Текст книги "Я убиваю"

Автор книги: Джорджо Фалетти

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 37 страниц)

35

Дверь открылась, и Морелли шагнул в небольшую комнату, пустую, без окон.

Он прошел к серому пластиковому столу, за которым сидели Фрэнк и Никола Юло, и положил перед ними несколько еще влажных черно-белых снимков. Фрэнк взял их, просмотрел и повернул один к человеку, сидящему напротив. Наклонившись, подтолкнул, на другой край стола.

– Вот посмотрите. Не говорит ли это вам о чем-нибудь, капитан Мосс.

Райан Мосс, сидевший в наручниках на стуле, едва взглянул на снимок, как на предмет, не имеющий к нему никакого отношения, и перевел на Фрэнка свои карие, лишенные всякого выражения глаза.

– И что же?

От тона его мурашки побежали по коже у Морелли, стоявшего у двери, рядом с французским зеркалом во всю стену.[55]55
  Стекло, позволяющее видеть происходящее за ним не насквозь, а только с одной стороны.


[Закрыть] По другую, прозрачную его сторону находились Ронкай и Дюран, спешно прибывшие в полицейское управление при известии о двух новых убийствах.

Фрэнк вел допрос по-английски, и оба говорили довольно быстро. Морелли, хоть и не понимал некоторые слова, все же знал язык достаточно хорошо, чтобы убедиться – у арестованного вместо нервов стальные канаты.

Поставленный перед очевидным, он проявлял спокойствие и хладнокровие, каким позавидовал бы и айсберг. Обычно в подобной ситуации даже самые закоренелые преступники сдавались и начинали мямлить. Этот же одним только своим видом внушал страх, даже с наручниками на запястьях. Морелли подумал об этом несчастном Роби Стриккере – каково было тому увидеть перед собой капитана с ножом в руке. Паршивая история, действительно паршивая. И она клинком вонзилась в другую, совсем уже поганую.

Морелли не мог забыть несчастное обезображенное тело Григория Яцимина, уложенное на кровать запоздалой жалостью своего убийцы.

Фрэнк откинулся на спинку стула.

– Так вот, на полу, мне кажется, лежит труп. Или нет?

– И что же? – повторил Мосс.

– Вам не кажется странным, что рядом с трупом написано ваше имя?

– Нужно иметь богатое воображение, чтобы увидеть мое имя в этой кляксе.

Фрэнк оперся локтями о пластиковый стол.

– А я бы сказал, напротив, что только твои дерьмовые глаза не хотят видеть очевидное.

Мосс улыбнулся. Это была улыбка палача, нажимающего на рычаг люка в полу.

– В чем дело, мистер Оттобре, у тебя сдают нервы?

Улыбка, которой Фрэнк ответил Моссу, была улыбкой повешенного, у которого оборвалась веревка, предназначенная удушить его.

– Нет, капитан Мосс. Это у тебя сдали нервы сегодня ночью. Я видел, как ты разговаривал со Стриккером у входа в «Джиммиз», когда мы за ним приехали. Не знаю, как ты вышел на него, но именно это я и намерен выяснить. Увидев нас, ты скрылся, только недостаточно быстро. Хочешь расскажу, как дальше развивались события? Ты наблюдал за домом Стриккера. Когда мы ушли, подождал еще немного. Видел, как ушла его девушка. Поднялся наверх. Вы поссорились. У бедняги, должно быть, не выдержали нервы, у тебя тоже, вы подрались, и ты ударил его ножом. И решил, что он умер, но у Стриккера хватило времени написать твое имя на полу.

– Это все твои бредни, мистер Оттобре. Не знаю уж, какое лекарство тебе давали, когда лечили, но, по-моему, перестарались. Видно, что ты плохо знаешь меня…

Взгляд Мосс сделался стальным.

– Если я пускаю в ход нож, то не ухожу, пока не уверен, что противник мертв.

Фрэнк поднял руку.

– Похоже, ты допускаешь промахи, Мосс.

– О'кей. Вот теперь, полагаю, я имею право отвечать на вопросы только в присутствии моего адвоката. В Европе действует это правило, не так ли?

– Конечно. Хочешь адвоката – имеешь право получить его.

– Тогда отправляйтесь вы оба в задницу. Не скажу больше ни слова.

