Текст книги "Секреты (ЛП)"
Автор книги: Джордан Прайс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 11 страниц)
Я расставил коробки и принялся сдирать с них скотч. Обнаружил принтер. Сканер. Такие проволочные корзины, куда вы отправляете умирать свои бумаги, и какой-то чересчур навороченный телефон. А еще нашлась коробка с надписью «разное». Я понимал, что нельзя назвать личным триумфом открытие, что у Джейкоба есть вещи, которым он не смог дать конкретное определение, но пожив бок о бок с ним и его напоминающим стальной капкан мозгом, нельзя было не почувствовать небольшое удовлетворение.
Итак, что же завело в тупик супер-псикопа Джейкоба Маркса? Маленький вентилятор. Несколько черно-белых фотографий скучных городских пейзажей в черных лакированных рамках. Связка вешалок. Видеокамера в магазинной упаковке.
Можно заснять, как мы занимаемся сексом.
Хотя, нет. Я бы посмотрел только то видео, где Джейкоб занимает весь экран. Или то, на котором совсем темно, и единственное, что можно разобрать – слова, все те пошлые, грязные словечки, которые ему так нравится говорить.
Я открыл коробку и достал камеру. Она была маленькой и умещалась в ладони. Я развернул экранчик. Кнопки управления выглядели довольно просто: проиграть, запись, промотать вперед и назад. Уже почти нажав кнопку записи, я вовремя сообразил, что сначала надо бы убедиться, что не сотрется съемка чьей-нибудь свадьбы. Я нажал «проиграть», и на экране отобразилась чужая комната, полная окон и света – старое кондо Джейкоба, где никто из нас и представить не мог, что однажды рядом с кроватью на клочья разорвет инкуба.
Кровать, где я спал целую неделю. Громадная кровать.
Камера прошлась по комнате, выхватывая множество деталей, которые я помнил весьма смутно, и остановилась напротив гигантского кожаного дивана.
И Крэша, развалившегося на нем и ухмыляющегося от уха до уха. Без рубашки. Черт.
С Крэшем я познакомился в октябре, и у меня не было поводов видеть его без рубашки. Татуировка обнимала его левую руку рукавом слившихся в единую мешанину узоров. На правой абстрактный рисунок казался более продуманным, менее разрозненным. Живот выгнутой аркой украшало слово «Мэтти», выполненное в тюремном стиле тяжелым готическим шрифтом, а выше, темной дырой в грудине, была набита черная Дева Гваделупская с молитвенно сложенными руками. Вряд ли Крэш на самом деле сидел в тюрьме, но одевался он в стиле «плохого парня» с уверенностью человека, которому глубоко плевать, где делать татуировки: в модном салоне стерильными инструментами или в темной камере заточенной шариковой ручкой.
– Скажи пару слов для будущих поколений, – донесся голос Джейкоба из крохотных динамиков.
Крэш ухмыльнулся еще шире.
– Давай снимем собственное порно.
Ну ладно, я и сам первым делом подумал о том же. Тогда почему появилось чувство, словно мне врезали под дых?
– Чтобы ты смог торговать им в интернете? Даже не думай, – просто замечательно. Тон Джейкоба так и говорил: «не могу согласиться на это по моральным соображениям, но ты так сексуален, что я не могу сдержать улыбку».
– Я же должен как-то зарабатывать, раз уж ты отказываешься быть моим сладким папиком.
– Может, тогда стоит прекратить покупать мне такие дорогие подарки?
– Я выменял камеру на целую гору шалфея. И техника, кстати, не ворованная. Чувак отдал мне ее, даже не успев попользоваться, – улыбка Крэша стала такой широкой, что грозила порвать лицо. – К тому же, пятьдесят лет исполняется всего раз в жизни, – камера дернулась, Крэш пригнулся, и в то место, где только что была его голова, врезалась подушка. Тем летом Джейкобу исполнилось сорок пять, а не пятьдесят. – Ладно, ладно. Ты самый сексуальный мужчина средних лет, которого я знаю.
– Ну все, приятель, ты сам напросился, – Джейкоб отставил камеру в сторону, и она продолжала работать, записывая головокружительно-вдохновляющий вид верхнего угла музыкального центра. Звуки потасовки, перемежающиеся скрипом кожаной обивки, вопль Крэша: «Помогите, жестокость полиции!» и ответ Джейкоба: «Я сейчас покажу тебе «жестокость». И много смешков. И вздохов. И влажных звуков, которые не могли быть ничем иным, как страстными поцелуями.
