Текст книги "Потерянный Ван Гог"

Автор книги: Джонатан Сантлоуфер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 21 страниц)

67

Мерцали лампы дневного света, в конференц-зале столбом стоял табачный дым, все были на взводе. Прошло двадцать четыре часа, а известий от людей Торговца все не было.

Но повод для оптимизма имелся. Бейн был в деле. Он согласился выдать себя за высокопоставленного клиента Льюиса в обмен на помилование, которое Ван Страатен обещала устроить ему через Государственный департамент.

– Он знает, как его нашли? – спросил Смит.

– Мы сказали, что выследили сами.

– Хорошо. – Смит все еще надеялся оградить Перроне и Верде от этого дела и связанных с ним неприятностей. – Вы понимаете, что предоставить Бейну доступ к великой картине – все равно что помахать мышью перед носом кошки?

– Это верно, – усмехнулась Ван Страатен. – Но люди из Госдепа говорят, что мистер Бейн – очень удачливый кот. Он будет вести себя хорошо.

Смит не был в этом уверен. Он посмотрел на маленькую картину Матисса, одну из ранних работ художника в стиле фовизма, доставленную вчера. Она стояла в углу, как выброшенный рождественский подарок – первое произведение искусства, которое должно было сыграть роль приманки. Похищенная нацистами картина, которую никто не видел в течение восьмидесяти лет, недавно негласно вернулась в мир и стала частью роскошной коллекции, которую «Келвин Льюис» предложил Торговцу.

– А что, если они оставят себе Матисса и не явятся за второй картиной? – спросил Смит.

– Этого не произойдет, – сказала Ван Страатен. – Дело, в общем-то, не в Матиссе, а в том, чтобы ты продал Ван Гога, самую высококлассную из картин, всплывших за последние десятилетия. Торговец хочет контролировать продажу на расстоянии, чтобы остаться в стороне, если что-то пойдет не так.

Некоторое время они обсуждали, что еще может случиться, запасные варианты и альтернативы; Яагер заново проверял систему связи и слежения; Штайнер, как обычно, излагал негативные сценарии. Смит чувствовал, как беспокойство в его душе растет, как хлеб в духовке; беспокоился он в основном о том, что его разоблачат, и Торговец сбежит, операция будет провалена, и его коллеги будут вынуждены начинать все заново – без него. Одноразовый телефон зазвонил; Смит, взяв себя в руки, подал остальным сигнал, чтобы все замолчали, и приложил телефон к уху. Поговорив минуту, он отключил сотовый.

– Они готовы встретиться, – произнес он.

– Когда? – спросила Ван Страатен.

– Прямо сейчас.

68

С самого начала этого задания Бруно Штайнер был недоволен: Ван Страатен обращалась с ним как с подчиненным, а не как с экспертом по преступлениям в сфере культуры. Да, это был первый раз, когда он физически выполнял задание, а не сидел за письменным столом; и да, ему было приказано слушать, делать заметки и сообщать об этом в Интерпол. Но все же, неужели так трудно было отнестись к нему с несколько большим уважением?

Он отправил по электронной почте ежедневный отчет обо всем, что только что произошло на совещании, затем – в соответствии с инструкцией – направил официальные уведомления местным правоохранительным органам. «Зеленое» уведомление о лицах, представляющих интерес в уголовном расследовании, в данном случае, о Торговце. Затем «оранжевое» уведомление, предупреждающее о событии, которое может представлять непосредственную угрозу для людей или имущества. Опять-таки Торговец, а также его представители и партнеры.

Штайнер обстоятельно описал, как он настаивал на непосредственном участии в операции сопровождения аналитика Смита в его миссии, и как Ван Страатен согласилась, но только потому, что у нее не было выбора. В противном случае Интерпол мог отказаться от поддержки этой, а также любых будущих операций с ее участием. Впрочем, Штайнер предложил своему начальству сделать это независимо от результата операции, назвав Ван Страатен некомпетентной, а ее способности руководителя слабыми.

Затем он заполнил «фиолетовое» уведомление о способах действия, то есть о процедурах, предметах, устройствах или тайниках, используемых преступниками. Здесь он перечислил картины Ван Гога и Матисса (объекты) и отметил, что обмен (modi operandi) неизбежен, местоположение или тайники будут известны в ближайшее время.

Он знал, что Интерпол немедленно рассмотрит его запрос, поскольку это задание класса А-1 с международными последствиями, что руководство будет отслеживать его, связавшись с местными правоохранительными органами.

