Текст книги "Апостол"

Автор книги: Джон Поллок

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 20 страниц)

Глава 10. Спасение и преследование

До этих пор Павел придерживался стратегии постоянного передвижения. На Кипре они с Варнавой проповедовали во многих местах, ненадолго останавливаясь, а затем переходя в другое место. Но в Антиохии Писидийской Павел вынужден был остановиться. В самый разгар лета он пролежал больным несколько недель. То, что о болезни Павла ничего не сказано в «Деяниях», означает лишь, что основной целью Луки, когда тот писал «Деяния», было снабдить Евангелие комментариями, необходимыми для римлян, и он не видел причины утяжелять повествование второстепенными подробностями, неинтересными римскому читателю. К тому же, сведения о болезни апостола были бы восприняты в Риме неприязненно («в здоровом теле – здоровый дух», это латинская пословица). Жители же Галатии не видели в болезни ничего особенного. Совсем не по-римски они проявили настоящую любовь и заботу к заболевшему – они, казалось, готовы были вынуть свои собственные здоровые глаза, чтобы заменить ими слезящиеся, воспаленные глаза проповедника. И все это время, пока Павел лечился, Евангелие распространялось по Галатии.

Многие из той толпы, которая слушала проповедь Павла на площади Августа, уверовали в Иисуса. Им сразу же захотелось разделить свое приобретение с другими, и вера в Иисуса Христа переходила от человека к человеку подобно некой божественной эпидемии – но не болезни, а наоборот, духовного здоровья. Чтобы выдержать этот наплыв верующих, Варнаве приходилось тяжело трудиться. Пока Павел восстанавливал силы, по всей Галатии появилось так много обращенных, что Варнава просто разрывался на части, пытаясь всюду успеть, и поэтому вынужден был оставаться в Антиохии, чтобы принять уверовавших со всех концов провинции. Так впервые он воспользовался методом, которому следовал в дальнейшем: останавливаться в центре провинции или области, и проповедовать по всему району, рассылая во все концы новообращенных.

Еще до того, как Павел снова начал ходить, обращенные приводили своих друзей к его ложу, и все галаты могли услышать то, о чем говорил Павел. А говорил он, прежде всего, об Иисусе Христе. То, что наши современники говорили о Чарлзе Сперджене, известном проповеднике, можно было бы сказать и о Павле: "Господь Иисус был для него настолько напряженной, живой действительностью, он так верил в Его близость и присутствие, в удивительную любовь, которой Он любит всех нас, что слушатель чувствовал – все, что говорит Сперджен, проистекает из его опыта, из того, что он видел и слышал". Павел умел в высшей степени убедительно говорить о чудесном смысле и реальности того, что произошло так недавно – о распятии Иисуса Христа за грехи человеческие, и о том удивительном факте, что "Бог воскресил Его из мертвых". Произнеся эту фразу в своей первой проповеди в синагоге, Павел, возможно, повторял ее опять и опять – из Послания к Галатам видно, что именно это событие – воскресение – было особенно сильно прочувствовано галатами.

И они слушали и верили, ибо, как говорит Павел, "Бог послал в сердца их Духа". Язычники отказались от своих богов, "которые не были богами", а иудеи переставали соблюдать Закон в его полном объеме, как это требовалось для достижения праведности. Не имело значения, кто они были – язычники или иудеи – ибо, как говорил Павел, во Христе "обрезание ничто, и необрезание ничто, но все – в соблюдении заповедей Божиих", "во Христе Иисусе ничего не значит ни обрезание, ни необрезание, а новая тварь".

Павел дорогой ценой заплатил за обращение галатов. Они были духовными детьми его, и он говорит о муках рождения, чтобы описать всю заботу и молитву, и усилия ума, вложенные им в проповедь.