– Эй, она все еще пишет, – наконец сказал Крэш. – Видишь красный огонек?
– Ты втянул меня в порнографию.
– Как будто тебе нужна была помощь, кобелина.
Стало тошно и физически больно. Мне намного больше нравилось, когда Крэш обзывал Джейкоба «ПсиСвином». И не совал ему в рот язык.
Диван громко скрипнул обивкой, раздался звук шагов, и пара рук поставила камеру ровно. Татуировки Крэша крупным размытым планом мелькнули перед экраном, затем камера сфокусировалась, и он попятился обратно к дивану, где теперь сидел Джейкоб, босой, в джинсах и черной футболке. Его ступни казались ужасно обнаженными.
Волосы у него были намного длиннее, чем я когда-либо видел. За такие очень удобно хвататься… Ради собственного спокойствия не стоило развивать мысль в данном направлении. Джейкоб развалился на диване, закинув одну руку за спину Крэша, пристроившегося в сгибе его локтя. И оба улыбались.
– С днем рождения, малыш, – сказал Крэш. – Это будет твой год.
Малыш? Мне резко стало не хватать воздуха.
Они снова принялись целоваться, в этот раз на камеру, и я приказал себе выключить видео.
Немедленно. Но по неизвестной причине, рука не послушалась приказа. Я рассудил, что лучше уж увидеть все до конца, чем потом постоянно представлять себе, что там происходило дальше. Во всяком случае, я на это надеялся.
А они целовались, да. И все время улыбались и трогали друг друга. Крэш вытащил футболку Джейкоба из-за пояса и скользнул под нее руками. А Джейкоб провел ладонями вверх-вниз по рукам Крэша, огладив его татуировки.
Разорвав поцелуй, они уставились друг другу в глаза. Казалось, что им очень комфортно вот так, просто смотреть друг на друга. Никто из них не нарушал тишину. Джейкоб первым отвел взгляд. Он дотянулся до коробки на кофейном столике – том самом, за которым я накануне ужинал – достал пульт и направил его на камеру.
Полсекунды темноты, помехи, а затем в кадре появился чудовищный племянник Джейкоба, Клэйтон, сидящий в черном кресле автомобиля, и зеленые деревья со слегка позолоченными ветвями, проносящиеся мимо окна. Голос Джейкоба: «Ты уже знаешь, кто будет твоим классным руководителем в этом году?».
– У меня каждую четверть новый учитель, – пацан выпалил фразу на одном дыхании.
– И какой у тебя любимый предмет?
– Не знаю, – Клэйтон старался говорить равнодушно, но внимание Джейкоба заставляло его улыбаться.
– Клэйтон очень хорош в математике, – женский голос. Вероятно, сестра Джейкоба, Барбара. Ненормальная, помешанная на контроле.
– Как насчет спорта? – поинтересовался Джейкоб.
– Не зна-аю, – протянул Клэйтон с глупой улыбкой на лице.
– А каникулы? Еще не закончились?
Клэйтон кивнул.
– Не хотите позавтракать?
Я выключил камеру. Мой собственный завтрак грозил покинуть меня от одного только воспоминания о том, как Крэш называет Джейкоба «малыш».
Захлопнув крышку камеры, я убрал ее в коробку и запихнул в дальний угол нижнего ящика стола. Если Джейкоб когда-нибудь спросит, можно со спокойной душой сказать, что даже не доставал ее, ведь видеотехника – это слишком сложно для меня. Так и скажу, если только Каролины не будет поблизости.
Я уткнулся лбом в клавиатуру и вздохнул. Когда Джейкоб снимал это видео, мы даже не были знакомы. И очень глупо чувствовать себя так, словно только что застал своего бойфренда целующимся с другим мужчиной. Хотя очевидная глупость поступков меня никогда не останавливала.
