Текст книги "Пираты Гора"

Автор книги: Джон Норман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 23 страниц)

– И как ты посмела, рабыня, – спросил я, – носить его в моем присутствии?

Она удивленно посмотрела на меня.

– Я хотела сделать тебе приятное, – прошептала она.

Я отшвырнул браслет в сторону.

– Кухонная рабыня, – сказал я. Она низко опустила голову; из глаз у нее закапали слезы. – Ты рассчитываешь добиться моего расположения, – заметил я, – явившись сюда в такую минуту. Она подняла на меня глаза,

– Нет, – покачала она головой.

– Но твой трюк не удался.

Она снова покачала головой.

Я взял ее за ошейник, вынуждая ee смотреть прямо мне в глаза.

– Ты достойна своего ошейника, – продолжал я выговаривать ей.

Ее глаза вспыхнули; в них появилось что-то от прежней Телимы.

– На тебе тоже ошейник! – ответила она.

Я сорвал висевшую у меня на шее широкою алую ленту c золотой медалью, на лицевой стороне которой с раздутыми парусами бежал по волнам отчеканенный корабль, и отшвырнул ее в угол комнаты.

– Ты – дерзкая рабыня! – сказал я. Она не ответила.

– Ты явилась сюда, чтобы еще больше помучить меня!

– Нет, нет! – воскликнула она.

Я поднялся на ноги и толкнул ее на холодный пол.

– Ты хочешь занять место первой девушки! – закричал я.

Она медленно поднялась, продолжая смотреть себе под ноги.

– Нет, – тихо произнесла она, – не для того я пришла сюда в эту ночь.

– Хочешь стать первой девушкой! – кричал я. – Хочешь, я знаю!

Внезапно она подняла на меня горящие злобой глаза.

– Да! – крикнула она. – Хочу! Я хочу стать первой девушкой в этом доме!

Я расхохотался, услышав от нее самой это признание собственной вины.

– Ты, рабыня-посудомойка! Стать первой! – смеялся я. – Я сейчас же отправлю тебя на кухню, где тебя хорошенько угостят плетьми!

Она смотрела на меня со слезами на глазах.

– А кто будет первой девушкой? – спросила она.

– Сандра, конечно, – ответил я.

– Она очень красива, – согласилась Телима.

– Может быть, ты видела ее танец? – поинтересовался я.

– Да, – ответила Телима, – она очень, очень красивая.

– Ты умеешь так танцевать? – спросил я.

– Нет, – жалобно улыбнулась она.

– Сандра, кажется, действительно старается во всем мне угодить, – заметил я. – Она хочет мне понравиться.

Телима заглянула мне в лицо.

– Я тоже стараюсь тебе понравиться, – прошептала она.

Я рассмеялся над ней, над гордой Телимой, подвергающей себя таким унижениям.

– Ты прекрасно научилась пользоваться всеми хитрыми уловками рабыни, – заметил я. Она уронила голову на грудь.

– Неужели на кухне тебе так не нравится? – продолжал я издеваться.

Сквозь пелену слез на глазах она обожгла меня гневным взглядом.

Я отвернулся.

– Можешь возвращаться на кухню, – бросил я ей.

Через секунду я почувствовал, что она собирается уходить.

– Подожди! – окликнул я ее, и она, остановившись у самой двери, обернулась.

И тут у меня вырвались слова, пришедшие, казалось, откуда-то из самых глубин моего сердца, из тех глубин, о существовании которых я даже не подозревал. Ни разу с тех пор, когда я стоял перед Хо-Хаком на ренсовом острове связанный, на коленях, подобные столь мучительные слова не всплывали в моем сознании.

– Я так несчастен, – сказал я. – И так одинок.

У нее снова потекли слезы по щекам.

– Я тоже одинока, – прошептала она.

Мы медленно, словно невольно, подошли друг к другу и протянули руки. Наши ладони соприкоснулись. И тут слова, вместе со слезами, потекли сами собой, и мы заговорили разом, перебивая один другого.