Как только признаки рождения новой личности начинали проявляться в обращенном – юноше или старике, Павел позволял ему креститься, точно так же, как он сам был крещен Ананией всего через три дня после обращения. Одним из основных принципов Павла было, что изменение характера, личности есть лучшее доказательство истинного обращения в веру. Если Дух Христов сошел на человека, проявятся и "плоды духа" – "любовь, радость, мир, долготерпение, благость, милосердие, вера, кротость, воздержание". Подобные качества не были распространены в Антиохии, разве что некоторые аристократы придерживались воздержания, которому учили стоики. Для раба узнать, что он не должен больше лгать и обманывать, было чем-то неслыханным; еще удивительнее для раба было обнаружить, что он больше не хочет лгать и обманывать, что он любит своего хозяина, которого раньше избегал и боялся.

Павел очень хорошо знал, что каждый новообращенный испытывает внутренний конфликт, что новая личность не сразу сменяет старую, и он предупреждал их (Павел вспоминает об этом в Послании): "Дела плоти известны; они суть: прелюбодеяние, блуд, нечистота, непотребство, идолослужение, волшебство, вражда, ссоры, зависть, гнев, распри, разногласия, соблазны, ереси, ненависть, убийство, пьянство, бесчинство и тому подобное". Пороки эти повсюду подстерегали обращенных, ждали момента, когда можно будет совратить их опять, но, "если мы живем духом, то по духу и поступать должны". И Павел в поте лица трудился, чтобы укрепить учеников своих во Христе. Их желание молиться было так же естественно, как желание новорожденного закричать – и Павел учил их молитве. Их желание узнать как можно больше об Иисусе было так же остро, как и у новообращенного Павла. Он рассказывал им все, что знал, и учил их – язычников и иудеев – понимать Писание, Ветхий Завет, как Слово Божие, осуществленное в Иисусе Христе.

Никто не оставался одинок после обращения – все ученики составляли одну семью, входили в один дом, и, что казалось слушателям Павла уж совсем необычным – в этом доме все были равны, все "стоили одну цену".

Античный мир был пропитан ненавистью и отвращением одних слоев общества к другим. Цвет кожи, раса или религия значили меньше, чем занимаемое человеком положение. И негр, и степной скиф могли приобрести богатство, власть и римское гражданство, а сын побежденного царя, белокожий, воспитанный среди удобств и изящных вещей, становился рабом – легко заменяемой живой машиной, которую хозяин мог сломать по своей прихоти – проломить ему череп или бичевать до смерти с одобрения государства и соседей.

В противоположность этому, Павел учил, что "нет ни Еллина, ни Иудея, ни обрезания, ни необрезания, варвара, Скифа, раба, свободного, но все и во всем Христос" – и Дух говорил обращенным, давал им чувствовать, что это именно так. Да, Варнава и выздоравливающий Павел видели всех, переходя из одного места в другое, от одной группы людей к следующей – и богатого иудея, владельца городского дома, и римского ветерана – земледельца, и фригийского крестьянина, хозяев и рабов, старцев и детей, торговцев и солдат, – и со всеми делили они свою чашу благословений и преломляли хлеб свой.

Многие годы спустя галаты совершат такие ошибки и промахи, что у Павла чуть не разорвется сердце от отчаяния. Но в эти первые дни христиане Галатии с особой силой чувствовали близость, реальность Духа Христова, дел Его, всепроникающее и всеобъемлющее присутствие Его. Каждый из галатов всей душой стремился служить ближнему своему и Спасителю, проповедуя учение Его. Все они были уверены, что с верой в Господа Иисуса лишь начинается та полная смысла жизнь, открывающая вечный путь после смерти. Так, учась у двух апостолов, обращенные, в свою очередь, обращали других – и, (как пишет Лука), "слово Господне распространилось по всей стране".

