Текст книги "Война, какой я ее знал"

Автор книги: Джордж Паттон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 31 страниц)

Приводимый ниже приказ кратко и живо рассказывает обо всех обстоятельствах кампании 1944 г:

ПРИКАЗ НОМЕР 1 от 1 января 1945 г.

ЛИЧНОМУ СОСТАВУ ТРЕТЬЕЙ АРМИИ И НАШИМ ТОВАРИЩАМ ИЗ 19-й ТАКТИЧЕСКОЙ ВОЗДУШНОЙ БРИГАДЫ

Авраншский коридор, Брест, затем вся Франция от самых восточных до самых западных ее границ, Саар, затем рейды в пределы Германии и вот теперь Бастонь – таковы звенья в цепи ваших побед. Вы не только неизменно побеждали хитроумного, изобретательного [182] и беспощадного врага, но вы с вашим мужеством и выносливостью преодолевали препятствия, создававшиеся на вашем пути ввиду крайне сложного ландшафта местности и отвратительной погоды. Ни жара, ни пыль, ни потоки воды, ни снег не смогли остановить вас. Скорости и стремительности, подобных тем, что отличали ваши атаки, военная история еще не знала.

Совсем недавно мне была оказана великая честь – я получил из рук командующего 12-й группы армий генерал-лейтенанта Омара Н. Брэдли вторую «Дубовую ветвь» в дополнение к моей медали «За отличную службу». Однако награду эту мне пожаловали не за то, что сделал я – не за мои, а за ваши заслуги и достижения. Потому благодарю вас от всей души.

Каковы мои новогодние пожелания вам? Я желаю – и уверен, вы это желание исполните, – чтобы вы, опираясь на помощь всемогущего Господа Бога, воодушевленные верой в нашего президента и верховного главнокомандующего, продолжали свой победный марш во имя свержения тирании и наказания зла, ради мести за ваших павших товарищей и наступления мира в измученном войной мире.

В заключение я привожу слова, которые произнес в Чапултепеке генерал Скотт{181}, ибо лучших слов, сколько бы ни старался, я для вас найти не смогу: «Храбрецы. Ветераны. Вы крестились огнем и кровью и теперь вы тверже, чем сталь».

Командующий Третьей армией Соединенных Штатов

генерал-лейтенант армии США Дж. С. Паттон-младший

Начиная с 1-го числа немцы применяли для обстрела города Люксембурга некое невиданное прежде оружие{182}. Сначала мы думали, что это ракета или дальнобойный реактивный снаряд, судили да рядили, как стреляющее такими штуковинами орудие функционирует, пока совсем недавно в конце концов не захватили его. [183]

Ракета имела около двух метров в длину и десять сантиметров в диаметре, но впереди имелось утолщение диаметром пятнадцать сантиметров, а также хвостовое оперение в задней конической части. Взрывавшийся порох создавал давление газа, и снаряд мчался по длинному, гладкому внутри стволу длиной пятьдесят девять с половиной метров, состоявшему из двадцати пяти секций, соединенных между собой с помощью скрученных болтами фланцев. К каждой четвертой секции под углом сорок пять градусов крепились по две короткие трубки, содержавшие дополнительные ускорители. Когда снаряд вылетал из дула, утолщение отваливалось, и он продолжал лететь прямо за счет хвостового оперения. Дальность полета составляла, вероятно, пятьдесят – пятьдесят пять километров. Заряд, который несла такая ракета, был очень незначительным по мощности, однако, к несчастью, в результате одного попадания в отель, где размещалась штаб-квартира Третьей армии, погиб выходивший оттуда капитан Джон Клементи.

Наше продвижение в первый день нового года особенно заметным не назовешь, если не считать успехов 6-й бронетанковой дивизии. Поводы для беспокойства отсутствовали: все части Третьей армии находились там, где им полагалось находиться, так что если бы они проиграли, то произошло бы это только вследствие большего упорства неприятеля, а не из-за того, что я допустил ошибку при развертывании войск.

