Текст книги "История с лишайником"

Автор книги: Джон Уиндем

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 12 страниц)

3

В четверг утром Диана накинулась на кипу газет с жадностью новоявленной звезды после премьеры. Но ее запал угасал по мере того, как она их просматривала.

В «Таймс» не было ничего – вряд ли можно было ожидать каких-нибудь необычных высказываний от пожилых, респектабельных людей. Не было ничего ни в «Гардиане», ни в «Телеграфе». Это казалось немного странным: почему тогда, черт возьми, так много представителей этих газет пришло на встречу в среду? Небольшая заметка на странице для женщин в «Ньюз-Кроникл» сообщала, что известный специалист косметического салона на Мейфере объявил о новом, необычайно эффективном способе омоложения.

Газета «Мейл» сообщала такое:

«Если все последуют примеру одного известного уестендского косметического салона, который оповестил о своем новом способе сохранения красоты и юности со всем блеском художника-модельера, рекламирующего моды сезона, то недалек тот день, когда наши косметологи будут выставлять напоказ будущие моды на весенние и летние лица».

Газета «Экспресс» заметила:

«Скромность никогда не была характерной чертой косметического бизнеса, поэтому естественно, что нельзя было и пытаться прервать заявление, сделанное вчера известным экспертом на встрече женской элиты в Мейфере. Конечно, многое из того, что сделано и делается для сохранения женской красоты, украшает землю, однако многообещающие заявления могут вызвать лишь волну разочарования, которая обернется против тех, кто их делает.»

Абзац из статьи в «Миррор», озаглавленной «После водорослей» комментировал:

«Те, из наших читателей, которые разочаровались в чудодейственной силе, которую приписывали водорослям и которая пока еще себя не проявила, не должны терять надежду. Вчера получена ещё одна, самая свежая информация (из того же салона красоты) о несомненном эффекте лечения водорослями. Но еще большего ожидают от нового метода, но это уже будут не водоросли, правда, чтобы испытать его действие на себе, нужно заплатить двести – триста фунтов.»

Газета «Геральд» проявила свое беспокойство в следующих строчках:

«Подросток в сорок лет? Женщины, которым посчастливилось выйти замуж за людей с большим состоянием, будут необычайно довольны. С ароматной Мейфер приходят приятные новости, что двери в вечную молодость будут открыты всего за триста – четыреста фунтов в год. Безусловно, при современном распределении богатств в нашей стране капиталисты, которые запустили это предприятие, тоже будут радоваться. Но многие подумают, что существует возможность принести за восемь фунтов в неделю больше пользы обществу, чем эта. Но пока нынешнее правительство тори…»

И «Скетч»:

«Говорят, что мы бываем молодыми лишь раз. Но, согласно с заявлением эксперта в делах красоты, это утверждение устарело. Современная мисс может быть молода два, три раза, если пожелает. Единственное, что она должна сделать – призвать на помощь науку, конечно, заплатив при этом солидный гонорар. Что касается нас, то мы считаем, что подобное уже делали задолго до того, как начали думать о науке и, наверное, на тех же самых условиях».

– Не очень утешительно, – сочувственно сказала мисс Толвин, – жаль, что вам не удалось придать этому сообщению ранг сенсации, – добавила она.

Диана внимательно посмотрела на нее. – О боже, Сара! О чем вы говорите? Это же самая большая новость со времен… Адама! Мисс Толвин покачала головой.

– Новость и сенсация не одно и тоже, сказала она. – Боюсь, что они восприняли это как рекламный трюк. А ничто так не пугает британскую прессу, как риск выступить с нечаянной рекламой.

– Они намеренно прикидываются, будто ничего не поняли. Ведь клиенты, по крайней мере большинство из них, поняли прекрасно. И, слово чести, я объясняла все достаточно доходчиво, – запротестовала Диана.

– Вы уже свыклись с тем, что это реально. А они – нет. Что касается клиентов, то да, многие из них, должно быть, уже давно хотели об этом узнать; так или иначе, но они были готовы услышать ваши объяснения, фактически желали их. А журналисты? Поставьте себя на их место, мисс Беркли. Их послали написать обзор о том, что на первый взгляд казалось лишь рекламной лекцией на тему, как сохранить красоту, лекцией, пригодной только для одного – пары заметок на странице для женщин. Я не хочу сказать, что вы не заставили некоторых из них задуматься, и, возможно, подготовили почву для этого. Но как вы думаете, каким образом корреспонденты должны были выложить все то, что вы сказали, перед твердолобым редактором? Мне это знакомо. Было, время, когда я сталкивалась с этим. Сейчас нам нужно только что-то сенсационное…

– Ради бога, Сара. Если то, что я сказала, не есть…

– Сенсационное в газетном понимании слова, я имею в виду. Надо ударить с чувствительной силой на внешние эмоции. А то, о чем вы сообщили, содержало много подтекста, для восприятия которого требовалось время.