Павел поддерживал их в этом начинании. Он ожидал, что Дух Святой превратит тех, кто лишь пассивно слушал и учился, в апостолов – тех, кто активно проповедует благовествование. Нам кажется, что Павел принимал желаемое за действительное, когда ставил учеников на один уровень с собой; во всяком случае, он с этим поторопился. И когда новоявленные апостолы не достигали успеха или впадали в ересь, Павел страдал и печалился.

Обращенные, не связанные игом рабства, устремились в холмы, окружавшие Лимнейское озеро, к сплетенным из тростника хижинам, облепившим небольшие заливы, высоко в горы, за хребет, разделяющий земли Антиохии и центральное плато Малой Азии. Проповедуя милость Божию, они знали, что Иисус трудится вместе с ними – снова и снова видели они, как радость просветления озаряет лица слушателей. В считанные недели возникла многочисленная и все растущая церковь. В таком множестве членов одной семьи поверхностная вера, как правило, перемешана с верой глубокой, как сорная трава с пшеницей – но эти дни были поистине духовной весной. Пастухи, стерегущие коз, беседовали об Иисусе. Когда рыбачьи лодки рано утром с полным уловом возвращались с Лимнейского озера, можно было видеть, как гребцы бросают весла и склоняют головы в молитве. Женщина, встретившая на базаре свою знакомую, обнаруживала, что та тоже верует в Христа. Раб, работающий в поле на большой ферме, чувствовал, что последний, самый трудный час перед заходом солнца становится легче и короче, потому что Христос трудится вместе с ним. Солдат, несущий ночную стражу на стене, нависшей над ущельем, мог напевать новую песнь, бодрящую и укрепляющую дух.

Павел и Варнава намеревались оставаться в Галатии до тех пор, пока местная церковь полностью не встанет на ноги. Но через два месяца, когда августовская жара раскалила улицы Антиохии, и пыль застилала глаза людей и животных, новая беда обрушилась на головы апостолов.

Все это время иудеи, отвергнувшие веру в Христа, ничего не предпринимали. Они не могли прямо напасть на Павла и Варнаву, так как апостолы больше не заходили в синагогу, а магистраты города и провинции не получали никаких жалоб на мирных и законопослушных странников. Но влияние христиан все ширилось, и иудеи не могли больше это терпеть. Поэтому они стали беседовать с двумя-тремя "богобоязненными" женщинами-аристократками об опасности христианства и внушили им сильную тревогу по поводу возможного неповиновения высшим классам и такое же сильное неприятие всего, чему учил Павел. В Антиохии и по всей Малой Азии язычники поклонялись некоей богине-Матери, которую в разных местах называли разными именами. Поэтому женщины в тех местах пользовались значительным влиянием. Их мужья, типичные римляне, вся религия которых сводилась к поклонению обожествленной личности императора, прислушивались к советам своих супруг. Они решили, что новые проповедники в действительности не кто иные, как бродяги, призывающие к неуважению властей. Из осторожной фразы Луки, а также из некоторых замечаний Павла в его позднейшем послании видно, что произошло дальше.

Влиятельнейшие лица в городе составили обвинение и представили его городским магистрам (администрация провинции не занималась местными делами римской колонии). Их целью было изгнать Павла и Варнаву из города, но изгнание всегда сопровождалось и наказанием – когда апостолов схватили и бросили в тюрьму, они уже знали, что их ожидает. Павел был римским гражданином – возможно, он даже носил с собой двойную табличку (диптих), удостоверяющую личность. Он мог с уверенностью заявить: "Я – гражданин Рима", и, несмотря на изгнание, избежать побоев и личных оскорблений. Варнава, не будучи римским гражданином, должен был снести всю суровость законов.

Но у Павла не было ни малейшего намерения оставить Варнаву нести наказание, а самому избежать его, – и он ничего не сказал о своем гражданстве.

На следующее утро апостолов вместе с разномастной толпой мелких воров и беглых рабов вывели на городскую площадь и поставили за специальной загородкой. Магистраты заняли свои места на возвышении, называвшемся "бема". За ними стояли широкоплечие ликторы, каждый из которых держал в руках фасции – топорики, особым образом обвязанные прутьями, символ власти магистратов римских колоний.

