Текст книги "Я не твоя собственность-2 (ЛП)"
Автор книги: Джорджия Ле Карр
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 14 страниц)
20.
Далия Фьюри
На следующее утро мы просыпаемся от звука мотора старенькой Мазды семьи Росси.
– Не вставай. Они всего лишь привезли нам завтрак, – говорит Зейн, выпрыгивая из постели.
Он быстро натягивает тренировочные штаны и выходит им навстречу. Я передвигаюсь на его теплое место, которое еще хранит запах Зейна, и прислушиваюсь к их разговору. В спальне нет ковров, да и во всем доме тоже, поэтому их голоса разносятся эхом по всему дому. Я уже собираюсь встать с кровати, но возвращается Зейн с подносом, на котором стоит роза в маленькой вазе, дымящиеся кружки с капучино и выпечка.
Я сажусь.
– Вау, завтрак в постель. Я даже не могу вспомнить, чтобы кто-то приносил мне завтра в постель.
Maritozzis еще теплые – вкусные булочки из дрожжевого теста со свежими густыми сливками и изюмом, засахаренной цедрой апельсина и кедровыми орешками. Их можно еще назвать – сладкие бомбы. Я опускаю палец в крем и провожу по носу Зейна, он улыбается и выглядит при этом на удивление – мило.
– Оближи, – насупившись говорит он.
– Думала, ты никогда не попросишь, – отвечаю я, упираясь ему в грудь ладонью, и слизываю, высунув язык, оставляя мокрый след у него на носу, словно щенок, радостно встречающий своего хозяина.
Он дергается назад.
– Ты нарываешься на неприятности?
– Сними треники, и я покажу тебе на что я нарываюсь, – отвечаю я.
Он опускает на пол поднос, и схватив меня за плечи, опускает на спину. Я смотрю ему в глаза.
– Возможно я не совсем четко выражаю свои мысли, но ты по-прежнему остаешься мужчиной моей мечты, – говорю я ему, запустив пальцы ему в волосы и притягивая его к себе.
* * *
Позднее тем же утром, Зейн ведет меня на развалины Колизея. Из трех концентрических кругов только третий, находящийся внутри – подлинный, выложенный каменной кладкой, единственный, неразрушенный временем. Необъятное сооружение вызывает у меня тревожное чувство от того, как использовали эти руины до меня.
Стоя на покрытых мхом кирпичах, торчащих из земли, я смотрю на огромный каменный стадион, и на долю секунды представляю, как в те времена точно также же стояли на этом стадионе люди под крики сотни тысячи голосов, жаждущих твоей смерти.
– Потребовалось десять лет, чтобы его построить, используя труд шестидесяти тысяч рабов из Иудее. В Колизеи восемьдесят входов, тридцать шесть люков, вмещает пятьдесят тысяч зрителей, и зрелища, как правило, продолжались до ста дней. В ходе строительства умерло или было убито полтора миллиона человек и миллионы животных зверски забиты. Это одно из самых грандиозных и известных торжеств насилие человечества. Мне кажется, в те времена мы были намного честнее, – говорит Зейн.
– Человечество же прошло с тех пор долгий путь, – спокойно отвечаю я ему.
Он опускается на каменную скамью.
– Разве ты не видишь, очевидную жестокость, которая приходит в этот мир?
Я качаю головой.
– Нет. Я вижу закон и порядок, демократическое правительство.
Он вздыхает.
– Твое правительство является ярким примером неприкрытой жестокости.
– Что? – со смехом спрашиваю я.
– Если быть уж до конца честным, то могу тебе сказать, что нет никакой разницы, что совершает твое правительство и тем, что делаю я.
Я презрительно фыркаю.
– Это просто смешно.
– Почему же смешно? – спрашивает он, внимательно меня разглядывая, и я вдруг понимаю, что он говорит вполне серьезно. Для меня его слова звучат несколько странно, но более странным, мне кажется то, что он на самом деле верит в то, что говорит.
– Хорошо, – медленно отвечаю я, усаживаясь рядом. – Поправь меня, если я ошибаюсь, чиновники государства не лгут, вымогая деньги, убивая соперников, обучая и инициируя право охранительные органы, постоянно ведя войну с соседями, защищая свои границы и покрывая, защищая рэкет. Я могу продолжить...
Его губы искривляются в улыбке. Сексуальной и одновременно жестокой? Возможно и то и другое. Высокомерный наклон подбородка сообщает мне, что я прямиком угодила в его ловушку.