11-я бронетанковая дивизия прекрасно сражалась в начале партии, но потеряла больше танков, чем могла бы. Я полагал, что происходило это из-за недостаточно квалифицированных действий командира дивизии. Позднее, когда он был сменен, соединение стало воевать заметно лучше.

Ровно в полночь 31 декабря все орудия Третьей армии разом открыли беглый огонь по позициям противника, поздравляя немцев с наступлением нового года. Когда канонада стихла, наши передовые наблюдатели донесли о том, что слышат в лесу крики немцев.

2-го числа мне стали известны малоприятные подробности действий 11-й бронетанковой, включая и то, что генералу Мидлтону пришлось лично вмешаться, чтобы восстановить порядок в дивизии. Мы собирались пустить вперед 17-ю воздушно-десантную, придержав танкистов 11-й, за исключением одного батальона. Он, как мы предполагали, должен будет поддержать атаку 17-й воздушно-десантной, поскольку в ее составе отсутствовали танковые части. Один из главных недостатков парашютных дивизий – это то, что после высадки у солдат при себе нет ничего, кроме автоматов – ни танков, ни соответствующей артиллерии, ни транспортных средств.

6-я бронетанковая дивизия по-прежнему сражалась хорошо. 15-й корпус Седьмой армии подвергся мощной атаке на правом фланге, но, поскольку все противостоявшие 15-му корпусу части [184] были нам знакомы, – мы гоняли их по грязи между реками Мозель и Саар, – я не принимал их всерьез. После долгих раздумий 7-й корпус Первой армии наконец-то начал наступление в направлении Гуффализа силами 2-й и 3-й бронетанковых дивизий{183}, а также 83-й и 84-й дивизий{184}. Как я считал, немцы отреагируют на эту атаку только через несколько дней, но не видел причин менять текущую диспозицию Третьей армии.

У меня возникло сильное подозрение, что в ночь со 2 на 3 января немцы попытаются напасть на нас, но, как оказалось, я ошибся. 3-го числа 6-я бронетанковая продвинулась на три с лишним километра, в то время как 87-я дивизия на левом фланге практически топталась на месте. 11-я бронетанковая сдержала неприятельскую контратаку левее центра своих порядков. Из-за плохого состояния дорог и ввиду того, что управление снабжения не смогло, как было обещано, снабдить всем необходимым 17-ю воздушно-десантную дивизию, она оказалась не в состоянии начать атаку 3-го числа, но была готова наступать в связке со 101-й воздушно-десантной утром 4-го.

К большому нашему удовольствию. Штаб главнокомандующего союзническими экспедиционными силами издал директиву, согласно которой Первая армия вернется в состав 12-й группы армий, как только Первая и Третья армии войдут в соприкосновение в Гуффализе. Таким образом, стремление поскорее добраться до вышеназванного населенного пункта стало главным побудительным мотивом ускорить наше продвижение в ближайшие дни. В это время Монтгомери имел наглость отправить в Америку своего эмиссара, задачей которого стало «продавить» назначение генералу Эйзенхауэру заместителя – командующего наземными силами в Европе, – мотивируя это тем, что верховный завален работой и не успевает с ней справляться. В роли такого заместителя Монтгомери не видел иного человека, в достаточной мере одаренного Богом талантами военного, кроме себя.

4-го числа немцы надрали одно место 17-й воздушно-десантной, потерявшей, по донесениям, в ходе атаки в одном из батальонов до сорока процентов личного состава. Кто бы и когда бы ни сообщал о таких потерях, ясно, что он ничего не смыслит в военном деле. Даже доклады о десятипроцентных потерях на поверку редко подтверждаются, сведения могут оказаться верными, только если войска обратились в бегство или побросали оружие.

Я нашел Майли, командира 17-й воздушно-десантной, в Бастони. Пока я находился там, канонада шла с обеих сторон, вражеские [185] снаряды взрывались в воздухе, изрыгали огонь жерла наших пушек, и в сгущающейся над покрытыми снегом полями темноте все это казалось прекрасным, хотя, правда, не слишком ободряющим. 4 января 1945 г. я сделал в дневнике одну важную пометку перед датой – заявление, которого никогда прежде не делал, написав: «Мы все еще имеем шанс проиграть эту войну».

