Текст книги "Фулгрим: Палатинский Феникс"

Автор книги: Джош Рейнольдс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 12 страниц)

Если Буцефол не связан с заговорщиками, незачем дальше терять время на беседу.

– У меня создалось впечатление, что всем руководите вы, – сказал патриций.

Фулгрим пожал плечами:

– Похоже, мы оба совершили одну и ту же ошибку.

Толстяк в очевидном смятении уставился на него. Фениксиец встретил взгляд аристократа:

– Не сомневайтесь, я способен устроить все, о чем говорил, и даже больше. И если вы попытаетесь вмешаться в переговоры о Согласии, я сожгу дотла все, что создано вами.

Буцефол облизнул губы:

– А если мы воздержимся?

Отступив на шаг, примарх радостно улыбнулся:

– Тогда мы станем друзьями, патриций. И, как полагается другу, я сделаю все от меня зависящее, чтобы о вас хорошо позаботились. Но решайте быстрее: до церемонии приведения к Согласию всего месяц. Так или иначе, к тому моменту я устраню каждую проблему.

– Небольшой срок.

– Да. Но мы все должны уложиться в него.

«Огненная птица» высоко взмыла над Халкидоном, оставив берег за кормой. Фулгрим, сидя в кресле, водил по блестящей поверхности клинка ветошью, смоченной в ароматических маслах. Они должны были замаскировать запах крови, въедавшийся в металл. Старинная народная мудрость Кемоса.

– Досадно, – наконец сказал примарх.

Абдемон взглянул на него. Фениксиец молчал с тех пор, как они покинули береговую твердыню Буцефола. Понимая причины неразговорчивости Фулгрима, лорд-командующий не задавал вопросов.

– Что именно, мой господин?

Не поднимая глаз, примарх ответил:

– Я надеялся, что виновник – он. То, как патриций выступал на собрании, его приглашение, предупреждение Коринфа… Все складывалось просто… идеально.

– Слишком идеально.

– Так не бывает.

– Тогда, возможно, он все-таки виновен?

Фениксиец посмотрел на воина:

– Я бы понял. Нет, к этому преступлению Буцефол непричастен. – Подняв меч, Фулгрим изучил его в поисках изъянов. – Ты читал свежие отчеты итераторов?

За минувшую неделю люди Голконды заглянули в каждый уголок планеты, собирая информацию и показывая себя визасцам.

Абдемон кивнул: он ознакомился со всеми рапортами, пока примарх любовался морским пейзажем.

– Ситуация становится неуправляемой. Согласно новым докладам, в западных анклавах каждую неделю вспыхивают бунты. Патриции теряют власть над феодами и требуют от правительства направить туда войска, но при этом собирают личные армии – якобы для защиты собственных вотчин.

– Просто, но разумно, – фыркнул примарх. – Что по цифрам?

– На данный момент у Пандиона более чем достаточно бойцов. Но, учитывая состояние казны и недовольство в частях, вскоре положение может измениться.

– Солдаты еще верны ему?

Лорд-командующий пожал плечами. Он несколько дней посещал столичные казармы вместе с Фрейзером и его заместителями. Увиденное не впечатлило легионера, а Геродот потом весьма красноречиво описал недостатки губернаторских войск.

– Верны, насколько это возможно в подобных условиях. Меня больше беспокоят их командиры. За последние десять лет численность кадровых офицеров резко сократилась. Оставшиеся, к счастью, занимают должности на самом верху, но большинство их подчиненных – аристократы, которые купили патенты. Они в первую очередь верны своим семействам и только во вторую – Пандиону. За ними надо присматривать.

– Предполагаю, Пайк уже занимается этим. – Установив меч острием в пол, Фулгрим оперся плечом о гарду. – Как идут исследования Фабия? Я не разговаривал с ним после происшествия в столице.

– Он уполз в центр паутины.

Со дня покушения на жизнь Фениксийца медик не выходил из полевого апотекариума. Абдемон заглядывал туда только однажды, и этого ему хватило с избытком.

Примарх строго посмотрел на воина:

– Недостойные слова, лорд-командующий.

