Текст книги "Пираты Гора"

Автор книги: Джон Норман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 23 страниц)

– Мы вернемся в Порт-Кар после наступления темноты, – сказал я.

– Конечно, – кивнул он.

Мы с Фишем находились в залитом тусклым светом центральном зале моего дома, где еще вчера вечером отмечали мою победу.

Единственным источником освещения огромного зала служила жаровня, в которой еще продолжали тлеть угли, отбрасывая на стены кроваво-красный отблеск.

Наши шаги гулко разносились по пустым коридорам.

Тарна мы оставили снаружи, на лужайке внутреннего двора.

Город был погружен во тьму.

Тарнсменов нигде не было видно.

Мы облетели весь город, вглядываясь в темные улицы между мрачных строений, оживляемые лишь отблеском трех лун, отражающихся в многочисленных каналах.

После этого мы пришли в мое имение и стояли теперь, оглядываясь, в центральном зале казавшегося совершенно опустевшим дома.

Мечи у нас в руках – у меня, адмирала, и у мальчишки раба – были обнажены.

Мы внимательно оглядели все вокруг, но никого не встретили ни в комнатах дома, ни в коридорах.

Из дальнего угла зала, утопающего в темноте, донесся какой-то шорох.

Мы осторожно приблизились.

Здесь на коленях стояли привязанные спина к спине и ко вделанному в стену рабскому кольцу две девушки. Во рту у каждой был огромный кляп. В глазах у обеих застыло выражение ужаса. Увидев нас, они подались нам навстречу и, стараясь привлечь наше внимание, завертели головами.

Это были Вина и Телима.

Фиш бросился к ним, но я удержал его за плечо и жестом приказал спрятаться у входа в зал, за дверью, где бы его совершенно не было видно.

Сам я, стараясь производить как можно больше шума, направился к женщинам. Я не освободил их. Они сами позволили схватить себя, использовать как приманку. Вина, конечно, еще слишком молода, но Телима, выросшая среди ренсоводов, испытавшая на себе все прелести рабства, могла бы, кажется, придумать что-то, чтобы спрятаться и не сидеть сейчас подсадным гантом.

В том, что это приманка, я не сомневался. Подойдя, я отвесил ей звучный подзатыльник.

– Ну что, глупая рабыня? – приветствовал я ее.

Расширенными от ужаса глазами она пыталась дать понять мне, что вокруг были враги, выжидавшие только момент, чтобы на меня наброситься.

– Что же ты молчишь? – продолжал глумиться я, разглядывая кляп у нее во рту.

Бедная девушка могла только глухо протестующе сопеть в свое оправдание.

Кляп был сделан на совесть. Плотно скатанную репсовую материю во рту удерживали широкие кожаные ремни, туго завязанные на затылке. Во всем чувствовалась рука специалиста. Не думаю, что сидение с таким кляпом во рту могло доставить кому-нибудь большое удовольствие.

– Наконец-то хоть кто-то нашел способ заставить замолчать девчонку-ренсоводку, – выразил я свое сочувствие.

На глаза Телимы навернулись слезы. Она яростно извивалась, давая выход переполнявшим ее страху и обиде.

Я снисходительно похлопал ее по плечу.

В глазах девушки ярость боролась с отчаянием.

Я отвернулся от девушек, но продолжал стоять рядом.

– Ну что ж, – говорил я, словно размышляя вслух, – пожалуй, стоит вас освободить.

В это мгновение я услышал, как где-то за дверью раздался громкий свист, вслед за которым по коридорам загрохотали десятки бегущих ног. В зал вломились люди; в руках у многих были факелы.

– Взять его!

В человеке со шлемом на голове, украшенным капитанским гребнем из шерсти слина, я по голосу узнал Лисьяка. Сам он, однако, не спешил броситься ко мне.

Вместо него это сделали его приспешники.

В зале к этому времени собралось уже, наверное, человек сорок.

Я встретил их с мечом в руке, двигаясь быстро, постоянно меняя позицию, стараясь держаться как можно ближе к обеим девушкам, чтоб нападавшие на меня спиной были повернуты к двери.

