Текст книги "Корабль Рима"

Автор книги: Джон Стэк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 20 страниц)

ГЛАВА 12

Из своей каюты на борту «Марса» Сципион отчетливо слышал крик вахтенного – земля по правому борту. Переведя взгляд на разложенную на столе карту, консул пальцем провел по линии курса, который вчера проложил капитан. Судя по всему, в начале третьего дня пути «Марс» достиг вулканического острова Стромболи; через час после восхода солнца судно действительно миновало остров.

Сципион почувствовал неприятный запах серы, проникший в каюту, и вышел на палубу, чтобы посмотреть на знаменитый остров. Легендарный вулкан поднимался на высоту более трех тысяч футов, выбрасывая удушливый дым, заслонивший всю восточную часть неба по левому борту.

Сципион подошел к Фульфидию.

– Докладывай, капитан.

– Мы в часе хода от Липары, консул. Следующим островом будет Панарея, а сразу за ним Липара.

Сципион кивнул.

– Позови меня, когда пройдем Панарею, – приказал он и вернулся в каюту.

* * *

– Впереди земля, три румба по левому борту!

Аттик поднял голову и проследил за тем, куда указывал впередсмотрящий. Темное облако на востоке – это остров Стромболи.

Капитан помассировал усталые глаза указательным и большим пальцами. После предрассветной тьмы утреннее солнце казалось еще более ярким.

– Что?

Повернувшись, Аттик увидел Дуилия; покрасневшие глаза консула свидетельствовали, что он, как и все, кто находился на борту «Аквилы», провел бессонную ночь.

Аттик покачал головой и вновь стал пристально вглядываться в линию горизонта.

Через четверть часа «Аквила» поравнялась со Стромболи, вулканом высотой в полмили, заслонявшим солнце и отбрасывавшим трехмильную тень, которую на полной скорости пересекала трирема.

Час до Липары, подумал Аттик.

– Какая у нас скорость, Луций?

Помощник капитана приказал спустить лаг с бака и считал вслух, пока лаг не достиг кормы, в ста двадцати футах от начальной точки, потом на мгновение закрыл глаза, вычисляя скорость.

– Чуть больше десяти узлов, капитан.

– Приказ гребной палубе – скорость атаки. После того как ритм установится – таранная скорость.

– Слушаюсь, капитан, – ответил Луций и спустился вниз.

С кормы Аттик отчетливо слышал, как начальник гребцов скомандовал рабам приготовиться. Этот рискованный маневр могла выполнить только опытная команда гребцов. На скорости атаки галера делала одиннадцать узлов, всего на узел больше, чем под парусом. Первый гребок должен быть идеален, чтобы все весла вошли в воду одновременно – в противном случае поток воды свернет любое весло, выбившееся из ритма. Права на ошибку они не имели. Затаив дыхание, Аттик ждал, пока прозвучит команда гребцам и раздастся первый удар барабана. Команда и барабан прозвучали одновременно, и две сотни весел синхронно погрузились в воду. «Аквила» без труда увеличила скорость на один узел. Через минуту прозвучала команда перейти на таранную скорость, и теперь галера мчалась со скоростью тринадцать узлов.

– Как долго рабы могут выдержать этот ритм? – спросил Дуилий, с интересом наблюдавший за маневром.

– В нормальных условиях пять минут, – ответил Аттик. – Но теперь десять узлов берет на себя ветер, и на долю гребцов остается только три. Темп такой же высокий, как при таранной скорости, но усилий затрачивается гораздо меньше.

Дуилий снова кивнул, и на его лице отразилось восхищение искусством, которое требовалось для выполнения подобного маневра.

Аттик заметил эту невысказанную похвалу. За то короткое время, что он знал Дуилия, его мнение о сенаторах, сложившееся под влиянием Сципиона, существенно изменилось.

* * *

«Аквила» миновала остров Панарея на скорости тринадцать узлов – каждый удар весел приближал судно к Липаре. Аттик, Септимий и Дуилий стояли на корме, молча вглядываясь в морскую даль. Аттик раздумывал, не увеличить ли еще скорость – благо попутный ветер позволял. Маневр считался очень опасным, и капитан видел его всего один раз в жизни – последствия были катастрофическими. При скорости выше таранной удары барабана начинают сливаться, и ритм, заставляющий двести человек грести в унисон, легко теряется. Аттик с сожалением отверг эту мысль. Нужно идти с прежней скоростью и молить Фортуну о помощи.