Мосс опустил занавес. Уставился на свое отражение в зеркале отсутствующим взглядом. Фрэнк и Юло переглянулись. Пожалуй, больше ничего они от Мосса не добьются. Фрэнк собрал снимки со стола. Они поднялись и направились к двери. Морелли пропустил их и вышел следом.

В соседней комнате Ронкай и Дюран сидели, словно на углях. Ронкай обратился к Морелли:

– Извините нас, инспектор… Если вы не надолго…

– Конечно. Пойду попью кофе.

Морелли ушел, а четверо остались. По ту сторону зеркала был виден Мосс, неподвижно сидевший на стуле, как солдат, оказавшийся во вражеских руках.

Капитан армии Соединенных Штатов Америки Райан Мосс, личный номер…

Дюран кивнул в его сторону.

– Твердый орешек, – оценил он прошедший допрос.

– Весьма. Твердый, потому что знает – за ним все силы мира. Да будь у него поддержка хоть самой Святой Троицы, наши доказательства пригвождают его без малейшего сомнения.

Главный прокурор взял снимок из рук Фрэнка и снова, в который уже раз, принялся рассматривать его.

На снимке видно было тело Стриккера, распластанное на мраморном полу в его спальне, правая рука неестественно выгнута, кисть лежит на полу. Смерть остановила его в тот момент, когда указательный палец дописывал имя убийцы – Райана Мосса.

– Надпись не слишком четкая.

– Стриккер умирал, и левая рука у него была сломана…

Он указал на неестественно изогнутую руку. Фрэнк помнил силу и ловкость Мосса в рукопашной схватке. Он лично испытал это на себе. Тот прекрасно знал, как нанести противнику подобную травму.

– Мы нашли в доме Стриккера снимки, на которых он играет в теннис. Отчетливо видно, что он левша. Это он писал правой рукой. Понятно, что надпись получилась не совсем обычной.

Дюран, явно смущенный, продолжал рассматривать снимок.

Фрэнк ждал. Посмотрел на Юло, смертельно уставшего, прислонившегося к стене. Тот молчал и тоже ждал, что будет дальше.

Дюран решился. Он перестал кружить вокруг да около, а поставил вопрос ребром, словно изучение снимка помогло ему сделать это.

– Эта история рискует превратиться в casus belli.[56]56
  Случай, оправдывающий войну; повод к войне. Основание для распри, раздора (лат.).


[Закрыть] Скоро заработает дипломатическая машина, и поднимется такой шум, будто вот-вот начнутся соревнования на Гран-при. Чтобы задержание капитана Мосса стало арестом, нам нужны неопровержимые доказательства, а то сядем в лужу. Эта история с Никто и без того уже выставила нас в смешном виде, я бы сказал…

Дюран хотел подчеркнуть, что временное задержание возможного убийцы Роби Стриккера нисколько не изменило его оценку убийства Григория Яцимина. Это была еще одна позорная неудача полиции Княжества, считавшейся одной из лучших в расследовании убийств, сильнейший удар по ее престижу. Фрэнк лишь помогал следствию, главная же ответственность лежала на Службе безопасности Княжества Монако. Именно ей приклеивали всякие обидные прозвища газеты и адресовали ядовитые комментарии телевизионщики.

Фрэнк пожал плечами.

– Что касается Мосса, решать, безусловно, вам. Я же считаю, если мое мнение что-нибудь значит, что имеющегося у нас в руках вполне достаточно, чтобы идти правильной дорогой. Есть доказательство, что Райан Мосс был знаком со Стриккером. Я сам видел, как он разговаривал с ним этой ночью в «Джиммиз». И есть его имя на снимке. Не знаю, что еще нужно, что может быть необходимо…

– А генерал Паркер?

Утром Фрэнк отправился вместе со всеми в Босолей задержать капитана. Когда они въехали во двор дома, снятого Паркером, Фрэнк прежде всего отметил, что помимо некоторых несущественных различий, здание было по сути точно таким же, как вилла Жан-Лу. Отметил и тотчас забыл. Фрэнк представил себе, какую сцену сейчас устроит генерал, но недооценил этого человека. Паркер был слишком силен, чтобы поступать так. Он вышел к ним при полном параде, в военной форме, словно ожидал их. В ответ на требование полицейских он кивком вызвал Мосса. Тот, стоя перед ними, выглядел напряженным, как струна. И когда они предложили ему следовать за ними в управление, вопросительно смотрел на старика.

