Текст книги "Потерянный Ван Гог"

Автор книги: Джонатан Сантлоуфер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 21 страниц)

58

Мы встретились с Аликс в заведении под названием «Seafood Bar» недалеко от нашего отеля, светлом и жизнерадостном, с белыми кафельными стенами и баром, где симпатичные официанты и официантки чистили устриц и нарезали дольки лимона. Нам обоим было что рассказать.

– Сначала ты, – предложила Аликс, и я сообщил о своих визитах к галеристам, о скульптуре Гитлера и о требовании Вильгельмины Кур, чтобы я сбрил бороду.

– Хорошая идея. Зачем прятать красивое лицо.

– Именно так она и сказала.

– Да-а?? Мне уже начинать ревновать?

– Можно не начинать. И дело не только в том, что ей где-то за шестьдесят…

– Скажи это Эммануэлю Макрону! – фыркнула Аликс.

Я посмеялся и рассказал ей о Стефане Альбрехте и о том, что он похож на мистера Фриза, но она понятия не имела, кто это.

– Злодей из «Бэтмена».

– Серьезно? Сколько тебе лет?

Я напомнил ей, что комиксы уже стали предметом коллекционирования, и тогда мы оба вспомнили про Талли, и я вслух задался вопросом, что с ним сталось, после чего разговор предсказуемо перешел на Смита, который так бессовестно нас предал.

– Давай не будем о нем говорить. Не хочу портить вечер, – попросила Аликс, и я согласился, хотя мысль, что же могло заставить его так внезапно передумать, еще долго не давала мне покоя.

Я подробнее рассказал, что мы с Альбрехтом задушевно поговорили о Ван Гоге, что он мне понравился и что он предложил продать несколько моих картин. На Аликс это произвело большое впечатление; а известие, что Вишер и Виль Кур готовы устроить мне выставку, просто поразило.

– Вот она, сверхсила Маттиа Бюлера, – скромно отметил я.

– Н-да, выставляться у поклонника Гитлера или у женщины, которой нравится твое лицо… Трудный выбор! – хихикнула Аликс.

Я сказал, что, наверное, не буду выставляться у Вишера, от которого у меня мурашки по коже, хотя из троих он, вероятно, самый влиятельный, затем спросил ее, как прошла встреча с куратором.

– Он реставратор, – поправила она. – Хорошо…

Она помолчала немного, покручивая вино в бокале, а потом сообщила, что собирается поехать с ним в Овер-сюр-Уаз, чтобы увидеть рисунок, который предположительно имеет отношение к нашему автопортрету Ван Гога.

– Во Францию?

– Да. Но это близко. Перелет из Амстердама в Париж – всего час двадцать минут, затем примерно сорок минут езды на машине. Поедешь со мной?

Мне ужасно хотелось увидеть место упокоения Ван Гога, но я отказался. Мы с Аликс старались не вмешиваться в профессиональную жизнь друг друга. Она сообщила, что они отправятся утром и вернутся к вечеру.

– У тебя даже не будет времени соскучиться по мне.

– Я всегда скучаю по тебе, – произнес я, и это была правда. Гнев, который я вначале испытывал, прошел, и когда Аликс сообщила, что порвала с отцом, я даже удивился, но еще больше обрадовался.

– Я подумала… и поняла, что не готова вернуть его в свою жизнь.

В душе я ликовал, но реагировал спокойно. А когда Аликс снова предложила поехать в Овер-сюр-Уаз, я вспомнил о звонке Каролин насчет встречи с ее знакомым.

– Ой, нет, – ответила Аликс. – Я бы хотела пойти, но я же буду в Овер-сюр-Уазе. Сходи без меня.

Я и так-то не очень хотел идти, а без Аликс и подавно.

– Посмотрим… – проговорил я.

– Сходи обязательно. Может быть, узнаешь что-нибудь о картине.

Я нехотя согласился.

Мы вернулись в отель уставшими, но один поцелуй – и мы упали в постель и занялись любовью так, как будто не ссорились утром и никогда больше не поссоримся.

