Текст книги "История с лишайником"
Автор книги: Джон Уиндем
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 12 страниц)
В результате пережитого она стала более решительной и теперь даже не помышляла о том, чтобы рассказать Френсису о своей работе над лишайником. Он совершил преступление, скрыв знания, так пусть это останется на его совести: она вовсе не собирается быть его соучастницей. Она еще немножко подождет – может, он все-таки передумает и опубликует свое открытие, а если нет, то мир узнает о нем, благодаря ей…
Но когда Диана начала более анализировать все детали, оказалось, что перед ней стоят одни лишь препятствия. Чем больше внимания она уделяла этому делу, тем большее беспокойство охватывало ее – из-за целой вереницы различных неблагоприятных факторов, связанных с веществом, добытым из лишайника. Оказалось – и совсем неожиданно, – что здесь не может быть односложного выбора – объявлять или не объявлять об открытии. Теперь она начала яснее понимать дилемму, перед которой Френсис оказался еще полгода назад. Однако это ее понимание было далеким от сочувствия, наоборот, это был вызов: если он не сможет сделать свой выбор, то это сделает она…
Всю зиму Диана обдумывала сложившуюся ситуацию, а когда наступила весна, она поняла, что не приблизилась к развязке ни на шаг.
В день своего двадцатипятилетия Диана вступила во владение оставленным дедом наследством и удивилась, ощутив себя достаточно состоятельной. Она отметила это событие тем, что купила себе некоторые туалеты в известных домах моды, куда еще недавно даже и не мечтала когда-либо попасть, а также небольшой автомобиль. К удивлению своей матери, Диана решила не покидать Дарра.
– Ну почему я должна оставить Дарр, мамочка? Чем я буду заниматься? Мне там все нравится – и местность, и моя интересная, полезная работа, – сказала она.
– Но у тебя же целиком независимый доход, – запротестовала мать.
– Я понимаю, мама, – разумная девушка оставила бы работу и постаралась бы купить себе мужа.
– Я, конечно, так не сказала бы, милая… Но в конце концов, женщина должна выйти замуж, только тогда она будет счастлива. Тебе уже, как ты знаешь, двадцать пять. Если ты не будешь серьезно заботиться сейчас о создании семьи, то помни – время не стоит на месте. Ты даже оглянуться не успеешь, как тебе стукнет тридцать, а там и сорок. Жизнь не очень долгая, особенно ясно это понимаешь, когда начинаешь глядеть на нее с противоположного конца. Не так уж и много времени нам отпущено.
– Я не уверена в том, хочу ли я создать семью, – ответила ей Диана. – И так уже на свете довольно много семей.
Миссис Брекли встревожилась.
– Но ведь каждая женщина в глубине души хочет иметь семью, – не отставала она. – Это же совершенно естественно.
– Это – обычно, поправила ее Диана. – Один бог знает, что случилось бы с цивилизацией, если бы мы всегда делали то, что естественно.
Миссис Брекли нахмурилась.
– Я тебя не понимаю, Диана. Неужели тебе не хочется иметь собственный дом, свою семью?
– Не горю желанием, мамочка, ибо иначе я еще раньше предприняла бы что-нибудь в этом направлении. Возможно, я и попробую, но только не сейчас. Возможно, мне и понравится. У меня еще есть время.
– Не так уж и много, как ты думаешь. Время всегда действует против женщин, не надо об этом забывать.
– Верю, что ты права, дорогая. Но не кажется ли тебе, что, даже в том случае когда, казалось, ты все прекрасно понимаешь, не всегда можно повлиять на последствия?
– Не волнуйся обо мне, мамочка, я знаю, что делаю.
Итак, Диана пока что осталась в Дарре. Зефани, Приехавшая домой на каникулы, жаловалась, что Диана все еще задумчивая.
– Вы не выглядите такой утомленной, как тогда, когда так много работали, – признавалась она. – Но вы чрезвычайно много думаете.
– А как же, моя работа требует того, чтобы много думать. В этом она и заключается главным образом.
– Но ведь не все же время.