Жду приказаний, мистер.

Фрэнк заподозрил, что если бы только Паркер дал знак, Мосс фурией набросился бы на людей, пришедших арестовать его. Но генерал лишь едва заметно качнул головой, и напряжение Мосса как рукой сняло. Он спокойно протянул руки и молча стерпел позор, когда на них защелкнулись наручники.

Паркер сумел на минуту задержать Фрэнка, пока Мосса вели в машину.

– Боюсь, что дерьмовое дело вы затеяли, Фрэнк, и сами прекрасно знаете это.

– Боюсь, что дерьмовое дело сотворил сегодня ночью ваш человек, генерал. И весьма серьезное.

– Я мог бы засвидетельствовать, что капитан Мосс со вчерашнего вечера не покидал моего дома.

– Если выяснится потом, что солгали, даже сам президент не снимет с вас обвинения в пособничестве убийце. Никто в Америке не станет рисковать, защищая вас. Хотите совет?

– Послушаем.

– На вашем месте, генерал, я сидел бы себе спокойно. Капитан Мосс попал в неприятную историю, и даже вы не можете его теперь вытащить. Думаю, в учебниках военной тактики предусмотрены схожие ситуации. Иногда необходимо сдать позицию и предоставить кое-кого его личной судьбе, дабы избежать худших потерь.

– Никто не посмеет учить меня военной тактике, тем более вы, Фрэнк. Я скручивал людей покрепче вашего и засовывал их, словно макулатуру, в измельчитель для бумаг. Вы на очереди, обещаю.

– Каждый делает свой выбор и рискует по-своему, генерал. Таков закон любой войны, мне кажется.

Фрэнк направился к выходу и тут встретился взглядом с Еленой, стоявшей у дверей гостиной. Фрэнк не мог не обратить внимание на то, как необыкновенно она хороша. Нисколько не было заметно, что проснулась она, видимо, рано и неожиданно. Лицо ее сияло. Светлые волосы будто бы и не лежали только что на подушке, а были убраны парикмахером. Оказавшись рядом, Фрэнк отметил, что глаза у нее не голубые, как ему показалось при первой встрече, а серые. И в них таилась вся печаль мира.

Когда спускались с холма, направляясь в центр города, Фрэнк откинулся на спинку сиденья, глядя на пластиковый потолок салона. Он пытался вытеснить из сознания эти два лица, сменявшие друг друга.

Гарриет и Елена. Елена и Гарриет.

Те же глаза. Та же печаль.

Фрэнк постарался думать о другом. Когда входили в полицейское управление на рю Нотари, он вспомнил издевательскую иронию генерала.

Никто не посмеет учить меня военной тактике…

Генерал даже не представлял себе, сколько невольной иронии оказалось в его словах. По городу бродил убийца по имени Никто, который мог преподать урок кому угодно.

– Что, по-вашему, предпримет генерал Паркер? – повторил генеральный прокурор.

Фрэнк настолько ушел в свои мысли, что не сразу расслышал вопрос Дюрана.

– Извините, доктор Дюран… Думаю, что Паркер сделает для Мосса все, что в его власти, но не станет наклоняться с балкона настолько, чтобы упасть. Конечно, он задействует консульство, но есть один неоспоримый факт. Арест Мосса был произведен агентом ФБР, американцем. Грязное белье стираем у себя дома. Лицо спасено. Не забывайте, что в нашей стране конституция предусматривает impeachment[57]57
  Порицание; обвинение; привлечение к суду (англ.).


[Закрыть] и у нас всегда хватало смелости применять его.

Дюран и Ронкай переглянулись. Рассуждение Фрэнка выглядело безупречным. Во всяком случае, хоть с этой стороны не ожидалось проблем.

Дюран повел издалека.

– Конечно, Фрэнк, ваше присутствие здесь – гарантия, что все исполнены добрых намерений. К сожалению, одних добрых намерений порой недостаточно. В данный момент нам, я имею в виду полицию Княжества, нужны прежде всего результаты. Дело Роби Стриккера, насколько мне кажется, не имеет никакого отношения к убийце, за которым мы охотимся…

Фрэнк чувствовал, что за спиной у него стоит Никола Юло. Оба знали, к чему клонит Дюран. Небо было затянуто темными тучами. И на фоне туч был занесен топор.