– Мне не хочется, начинать спор с тобой по этому вопросу, моя маленькая невинная рыбка, – говорит он, и тембр его голоса, словно ласкает, – но правительства, точно, как ты и сказала, совершают все это, а также многое другое. Правительство, защищая свои границы, в большинстве случаев врет и вымогает деньги с помощью налогов. Попробуй не заплатить налоги, и ты увидишь насколько рассвирепеет твое правительство по отношению к тебе. А как относится к самовольным казням и спискам убитых, но этому есть же объяснение, так государство убивает своих врагов и соперников? Как и у меня, у государства имеются соответствующие органы управления, полиция и армия, чтобы реализовывать свою политику. Оно также обеспечивает защиту граждан, как я поддерживаю закон и порядок на своей территории. Единственная реальная разница между нами – мои границы намного меньше и больше подвергается изменениям.
Я хмурюсь.
– Это не одно и то же, – настаиваю я, но как всегда, когда он начинает мне что-то объяснять, рассматривая проблему с совершенно другой стороны, о которой я даже никогда не знала, а может просто не задумывалась.
– Конечно нет, пока ты не увидишь все собственными глазами, – говорит он, и поднимает меня за руку.
Он ведет меня к одному из люков, через который рабы и животные, находившиеся под землей, поднимались на арену, и я чувствую холодок, пробежавший по телу, разворачиваюсь к нему.
– Даже если весь мир жесток. Даже если рассматривать правительство, как защитников насилия, я не хотел бы использовать эти люки, в виде оправдания своего собственного насилия.
Он спокойно смотрит мне в глаза.
* * *
Мы обедаем в кафе на улице и заказываем именно то, что я ела накануне вечером – пасту с сыром и перцем. Без трюфелей, но несмотря на это, паста он по-прежнему невероятно вкусная. Зейн взял тоже самое.
Потом мы направляемся в Borghese Park и бредем по опавшим листьям. Здесь очень красиво, как осень все преобразила. Я наблюдаю за Зейном и мне с трудом верится, что он реален и на самом деле существует в моей жизни. Скорее он похож на фантазию, которую я себе напридумывала под воздействием своих любимых книг.
Мы едим gelato, мягкое итальянское мороженое, на свежем воздухе. Затем кульминацией нашей поездки становится частная экскурсия, которую Зейн заказал для нас в Сикстинскую капеллу.
Мы входим, и все туристы покидают помещение. Женщина в зеленом брючном костюме с записной книжкой подходит к нам. Она внимательно смотрит на страницу и, запинаясь, читает:
– Мистер и миссис Живанецкие?
– Si, – говорю я с Зейном одновременно, и она улыбается.
Ее зовут Клавдия. Она выглядит дружелюбной и общительной, ведет нас вниз по длинным коридорам к главному зданию, где находится Сикстинская капелла. Ее голос эхом раздается по пустым коридорам, и по мере приближения к часовне, которая занимает восемь тысяч квадратных метров, она начинает нам рассказывать ее историю, про восстановление фресок, изображающих библейские сцены Книги Бытия, Моисея, Иисуса и знаменитый Страшный суд.
Она сообщает, что Микеланджело далеко не восторженно воспринял заказ от Папы Римского расписать Сикстинскую капеллу, наоборот, это известие он воспринял с большим подозрением, считая, что его враги и соперники состряпали этот заказ, чтобы увидеть его падение. Он на самом деле был очень сильно обеспокоен, поскольку дар Божий в нем проявлялся, как в скульпторе, а не в живописце.
Наконец, мы добираемся до капеллы.
Наш гид сообщает, что задача живописца заключалась не только в рисовании сцен, а ему следовала подняться на высоту шестидесяти пяти футов, для чего требовалась определенная сноровка, стоять на помостах и платформе, вставленной в специально сделанное отверстие в стене. Я стою внизу и с трепетом разглядываю потолок.
Микеланджело не верил в то, что он художник, но при этом создал гениальное произведение живописи, признанное всем международным сообществом. Оно настолько совершенно в своем великолепии и грандиозно, что ни одна фотография не способна передать увиденное воочию. У меня возникает такое чувство, что я часами готова любоваться этим потолком.