В отличие от своих противников, я видел быстро перемещающуюся среди них тень, так же старательно взмахивающую мечом, как и они сами, но старавшуюся не приближаться к свету факелов. Видел я, как тень надела на себя шлем, сделавший ее совершенно неотличимой от всех остальных. Те, у кого за спиной тень на мгновение появлялась, тоже не успевали ее заметить и беззвучно сползали на пол с перерезанным горлом, не в силах даже понять, что произошло.

Нападавшие же были слишком увлечены схваткой, чтобы заметить, как быстро тают ряды их товарищей у них за спиной.

У них не было времени вертеть головой по сторонам; я им его не давал.

Вокруг меня уже лежали на полу девять воинов.

Тут в коридорах снова раздались чьи-то голоса, и зал осветился множеством факелов. Темнота отступила.

Обнаруженный противником, Фиш дрался уже рядом со мной, и мы могли прикрывать друг друга.

– Ну, раб, теперь-то ты понимаешь, что тебе следовало остаться на корабле? – поинтересовался я.

– Все в порядке, – ответил Фиш и, помедлив, добавил: – Хозяин.

Я рассмеялся.

Юноша, отбив направленный в него меч противника, моментально сделал ответный выпад, дюйма на четыре вонзив в грудь нападавшего свой клинок и выдернув его прежде, чем человек успел осознать, что произошло.

В таком сражении, где противников вокруг тебя несколько, наносить глубокие ранения нельзя, иначе не успеешь выдернуть из тела меч.

– Уроки пошли тебе на пользу, – заметил я.

– Спасибо, хозяин, – ответил он, отправляя на пол следующего противника.

Отставать мне было не к лицу, и двое нападавших на меня воинов один за другим последовали примеру противника мальчишки.

Но коридорам снова загрохотали шаги.

Дверь, идущая на кухни, распахнулась, и в зале появилась новая группа людей с обнаженными мечами и с факелами в руках.

«Вот теперь-то нам конец», – промелькнуло у меня в голове.

Особую ярость во мне вызвало то, что людей, как я заметил, привел Самос.

– Значит, я все же был прав, – закричал я ему, – полагая, что ты поддерживаешь связь с врагами Порт-Кара!

Однако, к моему изумлению, люди Самоса набросились на одолевавшего нас неприятеля.

Я заметил, что некоторые из пришедших с Самосом были моими собственными людьми, которых я оставил охранять свое имение. Другие были мне незнакомы.

– Отступаем! – закричал Лисьяк.

Его люди, отбиваясь, стали медленно отходить к двери центрального входа в зал, но пришедшие с Самосом продолжали теснить их, даже когда те оказались в коридоре. После этого они одновременно вернулись в зал н закрыли за собой двери. Мы с Самосом заперли их, задвинув в прочные металлические кронштейны толстий брус.

Самос, мокрый от пота, тяжело дышал. Рукава его туники были оторваны, а на лице виднелись следы засохшей крови.

– Что с флотилией? – спросил он.

– Победа за нами, – отоетил я.

– Это хорошо, – сказал он, убирая меч в ножны. – Мы удерживаем за собой крепостную башню и примыкающую к ней часть стены, ту, что огораживает твои владения от дельты реки. Пошли с нами.

Возле связанных девушек мы остановились.

– Так вот вы где, – хмуро заметил Самос и повернулся ко мне. – Они удрали из башни, чтобы отыскать тебя.

– Им это удалось, – кивнул я.

Я развязал конец веревки, пропущенный сквозь вделанное в стену кольцо для привязывания рабов. Девушки с трудом поднялись на ноги. Их руки, хотя и не связанные теперь вместе, продолжали оставаться стянутыми за спиной. Изо рта у обеих все еще торчали кляпы.

Вина, со слезами на глазах, подбежала к Фишу и уткнулась ему в плечо. Он обнял ее за плечи.

Телима робко, с низко опущенной головой, подошла ко мне и, неожиданно подняв на меня свои смеющиеся глаза, положила голову мне на плечо. Я притянул ее к себе.

– Значит, ты убежала оттуда, где тебя оставили, – сурово заметил Фиш, обращаясь к Вине.

Та ответила ему удивленным взглядом.