В кармане зазвонил телефон. Рингтон был общим, обозначавшим всех тех, кто не входил в десяток людей, звонящих мне регулярно. Я хотел дождаться, когда звонок уйдет в голосовую почту, но лежать на кнопках клавиатуры, пытающихся забраться в ноздри, было не очень приятно, к тому же, это мог звонить Джейкоб с какого-нибудь стационарного телефона. Несмотря на отчетливое ощущение, что Джейкоб влепил мне пощечину, ответить на вызов было необходимо. Так я мог сделать вид, что не рылся в чужих вещах и не психовал, глядя, как он сосется с парнем, с которым встречался год назад.
Я глянул на высветившийся номер – таксофон – и нажал кнопку ответа.
– Алло?
Сначала мне показалось, что слышу шум, такой, который отражается от стен в огромном зале, переполненном людьми. А потом разобрал плач.
Даже я не был настолько бревном, чтобы ляпнуть: «Кто это?», когда кто-то звонит и рыдает в трубку. Почти минуту я сидел и пытался сообразить, как выяснить по голосу личность звонящего. Похоже на женщину. Если только это не Клэйтон. Но он был слишком мелким, чтобы пользоваться таксофоном, ведь так? И разве дети в наши дни знают о существовании таксофонов?
– М-м… Привет? – снова попытался я.
– В-в-виктор… – и снова плач.
Так. Женщина. Круг понемногу сужается. Мои сослуживцы-женщины никогда не плакали, потому что копам положено держать лицо, если не считать Бетти, которой, наверное, разрешалось плакать, поскольку она была всего лишь секретаршей.
– Я н-н-не могу больше… – что-то очень знакомое.
– Не можешь что?
– Я не могу знать все, – и новый поток слез.
Мне хватило секунды, чтобы совместить голос и легкий испанский акцент.
– Лиза? О господи, что случилось? Ты где?
Лиза шмыгнула носом.
– В аэропорте “О’Хара”.
Голос был очень слабым и почти заглушался окружающим гомоном.
Я выспросил номер рейса и название авиакомпании.
– Сиди тихо. Выпей чего-нибудь. Я буду через полчаса.
– Хорошо. И, Виктор…
– Да?
– Захвати свои таблетки.
Вот это да. Это же коп, в конце-то концов. Интересно, где я был, когда раздавали талант к дедуктивному мышлению? Наверное, стоял в очереди «покажите мне мертвых людей». Видимо, она показалась мне короче.
========== Часть 7 ==========
Я подъехал к грязной обочине зоны прилета и увидел Лизу, с красным носом и волосами, заплетенными в длинную косу. Она казалась ниже ростом, чем я помнил, и более походила на латиноамериканку, словно мой мозг за то время, что мы не виделись, окончательно превратил ее в белую женщину. Она села в машину, втиснувшись на переднее сидение вместе с сумкой, в которой поместилась бы здоровенная кувалда, и со всей дури дернула ремень безопасности. Зимней одежды на Лизе не было, из-под укороченных штанов серого спортивного костюма выглядывали посиневшие от холода лодыжки. И как будто этих странностей было недостаточно, она нацепила громадные, солнцезащитные очки в стиле Пэрис Хилтон.
Я смотрел на нее. А куда смотрела Лиза, сказать было трудно.
– Ты в порядке?
– Просто поехали, – произнесла она устало.
Я изо всех сил надеялся, что меня не накроет воспоминаниями об Адском лагере. Только не это, пожалуйста. Я же за рулем.
– Тебя кто-то обидел?
– С чего ты взял?
– Ты отвечаешь вопросом на вопрос… На кой тебе эти очки? У тебя там что, фингал?
Она приспустила очки на кончик носа и взглянула на меня поверх оправы. Глаза у нее были красными и припухшими, но без синяков.
– Просто не хотела, чтобы кто-то видел меня зареванной. Теперь мы можем ехать?
Так. Ясно. То есть я был не так уж далек от истины в своих размышлениях про женщин-копов и слезы.
Мне почти хотелось, чтобы у нее обнаружилась парочка гематом, как иллюстрация к времени, проведенному в ПсиТрэйн, потому что сам я уже был на грани полноценной паники от мысли, что ей причинили намного более худший вред, который я не в состоянии увидеть. Я едва сдерживался, чтобы не сдернуть с Лизы очки, поэтому упорно не отрывал взгляд от дороги. Снег валил всю ночь, движение на дороге было затруднено, да и Лиза, судя по всему, не хотела, чтобы на нее глазели. Я выкрутил обогреватель на полную мощность и свернул к выезду на платную дорогу. Свернул и тут же застрял в вечерней пробке. А может, где-то впереди произошла авария. Что бы там ни было, мы стояли на месте.