Понимая, что объяснений больше не потребуется, Клавдия молча направляется к двери. Я бросаю взгляд на Зейна, он не спускает с меня глаз. Мы молчим. Я не религиозный человек, но пока стою здесь, под сводами, с Зейном в полной тишине, ощущаю всю силу творения Микеланджело, словно именно сейчас на единственный миг Бог протянул руку и прикоснулся ко мне. Клянусь, я почти ощущаю его руку в своей.
– Взгляни, – шепчет Зейн и указывает на картину, где здоровый бородач, замахивается ножом, а другой рукой удерживает что-то непонятное, что на первый взгляд выглядит как стекающая одежда с грустного лица.
– Видишь, большое полотно вон там, – говорит он. – Это Святой Варфоломей. С него живьем содрали кожу и обезглавили в Армении, и здесь изображено, как он замахивается ножом в своих муках, удерживая собственную содранную кожу. (Согласно преданию, по наущению языческих жрецов брат армянского царя Астиаг «схватил святого апостола и в городе Альбане» Варфоломея распяли вниз головой, но он продолжал свою проповедь, тогда его сняли с креста, сняли кожу, а затем обезглавили. Верующие взяли «его тело, главу и кожу, положили их в оловянную раку и предали погребению в том же городе, Албане, что в Великой Армении», – прим. пер.)
– Ух ты, – шепотом говорю я.
– Но вот что поразительно. Лицо в этой пустой сущности из кожи – автопортрет Микеланджело.
Я выдыхаю, не в состоянии до конца переварить услышанное.
– Зачем он это сделал?
Он пожимает плечами.
– Это метафора, видно он хотел показать, какие пытки перенесла его душа художника.
Я не могла оторвать взгляд от висящей гротескной кожи. Это было ужасно, но я не жалею, что увидела. На всю капеллу я смотрела теперь другими глазами, на эту потрясающую красоту, распростершуюся надо мной и вокруг меня. Знаю, что трагический и страдальческий портрет Микеланджело, в вид висящей кожи будет преследовать меня в снах, но все-таки у меня перед глазами часто будет появляться его великолепное творение.
Я взяла Зейна за руку.
– Спасибо, что ты показал мне это, – шепчу я, слезы стоят у меня в глазах.
Он нахмурившись смотрит меня.
– С тобой все в порядке?
Я пытаюсь изобразить шаткую улыбку.
– Да. Просто счастлива.
Мы направляемся на выход, и я не могу устоять, чтобы не оглянуться в последний раз на потрясающее грандиозное творение, осознавая, что именно этот момент останется у меня в памяти навсегда.
21.
Далия Фьюри
Вернувшись на виллу, мы направляемся в бассейн. Брызгаясь и смеясь, преследуем друг друга, напоминая детей, плескающихся в теплой воде. Затем Зейн усаживает меня на край бассейна и пожирает мою киску, пока я устремляю свой взор на раскрасневшееся небо и чувствую запах цитрусовых, доносившийся из лимонной рощи.
Птица пролетает над головой, когда я испытываю неповторимый оргазм и нутром чувствую, что сегодня особенный день. Неважно сколько я уже прожила дней за всю свою жизнь, я никогда не забуду этот день – в другой стране с мужчиной моей мечты, открывая что-то неизведанное в себе.
Измученная и насытившаяся, я опускаю ладони на плитку и провожу по ним пару раз, пока лежу на спине на прохладной плитке, мне так хорошо. Зейн выбирается из бассейна, вода капает с его тела на меня, поднимает и несет меня в нашу спальню. Прикрыв жалюзи от яркого послеполуденного солнца, комната погружается в желательный полумрак. Я почти высохла, когда он кладет меня на кровать и начинает поклоняться моему телу своими губами, языком и руками. Как я уже и говорила, сегодня особенный день, который я никогда не забуду.
Этим вечером мне удалось убедить Зейна отвезти меня в ресторан Луки, чтобы я могла еще раз попробовать блюдо, которое ела вчера. Он предлагает мне другие рестораны, но я отказываюсь, не предоставляя ему ни единого шанса. Какой еще ресторан может сравниться с тем?
– Ну, если ты настолько уверена, что больше никуда не хочешь...
– Абсолютно уверена. Мы завтра уезжаем, и скорее всего я больше никогда не буду в Риме в октябре, а вчера в руке Люка было много tartufo.
Зейн смеется.