Он покачал головой, взял ее за плечи и развернул лицом к кухне. Затем быстрым движением звучно хлопнул ее по едва прикрытому заду плоской стороной меча. Девушка юркнула в коридор.

– Ты, кажется, тоже самовольно оставила свое место, – бросил я на Телиму не менее суровый взгляд.

Она испуганно попятилась.

– Ты хочешь что-то сказать в свое оправдание? – поинтересовался я.

– М-мгу-ммуу-у… – протестующе замотала она головой.

– Все ясно, сказать тебе нечего, – подвел я итог услышанному и шагнул к ней.

«Только попробуй ко мне притронуться!» – казалось, кричали ее глаза.

Я оставил этот красноречивый взгляд без внимания.

В ту же секунду Телима развернулась и опрометью бросилась к выходу. Быстротой своих движений она могла бы соперничать с ветром. Но не со мной. Двух шагов не успела сделать она, как я отвесил ей по заду два звучных, полновесных удара плоской стороной меча.

Ярдов двадцать она пролетела как на крыльях. Затем ей хватило выдержки остановиться и сквозь слезы бросить на меня дерзкий, полный негодования взгляд.

Я сделал к ней еще шаг, и она, не дожидаясь развития событий, благоразумно скрылась в коридоре.

Я не стал ее догонять.

Еще одного такого удара, я знал, гордой Телиме просто не вынести.

– Нужно уметь обращаться с женщинами, – степенно заметил Фиш, мальчишка-раб.

– Ты абсолютно прав, – не менее вдумчиво согласился я.

– Нужно уметь показать им, кто здесь хозяин, – продолжал делиться опытом Фиш.

– Совершенно с тобой согласен, – со знанием дела кивнул я.

Мужчины поддержали нас дружным смехом, и мы, все вместе, плечом к плечу, товарищи по оружию, вышли в коридор, миновали кухни, несколько залов и, оказавшись на улице, направились к крепостной стене.

На следующий вечер мы с Самосом стояли на широком парапете крепостной стены, огибающей мои владения. Высоко над головой у нас на двух брусьях были натянуты толстые проволоки, на которых уложили деревянные щиты, достаточно прочные, чтобы под ними можно было укрыться от арбалетных стрел тарнсменов.

Под рукой у меня лежал длинный лук из гибкой желтой древесины ка-ла-на с натянутой между двумя его роговыми навершиями тугой тетивой, сплетенной из пеньки и прочных шелковых волокон. Надежное оружие позволяло держать осаждающих на приличном расстоянии. Только вот стрел у меня оказалось мало.

Люди наши находились на нижних этажах примыкающей к стене башни. Все устали до предела. Каждый пользовался любой минутой, чтобы хоть немного отдохнуть.

Сейчас только мы с Самосом стояли на посту.

До моего возвращения Самосу со своими людьми пришлось выдержать одиннадцать приступов на крепостных стенах моих владений, произведенных как с воздуха, так и осаждающими с земли. Только за вчерашний вечер, после того, как я вернулся, мы отбили еще четыре атаки. Теперь у нас оставалось только тридцать пять человек: восемнадцать тех, кого привел с совой Самос, и семнадцать моих собственных. – А что тебя заставило прийпи сюда и защищать мои владения? – спросил я.

– А разве ты не знаешь? – удивился он.

– Нет, – пожал я плечами.

– Ну, впрочем, сейчас это не имеет значения, – ответил Самос.

– Если бы не ты и не твои люди, – сказал я, – от моего имения уже давно бы ничего не осталось.

Самос махнул рукой.

Мы выглянули из-за зубчатого парапета, ограждающего проходную часть стены. Отсюда хорошо была видны болога, протянувшиеся, насколько хватало глаз, те самые, откуда я, казалось, так давно пришел в Порт-Кар.

Люди, измотанные до предела, отдыхали на нижних этажах башни. Сейчас каждая минута сна для них была бесценна. Они, как и мы c Самосом, буквально валились с ног от усталости. Ожидание атаки, сражение, снова ожидание и снова сражение, и так без конца, в течение суток! Не каждый способен такое выдержать.