– Недостойные, но правдивые. – Космодесантник нахмурился. – Фабий собрал больше двенадцати тысяч генетических образцов у людей из всех слоев общества. Если он что-то и отыскал, то не говорит об этом. Аристократы непрерывно подают жалобы. – Абдемон своими глазами видел груду официальных писем. – Ручные псы Голконды сорвали как минимум три покушения на апотекария.

– Что, всего три? – Фулгрим махнул рукой, предупреждая ответ воина. – Да, да, несмешная шутка. Фабий знает об этих попытках?

– Он попросил передать ему трупы ассасинов.

Фениксиец потер переносицу жестом, который показался легионеру поразительно человечным.

– И как госпожа Пайк отнеслась к столь малоприятному ходатайству?

– Ответила, что состояние тел не позволяет передать их кому-либо.

Абдемон вспомнил, что посланница ухмыльнулась, говоря это. Голконда была гораздо безжалостнее, чем казалась с виду. Лорд-командующий счел, что причиной тому старинная жестокость европейцев, их инстинктивное чувство собственного превосходства, особенно ярко выраженное у представителей древних благородных семейств.

– Главный итератор – неповторимо импозантная женщина, – улыбнулся примарх.

– Устрашающая, я бы сказал, – рассмеялся легионер.

– Абдемон, мы – Дети Императора. Нас не запугаешь. – Фулгрим посмотрел на мозаичные картины, украшавшие переборки отсека, и его лицо смягчилось. Воин проследил за взглядом повелителя.

– Очищение Антарктиды, – сказал он.

Из той операции Абдемону в основном запомнилась белизна. Все вокруг было белым, даже его доспехи. Там царил холод, шумел ветер и свистели болтерные снаряды, уносящиеся в пустоту.

– Тяжелая кампания? – почти мечтательно спросил Фениксиец.

Лорд-командующий помедлил, не зная, как лучше ответить.

– Я бы сказал иначе… Долгая, порой напряженная. Сенсоры то и дело сбоили на морозе.

– Хотел бы я… – Фулгрим осекся.

Космодесантник подождал, но продолжения не последовало. Он исподволь посмотрел на примарха, соображая, нужно ли ему взять слово. Уже не в первый раз Фениксиец с тоской рассуждал при Абдемоне об упущенных возможностях. Казалось, Фулгрим винит себя за то, что не участвовал в тех сражениях, не вел сынов на войну. Словно одним своим присутствием сын Императора мог предотвратить потери III легиона или постигшую его катастрофу.

Впрочем, некая доля истины в таких рассуждениях имелась. Дети Императора остро ощущали отсутствие примарха, хотя никто из них тогда не понимал, что именно из этого следует. Но теперь Фулгрим был с ними, а прошлое… осталось в прошлом.

– Что? – переспросил Фениксиец.

Моргнув, Абдемон вдруг понял, что заговорил вслух. На миг воин оцепенел, но тут же пришел в себя и откашлялся:

– Я сказал, что прошлое остается в прошлом. Только будущее имеет значение.

Примарх грустно улыбнулся.

– Возможно, но прошлое служит основой для всех последующих дел. И мы находимся под его влиянием, даже если не чувствуем этого.

– Значит, неудачно прошло? – поинтересовалась Пайк, когда Фулгрим сел на лавку напротив нее.

В садах, как всегда в это время дня, царила тишина. Вельможи, которыми просто кишел дворец, нашли себе какое-то полезное занятие и покинули лесные полянки, что вполне устраивало Голконду. Она любила, когда парк находился в ее полном распоряжении.

– Как вы узнали?

– По вашему лицу. Выходит, Буцефол все-таки не тот, кого вы искали?

– Нет. – Фениксиец сдвинул брови. – Но я не уверен, что он не попробует устроить что-нибудь в дальнейшем. – Примарх тонко улыбнулся: – Думаю, все зависит от того, насколько сильно я его напугал.

Пайк воздержалась от комментариев. Она возражала против встречи Фулгрима с патрицием, поскольку боялась – не того, что Фениксиец может пострадать, а того, что он скажет нечто лишнее. Примарх умел жонглировать словами, но ему мешала порывистость. Одна неловкая фраза, одна пустая угроза, и все, что начали выстраивать Имперцы, окажется в опасности.