Проснулся я среди ночи от звонка своего телефона. Звонил Смит, он был здесь, в Амстердаме, и срочно хотел меня видеть.

Сонная Аликс приняла сидячее положение.

– Ты шутишь? Когда?

– Сейчас.

– Сейчас? Надеюсь, ты не пойдешь?

– Он сказал, что это важно.

Зевнув, Аликс совершенно справедливо заметила, что наглости Смиту не занимать; но ей было любопытно, и мне тоже.

– Хочешь пойти со мной?

– Ни за что. – Она перевернулась на другой бок и натянула на себя одеяло. – Утром расскажешь.

59

По словам водителя «Убера», названный мной адрес находился в квартале Валлен, старейшей части Амстердама, «и не всегда безопасной». Он тут же пустился в монолог о том, какие районы лучшие, какие – худшие, и в каких городах Европы происходит больше всего преступлений, но я не слушал: мысли были заняты другим.

Мы ехали минут пятнадцать-двадцать, сперва по широким дорогам, затем по более узким, пересекли по пути несколько каналов и остановились перед большим угловым современным зданием, не гармонировавшим с остальным районом, старым, средневековым и готическим. Выйдя из такси, я увидел, что это полицейский участок: вдоль тротуара стояли полицейские машины и мотоциклы. Затем я увидел Смита; кончик его сигареты мерцал в темноте как светлячок.

– Ты должен отказаться от этой картины, – проговорил он.

– Здравствуй и ты, – ответил я. В свете уличного фонаря и без очков его глаза казались опухшими, как будто он долго не спал. – У меня нет картины, так что отказываться не от чего.

– Я имею в виду, перестань ее искать.

– Почему? – Мне хотелось послать его куда подальше, но нужно было все-таки разобраться, в чем дело.

– Пошли. – Он грубо ухватил меня за руку, и мы прошли четыре или пять кварталов молча. Смит непривычно сутулился, от него, как тепловым излучением, веяло каким-то напряжением. Мы прошли по небольшому мосту; вода внизу отбрасывала красные и розовые отблески. Неоновые вывески порномагазинов на той стороне подкрашивали небо и отражались в канале, как будто кто-то чертил по воде красным флуоресцентным маркером.

На следующей улице все дверные проемы были освещены красным – а за ними девушки в сеточках, на каблуках и в белых кружевных трусиках; некоторые прижимались к стеклу, плотоядно поглядывая на прохожих. Мне не нужно было объяснять, что это и есть знаменитый амстердамский «квартал красных фонарей», но зрелище было шокирующе: практически голые девушки за дверями, как животные в стеклянных клетках.

В этот полночный час улица была переполнена: несколько парочек, но в основном юноши, державшиеся стайками, как волки на охоте – они смеялись, потягивали пиво и что-то кричали девушкам за стеклом, выделываясь перед дружками.

Смит наконец сказал, не обращая внимания на окружающую обстановку:

– Поговори с Аликс. И отвалите. Это же так просто.

– А давай ты отвалишь! Ты бросаешь нас, а потом появляешься здесь и даешь нам указания. Забудь об этом деле.

– Это для твоего же блага, – произнес он, продолжая шагать куда-то, словно его черти тащили вдоль рядов застекленных девушек; из-за красных отблесков на лице он и сам был похож на дьявола.

Если раньше я относился к поискам картины с сомнением, то его настойчивые требования выйти из дела только добавили мне желания продолжать. Поздно, сказал я, Аликс уже связалась с местным реставратором по поводу картины. Еще я хотел рассказать ему о предстоящей встрече с Каролин, но передумал: теперь это его не касается.

– Вы можете пострадать, – произнес он, не сбавляя шага.

– Это что, угроза?

– Понимай как хочешь

– Если хочешь, чтобы мы с Аликс отступились, объясни почему! – Я остановил его, схватив за плечи.