После ужина он ведет меня в клуб «Рокси». К услугам гостей бар из красного дерева, мраморный пол, медные осветительные приборы, пальмы в кадках и бархатные темно-красные кресла в стиле рококо. Эффект – сверх утонченная изысканность. Кругом полный шик, начиная от загорелых мужчин и женщин в дизайнерских одеждах, и в самом воздухе, в котором витает изысканный стиль, выглядеть круто и модно, но, вероятно, они слишком уж стараются произвести именно такое впечатление.
Красноречивый официант изливается перед нами, пока ведет к столику.
– Я привел тебя сюда, чтобы ты попробовала affogato. Мороженое с чашкой эспрессо.
– Хорошо, – соглашаюсь я с охотой, чувствуя, что готова для чего-то нового.
Зейн заказывает affogato для меня и коньяк для себя, я осматриваюсь вокруг с любопытством. Рядом с нами двое мужчин играют в шахматы. В клубе есть небольшая, пока не освещенная сцена, с белым роялем. Мне бросается в глаза сильно загорелый мужчина, поднимающий свой бокал в приветствии ко мне. Я отворачиваюсь, и тут же упираюсь взглядом в Зейна.
– Обзаводишься друзьями? – негромко спрашивает он.
– Неа. Все друзья, которые мне нужны, уже присутствуют за этим столом, – отвечаю я широко улыбаясь, улыбка явно выглядит натянутой.
Я замечаю, как какая-то давняя боль, мимолетно проскальзывает у него по лицу, сродни предательству, но тут же исчезает. Я касаюсь его руки.
– Эй, поверь мне. Я не собираюсь причинять тебе боль, – он крепко сжимает мою руку.
Мне приносят affogato в небольшой стеклянной пиале, и он отпускает мою руку. Я окунаю ложку в мороженое, плавающее в горячем кофе и пробую.
– Мммм... очень вкусно, – говорю я. – Хочешь попробовать?
– Нет, у меня до сих пор остался твой вкус во рту, и я не хочу его мешать, – лениво растягивает он слова.
Я моргаю, у меня учащается пульс. Черт возьми, этот мужчина уверен, что может вот так запросто, завести меня с пол оборота.
Зажигаются лампы над сценой, и я отвожу взгляд. Мужчина в белом бархатном пиджаке и бабочке садится за пианино, публика начинает аплодировать. Он начинает играть, женщина с волнистыми волосами в длинном красном платье выходит на сцену и встает рядом с пианино.
Она берет в руки микрофон и начинает петь по-итальянски. На самом деле, песня очень красивая, неповторимый итальянский стиль. Ее темные и добрые глаза беспокойно осматривают собравшуюся публику, пока не находят Зейна, зафиксировавшись на нем. В какой-то момент, видно неосторожно, я замечаю, как она вздрагивает и словно цепенеет на пару секунд, потом быстро приходит в себя. Встряхнув пышными волосами, она отводит взгляд, разглядывая собравшихся людей и поет следующую строчку.
Когда она опять поворачивается к нам лицом, выглядит вполне уверенной. Она поет мелодичным голосом, не отрывая взгляда от Зейна. Она поет для него! Я тайком поглядываю на Зейна, он кажется полностью поглощен ее пением. У меня сердце падает вниз, как камень.
Эта женщина смотрится на фоне белого рояля сексуально и эротично.
Сделав глубокий вдох и стараясь не показать своих чувств, я кладу ложку мороженого в рот. Чувствую, как оно проскальзывает вниз по пищеводу, пытаюсь остановить ощущение нереальности, мне кажется, будто это всего лишь сон.
«Между нами ничего нет, кроме похоти и глупостей», – говорю я себе.
Он привел меня сюда специально, зная, что здесь будет она? Черт побери, это настолько очевидно, что они были вместе или скорее всего продолжают быть любовниками. Зачем мне это? Почему обязательно меня нужно тыкать носом в это дерьмо? Привести меня сюда, чтобы я ревновала!
Я откидываюсь на мягкое сиденье кресла. Я не могу даже встать и уйти, поскольку не знаю, куда идти. Плюс у меня этот чертовый поддельный паспорт. Единственное, что в состоянии делать – спокойно сидеть здесь, словно съела кислый лимон, и наблюдать за женщиной, посылая ей мысленно проклятья, потому что она пытается соблазнить мужчину, в которого я влюблена. Я сижу неподвижно, песня заканчивается, мне показалось, что она длилась несколько часов. Я не смотрю на Зейна.
– Grazia, – соблазнительно выдыхает она в микрофон и идет к нам. Я глубоко вздыхаю. «Возьми себя в руки, Далия. Веди себя достойно. Будь лучше этой женщины».