Наказания были публичными: многие христиане с печалью наблюдали из толпы за происходящим. Павла и Варнаву, в кандалах вытолкнули на открытое пространство перед возвышением. Слушания не заняли много времени, и приговор был вынесен быстро. Ликтор выступил вперед. Павла, а затем и Варнаву подтащили к доходящим до пояса столбам с перекладиной. С них сорвали одежды и выбросили их в кучу отбросов. Обнаженных, их перегнули через столбы и так привязали. Ликтор вытащил из фасций березовые прутья и начал избиение.

После наказания, болезненного, но не слишком жестокого, кандалы были сняты, и истекающие кровью проповедники оделись. Не дав им отдохнуть и исцелить раны, апостолов выпроводили на расстояние примерно 5 км за границу колонии, и они зашагали дальше. Сопровождали их не только христиане, но и неуверовавшие иудеи, торжествовавшие над жертвами своего заговора. Может быть, из-за этого последнего обстоятельства Павел и Варнава остановились и торжественно отряхнули пыль со своих ног, выполняя повеление, данное Господом Иисусом посланникам Своим: "И если кто не примет вас, и не будет слушать вас, то, выходя оттуда, отряхните прах от ног ваших, во свидетельство на них".

Глава 11. Избиение камнями

Среди христиан, сострадавших апостолам во время наказания в Писидийской Антиохии, были пожилая иудейка по имени Лоида, ее дочь Евника и сын Евники, Тимофей. Лоида уверовала первой, за ней ее дочь. Тимофей, которому было 17 или 18 лет, считался «сыном Павла в благости», одним из тех обращенных, новое рождение которых стоило Павлу тяжких трудов. Такие ученики на всю жизнь оставались связаны с ним как бы невидимой нитью. Лоида и ее дочь были жителями Листры, римской колонии, лежавшей приблизительно в 200 км к востоку. Они, судя по всему, решили идти домой вместе с апостолами, которые, к удивлению молодого Тимофея, казалось, радовались своим страданиям.

Изгнание из Антиохии не означало, что апостолы теряют свободу передвижения. Павел и Варнава могли остановиться на пару дней, отдохнуть и залечить раны в доме у христиан, живших поблизости от обсаженной тополями Дороги Августа, которая тянулась через холмы на восток. Там же они дали последние наставления остающимся ученикам. К своей радости апостолы обнаружили, что ученики не только не пали духом, не испуганы, но бодры и веселы, уверены в том, что Святой Дух не оставит их, когда апостолы уйдут. Наказание Павла они сочли только вступлением к преследованию, которому подвергнутся сами, и укреплялись духом. Бог был на их стороне, и они не боялисьЪйчего, что исходит от человека.

Итак, маленькая группа отправилась вперед по Дороге Августа. После двухдневного пути странники добрались до опустошенной границы империи. Им приходилось останавливаться на постоялых дворах, которые в императорском Риме были в то же время и публичными домами. Павел с тоской мечтал о времени когда Галатия, Малая Азия да и весь мир будут полны странноприимными домами для путешествующих христиан.

На седьмой день пути, после того, как путники миновали озеро у самых склонов Тавра, лежащее в верхней части узкой плодородной долины, дорога разделилась надвое. Мы не знаем, пошли ли женщины сразу по военной дороге в Листру или нет, но Тимофей остался с апостолами, которые повернули влево, на перевал, и направились в древний город Иконию, расположенный на самом краю центрального плато.

Никто не возвестил о прибытии апостолов и никто не заметил их, но Павел воспользовался первой же возможностью проповедовать в синагоге, и, так же, как и в Антиохии, ему сопутствовал феноменальный успех. Большое количество иудеев и эллинов уверовало, и с первых же часов эта вторая галатская церковь стала тем, чем, по мнению Павла, должна была быть любая церковь – объединением рас и народов: урожденные греки и евреи стали едины во Христе Иисусе.

