Текст книги "История с лишайником"

Автор книги: Джон Уиндем

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 12 страниц)

Диана немного поразмыслила.

– Этот Ричард – что за человек? Ты ему веришь?

– Я собираюсь за него замуж, – резко сказала Зефани.

– Это не ответ. Женщины всегда выходят замуж за тех, кому они не доверяют. Чем он занимается?

– Он юрист.

– Тогда он должен иметь понятие о том, как сохранять чужие тайны. Если ты доверяешь ему, отведи его к своему отцу и там введите его в курс дела. Если нет, скажи мне об этом сейчас.

– Я доверяю ему, – ответила Зефани.

– Очень хорошо. Тогда постарайся опередить его и проинформируй еще до того, как. он сам начнет искать огонь вслед за дымом, на свой страх и риск.

– Но…

– Что значит «но»? Или вы ему скажете все, или заставьте его молчать.

– Хорошо, – согласилась Зефани покорно.

– Чудесно, – проговорила Диана с чувством выполненного долга. – А теперь я хочу знать немного больше о тебе. Какой коэффициент использовал отец для тебя?

– Какой что?

– Коэффициент. Во сколько раз он продлил тебе жизнь? В три, четыре, пять?

– Понимаю. Он сказал, что в три – для меня и для Поля.

– Ясно. Очевидно, соблюдает по отношению к вам осторожность. Могу побиться об заклад, что для себя он взял больший коэффициент.

– А разве может быть еще больший? Я не знала.

– Я сама применяю пятикратный. А клиентам «Нефертити» обычно удлиняю жизнь в два, два с половиной, или три раза.

– И все ж таки, как вам удается это делать без их ведома?

– О, это совсем просто. Чего только не делают ради красоты. И кто может определить, какие последствия от чего? И кто об этом волнуется, пока все хорошо? – Диана нахмурилась. – Кого я по-настоящему боюсь, так это тех несчастных, которые сразу не сообщают нам, что они беременны, чтобы мы могли своевременно приостановить введение им лейкнина, и, таким образом, избежать разительной разницы в сроках. Я всегда переживаю, что в один прекрасный день несколько врачей обменяются, мыслями, а какой-нибудь пройдоха, обратившись к статистике, начнет доказывать, что в среднем у клиенток «Нефертити» беременность продолжается дольше нормального. Это было бы ужасно, а главное – очень сложно придумать какое-либо правдоподобное объяснение этого явления. К счастью, такого пока еще не случалось… В общем, дела у нас шли гладко, пока мы не нарвались на эту миссис Уилбери с ее проклятой аллергией. Ей просто не повезло. Аллергия в очень сильной форме. Она, бедняжка, страшно опухла, по всему телу появилась сыпь, воспаление дыхательных путей затруднило дыхание. Без сомнения, ей было очень плохо, но она с радостью согласилась бы и на несколько сотен, если бы ее адвокат не повлиял на нее. Он подбивал ее на десять тысяч! Десять тысяч за незначительный рецидив симптомов после очередного употребления грибов. Ты веришь?! И он уперся, как мул, на пяти тысячах, – что тоже не малая сумма. Грибы, о боже!

Диана немного смутилась, но только на минуту.

– С этим мы как-то справились, – сказала она – но все равно, стена начинает рушиться и очень долго нам уже не продержаться…

4

Секретарь перехватил Поля, когда тот уже выходил из кабинета.

– Доктор Саксовер просит вас к телефону, сэр. Поль вернулся обратно и взял трубку.

– Это ты, Поль? – В голосе Френсиса не было приветливости.

– Да, папа.

– Сегодня утром твоя жена нанесла мне визит, Поль. Думаю, что ты мог бы оказать любезность предупредить меня о том, что ты ей все рассказал.

– Я тебе говорил, что должен рассказать ей, папа. Я объяснил ситуацию так, как сам ее понимаю. И сейчас уверен в том, что был прав.

– Когда ты ей рассказал?

– На следующее утро.

– Пять дней назад, так? А говорила ли она, что пойдет ко мне?

– Да, говорила. Но я сомневался в том, что она это сделает. У нас – ну, мы говорили тогда на несколько повышенных тонах. Потом, когда она сразу же не пошла в Дарр, я подумал, что она изменила свое намерение и решила немного подождать.

– Недолго же она ждала.

– Чего она хотела?

– В самом деле, Поль, как ты думаешь, чего она требовала?

– Ты сделал?

– Да, сделал. И подумал, что тебе лучше знать об этом.