Штайнер еще раз просмотрел свои запросы и нажал «Отправить».

Через несколько минут – даже быстрее, чем ожидал – он получил ответ: LSB, местные власти оповещены. Штайнер откинулся на спинку стула. Он был удовлетворен. Если задание пройдет успешно – а в этом, несмотря на свои опасения по поводу Ван Страатен, он был совершенно уверен – Штайнер продвинется по служебной лестнице Интерпола вплоть до Генеральной Ассамблеи, ее руководящего органа, место в которой уже давно заслужил.

69

Засунув картину стоимостью сорок миллионов долларов в металлическую корзину взятого напрокат велосипеда, Смит доехал до центрального железнодорожного вокзала Амстердама, прикрепил велосипед к стоянке и вошел в здание. В точности следуя полученным указаниям, Смит двигался через огромный, бурлящий людской муравейник, держа под мышкой завернутую в газету и пузырчатую пленку картину. Купив за шесть с половиной евро билет до близлежащего города Харлем, которым он не собирался воспользоваться, он направился в восточное крыло вокзала, в камеру хранения багажа. Дверца малой ячейки под номером 136 была открыта. Смит положил туда картину, закрыл дверцу и получил взамен маленькую карточку.

Потом он прошел к билетному автомату, на экранчике которого высветился номер ячейки, которой он только что воспользовался, и предупреждение, что у него есть две минуты на оплату услуги. Дрожащей рукой Смит вставил корешок в прорезь, и через несколько секунд оттуда выкатился распечатанный чек. Он сунул квитанцию в карман, нашел ближайший эскалатор и спустился вниз, в длинный коридор с кафе, продуктовыми и сувенирными лавками. Смит отыскал табачный магазин. Там у витрины с коробками сигар, зажигалками, рекламой электронных сигарет, вейпами и кальянами стоял загорелый рябой мужчина в кожаной куртке. Смит подождал, пока тот купит пачку сигарет «Тайм» и уйдет, подошел к продавщице – молодой женщине со стрижкой «голландский мальчик» – и сказал:

– Пачку «Принца».

Та, оглядев его, проговорила:

– Моя любимая песня у Принца – «When doves cry».

– А моя – «Raspberry Beret», – ответил Смит.

Она выложила на прилавок пачку сигарет «Принц». Смит вручил ей восемь евро и спрятанную между купюрами квитанцию из камеры хранения. Затем он вышел из магазина, поднялся на эскалаторе обратно наверх и направился к выходу из вокзала. Когда он забирал велосипед, руки его дрожали так сильно, что ему пришлось остановиться, чтобы перевести дыхание. Он заметил, как тот мужчина в кожаной куртке неподалеку сел на мотоцикл и уехал, но Смит не придал этому значения.

К тому времени, когда он вернулся на велосипеде в полицейский участок и встретился с Ван Страатен и остальными, уже было известно, что картина получена и находится на пути к покупателю. Как и было условлено, на недавно открытый в швейцарском банке счет на имя Келвина Льюиса поступило 40 000 долларов. Очевидно, Торговец был удовлетворен.

Ван Страатен сказала, что имя покупателя картины Ван Гога произвело на Торговца большое впечатление.

– Даже чересчур большое, – заметил Смит, вспомнив, как были обеспокоены люди Торговца тем, что Бейн слишком известен, с чем они, очевидно, смирились, согласившись на обмен. Смит поинтересовался, почему сделка с Матиссом не является достаточным доказательством незаконной деятельности Торговца.

– Потому что это всего лишь одна продажа, – сказала Ван Страатен. Нам нужно показать, что это постоянная деятельность. А еще нам нужен Ван Гог.

Смит кивнул. Хотя идея проходить в скором времени еще раз такое же испытание была ему не по душе: пульс еще не пришел в норму, а ожидание следующего этапа тяготило. Но приходилось ждать известий от людей Торговца.

Муниципальный полицейский Вокс предложила Смиту кофе и сэндвич, но он ограничился кофе. Организм отказывался принимать еду.

– Как обувь? – спросила она, имея в виду черные кожаные сандалии, которые они купили вместе.

– Жмет, – сказал Смит, но улыбнулся. Он закурил сигарету «Принц», затянулся и сразу же затушил.

Ван Страатен предложила ему «Данхилл», помогла прикурить, и он был благодарен: не хотелось, чтобы другие видели, как у него дрожат руки.