Я ждал, когда Лиза заговорит, но она молчала. Мы проползли вперед на пару футов и снова остановились. Я покосился на Лизу, но ничего не смог разглядеть за черными стеклами очков.
– Слушай, ты не разговаривала со мной фактически несколько месяцев, что меня ужасно злит. Но давай забудем об этом на секунду. Прямо сейчас ты меня чертовски пугаешь. Почему ты здесь, и что с обучением в ПсиТрэйн?
– Мне нужен «аурасель».
– Нельзя принимать его в движущемся автомобиле, – совершеннейшая чушь. – Не волнуйся. Обещаю не задавать вопросов про «си-но». Тебе не дают спать? Какой-нибудь эмпат копался у тебя в голове? Какие еще медикаменты ты принимаешь?
– Ты серьезно? – Лиза взглянула на меня, но глаз из-за очков я так и не увидел. – Ничего подобного не было. Дело не в ПсиТрэйн, а во мне, – она вытянула ногу под воздуховод и вжалась плечами в кресло. Поерзала, повертелась, отрегулировала наклон спинки и сползла так, что ей бы пришлось поднапрячься, чтобы выглянуть в окно. – Быть экстрасенсом ужасно сложно.
– Какая невероятная новость.
– Я никак не могла понять, почему ты все время принимаешь наркотики. Мне казалось, лучше видеть призраков, чтобы можно было их избегать, – она вздохнула и направила струю теплого воздуха себе в лицо. – Теперь я понимаю, почему временами тебя тошнило от всего, что ты знаешь.
– Не думаю, что наши с тобой таланты можно сравнивать. Они слишком разные.
– Это всего лишь разные способы интерпретации информации. Но мы оба видим то, чего не могут видеть другие, – она наконец повернулась ко мне лицом, но я по-прежнему следил за ней периферийным зрением, глядя на дорогу. – А может, никто и не должен видеть этого.
– Но мы видим. Очень многие видят, – я попытался припомнить статистику, которую любил цитировать Крэш. – Примерно от трех до пятнадцати человек на сотню, – я пристроился за микроавтобусом с мальчуганами, прижавшимися ртами к заднему окну и раздувающими щеки так, что казалось, их маленькие лица вот-вот взорвутся. Они были похожи на ярмарочную игру, где надо целиться из водяного пистолета в раскрытые рты клоунов. Я вспомнил о Клейтоне. И о камере. Не обязательно иметь паранормальный дар для понимания, что без этих знаний жизнь моя была бы счастливей.
Я съехал с шоссе на городские улицы, плотно забитые легковыми машинами, грузовиками, фургонами и автобусами. И застрял под светофором в ожидании поворота налево. Мертвый парень с рекламным щитом с надписью «Покайся в грехах своих» разорялся так близко от моей машины, что в боковое зеркало прошло сквозь его бедро. Нет ничего хуже, чем застревать в непосредственной близости от таких чуваков. Толпа идиотов сигналила мне сзади, как будто я мог куда-то сдвинуться, а призрак, вещающий о конце света, принялся размахивать руками, проткнув своей конечностью окно со стороны водителя.
– Иди к свету, – отпрянув, машинально выдал я фразочку, подслушанную в фильме «Полтергейст». Она никогда не срабатывала, но мне показалось, надо что-то сказать.
– Да ты издеваешься, – сказала Лиза.
– А? С чего бы мне?.. – я заметил просвет среди машин и проскочил в переулок. – На улице их полно. А может, это просто те, кого я вижу обычно, поскольку мне никогда не приходило в голову заниматься переписью призрачного населения.
– Никто в ПсиТрэйн этого не может.
– Не может чего?
– Видеть их. Вот так вот запросто. Они что, стоят посреди дороги?
– Бывает иногда. А иначе почему я, по-твоему, так часто маневрирую? Я не просто объезжаю дыры на дороге – иногда они выглядят вполне живыми, пока не подъедешь поближе, – я взглянул на Лизу. Она смотрела на меня в упор. – Ну а что же могут медиумы в ПсиТрэйн?