– Я люблю тебя, – пробормотал я.

– И я люблю тебя, мой убар, – воскликнула она. – Я так давно тебя люблю!

Глава шестнадцатая. ТЕМНОЙ НОЧЬЮ В ПОРТ-КАРЕ

Я держал в руках милое, любящее существо без стягивающего ее горло ошейника.

– Убар мой, – прошептала Тешима.

– Хозяин, – поправил я ее.

Она укоризненно отшатнулась от меня.

– Неужели тебе не хотелось бы быть моим убаром, а не хозяином?

– Хотелось бы, – ответил я, глядя ей в лицо.

– Ты и тот и другой сразу, – сказала она, снова осыпая меня поцелуями.

– Убара моя, – бормотал я.

– Да, – шептала она, – я твоя убара и твоя рабыня.

– Но ошейника на тебе, кстати, нет, – заметил я.

– Это хозяин снял его, чтобы ему удобнее было покрывать поцелуями мою шею.

Я кивнул, соглашаясь, и крепко прижал ее к себе. Она вскрикнула.

– Что-то не так?

– Все в порядке, – рассмеялась она.

Я провел рукой у неe по спине и ощутил под ладонью покрытые корочкой следы от плети кухoнного мастера.

– Несколько часов назад я доставила неудовольствие своему хозяину, – напомнила она, – и меня наказали плетьми.

– Ну, извини, – пробормотал я, не найдя ничего более умного. Она рассмеялась.

– Убар мой, ты иногда бываешь таким глупым, – призналась она. – Я ушла без разрешения, и меня за это, конечно, наказали. Так что все правильно.

По-своему она была права, но логика ее меня удивляла.

– Я довольно часто заслуживаю наказания, – поведала она, – но далеко не всегда его получаю. – Она снова рассмеялась.

Нет, она, конечно, горианка до глубины души. Во мне хотя бы частично продолжал жить землянин. Я крепче прижал к себе Телиму. И ведь никогда, никогда, твердил я себе, ты не сможешь даже всерьез рассматривать вопрос об отправке этой женщины на Землю. Это будет равнoсильно ее убийству. В этой запруженной толпами людей пустыне, с их лицемерным эгоизмoм и бессмысленной жестокостью, она мгновенно зачахнет, завянет, как редкий, прекрасный болотный цветок, вырванный с корнем и втиснутый среди безжизненных камней.

– Ты все еще расстроен, мой убар? – спросила она.

– Нет, – ответил я, целуя ее.

Она ласково провела ладонью у меня по щеке.

– Не будь таким грустным, – попросила она. Я огляделся и нашел золотой браслет. Поднял его и снова надел ей на руку.

Она вскочила на ноги, приминая лежащие на полу шкуры, и вскинула вверх левую руку.

– Я убара! – воскликнула она. – Убара!

– Обычно, – заметил я, – на убарах надето еще хоть что-нибудь кроме браслета.

– Даже в постели? – удивилась она.

– Ну, этого я не знаю, – решил я не уточнять эти тонкости.

– Я тоже, – призналась она и тут же, окинув меня лукавым взглядом, поспешила утешить: – Ничего, я спрошу об этом новую девушку на кухне.

– Все ясно: ты просто распутная девка, – с грустью констатировал я, потянувшись к ее лодыжке.

Она поспешно отступила назад и подбоченилась, царственно попирая брошенные на пол меха.

– Как смеешь ты, раб, обращаться с подобными словами к своей убаре? – высокомерным тоном вопрошала она.

– Это я – раб?

– А кто же?

Я бросился отыскивать снятый с нее ошейник.

– Нет, нет! – кричала она, смеясь и утопая в мехах. – Не нужно! Я нащупал ошейник.

– Ты никогда на меня его не наденешь! – закричала она и умчалась от меня.

Я, естественно, тут же решил нацепить на нее ошейник и кинулся вдогонку.