Он высвободился из моей хватки и пошел прочь, но я не отставал, следуя за ним по лабиринту узких улочек, которые выходили на кривоватую площадь, где он, наконец, остановился и прислонился спиной к стене старой церкви. Он закурил еще одну сигарету, ближайшие дверные проемы заливали церковь и Смита красным светом.

– Объясни мне, что происходит?

– Просто поверь, – вздохнул Смит.

– Скажи мне, что происходит, и, может быть, я так и сделаю. Для начала, на кого ты работаешь? И не говори мне, что на нас с Аликс.

Поколебавшись несколько секунд, он проговорил:

– На Интерпол. Я оттуда не уходил, просто сменил специальность. И кое на что подписался до того, как взялся за ваше дело. Я просто не ожидал, что все так сойдется. – Он помолчал, затем встретился со мной взглядом. – Послушай, это очень важно. Прекратите свои поиски, это опасно.

– И что это за дело, на которое ты подписался?

На площадь вышла компания парней, они свистели и насмехались над девушками в витринах. Мы подождали, пока они уйдут.

– Это связано с той картиной Ван Гога. И все, лучше вам больше ничего не знать. Просто есть другие люди, которые ее ищут.

Поразмыслив над этим, я сказал:

– О картине может знать отец Аликс.

– Бейн? Похититель произведений искусства? Каким образом?

– Вообще-то, я не уверен. Он может и не знать. Все, что мне известно – Аликс в последнее время с ним общалась, и я… в общем, я это чувствую.

– Чувствуешь? Это аргумент, конечно. Что ты вообще несешь, Перроне? Бейн же вроде сидит в тюрьме.

– Нет. Никто не знает, где он.

– Даже Аликс?

– Даже она, – ответил я без особой уверенности.

– Ты должен поговорить об этом с Аликс, прямо сейчас, – произнес Смит. – Хотя нет, Аликс лучше поговорить с Ван Страатен.

Пару секунд я вспоминал, кто это, а вспомнив, удивился:

– Ван Страатен? Из аукционного дома Нижнего Ист-Сайда?

– Она не просто аукционистка. Я должен передать ей твою информацию.

Он сказал мне подождать и ничего не предпринимать, пока он мне не перезвонит.

Затем он ушел, оставив меня на улице с полуобнаженными женщинами в витринах, которые покачивались и манили меня, как будто я попал в Дантов Ад из «Пятидесяти оттенков серого». Но единственной женщиной, о которой я думал, была Аликс. А еще мне предстояло сообщить ей, что она должна отказаться от поисков картины и что я рассказал Смиту о ее отце.

60

Вернулся я только в три часа ночи и скользнул в постель рядом с крепко спящей Аликс. Она разбудила меня ни свет ни заря, когда стала готовиться к своей поездке. Увидев, что я проснулся, она принялась советоваться со мной, что ей лучше надеть. Немного полежав и проснувшись окончательно, я рассказал ей о разговоре со Смитом: что он все еще работает на Интерпол и требует, чтобы мы перестали искать картину. Аликс окаменела.

– Ты что, шутишь?

Я пытался что-то объяснить, не вдаваясь в подробности, которых сам толком не знал.

– Значит, он думает, что мы сейчас соберем вещи и отправимся домой? – Аликс опустилась на край кровати.

– Он просто сказал прекратить поиски картины. Сказал, что ее ищут другие люди, и это опасно.

– Насколько опасно?

– Не знаю.

– Но я уже договорилась с де Йонгом и не собираюсь менять свои планы. Он собирается показать мне какой-то эскиз, и я хочу его увидеть. Какое это может иметь значение для Смита и того, чем он там занимается? Это же не картина.

– А что мне ответить Смиту?

– Да пошел он! – взорвалась Аликс. – Он больше не работает на нас – если вообще когда-нибудь работал. Мы ему ничего не должны! – Немного успокоившись, она добавила: – Слушай, если я узнаю что-нибудь о картине, я дам знать Смиту. Хорошо?

Это показалось мне вполне приемлемым компромиссом.

– Если я узнаю что-нибудь о картине, я тоже дам знать Смиту, – сказал я, решив не отказываться от встречи с Каролин.

