Текст книги "Тюряга"

Автор книги: Джордж Бейкер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 12 страниц)

   Тачка и в самом деле стояла у него почти под носом. Гул пламени продолжал, словно бы околдовывал его.

   – Клево, да? – кивнул головой на топку Даллас.

   – Давно я не видел огня, – сказал Фрэнк.

   – Прямо как в аду, – присел на корточки Даллас. – В детстве я всегда любил жечь костры. Вот в результате и угодил в самую топку.

   – За что тебя посадили? – спросил его Фрэнк. – Сорок лет, это ведь немалый срок.

   – Получилось так, что я сжег целую больницу. Но я сделал это не намеренно. Но разве суду что-нибудь докажешь.

   – Что, было много жертв? – спросил его Фрэнк.

   – Четыре трупа и еще несколько человек, получивших тяжелые ожоги.

   – Как же это случилось?

   – Это была венерологическая больница.

   – Венерологическая? – удивленно переспросил Фрэнк.

   – Да, небольшая женская венерологическая клиника. Туда попала моя невеста. Ее мать долго крутила, говорила, что у нее воспаление легких, и что ее отправили в другой штат, где у какого-то дальнего родственника есть своя личная клиника, где практикуют лучшие на Западе профессора. А потом я выяснил, что моя невестушка лежит в местной венерологической больнице и что заразил ее ни кто иной, как сам главный врач. А я тогда только демобилизовался из армии и привез с собой небольшой сувенир, ручную гранату. Ну и в сердцах бросил ему ее в окно кабинета. Его-то, старого хрена, не было, а пожар начался.

   – И что, и невеста твоя сгорела? – спросил Фрэнк.

   – Да нет, она, слава Богу, осталась жива. Даллас вдруг засмеялся и лицо его, словно бы поплыло, ловя и удерживая отблески огня из раскрытой топки.

   – Ты не думай, что я смеюсь, – сказал вдруг Даллас, прекращая свой смех, – оттого, что я садист какой. Нет, это я от нервов смеюсь. Меня просто как мороз по коже продирает, когда я эту историю вспоминаю с этими обгорелыми бабами.

   – Да, – задумчиво сказал Фрэнк, по-прежнему глядя, как бушует огонь.

   – А ты-то в этот раз за что залетел? – спросил его Даллас.

   – Да ни за что, – сказал Фрэнк.

   – Как это – ни за что?

   – Да подставили меня. Давай закурим. Сейчас расскажу.

   – Давай.

   Даллас достал сигареты, но спичек у них не оказалось, и тогда Фрэнк взял какую-то длинную деревянную поломанную рейку, стоящую в углу, и сунул конец ее в огонь. Прикурив, он передал горящую планку Далласу, и начал свой рассказ.

   – Еще до смерти отца наш дом во Флинте несколько раз подвергался каким-то странным налетам. Переворачивали все вверх дном, но ни денег, ни ценностей не брали. Как будто искали что-то. Однажды налетчики очень сильно напугали отца, я думаю, что после этого у него и начала прогрессировать его сердечная болезнь, приведшая в конце концов к смерти. Каждый раз мы заявляли в полицию. Но полиция ничего не предпринимала. Ей, видите ли, не хватало, вещественных доказательств. Когда я вышел из тюрьмы после того первого моего срока, который я еще начал мотать с тобой в «Олби», наш дом снова подвергся обыску. Мать тоже была на грани инфаркта, она уверяла, что налетчики снова будут обыскивать дом. Я стал дежурить. Делая вид, что ухожу в гараж, я тайно возвращался домой и садился у окна. Через несколько дней я заметил, что почти каждый день метрах в пятидесяти от нашей калитки останавливается синий «порше», и какой-то тип наблюдает из машины за нашим домом. Тогда я спрятался за табачным киоском, у которого обычно останавливался этот «порше». И когда в следующий раз, подъехав, этот тип вышел из машины, чтобы купить сигарет, я набросился на него и затащил за угол, поставив ему под подбородок нож. Я хотел выяснить, что ему надо, ему и тем, кто стоит за его спиной. Как нарочно мимо проезжал полицейский автомобиль, этот тип закричал. Они выскочили и схватили меня. Тот тип стал уверять, что я пытался его ограбить.

   Фрэнк замолчал. Гнев снова охватил его. Он взял рейку, от которой они прикуривали, и, переломив ее, бросил в огонь.

   – Что же они хотели найти в твоем доме? – спросил Даллас.