– Это, по-видимому, относится не только ко мне. Скажем, теперь ты уже не думаешь так много, как раньше, когда ты пошла в школу. И если ты и дальше будешь воспринимать то, что тебе говорят, не обдумывая, то превратишься в рекламную куклу и кончишь жизнь домохозяйкой.
– Но ведь большинство женщин и становятся ими, – сказала Зефани.
– Я знаю, что становятся – домохозяйками, экономками, домоправительницами и так далее. Ты этого хочешь? Все эти слова – ложь! Скажи женщине: «Твое место в доме», или: «Занимайся своей кухней», это ей не понравится, но скажи ей, что она образцовая хозяйка, что означает в сущности то же самое, она и дальше будет тянуть это ярмо, сияя от гордости. Моя двоюродная бабушка несколько раз попадала в тюрьму за участие в борьбе за женские права, и чего она достигла? Смены техники принуждения обманом, и еще того, что поколение ее внучек не знает, что их обманывают, а если бы и знали, то, очевидно, не очень бы и прониклись этим. Наше самое слабое место – это ортодоксальность, а наша самая большая добродетель – это восприятие вещей такими, какими они есть…
Зефани выслушала тираду молча, а затем спросила:
– Но вы же не счастливы, Диана? Я имею в виду, что вы не об этом думаете все время?
– Слава богу, нет, малышка. Это просто задачки.
– Подобные геометрическим?
– Да, думаю, что-то вроде человеческой геометрии. Плохо, что тебя не это тревожит. Я постараюсь на какое-то время забыть про эти задачки. Давай возьмем автомобиль и съездим куда-нибудь, хорошо?
Но задачки остались задачками. И чем больше Диана утверждалась в мысли, что Френсис капитулировал и все забросил, тем большую решительность проявляла она в поисках развязки. Настало лето. В июне она с товарищем по Кембриджу поехала на каникулы в Италию, откуда возвратилась в Дарр за две недели до того, как у Зефани снова окончились школьные занятия и она приехала домой на каникулы.
Как-то вечером гуляя по большому, только что скошенному лугу, они уютно примостились под одним из стогов сена и Диана начала расспрашивать Зефани об ее успехах в учебе.
Зефани скромно заверила, что они не так уж и плохи в том числе рукоделье и теннис; однако этого нельзя сказать про крокет.
– Очень нудная игра, – согласилась Диана насчет крокета. – Это еще одна дань эмансипации. Свобода для девушек означала тогда делать то, что делают парни, каким бы нудным это занятие не оказалось.
Зефани еще какое-то время продолжала давать отчет о своих делах, разбавляя эти сведения размышлениями о школьной жизни. Наконец Диана похвалила ее, кивнув головой:
– Что ж, кажется, они не готовят вас исключительно на роль домохозяек.
Зефани немного подумала над сказанным Дианой.
– А вы не собираетесь выходить замуж, Диана?
– Может, когда-нибудь и выйду, – высказала предположение Диана.
– А если не выйдете замуж, то что собираетесь делать? Или вы хотите стать похожей на вашу родственницу и бороться за женские права?
– Ты немного запуталась, малышка. Моя родственница, как и родственники других людей, завоевали все права, которые были нужны женщинам, еще столетие назад. С тех пор единственное, чего нам не хватает – это гражданской смелости, чтобы пользоваться ими. Моя родственница и ей подобные считали, что можно добиться победы одним лишь разгромом мужских привилегий. Они не понимали, что самым основным врагом женщин являются вовсе не мужчины, а сами женщины: глупые женщины, ленивые женщины, самоуверенные женщины. А самые опасные – это самоуверенные: их профессия – быть просто женщинами, они ненавидят любую другую женщину, которая достигла успехов в какой-то иной профессии. Это создает у них двойной комплекс: неполноценности и превосходства.
Зефани какое-то время, казалось, переваривала услышанное.
– Мне кажется, что вы не в восторге от женщин, Диана, – пришла она к выводу.