Потом Аликс сообщила, что мы не увидимся до завтра, так как де Йонга не отпускают с работы до полудня, и они не успеют обернуться за один день. Эта новость меня отнюдь не порадовала, хотя Аликс специально упомянула, что они остановятся в гостинице в разных комнатах. Я твердо решил не ревновать и не ехидничать, поэтому смиренно пожелал ей удачи в Овер-сюр-Уазе с «Этим-Как-Его-Там», в ответ на что Аликс обещала позвонить, как только доберется до места, и сказала, что она меня любит.

– Я тоже тебя люблю. – Пытаясь подавить чувство ревности в душе, я обнял и поцеловал ее.

Потом она попрощалась и ушла, и только тогда я вспомнил, что не признался ей, что сообщил Смиту про ее отца.

61

Смит думал, что ждать придется как минимум несколько дней, но люди Торговца, выдержав паузу, вдруг заявили, что сделку нужно совершить срочно. До самого момента, когда Яагер надел ему на шею свою хитрую цепочку, Смит был занят исключительно изучением своей новой биографии.

Теперь, как было оговорено, он сидел за столиком перед кафе «Café de Spuyt» в корте Лейдседварсстраат – тихом тенистом переулке, который находился всего в паре кварталов от оживленной улицы рядом с широким каналом. Но здесь был совершенно иной мир, тихий и спокойный. Смит сидел в новой спортивной куртке из кашемира, закинув руку за спинку стула, изо всех сил старался казаться беспечным. На маленьком круглом столике перед ним на видном месте лежал путеводитель по Хорватии.

– Кто-нибудь к вам присоединится? – спросил официант, подавая ему пиво.

Смит ответил утвердительно и пригубил напиток, стараясь, чтобы рука не дрожала.

Он посмотрел на часы: клиенты опаздывали на десять минут. Они появятся или это просто проверка? Смит оглядел улицу: вегетарианский магазин, табачная лавка, несколько прохожих, два велосипедиста, идущая рука об руку парочка. Кто из них за ним наблюдает? В соседнем кафе представитель государственной полиции Конер – не в форме, а в футболке и джинсах – делал вид, что читает газету.

Смит уже готов был сдаться, когда в кресло напротив села женщина и постучала пальцем по путеводителю.

– Собираетесь в путешествие? – спросила она.

– Да, в Хорватию.

– Там в это время года будет очень холодно.

– Да, мне сказали. Я захвачу теплое пальто и шапку.

– И перчатки, – произнесла она последнюю условную фразу. Смит пытался разглядеть что-нибудь за ее солнечными очками от Джеки О и шарфом, повязанным поверх идеально подстриженных светлых волос. Все, что он смог понять – она молода и говорит с американским акцентом. Она вытряхнула из пачки «Американ Спирит» и предложила ему.

– Нет, спасибо. Курение вредно для здоровья.

Смит чиркнул спичкой и наклонился вперед, чтобы дать ей прикурить. Она задула огонек и воспользовалась своей зажигалкой. Затем женщина бросила взгляд на соседнее кафе и сказала:

– Ваш телохранитель последние полчаса читает одну и ту же страницу.

Смит в ответ спросил, не является ли здоровяк в темных очках, который только что уселся на скамейку на другой стороне улицы, ее телохранителем. Она промолчала.

– Так кто вы? – поинтересовался Смит. – Вы не Торговец.

– Представитель. Так же, как и вы.

– Нет, – сказал он. – Я здесь представляю себя.

– Мистер Льюис? – спросила она, и Смит кивнул. – Вы, должно быть, знаете Майлза Уоринга, старшего куратора Чикагского музея искусства модерна?

– Нет, – заметил он. – В Чикаго нет такого музея. Если только вы не имеете в виду «Музей современного искусства», но я там никого не знаю с таким именем.

– Мне нужно посмотреть ваш ассортимент. – Она протянула руку.

Смит достал одноразовый сотовый и передал ей, назвав шифр. Женщина просмотрела фотографии картин и скульптур и других ценных предметов.