Ранее я уже отмечал в этих записках, что Брэдли никоим образом не вмешивался в боевые действия Третьей армии. Однако он хотя и не приказывал, но все же сильно настаивал на размещении новой дивизии к юго-востоку от Бастони в целях расширения и укрепления коридора. Делая это, нам приходилось отказываться от наступательных действий на участке к северу от Декирха, что позволило бы нам перебить хребет неприятелю. Поскольку я позволил Брэдли уломать себя, то разделяю с ним полную меру ответственности за ошибку, последствием которой стало чрезмерное удаление 90-й дивизии к западу. Размести я ее, как собирался, к северу от Декирха, уверен, мы наколошматили бы больше немецкой дичи и обошлось бы нам это дешевле.

Чтобы атаковать 90-й дивизией 20-го корпуса через расположения 26-й и очистить от неприятеля район к юго-востоку от Бастони, мне было необходимо получить под свое командование 94-ю дивизию. Я рассчитывал, что когда прибудет 94-я, то я включу ее в состав 20-го корпуса, а 90-я в этом случае отойдет к 3-му. Как только 90-я выдвинется и окажется перед 26-й пехотной дивизией, последняя сменит в составе 20-го корпуса 94-ю, которая в этом случае отойдет к 12-му корпусу, и таким образом, новая дивизия будет наступать на участке к северу от Декирха.

Как будто бы сложная комбинация, но в действительности самый простой способ ввести дивизию в действие. Следует обратить внимание на то, с какой легкостью штаб Третьей армии мог манипулировать частями, не важно, сколько переходов предстояло сделать дивизии – один, два или три. Операцию пришлось отложить на дв адня, потому что Штаб главнокомандующего союзническими экспедиционными силами отказывался отдать последнюю полковую штурмовую бригаду (на нее приходилась одна треть численности всего боеспособного личного состава дивизии) 94-й до тех пор, пока в Реймс не прибудет 28-я дивизия.

6-го я собрал в штабе армии командира 3-го корпуса генерала Милликина и командира 90-й дивизии Ван Флита, чтобы разработать детальный план наступления 90-й на участке 26-й в северо-западном направлении по дороге, проложенной к югу от Вильтца. Одна штурмовая бригада 26-й должна была атаковать по обоим флангам 90-й, в то время как 3-й штурмовой бригаде предстояло заменить правофланговую штурмовую бригаду 35-й и продвигаться в северном направлении. Высвобожденная таким образом штурмовая бригада 35-й поддержала бы наступление 6-й бронетанковой [186] дивизии на юго-восток, чтобы в результате соединиться на возвышенности с 90-й дивизией.

По нашим расчетам, наступление должна была поддержать тысяча пушек калибра от 105 мм и крупнее. Огонь предстояло вести в дух направлениях: примерно половина орудий стреляла бы по ходу движения 90-й, а другая половина – под прямым углом, что увеличивало площадь обстрела и предоставляло нам дополнительные преимущества. Я очень гордился этой идеей, поскольку она принадлежала мне и больше никому. Кроме всего прочего, стреляющие под прямым углом орудия могли обрушить свои залпы на горный хребет к северо-востоку от реки Вильтц.

Чтобы сбить с толку немцев относительно передвижений 90-й дивизии, мы использовали разведгруппу корпуса связи, оставив ее на бывшем командном пункте 90-й для ведения радиопереговоров, так, словно там по-прежнему находился командный пункт. Из захваченных впоследствии документов мы смогли сделать вывод, что немцы купились на наш трюк. Вводя в действие свои орудия, 90-я дивизия выполнила один очень разумный маневр. Когда артиллеристы расставили пушки на позициях и открыли огонь, такое же по численности соединение 26-й дивизии умолкло. Таким образом, мы могли не сомневаться, что противник находится в полном недоумении относительно прибытия в данный сектор новых частей. Естественно, 26-я дивизия держала фронт, так что никто из 90-й не мог попасть в плен. То, что со стороны противника было отмечено всего три, и притом не слишком отчаянных, контратаки, укрепило нас в уверенности, что немцы отводят свои войска.