– Зейн, – зовет она. Даже его имя звучит, как сексуальный брачный призыв. Она не видит никого вокруг, только его, по-моему, она даже меня не видит.
– Ciao, Сильвия, – тихо отвечает Зейн.
Она наклоняется и целует его в щеку, очень близко к губам, оставляя у него на щеке след от помады.
– Я скучала по тебе, – шепчет она, но я слышу ее слова и сразу же чувствую кислоту, поднимающуюся у меня в желудке. Как они смеют такое вытворять прямо передо мной? Если я останусь здесь хотя бы на минуту, мне придется выцарапать ей глаза, я, конечно, никогда не с кем не дралась раньше, и не хотела бы портить свою безупречную репутацию. Ну разве что всего лишь раз, когда пыталась ударить Зейна, и еще один раз, когда пыталась напасть на него, но тогда я была ужасно зла.
Больше книг Вы можете скачать на сайте – Knigochei.net
Я уже собираюсь подняться со своего места и обратиться к ней ледяным голосом, показывая, что я полностью управляю собой, но вдруг слышу слова Зейна:
– Я не знал, что ты теперь здесь работаешь.
– Почему? Разве ты не пришел бы, если бы знал? – спрашивает она с грустью, хотя и пытается ее как-то скрыть.
Она влюблена в него, но мне, в конце концов, плевать. Мне хочется подпрыгнуть на месте и станцевать счастливый танец прямо здесь перед ней. Он не знал, что она будет здесь. Он бы не привел меня сюда, чтобы как-то унизить или заставить ревновать. Это всего лишь одно из странных совпадений.
Она открывает рот, чтобы что-то ответить, но Зейн опережает ее:
– Сильвия, познакомься Далия, моя жена. Далия, познакомься Сильвия, очень давняя моя подруга.
Это известие ударяет ее. Она моргает от шока и растерянности. Нехотя поворачивается в мою сторону, ее глаза тут же фиксируются на кольцах у меня на пальце.
– Поздравляю, – хрипло говорит она. – Вы очень счастливая женщина.
– Спасибо, – отвечаю я.
– На самом деле мне нужно вернуться к моей рутинной работе, – говорит она.
– Приятно было познакомиться, – произношу я.
Она кивает, потом поворачивается к Зейну.
– Надеюсь, ты будешь счастлив, – выдавливает она.
Зейн ничего не говорит, только торжественно кивает.
Она разворачивается на каблуках и возвращается на сцену, начинает петь песню в более быстром темпе, дефилируя взад-вперед, при этом выглядит, как профессионал. Ее сердце разбито, но у нее есть достоинство.
За столом атмосфера меняется, чувствуется напряжение. Зейн поворачивается ко мне.
– Мы можем уйти... если хочешь.
Я молча киваю.
Мы идем по улице, заполненной прохожими, оба погружены в свои мысли. Я беру его за руку. Он смотрит на меня и улыбается. Боже, я люблю его. С каждым днем я люблю его все больше и больше.
22.
Далия Фьюри
Даже в самые тяжкие твои времена, я любил тебя.
Римляне 5:8
Мы прибываем на виллу, и проходя мимо бассейна, мне вдруг приходит в голову, что скорее всего такой отличной возможности больше не представится, поэтому я поворачиваюсь к Зейну и с силой толкаю его в бассейн. Секунду он парит в воздухе, на лице отражается полное недоумение, затем с громким плеском падает в воду. Я закрываю ладонью рот, пытаясь не подавиться смехом.
Показываются над водой его голова и плечи, и он тут же начинает освобождаться от одежды, молча. Не ругаясь и не чертыхаясь. На самом деле, меня удивляет, что он полностью спокоен. Я наблюдаю, как он расстегивает брюки, освобождаясь от них, и они опускаются на дно бассейна, туда же следует и рубашка. Затем он плывет ко мне, опускает руки на бортик, удерживая себя у края бассейна.
И улыбается.
– Ты не присоединишься, bella?
Я скрещиваю руки на груди.
– Нет, благодарю.
– Жаль, – говорит он, и его рука молниеносно хватает меня за щиколотку.
Я замираю и перевожу взгляд на его мокрую руку, мертвой хваткой удерживающую меня за ногу, а затем поднимаю на него глаза. В них плещется смех.
– Что случилось, рыбка?