Диана ответила более уверенно.

– Возможно, и наивно было ожидать немедленного взрыва. Но впереди еще много воскресений. У них будет еще достаточно времени, чтобы все понять, – это уже находится в их руках. Для меня не имеет большого значения, как они трактуют этот факт, главное состоит в том, что пока они его не игнорируют. А кроме того, есть еще еженедельные и ежемесячные журналы для женщин… Некоторые из них кое-что выудят из этого…

Но события развернулись таким образом, что Диане не пришлось ожидать ни воскресных, ни еженедельных изданий, ибо в тот же день, в четверг, после закрытия биржи, страховая компания «Треднидл и Уэстерн» объявила об отсрочке, до специального уведомления, оплаты ежегодной ренты и гарантированных прибылей. Они объяснили этот шаг как «чисто временное средство, примененное, к сожалению, в ожидании узаконенного решения относительно обязанностей компании в том случае, если деньги были использованы для удлинения нормальной продолжительности жизни».

По мнению многих, особенно акционеров этой и других страховых компаний, прибегать к таким средствам, пусть и временно, было весьма неразумно. «Зачем, – слышались возмущенные голоса, – зачем нужно было этим дуракам в правлении распускать публично свой языки. Если даже в этом и есть нечто такое, этим идиотам надо было молчать до тех пор, пока не станет известным мнение Совета».

В пятницу акции компании упали на пять шиллингов. На Биржах прошел слух, что какой-то королевский адвокат твердил накануне вечером в национальном клубе либералов, что, поскольку поддержание угасающей жизни есть одна из самых важнейших и повседневных обязанностей врачей, то он не усматривает в этом проблемы.

Курс страховых акций падал все ниже.

Споры о том, есть ли и в самом деле какой-то смысл в этом «бизнесе удлинения жизни», то разгорались, то угасали. И в результате у многих начало появляться чувство, что вся эта возня вокруг так званного «элексира молодости» значительно преувеличена.

Курс страховых акций уравновесился.

Три менее известные компании по примеру «Треднидл и Уэстерн» тоже огласили мораторий. Очевидно, во всем этом было нечто большее, чем казалось на первый взгляд.

Курс страховых акций снова начал падать.

Где-то около двух часов дня вышла вечерняя газета, поместившая на страницах городских новостей такое сообщение:

«Вчерашнее заявление о временном моратории на определенные платежи компании «Треднидл и Уэстерн» обусловило сегодня неуверенность на Лондонской бирже. Курс страховых акций какое-то время держался на одном уровне, но вскоре начал падать. Затем наступило некоторое оживление, и появилась слабая надежда на какое-то повышение. Но она не оправдалась. Вскоре он начал падать снова.

Необычный шаг, сделанный компанией «Треднидл и Уэстерн», приписывают заявлению мисс Дианы Брекли, руководящей известным салоном красоты «Нефертити» в Уест-Энде, в котором говорится о достижении определенных успехов в замедлении природного процесса органического старения, что приведет к значительному повышению показателя возможной продолжительности жизни.

Тот факт, что это заявление привлекло к себе более серьезное внимание в кругах страховых статистов, нежели можно было ожидать от сообщения, исходящего из подобного источника, нужно, очевидно, объяснить тем, что мисс Брекли получила диплом с отличием по биохимии в Кембриджском университете; несколько лет занималась научно-исследовательской работой в области биохимии, – до того как направила свой талант на развитие отрасли, в которой наблюдается чрезвычайно высокая конкуренция, клиентура очень непостоянна..»

Какой-то молодой человек указал на эту статью своему коллеге:

– Иначе говоря, она на что-то наткнулась. Фраза «значительное повышение продолжительности» – не говорит слишком много, но оказалась достаточною, чтобы напугать «Треднидл» и ей подобных. Я считаю, что нужно продать эти акции до того, как начнутся трудности.