Успешно развивая наступление через порядки 26-й дивизии, левофланговый полк 80-й дивизии сумел взять под контроль значительную территорию в предместьях Даля. Своими действиями они привели к ослаблению давления на правый фланг 26-й и способствовали более быстрому продвижению 80-й дивизии в северном направлении. Бросок 80-й оказался весьма успешным и обошелся нам сравнительно дешево, поскольку нам удалось подбить пять немецких танков и несколько самоходок ценой потери двух танков из вспомогательного подразделения дивизии.

Генерала Эдди беспокоили атаки к югу от Декирха, и хотя я не разделял его волнений, все же отдал ему единственный свой резерв – батарею противотанковых орудий с буксирами, прежде занятую охраной пленных, а затем приданную 12-му корпусу. Я также велел начплану 4-й бронетанковой (подполковнику Дж. Б. Салливану) и его коллеге из 10-й бронетанковой (подполковнику Дж. А. Маккристиану) провести рекогносцировку в зоне ответственности 12-го корпуса для быстрейшего развертывания их частей.

Полковник Конклин, командующий инженерными подразделениями армии, проверил состояние блокпостов и минных полей [187] перед позициями 12-го корпуса. Впервые за все время своей службы в армии мне приходилось использовать блокпосты и мины.

Начальство было настроено поторопить нас с наступлением на Гуффализ и начать его утром 8-го числа. Но поскольку нам сказали об этом не раньше 09.00, я отложил начало атаки на следующий день.

По пути в Арлон, где находилась штаб-квартира 3-го корпуса и куда я отправился, чтобы подготовить наступление, я проследовал мимо выдвигавшейся для атаки колонны последней штурмовой бригады 90-й дивизии. Люди несколько часов ехали на грузовиках при температуре ниже шести градусов и многие из них продрогли. На противоположной стороне дороги тянулся длинный хвост санитарных машин, отвозивших в тыл раненых. Несмотря на холод и усталость, завидев мою машину, солдаты 90-й дивизии поднялись и горячо меня приветствовали. Ничего так не трогало меня, как это приветствие, и мысль о том, что многих из этих парней вот так же повезут завтра в санитарных машинах, особенно обостряла мои чувства. На пути я встретил Гэффи и велел просигналить ему, чтобы он следовал за нами.

Расклад к 9 января выглядел следующим образом: от левого к правому флангу 8 корпуса размещались 87-я, затем 17-я воздушно-десантная, далее 101-я воздушно-десантная и 4-я бронетанковая; диспозиция 3-го корпуса – 6-я бронетанковая, за ней 35-я пехотная, 90-я и 26-я пехотные; и, наконец, 80-я дивизия 12-го корпуса. Всего девять дивизий. Поздно вечером мне позвонил Мидлтон и сказал, что 87-ю и 17-ю, которым изрядно досталось за день до того, лучше попридержать и не вводить в действие раньше десятого, что в равной мере относилось и к 4-й бронетанковой. Я ответил ему, что наступление пойдет так, как запланировано.

Весь тот день носились обраставшие все новыми деталями слухи о том, что немцы пошли или только пойдут в контратаку в районе Саарбрюккена. Главная причина возникновения этих слухов заключалась в том, что немцы просто должны были поступить таким образом, поскольку дорога из Саарбрюккена вела через Сент-Авольд прямо на Тионвилль, Мец и Нанси. Вследствие этого Сент-Авольд имел весьма важное значение – в зоне ответственности 20-го корпуса он выполнял ту же функцию, что Бастонь в зоне, контролируемой немцами в результате осуществленного ими перед Рождеством прорыва. Ввиду непрекращающихся слухов я позвонил Уокеру, командиру 20-го корпуса, и велел ему сделать все соответствующие приготовления на случай подобной неприятности, а также взял последнюю штурмовую бригаду 94-й дивизии, чтобы прикрыть Тионвилль.