   – Понятия не имею, – сказал Фрэнк. – Мать, мне кажется, знает. Тут есть какой-то секрет. Но она молчит, как рыба, или отнекивается, стоит мне начать намекать, чтобы она раскололась тогда с тем «порше» и полицией, мне кажется, меня специально подставили.

   – Да, – сказал Даллас. – Тебе бы, конечно, надо быть сейчас дома.

   – Да вроде с тех пор обысков больше не было. Вся эта история заглохла. Хотя ты прав, всем нам, конечно, не мешало бы быть сейчас дома.

   Фрэнк замолчал, снова вспоминая о Розмари.

   – Не знаю, как ты, а я так точно скоро буду дома, – сказал вдруг Даллас, как-то странно взглянув на Фрэнка.

   – И как же ты собираешься туда попасть? – спросил его Фрэнк, словно бы не понимая, на что намекает Даллас.

   – Есть один путь, – сказал Даллас. – Если ты и в самом деле серьезно, то могу рассказать, а если нет, то, сам понимаешь, лучше уж я промолчу.

   Фрэнк ничего не отвечал, хотя Даллас с нетерпением ждал, конечно же, его ответа. Леоне не был готов к такому повороту. Конечно, мысль о побеге посещала и его, но он не ожидал, что Даллас уже решился. Но, вспомнив вновь все передуманное на эту тему в камере и еще раз придя к выводу, что лучше уж ему перетерпеть, переждать, тем более, что Драмгул вроде перестал на него охотиться, Леоне ответил Далласу честно.

   – Знаешь, – сказал он, – пока все вроде терпимо. Наверное, я лучше отсижу.

   – А Грейвс? – спросил Даллас. – Не боишься, что он тебе отомстит?

   – Но его что-то не видно, – сказал Фрэнк. – Да я думаю, что он уже забыл о той истории.

   – Грейвса не видно, потому что он все же угодил в карцер. Не из-за тебя, конечно. Но опять его Брэйдон застукал, на этот раз с вещественными доказательствами. Что-то с марихуаной. Но, – продолжил Даллас, – Грейвс скоро выйдет.

   – А ты... – помедлил Фрэнк, – когда собираешься?

   – Не знаю, – сказал Даллас, понимая, что речь опять зашла о побеге. – Компаньон нужен. Такое дело здесь лучше бы затевать вдвоем.

   – Да нет, – сказал Фрэнк. – Я все же, наверное, пока пас.

18.

   Несколько дней ничего не происходило. Шесть проверок каждый день, завтрак, обед и ужин, работа в котельной. После вынужденного безделья Фрэнку даже нравилось, что нашлось хоть какое-то дело. Конечно, страстью его были моторы, но с моторами не получилось так что Фрэнк довольствовался тем, что починил манометр в бойлерной да подправил дверцу топки. Это была как бы работа для души, потому что все основное время Леоне тратил на то, чтобы набросать лопатой уголь в тачку, подвезти ее к топке, высыпав в кучу, из которой потом надо швырять другой лопатой уголь в огонь, следя за температурой в контрольной трубе. Иногда заходил Даллас, но больше о побеге они не заговаривали. Даллас снова стал каким-то скользким, не в меру смешливым, и часто Фрэнку казалось, что во всем его поведении, начиная от манер и кончая тембром голоса, проскальзывает какая-то фальшь. Но Фрэнк обычно отмахивался от подобных ощущений. Мало ли у кого какие повадки и манеры. Даллас же делом доказал – и не раз, что он друг Леона. Он даже доверился Фрэнку, рассказав о своей задумке.

   Грейвса выпустили через неделю. Фрэнк сразу увидел его в столовой. Та же синяя куртка, те же узкопосаженные, налитые злобой глаза.

   – Вон он, – сказал как-то странно Даллас, обращаясь к Леоне. – Смотри.

   – Чего я там не видел, Грейвса что ли? – спокойно сказал Фрэнк.

   Они проходили с подносами, набирая себе разные блюда. Фрэнк взял себе салат из помидоров, а Даллас – из огурцов.

   – Красное любишь? – попытался пошутить Даллас, оглядываясь на Грейвса.

   – А ты – зеленое? – рассмеялся Леоне.

   Они прошли ко вторым блюдам, и каждый себе взял по бифштексу. На первое Фрэнк попросил себе рассольник, а Даллас – перловый суп. Прибавив по стакану компота, они направились в зал, но почти все столики были заняты.