– Как можно проверить, что эти вещи действительно находятся в вашем распоряжении? – спросила она.

– Никак, – ответил Смит. – Но у меня есть с собой пара образцов, Матисс и Моне. Не прямо сейчас, конечно. Но могу показать.

– Хорошо, – сказала она. – А это я пока оставлю у себя.

– Не согласен. – Смит протянул руку за телефоном.

Ее рука скользнула к затылку, затем по дуге вверх-вниз – и в деревянный стол рядом с пальцами Смита воткнулась, дрожа, стальная шляпная булавка.

– В следующий раз скажите «пожалуйста», – потребовала она, хотя и позволила ему забрать сотовый. Официант подошел, чтобы принять у нее заказ, но она отмахнулась от него и подождала, пока он уйдет.

– Принесите какой-нибудь из ваших образцов, и мы произведем первую сделку.

– Какой именно? – спросил Смит, глядя, как она подносит сигарету к ярко накрашенным губам.

– Выберите сами, мистер Льюис.

– Очередная проверка?

– Если угодно. – Затушив окурок, она завернула его в салфетку, сунула в карман и встала из-за стола. – А что касается другой продажи, основной, нам нужно знать имя вашего клиента, вашего покупателя. Мой работодатель любит отслеживать товар, который через нас проходит.

Такого поворота Смит не предвидел и не был готов к ответу.

– Я подумаю, – бросил он.

– Боюсь, это необходимо, по-другому мы не работаем. – Она наклонилась к нему через стол и прошептала на ухо: «От нас не может быть секретов, мистер Льюис». Дыхание ее было таким горячим, что он даже вздрогнул.

– Назову при следующей встрече.

Смит проводил ее взглядом: облегающие джинсы, эффектный платочек. Ничего так, в целом. Она остановилась рядом с Конером, выхватила у него из рук газету, бросила ее на землю, завернула за угол и исчезла.

Смит поднес цепочку к губам и спросил: «Вы все слышали?»

Через несколько минут он уже сидел на заднем сиденье автомобиля рядом с Ван Страатен; за рулем сидел Конер.

– Хорошая работа. Ответ про Чикагский музей – особенно. – Она протянула Смиту бутылку воды; во рту у него пересохло, и он сделал большой глоток, хотя не прочь был сейчас выпить что-нибудь покрепче.

– Куда едем?

– Вы с Конером сейчас в участок. – Ван Страатен ответила не сразу и немного задумчиво. С распущенными волосами она сегодня и выглядела по-другому. – Будем ждать новостей насчет сделки.

– Это будет очередная проверка?

– Нужно провести серию сделок, чтобы завоевать доверие. Тогда мы получим свою добычу.

Кивнув, Смит вдруг почувствовал, как у него заколотилось сердце и задрожали руки. Запоздалый выброс адреналина, когда непосредственная опасность миновала. Бывает. Он сосредоточил внимание на дыхании; хорошо бы снять этот маскарадный костюм и пробежаться или помахать гантелькой.

– Вы слышали, что она сказала насчет покупателя?

– Они хотят узнать, есть ли у Льюиса связи с высокопоставленными клиентами. Над этим нужно срочно поработать.

Машина остановилась на светофоре. Смит открыл окно и сделал несколько глубоких вдохов.

– А, кстати, я виделся с Перроне и посоветовал ему отвалить.

– И как?

– Может быть, он послушается. Хотя не знаю… И еще кое-что. Перроне думает, что отец Верде может что-то знать о картине Ван Гога.

– Что? Откуда он знает? Это Верде ему сказала?

– Перроне не уточнял.

Ван Страатен помолчала, очевидно, размышляя. Она медленно сняла крышку с маленькой баночки прозрачного блеска и мизинцем нанесла немного на губы. Какая-то она сегодня женственная, и как это на нее непохоже, подумал Смит.

– Но ведь Ричард Бейн, кажется, в тюрьме?

– Похоже, что нет. Перроне не знает, где он.