В телефоне послышался щелчок: на противоположном конце положили трубку. Поль еще с минуту держал свою в руке, а затем медленно положил ее не аппарат.

Когда он пришел домой, Джейн еще не вернулась. Она появилась в половине десятого, прошла прямо в спальню, и сразу же послышался шум воды в ванной. Спустя полчаса она вошла в гостиную, одетая в белый стеганный халат. Поль, перед которым стояло уже третье виски, бросил на нее недружелюбный взгляд, которого она сочла нужным не заметить.

– Я была в Дарре, – сказала она вызывающе.

– Я уже знаю. Почему ты не сказала мне, что собираешься туда?

– Я сказала.

– Ты же не сказала, когда.

– А разве это что-то изменило бы?

– Я мог бы предупредить его о твоем визите.

– Я не хотела, чтобы он был предупрежден. Зачем давать ему возможность придумать еще больше причин и не допустить меня до всего этого, оставив мне одной короткую жизнь, в то время, как все вы будете жить долго. Я знала, что мне нужно, и получила это.

– Понятно. Он был довольно лаконичен, когда говорил со мной по телефону,

– Я не думаю, чтобы это понравилось ему. А как ты считаешь, мне понравилось то, что он исключил меня?

– Все это совсем не так, как ты думаешь. Неужели ты не можешь понять, что ему надо соблюдать осторожность, чтобы не просочилась даже малейшая информация. Он боится того хаоса, который наступит только при одном намеке на подобное открытие. Ответственность. А почему ты на меня так смотришь? Это совсем не смешно, Джейн.

– А я считаю все-таки, что немного смешно. Наивно и даже сентиментально. Послушай, милый, мне кажется, что ты и в самом деле веришь всему, что говорит твой знаменитый отец. Да? А не пора ли тебе повзрослеть, мой котик? Или, может, это вещество так влияет на разум, что он также не дозревает?

Поль уставился на нее.

– О чем, черт возьми, ты говоришь?

– О твоем отце, мой милый, и его ответственности, и его совести, и его обязанностях перед человечеством. Ты не удивишься, если я скажу тебе, что твой известный папочка законченный лицемер?

– Послушай, Джейн, я не хочу…

– Да, я вижу, что это вещество и в самом деле влияет….

– Джейн! Я не собираюсь…

Но Джейн, не обратив внимания на его слова, продолжала:

– Ты просто принял на веру все, что тебе сказали. Тебе даже не пришло в голову спросить, кто такая Диана Брекли и чем она занимается?

– Я знаю. Она управляет салоном красоты «Нефертити».

Джейн на минуту смешалась:

– Ты никогда не говорил мне об этом.

– А почему я должен был говорить? Она внимательно посмотрела на него:

– Действительно, я думаю, что твой отец загипнотизировал тебя или что-то еще. Ты знал об этом, однако ты никогда даже не мог допустить, что она не выставляет его под названием антигерон. Она просто ведет чрезвычайно процветающий бизнес. Она определяет любую цену за лечение – и получает ее. Вот что на самом деле стало с секретом, который так опасно разглашать! И они уже годами делят между робой немалые денежки.

Поль продолжал рассматривать ее:

– Я не верю. – Тогда почему же он не опроверг этого?

– Он сделал это в разговоре с Зефани. Когда она спросила, не является ли Диана его агентом, он категорически откинул ее подозрение.

– Но ведь передо мною он не опроверг.

– Что он сказал?

– Ничего особенного он не сказал. И, наконец, его опровержение было бы напрасным. У меня достаточно доказательств.

– Так. Теперь я начинаю понимать, почему он так думал, – медленно проговорил Поль. – Что он сделал?

– Сделал то, о чем я просила. – И, словно припоминая, положила правую руку на левое плечо – А он и не смог бы отказаться, как ты думаешь?

Поль некоторое время раздумывал, глядя на нее.

– Я лучше позвоню ему, – сказал он.

– Зачем? – спросила она резко. – Он только подтвердит то, что я сказала.

Поль ответил:

– Как только мне самому стало известно обо всем, я тут же рассказал тебе, считая, что как моя жена ты имеешь право знать об этом. Ты хорошо понимала, что я на этом не остановился бы. Я проследил бы за тем, чтобы он дал тебе антигерон в нужное время. Ты могла бы подождать еще несколько дней, вместо того, чтобы прибегать к шантажу…

– Шантажу?! Знаешь, Поль…

– Именно так. Это был шантаж. Кто знает, какие предположения могут вызвать твои расспросы о Диане.