   – Чего встали? – грубо сказал им один из охранников. – Проходите, не задерживайтесь.

   – Пойдем вон туда, – сказал Даллас, кивая на незанятый стол, за которым сидел какой-то парень.

   Они подошли с подносами и стали расставлять тарелки, которые набрали на раздаче. Парень был «свежий», как здесь говорили, то есть появившийся недавно, новичок. И как всякому «свежему» ему полагалась «прописка». Очевидно, его уже несколько раз тыркнули или толкнули, потому что он посмотрел на подошедших Фрэнка и Далласа откровенно враждебно. Но было все же во взгляде парня, да и во всем его облике что-то, что заставило Леоне сразу почувствовать симпатию к этому новичку. Чувство собственного достоинства светилось в этом взгляде, и Фрэнк, для которого независимость всегда была превыше всего, сразу оценил этот взгляд. Парень был еще молод, на вид – не больше лет двадцати, невысокого роста, черненький, острый подбородок и курносый нос. Что-то было мальчишеское, задиристое в этой физиономии, и Фрэнку это тоже понравилось. Леоне и Даллас составили уже почти все тарелки, как вдруг сбоку к ним подошел какой-то ублюдок и буквально выхватил тарелку с бифштексом у парня из-под носа.

   – Ну ты, скотина! – крикнул ему парень, выдергивая из его рук тарелку.

   – Возьми мою, – сунул ублюдку в руки Фрэнк свою. – Я не голоден.

   Ублюдок, судя по его взгляду, уже собиравшийся затеять драку, был явно не готов к такому повороту событий.

   – А ты кто? – опешив, спросил он Фрэнка.

   – Да никто. Я на диете, – сказал ему Фрэнк. – Возьми.

   Ублюдок взял тарелку Леоне и отошел.

   – Как тебя зовут? – обратился Фрэнк к новичку.

   – Какая разница, – ввернул, похохатывал Даллас. – В таком заведении, как это, имя не нужно человеку.

   – Ну, если не нужно имя, – враждебно посмотрел на Далласа парень, – то можешь называть меня убийцей.

   – Сам придумал или кто подсказал? – снова захохотал Даллас.

   – Слушай, я могу называть себя, как хочу, понял? Это мое священное право, – ответил тот.

   – Значит, убийца? – усмехнулся Фрэнк. – Ну хорошо, о'кей. Меня зовут Фрэнк, а его – Даллас.

   – Ну что, убийца, видно, нравится тебе здешняя жратва, раз не хочешь отдавать? – сказал Даллас.

   – Слушай, дай поесть спокойно, – ответил ему парень. – Чего ты ко мне привязался?

   – Здесь, в тюрьме, такие порядки, – сказал ему примирительно Даллас. – Того, кто приходит с воли, в первые дни каждый имеет право обидеть, толкнуть или даже отнять что. А ты должен терпеть. Потом сам отыграешься на тех, кто придет после тебя.

   – А если я не хочу играть в такую игру? – спросил парень.

   – Не хочешь – заставят, – сказал Даллас.

   – Зря ты отдал ему свою тарелку, – обратился парень к Фрэнку, не обращая внимания а слова Даллас;

   – Может, и зря, – сказал Фрэнк.

   – За тем ублюдком, который сюда подходил, – сказал Даллас, – уже числится одно мокрое дело, которое он прямо здесь заделал, в тюрьме.

   Оторвавшись от своей тарелки, Фрэнк огляделся по сторонам и неожиданно встретился взглядом с Грейвсом, который, казалось бы, только и ждал, когда Фрэнк посмотрит на него. Что-то странное было во взгляде Грейвса, словно он говорил: «Смотри, что сейчас произойдет». И в самом деле в глубине зала поднялся невысокого роста зэк с каким-то отрешенным выражением на сером землистом лице. Опустив правую руку в карман он быстро пошел по направлению к раздаче, где уже толпилась вторая смена. Зэки ходили между столиков, забивая себе места. Столик, за которым сидели Фрэнк, Даллас и их новый знакомец тоже находился недалеко от раздачи, и Фрэнку показалось, что невысокий зэк направляется именно к ним. Леоне снова посмотрел на Грейвса. Грейвс все также, как гипнотизер смотрел на него. Зэк быстро приближался. Словно бы печатью смерти было отмечено его лицо. В зале было по-прежнему шумно и только два человека знали, что сейчас произойдет нечто ужасное. Леоне был третьим, кто догадывался.

   – Приготовься, – сказал он новичку.