Они помолчали. Минут через пять Конер остановил машину перед вокзалом.

– Клиент, покупатель, – произнесла Ван Страатен как бы про себя.

– Это ты о ком? – спросил Смит.

– О Бейне. Ричард Бейн! Это же идеальный клиент. Профессиональный преступник в сфере искусства, которого Торговец наверняка знает. – Она еще несколько раз пошлепала пальцем по губам, нанося последние штрихи. – Так ты говоришь, Перроне не знает, где Бейн?

– Нет.

– Пусть дочь узнает. – Она вышла из машины и пересела за руль. – Поговори с Перроне и Верде, и как можно скорее выйдите на ее отца, – сказала она, захлопнула дверцу машины и уехала.

62

Это было похоже на сцену из спектакля: от ярчайших всполохов света до самых мрачных теней, группа солдат, руки тянутся к оружию, все напряжены, словно ждут, когда их призовут к действию… Кто-то похлопал меня по плечу, я вздрогнул, обернулся и увидел Каролин и группу туристов, которым я загораживал знаменитую картину, – им тоже хотелось посмотреть.

– Извините, заблудился в мире Рембрандта.

– «Ночной дозор» это умеет, – покивала Каролин.

– Ваш знакомый… ваш друг здесь?

– Пока нет, – ответила Каролин. – И не могу сказать, что он мой друг.

– Кто он такой? – спросил я.

– Арт-дилер или скупщик краденого. – Каролин пожала плечами. – В любом случае, он имеет дело с черным рынком. Я точно не знаю. У нас с ним просто была сделка… Он помог мне найти мою картину. – Она оглядела толпу. – Он назначил встречу здесь, в Государственном музее, перед этой картиной, но я его пока не вижу.

Мы стояли в длинном коридоре в мавританском стиле с куполообразным потолком и полосатыми колоннами по бокам альковов, заполненных величайшими произведениями голландских живописцев Йоханнеса Вермеера и Франса Халса.

– Ему нужно будет платить? – Эта мысль только сейчас пришла мне в голову.

Каролин точно не знала. По ее словам, она просто рассказала своему знакомому о нашей картине, и он сказал, что придет.

– Еще рановато, – заметила она, посмотрев на часы.

Я еще раз оглянулся на грандиозную картину Рембрандта: группа солдат гражданской гвардии, готовых защитить город Амстердам, занимала примерно тринадцать футов в ширину.

– Он порядочный человек? – спросил я. – Могу я ему доверять?

– А какой у вас выбор? – улыбнулась Каролин и посоветовала мне набраться терпения.

Где же его набраться, подумал я, придвинувшись ближе к картине. Ее стеклянный футляр занимал так много места, что сам был похож на отдельную комнату или клетку, как у Ганнибала Лектера в «Молчании ягнят».

– Зачем такой огромный стеклянный дом?

– Они прямо там занимаются реставрацией. Вы, наверное, знаете, что картина была обрезана, когда ее заносили в ратушу Амстердама. Чтобы протащить ее в двери и между колоннами, они просто отрезали несколько футов по бокам! – Каролин покачала головой. – Картина многое пережила, когда вторглись нацисты. Ее, как и другие ценные произведения искусства, снимали с подрамников и сворачивали. – Она снова посмотрела на часы. – Потом ее несколько раз прятали, на нее ведь даже бросались с ножами. Есть же такие сумасшедшие! Картина уцелела только благодаря толстому слою лака. Он же и дал ей название – лак со временем так потемнел, что картину принимали за изображение ночной улицы…

Телефон Каролин зазвонил.

– Он здесь, но в другом зале.

Я последовал за ней по коридорам, задаваясь вопросом, почему ее знакомый сменил место встречи. Посмотрел на нас перед «Ночным дозором» для проверки?

Затем мы вошли в зал с автопортретом Ван Гога, перед которым также стояла большая группа посетителей. Каролин протиснулась через толпу и остановилась рядом с мужчиной с угольно-черными волосами, одетым в твидовый застегнутый на все пуговицы пиджак и рубашку с высоким воротником и галстуком. Пока нас представляли друг другу, он продолжал рассматривать картину.