Голконда решила сменить тему:

– Кстати, ваши подозрения оправдались. Кто-то пытается дестабилизировать аграрный пояс, и поставки провизии уже снизились на четверть.

– Нехватка еды ослабит позиции континентального правительства в Нове-Василос и по всему материку, – кивнул Фулгрим. – Возрастет давление на Пандиона, затем через него – на патрициев. Общество треснет по надломам, и вспыхнет настоящая революция. Судя по действиям Буцефола, береговые анклавы уже составляют планы на этот случай.

– И мятеж не остановить.

– Нет, только если не ввести военное положение. Мне не слишком этого хочется. – Фениксиец подался вперед. – Я не могу заделать надломы, пока не увижу их. Значит, мы не должны мешать заговорщикам. Необходимо узнать, кто ими командует. – Он постучал по карте, разложенной на столике между скамьями. – За все эти рычаги тянет одна рука.

Встревожившись, Голконда села прямо.

– Вы уверены?

Примарх вновь кивнул:

– Я уже видел такое: в дни моей юности на Кемосе процветали тайные общества. В периоды волнений часто возникают импровизированные братства, старающиеся как-то наладить жизнь среди всеобщего смятения. Или воспользоваться им.

– Но за этим стоит не Буцефол?

Посланница считала так с самого начала, еще до того, как Коринф убедил Фулгрима в обратном. Не таким человеком был патриций, чтобы свергать правительство – по крайней мере, силой оружия.

– Нет, – произнес Фениксиец.

Он пристально смотрел на карту, словно пытался мысленно разделить ситуацию на составляющие элементы. Голконду поразило, что лицо примарха одновременно выражает раздражение и воодушевление. Фулгрим наслаждался происходящим, словно ребенок, которому показали новую игру.

По спине женщины пробежал холодок. Детский энтузиазм в сочетании с разумом, подобным когитатору, – бесчувственным, эффективным, неуклонно следующим поставленной цели… Фениксиец атаковал проблемы с каждого направления, пока не находил уязвимое место. Тогда он с гибельной точностью наносил решающий удар, будто дуэлист, заметивший слабину в обороне противника.

– Последнюю пару дней меня посещали представители аристократов, надеющихся выпросить те или иные льготы. – Пайк налила вина сначала себе, потом Фулгриму. – Большинство из них рассчитывают на синекуру при новом порядке. Похоже, патрициям кажется, что Пандион доживает последние недели.

– Вполне вероятно, – признал Фениксиец.

– Кое-кто из них даже угрожал мне. – Заметив реакцию примарха, Голконда улыбнулась. – Уклончиво, разумеется. Ничего столь очевидного, как пуля снайпера. Аристократы привыкли получать то, что хотят, и почти не осознают глобальных последствий нашего прибытия. Или же они просто крайне высокомерны.

– Или и то и другое.

Пайк согласно кивнула.

– С ними нужно разобраться. Желательно без церемоний.

Фулгрим посмотрел на нее, вскинув бровь. Главный итератор пожала плечами:

– Они оскорбили меня. Могу поручить убийство моим людям, если желаете.

– Может, и до этого дойдет, – усмехнулся Фениксиец. – Однако я предпочел бы оставить нескольких патрициев в живых. Визасу необходима функционирующая аристократия, хотя бы на начальном этапе.

– Значит, будем отплясывать вокруг них, – сказала Голконда.

– Я отличный танцор, прославившийся ловкостью и грациозностью. – Примарх слегка напыжился, и Пайк невольно рассмеялась.

– А я лишена подобного таланта. Может, дадите мне пару уроков?

– С удовольствием. – Фулгрим снова взглянул на карту. – Думаю, я отправлю на разведку в аграрный пояс Каспероса и Грифана. К землевладельцам требуется более изящный подход, чем к горным промышленникам.

– У меня еще одна просьба… – начала посланница.

Под взглядом Фениксийца она умолкла, подбирая слова.

– Пожалуйста, впредь ведите себя осторожнее.

– Осторожнее?

– Не гоняйтесь за снайперами. Не ловите ассасинов на живца.

Примарх выпрямился.

– Госпожа Голконда, я не стану прятаться.