Начало наступления 90-й дивизии едва не закончилось для генерала Ван Флита трагически. Когда он наблюдал за маршем головного батальона, рядом упал снаряд, выпущенный из немецкого [188] миномета, и спутники Ван Флита как справа, так и слева от него упали замертво.

Все распоряжения по ходу наступления делались устно и причем в очень сжатых выражениях, невзирая на всю сложность схемы действий, согласно которой дивизионная артиллерия генерала Гэффи и 4-я бронетанковая, приданная в настоящий момент 8 корпусу, должны были прикрывать огнем 35-ю дивизию 3-го корпуса, а последний, поддержав эту дивизию на начальном этапе сражения, затем бы последовал за 4-й бронетанковой к месту ее новой дислокации.

Несмотря на все взлелеянные нами надежды, атакующим колоннам удалось продвинуться в тот день на глубину не более трех километров, если не считать успехов штурмовой бригады «Б» 4-й дивизии, действовавшей в тандеме со 101-й воздушно-десантной и добравшейся до лесного массива к западу от Новилля.

Теперь вспомним, что высшее начальство требовало поднять армию в атаку не далее как 8 января. В 10.30 10-го, то есть спустя два дня, я получил распоряжение вывести из наступления одну танковую дивизию и оставить ее в резерве к югу от Люксембурга на случай возможного прорыва неприятеля на этом направлении. Два эти примера, к которым персонально Брэдли не имел никакого отношения, лишний раз доказывают, сколь неразумными могут оказаться решения, принимаемые военачальниками, находящимися слишком далеко от места проведения операции.

Получив приказ о переводе одной из частей в резерв, мы вместе с генералом Брэдли поехали в Арлон, где обсудили ситуацию с командованием корпусов, из состава которых пришлось взять требуемую дивизию. Единственной подходившей для выполнения поставленной задачи являлась 4-я бронетанковая – в тот момент в активных боевых действиях принимала участие только одна штурмовая бригада из ее состава. Два командира корпусов, я и командиры 4-й бронетанковой, 6-й бронетанковой и 101-й воздушно-десантной собрались в штаб-квартире 101-й дивизии в Бастони. Принимая во внимание увеличение концентрации войск неприятеля, мы пришли к решению сосредоточить на одном участке силы 6-й бронетанковой и 101-й дивизии одновременно с отводом частей 4-й бронетанковой.

Данный эпизод – еще один пример того, как легко было оперировать частями Третьей армии, при условии, что командиры не пугались передовой, поскольку только находясь там, можно понять, что же происходит в действительности. Приказ о передислокации дивизии мы получили в 10.30, и еще до наступления темноты две штурмовые бригады 4-й бронетанковой направились через Арлон в Люксембург. Предполагаемого прорыва неприятеля, ради которого и затевалась перестановка, так и не случилось.

На обратном пути в штаб-квартиру я нанес визиты в 35, 90 и 26-ю дивизии с целью предупредить их, что, когда на левом фланге продвижение [189] будет приостановлено, им надлежит продолжать наступление. Это нас всех устраивало, так как ребята уже изрядно продвинулись в тот день и были готовы развивать успех. Когда я прибыл в штаб-квартиру, до меня довели новый слух: теперь высшему начальству померещилось, что неприятель вынашивает гнусные планы атаковать нас из-за реки к северу от Трира. В то время я полагал – и впоследствии детальные разработки подтвердили правильность моих суждений, – что противник никак не мог готовиться к контратаке. У него просто не было в наличии необходимого числа свободных дивизий, а точнее, вообще не хватало людей для ведения активных действий – все германское наступление болталось на ниточке.

Мы лишились нескольких вагонов боеприпасов – как доносили, трехсот тонн, но на деле, полагаю, только ста тонн, – из-за того, что товарный поезд столкнулся с грузовым воинским эшелоном к югу от Арлона.