Такое решение не было единственным.

Трудности начались.

* * *

Газета «Таймс» ограничила свои комментарии финансовой стороной и тем, что произошло со страховыми акциями. Не называя причин, она укоряла тех, кто позволил непроверенным слухам повлиять на страховые компании и тем самым поддержать панику в самой стойкой до сего времени отрасли.

Газета «Файненшл таймс» оперировала большим количеством фактов, но была также осторожна. Она не только осуждала результаты, возможно, безответственного заявления, но и обращала внимание на заметное повышение курса акций химических компаний, которое началось приблизительно в то же время, когда акции страховых компаний начали падать во второй раз. Газеты «Экспресс», «Мейл», «Ньюс-Кроникл» все упоминали о заявлении мисс Брекли, однако не вдаваясь в подробности. Например, не сообщалась возможная цифра продолжительности жизни, а делалось только незначительное предположение, что люди смогут жить немного дольше, и в каждом случае это сообщение помещалось не на видном месте, а рядом с второразрядными заметками на странице для женщин.

Газета «Миррор» пошла немного дальше. Она выяснила, что миссис Джозеф Мак-Мартин (или фамильярнее – миссис Маргарет Мак-Мартин, как газета считала лучшим называть ее), супруга председателя правления «Треднидл и Уэстерн», уже на протяжении восьми лет является постоянной клиенткой «Нефертити». Газета поместила фотографию миссис Мак-Мартин рядом с другой, которая была сделана около десяти лет назад. Отсутствие разницы было удивительным. Процитировали и ее слова: «Я ни на минуту не сомневаюсь в честности заявления мисс Брекли. И не я одна придерживаюсь такой мысли. Сотни женщин, жизнь которых коренным образом изменилась, благодарны ей так же, как и я». Но даже и здесь заметно было нежелание вдаваться в подробности такого заявления.

Газета «Телеграф» взяла интервью у леди Тьюли, которая, кроме всего прочего, сказала и такое: «Природа не справедлива к женщинам. Период нашего цветения трагически короткий. До сих пор наука пренебрегала нами. Но вот появилась мисс Брекли, словно посланница с Олимпа, и предложила нам то, о чем мечтает каждая женщина, – долгое, полное цветов лето. Вполне возможно, что это приведет к уменьшению количества разводов».

Диана начала субботу с того, что давала свое согласие на многочисленные интервью. Но желающих было так много, что ей пришлось отказаться от индивидуальных бесед и организовать грандиозную пресс-конференцию, к сожалению начавшуюся с циничных замечаний и злословья. Что ужасно рассердило Диану, и она, прервав свое вступительное слово, сказала:

– Послушайте, не я добивалась организации этой встречи. Вы сами изъявили желание побеседовать со мной. Я не собираюсь ничего вам продавать. Мне абсолютно все равно, верите ли вы в то, что я говорю, или нет. Это не изменит создавшегося положения. Если вы хотите уйти – пожалуйста, хоть краснеть придется вам, а не мне. А сейчас продолжим нашу встречу. Вы задавайте вопросы, на некоторые из них я отвечу.

Нельзя убедить сборище газетчиков в чем-то на все сто процентов, и шансы станут еще меньше, если при этом отказаться отвечать на отдельные, самые существенные вопросы. И все же, когда корреспонденты расходились, некоторые из них имели более задумчивый вид, чем тогда, когда пришли сюда.

Трудно сказать, какая из воскресных газет отбросила заявление Дианы, а какая решила, что не стоит переверстывать готовый номер. Некоторые осторожно вспомнили о выступлении, и лишь «Проул» и «Радар» не сомневались в том, что заявление будут читать, поэтому они изменили верстку в последнем выпуске газеты.

«Хочет ли женщина жить двести лет?» – спрашивала газета «Проул». «Сколько лет проживете вы?» – вторил ей «Радар».

«Наука, которая не помешала политическим деятелям мира размахивать водородной бомбой. Теперь ставит человечество перед самой большой проблемой всех времен, – продолжала газета. – Из лабораторий приходят обещания новой эпохи для всего человечества (эпохи, которая для кое-кого уже началась) с открытием антигерона. Как антигерон будет действовать на вас?» – и так далее. Заканчивалось все абзацем с требованием немедленного правительственного заявления относительно пенсионеров по старости в новых условиях.