– Я не такая дурочка. Поль.

– Но ведь ты же кого-то расспрашивала, а твоя фамилия, как на зло, Саксовер. Лучше позвонить в Дарр.

– Я уже рассказала тебе, как все было. Он встретил меня холодно, подчеркнуто вежливо – однако сделал мне, что следует.

– Это ты так думаешь, что он сделал. А я хочу знать, что именно он сделал.

– Что ты имеешь в виду?

– Послушай, если кто-то приходит ко мне с требованиями и угрозами, то я не совсем уверен в том, что сделаю именно то, что от меня требуют, тем более когда я знаю, что нет возможности проверить результаты в течение определенного времени. Совсем легко заменить…

Он замолчал на полуслове, удивленный тем, что она вдруг побледнела.

– Все будет хорошо, – сказал он. – Я не думаю, чтобы это было что-то вредное.

– Как… как я об этом узнаю? – закричала она. – А если он действительно поступил так… Но у него не было времени. Он же не знал, что я приду, – добавила она неуверенно.

Поль встал.

– Очевидно, я смогу сказать, похоже ли это на настоящую подсадку, – сказал он. – Дай мне взглянуть на разрез.

– Нет! – вскричала она таким голосом, что он испугался.

Поль насупился.

– В чем дело? – спросил он. – Разве тебе не хочется знать, какое вещество тебе дали?

Поль протянул к ней руку. Она забилась в кресло.

– Нет! – повторила она. – Тут все хорошо. Отойди от меня! Оставь меня одну!

– Ничего не понимаю, – сказал он удивленно. – Чего ты испугалась?

Он все еще смотрел на нее. Она продолжала:

– Мне все надоело. Я рассказала тебе обо всем, что произошло, а теперь я очень устала. Пожалуйста, не задерживай меня. Я хочу спать.

Но Поль приблизился еще на шаг:

– Джейн, ты говорила неправду. Была ли вообще какая-нибудь подсадка?

– Конечно была.

– Тогда я хочу взглянуть на нее. Она покачала головой.

– Не сейчас. Я страшно устала.

Раздражение Поля достигло апогея. Быстрым движением он схватил и так рванул рукав ее халата, что, разорвав его, увидел аккуратную белую повязку на левом предплечье. Поль внимательно посмотрел на нее.

– Ясно, – сказал он.

– Жаль, что ты не веришь мне на слово, – сказала Джейн холодно.

Поль покрутил головой.

– А тебе нельзя верить, – ответил он. – Я прекрасно знаю, как мой отец накладывает повязку. Это не его работа.

– Нет, – согласилась она. – Кровь просочилась насквозь, и мне пришлось поменять повязку.

– И ты сумела одной рукой наложить такую аккуратную повязку? Какая же ты проворная, – он замолчал, а потом продолжил более твердым голосом. – Слушай, с меня достаточно. Что ты еще выкинула? Что ты так стараешься скрыть?

Джейн попыталась продолжать разговор в том же тоне, но вышла лишь бледная имитация. Она никогда не видела, чтобы Поль смотрел на неё с таким выражением лица, как сейчас, и ее самоуверенность исчезла.

– Скрыть? – повторила она обижен но. – Не понимаю, что ты имеешь в виду, Я же тебе только что сказала…

– Ты только что сказала, что угрожала моему отцу.

Теперь я хочу знать, на что ты еще способна… И я выясню, – сказал Поль.

* * *

Наверху, на Пятом этаже малозаметного здания, чуть в стороне от Керзонстрит, где обосновался салон «Нефертити», на письменном столе Дианы тихо прогудел коммутатор. Она щёлкнула выключателем, и секретарша глухим голосом сообщила:

– Мисс Брекли, тут у меня мисс Брендон со второго этажа. Ей просто не терпится увидеться с вами. Я сказала ей, что к вам лучше всего попасть через мисс Роулридж, но она настаивает на немедленной встрече по частному делу. Она приходила сегодня уже дважды.

– Она сейчас у тебя, Сара?

– Да, мисс Брекли;

Диана задумалась. Она пришла к выводу, что Сара Толвин не сдается и с третьего визита, так что дело наверное действительно важное.

– Хорошо, Сара. Я приму ее.

Вошла мисс Брендон. Она оказалась симпатичной, невысокого роста девушкой, с золотыми волосами и голубыми глазами немного походившей на куклу, но это первое впечатление было обманчивым. Присмотревшись вы замечали волевой подбородок, и линию рта, предполагающую упрямый характер.