«Стог сена» Моне, ценное полотно в стиле импрессионизма, было доставлено, упаковано и готово к следующему обмену. Ван Страатен еще раз прорабатывала детали – одна картина в качестве залога другой, предметы, цены и проценты оговорены. После чего Ван Гог должен был перейти к их клиенту, Бейну. По крайней мере, так думал Торговец; половина от согласованной суммы 80 миллионов долларов уже поступила на швейцарский счет Льюиса.

– Рыночная стоимость автопортрета вдвое выше, – возражал Штайнер.

– Но на рынке он никогда не появится. В этом все и дело, – устало проговорила Ван Страатен.

Как только этот второй обмен будет произведен и Торговец будет удовлетворен, Льюис, по «легенде», вернется в Чикаго к своему арт-бизнесу, и вступит в силу их новое партнерское соглашение: Торговец найдет европейских и азиатских покупателей для остальной части коллекции Льюиса, а Льюис будет продавать более известные произведения искусства Торговца клиентам в США.

– Конечно, ничего из этого не произойдет, – уточнила Ван Страатен. – Как только Ван Гог окажется в нашем распоряжении, Торговец будет арестован.

Смит задавался вопросом, что с ним станет, когда все это закончится – вернется ли он на свое старое место в Интерполе, примет участие в работе Генеральной Ассамблеи или отправится на другое задание? Ван Страатен на какое-то время вышла и вернулась в комнату с загорелым мужчиной в кожаной куртке.

– Это Диспетчер, – представила его она. – Он наблюдал на расстоянии.

– На расстоянии? – хмыкнул Смит. – Мы практически столкнулись в этой табачной лавке.

– Ну, не совсем, – улыбнулся Диспетчер, крепко пожимая руку Смиту.

– Является ли этот человек уполномоченным членом рабочей группы? – спросил Штайнер. – Известно ли Интерполу о его участии? Кого он представляет?

Ни Диспетчер, ни Ван Страатен не ответили на его вопросы.

– Диспетчер будет работать с нами до конца операции, – отрезала Ван Страатен.

– Мне нужно знать ваше имя и на кого вы работаете, – заявил Штайнер Диспетчеру. Тот рассмеялся и потрепал Штайнера по голове, сдвинув набок его парик.

– На этом пока все. – Ван Страатен встала и сделала знак Смиту следовать за ней.

Выйдя на улицу, Ван Страатен, Смит и Диспетчер пересекли старую площадь и пошли вдоль канала; темная вода в лучах вечернего солнца блестела как ртуть.

– Диспетчер здесь для того, чтобы с вами ничего не случилось, – сказала Ван Страатен.

– Я думал, это ваша работа, – заметил Смит.

– Моя работа – это общий успех задания.

– Все будет в порядке. – Диспетчер положил тяжелую руку на плечо Смита.

– Приятно это слышать. – Адреналин иссяк, и Смиту хотелось свернуться калачиком на тротуаре.

– То, что вы делаете, очень важно, – сказала Ван Страатен. – Важнее, чем вы можете себе представить, аналитик Смит.

– Вот бы это на зарплате отразилось, – не удержался он.

– Что-нибудь сделаем… когда дело закончим, – ответила она. Потом они с Диспетчером пошли чуть впереди, обсуждая старую архитектуру в Вене и Москве, перебрасываясь именами художников – Рафаэль, да Винчи, Эль Греко и Пикассо – и шуточками, которых Смит не понимал. Но все же, шагая за ними следом, он слушал их непринужденную беседу с удовольствием: они посмеивались и были так уверены в себе, словно могли справиться с чем угодно. Одноразовый телефон у Ван Страатен издал сигнал, и смех резко оборвался.

– Время и место, – произнесла она и показала телефон Диспетчеру, который прочел сообщение и еще раз пожал плечо Смиту.

– Увидимся на месте. Точнее, на этот раз только я тебя увижу, ты меня – нет. Бе-тачбулот та’асе леха милчама, – произнес он и перевел: «Ибо под мудрым руководством вы сможете вести свою войну». Бывший девиз моей организации[19]19
    Имеется в виду Моссад.


[Закрыть], от которого она отказалась, но он мне нравится.

– Пилот готов? – спросила Ван Страатен.

– Да. – Диспетчер кивнул отдельно каждому из них и зашагал прочь.

– Пойдем, – сказала Ван Страатен. – Нужно подготовиться, а времени у нас не так уж много.

70

Мы встретились с Каролин на узкой улочке рядом с оживленным каналом, в водах которого между пришвартованными плавучими домами и сновавшими в обе стороны моторными лодками играли солнечные блики. Впрочем, погода была переменчивой, и солнце выглядывало из-за темных облаков ненадолго.