   – Что? – не понял тот.

   – Приготовься вскочить на ноги по моему сигналу.

   – Слушай, – сказал, поднимая на него взгляд, парень. – Никто никогда не говорит мне, что надо делать, понял? И я никогда не прислушиваюсь ни к чьим советам.

   Зэк, который приближался к их столику, неожиданно повернул и, проходя мимо высокого сутулого парня, изогнувшегося словно вопросительный знак над своей тарелкой и с жадностью посылающего ложка за ложкой горячий суп в свей маленький рот, вонзил ему в спину острое длинное шило, которое выхватил вдруг из кармана. Сутулый вскрикнул от боли и отпихнул от себя тарелку, которая обрызгала сидящих напротив него. Сам он рухнул головой на стол и суп, еще непроглоченный им, медленно вытек из его раскрытого рта. Нападавший мгновенно скрылся в толпе, так, что никто не смог бы сказать, кто же это сделал. Леоне снова взглянул на Грейвса. Тот все также, словно удав, смотрел на него. «Понял, что я могу?» – как будто прочел в его взгляде Леоне.

   Смотри, это же того сутулого подкололи, – закричал Даллас, – из-за которого Грейвс в карцере сидел!

   Вокруг закричали и загалдели. Раздались свистки охраны. Заревела сирена, и ворвался дежурный наряд с дубинками. Тех, кто был в этот момент на раздаче, стали обыскивать. Сутулый лежал по-прежнему головой на столе, неподвижно глядя в опрокинутый им же стакан. Наконец его подняли и унесли. В дверях он вдруг очнулся и что-то бессвязно прокричал, очевидно, какие-то ругательства. Впрочем, было так шумно, что никто, кроме тех, кто был в непосредственной близости, не расслышал ни слова. Многие из тех, кто были в столовой, посматривали на Грейвса. Однако, теперь он невозмутимо и сосредоточенно ел.

   – Теперь ты понял, почему я сказал тебе приготовиться? – обратился Леоне к парню, который, развернувшись на стуле, немо наблюдал последствия нападения.

   – Он что, ударил его в спину? – спросил наконец парень, словно не слыша вопроса Леоне.

   – Кто? – спросил в свою очередь насмешливо Даллас. Парень посмотрел на него:

   – Ну, убийца.

   – Убийца же это ты у нас, – рассмеялся Даллас.

   – Меня зовут Джон, – тихо произнес тот. Очевидно, вся эта сцена на него сильно подействовала.

   – Давно бы так, – сказал Даллас. – А то заладил – убийца, убийц;

   – Да он ударил его в спину, – сказал Фрэнк. – А мог бы ударить тебя или меня, кто знает. К таким ситуациям всегда надо быть готовым. Потому что тот, кто не успевает, тот опаздывает. Хороший совет, не правда ли?

   – Смотрите, как спокоен Грейвс, – сказал Даллас, оглядываясь, – как будто ничего и не произошло. Но я уверен, что это с его подачи.

   – Ну, у него же алиби, все видели.

   – А кто такой Грейвс? – спросил Джон.

   – Да вон тот громила в синей куртке, – ответил Леоне.

   – Фрэнк уже успел с ним поиграться, вставил Даллас.

   – Что-то серьезное? – спросил Джон. Фрэнк насмешливо посмотрел на него:

   – Да нет, так, пустяки.

   – Ничего себе пустяки, – сказал Даллас. – Вот точно так же, как в того длинного сейчас, тогда и в тебя могло войти шило Грейвса.

   – Тебя, что, тоже хотели ударить в спину? – спросил Джон.

   – Да нет, – поморщился Фрэнк.

   – В живот, – сказал Даллас. – Фрэнк тут решил с ним немножко каратэ заняться. Хорошо, Брэйдон вовремя подоспел.

   – А кто такой Брэйдон? – спросил Джон.

   – Ты был в дезинфекции? – спросил в свою очередь Даллас.

   – Ну был, а что?

   – Так вот Брэйдон – это тот ниггер, который там за пультом сидит.

   – А вот, кстати, и Брэйдон, – сказал Фрэнк, глядя, как Брэйдон вбегает в зал, теряя и снова поднимая свою фуражку.

   Брэйдон что-то кричал, и его черное лицо, казалось, даже слегка побелело от злости.

   – Чего это он так злится? – спросил Далласа Фрэнк. – Это же не его смена?

