектив строго заявила:

– У меня могут появиться к вам вопросы. Поэтому сообщите, пожалуйста, как вас можно найти.

– Я задержусь в этом штате еще всего лишь на день, – ответил я.

– Значит, вашу контактную информацию, пожалуйста.

Я назвал номер сотового и номер телефона Центра контроля. Брук сообщила свой телефон. Уокер отвернулась от нас и снова занялась телом. Очевидно, мы ее больше не интересовали. Но я еще не все выяснил.

– Вы разговаривали с мисс Лопес?

Детектив снова повернулась ко мне.

– А вам какое до этого дело?

– Я уже говорил. Мы расследуем заболевание.

Мне очень не хотелось встревать в серьезный конфликт юрисдикции, а потому я попытался смягчить тон:

– Детектив Уокер, если вы сможете что-нибудь нам сообщить, это будет очень ценно. Нам действительно нужна ваша помощь.

Она немного подумала, потом медленно произнесла:

– Я расспрашивала ее раньше, до вашего прихода. Что именно вас интересует?

– Она говорила что-нибудь о друге этой женщины? О том Кейси, которого упоминал я?

– Нет, она сказала, что мисс Томас расстроилась из-за смерти собаки.

Наступило молчание.

Я вынул из папки черно-белую фотографию.

– Вот это – убитый возлюбленный. Из того, что мы знаем, можно сделать вывод, что на Восточном побережье он называл себя Дугласом Бьюкененом, а здесь, на Западном – Кейси. Фамилия нам неизвестна. И, как я уже говорил, имя Дуглас Бьюкенен на самом деле принадлежало человеку, который умер несколько лет назад.

– Это установлено?

– Департаментами полиции Балтимора и округа Кэрролл. Я сделаю копию и по факсу пришлю ее вам в офис.

– Спасибо, – ответила она. – Но я все-таки склонна рассматривать дело как самоубийство, естественно, учитывая при этом результаты медицинской экспертизы. А расследование этого… – она показала на фотографию, – этого Кейси – вовсе не наше дело.

– Нет, – возразил я. – Боюсь, что вы заблуждаетесь.