Здесь же находилисъ и женщины, все четыре: Вина с Телимой, Лума, старший учетчик моею домаа, не оставившая его в трудную минуту, и Сандра, танцовщица, побоявшаяся выйти за пределы моего имения, когда началась вся эта неразбериха. Большинство других – мужчины и женщины, рабы и люди свободные – убежали. Убежали даже Турнок с Турой и Клинтус с Улой, на кого я, признаться, очень надеялся! Но я не винил их, не таил зла даже в глубине своего сердца. Просто они оказались мудрее. Оставаться здесь было безумием. В конце концов, решил я, это именно я, а не они, вел себя в этой истории как последний глупец. И все же я не хотел бы находиться сейчас нигде в другом месте, только здесь, на высокой стене, окружающей то, что принадлежало мне на этом клочке земли.

Мы с Самосом стояли на посту.

Я искоса посмотрел на него.

Не мог я понять этого рабовладельца. Почему он пришел защищать мои владения? Чтобы на это решиться, нужно быть не просто безрассудным, а сумасшедшим, нужно и в медную монету не ценить собственную жизнь.

Ведь здесь все чужое для него.

Здесь все принадлежит мне, мне!

– Ты устал, – сказал Самос. – Иди вниз. Я подежурю один.

Я кивнул. Не то было время и место, чтобы хоть в чем-то не доверять Самосу. Сейчас он был на моей стороне. На карту была поставлена не только моя жизнь, но и его. А если он служит убарам, или Клаудиусу, регенту Генриса Севариуса, или этим, с Тироса и Коса, или Царствующим Жрецам, или Другим, – это его дело. Мне на это уже наплевать. Мне вообще все безразлично. Главное – я вернулся домой. К себе домой. И чувствовал себя при этом бесконечно уставшим.

С широкой проходной части крепостной стены я перешел в башню и спустился по ступеням этажом ниже. Запасов воды и провизии здесь хватило бы, наверное, еще на неделю осады, но, боюсь, они нам уже не понадобятся. До наступления темноты наверняка последуют еще атаки, и нам их уже не выдержать.

Я оглядел помещение. Повсюду спали люди. Грязные, небритые. Некоторые из них – Самоса, другие – мои. Рабы, сражавшиеся молотками или шестами, освобожденные мной, рабы, научившиеся владеть оружием. Матросы, гребцы, двое вольнонаемных, так и оставшихся у меня на службе. А вон и мальчишка, Фиш, спит вместе с Виной, положившей голову ему на плечо. Он сегодня хорошо поработал.

– Хозяин, – услышал я приглушенный голос.

Я обернулся. В углу комнаты сидела Сандра, танцовщица. Я с удивлением заметил, что она в шелках наслаждений и с наложенной на лицо косметикой. Она была действительно красива.

Я направился к ней. Она сидела, склонившись над небольшим бронзовым зеркальцем и щеточкой причесывала брови.

Когда я подошел, она подняла на меня испуганный взгляд.

– Как думает хозяин, когда они придут, они убьют Сандру? – спросила она дрожащим голосом.

– Я думаю, нет. Они найдут Сандру красивой и оставят ей жизнь.

Она облегченно вздохнула и снова вернулась к своему зеркальцу, придирчиво рассматривая свою внешность.

Я поднял ее на ноги и заглянул в лицо.

– Пожалуйста, хозяин, не размажьте мне тени под глазами, – взмолилась Сандра.

– Не беспокойся, не размажу, – усмехнулся я. – Да, они найдут тебя очень красивой.

Я поцеловал ее в шею, за ухом, и отпустил.

Походив по комнате, я спустился еще на этаж.

Здесь в полутемном углу я заметил Луму. Она сидела, прислонившись спиной к стене и подтянув колени к подбородку.

Я остановился рядом с ней.

Она поднялась на ноги и прикоснулась ладонью к моей щеке. В глазах у нее блестели слезы.

– Я бы освободил тебя, но, боюсь, они могут убить всех свободных женщин, которых им удастся обнаружить. – Я пощелкал пальцем по ее ошейнику. – Думаю, он поможет тебе остаться в живых.

Она всхлипнула и уткнулась мне в плечо. Я обнял ее за плечи.

– Ты моя храбрая Лума, – говорил я, гладя ее по голове. – Храбрая, верная Лума.