– Однако сегодня ночью появилась еще одна жертва, четвертая по счету. Мы не можем оставаться в бездействии, пока на нас буквально ведрами вываливают мусор. Повторяю, ваше сотрудничество чрезвычайно приветствуется, Фрэнк…

Вежливые отговорки, Дюран. Только вежливые отговорки. Почему бы не сказать все, как есть? Ведь я только что таскал за тебя каштаны из огня, лез в самое пекло – в дом генерала Паркера и его головорезов.

Дюран следовал своей дорогой. Он намеревался выгрузить навоз в огороде Юло.

– Но вы же понимаете, что власти не могут спокойно смотреть на целую серию убийств и не предпринимать никаких мер, какими бы неприятными они ни были.

Фрэнк посмотрел на Никола. Он стоял, прислонившись к стене, оказавшись вдруг совершенно одиноким в этом сражении. У него был вид приговоренного к расстрелу, который отказывается от повязки на глаза. У Дюрана хватило порядочности посмотреть ему в лицо.

– Мне жаль, комиссар, я знаю, что вы превосходный работник, но в данном случае я не могу поступить иначе. Вы отстраняетесь от ведения дела.

Юло никак не реагировал. Возможно, он слишком устал, чтобы как-то ответить. Он лишь слегка кивнул.

– Понимаю, доктор Дюран. Нет проблем.

– Можете взять отпуск. Думаю, это расследование было для вас нелегким. Разумеется, для печати…

Юло прервал его.

– Нет проблем, я же сказал. Не надо сластить пилюлю. Мы здесь взрослые люди и знаем правила игры. Отстранение от дела можете объяснить по своему усмотрению, как сочтете нужным.

Если Дюран и был удивлен ответом Юло, то не подал виду. Он обратился к Ронкаю, будто воды набравшему в рот.

– Хорошо. С сегодняшнего дня вести это расследование придется вам, Ронкай. Держите меня в курсе всех малейших подробностей. В любое время дня и ночи. Всего доброго, месье.

Генеральный прокурор Ален Дюран вынес из комнаты свою ненужную элегантность, оставив за собой тишину, в которую вовсе не желал погружаться сам. Ронкай провел рукой по волосам, хотя его прическа в том не нуждалась.

– Сожалею, комиссар. Я весьма охотно обошелся бы без этого дела.

Фрэнк подумал, что это и в самом деле так. Начальник полиции был весьма огорчен, но не по той причине, в какую хотел заставить поверить. Теперь он сам оказался в клетке с хлыстом в руке и должен был показать, что умеет укрощать львов.

– Выспитесь как следует, думаю, вам обоим это необходимо. Потом жду вас, Фрэнк, в моем кабинете, как только сможете. Есть кое-какие детали, о которых я хотел бы поговорить с вами.

Так же внешне спокойно, как Дюран, он исчез из комнаты. Фрэнк и Юло остались одни.

– Видел? И вся беда в том, что я не могу с ними спорить – они правы!

– Никола, не думаю, чтобы Ронкай и Дюран, будь они на нашем месте, достигли бы лучших результатов. Сейчас уже действует политика, а не логика. Я, однако, еще связан с ней.

– Ты. Но я-то здесь причем?

– Ты по-прежнему комиссар, Никола. Ты отстранен от дела, но не уволен из полиции. Возьми отпуск, как тебе предложили и в твоем распоряжении будет то, чего нет ни у кого, кто связан с расследованием…

– Что ты имеешь в виду?

– Круглые сутки сможешь заниматься этим делом, не отдавая никому никакого отчета и не тратя времени на писанину.

– Кого гонят в дверь, тот возвращается через окно, так, что ли?

– Совершенно верно. Есть одна вещь, которую нам с тобой надо проверить. Я ведь до сих пор не убежден, что заметил ту пластинку на видеозаписи…

– Фрэнк, ты дерьмо. Жуткое дерьмо.

– Но я твой друг. И я тебе обязан.

Юло изменил тон. Покрутил головой, чтобы расслабить шею.

– Ну, думаю, пойду спать. Теперь я имею право, тебе не кажется?

– Честно говоря, оттого, что Ронкай ждет меня в своем кабинете «как только я смогу», мне ни горячо, ни холодно. Я уже лежу в своей постели, разве не видишь?