– Суда прямо по курсу!

Все подняли голову, посмотрев сначала на топ мачты, а затем на горизонт, в ту точку, куда показывал впередсмотрящий.

– Далеко? – крикнул Аттик.

– Около пяти миль, капитан. Идут друг за другом, у самой гавани Липары.

– Проклятье! – выругался Аттик. – Слишком далеко для сигнала.

– Опоздали. – Септимий вслух произнес то, на что не решались другие.

– Курс и скорость прежние! – приказал Дуилий. – Может, ловушка карфагенян еще не готова захлопнуться, и мы успеем.

Аттик кивнул, надеясь, что у них еще есть шанс.

* * *

С кормы «Марса», пересекавшего серповидную гавань, Сципион внимательно разглядывал тихий город. Липара раскинулась в самом центре бухты, а за ней начинался крутой подъем на холмы, протянувшиеся вдоль оси острова. При виде римских галер, входящих в гавань, вся деятельность в порту замерла, и торговые суда у причалов казались брошенными. Сципион улыбнулся, представив панику, которая охватила размещенный в городе гарнизон карфагенян.

«Марс» шел в центре бухты, а остальные суда распределились справа и слева, выстроившись в ряд. Сципион лично выбрал такой строй, вспоминая впечатление, которое произвели галеры в Остии. Этот вид должен вселить страх в сердца врагов на берегу. Не встретив сопротивления, старший консул испытал некоторое разочарование. По возвращении в Рим ему придется приукрасить свой доклад хотя бы для того, чтобы удовлетворить жажду славы сограждан. О легкой победе не слагают легенды.

Сгорая от нетерпения, Сципион ждал, пока неопытные экипажи закончат маневры в узком пространстве бухты; их действия выглядели нескоординированными и неуклюжими. Простейшая перестройка из колонны в ряд была еще не завершена, когда терпение Сципиона истощилось.

– Увеличить скорость!

«Марс» рванулся вперед, и за ним последовали остальные галеры. Сципион расправил складки тоги, готовясь к высадке на берег.

* * *

В безнадежном молчании Дуилий смотрел, как последняя галера Классис Романус входит в гавань в трех милях от «Аквилы». Римские суда двигались решительно, но без спешки, оставляя экипажу «Аквилы» слабую надежду на то, что они успеют предупредить о ловушке.

Аттик, привыкший за многие годы на море не терять бдительности, продолжал следить за горизонтом, опасаясь появления врага.

Вот они! Он заметил движение у южной оконечности острова, рядом с мысом в миле от гавани.

– Суда по левому борту! – доложил впередсмотрящий, и все взгляды обратились в ту сторону, куда уже смотрел Аттик.

– Карфагеняне, – сказал капитан «Аквилы», и развевающиеся на мачтах вымпелы подтвердили его слова. – На скорости атаки.

Аттик уже насчитал десять галер, а из-за мыса появлялись новые суда, вспарывая воду веслами. Впереди шла квинквирема, словно вожак стаи, безошибочно выводящий волков на добычу.

– Стой! – внезапно скомандовал Дуилий.

После секундного колебания Аттик передал приказ экипажу. Парус был тут же спущен, движение весел замедлилось, затем полностью остановилось.

– Какие будут указания, консул? – напряженным голосом спросил Аттик, понимавший, что на счету каждая секунда.

Септимий стоял рядом, крепко сжимая рукоять меча; близость врага заставила его напрячься.

– Курс на Рим, капитан. – Голос Дуилия дрожал от бессильной ярости.

Аттик и Септимий собрались было запротестовать, но Дуилий предвидел их реакцию.

– Я не имею права разделить судьбу Сципиона, направившись в Липару. Если мы оба попадем в руки врага, флот будет обезглавлен. Наша главная забота – Рим и легионы на Сицилии. Еще одна римская галера в Липаре не спасет от поражения.

Готовый взорваться, Аттик сдержался, удивленный тем, что Дуилий объяснил свое решение. Откровенность консула вызывала доверие, а готовность прислушиваться к советам порождала ответную готовность подчиняться приказам.

– Глупец Сципион, – произнес Лонгус, – заслужил такую судьбу. Вот до чего доводит гордость.

– Но не флот. – Дуилий выругался, ударив кулаком о поручень. – Это римляне. Люди, которые откликнулись на призыв города. Они не должны умирать в западне, словно крысы.