   – Да Драмгул, наверняка, на него повесит это дело. Ясно, что все из-за Грейвса. Говорят, Драмгул в последнее время допекает беднягу Брэйдона. В чем-то тот проштрафился перед ним.

19.

   Той ночью Леоне долго не мог заснуть. Мысли о Грейвсе не выходили из его головы. Нет, конечно, он не боялся, напротив, он даже чувствовал подъем. Его мужской дух словно бы разворачивался лицом к противнику. Но чувство осторожности, которое в большей степени является признаком зрелости, чем малодушия, словно подсказывало ему, что связываться с Грейвсом не стоит. Не стоит по той причине, что возможным инцидентом может воспользоваться и тюремная администрация. Ведь теперь Брэйдон неотступно следит за Грейвсом. И хотя Брэйдон вроде бы ничего не имеет против Леоне, все же во второй раз вряд ли он простит Фрэнку его нежелание вдаваться в объяснения с тюремной администрацией, а ведь, что бы ни произошло, Фрэнк не станет жаловаться. Так думал он, но в под сознании все же ощущал, что от поединка с Грейвсом ему не уйти. Магический взгляд Грейвса так и стоял перед его глазами. Чтобы хоть как-то отвлечься, Леоне поднялся и сделал несколько шагов по камере. Но камера была слишком мала, и вскоре он снова сел на нары. Взгляд его упал на обрывки фотографии Розмари. Леоне снова стал раскладывать пасьянс своей любви. На этот раз обрывки легли так удачно, что на мгновение ему показалось, что лицо девушки буквально ожило перед ним. Яркие картины их последней встречи на квартире у Розмари поднялись перед его мысленным взором. Она провела ладонью по его волосам. «Ты меня любишь?» Губы ее были совсем близко. И сама она вся, теплая от только что сброшенного белья, теплая мягкая и душистая, словно бы потянула его на себя, чтобы он закрыл глаза и забылся, чтобы шаг за шагом пошел по своей мужской дороге, приближая яркую вспышку наслаждения, дающую начало другим жизням.

   – Розмари, – прошептал он. – Жди меня, я вернусь.

   И в тот же момент услышал звук шагов в коридоре.

   Фрэнк юркнул под одеяло. Капитан Майснер совершал свой ночной обход. Он остановился около камеры Леоне к почему-то долго прислушивался. Потом Лоне расслышал, как чиркнула спичка, очевидно, Майснер закурил. Потом снова раздался звук удаляющихся шагов. Леоне лежал, заложив руки за голову. Суровая реальность снова окружала его. Каменные стены, запертая на замок дверь. Одиночество и нестерпимая тоска тисками сжали вдруг его сердце. Неужели еще почти полгода ему суждено ни за что томиться в этой тюряге? Где справедливость? Он вспомнил, как однажды, когда кто-то из учителей, может быть, даже Драмгул, несправедливо наказал его, он, Фрэнк Леоне, вернувшись домой, решительно открыл дверь в кабинет отца. Вся эта сцена теперь снова поднялась в его памяти, и он снова пережил ее наяву.

   – Так где же твоя хваленая справедливость?! – с надрывом спросил Фрэнк с порога. – Мне опять сегодня поставили двойку ни за что.

   – Терпи, – сказал отец.

   – Но почему я должен терпеть?

   – Потому что в жизни с тобой часто будут поступать несправедливо. И если по каждому незначительному поводу ты будешь так переживать, то очень скоро сойдешь с ума. Подумаешь, двойку получил.

   – Но ведь это и в самом деле несправедливо! – сказал Фрэнк.

   – Это чертово общество построено на несправедливости! – сказал вдруг тогда отец. – Они все лишь прикрываются этими священными словами – справедливость, благородство, милосердие. Они сделали из этих слов учебник литературы, который на самом деле ничего общего не имеет ни с настоящей литературой, ни с жизнью, у которой совсем другие законы.

   – Но в жизни, – спросил тогда Фрэнк, – в жизни есть справедливость?

   – В жизни? – переспросил задумчиво отец.

   Он помолчал, видно, размышляя над тем сказать ли сыну всю правду, как он думает, или нет. Ведь Фрэнку было тогда всего тринадцать лет, он был еще почти ребенок.

   – В жизни все же есть, – сказал он наконец. – Но в жизни справедливость – это право сильного.

   – Как это? – спросил тогда Фрэнк.

   – Если ты слаб, то с тобой чаще будут поступать несправедливо, потому что будут знать, что ты не сможешь себя защитить.