– Слишком общий вывод ты делаешь, малышка. Чего я не люблю в нас, так это нашей готовности покориться, легкости, с которой нас заставляют не желать ничего лучшего, кроме – стать просто женщинами и гражданками второго сорта, и учат нас проходить сквозь жизнь как какой-то придаток, а не как человек со своими собственными правами.
Зефани снова задумалась, а потом сказала;
– Я рассказала мисс Робертс – она преподает нам историю – о ваших рассуждениях относительно замены техники принуждения техникой обмана, чтобы заставить женщину выполнять те же обязанности.
– Неужели? И что она сказала?
– Представьте себе, она согласилась. Однако добавила, что на этом стоит мир, в котором мы живем. В этом мире очень много всего плохого, а жизнь чересчур коротка, и самое лучшее каждой женщине смириться с тем, что есть, и делать все, чтобы сохранить свой собственный образ жизни. Она сказала, что все могло бы сложиться совсем иначе, имей мы больше времени в запасе, но временной интервал сейчас, очень ограничен, чтобы успеть изменить что-либо в этом направлении. К тому времени, когда подрастут ваши дети, вы постареете, потому и не стоит чего-либо начинать; а затем, в следующие двадцать пять лет то же самое будет с вашими детьми и… Так что же делать Диана?
Диана ничего не ответила. Она сидела, словно зачарованная, глядя прямо перед собой своими серыми, широко раскрытыми глазами.
– Диана, вам плохо? – Зефани потянула ее за рукав. Диана медленно повернула к ней голову.
– Так вот оно что! – сказала она. – Боже мой, именно это! Вот в чем суть, которая все время находилась так близко, а я никак не могла ее уловить…
Она приложила руку ко лбу и прислонилась спиной к стогу. Зефани со страхом наклонилась к ней.
– Диана, что случилось? Чем я могу вам помочь? Ничего плохого, Зефани, милая. Абсолютно ничего.
Просто я, наконец, поняла, что мне делать.
– Что вы имеете в виду? – удивленно спросила Зефани.
– Я нашла свое призвание.
Диана произнесла это каким-то странным голосом. Ее смех был настолько необычен и скорее напоминал истерику, что Зефани перепугалась…
На следующий день Диана добилась разговора с Френсисом и уведомила его о том, что хотела бы покинуть Дарр в конце августа.
Френсис глубоко вздохнул. Он поглядел на ее левую руку и удивился.
– О! – воскликнул он. – Значит, это не из-за банальной причины?
Она заметила его взгляд.
– Нет, – ответила она.
– Вам следовало бы взять у кого-нибудь взаймы обручальное кольцо, – сказал он. – Это дало бы мне возможность поспорить с вами.
– Я не хочу спорить, – ответила Диана.
– Но вы просто обязаны. Меня знают, как такого, который всегда спорит с ценными работниками, когда Гименей стоит у них на пороге. И когда его нет, я тоже спорю. Так что же случилось? Что же мы такого сделали, или же – не делаем?
Этот разговор, который, как надеялась Диана, будет чисто формальным, немного затянулся. Диана объяснила, что получила небольшое наследство и хочет совершить кругосветное путешествие.
– Хорошая мысль, – похвалил он ее. – Даю вам возможность увидеть собственными глазами действие некоторых наших тропических препаратов в натуре. Не спешите. Возьмите годовой отпуск. Считайте это своего рода перерывом в работе.
– Нет, – решительно заявила Диана. – Не этого я хочу.
– Вы не желаете сюда возвращаться? А я хотел бы, чтобы вы вернулись. Нам будет не хватать вас, понимаете? Я имею в виду не только профессиональные интересы.
– О, не в этом дело, – проговорила она с несчастным видом. – Я… я… – в горле у нее пересохло, и она замолчала, глядя ему прямо в глаза.
– Или кто-то предложил вам лучшую работу?
– О, нет, нет. Я бросаю работу.
– Вы имеете в виду – исследовательскую работу? Она кивнула.