Аттик едва заметно кивнул. Убежденность, с которой были произнесены эти слова, нашли отклик в его душе – капитан все сильнее чувствовал свою неразрывную связь с Римом.

– Поворот кругом, Гай! – крикнул он. Доверие к консулу убедило его подчиниться приказу. – Курс на Рим.

Весла пришли в движение, и «Аквила» искусно выполнила маневр; экипаж работал молча – все осознали, что им не удалось догнать Классис Романус. Позади них карфагенская квинквирема обогнула мыс и входила в спокойные воды внутренней гавани Липары.

«Аквила» на веслах шла на север, а Аттик с Септимием продолжали стоять у поручней на корме, молча наблюдая за знакомой картиной. Лица капитанов и центурионов римского флота проплывали перед их внутренним взором – этих людей они уже потеряли и оплакали. Через несколько минут подробностей уже было не разглядеть, и с неминуемым поражением пришлось мириться.

* * *

– Вражеские суда за кормой!

Услышав сдавленный крик, Сципион резко повернулся. На расстоянии более трехсот ярдов три галеры огибали южный мыс, направляясь в гавань; за ними следовал еще десяток судов. Их возглавлял гигантский корабль – квинквирема, возвышавшаяся над окружавшими ее галерами. К тому времени, как они показались из-за мыса, римский флот охватила паника. Воздух наполнился боевым кличем карфагенян, и Сципион почувствовал, что внутри у него все похолодело. Римский консул в нем уступил место командиру легиона.

– Капитан! Маневр уклонения! Центурион! Построить людей, приготовиться к бою!

Сципион отметил, что командир морских пехотинцев мгновенно отсалютовал, подтвердив получение приказа.

Фульфидий молчал. Сципион повернулся к нему, оторвав взгляд от врага, и увидел, что капитан застыл, словно статуя, и пристально смотрит на приближающегося врага; его лицо превратилось в неподвижную маску страха. Сципион ударил Фульфидия по лицу, едва не сбив с ног. Пошатнувшись, капитан посмотрел на Сципиона; выражение его лица не изменилось.

– Капитан! – крикнул консул. – Возьми себя в руки и командуй галерой, или я прикажу выкинуть тебя за борт.

Фульфидий пришел в себя.

– Начальник гребцов! – Голос капитана перекрыл какофонию звуков, которыми сопровождалась охватившая судно паника. – Полный вперед! Таранная скорость!

Весла вспороли неподвижные волны бухты, и «Марс» рванулся вперед.

Сципион окинул взглядом римский флот, ожидая, что остальные суда нарушат строй и приготовятся к встрече с врагом. Он ошибался.

* * *

Громкий голос Гиско слился с голосами солдат, выстроившихся на баке «Мелкарта». Меч в поднятой руке казался ему пушинкой, и адмирал снова взмахнул им, чтобы услышать боевой клич, радовавший его душу воина. С той самой секунды, когда дозорные на холмах над Липарой сообщили о приближении римского флота, Гиско охватило предвкушение битвы. Карфагенский флот, состоявший из двадцати галер, укрылся у деревни Пианоконте в двух милях южнее мыса, невидимый для судов, входящих в гавань Липары. Когда «Мелкарт» обогнул мыс, сердце адмирала радостно забилось – римские галеры выстроились в ряд, кормой к входу в бухту. Этот строй был чистым безумием, оставлявшим суда абсолютно незащищенными перед атакой Гиско. Появление карфагенских галер вызвало настоящий хаос.

В северной части бухты несколько римских галер уже спешили к пляжу на окраине города, намереваясь пристать к берегу и искать спасения на суше. Гиско предвидел такой поворот событий и разместил в городе две тысячи солдат. В рядах римлян царила неразбериха, и поэтому враг был обречен. Увидев, что остальные галеры пытаются развернуться навстречу его флоту, Гиско громко рассмеялся. Не более четырех судов совершали маневр достаточно уверенно, и лишь одна галера, в ста ярдах по правому борту «Мелкарта», осмелилась пойти на таран карфагенской триремы. Но траектория римлян была безнадежно неточной, и таран просто отскочил от корпуса более тяжелого противника. Гиско злорадно улыбнулся, когда карфагенская трирема взяла римлян на абордаж – неопытность врага позволила перейти в контратаку.

Улыбка сползла с лица адмирала, когда он заметил, что три остальных судна римлян решили оказать сопротивление.

– Приказ рулевому! – крикнул он. – Два румба на правый борт. Таран римского судна, ближайшего к причалу.