– Я и не прошу об этом. Но вы уже дважды подчинялись инстинктам и бросались в погоню за нападавшими, не дожидаясь поддержки. Если вас спровоцировать, вы становитесь агрессивным и порывистым. Для определенных лиц подобная информация просто бесценна.

Выражение лица Фулгрима не изменилось, но Пайк ощутила, как он внутренне напрягся. Посланница справилась с волнением: она уже выдерживала гнев одного из сынов Императора, выстоит и сейчас.

– И что же это за лица? – Голос Фениксийца показался ей предупреждающим урчанием какой-то огромной кошки, чем-то средним между поощрительным мурлыканьем и угрожающим рыком. – Неужели наши враги открылись вам, главный итератор? – Отстранившись, он переплел пальцы. – Или вы проникли в суть их интриг острым мысленным взором?

Примарх говорил мягким тоном, но звучавшая в нем язвительность выдавала чувство, близкое к обиде. Голконда вздохнула, чтобы успокоиться перед ответом. Выбрав неверный подход, она могла навсегда оттолкнуть Фениксийца.

– Вы понимаете, господин Фулгрим, что я не это имела в виду, – ровным тоном произнесла Пайк. – Вполне допустимо, что второе покушение – ложный выпад, который помог противнику точнее оценить ваши способности.

– Или же обычный поступок отчаявшихся людей, – возразил примарх. – Тот взрыв вряд ли предназначался мне – возможно, так убийцы планировали избавиться от погони и уничтожить любые возможные улики. – Вздохнув, он откинулся на спинку скамьи. – Но…

Фениксиец умолк. На мгновение его черты исказились, и Голконда мельком заметила то, что скрывалось под чрезмерно красивым лицом. Потом он улыбнулся вновь, искусно вернув маску на место.

– Но, – повторил Фулгрим, – весьма вероятно, госпожа, что вы правы. Простите меня.

Медленно кивнув, Пайк напомнила себе, что примархи – не люди, а одновременно нечто большее и меньшее. Но, как и у любого человека, у них имелись недостатки. Фулгрим был высокомерен – точнее, изображал высокомерие, носил его, словно личину. Пока эта личина еще не приросла к нему, не превратилась в настоящую надменность, и гордыня служила Фениксийцу дополнительным слоем брони. Защищала от Галактики, готовой стремительно ударить в любое уязвимое место.

Голконда знала его историю, как знала истории всех примархов. Детство, полное тяжких невзгод, лишений и опасностей, которые свели бы обычного человека с ума. Медленный, но неуклонный подъем к власти над миром. Фениксийцу не хватало времени на дружбу, на то, чтобы выучить неписаные правила жизни в обществе.

Посланница улыбнулась:

– У моего покойного мужа – не помню, которого из них, – было присловье: «Друзьям необязательно прощать».

– Значит, мы с вами друзья? – усмехнулся Фулгрим.

– Если пожелаете. – Рискнув, Пайк похлопала его по колену. Фениксиец накрыл ее руку своей ладонью.

– Мудрый человек этот ваш супруг, – сказал примарх, садясь удобнее. – Меня тоже как-то раз обручили, – задумчиво продолжил он. – Вернее, даже несколько раз. Политические браки, ясное дело. Так мы скрепляли обязывающие соглашения, начинали переговоры с отдельными административными династиями…

Голконда слушала молча. Фулгрим говорил угрюмо, что для него было редкостью. Как правило, Фениксиец то и дело скалил зубы или смеялся шуткам, понятным только ему, но сейчас выглядел усталым.

Примарх потер лицо:

– Все они уже умерли, по разным причинам.

– Вы любили их?

Фулгрим медленно улыбнулся.

– Некоторых… наверное. Первое время. Потом перестал. В те годы любовь для меня была непозволительной слабостью. Я держал на плечах мир с миллиардом людей, и моя мгновенная неуверенность могла обернуться для них гибелью. – Он тихо усмехнулся. – По крайней мере, так я тогда думал.

– А теперь?

– Теперь я это знаю. В нашей Галактике нет места слабости. Нет места несовершенству. – Отпив вина, примарх скривился и отставил чашу. – Опять отравленное.