– Но это, же абсурд, Диана. С вашими способностями, почему… – он продолжал еще что-то говорить, но вдруг замолчал и, взглянув в ее серые глаза, понял что она ничего не слышала из сказанного им. – Это совсем не-похоже на вас. Тут должна быть какая-то очень важная причина, – высказал он догадку.
Диане стало нехорошо, она завoлновaлась, почувствовав опасность, словно оказалась на краю пропасти. – Я… – начала она снова; и тут же замолчала, словно задохнувшись.
Он заметил, что она вся дрожит. Пока он раздумывал, чем помочь, какая-то болезненная гримаса пробежала по ее всегда спокойному лицу, словно состоялась жестокая, страшная внутренняя борьба.
Он попытался обойти стол, но она уже частично овладела собой. Почти задыхаясь, она проговорила:
– Нет, нет! Вы должны отпустить меня, Френсис. Вы должны меня отпустить!
И выскочила из комнаты, прежде чем он успел задержать ее.
Часть вторая
1
– Я рад, что вам обоим удалось вырваться, – сказал Френсис своим детям.
– Я мог бы и не приехать, но ведь ты придаешь этому такое значение, – заметил Поль.
– Несомненно дело очень важное, а насколько срочное – об этом еще можно поспорить. Что касается меня, то я в этом не имею никаких сомнений, но вот четвертый член нашего квартета опаздывает. Не знаю, помните ли вы ее. Она покинула Дарр примерно четырнадцать лет назад. Ее зовут Диана Брекли.
– Я, кажется, помню, – сказал Поль. – Высокая, элегантная, правда?
– Я, конечно, помню очень хорошо, – вставила Зефани. – Я была влюблена в нее. Всегда думала, что она самый красивый и самый умный после тебя, папочка, человек на всем, белом свете. Я очень по ней скучала, когда она уехала из Дарра.
– Прошло столько времени. Не понимаю, о чем она так срочно хочет сообщить нам? – поинтересовался Поль.
– Тут необходимы некоторые пояснения, ответил ему Френсис. – Поэтому, может, и к лучшему, что она задерживается.
Он критично посмотрел на сына и дочь. Полю теперь двадцать семь лет, он инженер, но вид у него все еще мальчишеский, несмотря на бороду, при помощи которой он стремится придать себе солидности. Зефани выросла гораздо более красивой женщиной, чем можно было предполагать. У нее такие же, как и у матери, золотые курчавые волосы, его собственные черты лица, только смягченные женственностью, темно-карие, неизвестно от кого, глаза. Теперь, когда она сидела в его кабинете, в ситцевом летнем платье, со сбившимися, еще с дороги, волосами, – она больше напоминала девочку, заканчивающую школу, нежели аспирантку одного из университетов.
– Вы, наверное, подумаете, что я должен был бы рассказать вам об этом гораздо раньше. Возможно, оно и так, но мне казалось, что имеется немало причин препятствовавших атому. Я надеюсь, вы поймете, когда хорошенько все это обдумаете.
– О, папочка, это звучит как-то зловеще. Мы, случайно, не подкидыши или что-то в этом роде? – спросила Зефани.
– Да нет, ну, конечно же, нет. Однако это длинная история, и, чтобы она стала понятнее, я начну с самого начала и постараюсь остановиться на главном, не вникая в подробности. Это началось в июле того года, когда умерла ваша мама…
Он коротко рассказал им, как было найдено пятно лишайника в тарелочке с молоком, а потом продолжил:
– Я взял посудину с лишайником в свою собственную лабораторию, чтобы исследовать его позднее. Вскоре после этого умерла ваша мать. Я тогда чуть не сошел с ума. Проснувшись однажды утром, я вдруг понял: если не возьмусь за какую-нибудь работу, способную полностью захватить меня, то совсем пропаду. И я пошел в лабораторию. Там меня ожидали десятки дел, и я работал дни и ночи, чтобы голова моя была все время занята. Среди прочих дел был и лишайник, который я принес от Дианы.