Я притронулся губами к ее щеке и легонько освободился от ее объятий. Затем направился в следующую комнату.

Здесь я увидел Телиму, ухаживающую за двумя ранеными.

Я добрался до дальней стены и опустился на разложенный здесь плащ.

Девушка подошла ко мне и присела рядом, сделав это на манер всех горианских женщин, опустившись на колени и сев на пятки.

– Я думаю, – помолчав, сказала она, – что через несколько часов флотилия вернется, и мы будем спасены.

Она, конечно, знала, – так же, как и я, – что флотилию штормом отнесло далеко на юг, и она не сможет добраться до гавани Порт-Кара еще по крайней мере в течение двух-трех следующих суток.

– Да, – сказал я. – Через несколько часов корабли вернутся, и мы будем спасены.

Она положила руку мне на голову и приблизила ко мне лицо.

– Не плачь, все будет в порядке, – попытался я ее успокоить, прижимая к себе.

– Я тоже причинила тебе боль, я знаю, – сказала она.

– Нет, – покачал я головой. Она помолчала.

– Все это очень странно, – наконец снова заговорила она.

– Что именно?

– То, что Самос оказался здесь.

– А что здесь странного?

Она посмотрела мне в лицо.

– Много лет назад он был моим хозяином. Это сообщение поразило меня.

– Я попала в рабство после одного из налетов, – продолжала она. – Мне было тогда семь лет. На невольничьих торгах меня купил Самос. В течение многих лет я прожила у него, и он относился ко мне со вниманием и заботой. Обращались со мной неплохо и научили многому тому, чему редко обучают рабов. Выучилась я и читать, ты знаешь.

Я вспомнил, как меня поразило открытие, что девушка-ренсовод владеет грамотой.

– Научившись читать, я действительно многое узнала. Начала даже овладевать основами знаний второй ступени.

Уровень безусловно высокий; как правило, предполагалось, что знаниями второй ступени могут обладать лишь представители высших каст.

– Я выросла в том доме, окруженная любовью, хотя и была всего лишь рабыней, а Самос заменил мне родного отца. Мне было позволено общаться со всеми, находящимися и приходившими в дом, и я подолгу разговаривала с писцами и певцами, путешественниками и торговцами. Я подружилась с другими девочками в доме, также обладавшими значительной степенью свободы, хотя и не в той мере, как я. Мы могли беспрепятственно выходить в город, но при этом нас всегда должны были сопровождать охранники.

– И что же произошло потом? – поинтересовался я.

Ее голос стал суровым.

– Говорили, что в день моего семнадцатилетия в моей жизни должны произойти большие перемены. Я ожидала, что меня отпустят на свободу, и я буду принята всеми как дочь Самоса.

– А на самом деле?

– А на самом деле… Утром, на рассвете, за мной пришел старший надсмотрщик за рабами. Меня отвели в загоны для рабов и связали так же, как новых, недавно пойманных на ренсовых островах девушек. Здесь раскаленным железом мне поставили клеймо на теле, а затем положили мне голову на наковальню, надели простой металлический ошейник и заклепали его. Потом, чтобы показать, что я действительно стала рабыней, меня привязали ко вделанным в стeну кольцам и избили плетьми, после чего руки мне развязали, и старший надсмотрщик вместе со своими людьми долго развлекались со мною, используя как им заблагорассудится. Когда это им надоело, на меня надели кандалы, отвели в загоны для рабов и заперли вместе с остальными девушками. Впоследствии они, в большинстве своем такие же девушки из ренсовидческих общин, часто избивали меня, вспоминая, какой свободой я пользовалась в доме и с каким высoкомерием относилась к ним, считая людьми второго сорта. Вначале я думала, что здесь какая-то ошибка, и скоро все переменится и станет на свои места. Однака через несколько дней после жестoких побоев своими соседками я принялась умолять старшего надсмотрщика, чтобы он позволил мне увидеться c Самосом. Он долго отказывался, но наконец все же меня, избитую и связанную, бросили к ногам Самоса.

– И что же он сказал? – спросил я

– Он приказал увести меня прочь.

Я опустил голову, продолжая прижимать ее к себе.