Она, хохоча, носилась по комнате, увертываясь от меня, но в конце концов я все же загнал ее в угол и, прижимая к стене своим телом, защелкнул на ней ошейник. Затем поднял ее на руки, отнес на середину комнаты и снова бросил на шкуры.

Она дернула за ошейник, словно хотела сорвать его с себя, и раздраженно посмотрела на меня.

Я сжал ее запястья.

– Тебе никогда меня не приручить, – процедила она сквозь зубы. Я поцеловал ее.

– Хотя, может, когда-нибудь тебе это и удастся.

Я заглушил ее слова следующим поцелуем.

– Наверное, даже очень скоро, – призналась она, а после очередного поцелуя добавила: – Мне даже страшно, как быстро я сдаюсь.

Притворившись, будто смех мой приводит ее в ярость, она вдруг начала отчаянно сопротивляться.

– Но сейчас тебе меня не взять, – бормотала она.

Я усмехнулся и дал ей возможность самой довести себя до изнеможения, а затем стал осторожно, едва касаясь, трогать ее напряженно извивающееся тело ладонями, губами, покрывать его поцелуями под аккомпанемент ее стонов и сдавленных криков, неторопливо подводя ее к высшему пику наслаждения. И за секунду до этого мгновения, почувствовав ее доведенное до предела мучительное ожидание и готовность выплеснуть наружу переполняющую ее радость и томление, я снял с нее ошейник, чтобы она могла встретить этот момент свободной женщиной.

– Я люблю тебя, – наконец нашла в себе силы пробормотать она.

– Я тоже люблю тебя, Телима.

– Но иногда ты должен любить меня как простую рабыню, – не удержалась она от рекомендаций.

– Все тебе не так, – посетовал я.

– Просто каждой женщине нужно, чтобы иногда ее любили как убару, – тоном мудрой наставницы продолжала инструктировать меня Телима, – а иногда как рабыню.

Я тут же начал воплощать в жизнь только что приобретенные мной знания.

Потом мы долго лежали в объятиях друг друга.

– Убар мой, – обратилась ко мне Телима.

– Да?

– Почему на празднестве, когда пел слепой певец, ты плакал?

– Просто так, – ответил я, – без причины. Мы лежали на шкурах рядом, обнявшись и глядя в потолок.

– Когда-то, несколько лет назад, – вспоминала она, – я уже слышала песню о Тэрле Бристольском.

– На болотах?

– Да, певцы иногда посещают и ренсовые острова. Но я слышала песню о Тэрле Бристольском и раньше, еще когда была рабыней в Порт-Каре, в доме моего тогдашнего хозяина.

Телима всегда была немногословной, вспоминая о времени, когда была рабыней. Я знал, что она ненавидела своего бывшего хозяина, что ей удалось убежать, и чувствовал, что рабство оставило в ее душе глубокий, мучительный след. На болотах я имел несчастье на себе испытать частицу продолжавшей тлеть в ее сердце ненависти. Рана, нанесенная ей прежним владельцем, очевидно, оказалась так глубока, что породила в ней ответное желание поиздеваться над любым другим мужчиной, подвергнуть его унизительным оскорблениям, что делало для нее месть еще более сладкой.

Странная она женщина.

Интересно, откуда все же у нее этот золотой браслет? И что самое странное: она, девушка из Богом забытой ренсоводческой общины, оказалась грамотной, сумела прочесть надпись на ошейнике, когда я его на нее надевал.

Но я снова не заговорил с ней об этих вещах, а наоборот, стал прислушиваться к ее словам.

– Еще девчонкой, на ренсовом острове, и потом, рабыней в клетке моего хозяина, я часто по ночам лежала без сна и думала об этих песнях и о героях, о которых в них говорится.

Я отыскал ее руку.

– Чаще всего я размышляю о Тэрле Бристольском.

Я продолжал молчать.

– Как ты думаешь, такой человек где-то есть? – спросила она.