– Да. Ничему-то они не учатся. – Голконда подняла графин, удивляясь чутью Фениксийца. На сей раз яд почти не ощущался; визасцы хорошо разбирались в зельях. Впрочем, ее слуги найдут отравителя, как и всех предыдущих, и покончат с ним быстро и профессионально. – Хороший сорт, кстати. Печально.

– Наше нынешнее положение можно описать этим же словом. Я где-то допустил ошибку?

Пайк замялась под пронзительным взглядом темных глаз Фулгрима.

– Не думаю, – откашлявшись, сказала она. – Вооруженный ответ скорее повредил бы нашему делу. Эта планета уже достаточно настрадалась. Из глобального обзорного доклада вы знаете, что разрушается не только общество Визаса, но и сам мир. Надвигается сразу несколько катастроф: неуправляемые изменения климата, тектонические возмущения, даже массовое вымирание местных форм жизни.

Голконда посмотрела на примарха.

– Никому из ваших братьев не приходилось спасать родную планету и ее обитателей. Вы были не каким-то военным диктатором или деспотом, а избавителем. Вы возвысили свой народ, вы превратили полумертвый мир в нечто приемлемое, пусть и не в райский уголок. И здесь повторится то же самое. Вы – Приносящий Огонь, и ваше пламя сожжет все старое, что мешает расцвести новому. – Она встала. – Так, довольно об этом. Давайте найдем другую бутылку вина, а потом вы научите меня танцевать. Что скажете?

Улыбнувшись, Фулгрим поднялся на ноги.

– Думаете, угонитесь за мной?

– До сих пор я не отставала.

9: Жизнь и учения^[8]

– Веселая история, – заметил Грифан Торн, когда о его силовую броню расплющились низкоскоростные пули. – Как думаешь, нам стрелять в ответ?

Касперос Тельмар пожал плечами:

– Примарх велел по возможности не причинять им вреда.

Воины находились у фермы, захваченной ее бывшими работниками. Последние не выказывали склонности к гостеприимству. Очевидно, им больше нравилось выкрикивать революционные лозунги через похищенные вокс-передатчики и напрасно тратить патроны.

Кусочек свинца срикошетил от шлема Каспероса, оставив серую борозду в краске. Сенсоры доспеха зарегистрировали попадание, и космодесантник вздохнул:

– Хотя я уверен, что, если мы убьем парочку из них, другие тут же присмиреют.

– Брат, мы тут для мирных переговоров, не забыл? – рассмеялся Торн. – Как только израсходуют боекомплект, сразу захотят поболтать.

Используя подручные средства, мятежники превратили усадьбу в примитивный бастион. На роль неприступной цитадели он не годился, но выглядел внушительно. Окинув оплот небрежным взглядом, Тельмар нашел пятнадцать возможных точек проникновения. Легче всего было выбить главные ворота.

– Сомневаюсь. Ты видел, в каком состоянии эти люди? – Касперос сдвинул брови. – Я думал, что положение тут скверное, но оно просто чудовищно! Тот, кто допустил подобный голод, заслуживает всяческого осуждения. Неудивительно, что крестьяне восстали при первой возможности.

– Непонятно только, почему мы из-за них должны терпеть неудобства, – отозвался Грифан. Сложив руки на груди, он взглянул на обломки аэролета, доставившего легионеров сюда, к внешней границе аграрного пояса. Воздушное судно весело пылало, в центре пожара все еще искрили эфирные двигатели. Экипаж, к сожалению, не выжил. Когда транспортник рухнул, сбитый прямым попаданием из старинного артиллерийского орудия, погибли все, кому не повезло отправиться в полет без керамитовой брони. – Говорю тебе, я назад пешком не пойду.

– Лентяй, – бросил Тельмар.

– Лень тут ни при чем, Касперос. Мы – избранные воины Императора. Мы не ходим на своих двоих, как простые люди. Мы воспаряем, подобно орлам, или в крайнем случае рысим, подобно волкам. Но ходить – ни за что! Только представь, как это отразится на боевом духе.