Иудеи, отказавшиеся поверить в то, что Иисус и есть обещанный Спаситель, немедленно контратаковали: "они возбудили и раздражили против братьев сердца язычников". Обращенные испытывали ощущение нового измерения, которое Павел называл "жизнью вечной", а необращенные занимались распространением сплетен, вызывавших невольное содрогание. Так Икония, пыльный, продуваемый ветрами город с двумя горными пиками над ним, напоминающими пирамиды, стал местом в мире, увидевшим образчик поведения, так часто повторяющийся на протяжении всей истории: как только одни люди начинали жить в согласии с учением Иисуса Христа, другие пытались всячески очернить их. "Их ненавидят за тайные преступления… Их обвиняют в ненависти к роду человеческому… Люди самого худшего нрава, заслуживающие самого сурового осуждения…" – почти такие же фразы, как эти, взятые из Тацита, отразившего отношение к христианам в эпоху Нерона, можно услышать и теперь: их использовала атеистическая пропаганда против верующих в России.

И, как в России и в древнем Риме, так и в Иконии, атмосфера подозрительности и ненависти только доказывала жизнеспособность мирного благовествования. День за днем, неделю за неделей Павел и Варнава, пишет Лука, проповедовали, "смело действуя о Господе, Который, во свидетельство слову благодати Своей, творил руками их знамения и чудеса".

Западные теологи часто подвергали сомнению эти слова: "знамения и чудеса", считая, что они представляют собой позднейшее наслоение или свидетельствуют о легковерии Луки, повторяющего чужие басни; но слова эти ясны и понятны для христиан Африки и Востока. С Лукой не стали бы спорить и многие европейцы – и тот чувствительный путешественник, который спал в общинном доме в горной Бирме рядом с алтарем духов и тот житель культурного Запада, который поссорился с колдуньей-врачевательницей из Конго. Силы зла, может быть, предпочитают проявляться на Западе в несколько усложненных формах, но весь остальной мир не осмеливается отвергать "злых духов" и "бесов" как создания воображения. "Знамения и чудеса", совершенные в Иконии, возможно, заключались в том, что мужчины и женщины, обретя веру в Христа, чувствовали внезапное облегчение, освобождение от психических страданий, нервных болезней или сознательного служения злым духам. Павел вписал новую главу в то, что было начато в Галилее: "Он исцелил многих, страдавших различными болезнями, изгнал многих бесов".

Напряжение росло. Город разделился на два противоположных лагеря – тех, кто последовал за апостолами или сочувствовал им, и тех, кто ненавидел их. Павел часто подвергался оскорблениям и нападениям на улицах, но все же намеревался провести в Иконии зиму. Но однажды, поздней осенью, Павлу дали знать, что недружелюбно настроенным язычникам и иудеям удалось склонить на свою сторону начальство, которое обещало смотреть сквозь пальцы на готовящуюся массовую расправу. Павла и Варнаву собирались побить камнями – не по приговору, а как бродячих собак.

Апостолы решили бежать. Избиение камнями могло стать смертной казнью. К тому же публичные "меры" такого рода, молчаливо поддержанные властями, могли спровоцировать всеобщую облаву на новообращенных. В случае бегства апостолов ученикам приходилось самим защищать себя, но Антиохия Писидийская показала, что юная церковь может и сама укрепиться силой Христовой, – и даже лучше, чем предполагали ее основатели. Поэтому, воспользовавшись услугами Тимофея, Павел и Варнава последовали повелению Господа: "Когда же гонят вас во граде сем, бегите в другой".