И все же после этих слов, покидая комнату, оба представили одну и ту же картину – лежащее на кровати, накрытое белой простыней, безжизненное тело Григория Яцимина с обезображенным лицом, и его глаза, устремленные в потолок, не видевшие еще до смерти.

36

Фрэнк проснулся и увидел голубой прямоугольник окна. Когда он вернулся в «Парк Сен-Ромен», у него не хватило сил даже принять душ. Он рухнул на кровать, едва раздевшись и не задвинув шторы.

Я не здесь, не в Монте-Карло, подумал он. Я все еще в том доме на берегу моря и пытаюсь собрать себя по кусочкам. Гарриет вышла на пляж, она недалеко, лежит на полотенце и загорает, ветер шевелит ее волосы, она улыбается. Сейчас поднимусь и пойду к ней, и не будет никакого человека в черном. Никто не встанет между нами.

– Никто… – произнес он вслух.

Он вспомнил двух вчерашних покойников. Поднялся с постели с той же неохотой, с какой Лазарь вставал при воскрешении. За стеклом видно было море, порывы ветра разрисовывали его на горизонте пятнами алькантары.[58]58
  Искусственная замша – японский патентованный материал «под замшу» (итал.).


[Закрыть] Он подошел к окну и сдвинул стекло: ворвавшийся теплый воздух взметнул легкую занавеску и выгнал из комнаты ночные кошмары. Фрэнк взглянул на часы. Первый час. Он спал недолго, а казалось, проспит целую вечность.

Он принял душ, побрился, надел чистое белье. Размышляя о том, как развиваются события, приготовил кофе. Теперь, когда Никола вышел из игры, все значительно усложнится. Он не считал, что Ронкай способен успешно руководить следствием. Тот несомненно был волшебником во всем, что касалось связей с общественностью и прессой, но для расследования конкретных дел он не годился – это уж точно не его хлеб. Возможно, когда-то Ронкай и работал неплохо, но теперь он скорее политик, чем полицейский. Тем не менее, у него отличные сотрудники, которые могут действовать вместо него. Не случайно полиция Княжества считалась одной из лучших в мире.

Присутствие Фрэнка в Княжестве между тем превратилось в дипломатическую миссию, и ею нельзя было пренебрегать, со всеми ее плюсами и минусами. Фрэнк не сомневался, что Ронкай постарается заполучить максимум первых и минимум вторых. Он хорошо знал методы, принятые в Монте-Карло. Здесь никто никогда ничего не говорил, но всем все было известно.

Все, кроме имени убийцы…

Он решил наплевать на все. Как, впрочем, поступал и прежде.

Их дело не являлось совместным расследованием двух полицейских служб. Ронкай и Дюран, хоть и представляли власть, были тут ни причем. И уж тем более Америка и Княжество. Это было личное дело их троих – его, Никола Юло и человека в черном, коллекционировавшего лица своих жертв, словно маски безумного и кровавого карнавала. Все трое нажали на кнопку «Пауза» и остановили нормальное течение своих жизней, ожидая, чем завершится эта упрямая борьба.

До сих пор события развивались сами собой, но теперь все могло измениться.

Должно было измениться.

Фрэнк сел за стол и включил компьютер. Получил письмо с приложением от Купера. Наверняка это сведения, которые он просил собрать о Натане Паркере и Райане Моссе. Не то чтобы это было очень нужно сейчас, когда Мосс сидел в тюрьме, а Паркер был на время обезврежен. Пока не нужно, уточнил Фрэнк для самого себя. Он не строил иллюзий относительно генерала. Паркер был из тех, кого нельзя считать мертвым, пока в них не заведутся черви.

В электронном послании Купера была пометка:

«Как только перестанешь колесить на своем новом прогулочном судне и найдешь минутку, позвони мне. В любое время. Нужно поговорить. Куп».

Он удивился, что могло быть такого срочного. Посмотрел на часы, сопоставил время и набрал домашний номер Купера. Можно было не опасаться, что он кого-то побеспокоит, потому Купер жил один в своего рода loft[59]59
  Чердак; сеновал; голубятня; верхний этаж торгового помещения, склада (в Америке), приспособленные для жилья (англ.).


[Закрыть] на берегу Потомака.

После нескольких звонов в трубке прозвучал сонный голос друга.

– Алло. Кто это?

– Куп, это я, Фрэнк.

– А, ты. Привет, мошенник, как дела?