– Здесь мы видим Винсента, открывающего для себя импрессионизм, – отметил он. – Это чем-то похоже на вашу картину?

– И да, и нет. Например, на нашей картине Ван Гог без шляпы.

Тут он повернулся ко мне, и я содрогнулся, увидев у него на лице широкий розовый шрам, который зигзагом пересекал обвисшее веко и скулу и терялся в аккуратной бороде.

– Очень жаль, что с вами нет вашей девушки, – сказал он.

– Она в отъезде, – ответил я, стараясь не смотреть на шрам и не думать о том, что Аликс сейчас где-то там со своим куратором.

– Да, я знаю. Я так понимаю, что именно она обнаружила эту картину?

Я с упреком посмотрел на Каролин: она рассказала ему слишком много. Ее знакомый отвел нас подальше от толпы посетителей и сообщил:

– В обращении есть несколько работ Ван Гога, выставленных на продажу.

– Откуда вам это известно?

– Скажем просто: мне надлежит знать такие вещи. – Он перевел взгляд с меня на Каролин. – Я говорю вам это только в качестве личного одолжения госпоже Кахилл, которая может подтвердить уровень моей компетентности.

– Так что, картина, которую мы нашли, есть на рынке?

– Возможно.

Я был заинтригован, но не в настроении играть в игры.

– Вы хотите денег за свою информацию?

Он подавил смешок, и шрам в уголке его рта чуть дернулся.

– Денег у вас, конечно, не хватит. Но нет, деньги мне не нужны.

Он попросил меня рассказать ему подробнее о картине, и я несколько неохотно описал пиджак и жилетку Ван Гога, белую рубашку, синий фон…

– Больше ничего? Внизу нет двух маленьких коров?

Я снова чуть не вздрогнул. Он уже видел эту картину, или кто-нибудь ему о ней рассказывал.

– Есть, – сказал я.

– Что ж, тогда вы опоздали. Эта картина уже находится в стадии… продажи.

– В каком смысле? Кто ее продает?

– А что? Вы хотите поучаствовать в торгах? – Он усмехнулся. – Поверьте мне, вам лучше не связываться ни с этими торгами, ни с людьми, которые в них участвуют.

– Но вы можете с ними связаться – вы это хотите сказать?

Он снова усмехнулся.

– Когда-то мог. А теперь нет. Данная сделка… как бы это сказать… несколько выше моего уровня. Я свое место знаю. – Он провел пальцем по щеке, чуть приподняв обвисшее веко, которое тут же снова опустилось. – И это знание дорого мне обошлось. – Он повернулся к Каролин и сказал, что у него есть зацепка по картине Рафаэля, которая когда-то принадлежала ее дедушке. Потом он обратился ко мне. – Я бы порекомендовал вам и вашей девушке Алексис Верде держаться как можно дальше от автопортрета Ван Гога. Радуйтесь тому, что эта картина была у вас хотя бы несколько часов. Большинству людей и это недоступно. Не жадничайте. Жадность – опасная штука. – Он снова провел пальцем по своему шраму. – До сих пор вам просто везло. – Он направился было к выходу, но на секунду остановился. – И скажите мисс Верде, чтобы она поменьше путешествовала.

– Что вы имеете в виду? – спросил я, но он уже вышел из зала. Я бросился за ним, но его и след простыл. Вернувшись к Каролин, я спросил, называла ли она ему имя Аликс.

– Нет. И ваше тоже нет.

– Но он его знает, – констатировал я, поняв, что должны быть и другие люди, которые знают, кто мы такие и что мы ищем. Я сказал Каролин, что мне пора, и поблагодарил ее.

Затем я оказался снаружи, в темном готическом переходе Государственного музея. Оглядываясь через плечо, я набрал номер Смита. Я должен был рассказать ему об этой встрече и о том, что не один он хочет, чтобы я держался подальше от этой картины.