Диана внимательно изучала ее, а она почти с такой же прямотой изучала Диану.

– Почему вы не передали суть дела через мисс Роулридж? – спросила Диана.

– Я поступила бы так, если бы это было административное дело, – ответила ей девушка. – Но поскольку вы мой наниматель, то я подумала, что вы должны знать. Кроме того…

– Что – кроме того?

– Ну, я подумала, что лучше будет, если другие не будут знать об этом.

– Даже начальник отдела?

Мисс Брендон несколько заколебалась. – Люди у нас любят много говорить, – сказала она. Диана согласилась. Девушка начала:

– Вчера я пошла на вечер, мисс Брекли. Просто танцы с ужином в клубе. Нас было шестеро. Единственным человеком, которого я знала, был тот, кто пригласил нас. Во время ужина они начали говорить о миссис Уилбери. Один из мужчин сказал, что он интересуется аллергией и удивляется, что именно могло ее вызвать. Мой друг, который привел меня туда, сказал, что я работаю в «Нефертити», так что должна знать об этом. Конечно, я ответила, что ничего не знаю, да так оно и есть. Но тот, другой, продолжал разговор об этом словно ненароком, задавая вопросы. Вскоре, не знаю, почему, у меня возникло чувство, что весь этот разговор о миссис Уилбери возник не случайно. Тот, другой, на протяжении целого вечера оказывал мне всяческие знаки внимания и, наконец, предложил провести с ним и сегодняшний вечер. Мне не очень хотелось с ним встречаться, поэтому я сказала, что не смогу. Тогда он предложил перенести встречу на завтра. Я пообещала перезвонить, надеясь, что по телефону будет удобнее отказаться. – На какую-то минуту она замолчала. – Я, кажется, выгляжу немного «зеленой», неопытной, но на самом деле это не так. Меня удивило его поведение. Я проанализировала еще раз все вопросы, которые он ставил мне о «Нефертити». И постаралась кое-что выведать о нем. Оказывается, что он журналист и достаточно известный, его фамилия, кажется, Марлин. Он работает для «Санди проул».

Диана в задумчивости качала головой, не сводя глаз с лица девушки.

– Я согласна с тем, что вы не такая «зеленая», мисс Брендон. Надеюсь, что вы здесь никому об этом не говорили? – спросила она.

– Нет, мисс Брекли.

– Чудесно. А теперь я считаю, будет самым лучшим – если вы, конечно, не имеете ничего против – встретиться с мистером Марлином завтра вечером и рассказать ему то, о чем он так хочет узнать.

– Но ведь я не знаю, о чем…

– Ничего. Я поручу мисс Толвин проинформировать вас.

Мисс Брендон казалась удивленной. Диана спросила:

– Вы у нас не так давно работаете, правда?

– Меньше года, мисс Брекли.

– А до этого?

– Я училась на медсестру, но умер мой отец. У матери не было денег, поэтому мне пришлось искать средства для существования.

– Понятно. Когда вы лучше ознакомитесь с вашей работой, то увидите, какая она захватывающая. Никто, конечно, здесь не перегрызает друг другу горло, но почти девяносто пять процентов из нас охотно бы наполнили спасательные пояса других камнями, или продали бы своих собственных бабушек в Южную Америку, если бы это принесло, прибыль. И теперь если вы не захотите поговорить с мистером Марлином, то у бедняги будет много хлопот, чтобы наладить контакт с кем-то другим из нашего персонала. Поэтому лучше знать, что именно ему скажут. Кроме того, если он осторожен, то будет искать связи не только с вами. Он захочет перепроверить. Поэтому надо позаботиться, чтобы наши сведения выглядели достоверными. Интересно, как нам вывести его, не вызывая ни малейших подозрений, на еще один контакт?

Во время обсуждения вопросов тактики напряженность мисс Брендон исчезла. Под конец разговора она даже развеселилась.

– Все хорошо, – подвела итог Диана. – Желаю вам хорошо провести время. Помните, что наша профессия требует максимального использования существующих возможностей; мы никогда не выбираем дешевых снадобий – это было бы подозрительно и ниже нашего уровня; кроме того, чем экзотичнее будут эти снадобья; тем скорее он поймет, что информация обойдется ему недешево, и, если он все же ее заполучит, она будет казаться ему более правдоподобной. Когда же он предложит вам деньги, удвойте сумму, а потом согласитесь на сумму пятьдесят процентов выше предложенной вам. Это своего рода условность, которая еще больше удержит его.