Через несколько секунд Гиско почувствовал, что палуба под его ногами слегка накренилась, когда «Мелкарт» взял курс на брешь в боевом порядке римлян, образовавшуюся после того, как одна из галер догадалась нарушить строй и идти малым ходом. Гиско взглянул на римские суда справа и слева от себя. Та, что была по правому борту, столкнулась с другой галерой, а на той, что слева, экипаж словно парализовало паникой.

– Лучники! – скомандовал адмирал, и на врага посыпались стрелы; на небольшом расстоянии целиться было легко.

«Мелкарт» вырвался на простор и снова сменил курс – рулевой направил его на одинокую римскую трирему. Гиско нутром почувствовал, что квинквирема перешла на таранную скорость, и посмотрел вниз, на шестифутовый бронзовый таран, разрезавший волны впереди стремительно несущегося судна, как бы спеша вонзиться в корпус врага. Затем адмирал снова поднял взгляд на римскую галеру, отчаянно пытавшуюся уйти от атаки параллельно берегу. Он вложил меч в ножны, ухватился за поручень и напряг мышцы, готовясь к столкновению. При скорости четырнадцать узлов все шесть футов тарана должны войти в корпус римской галеры.

* * *

Сципион, смотревший на карфагенскую квинквирему, которая прорывала строй римлян, почувствовал, как палуба «Марса» уходит из-под ног. Разъяренный тем, что капитан ищет пути к спасению, когда другие римские галеры отчаянно бьются с врагом, он повернулся, ища взглядом Фульфидия. Вражеские суда рассыпались по заливу, и каждое преследовало собственную цель. Сципион видел, как карфагенская галера протаранила римскую трирему, и раздался ужасающий треск, за которым последовал боевой клич абордажной команды карфагенян, высаживающейся на неподвижное судно. Сципион понимал, что, если «Марсу» суждено выжить, галера должна сражаться, а не бежать; он продолжал искать взглядом трусливого капитана.

Скорость галеры упала. Сначала почти незаметно, словно судно наткнулось на какое-то подводное препятствие, отнимавшее силы. Однако Сципион сразу же почувствовал замедление хода и задумался о причине, а затем услышал участившиеся щелчки бичей на гребной палубе. Рабов заставляли поддерживать таранную скорость, но это была невыполнимая задача, поскольку приказ Фульфидия поступил больше пяти минут назад. Сципион проклинал идиота капитана. Он понял, что ошибся, считая Фульфидия таким же опытным моряком, как и капитан «Аквилы».

– Командир, – повернулся Сципион к преторианцам, стоявшим по обе стороны от него с поднятыми щитами, – сомкнитесь вокруг меня. Нас будут брать на абордаж.

Командир отсалютовал, и десять телохранителей выстроились кругом, в центре которого оказался Сципион; черные скутумы образовали сплошную стену, защищая от атаки врага. Взглянув на главную палубу, Сципион увидел, что солдаты Четвертого легиона построились, готовясь вступить в бой. На лицах легионеров застыло выражение решимости – дисциплина и мужество питали их стойкость. Старший консул вновь повернулся к вражескому судну. Оно стремительно приближалось.

Шестифутовый таран «Мелкарта» с ужасающим грохотом проломил борт «Марса», проникнув глубоко внутрь корпуса и нанеся смертельный удар меньшему по размерам судну. Бронзовый таран расщепил гребную палубу, круша рабов, словно зерно под жерновом мельницы, и крики людей смешались с треском разваливающегося судна. Сила инерции карфагенской галеры была настолько велика, что римскую трирему бросило на водорез более крупного судна, и все, кто находился на палубе «Марса», попадали, будто под ударами молота Вулкана.

Карфагеняне, словно мрачные волны Гадеса, хлынули через носовые поручни «Мелкарта» на борт римской галеры; снова зазвучал боевой клич. Солдаты Четвертого легиона вскочили на ноги, но тут же были смяты превосходящими силами противника – шестьдесят легионеров не могли противостоять сотням пунийцев, высадившихся с карфагенского флагмана. Через несколько минут каждый отчаянно сражался за свою жизнь. Сквозь шум битвы прорезался одинокий голос римского центуриона, пытавшегося выстроить боевой порядок, и солдаты сомкнули строй, пытаясь организовать оборону, – годы тренировки позволили им получить передышку. Но эта передышка была недолгой.