– Они говорят что-то вроде: «Я чувствую присутствие. Это женщина. Пожилая. Мать или бабушка».
Фу. Надеюсь, мне никогда не придется пересекаться с теми, чья бабушка решит передо мной появиться.
– А на самом деле они ничего не видят ?
– Наверное. Не так четко, во всяком случае.
Я вспомнил о призраковизоре, собранном моими добрыми приятелями Роджером Берком и доктором Ченс из транзисторов, клейкой ленты… И еще целой кучи запчастей, которые я никогда не смог бы идентифицировать. Из чего бы ни была собрана эта штуковина, она определенно имела влияние на призраков, до такой степени, что выкрутив регулятор громкости на минимум, я мог погасить призраков, если не хотел их видеть. Возможно, такой тюнер мог бы усиливать призраков и помогать слабым медиумам получать от их дара больше, чем просто мимолетные ощущения. А потом, когда работа закончена, они могли бы отключать странную электронику и возвращаться в прекрасную, нормальную жизнь. Для них это было бы просто идеально.
– Куда ты едешь? – спросила Лиза.
– Сюрприз. Я переехал, – хотелось добавить «за те три месяца, пока ты со мной не разговаривала». Но я удержался и не произнес этого вслух.
Судя по всему, Лиза была не в восторге от моего тона.
– Прости, Вик. Если кто и знает, как трудно быть такой, так это ты.
Я бросил взгляд в ее сторону. Меня так и подмывало сказать: «Трудно? Девочка, да ты понятия не имеешь, что значит «трудно». Но это было бы слишком мелодраматично, поэтому ограничился глубокомысленным «хм». Я въехал на парковочное место, совсем недавно расчищенное мной от снега и которое все еще было свободно. В репутации фабрики с приведениями есть свои преимущества.
К дому я шел такими широкими шагами, что Лизе пришлось бы бежать за мной, чтобы не отстать. Но быстро почувствовав себя говнюком, я оглянулся. Лиза казалась маленькой. И грустной.
Не умею я долго обижаться. К тому времени, как Лиза добралась до входа, я уже распахнул дверь перед ней, словно перед Королевой.
– Заходи, – пригласил я. – Напою тебя кофе.
Я повесил свое пальто на вешалку, а Лиза вцепилась в свою спортивную куртку и, кажется, была готова меня укусить, вздумай я забрать ее.
– Не разувайся, – сказал я. – Мы не… Ну… Не озаботились чистотой полов.
– Мы? – она могла бы узнать и сама, обратившись к «си-но». Наверное, экономила свой дар, раз решила спросить вслух.
– Мы с Джейкобом. Купили это место вдвоем.
– Как-то слишком быстро, – сказала она. – В смысле, поздравляю.
Я пожал плечами и направился к мини-кухне.
– Наверное, так и есть. И все же это произошло.
– Когда вы переехали?
– В понедельник.
– И еще не распаковали вещи?
– Джейкоб занят работой, – я сполоснул кофейник и наполнил его водой. – У него… Ну…
Лиза показала пальцем себе на шею.
Черт. След от зубов. Я сделал вид, что меня это не волнует и что чрезвычайно занят приготовлением кофе. Нажав на кнопку, я повернулся к Лизе.
– В общем, не то чтобы я не рад тебя видеть, но хотелось бы услышать, почему ты все бросила и вернулась.
– Я тебе уже говорила. Хочу попробовать «аурасель». В ПсиТрэйн мне его не дадут.
– Ты уже как-то попробовала «аурасель», помнишь? И тебе было ужасно плохо от него, – без привычки от «аураселя» наизнанку выворачивало всех. Но дело было не в этом. – Постарайся объяснить мне, с чего ты вдруг начала так дергаться из-за «си-но»? Если не хочешь им пользоваться, просто прекрати и все.
Лиза забралась на барный стул и поставила ногу на перекладину. Схватившись за колени, она принялась раскачиваться взад и вперед, пряча глаза за темными стеклами очков. Я уже было подумал, что она не собирается отвечать, и что, возможно, она и впрямь повредилась в уме, но тут она сказала:
– Вик, ты веришь в Бога?
Вот блин. Кажется, разговор свернул куда-то не туда.
– Не знаю. Это имеет какое-то значение?