Тельмар промолчал – он занимался тем, что слушал и записывал какофонию стрельбы. Космодесантник решил, что впоследствии положит ее на музыку. Нечто приятное уху отдавалось в этих безыскусных ритмах ружейных залпов. Что-то почти… расслабляющее.

В детстве, на Кемосе, он часто внимал подобным шумам. Воспоминания о тех временах смешались в запутанный клубок образов, запахов и звуков, но перестрелки сохранились в памяти с поразительной четкостью. Свист низкоскоростных пуль, врезающихся в жестяные листы, и крики – неизменные крики.

Он помнил, что остался один, когда его нашли апотекарии легиона. Помнил голос Паука, спокойный и ободряющий. В какой момент речь Фабия изменилась? Или же голос остался прежним, а поменялось его восприятие Касперосом?

– Ты что-то мурлычешь. Опять сочиняешь музыку?

– Нет, – ответил Тельмар, вернувшись в настоящее. – Так, мне это уже начинает надоедать. Что говорят в местной вокс-сети? Кто-нибудь сообразил, что происходит?

– Еще нет. Похоже, мятеж – или нечто в этом роде – вспыхнул спонтанно. Думаю, еще один признак деградации общества. Судя по сообщениям, бунт охватил всю эту зону.

– Его координируют?

– Кое-как, – сказал Торн.

Касперос обдумал услышанное. Перед вылетом господин Фулгрим упоминал о возможных восстаниях, но, если на Визасе началась всепланетная революция, а не локальные выступления, воинам следовало как можно скорее известить Фениксийца. Приняв решение, Тельмар повернулся к Грифану:

– Давай представимся хозяевам.

– Ты вроде сказал, что мы не должны причинять им вред.

– Фулгрим не запрещал пугать их. И чем скорее мы это сделаем, тем быстрее организуем себе обратный проезд до Новы-Василос.

С этим Касперос решительно зашагал вперед. Его рука сама потянулась к набедренной кобуре с болт-пистолетом, и легионер подумал было о предупредительном выстреле, но отверг эту идею как непрактичную. Незачем тратить боеприпасы, если имеются другие, более эффективные способы.

Торн поспешил за ним.

– Так что, просто выбьем ворота?

– Если хочешь, заберись по стене.

– Нет уж.

– Тогда советую прибавить ходу, брат.

Они вместе бросились вперед. Добравшись до ограды, воины одновременно ударили ногами в старинные ворота, и преграда, слетев с петель, рухнула внутрь и развалилась на куски. По ферме разнеслось грохочущее эхо.

Тельмара, влетевшего по инерции во внутренний дворик, встретили ружейным залпом. Втаптывая в землю сплющившиеся пули, космодесантник направился к ближайшему скоплению мятежников. Грифан следовал за ним, заглушая раскатистым хохотом крики и вопли противников.

Обстрел понемногу прекратился, когда повстанцы осознали, что не могут даже замедлить бег легионеров. Затем скандирование революционных лозунгов сменилось встревоженным бормотанием.

Касперос забрал винтовку из рук съежившегося работника, проворчав:

– Отдай, пока себя не подстрелил.

Тот не пытался сопротивляться.

С легкостью переломив оружие пополам, космодесантник отшвырнул куски. Во дворике воцарилась тишина.

– Ну?! – рыкнул Тельмар.

Бунтари побросали ружья.

– Хорошо, – удовлетворенно кивнул Касперос. – Рад, что с этим мы разобрались. Теперь принесите мне рабочую вокс-станцию. Потом обсудим все, что здесь случилось, ага? Как цивилизованные люди.

Флавий Алкеникс внимательно посмотрел на мертвеца. Под рваной одеждой виднелось костлявое от недоедания тело, покрытое шрамами. Кожу испещряли широкие рубцы – следы плетей или кнута. Неизвестно, чем здесь орудовали надсмотрщики.

– Он ведь не был рабом, так? – спросил воин.

– Нет, – резко ответил Нарвон Квин. – Обычный простолюдин.

Нарвон говорил сердито; впрочем, он всегда сердился. Одна из немногих его черт, которая нравилась Флавию.