– Нет, – ответил я.

– А раньше разве он не мог существовать?

Она перекатилась на живот и заглянула мне в лицо. Я все еще лежал на спине, уставившись в потолок.

– В песнях – мог, – сказал я. – Такие люди могут встречаться только в песнях.

– А в жизни разве героев не бывает? – рассмеялась она.

– В жизни – не бывает, – ответил я. Она подавленно замолчала.

– В жизни есть только человеческие существа, жалкие и ничтожные, – добавил я.

Долгое время я тоже молчал, остановив на потолке свой невидящий взгляд.

– Человеческие существа слабы, – наконец, словно откуда-то издалека, донесся мой собственный голос. – Они жадны и эгоистичны, тщеславны и самолюбивы. Они злобны и завистливы, уродливы и достойны лишь презрения, – я посмотрел на нее. – Они продажны и жестоки. Нет, таких героев, как Тэрл Бристольский, на свете нет.

– На свете есть только золото и меч, – рассмеялась она.

– И тела женщин, – добавил я.

– И песни.

– Да, и песни.

Она положила голову мне на плечо.

Мы начали уплывать куда-то в темноту, в тишину и спокойствие.

Вдруг я различил где-то вдалеке глухие, едва слышные удары большого гонга. Вслед за ними, несмотря на столь ранний час, в доме послышался какой-то шум. Шаги людей по коридорам, их громкие разговоры.

Я стряхнул с себя остатки сна, сел на постели и стал натягивать на себя одежду.

Кто-то бежал по коридору, приближаясь к моей комнате.

– Меч, – сказал я Телиме.

Она вскочила на ноги и принесла меч, лежавший у стены, куда я отшвырнул его несколько часов назад, когда чуть было не убил ее.

Я вложил меч в ножны и надел их на пояс. Шаги были совсем рядом, и через секунду в дверь комнаты постучали.

– Капитан! – услышал я голос Турнока.

– Войди, – разрешил я.

Он ворвался в комнату и остановился у порога, с горящими бешенством глазами, в которых отражался отсвет принесенного им факела, и с растрепанными, торчащими во все стороны волосами.

– Вернулись патрульные корабли, – срывающимся голосом сообщил он. – Объединенная флотилия Тироса и Коса в часе отсюда!

– Подготовьте мои корабли к отплытию, – приказал я.

– На это нет времени! – воскликнул он. – Капитаны разбегаются! Все, кто может, спешат оставить Порт-Кар!

Я хмуро посмотрел на него.

– Бегите, капитан! – крикнул он. – Бегите!

– Ты можешь идти, Турнок, – сказал я.

Он смущенно взглянул на меня, нерешительно потоптался у порога и, вздохнув, вышел из комнаты. Я услышал, как где-то на пути у него испуганно вскрикнула женщина.

– Забирай свои корабли и людей, которые еще с тобой остались, – помогая мне собираться, бормотала Телима. – Погрузи в них свои сокровища и беги отсюда, мой убар.

Я окинул ее внимательным взглядом; она была сейчас очень красива.

– Беги! – воскликнула она. – Пусть Порт-Кар умрет!

Я подобрал с полу медаль на широкой алой ленте, с отчеканенным на ее лицевой части боевым кораблем в окружении надписи «Совет капитанов Порт-Кара», и положил его в свой кошель.

– Беги, не теряй времени! – сказала Телима. – Пусть Порт-Кар сгорит! Пусть он умрет!

– Ты очень красива сейчас, – сказал я ей.

– Пусть он умрет! – она разрыдалась.

Шагая по коридору, я еще слышал ее рыдания.

У меня было странное ощущение, будто я наблюдаю за собой со стороны.

Я точно знал, что именно буду делать, и понятия не имел, почему я это делаю.

В центральном зале, где еще недавно пир стоял горой, я неожиданно для себя застал своих офицеров.

По-моему, они были в полном составе.