– Никто не может быть непогрешим, кроме Бога. Даже Папа, по мнению Церкви. Тогда, что такое «си-но»? И кем оно делает меня?
– В «си-но» нет ничего непогрешимого. Оно же работает только в том случае, если на вопрос можно однозначно ответить «да» или «нет», верно? А ведь далеко не каждый умеет задавать такие вопросы. Это своего рода… Навык. Вроде умения сказать о каком-нибудь предмете, что он большой или маленький, красный или синий. Так получилось, что ты можешь видеть намного больше, чем большинство людей.
Лиза ссутулилась.
– А если «си-но» – что-то вроде обычного зрения? Если ты видишь, что ребенок выбежал на улицу, разве ты не должен сообщить об этом его матери?
– Не обязательно.
– Как ты можешь такое говорить?
– Я не несу ответственности за каждого встречного сопляка – люди сами должны следить за своими чертовыми детьми. И ты не ответственна за каждую проблему в мире. Ты отвечаешь только за себя. Вот и все.
– Видимо, поэтому ты и таскаешься в поисках кошмарных окровавленных призраков, чтобы расспросить и найти тех, кто их убил.
Я закатил глаза.
– Ты не могла бы снять эти идиотские очки?
Лиза стянула очки и положила на столешницу. Ее глаза были узкими, веки опухли, как будто она проплакала несколько дней подряд.
– Я не знаю, зачем делаю это, – ответил я. – Мне за это платят. Да и не для чего другого я не гожусь, в любом случае.
Я налил Лизе кофе. Она приняла кружку и прижала ее к груди.
– Вик, я не хочу пользоваться «си-но».
– Ну так не пользуйся.
– Как я могу? А если оно спасает жизни?
– Не знаю, что тебе сказать. Все рано или поздно умирают. Посмотри на это так: что если бы ты никогда так и не узнала, насколько мощным может быть «си-но»? Что если бы ты была обычным копом с пистолетом и значком? Ты бы считала, что обязана раскрыть все преступления? В каждом участке, в каждом городе? Нет. Ты бы выполняла свою работу, а после спокойно шла домой.
Мы пили кофе и прислушивались к сиренам полицейских машин, завывающим вдалеке. Мы сидели бок о бок и слушали, как звуки то приближаются, то отдаляются. Не потребовалось титанических усилий, чтобы отвлечь Лизу от «аураселя». Мне было любопытно, последствие это принятых медикаментов, или она просто искала повод, чтобы поговорить со мной.
Я только надеялся, что она не ждет от меня ответов на все вопросы.
Лиза поставила кружку на стол.
– Можно я воспользуюсь твоим компьютером? Надо отправить письмо моему координатору в ПсиТрэйн, сообщить, что со мной все в порядке.
– А разве они не могут отследить письмо и приехать за тобой?
– Вик, я не заключенная. Просто хочу сообщить, что не померла в какой-нибудь сточной канаве.
– А-а, – я указал на ноутбук. – Бери.
Знала ли она наверняка, что у меня на пороге не возникнет парочка пси-головорезов, чтобы оттащить ее обратно? Я хотел попросить ее свериться с «си-но», на всякий случай. Но предлагать такое, когда сам же сказал, что ответ на все ее проблемы – прекращение использования дара.
– Лиза?
– Да?
– Ты в курсе, что в Интернете совсем ничего нет обо мне? И про Адский лагерь тоже.
– Но так ведь и должно быть, нет? Я подписала чуть ли не сотню бумаг, обязывающих меня защищать твою частную жизнь, а иначе лишусь работы, привилегий, всего, – она говорила об этом почти равнодушно, словно это были позавчерашние новости.
Я топтался в дверях, размышляя, как бы мне получить побольше информации об этих «бумагах», не выдав охватившее меня бешенство. Лиза полагалась на меня, рассчитывала, как на проводника в мире высокоуровневых «психов». Даже если я вот-вот взорвусь, расспрашивать надо тихо и спокойно. Во всяком случае, до тех пор, пока Лиза не разберется в себе. А потом можно будет устроить допрос с пристрастием.
Я зашел в спальню, взял изодранную упаковку с постельным бельем и стащил с кровати подушку. Еще не было даже восьми часов, но я решил, если Лиза захочет поспать, можно будет предложить ей «валиума» или даже половинку красненькой. Я тщательно, как только мог, застелил диван и расправил одеяла.