Рано утром на следующий день, как только открылись городские ворота, апостолы выскользнули из города, незамеченные, и направились на юг. Выбор пути был очевиден: они шли в Листру – город-колонию, лежавшую за пределами Фригии, в соседнем районе Галатии – Ликаонии. Власть магистров Иконии туда не распространялась. Листра была родным городом Тимофея. Позже, когда они пройдут много дорог вместе, Павел напомнит Тимофею в письме: "А ты последовал мне в учении, житии, расположении, вере, великодушии, любви, терпении, в гонениях, страданиях, постигших меня в Антиохии, Иконии, Листре; каковые гонения я перенес, и от всех избавил меня Господь". Быстрым маршем путники пересекли долину – слева вдали видна была неровная, обрывистая вершина горы Черной – потом вошли в предгорья Тавра, проделав путь почти в 40 километров за день. Наконец, они увидели город Листру, расположенный в верхней части неглубокой ложбины.

Перед городом, ясно видный в вечернем свете, вырастал храм Зевса – место, которое станет сценой одного из самых ужасных эпизодов в жизни Павла.

Испытания, выпавшие на их долю в Антиохии и Иконии никоим образом не лишили апостолов энтузиазма и целеустремленности, и вскоре новые обращенные один за другим понесли Евангелие жителям селений, окружавших небольшие озера, во множестве разбросанные между холмов, и достигли даже удаленного на восток города Дервии. Эти новые обращенные были по преимуществу греческого происхождения. Если в Листре и существовала иудейская синагога, мы не находим этому подтверждений ни в литературе, ни среди руин Листры (так и не исследованных надлежащим образом). Римляне, которые говорили здесь по-латыни, в отличие от грекоязычных римлян Антиохии не испытывали к проповеди апостолов почти никакого интереса. Туземцы Ликаонии, наоборот, прислушивались, потому что, хотя между собой они говорили на своем языке, греческий язык, язык торговцев, был им хорошо знаком.

В первое время, однако, уверовало лишь небольшое число – пока в один солнечный зимний день не случилось нечто совершенно необыкновенное. Поблизости от того места на городском форуме, где Павел обычно проповедовал, каждый день сидел человек, родившийся калекой – он совсем не мог ходить, и друзья каждый раз приносили его посидеть у колоннады на центральной площади. В этот раз Павел опять говорил о всемогущем Боге, Который воскресил Христа из мертвых. Он поглядывал на собравшихся слушателей – одни были совершенно безразличны, другие посмеивались, третьи слушали со вниманием и надеждой. Внезапно Павел заметил лицо калеки и прервал свою проповедь. Его глаза зажглись. Он видел, что вера этого человека настолько велика, что может исцелить не только его дух, но и тело. Та великая сила, которая заставила калеку в Галилее подняться со своего ложа и пойти, только ждала своего часа, ждала искренней веры – веры Павла и этого несчастного.

Павел сказал громко: "Встань на ноги твои прямо!"

В тот же миг калека поднялся на ноги и пошел – без малейшего колебания, не предпринимая осторожных первых попыток – нет, он просто вскочил на ноги и быстро пошел.

Толпу как будто пронизал электрический ток. Слушатели начали быстро переговариваться между собой на местном наречии, которого ни Павел, ни Варнава не понимали – они видели только, что все собравшиеся чрезвычайно возбуждены и поглядывают на них с необыкновенным почтением, а несколько молодых людей выбрались из толпы и со всей возможной скоростью побежали к храму Зевса.

В Листре была своя древняя легенда, которую каждый младенец впитывал с молоком матери. Некогда, повествует легенда, великий бог Зевс и его посланник, быстроногий Гермес, переоделись в нищих странников и ходили по Ликаонии в поисках пищи и крова; они стучались во множество дверей, и всюду их гнали прочь. Наконец, они подошли к ветхой крестьянской хижине пожилой супружеской пары, Филемона и Бавкиды, которые накормили их и пустили на ночлег. К богам вернулся их настоящий облик, и они превратили всех негостеприимных людей в лягушек и жаб, а хижину Бавкиды – в мраморный с золотом храм, который, согласно легенде, с древних пор, задолго до пришествия римлян, высился за городской стеной.