Карфагеняне усилили натиск на главной палубе; превосходящая численность и свирепость склонили чашу весов на их сторону. Римляне старались выстроить защитную стену из щитов на тесном пространстве палубы, но их фланги то и дело оказывались открытыми. Попытка римского центуриона сплотить своих людей умерла на острие пунийского меча, и вскоре все солдаты Четвертого легиона пали под ударами врага.

Сципион отступил на несколько шагов, когда новая волна карфагенян обрушилась на небольшой отряд преторианцев. Во время первой атаки карфагеняне почти не обращали на них внимания, и лишь небольшие группы по два или три человека покидали главную палубу в поисках добычи. Число преторианцев уменьшилось до семи – жалкая кучка, которую мгновенно сомнут, как только сопротивление легионеров на главной палубе будет сломлено и карфагеняне бросятся на поиски нового противника. Сципион споткнулся о мертвое тело и увидел, что это Фульфидий, лежащий навзничь со стрелой в горле. Застывшее лицо капитана было искажено страхом, лишившим черты благородства, которое обычно накладывает смерть. Консул сплюнул, проклиная некомпетентность этого человека.

Еще один охранник Сципиона пал под ударами врага, и в образовавшуюся брешь ринулся карфагенянин, занеся меч для смертельного удара. Сципион быстро отпрянул и ударом снизу всадил кинжал в поясницу нападавшего. Лезвие с легкостью рассекло почки карфагенянина, о чем свидетельствовала струя черной крови. Сципион повернул кинжал, выдернул, затем оттолкнул от себя раненого врага, готовясь к следующей атаке. Радостные крики с главной палубы возвестили о победе над легионерами, и карфагеняне рассыпались по всему судну. Заметив, что многочисленная группа солдат направляется к корме, Сципион поднял меч павшего преторианца и шагнул вперед, став в ряд с оставшимися четырьмя охранниками, готовый принять смерть вместе с ними.

– Стой!

Громкий крик прорезал воздух, и карфагеняне остановились. Сципион не понял приказа, отданного на пунийском языке, но уловил властные интонации и обвел взглядом забрызганных кровью воинов, пытаясь определить командира. Карфагеняне расступились, пропуская вперед мужчину могучего телосложения; его бородатое лицо блестело от пота. Он был лет на десять старше Сципиона, но осанка выдавала в нем человека, привыкшего повелевать. Командир остановился прямо напротив Сципиона и, криво улыбаясь, рассматривал консула. Затем повернулся к солдатам и приказал что-то на своем языке. Карфагеняне бросились вперед и мгновенно расправились с четырьмя оставшимися преторианцами, которые от неожиданности даже не успели защититься. Сципион, выкрикивая проклятия в адрес командира карфагенян, приготовился к смерти. Командир презрительно улыбнулся.

– Опусти меч, римлянин, – произнес он на довольно сносной латыни.

Сципион не пошевелился. Карфагенянин вложил меч в ножны и подошел к Сципиону на расстояние удара.

– Я не собираюсь тебя убивать, римлянин. На тебе одежда сенатора. Кто ты?

Сципион выпрямился в полный рост.

– Я Гней Корнелий Сципион, старший консул Римской республики.

Его тон выдавал раздражение оттого, что приходится называть себя командиру карфагенян. В наступившей тишине Сципион изучал стоящего пред ним человека, гадая, какую судьбу тот ему уготовил.

Командир пунийцев улыбнулся, но улыбка не затронула глаза, лишь подчеркивая ненависть, сквозившую во взгляде. Глядя в эти глаза, Сципион впервые за весь день почувствовал, что в сердце его прокрадывается страх.

* * *

Аттик стоял на корме «Аквилы», наблюдая, как в южном небе исчезают следы вулканического дыма. Остров Стромболи остался в двадцати милях позади галеры, державшей курс на север, к стремительно темнеющему горизонту. Воздух наполнился ударами барабана, задававшего темп стандартной скорости, но Аттик не заметил его – ритмичное стаккато сливалось с множеством других звуков, сопровождавших вторую половину его жизни. Капитан обращал внимание только на непривычные звуки. Услышав шаги Дуилия, Аттик резко обернулся. Затем вытянулся по стойке «смирно», ожидая приказа, но Дуилий махнул рукой.

– Вольно, капитан.

Сенатор говорил тихо, словно не хотел, чтобы их услышали.

Аттик опять повернулся к кормовым поручням и возобновил наблюдения. Дуилий встал рядом с ним. Прошло несколько минут.