– Вик? – позвала из кухни Лиза. – Кто такой «Эш Мэн», и почему он интересуется, что на тебе надето?
========== Часть 8 ==========
Лиза была хороша во многих вещах, которые я считал «пацанскими». Ей нравилось водить машину. Нравилось играть на компьютере. И судя по тому, что она вцепилась в домашний кинотеатр Джейкоба, который можно настраивать вплоть до программирования пульта, ей нравилась электроника. Я задумался, не дать ли ей взятку за его настройку, но решил, что нет ни единого шанса, что Джейкоб поверит в мою способность справляться с какими бы то ни было механизмами. Хотя можно сказать, что со мной случился внезапный выброс адреналина, как с теми женщинами, которые поднимают автомобиль, чтобы он не раздавил их ребенка.
Не-а. Он на такое не купится.
Джейкоб пришел домой около десяти часов, когда Лиза растолковывала мне назначение гигантского пульта с восемью тысячами кнопок, а у меня в одно ухо влетало, в другое вылетало. Джейкоб остановился в дверях в полуснятом пальто и спортивной сумкой в руке и уставился на Лизу как будто (наконец-то) увидел приведение.
– Привет, Джейкоб, – сказала Лиза. Он бросил сумку на пол, шагнул вперед, широко раскинув руки, и сгреб ее в свои медвежьи объятия.
Сам я Лизу не обнимал, а она ведь была моей напарницей. Наверное, я вообще не люблю обниматься. Когда мы впервые встретились, я сидел, и скорее всего, поэтому мне и не приходило в голову нечто подобное. Наверное, следовало похлопать ее по колену. Или сделать еще что такое же смутно ласковое.
– Ты в порядке? – спросил Лизу Джейкоб.
Она кивнула.
– Все… Трудно объяснить, – они разошлись на расстояние вытянутых рук, но все еще цеплялись друг за друга, как будто вполне естественно прикасаться к другому человеку, которого не пытаешься снять, угостив выпивкой «две по цене одного». – Дар предвидения начал меня утомлять.
Джейкоб еще раз обнял Лизу и отпустил.
– Ты невероятно вовремя, – сказал он. – Не удивлюсь, если «си-но» подсказало тебе приехать и помочь мне в этом деле.
– Э-э, Джейкоб? – встрял я. – Ты не слышал, что она только что сказала?
Никто сильнее меня не хотел вручить Джейкобу железобетонную улику по этому делу, перевязанную аккуратным бантиком. А Лиза была так огорошена своим «си-но», что все бросила и сбежала в Чикаго.
– Лиза не может помочь… Сегодня. Она приняла «нейрозамин», – я подумал, что еще никогда не скармливал Джейкобу ложь в таких гигантских пропорциях. Не то чтобы вранье получилось неправдоподобным, в конце концов, Лиза и правда пыталась выпросить у меня таблетки. Но ведь речь шла о важных для Джейкоба вещах. И тут же спохватился, не выдаю ли чем-нибудь себя. Разыскав на пульте кнопку громкости, я принялся терзать телевизор на тот случай, если мой взгляд, дерганые движения или странный жесты покажутся окружающим подозрительными.
Джейкоб окинул Лизу долгим, задумчивым взглядом.
– Все настолько плохо? – она кивнула. – Мне жаль, – поцеловал Лизу в лоб и ушел снимать пальто и убирать сумку.
Когда Джейкоб повернулся к нам спиной, Лиза взглянула на меня, и я пожал плечами. В шарадах я был не силен, поэтому этот жест приблизительно означал: «А что, черт возьми, я должен был сказать? Ты же сама говоришь, что не можешь справиться с «си-но».
В ванной зашумела вода, я услышал, как Джейкоб чистит зубы. Обычно он сначала принимает душ, а потом уже занимается гигиеной рта, поэтому я решил, что помылся он в спортзале. Для него необычно тренироваться два дня подряд, но может, он воспользовался их беговой дорожкой, потому что сугробы и лед мало подходят для бега трусцой.