11 января стало совершенно очевидно, что завершение битвы за Бастонь не за горами. Предчувствуя развязку, я велел штабу детально изучить сеть рек и автодорог в зоне ответственности 20-го корпуса и отправился в Тионвилль для встречи и обсуждения штабной разработки с генералом Уокером. Как представлялось мне, противник мог форсировать реку Саар в трех местах. Во-первых – в окрестностях Саарбурга, где он мог воспользоваться паромными переправами и кое-какими уцелевшими мостами. Между тем дорожная сеть находилась там в плохом состоянии, и я подумал, что здесь неприятель рисковать не станет.

Следующая возможная точка перехода водной преграды – наши прежние плацдармы на восточном берегу в Саарлаутерне. Данный вариант казался мне еще более неподходящим, поскольку тогда бы немцам пришлось сначала захватить западную часть города, которой по-прежнему владели мы, к тому же мост мы заминировали и могли взорвать, если бы противник попытался отбить его у нас. И, наконец, Саарбрюккен. Окажись я на месте немцев, я бы атаковал именно там. В городе имелось семь целых мостов, а на западном берегу у противника еще оставался двенадцати или пятнадцатикилометровый плацдарм. Дороги, которые вели на Тионвилль и далее к Нанси, находились в превосходном состоянии. Так или иначе, самой критической точкой оказывался Сент-Авольд, и генерал Уокер, прекрасно осознавая данный факт, принял соответствующие меры для его защиты. Он также приказал подготовить к взрыву переправу через реку Нид, что должно было нарушить ход наступления немцев.

Оба мы с генералом склонялись к мысли, что в таком случае нужно ударить на Саарбрюккен всеми имеющимися в наличии силами. В свете того, что известно теперь, по всей вероятности, именно это нам и следовало сделать, поскольку тогда фронт неприятеля оказался бы прорван, и притом гораздо раньше, чем все в действительности случилось. [190]

Из-за волнений и переживаний Штаба командующего союзническими экспедиционными силами относительно предполагаемого прорыва немцев позиции на участке 20-го корпуса и вблизи него усилились. В дополнение к 94-й и 95-й дивизиям и 10-й бронетанковой дивизии, входившим в то время в 20-й корпус, могла быть использована 4-я бронетанковая дивизия из резерва Третьей армии, и подтянулись 8-я и 9-я бронетанковая дивизии – одна в сектор Понт-а-Муссона, а другая – Меца. Правда, при всем этом две последние дивизии оставались в резерве Штаба командующего союзническими экспедиционными силами.

Решающее наступление 8-го и 3-го корпусов на Гуффализ наметили на 13-е число. 12-го корпусное командование посетил генерал Гэй с целью координации действий, а также с тем, чтобы вернуть дивизион 155-миллиметровых гаубиц, которые 12-й корпус передал во временное пользование 8-му.

Генерал Брэдли посвятил меня в свои планы относительно дальнейших действий группы армий. Роль главной наступательной силы в направлении на восток минуя Кёльн, он отводил Первой армии, в то время как Третьей армии надлежало продолжать свой натиск на противника, на деле уже не наступая, а создавая мощное крыло обороны от Сен-Вита и его предместий до участка фронта, занятого Седьмой армией. Преимущество данной схемы состояло в том, что так мы могли использовать существующую брешь в линии Зигфрида к западу от Кёльна, проделанную в ноябре Первой армией, а кроме того, это был самый короткий маршрут.

Что до меня, то я выступал против подобного плана, поскольку он не позволял мне наступать, а я не сомневался, что при поддержке 3-го и 12-го корпусов 20-й мог бы атаковать неприятеля в восточном направлении через Саарлаутерн, имея большие шансы разгромить германскую армию и захватить плацдармы в долине реки Саар. Я no-прежнему придерживался простой теории, что единственным способом не дать немцам наступать на нас оставалось наше наступление на них.