– Думаешь, кому-нибудь удалось уйти? – спросил консул.

Аттик просто покачал головой – отвечать не было сил.

– Откуда такая уверенность? – Дуилий искоса взглянул на капитана.

Аттик выпрямился и повернулся к консулу; Дуилий последовал его примеру.

– У них не было ни одного шанса, – сказал Аттик, и Дуилий различил в его голосе нотки гнева. – Эти люди были обречены с того самого дня, когда прибыли в Фьюмичино.

Дуилия неприятно поразила такая безапелляционность, и он рассердился.

– Почему? – Голос сенатора звенел от напряжения.

– Потому что карфагеняне превосходят нас во всем, и у нас нет опыта, чтобы победить их.

– Значит, Классис Романус не следовало строить? – гневно спросил Дуилий. – Так? Мы должны бросить Сицилию и наши легионы на произвол судьбы?

– Нет. – Мысль об очередной бесплодной попытке донести до римлянина свою точку зрения раздражала Аттика. – Но я убежден, что мы должны использовать наши сильные стороны и навязать карфагенянам такой бой, который сможем выиграть.

Дуилий снова собирался бросить упрек капитану, но убежденность, звучавшая в голосе Аттика, заставила его умолкнуть. Консул понял, что это не пораженчество, а чувство разочарования.

– И в чем же наша сила? – спросил он, глядя в глаза капитана.

– Наши матросы не могут тягаться с экипажами пунийцев, но легионеры намного превосходят лучших карфагенских воинов. Мы должны перенести бой на палубы вражеских судов.

– Но как?

Дуилий понял, что ничего не смыслит в тактике морского боя.

Аттик кратко описал необходимые навыки и указал время, которое потребуется на обучение экипажей. Затем умолк, размышляя, следует ли раскрывать всю правду, рассказывать о главной проблеме – неумении легионеров высаживаться на борт вражеского судна. Вспомнив, что консул был с ним откровенен, капитан решил рискнуть.

Дуилий молча выслушал все аргументы – и за, и против.

– Почему в Фьюмичино экипажи не обучали маневрам, необходимым для абордажа? – спросил он.

– Потому что мы получили приказ тренировать только таран, где у карфагенян абсолютное преимущество.

– Чей приказ?

– Тудитана, – ответил Аттик.

Человек Сципиона, подумал Дуилий.

– А капитаны других галер придерживаются того же мнения? – спросил консул.

– Капитаны флота в Остии – римляне. Они исполняют приказ, не задавая вопросов, – с оттенком презрения сказал Аттик. – Только чужак способен заметить то, чего не видят они.

Дуилий кивнул. Консул имел возможность убедиться в этом на собственном опыте – с самого первого дня, когда переступил порог сената в качестве новус хомо, или новичка. Сенаторы, принадлежавшие к знатным фамилиям, были ослеплены традициями и многолетней стабильностью – их с юности воспитывали для того, чтобы занять места отцов в курии. Будучи чужаком, Дуилий мог видеть то, чего не видели они, и использовать систему так, как им и в голову не приходило, и именно поэтому его взлет к вершинам власти оказался таким стремительным.

Дуилий пристально смотрел на Аттика, размышляя о стоящей перед ним задаче. Консул не имел никакого отношения к армии и два дня назад впервые поднялся на борт галеры. Теперь он стал единоличным командующим Классис Романус, и для успеха ему понадобятся знающие люди вроде этого капитана – люди, в чем-то похожие на него.

– Капитан Переннис, – неожиданно нарушил молчание Дуилий, – я хочу, чтобы по возвращении в Фьюмичино ты представил план полной подготовки экипажей, включая абордаж и таран.

– Слушаюсь, консул, – ответил Аттик, непроизвольно сжимая поручень; разочарование постепенно сменялось надеждой.

– Но… – продолжал Дуилий, – ты должен также решить проблему с легионерами.

Аттик кивнул, еще раз вспоминая все доводы и пытаясь заново осмыслить их.

Дуилий, наблюдавший за Аттиком, увидел, что мозг капитана уже включился в работу. Сенатор кивнул. У них с капитаном действительно много общего. Столкнувшись с трудностями, этот человек сосредоточивается и бросается на их преодоление. Младший консул повернулся и снова взглянул на последние лучи садящегося на западе солнца. Мысли его возвращались к прошедшему дню и к предстоящим неделям.