– Только что разломился супертанкер, полный дерьма, и пятно расплылось, насколько хватает глаз.

– Что случилось?

– Еще два покойника, сегодня ночью.

– Мать его так!

– То-то и оно! Одного убрал наш тип своим обычным способом. Уже четвертого. Мой друг комиссар отстранен от расследования с нероновской безапелляционностью. А другого поместил в некролог этот распрекрасный тип Райан Мосс. Сейчас он в тюрьме, и генерал мечет громы и молнии, пытаясь вытащить его оттуда.

Теперь Купер окончательно проснулся.

– Господи, боже мой, Фрэнк, ну и дела у вас там творятся! В следующий раз ты сообщишь мне, что началась ядерная война.

– Не исключено и такое. А у тебя что за срочность?

– Здесь тоже много чего происходит. В деле Ларкиных, я имею в виду. Мы кое-что раскопали. В общем, похоже, у них есть где-то неплохое прикрытие, какое-то совместное предприятие, весьма крупное, но пока мы на него не вышли. К тому же из Нью-Йорка приехал Гудзон Маккормик.

– Кто это? И какая связь с Ларкиными?

– Мы тоже хотели бы понять. Официально он прибыл как юрист, адвокат Осмонда Ларкина. Мы удивились, потому что этот засранец мог бы позволить себе защитника и получше. То есть мог бы, как всегда, в нанять кого-нибудь из тех королей адвокатуры, что получают гонорары с шестью нулями. А Маккормик – обычный юрист, тридцать пять лет, член Нью-Йоркской коллегии адвокатов, больше известный как игрок за команду «Звезды и полосы». Ну, ты знаешь, кубок Луи Вюиттона. И никаких особых заслуг на юридическом поприще.

– Проверили его?

– Еще бы! Проверили и перепроверили. Ничего. Совершенно ничего. Расходы не превышают доходы, ни на цент. Ни тайных пороков, ни женщин, ни кокаина. Кроме работы, интересуется только парусными яхтами. И вот теперь вдруг появляется, словно черт из табакерки, чтобы показать нам, как тесен мир.

– Что ты хочешь сказать?

– Я хочу сказать, что наш Гудзон Маккормик в эти минуты летит в Монте-Карло.

– Рад за него, хотя сейчас и не лучший момент для посещения Лазурного берега.

– Он отправляется туда для участия в одной, довольно важной регате. Однако…

– Однако?

– Фрэнк, тебе не кажется по меньшей мере странным, что скромный нью-йоркский адвокат, никому неизвестный, нигде не проявивший себя, впервые в жизни получив важное дело, бросает его, пусть даже на время, чтобы съездить в Европу ради прогулки на яхте? Любой другой на его месте с головой окунулся бы в дело и вставал бы каждый день на час раньше, чтобы работать двадцать пять часов, а не двадцать четыре.

– Если все обстоит именно так, не стану спорить, ты совершенно прав.

– Ты на месте и знаешь дело. Сейчас этот человек – единственная связь Осмонда Ларкина с миром. Он может быть всего лишь его адвокатом, но может оказаться и кое-кем поважнее. Речь идет о горах наркотиков и горах долларов. Мы все знаем, что такое Монте-Карло и какие там отмываются деньги. Однако, когда речь идет о терроризме и наркотиках, мы можем заставить открыть любой сейф. Ты сотрудничаешь с местной полицией. Тебе ничего не стоит попросить их вести за ним скромное наблюдение – скромное, но эффективное.

– Попробую что-нибудь сделать…

Он не сказал Куперу, что тут практически за всеми, в том числе и за ним самим, ведется скромное, но эффективное наблюдение.

– Я послал тебе с письмом его фотографию в формате JPG, просто, чтобы ты взглянул на эту физиономию. Ну, и там еще разная другая информация, которую нам удалось собрать о его пребывании в Княжестве.

– О'кей. Спи дальше. Людям не слишком умным, вроде тебя, нужна полная подзарядка для полной работоспособности.

– Пока, негодяй. Ни пуха.

Фрэнк положил трубку рядом с компьютером. Новый поворот, новая гонка, новые осложнения. Он переписал вложение с данными о Гудзоне Маккормике на дискету, даже не открывая его. Наклеил этикетку, найденную в ящике стола, и написал «Купер», для посторонних – безобидное имя.