– Он назначил встречу здесь. – Каролин почему-то сделала жест в сторону канала. – Его интересует, что вы узнали о картине.

Моя нехитрая уловка сработала, наживку он проглотил.

Каролин поинтересовалась, что же это за информация, и я еще раз повторил, что ей лучше этого не знать. Маленькая лодка подплыла к нам так тихо, что я бы не заметил ее, если бы не искал взглядом заранее.

Человек со шрамом стоял на палубе, одетый так же, как тогда в музее, в костюм-тройку, который сейчас казался неуместным. Рядом с ним стоял простоватый парень в темных очках и кепке. Он протянул Каролин руку, но Лицо-со-шрамом покачал головой. «Здесь не хватит места для мисс Кахилл», – сказал он, что явно не соответствовало действительности: на лодке могло легко поместиться еще человек шесть.

Каролин начала было возражать, но я заверил, что все в порядке. Мне казалось, что, если возникнут какие-то проблемы – хотя я их и не ожидал – я смогу справиться с этим типом: я сильнее и гораздо моложе.

– Я подожду вашего возвращения здесь, – произнесла Каролин.

Парень в кепке и темных очках помог мне забраться, потом занял место за рулем на корме. Лицо-со-шрамом и я остались на носу, от кормы нас отделяла небольшая кабина.

– Капитан не будет нам мешать. Я часто пользуюсь его услугами, и он знает, что я люблю конфиденциальность. Думаю, вам понравится небольшая прогулка по реке. – Мой собеседник опустился на одно из двух сидений перед кабинкой и жестом пригласил меня сесть рядом. При дневном свете я разглядел, что его черные волосы были крашеными, с сединой у корней на четверть дюйма, а шрам неумело замазан пудрой. Он обернул шею шарфом, темно-фиолетовым, почти такого же цвета, как его шрам. – Это лучший способ получше познакомиться с городом. Вы же знаете, что Амстердам часто называют Северной Венецией.

Лодка направилась вдоль по узкому каналу, затем вывернула на более широкий, с большими плавучими домами, пришвартованными по обе стороны. Мимо нас, ревя двигателями, промчалось несколько быстроходных катеров, затем какая-то лодка гондольного типа, проплыла прямо перед нами в опасной близости. Люди на ее борту пили и смеялись.

– Вот пьяные дураки, – проворчал Лицо-со-шрамом, а затем стал рассказывать, что его лодка электрическая, бесшумная и не содержит вредных выбросов, что очень важно в эпоху глобального потепления:

– Хоть какая-то малость, но все-таки… Каждый должен заботиться о чистоте каналов и планеты и…

– Вы упомянули имя моей девушки, – перебил я его.

– Правда? Ну, Каролин, должно быть, сказала…

Я не стал оспаривать его слова, хотя Каролин этот факт отрицала.

– Так что это за новая информация, которую вы узнали о картине? – спросил он.

Я уклонился от ответа, сказав, что он сам предупреждал меня держаться от этой темы подальше, потом, не давая ему опомниться, спросил, откуда он узнал, что Аликс уезжает, и напомнил его слова, что ей следует забыть о путешествиях.

– Разве я это говорил? К чему все эти вопросы о вашей девушке?

– Что вы знаете о ее поездке?

– Какой поездке? Я ничего не знаю о ее поездках. Откуда мне знать?

Лодка скользнула под мост, и мы погрузились в темноту, хотя мне еще видно было его лицо с темно-фиолетовым шрамом.

Когда мы вынырнули на свет, я снова спросил, откуда он узнал, что Аликс уезжает:

– По-моему, вы многовато знаете – и о ее поездке, и что на картине Ван Гога нарисованы коровы, и что по ее поводу ведутся торги…

– Ну, слышал кое-что. Это мой бизнес. – Он пренебрежительно махнул рукой, и это меня разозлило. – Теперь говорите, что там у вас за информация? Не тратьте мое время попусту. Я занятой человек.

– Меня ваши дела не волнуют. Я хочу знать, что вам известно об Аликс. И откуда, – произнес я, наклоняясь к нему. – Говорите!

– Милый юноша, я не обязан вам ничего говорить. Если вы попросили о встрече со мной из-за этого, то вы меня весьма разочаровали. Вы напрасно потратили свое и мое время.

Я вздохнул, чувствуя, как во мне поднимается гнев.