– Пожалуйста, не смей, – умоляю я.
– Назови, хоть одну хорошую причину, почему я не должен тебя толкнуть в бассейн?
Я говорю первое, что приходит мне в голову.
– Я сделаю тебе что-то особенное.
Он приподнимает вопросительно брови.
– Я заинтригован. Начинай.
– Вытащи ногу из воды.
Продолжая крепко удерживать меня за щиколотку, он поднимает ногу и кладет на край бассейна.
Я приседаю рядом.
– Это только начало, – говорю я, соблазнительно улыбаясь, и нежно провожу подушечками пальцев по ноге именно так, как меня научила Стелла, когда она была той ночью с Джейми. Должно быть я сделала все правильно, потому что его глаза расширяются, и под мокрыми боксерами член встает постойке смирно, как солдат.
– Теперь отпусти меня, чтобы я могла проделать остальное, – нараспев говорю я.
Он отпускает мою ногу, и молниеносно хватает за талию и бросает меня в воду. Я в шоке, поэтому даже не в состоянии закричать, пока лечу в бассейн. Стелла смогла заставить незнакомца отвезти ее домой на бешеной скорости всего лишь пообещав продолжения, а я даже не смогла заставить своего любовника отложить его возмездие.
Вода на удивление холодная. Я всплываю на поверхность, ругаясь и отфыркиваясь.
– Ты испортил мое красивое платье, – ворчу я, держась на поверхности.
– Ты испортила мне костюм, – отвечает он.
– Теперь ты никогда не узнаешь, что тебе ожидала дальше, – обиженно говорю я.
Он ухмыляется.
– Ничего, меня не ждет после ласки по ноге.
– Ты знаешь, что ничего не ждет? – с недоверием спрашиваю я. Стелла четко дала мне понять, что это ее личное изобретение.
Он пожимает плечами.
– Все об этом знают. Это же динамо – после этого ничего не будет.
– Что?
Он смеется.
– А тот, кто научил тебя этому не говорил об этом?
Я нокаутирую Стеллу в следующий раз, когда увижу ее. Я плыву к нему, он тут же протягивает мне руку и легко, словно я вешу, как пушинка, вытаскивает из воды. Он опускается на колени и снимает с меня туфли.
– Пойдем, – говорит он, и мы бежим босиком, оставляя за собой мокрый след, в дом. Я сбрасываю мокрую одежду на пол, и энергично начинаю растирать себя полотенцем, мое тело даже покраснело и светиться. Он приносит фен, заставляет меня присесть, и сушит мои волосы.
– Мне нравятся твои волосы, – говорит он.
Я смотрю на него с теплой улыбкой.
– Да?
– Да, – он молчит, потом выключает фен. – Готово. Не желаешь горячего шоколада?
Я поворачиваюсь вокруг, чтобы взглянуть на него.
– Ты сделаешь?
– Да.
– Я бы выпила чашечку.
Я сижу на табуретке на кухне в теплом халате и наблюдаю, как он измельчает плитку шоколада на мелкие кусочки. Затем наливает молоко в стеклянную кастрюлю и ставит на медленный огонь. В горячее молоко он бросает кусочки шоколада, которые растапливаются, образуя густую коричневую массу, распространяя по кухне вкусный запах. Он наливает горячий шоколад в две кружки и кладет в каждую листик мяты.
– А сейчас секретный ингредиент, – говорит он и добавляет немного мятного шнапса.
Мы выходим на улицу и садимся на скамью, которая по своим размерам, больше чем двуспальная кровать, прижавшись друг к другу. Погода прекрасная, все небо усыпано звездами. Он садится первым и похлопывает место рядом с собой. Я залезаю с ногами, с осторожностью держа кружку с горячим шоколадом, сворачиваюсь калачиком у него на коленях, прижимаясь к его горячему, большому телу. Мы молча пьем, и восхитительное чувство истомы разливается у меня по телу.
Я ставлю кружку на землю и лениво потягиваюсь, зевая. С Зейном я чувствую себя в безопасности, защищенной и оберегаемой, но мне хочется, чтобы он тоже ощущал такие эмоции. У него слишком много демонов, и мне хочется быть именно той женщиной, которая сможет удерживать их в страхе.
– Боже, я могла бы остаться здесь навсегда, – шепчу я.
Он крепче прижимает меня к себе.
– Прости за Сильвию.
Я поднимаю на него глаза, в них нет ни капли нежности.