Жители Ликаонии всегда ждали того дня, когда боги придут снова, чтобы на этот раз не ошибиться и воздать им положенные почести.

А теперь все события совпадали с легендой! Один из странных пришельцев был небольшого роста, подвижен и очень много и хорошо говорил: сразу видно, что это Гермес (Меркурий в латинской мифологии). Другой – высокий, спокойный, неразговорчивый при людях, подтверждающий слова своего спутника, как будто тот говорит и от его имени – он по всем статьям подходил под описание самого Зевса (или Юпитера)!

Главный жрец Зевса в спешке выбрал жертвенных быков из храмового стада, украсил их гирляндами из оливковых ветвей и крашеной шерсти, наточил жертвенный нож, и, трубя в рог, торжественно проследовал к городу, где около ворот уже собрались в ожидании огромные толпы народа. На форуме танцующие и поющие горожане окружили недоумевающих Павла и Варнаву. Сформировали настоящую процессию: апостолов с надлежащими церемониями попросили пройти к воротам города по широкой главной улице. Только теперь, к своему ужасу, апостолы осознали, что происходит, и услышали слова ритуальной песни: "Боги снизошли к нам в человеческом облике!" Готовились жертвоприношения, чтобы снискать их благоволение.

Инстинктивно они разорвали на себе одежды – обычная реакция урожденных иудеев на богохульство и оскорбление – и бросились по улице, умоляя жреца остановить обряд. Павел взобрался на алтарь для жертвоприношений. "Мужи! Что вы делаете?" – вскричал он, и ветер теребил на нем разорванные одежды, – "И мы – подобные вам человеки, и благовествуем вам, чтобы вы обратились от сих ложных к Богу живому, Который сотворил и небо и землю и море и все, что в них; Который в прошедших родах попустил всем народам ходить своими путями, хотя и не переставал свидетельствовать о Себе благодеяниями, подавая нам с неба дожди и времена плодоносные и исполняя пищею и веселием сердца наши".

Слова эти произвели действие. Жрец заколебался. По толпе волнами проносился ропот – люди боялись гнева божества, чем бы оно ни оказалось – их ли собственным идолом или живым Богом, о Котором говорит Павел.

А потом на сцене появились новые персонажи – иудеи в традиционных одеждах, в которых Павел узнал своих противников из Антиохии Писидийской и Иконии: хдаи торговали здесь, в Листре. Они стали возбуждать толпу, волнение возросло. С ужасающей стремительностью толпа от поклонения перешла к ярости и гневу. Один из молодых людей поднял камень, прицелился и с силой броЬил его Павлу прямо в лицо. В тот же миг, прежде чем Варнава и его друзья успели защитить его, Павел оказался под градом камней – камни били его в лицо, в живот, в пах, в грудь, в лоб. Павел упал. Он почувствовал, что тело его коченеет и перестал ощущать боль, из носа и глазниц потекла кровь. Толпа выволокла его тело за городские стены и быстро" рассеялась, чтобы римская стража, стоящая у ворот, не успела заметить-зачинщиков и убийц.

Обращенные, поначалу остолбеневшие от неожиданного нападения, теперь подошли и окружили лежащего Павла, потрясенные и растерянные.

Павел пошевелился. Все плыло у него перед глазами, невыносимо болели каждый нерв и каждый мускул, к горлу подкатывала тошнота. Но он заставил себя встать.