«Антигерон, – писала «Проул» – это, без сомнения, наибольшее достижение медицины после открытия пенициллина… Антигерон обещает вам долгую жизнь в расцвете сил. Вполне возможно, что он повлияет и на возраст супружества. Имея перед собой долгую жизнь, девушки не будут стремиться выйти замуж в семнадцать лет. Семьи в будущем тоже, наверное станут большими, разрастутся. Многие из нас будут иметь возможность подержать на руках своих праправнуков и даже их детей. Женщина в сорок лет уже не будет человеком среднего возраста, а это, в свою очередь, сильно повлияет на моду…»

Диана с горькой улыбкой просматривала колонки газет, когда вдруг зазвонил телефон.

– Мисс Брекли, это Сара, – сказала мисс Толвин немного задыхающимся голосом. – Вы не слушаете последние новости по стране?

– Нет, – ответила Диана. – Я проглядываю газеты. Мы на верном пути, Сара.

– Я думаю, что вы должны послушать радио, мисс Брекли, – сказала мисс Толвин и повесила трубку.

Диана включила радио и услышала:

– …вышла за рамки своей компетенции, осуществила агрессивный акт в той области, которая принадлежит только Всемогущему Богу. К другим грехам науки которых немало, добавилась еще гордость и злобное противопоставление воле господней. Разрешите прочитать вам еще раз этот отрывок из девяностого псалма: «Дней нашей жизни три раза по двадцать и десять; и пусть люди будут такими сильными, что доживут до четырех раз по двадцать, но их сила тогда обернется в страдания и тяжкий труд, и вскоре она оставит нас и мы умрем». Это Закон Божий, ибо это закон бытия, которое он нам дал. «Дни человека – трава; ибо человек цветет, как цветок полевой», говорится в сто третьем псалме. Запомните это: «как цветок полевой», а не как цветок, полученный от вмешательства ученого садовника. И вот наука в своей нечестивой гордыне посягает на замысел творца Вселенной. Она выступает против образа человека, сотворенного Богом, и говорит, что может сделать лучший. Она предлагает себя как идола взамен Бога. Она грешит, как грешили дети Израилевы, когда про них писали: «И так они осквернили себя своими собственными словами и занялись блудом со своими собственными выдумками». Даже преступления и грехи физиков можно простить перед бесстыдством людей, которые настолько забыли о Боге в своих душах, что осмелились предать сомнению милость Божию. Это дьявольское искушение, которым нас теперь испытывают, будет откинуто всеми, кто боится Бога и уважает его законы, и обязанность этих благоверных защитить слабовольных от недоумия…»

Диана внимательно выслушала все до конца. И как только после этого обращения заиграл гимн, снова зазвонил телефон. Диана выключила приемник.

– Алло, мисс Брекли. Вы слушали? – спросила мисс Толвин.

– А как же, Сара. Сентиментальные глупости. Интересно, а лечение больных тоже греховное вмешательство в природу человека? Не представляю, чтобы кто-то мог все это откинуть теперь. Спасибо, Сара, что сказали мне. Больше мне не звоните. Я выхожу. Не думаю, чтобы появилось еще что-нибудь новое раньше завтрашнего выхода газет.

* * *

Диана так развернула свой роллс перед Дарр-хаузом, будто это была потерявшая управление огромная яхта. Занятая своими делами, она забыла о здешней беде, и теперь в замешательстве смотрела на крыло, где когда-то находились жилые помещения. Большая часть интерьера уже была очищена от обломков, а штабели строительных материалов указывали на начавшееся восстановление, так как ни одно из сохранившихся помещений, не годилось для жилья. Диана снова включила мотор и поехала к автопарку. Там стоял лишь один-единственный автомобиль с открытым капотом, и симпатичная молодая женщина колдовала над мотором. Диана почти бесшумно остановилась рядом с нею, только тихо зашуршал гравий. Молодая женщина вздрогнула и удивленно посмотрела на роллс. Диана спросила о докторе Саксовере.

– Доктор временно перебрался в общежитие, – ответила девушка. – Думаю, он сейчас там. О, какая машина! – добавила она с откровенной завистью, наблюдая за тем, как Диана выходит из автомобиля. Потом внимательно присмотрелась к Диане. – Послушайте, не ваше ли фото я видела сегодня утром в «Санди джадж»? Вы мисс Брекли, правда?