– Меня ввели в курс обязанностей рабыни в доме, продолжала она, – и я вскоре научилась их выполнять. Девушки, с которыми я выросла, теперь не удостваивали меня даже своим вниманием, чего не сакажешь, например, об охранниках, которые прежде защищали нас во время прогулок по городу, а теперь не давали проходу, причем я должна была всячески ублажать их, иначе меня жестоко избивали.

Самос тоже использовал тебя?

Нет, – ответила девушка.

– Самые унизительные задания и поручения, как правило, доставались мне, – продолжала она. – Часто мне не позволялось носить одежду, еще чаще меня били и использовали без малейшей жалости. На ночь меня даже не сажали на цепь, настолько крохотной была клетка, в которой меня запирали и в которой я едва могла пошевелиться. – Она окинула меня взглядом, наполненным безудержной яростью. – С каждым днем во мне росла и крепла ненависть к Порт-Кару, к людям, которые его населяют, к Самосу и его прислужникам, и даже к рабыням, одной из которых была я сама. Я жила одной лишь ненавистью и мечтой о том счастливом дне, когда смогу убежать отсюда и начну мстить всем мужчинам.

– И тебе удалось-таки убежать, – заметил я.

– Да, когда я убирала в комнатах старшего мастера, я обнаружила ключ от своего ошейника.

– Значит, к тому времени ты носила уже снимающийся ошейник?

– После того, как мне исполнилось семнадцать лет, меня начали тренировать как рабыню для наслаждений. Через год наставница доложила, что от занятий мне можно переходить к делу. После этого заклепанный ошейник мне заменили на снимающийся, с восьмиигольчатым замком.

Это, как я уже знал, обычный замок для ошейников рабынь на Горе. Интересно отметить, что количество запирающих штырей в нем соответствует числу букв в горианском слове «кaйджера», означающем «рабыня».

– Удивительно, что надсмотрщик оставил ключ от ошейника рабыни там, где она могла его отыскать, – заметил я.

Она пожала плечами.

– По крайней мере, все так и было, – сказала она. – А рядом с ключом лежал золотой браслет. – Она взглянула на меня. – Я взяла его с собой. Я подумала, что мне, возможно, придется заплатить охранникам. – Она снова опустила голову. – Но я без труда выбралась из дома. Охранникам я что-то придумала насчет поручения, с которым меня послали, и они позволили мне выйти на улицу. Здесь я сняла с себя ошейник и теперь могла двигаться по городу свободнее, но боясь ненужных расспросов. На одной из заброшенных улочек я отыскала несколько бревен, кусок веревки и палку, довольно длинную, чтобы служить шестом, и соорудила нехитрый плот, на котором могла бы по каналам выбраться из города. Тогда на них еще не стояли ворота. Я хотела добраться до дельты Воска. До семи лет я росла на болотах и теперь не боялась возвращаться. Я приглянулась людям из общины Хо-Хака, и они предложили мне остаться у них. Они даже позволили мне оставить у себя браслет.

– Ты все еще ненавидишь Самоса? – спросил я.

– Я думала, что да. Но теперь, когда он появился здесь и помогает нам, я не испытываю к нему ненависти. Хотя все это очень странно.

Я очень устал и чувствовал, что мне необходимо хоть немного выспаться. Мне было приятно, что Телима раскрывает передо мной часть своей судьбы, о которой никогда не говорила раньше. Я чувствовал, что за всем этим кроется нечто, чего я не в состоянии сейчас понять, и что, вероятно, недоступно пониманию самой Телимы. Но я очень устал.

– Ты ведь знаешь, – спросил я, – что крепость будет взята и большинство из нас, по крайней мере, мужчины, погибнут?

– Флотилия успеет прийти.

– Да, – сказал я. – Но если не успеет?

– Она придет.

– Где ошейник, который я снял с тебя в день празднования победы?

– Я принесла его сюда, в крепость, – удивленно ответила она и улыбнулась: – Я не знала, захочешь ли ты освободить меня или видеть, как прежде, рабыней.

– Нападающие рвутся не в гости к нам, они придут с оружием, – сказал я, – Найди ошейник.

– Я должна буду его надеть?

– Да, – кивнул я.