Атака на Гуффализ началась 13-го, но продвигались войска медленнее, чем мы надеялись. Но зато боевой настрой личного состава оставался на высоте. До последнего момента нашим парням все еще не было ясно, чья возьмет, теперь же они гнали выкуренную из логова лисицу и знали, что в конечном итоге они ее загонят.

14-го числа мне нанесли визит генералы Сомервелл, Кэмпбел{185}, Ли и Планк{186}, и мы обсудили вопросы боевого снаряжения частей. Я напирал на необходимость скорейшего отказа от использования [191] противотанковой артиллерии и замене противотанковых дивизионов из состава пехотных дивизий танковыми батальонами. Я вновь повторил свою давнюю просьбу относительно установки на каждом танке сдвоенных, спаренных с пушкой пулеметов.

15-го числа части 12-го корпуса получили приказ наступать на север через Декирх 18-го января. Для предстоящей атаки я придал 12-му корпусу 4-ю бронетанковую дивизию и 87-ю пехотную вместе с 80, 4 и 5-й пехотными дивизиями. Погода оставалась все еще очень холодной.

Я отправился к наступавшим на Гуффализ войскам. В одном месте мы наткнулись на убитого и окаменевшего от мороза немецкого пулеметчика с пулеметной лентой в руках, сидевшего в позе, в которой его, по всей видимости, и настигла смерть. В другом месте мы увидели некие темные предметы, во множестве торчавшие то там, то тут из-под снега. При ближайшем рассмотрении оказалось, что это пальцы ног мертвецов. Вот еще одна особенность быстрого замерзания погибших в бою: они приобретают цвет кларета{187} – малоприятное зрелище.

В 09.05 16 января 41-й кавалерийский эскадрон (капитан Герберт Фой) из состава 11-й бронетанковой дивизии, прикрывавшей левый фланг нашего наступления слева, вошел в соприкосновение с 41-м мотопехотным полком (командир – полковник, позднее бригадный генерал С. Р. Хиндс) 2-й бронетанковой дивизии в Гуффализе. Данный факт означал, что Брэдли вновь командующий 12-й группы армий.

Вечером мы получили директиву отослать 10-ю бронетанковую дивизию в состав 6-й группы армий, дабы помочь в ликвидации так называемого «кольмарского мешка».

17-го я поздравил Милликина и Мидлтона с успешным окончанием кампании по ликвидации последствий прорыва, получившего название «Балдж». Хотя мы еще не оттеснили немцев на те позиции, с которых они начали свой прорыв, в тот день мы приступили к завершению операции.

Я и находившийся вместе со мной генерал Хьюз нанесли визиты в 6-ю бронетанковую, 90-ю и 26-ю пехотные дивизии и обратились к личному составу, сказав солдатам и офицерам, что мы понимаем, как они устали, однако, несмотря ни на что, необходимо продолжать битву. Я наградил генерала Ван Флита и двух его офицеров крестами «За отличную службу». Во время этой поездки мне случилось видеть 120-миллиметровый немецкий миномет, который в артиллерийской роте 90-й дивизии использовали как пушку. Превосходное оружие.

8-й и 3-й корпус получили приказ продолжать наступление на линии Бастонь – Сен-Вит 21-го числа. [192]

12-й корпус устремился на прорыв через реку Сюр в 03.30 утром 18-го числа без артиллерийской подготовки и застал противника врасплох.

Мы с генералом Эдди посетили 4-ю и 5-ю пехотные дивизии. Действия 4-й дивизии показались нам не слишком-то энергичными, и генералу Эдди пришлось приказать командиру дивизии лично переправиться на ту сторону реки, а также проследить, чтобы то же самое сделали все командиры батальонов. Боевой дух 5-й дивизии был выше всяких похвал. Мы отправились на наблюдательный пункт, откуда могли видеть немцев, находившихся внизу в долине реки всего в каких-нибудь двух сотнях метров от нас. Наши ребята обзавелись маскхалатами, частью трофейными, частью добытыми генералом Эдди в Люксембурге.