– Да, – призналась Диана и помрачнела. – Но я была бы вам очень благодарна, если бы вы сохранили это в тайне. Я не хочу, чтобы кто-то знал, что я была здесь; думаю, что и доктор Саксовер попросит вас о том же одолжении.

– Хорошо, – ответила девушка. – Это не мое дело. Только, пожалуйста, скажите мне одну вещь: этот антигерон, о котором сообщали газеты… он в самом деле представляет то, что о нем пишут?

– Я еще не видела, что написано в «Джадже», – ответила Диана, – но думаю, что в основном они все изложили верно.

Девушка хмуро посмотрела на нее и покачала головой.

– В таком случае я вам не завидую, несмотря на роллс. Желаю вам успеха. Вы найдете доктора Саксовера в четвертой квартире.

Диана пересекла двор, поднялась знакомыми ступеньками наверх и постучала в дверь. Открыл сам Френсис и тут же уставился на посетительницу.

– Боже мой, Диана! Что вы здесь делаете? Заходите. Она зашла в гостиную. Несколько воскресных газет валялось на полу. Комната показалась ей большей, чем она ее помнила, и не такою спартанской.

– Она всегда была белой и чистой. Мне так больше нравилось. Знаете, Френсис, когда-то, давно, это была моя комната, – промолвила она. Но Френсис не слушал.

– Моя дорогая, – начал он, – я рад вас видеть, но ведь мы до сих пор так остерегались, чтобы не раскрыть наших связей… а теперь, именно когда… Вы, конечно, просматривали сегодняшние газеты? Это неразумно, Диана. Кто-нибудь видел вас?

Диана рассказала ему о девушке в автопарке и о том, что она уже предупреждена. Френсис выглядел взволнованным.

– Я лучше сам пойду и поговорю с ней, чтобы убедиться, что она все поняла верно, – сказал он. – Извините, я на минутку.

Диана, оставшись в комнате одна, подошла к окну, пробитому в задней стене общежития, из которого открывался чудесный вид на парк. Нахлынули воспоминания. Она все еще стояла в задумчивости у окна, когда вернулся Френсис.

– Я думаю, с ее стороны нам ничего не угрожает. – сказал он. – Хорошая девушка, химик, очень трудолюбива. Такая, какой были вы. Считает Дарр местом, где нужно серьезно работать, а не ловить женихов.

– Вы думаете, я была такою же? – спросила Диана.

– Конечно. Вы были одной из самых трудолюбивых, – вдруг что-то в ее тоне поразило его и он замолчал, глядя на нее. – Что вы имеете в виду?

– Теперь почти ничего. Это было так давно, – ответила она.

Она отвернулась и устремила взгляд в окно, затем перевела его на дверь, ведущую в маленькую спальню.

– Странно, – сказала она. – Я должна была бы ненавидеть Дарр, а я люблю его. Нигде я не была так счастлива, как здесь. Вон там, – она показала рукой на дверь, – я обычно плакала перед тем, как лечь спать.

– Дорогая моя, я ничего не знал. Я всегда думал… но почему? Или, может, это запретный вопрос? Вы были очень молоды…

– Да, я была очень молода. И никогда как следует не могла разобраться в своих чувствах. Но лучше оставим эту тему.

– Хорошо, – согласился Френсис. – Вряд ли именно это привело вас сюда.

– Как ни странно, в некоторой степени – да. Но сейчас я приехала потому, что у меня почти не останется шансов сделать это позднее. Я, кажется буду очень занята в самом ближайшем будущем.

– Конечно, будете. По сути, слово «занята» – довольно слабо, когда речь идет о том, чтобы разворошить осиное гнездо.

– Вы все еще считаете, что способ действий, избранный мною, дешевый и непристойный, Френсис?

– Я признаю, что такой способ мне не нравится. А вы разве удовлетворены этим? – он махнул рукой в сторону разбросанных газет.

– В основном и как для начала – да, – ответила Диана. – Я выпустила свои войска – свои живые примеры. Следующий шаг – довести все до сознания масс, пока еще на все это не успели наложить вето. И если такой метод окажется непристойным и неразумным, тогда мнение редакторов о своих читателях справедливо.

– Интересно, – сказал Френсис, – почти во всех случаях они допускают, во-первых, что все читатели – женщины; во-вторых, что только они одни воспользуются этим открытием.

Диана согласилась.