Я не хотел, чтобы она погибла. Если осаждающие крепость найдут здесь свободную женщину, тем более бывшую моей, они, конечно, тут же убьют ее или, что еще хуже, замучают до смерти.

Она отыскала ошейник.

– Надевай, – кивнул я.

– Неужели у нас так мало надежды?

– Надевай его скорее, – поморщился я.

– Нет, – покачала она головой. – Если ты погибнешь, я хочу умереть рядом с тобой, как твоя женщина.

Порт-Кар не признавал отношений вольных спутников, но в городе были свободные женщины, которых рассматривали как женщин определенных мужчин.

– А ты что, моя женщина? – спросил я.

– Да, – ответила она.

– Ну вот и слушай, что тебе говорит тбой мужчина.

Она рассмеялась.

– Если я должна носить этот ошейник, – сказала она, – я хочу, чтобы он был надет рукой моего убара.

Я надел на нее ошейник и поцеловал ее в щеку. В складках ее туники я заметил спрятанный кинжал.

– Ты собираешься им драться? – поинтересовался я.

– Я не хочу без тебя жить! – закричала она.

Я забрал у нее кинжал и отшвырнул подальше. Вскоре туника у меня на груди промокла от ее слез.

Я легонько отстранил ее от себя.

– Жизнь человека – вот что действительно имеет значение, – сказал я. – Только жизнь человека. Только жизнь…

С ошейником на шее она горько плакала в моих объятиях.

А я засыпал. Я уже ничего…

– Они идут! – ворвалось в мое сознание. Сон как рукой сняло. Я вскочил на ноги.

– Убар мой! – закричала Телима. – Вот возьми! Я принесла его в крепость!

К моему несказанному изумлению, она протянула мне меч, с которым я пришел в Порт-Кар.

Не веря своим глазам, я отложил в сторону адмиральский меч.

– Спасибо, – пробормотал я.

Наши губы на мгновение встретились – и вот я уже бежал к лестнице. Меч – в ножны, и по ступеням – вверх, туда, откуда доносились крики и топот множества ног.

Теперь у меня на боку был мой старый меч, тот, что я принес в Порт-Кар, меч, с которым я не расставался столько лет, еще со времен осады Ара, который помнил Тарну и Улей Царствующих Жрецов, равнины народов фургонов и улицы Ара, исхоженные мною вдоль и поперек в те долгие месяцы, когда я находился на службе у Кернуса, владельца крупнейшего в Аре работоргового дома. Рукоять меча не была усыпана драгоценными камнями, а клинок не украшала тончайшая ажурная насечка, как на моем адмиральском мече. Но он был дорог мне не этим. Как же Телима догадалась отыскать его среди моих старых вещей и принести сюда, в крепость? Она как будто и не сомневалась, что я вернусь целым и невредимым. Она права: я не мог умереть, не попрощавшись со старым верным другом.

Воспоминания нахлынули на меня с новой силой, воспоминания о другой, прежней жизни, о времени, когда я был Тэрлом Кэботом.

Да, если тебе суждено умереть, что может быть лучше, чем встретить смерть с таким мечом в руке?

Сражение продолжалось уже на крыше башни.

Последние четыре стрелы были выпущены и унесли с собой жизни четырех наступавших, пытавшихся перебраться через крепостную стену.

Взобравшись на дощатый настил прикрытия, образованного уложенным на натянутую проволоку щитами, мы копьями и мечами отбивали нападение кружащихся над плоской крышей крепостной башни тарнов, управляемых вражескими наездниками. Они огвлекали наше внимание от тех, кто взбирался по приставным лестницам и веревкам на стены. Даже в пылу сражения нам было слышно, как царапают по каменному зубчатому парапету забрасываемые металлические крюки с привязанными к ним веревками. Вскоре над стеной показались вершины новых приставных деревянных лестниц. Снизу из-за стены послышался сигнал трубы, тут же заглушенный боевым кличем и топотом множества бегущих ног.

Положение становилось катастрофическим.

Между зубчатыми бойницами парапета замелькали неприятельские шлемы и зажатые в руках мечи и топоры.

Спрыгнув с дощатого настила прикрытия, стоя на котором мы отбивали нападение вражеских тарнсменов, я побежал к стене.