– Лишайник – удивительное растение… Лишайники не являются единым организмом. Это фактически две формы жизни, существующие в симбиозе, – плесень и водоросль. Они зависят друг от друга. Долгое время считалось, что от лишайников нет никакой пользы, разве только то, что один их вид служит кормом для оленей, а другие дают краски. Однако сравнительно недавно открыли, что некоторые из них обладают свойствами антибиотиков, но над ними еще нужно много работать.
Конечно, я сначала считал, что ищу именно такой антибиотик. И, казалось, что в какой-то степени этот лишайник имел такие свойства; но об этих деталях – как-нибудь в другой раз, дело в том, что немного погодя я убедился, что это не антибиотик, а что-то совсем другое. Что-то такое, что еще не известно науке и не имеет названия. Поэтому мне и пришлось его придумать. Я назвал его «антигероном».
Поль был удивлен. Зефани сразу же спросила:
– Что это означает, папа?
– Анти – против, герон – старец. Кажется теперь никто не обращает внимания на смешивание латинского и греческого корней, поэтому – антигерои. Можно было бы дать более точное название, однако и это не плохо.
Активный концентрат, выделенный из лишайника, я назвал просто «лейкнин». Физико-химические параметры его действия на живой организм чрезвычайно сложны и требуют еще дополнительного изучения, однако его общий эффект явно выражен – это вещество задерживает обычную скорость обмена веществ в организме.
Его дочь и сын все это время, пока он говорил, молчали и внимательно слушали, пытаясь понять суть. Первой нарушила молчание Зефани.
– Папочка, папа, ты хочешь сказать, что ты нашел – о нет, этого не может быть!
– Однако это так, дочка. Именно так, – подтвердил он.
Зефани сидела неподвижно, устремив взгляд на отца, не в состоянии высказать то, что она чувствовала.
– Ты, папочка, ты… – проговорила она все еще не веря.
Френсис улыбнулся.
– Я, моя дорогая, но ты не должна приписывать мне слишком много заслуг. Рано или поздно, но кто-то должен был наткнуться на это. И случилось так, что этим кем-то стал я.
– Так просто и стал, сказала Зефани. Именно так, как тем кем-то Флемминг в случае с пенициллином. Ох, папочка, мне как-то странно…
Она встала и немного неуверенным шагом подошла к окну. Там она и остановилась, прижавшись лбом к холодному стеклу и глядя в парк.
Поль взволнованно сказал:
– Извини, папа, но боюсь, что я чего-то не понял. Это известие, кажется, совсем ошарашило Зеф, значит, тут что-то должно быть, но я только обычный инженер-строитель, не забывай.
– Не так уж и тяжело это понять, тяжелее в это поверить, – начал объяснять Френсис. – Возьмем процесс деления и роста клеток…
Зефани возле окна как-то внезапно напряглась. Она резко повернулась. Ее взгляд прикипел к профилю отца, затем она перевела его на большую, оправленную в рамку фотографию отца, висевшую рядом с фото Каролины, сделанным за несколько месяцев до ее смерти, потом снова на Френсиса. Глаза ее расширились. С интересом наполовину проснувшегося человека она подошла к зеркалу на стене и стала в него всматриваться.
Френсис прервал изложение своих мыслей Полю на полуслове и повернул голову, следя за Зефани. И он и она замерли на несколько секунд. Глаза Зефани немного сузились. Однако она заговорила, не отрываясь от зеркала.
– Как долго? – спросила она.
Френсис не ответил. Он мог и не слышать вопрос. Взгляд его оторвался от Зефани и переместился по стене, к портрету жены.
Зефани внезапно задержала дыхание и со злостью обернулась. Напряжение всего ее тела передалось и голосу.
– Я спросила, как долго? – повторила она. – Как долго я буду жить?
Френсис ответил ей взглядом. Их глаза на миг встретились, и затем он отвел взгляд, Несколько секунд внимательно изучал свои руки, потом снова поднял глаза. Казалось голос его потерял эмоциональную окраску, когда он ответил:
– Согласно моим расчетам – двести двадцать лет. Во время паузы, последовавшей за этим заявлением, раздался стук в дверь. На пороге появилась мисс Бирчет, секретарша Френсиса.