   – Значит, если я сильнее, – сказал тогда Фрэнк, – то и я имею право поступать несправедливо?

   – А вот здесь, – сказал отец, – и проявляется – какой ты человек. Если ты благороден, то никогда не обидишь слабого. Если же ты низок душой, то обязательно используешь свое превосходство.

   – Но как же тогда побеждать, отец?

   – Побеждай в честном бою. Копи силу, чтобы всегда быть способным дать отпор. Но не расходуй ее понапрасну. Умей сдерживаться. Двойка, которую ты несправедливо получил сегодня, в сущности пустяк. Конечно, ты можешь пойти пожаловаться директору. Конечно, и я могу пойти устроить скандал, как-никак ты все же мой сын, а я учитель в той же школе. Но это все будет стрельба из пушки по воробьям. Надо знать, в какие схватки имеет смысл нету и в какие – нет. Где можно проигрывать, а где нет. Жизнь без проигрышей невозможна. Поэтому учись проигрывать в пустяках и выигрывать в главном.

   Капитан Майснер возвращался. Очевидно, он дошел до конца коридора и повернул назад. Вся тюрьма знала его шаги. У капитана Майснера были ботинки на железных подковах, и вдобавок в последние дни он прихрамывал на одну ногу. Звук шагов снова отвлек внимание Фрэнка, но теперь, словно вновь возвращающаяся вместе с шагами Майснера, реальность уже не приводила его в уныние. Образ отца, явившийся перед ним в воспоминании, придал ему силы и готовность вытерпеть и преодолеть все, перед чем поставит его судьба. Фрэнк повернулся к стене и спокойно заснул.

20.

   Новый приятель Леоне, которого звали Джон, оказался и вправду славным парнем. Фрэнк все больше сближался с ним. Ему нравились в Джоне и открытый взгляд, и веселый нрав, и некоторая строптивость. Вначале Даллас стал даже обижаться на Фрэнка за то, что тот уделяет столько внимания новичку, который в общем-то еще ничем себя не зарекомендовал. Но Фрэнк и вправду не скрывал, что симпатизирует Джону, все чаще болтая с ним о том-о сем. Леоне удалось договориться насчет работы в котельной для Джона, и теперь они кидали уголь на пару. Однажды они стояли и курили в коридоре, когда мимо них проходил Палач.

   – Брось сигарету, придурок, – сказал Палач, обращаясь к Джону, который стоял прислонившись к стене.

   – Почему это я должен бросить сигарету? – вызывающе ответил Джон. – Я не нарушаю никаких правил, здесь можно курить. А насчет придурка это еще надо разобраться, кто из нас придурок.

   – Брось, я сказал. Фрэнк молчал.

   – Я, пожалуй, еще одну закурю, – сказал, усмехаясь, Джон и вынул из пачки вторую сигарету.

   Палач побагровел.

   – Считаю до пяти, – сказал он.

   – А по какому это праву, – спросил, накаляясь, Фрэнк. – Ты заставляешь его бросить сигарету?

   – Потому что я так хочу, – ответил, вынимая из-за пояса дубинку, Палач. – Раз.

   Джон взял в рот вторую сигарету.

   – Два, – сказал Палач.

   – Тебе дать прикурить? – спросил товарища Фрэнк, он сделал шаг вперед и коснулся Джона плечом.

   – Да нет, у меня есть спички.

   – Три.

   Кулак Палача побелел на рукоятке дубинки, так сильно сжимал он от ярости кисть. Джон чиркнул спичкой и прикурил вторую. Потом обеими руками он вынул сигареты изо рта и выпустил дым почти в лицо Палачу.

   – Четыре, – еле сдерживаясь, сказал Палач и стал медленно поднимать дубинку.

   Фрэнк оглянулся. Коридор был пуст, они стояли втроем. Выражение неуверенности проскользнуло в лице Палача.

   – Попробуй только ударить, – сказал, сплевывая, Леоне. Он мягко отделился от Джона и медленно по-кошачьи стал заходить Палачу в тыл.

   – Не забывай, что здесь никого нет, – нагло улыбаясь, сказал Джон.

   – И никто не увидит, что здесь может произойти, – продолжил из-за спины Палача Леоне.

   – Сукины дети! – закричал Палач, отскакивая в сторону. – Я еще припомню вам этот случай!