– Мне кажется, это отчасти потому, что все вышло из стен моей «Нефертити», а отчасти из расчета психологии и еще немного из-за осторожности: статью предназначенную для женщин, значительно проще отбросить, чем ту, цель которой – сообщить мужчинам о чем-то важном. А с точки зрения психологии – реакция женщин куда быстрее.

– Если вы считаете, что только женщины хотят жить дольше, а мужчины к этому равнодушны, то я совсем с этим не согласен, – запротестовал Френсис. – Я не думаю, что им больше хочется умирать, нежели женщинам, как это ни странно.

– Конечно, нет, – согласилась Диана. – Мужчины трчно также боятся смерти, но, в целом, они не так беспокоится о приближении старости, как женщины. Похоже на то, что женщина/находится… в более интимных отношениях с жизнью, лучше знает её, если вы меня понимаете. И еще мне кажется, что мужчину не преследует так сильно мысль о времени и возрасте, как женщину. Конечно, это обобщение, но довольно точное. Меня не удивит, если выяснится связь между этим и склонностью женщины к мистицизму и религии, обещающей хотя бы потустороннее будущее. Во всяком случае, фактор беспокойства старостью и смертью силен, и потому дает возможность использовать любое оружие в борьбе с ними. Все это хорошо служит моей цели. Армия моя состоит из женщин, которые будут бороться за право пользоваться антигероном. Теперь об этом знают уже миллионы женщин, которые будут требовать его, и любая попытка отказать им в этом вызовет желанное чувство протеста, что «они» – правительство мужчин – пытается ущемить женщин, отказывая им в долголетии. Может, это не логично, но я думаю, что логика здесь немного весит. Вот почему я говорю «да», – закончила Диана

Френсис горько сказал:

– Я не могу подробно вспомнить эту сказку, но попытаюсь пересказать основное: когда-то один кондитер показал своим соплеменникам необычайно вкусный пирог, потом; сам съел кусок, а им сказал, что ему очень жаль, однако все не смогут попробовать пирога, ибо всем не хватит. И тогда разозленная толпа разорвала этого человека на части.

– Но люди все же хотели пирога, – продолжила Диана, – и они пошли к королевскому дворцу и кидали камнями в окна до тех пор, пока не вышел на балкон король и не пообещал, что он национализирует всех пекарей в королевстве и обеспечит каждого из своих подданных постоянной порцией пирога.

– Что, однако, не воскресило первого кондитера, – добавил Френсис, повернув к Диане свое взволнованное лицо. – Вы решили идти своим собственным путем, дорогая. Теперь вас ничто не остановит, но будьте осторожны, очень осторожны… Интересно, не придется ли, в конце концов, и мне…

– Нет, – сказала Диана, – пока что нет, Френсис. Вы были правы тогда. Еще не создана оппозиция. Подождите немного, посмотрим, что произойдет на поле боя. Если фортуна отвернется от меня, тогда вы сможете применить свое научное оружие, чтобы стрелять с высоты.

Френсис помрачнел.

– Я не совсем понимаю ваши намерения, Диана. Неужели вы представляете себя во главе удивительного полка женщин? Или оратором на массовых митингах? Или, может, воинственный дух вашей пратетки вынуждает вас сесть на передней скамье в парламенте и положить ноги на пюпитр? Такой власти вы добиваетесь?

Диана пожала плечами.

– Вы смешиваете цель и средства, Френсис. Я не хочу вести всех этих женщин. Идея долголетней жизни имеет для них чисто внешнюю привлекательность. Большинство из них не имеет ни малейшего представления о том, что на самом деле это означает. Они еще не понимают, что это заставит их вырасти, что они просто не смогут жить двести лет пустой, ненужной жизнью, как многие из них делают сейчас; этого никто долго не выдержит…

Они думают, что я предлагаю им продолжение такой же жизни, какую они знают» А это не так. Я обманываю их.

Всю свою жизнь я наблюдала за тем, как у потенциально выдающихся женщин погибал ум и талант. Я оплакивала утраты, каждый раз жалея о том, кем они могли бы стать и что сделать… А дайте им двести-триста лет, и желают они этого или нет, но вынуждены будут найти применение своим талантам, хотя бы для того, чтобы не сойти с ума или не наложить на себя руки от скуки.

И это в такой же степени касается и мужчин. Я сомневаюсь, в состоянии ли даже самые выдающиеся из них полностью развить свои способности только за семьдесят лет.