Канал стал шире, перед нами проплывали лодки, берег был далеко.

– Вы хотели, чтобы я это знал, чтобы я испугался… Вы практически дразнили меня, рассказывая мне все это. Кто вам сказал, что Аликс уезжает? Как вы это узнали?

– Да не хотел я тебя напугать. Я тебя предупреждал, в виде одолжения. Можно подумать, у меня других дел нет, как только дразнить тебя из-за твоей глупой подружки. – Он вздохнул, как будто я был надоедливым ребенком, и это стало последней каплей: копившийся в груди гнев выплеснулся наружу, кровь ударила в голову, и я схватил его за плечи.

Лицо-со-шрамом вырвался и встал, ругаясь и крича капитану, чтобы тот поворачивал обратно. Но когда он бросил: «Может, уже вообще поздно спасать твою подружку», – я вцепился в него, сбил с ног и прижал к борту лодки, так что его голова свесилась за край. Он заорал, но его крики терялись в шуме моторных лодок и объяснениях экскурсовода с громкоговорителем, рассказывающего о «танцующих домах Дамрака». Я же, рыча: «Говори!» – толкал его все дальше. Вены на его шее напряглись, шарф и крашеные волосы погрузились в мутную воду. И если бы капитан не оттащил меня, я бы, наверное, его утопил.

Прорычав мне что-то по-голландски, капитан помог Лицу-со-шрамом подняться. Тот, задыхаясь и держась за горло, вернулся обратно на свое место. Его фиолетовый шарф упал в воду, намок и утонул, прежде чем мы успели к нему вернуться.

Я тоже сел, тяжело дыша и пытаясь успокоиться. Лодочник снова схватил меня, но Лицо-со-шрамом сделал ему знак удалиться.

– Все, что я знаю… я услышал случайно, – выдохнул он. – Что мисс Верде… продолжает искать картину в каком-то другом месте… и не стоит этим заниматься… вот и все. – Он откинулся на спинку стула, бледный и измученный.

– И больше ничего?

– Больше ничего. Я же сказал…. Я пытался… предупредить вас в виде одолжения госпоже Кахилл.

Вспышка гнева прошла, мне стало стыдно за то, как я вел себя, и я извинился. Оказалось, что я еще не изжил в себе подростка.

– Вся эта информация пришла через третьи руки, от людей, которые… не любят афишировать себя.

– Как вы думаете, Аликс действительно в опасности?

– Не имею представления. Просто кто-то узнал, что она куда-то собирается ехать, и с какой целью. Думаю, что и о ваших намерениях им тоже известно. Именно поэтому я позвал вас сюда. Меня не должны с вами видеть.

Мы снова оказались в том узком канале, где встретились. На берегу вдалеке я заметил Каролин, она махала нам рукой.

На этот раз, когда я сходил с лодки, капитан не подал мне руки.

– Еще раз прошу прощения, – виновато произнес я. – С меня новый шарфик. Если я действительно узнаю что-нибудь новое о картине, обещаю поставить вас в известность.

– Не беспокойтесь. Дело совсем не в картине. Но от нового шарфика не откажусь.

Каролин внимательно смотрела, как я выбираюсь на берег, оставив в лодке ее знакомого несколько помятым и с мокрой головой. Мы проводили взглядом отчалившую лодку, и я в самых общих чертах рассказал ей о состоявшейся беседе, признавшись, наконец, что говорили мы в основном об Аликс и о том, что слишком многие люди знают о цели нашего приезда. Каролин ответила, что я слишком остро на это реагирую. Возможно, так оно и было, но мое беспокойство об Аликс достигло предела.

– Я поеду туда, – решил я.

– Куда?

– В Овер-сюр-Уаз.

Каролин удивилась и выразила сомнение в том, что это хорошая идея. Все может быть, сказал я, но вдруг Аликс действительно в опасности; надо ехать. Она уже и так сердится на меня, так какая разница. Присев на ближайшую скамейку, я принялся гуглить, как быстрее всего добраться до места. Каролин села рядом.

– Быстрее всего – самолетом в Париж. Это самый быстрый маршрут, час двадцать минут, – подсказала она, поэтому я забронировал билет на самолет, затем машину из парижского аэропорта. Если верить поисковикам, оттуда до Овер-сюр-Уаза было около часа езды. В общей сложности поездка должна была занять два с половиной часа, быстрее разве что на вертолете.

Каролин предложила составить мне компанию, но я отказался. Поблагодарив ее, я вызвал такси и поехал в аэропорт.