Недолгий разговор с коллегой на мгновение перенес его домой, хотя понятие дом стало теперь для него весьма смутным. Он чувствовал себя так, словно его астральное тело безучастно бродило по руинам его жизни, перемещаясь на тысячи километров, прозрачное, как призраки, которые всё видят, но сами остаются невидимыми. Он находился одновременно и в доме Купера, и в кабинете, который они столько времени делили с ним в управлении, и в своем доме, пустующем уже столько месяцев, и на темных улицах Вашингтона.

– К чему все это? Хоть кто-нибудь во всей этой жалкой истории, среди этих несчастных людей понял это? И если понял, почему не объяснил всем?

Вот, может быть, самый достоверный ответ: никто ему не поверил…

Он закрыл глаза, и ему вспомнился разговор с отцом Кеннетом, священником, психологом в клинике, куда его поместили после того, как гибель Гарриет низвергла его в самое чрево земли. В перерыве между анализами и процедурами он сидел на скамейке в парке этого роскошного сумасшедшего дома. Сидел, уставившись в пространство, и боролся с желанием последовать за Гарриет ее же дорогой. Отец Кеннет подошел к нему, неслышно ступая по траве, и присел рядом на скамейку из кованого чугуна с темными деревянными рейками.

– Как дела, Фрэнк?

Он внимательно посмотрел на священника, прежде чем ответить. Долго вглядывался в вытянутое и бледное лицо заклинателя злых духов, в умные глаза ученого и священника, прекрасно понимающего противоречие между этими двумя понятиями. Кеннет был в цивильной одежде и вполне мог сойти за родственника кого-либо из пациентов.

– Я не сумасшедший, если вы это хотите услышать от меня.

– Знаю, что не сумасшедший, и ты прекрасно понимаешь, что не это я хотел услышать. Я действительно хотел узнать, как у тебя дела.

Фрэнк развел руками – жест этот мог означать и все что угодно, и весь мир.

– Когда я смогу уйти отсюда?

– Ты готов?

Отец Кеннет ответил вопросом на вопрос.

– Если спрошу сам себя, то отвечу, что никогда не буду готов. Поэтому и спросил Вас.

– Ты верующий, Фрэнк?

Священник посмотрел на него с горькой усмешкой.

– Пожалуйста, святой отец, не надо банальностей вроде «обрати свой взор к господу, и господь узрит тебя». Последний раз, когда наши взгляды встретились, бог отвел глаза в сторону…

– Не оскорбляй мой разум, а главное – свой собственный. Ты упорно считаешь, что я повторяю затверженную роль – наверное, потому, что сам затвердил свою. Я не случайно спросил, веришь ли ты в бога…

Фрэнк поднял глаза и принялся рассматривать садовника, сажающего клен.

– Мне это неинтересно. Я не верю в бога, отец Кеннет. И это не преимущество, что бы вы там ни думали.

Он повернулся и посмотрел на него.

– Это значит, что нет никого, кто простил бы мне зло, которое я творю.

И в самом деле, я всегда верил, что не совершаю никакого зла, подумал он, а вот ведь совершаю. Я постепенно, по капле лишал жизни человека, которого любил, того, кого должен был оберегать больше всех на свете.

Когда Фрэнк надевал ботинки, раздался телефонный звонок, вернувший его к действительности. Он прошел к телефону, оставленному на столе.

– Алло!

– Привет, Фрэнк, это я, Никола. Проснулся?

– Проснулся и готов действовать.

– Хорошо. Я только что звонил Гийому Мерсье, тому парню, о котором говорил. Он ждет нас. Хочешь поехать?

– Ну, как же! Газеты видел?

– Да. Пишут всякое. И можешь представить, в каких выражениях…

– Sic transit gloria mundi.[60]60
  Так проходит слава мирская (лат.).


[Закрыть] Наплюй на все. У нас есть чем заняться. Жду тебя.

– Пара минут, и я буду.

Он выбрал свежую рубашку. Когда расстегивал пуговичку у воротника, зазвонил домофон. Он прошел через гостиную, чтобы ответить.

– Мистер Оттобре? Вас спрашивают.

Фрэнк решил, что Никола, говоря про пару минут, и в самом деле уже рядом.

– Да, знаю, Паскаль. Пожалуйста, скажите что я немного задерживаюсь. Если не хочет ждать внизу, пусть поднимется.

Надевая рубашку, он услышал, что приехал лифт.