– Так или иначе, он мертв. – Повернувшись, Алкеникс окинул взглядом сжавшегося от страха надсмотрщика. Здоровый неотесанный мужик. Легионер знал, что люди такого типа, с мышцами вместо мозгов, обожают насилие. Такие личности идеально подходят для надзора за упрямыми невольниками – если, конечно, жестокость кары для вас важнее эффективности. – Часто здесь умирают рабочие? Или он просто переволновался, когда услышал о нашем прибытии?

Когда надсмотрщик молча покачал головой, Квин схватил мужика за шкирку и бесцеремонно встряхнул:

– Отвечай ему.

Толпа горняков вокруг них непрерывно росла – как только разошлась весть о появлении космодесантников, работы на шахте остановились. Все люди выглядели одинаково полуголодными. Многие из них были каторжанами или политическими преступниками, которых сочли недостаточно опасными для отправки в лунные колонии. Другим просто не повезло родиться в этом районе.

В теле надзирателя что-то хрустнуло, и он заорал. Нарвон с отвращением бросил его на землю. Горняки забормотали, видя, как унижают их мучителя. В глазах людей появился недобрый блеск. Флавий представил себе, что произойдет, если отдать вопящего надсмотрщика его бывшим подопечным. Вероятно, ничего хорошего.

– Бесполезно, – прорычал Квин.

Нарвон оставался в шлеме, и его голос искажали помехи. Алкеникс стоял с непокрытой головой – он рассудил, что общение наладится быстрее, если показать визасцам человеческое лицо, а не боевую маску легионера.

– Да, Нарвон, теперь он бесполезен. Постарайся не сломать следующего, – Флавий указал на спешившую к ним группу людей. Фаланга солдат в доспехах окружала мужчину в длинных одеяниях и мехах – здесь, на большой высоте, царил ощутимый для смертных холод. Заметив стражей, шахтеры начали расходиться.

– Следующему лучше не медлить с ответом, – буркнул Квин.

Ожидая хозяина комплекса, Алкеникс осмотрелся по сторонам. Обогатительная фабрика представляла собой скопление массивных угловатых построек, в которых неблагозвучно гремели и скрежетали примитивные, едва функционирующие машины. Трубы теплообменников выбрасывали в ледяной воздух химические пары. Снег на соседних склонах превратился в серую грязь; всё вокруг, включая людей, покрывал тонкий слой сажи. Ниже по горе, среди водосливов и груд шлака, лепились друг к другу лачуги из листов жести, служащие рабочим общежитиями.

Такая картина напомнила легионеру Кемос. Вернее, то, что он слышал о Кемосе. Флавий никогда не видел родного мира примарха и не имел особого желания отправляться туда. Судя по рассказам, планета была чрезвычайно непривлекательной, а Алкеникс предпочитал красочные пейзажи.

Вновь поглядев на мертвеца, он что-то заметил и нагнулся к телу. В складках грязного тряпья обнаружился потускневший медальон. Изображение на нем потемнело от старости, но Флавий разобрал очертания сжатого кулака. Потирая вещицу большим пальцем, космодесантник задумался о ее назначении.

Ощутив на себе внимание толпы, Алкеникс поднял глаза. Мужчины, женщины и даже несколько детей наблюдали за ним, бормоча одно и то же слово, будто молитву.

– Сабазий, – вслух повторил легионер. Любопытно.

Раненый надсмотрщик снова принялся вопить, и Флавий посмотрел на него сверху вниз:

– Умолкни, а не то я покажу тебе, что сломанная кость – это еще не страшно.

– У вас нет полномочий… – неуверенно начал мужчина в мехах, подойдя к воинам.

Выпрямившись, Алкеникс шагнул вперед и перебил его:

– Патриций Глабас, не так ли? Я легионер Флавий Алкеникс. Вас известили о нашем прибытии. – Лицо аристократа словно состояло из плоских граней, сглаженных холодом. Взгляд его был жестким, но беспокойным. – Вы должны показать нам ваши фамильные владения, включая данное предприятие.

– Я… я не предполагал… – запинаясь, вымолвил Глабас.

Он боялся. Патриций ждал, что его посетят итераторы – смертные, а не полубоги. Глабас как будто утонул в своих мехах, его солдаты крепче взялись за оружие. Флавий напрягся: в любой момент все могло закончиться скверно.