– Все хорошо. Ты не должен извиняться. Я понимаю ее чувства. Я чувствовала бы тоже самое, если бы была на ее месте.
Он опускает на меня глаза, на лбу вырисовываются морщины.
– Тогда зачем ты столкнула меня в бассейн?
Вау, он решил, что я столкнула его в бассейн из-за ситуации с Сильвией. Ну... я задорно улыбаюсь.
– Месть. Помнишь, ты столкнул меня в бассейн в Англии?
Он запрокидывает голову и разражается низким сексуальным смехом.
– Напомни мне, не переходить тебе дорогу, – говорит он.
– Да, я бы настоятельно рекомендовала этого не делать.
Он дотрагивается до моей щеки, словно она настолько хрупкая, как мыльный пузырь, который может тут же лопнуть.
– Ты сводишь меня с ума, рыбка.
– Хорошо, – говорю я, глядя ему в глаза, у него над головой разбросаны звезды. Его глаза темнеют, пока он смотрит на меня, снимая с меня халат.
* * *
Сквозь сон я чувствую, как он отстраняется и очень осторожно, чтобы не разбудить, сползает с кровати. Бесшумно он крадется по спальни и открывает дверь, осторожно прикрывая ее. Я выдыхаю, уже зная, куда он направляется. Выжидаю несколько минут, потом поднимаюсь и иду к двери, открываю маленькую щелочку и прислушиваюсь.
Тишина.
Я выхожу в коридор и слышу первые аккорды музыки. Осторожно, стараясь не шуметь, иду вниз по лестнице и опускаюсь на нижнюю ступеньку, прислушиваясь к его игре на пианино. Я прикрываю глаза и окунаюсь в его печальную и напряженную музыку. Ох, Зейн, если бы ты только позволил мне войти в твой внутренний мир.
Я замерзла, но все равно продолжаю сидеть с закрытыми глазами и слушать. Не знаю сколько я так просидела, слушая как он играет пьесу за пьесой, но внезапно понимаю, что уже не одна. Открываю глаза, он стоит передо мной.
Я тут же вскакиваю, готовая убежать, поставив ногу на ступеньку выше.
– Не беги, – останавливает он.
Я смотрю ему в глаза.
– Не хочу, чтобы ты боялась меня.
– Я не боюсь, – шепчу я.
– Тогда почему ты хочешь убежать?
Я молча отрицательно качаю головой.
Он подходит и прикасается к моему лицу.
– Ты совсем замерзла, – бормочет он.
И тут я понимаю, что просто дрожу от холода. Он поднимает меня на руки и несет в спальню, укладывая на кровать. Я цепляюсь за его рубашку.
– Кто научил тебя играть на пианино? – шепотом спрашиваю я.
Выражение его лица становится мрачным.
– Не так рьяно, Далия.
– Скажи мне, – прошу я. – Я всегда честна с тобой, и ты знаешь обо мне все.
– Если бы я хотел навредить кому-то, первое, чтобы сделал – забрал бы самое ценное у этого человека – его жену, ребенка или его мать. Если я расскажу тебе, то наврежу тебе, потому что автоматически ты станешь мишенью, и я стану очень уязвим.
– Ты знаешь поговорку: «Когда гусеница решила, что ее жизнь закончена, она превратилась в бабочку»? Почему ты не можешь отказаться от этой жизни? Мы можем не жить в Англии. Мы можем жить здесь или еще где-нибудь. Я поеду с тобой куда угодно.
Он печально отрицательно качает головой.
– В чем тогда смысл твоих денег и богатства, если ты не счастлив? – с отчаянием спрашиваю я.
– Но я счастлив, – говорит он, снимая с меня ночную сорочку, и пожирая взглядом мою обнаженную кожу. – Посмотри, ты напоминаешь, омытую слезами Красоту, – восхищенно говорит он.
Улыбка дрожит у меня на губах. Я так сильно люблю этого мужчину, что мне становится аж больно.
– На самом деле, ты в душе музыкант и поэт, не так ли?
– Если бы я был поэтом, я бы сказал, что твои глаза – светятся в темноте, как шартрез, зелено-желтым.
– Вот именно об этом я и говорю.
Он наклоняется целует меня.
Я беру его лицо в ладони.
– Знаешь, когда твои губы касаются моих, я чувствую, словно парю?
Его губы касаются моих.
– Тогда пари, Далия, лети. Взлетай так высоко, как сможешь.