Мы отослали 101-ю парашютно-десантную дивизию, подразделение противовоздушной обороны и несколько противотанковых орудий в 6-ю группу армий. Они потребовались для продолжения атаки на «кольмарский мешок», которую кто-то, нам пока неизвестный, прежде грозился успешно завершить силами всего лишь одной дивизии, но теперь просил еще пять подразделений дополнительно.

Вышел на связь Уокер. Он просил разрешения провести наступательные действия в треугольнике Саар – Мозель силами 94-й дивизии и одной штурмовой бригады 8-й бронетанковой и получил зеленый свет.

Отсрочка наступления 8-го и 3-го корпусов до 21-го числа могла, вероятно, дать нам возможность задействовать еще несколько частей из состава 12-го корпуса, прикрывавших в сражении два этих корпуса. Так или иначе, 12-й корпус был свежее и находился ближе.

19 января дороги стали практически непроходимыми из-за гололедицы, так что ни 101-я, ни 76-я дивизии не смогли сделать и шагу.

В тот же день 94-я дивизия столкнулась с частями 11-й бронетанковой дивизии (командир – генерал-лейтенант Вайтерсгейн).

Несмотря на ужасную погоду, 20-ю 12-му корпусу все же удалось продвинуться на несколько километров, в то время как 95-я дивизия в Саарлаутерне отбила контратаку четырех сотен немецких солдат. Их части понесли огромные потери, поскольку ринулись в бой слишком рано и попали под заградительный огонь, причем сначала под свой, а потом под наш. В плен попало только сорок человек. Генерал Шмидт из 76-й прислал сообщение о том, что одна из штурмовых бригад его дивизии достигнет расположений 8-го корпуса уже в этот день (20-го).

21 января, не успели солдаты 12-го корпуса развернуть наступление, как заметили большое скопление немцев возле моста в районе Вьяндана. Позиции неприятеля отлично просматривались, что позволило артиллерии корпуса накрыть противника огнем.

Во время посещения 8-го корпуса в тот же день мне довелось стать свидетелем двух поразивших меня вещей. В одном месте части [193] 17-й воздушно-десантной дивизии застряли на скользком склоне, но у офицеров не хватало ума приказать своим ребятам вылезти из грузовиков и подтолкнуть их. Когда они это сделали, проблема немедленно разрешилась. Другая вещь была опять же связана с погодой, из-за которой забастовали даже мины, причем как немецкие, так и американские. Снег набивался под крышки и замерзал, поэтому мины не взрывались даже под тяжестью катка{188}. Ясно, что, когда наступит оттепель, мины оттают и потери немедленно возрастут, поскольку войска пойдут по дорогам, которые считаются разминированными. Приходилось поворачивать регуляторы чувствительности в миноискателях на максимум.

Генерал Ван Флит стал командиром формировавшегося в Англии корпуса, а позднее, когда в марте с генералом Милликином стряслась беда на Ремагенском мосту{189}, возглавил 3-й корпус. Обсудив подходящие кандидатуры бригадных генералов Третьей армии на место Ван Флита в 90-й дивизии, мы остановили выбор на генерале Эрнсте. Однако в тот же самый вечер генерал Эйзенхауэр приказал мне назначить генерал-майора Л. У Рукса временным исполняющим обязанности командира дивизии, чтобы Рукс освоился с обстановкой на фронте, прежде чем генерал Эйзенхауэр заберет его на работу в свой штаб.

Наступление 8-го и 3-го корпусов развивалось удовлетворительно. Если не считать погоды и огня, который неприятель вел преимущественно из стрелкового оружия, ничто не препятствовало продвижению наших парней. К 22 января 8 корпус пришлось «пощипать»{190}. 80-я дивизия 12-го корпуса так хорошо продвигалась к северу от реки Вильтц, что я велел генералу Эдди не останавливаться, [194] а наступать дальше в северном направлении и, если понадобится, использовать 4-ю бронетанковую дивизию для прикрытия своего правого фланга.