Я посмотрел на их лица: широкоплечего, громадного Турнока, быстрого, всегда спокойного Клинтуса, опытного гребного мастера и многих других. Большинство из этих людей были отъявленными головорезами, грабителями и убийцами. Что же заставило их собраться в этом зале?

Боковая дверь открылась, и в комнату быстро вошел Таб.

– Прошу прощения, капитан, – извинился он. – Я занимался проверкой кораблей.

Мы обменялись оценивающими взглядами. Я улыбнулся.

– Я счастлив, что под моим началом служат люди столь усердные и старательные, – сказал я.

– К вашим услугам, капитан, – ответил он.

– А я как раз отдаю Турноку приказы подготовить корабли к выходу в море, – заметил я.

– Ваши приказы выполняются еще до того, как вы их отдаете, – расплылся в улыбке Турнок, демонстрируя дырку во рту вместо правого верхнего зуба.

– Что будем делать? – спросил один из моих капитанов.

Что им можно было сказать? Если объединенная флотилия Тироса и Коса действительно находится на подступах к Порт-Кару, тогда нам не оставалось ничего, кроме как спасаться бегством или принимать бой. Хотя ни к тому, ни к другому мы не были по-настоящему готовы. Даже если бы я сразу по возвращении в город пустил на это все сокровища, добытые мной во время последнего плавания, мы к настоящему времени не сумели бы подготовить флотилию, способную сравниться по мощи с той, что, очевидно, надвигалась сейчас на нас.

– Какова, по-твоему, численность флотилии Тироса и Коса? – спросил я Таба.

– Четыре тысячи судов, – без колебаний ответил он.

– И сколько из них боевых кораблей?

– Все.

Его предположение вполне согласовывалось с докладами моих агентов. Согласно полученным мной сообщениям, флотилия должна была состоять из четырех тысяч двухсот кораблей, две тысячи пятьсот из которых принадлежат Косу и тысяча семьсот – Тиросу. При этом тысяча пятьсот из них являются галерами тяжелого класса, две тысячи – среднего класса и семьсот – легкого.

Я усмехнулся.

Обо всем, кажется, смогли проинформировать меня агенты, вот только дата выхода вражеской флотилии в море осталась им неизвестной. И все же я не мог их в этом обвинить. Едва ли кто широко афиширует подобные вещи. К тому же корабли могут быть снаряжены и готовы к отправке в очень короткие сроки, особенно если все необходимое, включая экипажи судов, находятся под рукой. Мы с членами Совета, по-видимому, ошиблись в определении урона, который мы нанесли Тиросу и Косу захватом их кораблей с сокровищами, и того, каким образом это повлияет на развитие их военных планов. Мы не предполагали, что они начнут боевые действия еще до наступления весны, а то и лета. Сейчас, в се'кара, уже не сезон, чтобы спускать на воду корабли. Большинство переходов, за исключением, конечно, плаваний на круглых судах, делаются, как правило, начиная с конца весны и до начала осени. В се'кара, тем более в конце месяца, море очень неспокойно. Да, наши противники захватили нас совершенно не подготовленными. Сейчас их нападение было особенно опасным. В том, как нанесен был этот дерзкий, самоуверенный удар, чувствовалась рука не Луриуса, убара Коса, а Чембара из Кастры, убара Тироса, этого Морского Слина.

Я восхищался этим человеком. Это настоящий капитан.

– Что будем делать, капитан? – снова спросил офицер.

– У вас есть какие-нибудь предложения? – усмехнувшись, повернулся я к нему.

– По-моему, у нас только один выход, – удивленно начал он, – погрузить на борт ваши сокровища и рабов, благо корабли уже наготове, и скорее удирать отсюда. Мы вполне сильны и сумеем захватить себе какой-нибудь небольшой остров на севере. Там вы сможете стать нашим убаром, а мы – вашими людьми.

– Многие из капитанов давно лелеют эту мечту, – заметил второй офицер, – и готовы хоть сейчас осесть где-нибудь на северных островах.