– Мисс Брекли из Лондона на линии, сэр. Она хочет сообщить что-то важное.
Френсис кивнул и вышел за нею из комнаты, оставив внимательно смотревших ему вслед детей.
– Неужели правда то, что он сказал! – воскликнул Поль,
– О, Поль! Разве можно представить себе, чтоб отец сказал нечто подобное, если бы это не было правдой.
– Думаю, что нет. – И добавил в замешательстве. – И я также?
– Конечно. Только немного меньше, – ответила ему Зефани.
Она подошла к одному из кресел и резко села.
– Не понимаю, как это ты так быстро все поняла, – проговорил Поль с нотками подозрения.
– Пока что не совсем. Все это здорово напоминает головоломку. Он сделал определенные намеки, и все вдруг стало на свое место.
– Что стало на свое место?
– О, детали, много отдельных деталей.
– Но я не понимаю. Все, что он сказал…
Поль замолчал, ибо открылись двери, и Френсис вернулся в комнату.
– Диана уже не приедет, – сказал Френсис. – Опасность миновала.
– Какая опасность? – спросила Зефани.
– Я еще толком не знаю, в чем там дело, только ей казалось, что сведения относительно лейкнина могут просочиться, и она хотела меня предупредить. И потому я решил, что настало время рассказать вам все.
– Однако я не понимаю, какое отношение к происходящему имеет Диана? Она что твой агент? – спросила Зефани.
Френсис покачал головой.
– Она не мой агент. Еще несколько дней назад я не имел ни малейшего представления о том, что еще кто-то, кроме меня, знает об открытии. Однако она заявила достаточно ясно, что все знает и уже много лет.
Поль насупился:
– И все же я… Ты хочешь сказать, что она украла твое открытие?
– Нет, – ответил Френсис, – я так не думаю. Она говорит, что проводила все исследования сама и в доказательство может показать мне свои заметки. Я склонен верить ей. Но даже в случае ее самостоятельного открытия, вопрос законной принадлежности его касается совсем иной сферы.
– А что за опасность там возникла? – спросила Зефани.
– Насколько я понял, она использует лейкнин. Случилась какая-то неприятность, и на нее подали в суд, чтобы она компенсировала нанесенный вред. Она боится, что, когда дело дойдет до суда, все откроется.
– А она не может или не желает платить, и хотела занять у тебя денег, чтобы не доводить дело до суда? – высказал предположение Поль.
– Мне хотелось бы, чтобы ты не делал поспешных выводов, Поль. Ты не помнишь Диану, а я помню. Прежде всего, к суду привлекают не ее лично, а фирму, с которой она связана. Они могут заплатить, безусловно, однако, по ее собственным словам, они попали в ловушку. Требование оплатить убытки чересчур высоко и равнозначно шантажу. Если они заплатят, то дадут шантажистам возможность требовать еще более немыслимых сумм; если не заплатят – то дело получит публичный резонанс. Очень неприятная ситуация.
– Я не понимаю, – начала было Зефани и замолчала. Ее глаза расширились. – Ты хочешь сказать, что она давала это вещество.
– Лейкнин, Зефани.
– Лейкнин. Она давала его людям без их ведома?
– Наверное, давала. Не считаешь ли ты, что в случае, если бы они об этом знали, то эта новость не обошла бы мир за пять минут? Как ты думаешь, почему я был так осторожен, что ничего не сказал даже вам обоим вплоть до сегодняшнего дня?.. Чтобы иметь возможность использовать это вещество в полной безопасности, я должен был прибегать ко всяким хитростям; очевидно, и она также вынуждена была поступать подобным образом.
– Наша иммунизация! – вдруг воскликнул Поль. – Так вот что это было!