Квин выступил навстречу визасцам:

– Нас не интересует, что вы предполагали или не предполагали. Полномочиями нас наделил Фениксиец, которому теперь принадлежит этот мир.

Нарвон говорил настолько уверенно, что даже Алкеникс почти поверил ему. Флавий поморщился, недовольный прямолинейностью товарища. Аристократ тоже скривился, но по другой причине: Квин не удосужился снизить громкость динамиков шлема.

Алкеникс пошевелил пальцами. Они взяли с собой только болт-пистолеты, рассудив, что лишнее вооружение может спровоцировать визасцев на враждебные – пусть и недолгие – действия. Впрочем, Нарвон и голыми руками без труда вытряхнул бы стражников Глабаса из доспехов. Судя по выражению лица патриция, он понимал это.

Вопрос заключался в том, поступит ли аристократ разумно или обеими руками ухватится за повод для нападения, предоставленный ему Квином.

– Хорошо, – опустив плечи, произнес Глабас.

Нарвон разочарованно вздохнул. Флавий довольно улыбнулся:

– Здравое решение.

Нахмурившись, Фулгрим отодвинул рапорты в сторону. Примарх сидел за столиком в саду. Он находил смысл в этой привычке, которой был обязан Голконде: здесь, под стеклянным небом, в окружении скрупулезно подстриженной зелени, ему легче удавалось собраться с мыслями. Глубоко вздохнув, Фениксиец насладился перекрывающимися запахами цветов сотен различных видов, рассаженных по точному плану. На минуту он дал волю своему восприятию, чтобы выделить характерные ароматы и запомнить их для последующего изучения.

Эти мгновения пролетели слишком быстро, и Фулгрим вернулся к анализу информации, собранной его сынами. В докладе Каспероса о положении на высокопродуктивных фермах не оказалось почти ничего неожиданного. Тяжелейшие условия труда и проживания, недостаточное питание. Результат преступной небрежности, а не умысла, но все равно серьезная проблема. До возвышения примарх а на Кемосе творилось то же самое. Из рабочих выбивали человечность, надеясь заменить ее послушанием. Но послушание, порожденное страхом, неизбежно оборачивалось открытым бунтом.

С внешней окраины аграрного пояса уже поступали отчеты о нападениях анархистов на производственные объекты, а также о более привычных крестьянских восстаниях вроде того, с которым столкнулись Тельмар и Торн. Отчаявшиеся работники захватывали и укрепляли фермерские хозяйства; патриции быстро и безжалостно подавляли мятежи. По ночам на горизонте виднелось свечение от горящих полей.

Из рапорта Алкеникса следовало, что ситуация на обрабатывающих фабриках еще хуже. Там почти везде использовался каторжный труд, и количество инцидентов, происходящих как с горняками, так и с бригадирами, внушало опасения. Флавий и Квин видели немного случаев явного насилия, но нашли достаточно улик.

– Сабазий, – выговорил примарх, взяв найденный Алкениксом медальон.

Наемные убийцы на банкете выкрикивали это имя. Люди из низов упоминали его в молитвах. Пандион утверждал, что оно происходит из народного предания. Буцефол назвал его мифом.

На Кемосе тоже хватало былинных героев вроде Отбойщика Жака или Ловкача Толливера, но имя Сабазия звучало как-то иначе. Его наполняли иные смыслы.

Фениксиец изучил рисунок на медальоне. Стилизованная рука с согнутыми пальцами, словно бы сжимающими нечто. Длань мечника или лучника. Изображение почему-то напомнило Фулгриму о его брате Феррусе, и примарх улыбнулся.

Пальцы расширялись на кончиках, переходя в нечто иное – силуэты орлов, понял Фениксиец. И не просто орлов. Он коснулся аквилы на своем нагруднике, потом раздраженно бросил медальон на стол.

В воздухе пахло войной. Визас разваливался на кусочки, и казалось, что единственный способ остановить сползание в бездну – взять мир под полный контроль.

Неужели придется завоевать планету, чтобы спасти ее? Возможно, такой вариант в конечном счете окажется более эффективным, но тогда Фулгрим подтвердит правоту своих братьев. Неприемлемый исход.