– Или на южных, – подхватил стоящий рядом с ним.

– Тасса широка, – заметил их товарищ, – выбор у нас есть.

– А как же Порт-Кар? – поинтересовался я.

– А что за него держаться? Домашнего Камня у него все равно нет.

Я усмехнулся.

Это верно. Порт-Кар единственный из городов Гора не имел Домашнего Камня. Не знаю, то ли жители не любили его, потому что у него не было Домашнего Камня, то ли у него не было Домашнего Камня именно потому, что город не пользовался любовью.

Офицеры яснее ясного предлагали оставить город на разграбление и уничтожение матросам Тироса и Коса.

Ничего удивительного: Порт-Кар – город без Домашнего Камня.

– И многие из вас считают, – спросил я, – что у Порт-Кара нет Домашнего Камня?

Собравшиеся удивленно переглянулись: каждый знал, что Камня нет.

Воцарилось молчание.

Затем Таб сказал:

– Я думаю, нашему городу можно было бы иметь свой Домашний Камень.

– Но он его еще не имеет, – уточнил я.

– Нет, – покачал он головой.

– Интересно, – мечтательно произнес один из капитанов, – каково это – жить в городе, у которого есть свой священный Камень?

– А как город приобретает свой Домашний Камень? – спросил я.

– Люди решают, что он у него будет, вот и все, – пожал плечами Таб.

– Правильно, – сказал я. – Именно так у города и появляется свой Камень,

Присутствующие снова обменялись взглядами.

– Пришлите ко мне мальчишку-раба, Фиша, – распорядился я.

Приказ мой не прибавил капитанам понимания происходящего, но один из них отправился за Фишем.

Я знал, что никто из рабов не убежит. Им это не удастся. Тревога поднялась ночью, а в это время суток рабов, по горианскому обычаю, где-нибудь запирают. Я ни на шаг не отступал от этой традиции; даже Мидис, после того, как она в достаточной степени ублажила меня на шкурах любви, я всегда пристегивал цепью к кольцу, вделанному в основание моего ложа. Фиш сейчас тоже сидел на цепи на кухне, вместе с Виной.

Через минуту мальчишку, бледного и испуганного, привели в зал.

– Выйди на улицу, – приказал я, – найди какой-нибудь камень и принеси сюда. Он недоуменно взглянул на меня.

– Давай быстро! – прикрикнул я. Он мигом выскочил из зала.

Мы терпеливо, в полном молчании ждали, пока он не вернулся. В руках он держал камень размером с мой кулак – обычный голыш, серый с прожилками.

Я взял у него камень.

– Нож, – потребовал я.

Мне протянули нож, и я вырезал им на камне заглавные буквы названия Порт-Кара.

Покончив с этим занятием, я поднял камень над головой, так, чтобы его могли видеть все присутствующие.

– Итак, что у меня в руке? – обратился я к ним.

– Домашний Камень Порт-Кара, – едва слышно ответил Таб.

– Ну, – взглянул я в лицо офицеру, предлагавшему нам спасаться бегством, – можем мы теперь убегать?

Тот, не отрываясь, смотрел на камень у меня в руке, как на какое-то чудо.

– У меня еще никогда не было Домашнего Камня, – пробормотал он.

– Но теперь, когда он у нас есть, – допытывался я, – можем ли мы бежать отсюда?

– Нет, – не совсем уверенно ответил офицер. Я снова обвел глазами присутствующих.

– Так есть у нас теперь свой Камень или нет? – спросил я их.

– Я признаю этот камень своим священным Домашним Камнем, – торжественно произнес мальчишка-раб, Фиш.

Никто не засмеялся. Даже то, что первым признал Камень Порт-Кара мальчишка, раб, не вызвало у присутствующих раздражения: говорил он как настоящий убар.

– Я тоже признаю, – решительно кивнув головой, пробубнил Турнок.