– Поняла, – сказала мисс Брендон, – но что я должна делать с деньгами, мисс Брекли?

– Дай тебе бог счастья, девочка! Делайте с ними все, что вам захочется, мисс Брендон. Вы их заработали. В общем, с вами все выяснено. Обратитесь к мисс Толвин после закрытия салона, и она проинструктирует вас. Потом дайте мне знать, как идут дела.

Как только она вышла, Диана нажала клавишу коммутатора.

– Сара, принесите мне, пожалуйста личное дело мисс Брендон.

Сара Толвин зашла тут же, держа в руках тонкую папку.

– Красивая девочка… Перемена в лучшую сторону, – заметила Диана.

– Способная, – согласилась мисс Толвин. – Одна из тех, что со временем становятся настоящими матронами. Плохо, если и с ней такое случится.

– Дорогая Сара, у нее есть чувство меры, – сказала Диана, перелистывая находящиеся в папке бумаги.

* * *

– Это все? – спросил Ричард.

Он посмотрел на повязку на левой руке, потом осторожно коснулся ее пальцем.

– Ничего драматичного, само собой. В фильмах такие вещи изображены куда лучше, – сказал Френсис. Потом продолжил: – Капсула постепенно будет рассасываться и усваиваться организмом. Можно, конечно, делать инъекции, но это куда неприятнее и менее удобно. Они вызывают озноб, а при подсадках весь процесс проходит спокойно и равномерно.

Ричард еще раз посмотрел на повязку.

– Тяжело поверить. Я даже и не знаю, что сказать, сэр.

– Не нужно. Смотрите на это с практической точки зрения: как только я узнал, что вы обо всем проинформированы, то нашел необходимым предложить и вам это благо. Кроме того, Зефани уже давно на этом настаивала. Единственное условие – вы должны сохранять все это в строгой тайне.

– Обещаю. Однако, – он немного заколебался и продолжил – вы не рискуете, сэр? Я хочу сказать, что мы встречались с вами всего три-четыре раза и вы обо мне почти ничего не знаете.

– Вы будете удивлены, дружище. В Дарре, – пояснил он, – всегда работают над рядом проектов большого потенциального значения. Естественно, что наши конкуренты заинтересованы в том, чтобы выведать о них все, что только удастся. Некоторые из них не очень разборчивы в средствах. Не колеблясь, они использовали бы любое из них, лишь бы достичь своей цели. А когда вы имеете привлекательную дочку, то вашей – правда, не очень приятной, – обязанностью становится сбор информации обо всех ее друзьях, их окружении и связях. И если выясняется, что они на службе у тех, кто субсидирует большие химические предприятия или имеет родственников в правлениях промышленных концернов, то этого вполне достаточно, чтобы их спровадить. Кстати, мне придется прибегнуть ко всем возможным приемам, чтобы мистер Фериер ничего не заподозрил.

Ричард удивился.

– Тот Фериер работает где-то в рекламном бюро. Я знаю его еще со школы.

– Возможно, однако совсем недавно вы встретились с ним снова и познакомили его с Зефани, не правда ли? А знали ли вы, что его мать вышла во второй раз замуж три или четыре года назад, и ее муж – главный редактор исследовательского центра какого-то химического концерна? Нет, я вижу, что вы об этом не знали. О, этот мир очень запутанный, парень. Пойдем вниз. Не думаю, что о Фериере следует говорить Зефани. Это, как я уже сказал, неприятная но очень необходимая мера предосторожности.

– Ну как, Ричард? – сказала Зефани, когда они вошли в гостиную. – Немного пощипывает, да? Но это скоро пройдет, и ты даже перестанешь чувствовать, что там что-то было.

– Буду надеяться, – ответил Ричард с некоторой иронией. – Однако меня несколько волнует такая штука: один день моей жизни будет равняться сейчас трем дням, так что и питание свое я должен довести до одного раза в день. Не понимаю, почему на деле это не так?

– Потому, что пока твой организм не в состоянии спячки или оцепенения, он Для поддержания физиологических процессов потребует и в дальнейшем такого же количества калорий, как и раньше, – ответила Зефани как будто о чем-то вполне очевидном.