Ученики помогли Павлу добраться до его жилища. Город опустел – все разошлись, боясь наказания со стороны римских властей. Ему перевязали раны, но оставаться в городе больше, чем на одну ночь, было небезопасно. На следующий день, несмотря на то, что все тело его как будто рвали на части, Павел вместе с Варнавой вышел из города. Хотя Павел, должно быть, ехал на осле, этот долгий путь был настоящей пыткой. Апостолы направились по дороге на Восток – перевалили через холмы, потом спустились в большую долину, где свирепствовали жестокие зимние ветры, а кое-где и снежная метель. Милю за милей шагали они по дикой, безлюдной стране через горы, над которыми высилась огромная гора Черная – проходил час за часом, а она все не становилась ближе.

Только перейдя границу и оказавшись в Коммагене, небольшом автономном царстве, они почувствовали себя в безопасности.

Уже давно исследователи удивлялись тому, как Павлу удалось найти убежище в Дервии после того, как он не смог удержаться в Листре – оба города, казалось бы, принадлежали к галатской Ликаонии и находились поблизости друг от друга (в то время как Икония располагалась на безопасном расстоянии от Антиохии, хотя принадлежала к тому же району Фригии). Но никто не мог указать точного местоположения Дервии. Наконец, в 1964 году Дервия была найдена – не на западной, ближней к Листре стороне хребта горы Черной, как предполагалось, а на дальнем, восточном склоне, около деревни Дерви Сери. Это означало, что Дервия находилась по ту сторону границы. Хотя географически и по составу жителей Дервия относилась к галатской Ликаонии, и ее даже почтил своим присутствием правящий император Клавдий, за два года до прибытия Павла Дервия и соседний, более крупный город Ларанда перешли во владение Антиоха, царя Коммагены, который, в качестве вассала Рима, управлял территорией между Галатией и Киликией.

Здесь истерзанный, больной Павел нашел приют, заботу и лечение. В Дервии были, видимо, люди – считавшие себя галатами, так как изменение границ носило лишь административный характер – люди, о которых Павел впоследствии вспоминал, когда писал свое послание ко всем, разбросанным на большом пространстве, церквам Галатии: "Но вы не презрели искушения моего во плоти моей и не возгнушались им, а приняли меня, как Ангела Божия… если бы возможно было, вы исторгли бы очи свои и отдали мне". Той зимой в Дервии апостолы многих обратили в свою веру. Пока восстанавливалось здоровье Павла, он, не откладывая, продолжал служение. Страшные раны на теле постоянно напоминали ему о греховности и жестокости человеческой. В то же время, они были для него символом распятия: Павел называл эти раны "крестными ранами Господа Иисуса", и сознание человеческой слабости своей и любви Божией настолько обострялось в нем, что иногда доводило почти до невроза. Поэтому Павел предпочитал проповедовать не в одиночку – такой спутник как Варнава, мог успокоить его и не давал перенапрягаться.

Снег начал таять в долинах и на подножиях, ветры успокоились, и апостолы оставили Дервию. Направившись по дороге на восток и пройдя через Киликийские Ворота, они могли бы довольно быстро добраться из Тарса до Сирии. Но вместо этого Павел и Варнава повернули обратно и снова прошли через три города, в которых с ними так плохо обошлись. Каждый год состав городских магистратов менялся, и запрещения, наложенные предыдущими властями, отменялись или теряли силу. Апостолов, однако, хорошо помнили, и требовалось немалое мужество, чтобы вновь подвергнуться риску бичевания или побиения камнями.

Прибыв в Листру, проповедники воспрянули духом и взбодрились. Несмотря на проблемы и трудности, гонения и препоны церковь не рассеялась и не прекратила существование. Апостолы не спешили уйти, но "утверждали души учеников, увещевая пребывать в вере и поучая, что многими скорбями надлежит нам войти в Царство Божие". Все это время Павел и Варнава искали между учениками такого, кого можно было бы поставить достойным главой местной церкви. Павел еще не определил в точности, какого рода таланты и характер для этого требуются, но апостолы верили, что Дух Святой поможет им сделать правильный выбор, считая, что, поскольку галатская церковь еще очень молода, ей требуется надежный руководитель.