За спиной я слышал тяжелое дыхание Самоса и крики бросившихся нам на помощь людей.

Краем глаза я заметил мальчишку Фиша, бегущего за мной с копьем наперевес, и через мгновение услышал душераздирающий крик, долгий и протяжный, прервавшийся глухим стуком упавшего на камни тела, донесшимся от подножия башни.

– Остальным оставаться на месте! – приказал я.

На парапете мы отбили наступление тех, кто попытался взобраться на стены.

Мне на глаза попался один из осаждавших, поднимающийся по приставной лестнице на один из этажей крепостной башни.

Вдруг он дико закричал, и его руки соскользнули с деревянных перекладин.

В оконном проеме показалась голова Телимы. В зубах у нее был зажат кинжал, а в правой руке – оставленный мною адмиральский меч, с лезвия которого стекала кровь.

– Уходи отсюда! – крикнул я ей. – Уходи!

Не обращая на меня внимания, она стала быстро взбираться по оставленной противником лестнице. За ней поднимались Лума и Вина. Оказавшись на плоской башенной крыше, девушки принялись собирать громадные камни, которые они только могли поднять, и тащили их к парапету.

Телима дралась рядом со мной. Держа меч обеими руками, она отбивалась от дюжего неприятельского воина, лицо которого закрывал шлем. Мужчина, конечно, был сильнее. Вскоре ему удалось выбить меч из рук Телимы. Он занес уже свой меч над головой девушки, отчаянно пытавшейся решить, поднимать ли ей выбитое из рук оружие или просто броситься наутек, когда мой клинок, вонзившийся в грудь ее противника, избавил ее от этих мучительных раздумий.

Боковым зрением я увидел, как человек, голова которого показалась над парапетом, с душераздирающим криком полетел вниз, сброшенный с лестницы камнем Лумы. Вина щитом, вес которого едва могли выдержать ее маленькие ручки, прикрывала спину сражающемуся мальчишке Фишу. У его ног уже лежал один из противников, и сейчас он расправлялся со вторым.

Я выдернул клинок из груди убитого мною человека и, подняв его окровавленное тело на руки, швырнул со стены на следующего взбирающегося по приставной лестнице неприятеля, которого этот бросок сделал моей очередной жертвой.

Слева от меня мой бывший раб ударом копья сбросил со стены еще одного из осаждающих.

Самос, я заметил, разрубал каждого, кто приближался к нему на расстояние вытянутой руки.

Мы услышали звук трубы, зовущей к отступлению, но, пока противник готовился выполнить команду, нам удалось уложить еще шестерых.

Забрызганные кровью, измученные, с трудом переводящие дыхание, мы обменялись понимающими взглядами.

– Следующая атака, – задыхаясь, произнес Самос, – будет последней.

В живых, помимо нас с Самосом, мальчишки Фиша, троих девушек и, безусловно, Сандры, все это время носа не высунувшей с нижних этажей крепостной башни, осталось всего пять воинов – трое пришедших с Самосом и двое моих собственных: один вольнонаемный, так и оставшийся у меня на службе, и выпущенный мною на свободу бывший раб.

Я бросил взгляд на дельту реки, бескрайним морем разливающуюся за стенами моих владений.

Снизу донесся призывный звук трубы.

На этот раз атаки долго ждать нам не пришлось.

– Желаю удачи, – сказал я Самосу.

Его тяжелое, с хищным взглядом лицо, повернувшись ко мне, не изменило своего всегдашнего выражения сытости и довольства.

Скользнув по мне взглядом, он снова отвернулся.

– Я тоже желаю тебе удачи, воин, – процедил он.

Он произнес это так, будто сказанные слова давались ему с трудом.

Интересно, почему он назвал меня воином?

Я прижал к себе прильнувшую к моему плечу Телиму.

– Когда они пойдут снова, – говорил я ей, – спрячься внизу. Если будешь драться, ты, конечно, погибнешь. Когда они тебя найдут, делай все, как они говорят. Думаю, они сохранят тебе жизнь. – Я перевел взгляд на Луму и Вину. – Вас это тоже касается. Не вмешивайтесь в дела мужчин.