   Он сунул дубинку за пояс и быстро зашагал прочь,

   – Пять! – крикнул ему вслед, хохоча, Джон. Этот случай сблизил их еще больше. В перерывах между работой, глядя, как прогорает уголь, как мечется в топке пламя, они рассказывали друг другу о своей жизни. Джон родился в Калифорнии, в городе под названием Сан-Луис-Обиспо, на берегу Тихого океана. Он работал барменом, а в тюрьму попал из-за драки, защищая своего друга, повара. Джон много рассказывал об океане, его отец был матросом и работал в Лос-Анджелесе, совершая каботажные рейсы вдоль побережья. Иногда отец брал Джона с собой.

21.

   Как-то Фрэнк и Джон прогуливались по тюремному двору. Было холодно, зябко. Низкие тучи закрывали небо.

   – Даже от солнца и то загородку поставили, – сказал, кивая на тучи, Фрэнк.

   – Но все равно, мы лее знаем, что небо есть, так же, как за этими стенами – свобода, – сказал Джон.

   – Знать-то знаем, да толку что, все равно мы же здесь, а не там.

   – Можно арестовать твое тело, но нельзя арестовать твой дух.

   – Кто это сказал? – спросил Фрэнк.

   – Так, гуру один.

   – Хорошо сказано.

   – Да. Когда мне плохо, я вспоминаю эти слова.

   – А я, – сказал Фрэнк, – когда со мной что-то не в порядке, вспоминаю отца. Он у меня тоже был мудрый человек.

   – А тебе снятся сны? – спросил Джон.

   – Ну, как и всем, – ответил Фрэнк. – Только я их плохо помню. Обычно быстро забываются. Да и какая в них польза.

   – Ну, это ты зря, – сказал Джон.

   – А что?

   – Сны могут подсказать, как тебе действовать. Пока ты спишь, твой ум продолжает работать и в сновидении может дать тебе ответ на вопросы, над которыми ты ломаешь голову днем.

   – Этому тоже тебя твой гуру научил? – пошутил Фрэнк.

   – Зря смеешься, – сказал Джон. – У меня сны часто даже сбываются. Перед тем, как я сюда попал, мне приснился ад.

   Фрэнк сделал шаг в сторону и удивленно посмотрел на Джона.

   – Что, не веришь? – спросил Джон.

   – Самое интересное, что и мне тоже приснился ад, перед тем, как меня перевели сюда из «Рэдстоуна».

   – Да ну?

   – Вот тебе крест, – перекрестился Леоне. – Я весь день ждал чего-то ужасного, с самого утра. Но утром меня отпустили в увольнение. Весь день я провел со своей девушкой и в конце концов забыл о приснившемся мне накануне кошмаре. А ночью меня схватили и привезли сюда,

   – А почему?

   – Сказали, обычный перевод, но у меня старые счеты с Драмгулой. Так что я уверен, что это его козни.

   И Фрэнк рассказал Джону об «Олби» и о своем побеге.

   Незаметно они вышли на стадион. Снег везде уже почти растаял. Моросил мелкий дождь. Зэки из соседнего блока играли в регби. Фрэнк различил синюю куртку Грейвса. Тот играл левого «столба» в линии нападения, в которую обычно выставляют самых сильных и рослых игроков. Разыгрывали «мол», Грейвс и еще один верзила вдвоем атаковали игрока противоположной команды, бегущего с мячом. Фрэнк ясно видел, что Грейвс делает захват не по правилам, сбивая игрока с мячом. Толпа болельщиков на беговой дорожке заревела.

   – Вот сволочь, – сказал Фрэнк.

   – Кто? – не понял Джон.

   – Да Грейвс, кто.

   Бойцовский дух заговорил в Леоне. Ведь он был заядлый регбист. Тело словно бы само напряглось при виде мяча. Джон, очевидно, заметил, как «загорелся» Леоне и спросил:

   – Ты что, играешь в регби?

   – Да играл когда-то, – ответил Фрэнк.

   Они подошли поближе, останавливаясь рядом с другими болельщиками. «Жаль» – подумал Леоне, насчитав в каждой команде полный комплект игроков.

   – Пойдем лучше штангу покачаем, – сказал Фрэнк,

   – чем просто так глазеть. Заодно и согреемся. Он дернул Джона за рукав.

   – Пойдем, – сказал Джон.

   Они повернулись и уже хотели уйти, как вдруг услышали крики Грейвса. Тот заметил Фрэнка и, бросив мяч одному из своих напарников, направлялся теперь к ним.

   – Эй, Леоне! – кричал на бегу Грейвс. Леоне и Джон обернулись.

   – Может быть, сыграем?