– Хорошо, я поверю тебе на слово, – согласился Ричард. – Фактически, если бы не имя Саксовер… – Он передернул плечами, нахмурился и продолжил. – Извините меня, доктор Саксовер, но трудней всего понять, зачем такая… секретность. Вы оба уже чрезвычайно терпеливо объясняли мне, я знаю. Возможно, пройдет какое-то время и я свыкнусь с этим, но сейчас не могу избавиться от ощущения, словно я вдруг очутился среди алхимиков. Надеюсь, что это не звучит обидно, я не хотел бы этого. Но ведь это же двадцатый век, и наука не ведёт себя так – собственно, мне казалось, что не ведет, – словно она боится, что ее осудят за жульничество, – закончил он и неуверенно посмотрел на них.

– Да, наука не любит вести себя подобным образом, я вас уверяю, – ответил Френсис. – И, если бы мы имели достаточно источников сырья, или нам удалось бы синтезировать это вещество, она бы поступала иначе. Вот в чем точка преткновения. Ну, а сейчас извините, но у меня еще кой-какие дела до обеда, – сказал он и вышел.

– Надеюсь, – сказал Ричард, когда за Френсисом закрылась дверь, – надеюсь, что когда-то я, может, и на самом деле поверю в это, но сейчас я застрял на стадии чисто интеллектуального восприятия.

– Надеюсь, что так будет, но это не легко. На самом деле, это куда тяжелее, чем я думала. Это означает полный крах всей основной модели семьи, к которой мы привыкли еще с детства. Ее схема – дети, родители среднего возраста, старики и старухи – и чересчур фундаментальным нам кажется представление о том, что смена поколений происходит именно таким образом. А сколько еще других понятий нам нужно будет просто откинуть. Большинство существующих эталонов и критериев окажутся непригодными в новых условиях.

Ее лицо стало серьезным.

– Десять дней назад я была бы на седьмом небе от одной только мысли прожить с тобою пятьдесят лет, Ричард, правда, при условии, что мы были бы счастливы. Может, я так себе и не говорила, а просто думала о нашей, совместной жизни. А сейчас я не знаю… Разве можно прожить с кем-то сто пятьдесят-двести лет? Смогут ли двое любить друг друга так долго? Что будет? Насколько каждый из них изменится за столь длительный промежуток времени? Мы не знаем. И никто не сможет нам этого сказать.

Ричард сел рядом с ней и обнял ее.

– Милая, за пятьдесят лет всего не узнаешь. И не потому ли остается так много неизведанного, что нет следующих пятидесяти лет?

– Этого мы также не знаем. Нам, конечно, придется иначе планировать свою жизнь, однако – зачем волноваться на сто лет вперед? А что касается всего прочего, то разве оно так уж плохо? Мы не могли знать нашего будущего десять дней назад, но мы все еще не можем знать его и теперь – разве лишь то, что оно, возможно, станет значительно дольше, нежели мы надеялись. Так почему же не начать с того, с чего мы и начали бы – с хорошего или с плохого? Именно так я хочу поступить, а ты?

– О, конечно, Ричард, конечно, только… – Только что?

– Я не совсем уверена… Крах схемы, модели… Скажем стать бабушкой, когда тебе двадцать семь лет, или прабабушкой в тридцать пять… Все еще иметь возможность родить ребенка после девяноста лет, и так далее. И это только при коэффициенте три. Тут возникнет такая удивительная путаница. Я на думаю, что я хочу этого, однако и не уверена, что не хочу.

– Милая, ты говоришь так, словно у всех людей с нормальным периодом жизни – эта жизнь спланированная. Это не так, я знаю. Люди сначала должны научиться, как прожить жизнь, а к тому времени, как они чего-то достигнут, жизнь уже проходит. Нет времени, чтобы исправлять ошибки. У нас будет время, чтобы научиться жить, а затем и наслаждаться самой жизнью. Хоть это все еще не представляется мне реальным, но должен признать, что твоя Диана оказалась права. Людям нужно больше времени. Если мы будем жить дольше, мы лучше научимся искусству жить, и сможем понимать гораздо больше. Жизнь станет полнее, богаче; словом такою, какою и должна быть. Невозможно заполнить все двести лет той рутиной, которая была хороша для тех, кто жил пятьдесят лет…

Вступим в новую жизнь, милая. Не стоит так волноваться. Ее нужно прожить. Это будет своеобразный подвиг. Мы будем наслаждаться, познавать эту жизнь вдвоем. Вперед, будем…

Зефани повернула лицо к нему. Выражение взволнованности исчезло, она улыбнулась.

– Конечно, Ричард, любимый. Мы будем, будем…