Способные бизнесмены, делающие деньги, за шестьдесят-семьдесят лет просто устанут делать их только для самих себя и, может, направят свой способности на что-то более полезное. И жизнь приобретет смысл. Они будут иметь время – время для того, чтобы вершить великие дела.

Вы ошибаетесь, Френсис, когда думаете, что мне нужна власть. Единственное, чего я хочу, это видеть, что родился, наконец, «хомо диутуриус». Меня не заботит, что он такой неспокойный и необычный; он должен появиться. И если для его рождения понадобится кесарево сечение, пусть будет так. А если хирург не поможет, то я сама стану главной акушеркой. Наибольший прогресс за миллионы лет, Френсис! Нельзя позволить его задушить, чего бы это ни стоило!

– Теперь нам это уже не угрожает. Даже если бы сейчас антигерон уничтожили, то все равно его вскоре открыли бы и начали бы использовать снова. Вы уже сделали свое дело. Нет нужды подвергать себя опасности, Диана.

– Мы снова вернулись к нашему основному разногласию, Френсис. Вы считаете, что все произойдет само собой, а я – что придется встретиться с противодействием. Вот только сегодня утром я слушала по радио проповедь… – она пересказала ему ее суть. – Больше всего я боюсь тех учреждений, которые будут бороться за свое сохранение, – добавила она. – Они могут сопротивляться на протяжении столетия и даже дольше.

– Вы многим рискуете – сотнями лет своей жизни, – заметил Френсис.

– Зачем вы так, Френсис? С каких пор риск стал измеряться годами жизни, которую нам предназначено прожить? Если бы это было побочным последствием, то лучше бы мы сами уничтожили лейкнин. Но я не думаю, что это так.

Френсис уставился на свои скрещенные пальцы,

– Диана, с тех пор, как я основал Дарр, через него прошло много людей, наверное, сотни. Они приходили и уходили. Большинство из них не оставило после себя никаких воспоминаний. Кое-кого – трудно забыть. Одни были самоуверенны, за других я чувствовал ответственность. Конечно, тут отвечаешь за каждого, но по отношению к большинству это просто обязанность, в то время как есть люди, к которым у тебя особое отношение. И если появляется такое чувство ответственности, оно не исчезает даже тогда, когда нет непосредственной зависимости… Именно такое чувство у меня, сейчас.

Диана, задумавшись, посмотрела вниз, на носки своих туфель.

– Я не вижу для этого причины, – сказала она. – Конечно, если вы знали, что мне что-то известно про лейкнин, тогда понятно. Но ведь вы же не знали.

– Не знал, – согласился Френсис. – Но в этом чувстве не было ничего сознательного. Оно касалось лично вас; что-то, казалось, случилось с вами, пока вы были тут. Я не знал, что именно, но почувствовал это.

– Но вы никак не проявили этого чувства за все прошедшие годы, не так ли?

– При ваших успехах – вам вряд ли была нужна чья-нибудь помощь или совет, – подчеркнул Френсис.

– А теперь, вы считаете, нужна?

– Я только беспокоюсь о вашей личной безопасности.

– За которую вы чувствуете себя ответственным после всех этих долгих лет, – резко проговорила Диана.

Френсис покачал, головой.

– Извините, если вы считаете это вмешательством в ваши дела. Думаю, что вы понимаете.

Диана вопросительно посмотрела на него.

– Я понимаю, – проговорила она с сожалением в голосе. – Я все чудесно понимаю. Вы отец, чувствующий ответственность за свою дочь, – ее губы задрожали. – К черту, к черту, Френсис, все к черту! О боже, я не знала, что мне нужно держаться подальше от этого места.

Она встала и подошла к окну. Френсис смотрел ей в спину. Морщинки между бровями обозначились еще. резче; Наконец он сказал:

– Я был намного старше вас.

– Будто это имело какое-то значение, – ответила Диана, не оборачиваясь. – Будто это когда-нибудь имело значение!

– Старше настолько, что мог быть вашим отцом…

– А теперь? Неужели вы не понимаете, Френсис, – между нами изменилось даже и это. Насколько вы теперь старше меня?

Он подошел к ней, все еще глядя ей в спину, однако каким-то новым, взволнованным взглядом.

– Я не знаю, – сказал он невнятно и остановился. – Диана… – начал он.

– Нет! – воскликнула она и повернулась. – Нет, Френсис, нет! Я не дам вам воспользоваться этим. Я… я…

Она вдруг замолчала и выбежала в другую комнату.