   Лицо Грейвса самодовольно усмехалось.

   – У них как раз в команде одного человека не хватает, – кивнул на половину поля соперников.

   «Странно, – подумал Фрэнк. – Я же видел, вроде все пятнадцать на месте». Его профессиональный взгляд не мог его подвести.

   Леоне не ответил. Словно что-то сказало в нем: «Не связывайся».

   – Сдрейфил, – сплюнул Грейвс и перевел взгляд на Джона. – Может быть, ты, придурок, рискнешь или тоже обоссался?

   – Закрой пасть, ублюдок, – спокойно ответил Джон. – Пока зубы целы.

   – Что?!

   – Что слышал, мудила! – выкрикнул Джон. Грейвс сжал кулаки:

   – Погоди, я с тобой разберусь. Я тебя запомнил, маленький пидор.

   – Сам ты пидор. Катись отсюда, дерьмо вонючее!

   – Эй, Леоне, – не отвечая Джону, снова обратился к Фрэнку Грейвс. – Что-то быстро ты сдался. Даже в регби боишься со мной поиграть, а я думал, что ты настоящий мужчина. Эй! – Грейвс обернулся к зэкам – игрокам и болельщикам, которые, не понимая в чем причина задержки, по одному, по два постепенно подходили к фонарному столбу, возле которого выясняли отношения Грейвс, Джон и Фрэнк. – Оказывается, этот Леоне не такой смелый, как нам когда-то показалось! – громко выкрикнул Грейвс.

   Люди из его команды, подошедшие первыми, довольные рассмеялись.

   – Этот Леоне даже в регби теперь со мной боится играть.

   Кто-то свистнул в два пальца. Кто-то откровенно загоготал. Другие стояли молча. Но почти в каждом взгляде, устремленном на него, Фрэнк, казалось, прочел: «Что же ты, Леоне? Мы-то думали...» Были и те, которые смотрели откровенно издевательски, но были и такие, кто словно бы говорил: «Мы и в самом деле верили, что наконец-то нашелся парень, который может дать отпор этому подонку Грейвсу. Жаль, что мы в тебе ошиблись».

   – Не гони коней, Грейвс, – сказал спокойно Леоне. – Я же тебе еще не ответил.

   – Ну? – вызывающе спросил Грейвс.

   – Я не против, давай побегаем.

   Грейвс незаметно сделал знак одному из игроков противоположной команды, чтобы тот покинул поле. Леоне несколько раз махнул руками, разогревая суставы, и сделал несколько приседаний.

   – Осторожнее, Фрэнк, – тихо сказал ему Джон. – По-моему, он задумал что-то недоброе.

   – Ну, не пырнет же он меня ножом, – засмеялся в ответ Леоне и выбежал на поле.

   Фрэнк был среднего телосложения и обычно играл полузащитником схватки, который хорошо видит поле и должен обладать качествами лидера, чтобы умело организовывать перестройки в линиях нападения и защиты в разных фазах игры, но сейчас эта позиция была занята вертлявым негром, который приветливо помахал выходящему на поле Леоне. Фрэнк хотел было встать в защиту, иногда он играл и крайнего левого в защите, умело завершая атакующие действия своей команды, у Фрэнка был, как говорится, неплохой скоростной рывок, но и там все позиции были заняты, и ему пришлось выдвинуться в линию нападения замыкающим игроком. Линии нападения обеих команд построились для розыгрыша, и игра началась. Мяч выбили, он снова упал и игроки навалились друг на друга в «схватку». Как обычно, «замки» подстроились к первым линиям, просовывая головы между бедрами «столбов» и центрового. «Схватка» закрутилась. Неожиданно Фрэнк почувствовал сильный удар под дых. Он поднял голову и в общей неразберихе все же поймал ухмыляющийся взгляд Грейвса. Но мяч снова выбили. Его поймал вертлявый негр из команды Фрэнка и быстро передал назад по цепочке, сам устремляясь вперед, чтобы пересечь «линию преимущества». Фрэнк поймал передачу и быстро устремился к воротам противника, чтобы, пользуясь своим скоростным рывком, успеть проскочить «центрового». Страшный удар сбил его с ног. «Центровой» и правый «столб» без всяких захватов откровенно взяли Фрэнка на корпус. Фрэнк еле поднялся. Игра продолжалась. «Держись, Леоне», – сказал он себе. В «моле» у правого края поля Фрэнка снова сбили и кто-то, вновь воспользовавшись неразберихой, ударил его ногой.