Он открыл дверь и увидел ее.

Перед ним стояла Елена Паркер – серые глаза, созданные, чтобы отражать звезды, а не скрытую боль. В полумраке коридора она молча смотрела на него. Фрэнк еще не успел одеться.

Ему показалось, будто повторяется сцена с Дуайтом Дархемом, консулом, только взгляд женщины дольше задержался на его шрамах. Он поспешил запахнуть рубашку.

– Здравствуйте, мистер Оттобре.

– Здравствуйте. Извините, что я в таком виде, но я ожидал другого человека.

Легкая улыбка Елены развеяла минутную неловкость.

– Не беспокойтесь, я поняла это по ответу консьержа. Так можно войти?

– Конечно.

Фрэнк посторонился. Елена прошла, чуть коснувшись его плечом и овеяв легким ароматом тонких, как воспоминание, духов, и словно заполнила собой все пространство.

Ее взгляд упал на пистолет, лежавший на консоли рядом со стереоустановкой. Фрэнк поспешно сунул его в ящик.

– Мне жаль, что это первое, что вы увидели здесь.

– Ничего страшного. Я выросла среди оружия.

Фрэнк представил ее девочкой в доме Натана Паркера, несгибаемого солдата, которого судьба посмела разозлить, подарив двух дочерей.

– Надо думать.

Он стал застегивать рубашку, радуясь, что можно чем-то занять руки. Появление этой женщины в его доме сразу породило множество вопросов, ответить на которые Фрэнк не мог. Натан Паркер и Райан Мосс представляли для него серьезную проблему. Их слушали, им повиновались, их шаги оставляли следы, у них имелись ножи, а руки готовы были нанести удар. До сих пор Елена лишь безмолвно присутствовала рядом с ними, вызывая волнующую мысль о красоте и страданиях. В чем их причина, нисколько не интересовало Фрэнка, да он и не хотел, чтобы этот интерес возник.

Фрэнк прервал молчание. Его голос прозвучал резче, чем хотелось бы.

– Думаю, существует какая-то причина, которая привела вас сюда.

Елена Паркер была сама реальность – и глаза, и волосы, и лицо, и аромат… Фрэнк повернулся к ней спиной, заправляя рубашку в брюки, как будто достаточно было отвернуться, чтобы она исчезла. Он услышал ее голос из-за спины, когда надевал пиджак.

– Конечно. Мне нужно поговорить с вами. Боюсь, что мне необходима ваша помощь, если вообще кто-то в силах помочь мне.

Прежде чем обернуться к ней, Фрэнк нашел сообщников – пару темных очков.

– Моя помощь? Вы, дочь одного из самых могущественных людей Америки, нуждаетесь в моей помощи?

Горькая улыбка появилась на губах Елены Паркер.

– Я пленница в доме моего отца.

– Именно поэтому вы так боитесь его?

– У меня много причин бояться Натана Паркера. Но я боюсь не за себя… За Стюарта.

– Стюарт – это ваш сын?

Елена слегка поколебалась, прежде чем ответить.

– Да, мой сын. В нем вся проблема.

– А я здесь причем?

Неожиданно Елена приблизилась к нему и, вскинув руки, сняла с него очки и пристально посмотрела ему в глаза. Ему показалось, будто в него вонзился нож куда острее, чем был у Райана Мосса.

– Вы единственный известный мне человек, кто способен сейчас противостоять моему отцу. Если кто-то и может помочь мне, так только вы…

Прежде чем Фрэнк сообразил, что ответить, зазвонил телефон. Он схватил трубку с облегчением человека, нашедшего наконец оружие, которое может его спасти.

– Да.

– Никола. Я здесь, внизу.

– Хорошо. Спускаюсь.

Елена протянула ему очки.

– Наверное, я тут не в самый подходящий момент.

– Да, у меня сейчас дела. И я буду занят допоздна, и не знаю…

– Вам известно, где я живу. Можете прийти ко мне, когда угодно, хоть среди ночи.

– Вы полагаете, Натану Паркеру был бы приятен мой визит при подобных обстоятельствах?

– Мой отец в Париже. Он уехал переговорить с послом и поискать адвоката для капитана Мосса.

Фрэнк промолчал.

– Он забрал Стюарта с собой как… За компанию. Вот почему я здесь одна.

Фрэнк понял, что Елена хотела сказать «как заложника».