– Тебя это не касается, – я чуть понизил голос, чтобы Джейкоб не услышал меня за шумом воды. – Это дело Джейкоба. Представь, что вы вернулись в участок. Если тебе случайно попадется какая-нибудь зацепка, конечно же, ты укажешь на нее. Но специально не потащишься в нерабочее время копаться на месте преступления. И не будешь взламывать его компьютер, чтобы проверить за ним его работу.
– Но он же попросил меня.
– Ну хорошо. Он, так же, как и ты, не может смотреть на страдания других людей. Но он не понимает, совсем не понимает, как подобные вещи сказываются на «психах».
– Он понимает…
– Разумом, да, – я прижал руку к солнечному сплетению, как делал это Крэш, когда считывал эмоции. – Но не здесь.
Джейкоб вышел из ванной в старой футболке и серых трениках, неся вешалку с костюмом.
– Мы делаем попкорн, – сообщил я. – Хочешь?
Джейкоб отрицательно мотнул головой.
– Потом мне снова придется чистить зубы нитью. Вы развлекайтесь, а мне надо поспать.
Мы проследили, как он поднимается по лестнице и исчезает в спальне.
– Я просто обязана воспользоваться «си-но», – шепнула Лиза.
Я нашел кнопку громкости на гигантском пульте и сделал погромче звук новостей, чтобы заглушить наши голоса.
– Я только что выиграл тебе время на раздумья. Не сдавайся при первых же признаках давления.
– Что толку сдерживаться? Может, я должна пользоваться «си-но», хочу я того или нет, – сказала Лиза. – Это то, кем я являюсь.
– Ничего подобного. У тебя есть дар, который ты можешь отключать, просто не думая о нем. Чего не скажешь обо мне – я вижу призраков вне зависимости от своего желания. Так что, если не хочешь делать это для себя, то сделай для меня. Я не дам тебе «аурасель», потому что тебя унесет, как воздушный шар, и вовсе не в хорошем смысле, но возможно, тебе и правда не помешает таблетка «нейрозамина». У Каролины есть заначка.
Лиза потеребила кончик своей косы.
– Ладно.
– Вот и хорошо.
– Думаю, тебе лучше пойти к Джейкобу, – сказала Лиза.
Если мне повезет, то Джейкоб спит. Тогда у него не получится докопаться, откуда взялся «нейрозамин», которого у меня никогда не было.
Я похлопал Лизу по плечу и пожелал приятных снов. Хорошо, что она не телепат, да и просто не догадывалась, что я сначала тщательно обдумал все эти штуки с объятиями и пробежался по длинному каталогу жестов, которые можно использовать, чтобы выглядеть дружелюбным, не показавшись странным.
Поднявшись по лестнице, я слегка приоткрыл дверь в спальню. И увидел, что Джейкоб сидит на кровати, уставившись в стену.
– Ну что, – дерзнул подать голос я, – есть новые улики?
Джейкоб потер переносицу.
– Она говорит, что он сделал это снова.
Ого. Речь не о Лизе. Он говорит о жертве. Голос Джейкоба был тихим, но четким. Ни единого шанса, что я расслышал неверно.
– Как такое могло произойти? Там что, не выставлена охрана?
– Двое охранников. И камера.
– И?
– Охранники говорят, что ничего не видели, а видео слишком темное и искаженное, на нем ничего не разобрать.
Вот черт. У меня в голове закружились еще несколько безумных теорий, от телекинетика, способного ходить сквозь стены, до гипнотизера, внушающего извращенные мысли медицинскому персоналу дома престарелых. Даже инкуб, которого я пристрелил в доме Джейкоба, не мог проникнуть в закрытую комнату; он обдуривал людей, чтобы его приглашали в помещение, и я собственными глазами видел, как он выскакивает в окно. Вообще-то, в мире полно всяких чудовищ и помимо инкубов. Мои учебники из Адского лагеря битком набиты всякими тварями. И некоторые из них наверняка реальны.
Существовал самый простой и быстрый способ выяснить, что же происходит: дождаться, пока Джейкоб уснет, и воспользоваться «си-но». Но если Лиза сделает исключение для этого дела, то где же тогда ей провести границу? И как быть с моими разглагольствованиями, что нельзя хвататься за каждое преступление в мире? Может, я действительно так думал, а может, это были просто умные слова, которые надо было произнести, чтобы дар Лизы не раздавил ее окончательно.