Он вспомнил день вскоре после своего семнадцатилетия, когда Френсис достаточно подробно рассказал ему, что некоторые бактерии выработали себе иммунитет к обычным антибиотикам, и убедил его воспользоваться преимуществами нового препарата, который станет доступным для массового использования только через несколько лет. Поль не видел никаких причин, чтобы отказаться, и они пошли в лабораторию. Там отец сделал ему небольшой разрез на руке, и поместил туда пилюлю в форме маленького веретена, потом зашил ранку несколькими стежками и наложил повязку. «Этого хватит на год,» – сказал он, и с тех пор такая процедура повторялась каждый год, обычно сразу после дня рождения. Позднее, когда Зефани минуло шестнадцать, отец сделал ей то же самое.
– Верно, – согласился Френсис. – Имеется в виду эта иммунизация.
Они оба сидели какое-то время молча, внимательно глядя на отца.
– Все хорошо, папа. Мы, – это мы, а ты – это ты, в этом нет ничего удивительного. Но совсем другое дело с Дианой. Каким образом она могла?..
Зефани вдруг Замолчала, сраженная воспоминанием о том, как Диана, прислонившись спиной к стогу сена, истерично смеялась. Что она тогда сказала?.. «Я поняла, наконец, что мне делать!..»
– А что за фирма у Дианы? – спросила она. Френсис точно не знал.
– Какое-то странное название, – ответил он. Что-то египетское, но не «Клеопатра».
– А, случаем, не «Нефертити»? – подсказала Зефани.
– Да, именно так. «Нефертити»!
– Боже мой! И Диана… Не удивительно, что она тогда так смеялась! – воскликнула Зефани.
– Фирма под названием «Нефертити» звучит для меня скорее абсурдно, чем смешно, – сказал отец. – Чем занимается эта фирма?
– О милый папочка, где ты живешь? Это же один из известных салонов красоты в Лондоне. Страшно дорогой и фешенебельный.
Смысл сказанного не сразу дошел до Френсиса, но когда он его осознал, на его лице отразилась такая борьба чувств… что он на какое-то мгновение замер, безмолвно глядя на дочку, словно потеряв дар речи. Наконец отвел взгляд. Вдруг наклонился вперед, закрыл лицо руками и, конвульсивно всхлипывая начал смеяться.
Зефани и Поль встревожено поглядели друг на друга. Поль заерзал. Потом подошел к отцу и положил ему руку на плечо. Френсис, казалось, ничего не заметил. Поль нажал сильнее и немного потряс.
– Папа! – сказал он. – Успокойся!
Зефани подошла к буфету и дрожащей рукой налила в бокал немного бренди. Она протянула его Френсису, теперь уже сидевшему прямо, по его щекам текли слезы. Он взял бокал и выпил одним глотком почти половину его содержимого.
– Извините, – сказал он. – Но ведь смешно же, правда? Все эти годы… Все эти годы сохранять в тайне… Величайшее открытие столетия… Ничего никому не говоря… И вдруг такое! Забота о красоте… Смешно, правда? Как вы думаете, смешно? – он снова начал смеяться.
Зефани обняла его и прижала к себе.
– Тс-с, папа. Ляг и попробуй расслабиться. Вот так, милый. Выпей еще глоток. Тебе станет лучше.
Френсис откинулся на спинку дивана. Поглядел на дочку. Потом поставил пустой бокал на пол и взял руку Зефани, какую-то минуту рассматривал ее, потом поднес к губам и поцеловал. И сразу же перевел взгляд на портрет жены.
– О боже! – проговорил он и зарыдал.
Спустя полтора часа, после сытного ленча, Френсис полностью пришел в себя и повел своих детей снова в кабинет, чтобы рассказать им о своих исследованиях.
– Как я вам уже говорил, – начал он, – я внес в открытие лейкнина немного. И помог этому случай, и Диана, как выяснилось, тоже сумела воспользоваться им. Самое трудное началось тогда, когда я понял, что именно открыл.
Сейчас на научном горизонте намечается с полдесятка важнейших открытий, но ничего не делается, чтобы подготовить к ним человечество. Идея антигерона, того или иного типа, наверное, уже давно возникла, однако я не слышал, чтобы кто-нибудь серьезно задумывался над теми проблемами, которые он с собой принесет. У меня самого не было ни малейшего представления, как поступить с антигероном, и, чем больше я думал над этим, тем больше меня охватывала тревога, ибо я начал осознавать, какой колоссальный диапазон действия у этого вещества. Оно не дает такого яркого эффекта, как атомный взрыв, но, уверен, гораздо взрывоопасней, и, одновременно, – куда важнее и потенциально благотворнее…
Но представьте себе, какая будет реакция при публичном обнародовании… реакция на то, что существуют способы удлинения человеческой жизни. Это будет то же самое, что пожар в прериях. Подумайте, как будут расписывать это газеты. «Одно из самых заветных мечтаний человечества наконец осуществилось!» Представьте себе двадцать миллионов экземпляров газеты «Ридерз Компект», что провозглашают на десятках языков: «Ты тоже можешь быть Мафусаилом!». Хитрости, интриги, подкупы, возможно даже драки – вот к чему придут люди, чтобы иметь возможность первыми урвать хоть несколько добавочных лет, и хаос охватит весь мир, и так уже перенаселенный в результате высокого процента рождаемости. Перспективы были и есть – ужасными. Три или четыре столетия назад мы, возможно; могли бы противостоять и овладеть ситуацией, но теперь в современном мире… Все это вызвало у меня ночные кошмары. Еще и теперь вызывает иногда…
Но это еще не самое худшее. Сделать открытие не в том столетии – это плохо, но я сделал еще хуже: я открыл не тот антигерон.
Я уверен, если уже существует одно такое вещество, то могут быть и другие, более или менее эффективные, однако они должны быть, Основные трудности, связанные с лейкнином заключаются в том, что он является производным особого вида лишайника, который нам присылает путешествующий ботаник Макдональд. Но, насколько мне известно, этот вид растет только небольшими колониями на территории в несколько квадратных миль. Иными словами, количество его мизерное. Согласно моим данным, урожая с него хватило бы для лечения, скажем, трех или четырех тысяч человек и не больше. Учитывая это, мы должны очень бережно, относиться к лишайнику: то, что есть, надо законсервировать, и нельзя чересчур часто собирать урожай.
Таким образом, теперь вы понимаете, что может случиться, или, по крайней мере, имеете об этом представление. Вы заявляете об открытии, а затем уточняете свое заявление, что только три или четыре тысячи избранных могут им воспользоваться. Боже мой! Это станет делом жизни или смерти. Кто будут те счастливцы, которые смогут жить дольше? И почему? Более того, цена на лишайник подскочит до астрономических цифр. Паника будет напоминать «золотую горячку», только куда больших размеров. За неделю-две, может, даже за несколько дней, весь лишайник будет уничтожен, стерт с лица земли. А это означает конец лейкнина. Finita la comedia.
Чтобы получить, хотя бы и приблизительна, необходимое количество лейкнина, нужно культивировать лишайник на площади большей, чем тысяча квадратных миль, но даже этого будет не достаточно. Кроме трудностей с поисками такой площади земли, пригодной для выращивания лишайника, есть еще одна – никогда никому не удалось бы его вырастить из-за невозможности охраны.
Уже на протяжении пятнадцати лет я вижу только один выход – найти метод синтезирования этого вещества, но мне никак не удается это.
Конечно, можно положиться на счастливую случайность, что кто-то когда-то наткнется на еще какой-нибудь вид антигерона, который можно будет получать из более богатого источника. Однако это может произойти как завтра, так и через много лет…
Так что же я должен был делать? Мне очень был нужен человек, на которого я мог бы положиться. Мне нужны были ассистенты, которые помогали бы работать над синтезом. Но кому я мог довериться? Как найти людей, которые устояли бы перед искушением – искушением заработать миллионы только за несколько слов, которые дали бы ключ к разгадке. Но даже если бы такие и нашлись, все равно будут существовать десятки других способов просачивания тайны – достаточно всего лишь одного-двух неосторожных слов, даже обычного намека на то, что мы занимаемся чем-то подобным, чтобы кое-кто начал делать определенные предположения, а затем и выводы… А потом – преждевременное разглашение, и, разумеется, как я Вам уже сказал, конец лишайника!..