– И я! – сказал Клинтус.

– И я! – воскликнул Таб.

– И я! – все, как один, закричали остальные.

И вдруг зал наполнился радостными криками, лязгом оружия и поздравлениями. Сотня мечей одновременно вылетела из ножен и замерла в воздухе, отдавая честь Домашнему Камню Порт-Кара. Я с удивлением заметил слезы, заблестевшие на глазах бывалых моряков, и ликование, какого прежде мне не доводилось видеть на их суровых, сдержанных лицах.

Я отыскал глазами Турнока.

– Освободите всех рабов, – приказал я. – Пусть бегут по всему городу, на пристань, в таверны, на рынки, площади – повсюду! Пусть всем сообщат эту новость! Пусть каждый узнает, что Порт-Кар обрел священный Домашний Камень!

Люди с радостью бросились выполнять мое распоряжение.

– Офицерам, – продолжал я, – вернуться на свои корабли! Выставить их в один ряд у входа в гавань, в четырех пасангах к западу от причалов Севариуса!

– Турноку и Клинтусу, – распорядился я, – остаться в моем имении.

– Нет! – в один голос воскликнули они.

– Оставайтесь в имении! – настойчиво повторил я.

Они тревожно переглянулись.

Я не мог послать их на смерть. У меня не было никакой надежды, что Порт-Кару удастся собрать достаточно кораблей, чтобы отразить нападение объединенной флотилии Тироса и Коса.

Я сжал в кулаке Домашний Камень и зашагал по коридорам, прочь из зала.

Выйдя из здания на широкую площадку, протянувшуюся до внутреннего искусственного озера, соединяющегося с одним из городских каналов, я приказал приготовить себе легкий, быстрый баркас с вырезанным у него на носу тарларионом.

Даже сюда доносились крики людей на улицах, сообщавших друг другу об обретении Порт-Каром своего Домашнего Камня, и виднелись отсветы многочисленных факелов, освещающих город как днем.

– Убар мой, – услышал я за спиной и почувствовал, как мне на плечо легла ладонь Телимы. – Ты нe собирается уходить из города?

– Прислушайся, – сказал л. – Слышишь, чго они кричат, там, на улицах?

– Кричат, что у Порт-Карa появился Домашний Камень, – пробормоталa она. – Но ведь это чушь, у Пора-Кара никогда не было и не будет священного Камня.

– Если люди хотят, чтобы у Порт-Кара был священный Камень, значит, так и будет.

– Беги отсюда, – всхлипнула она, – беги!

Я поцеловал ее и запрыгнул в баркас, уже поданный к берегу.

– К зданию Совета капитанов, – приказал я.

Гребцы налегли на весла. Возвышавшаяся над баркасов вырезанная голова тарлaриона развернулась в сторону канала и преграждающих выход из моего имения ворот.

Я обернулся к Телимe и махнул ей рукой. Она продолжала стоять у выхода из дома, в своем грязном одеянии кухонной рабыни.

Она подняла руку над головой.

Я сел на скамью у кормы баркаса.

На одном из весел я заметил мальчишку-раба, Фиша.

– Это занятие для мужчины, Фиш, а нe для мальчишки.

– А я мужчина, капитан, – ответил он, старательно налегая на весло.

Я увидел, как девушка Вина вышла ьз дома и остановилась рядом с Телимой.

Фиш не обернулся.

Баркас несся по каналам Порт-Кара к зданию Совета капитанов.

Повсюду на улицах виднелось множество факелов, в окнах горел свет.

Над ночным городом стоял гул, среди которого можно было разобрать только два слова – «Домашний Камень».

Известие распространялось среди жителей Порт-Кара, как пламя по сухому хворосту, и, как ласковый огонь, согревало им сердца.

На узких мостках, проложенных вдоль канала, в нерешительности стоял какой-то человек с узелком, надетым на переброшенное через плечо копье.

– Это правда, адмирал? – закричал он, увидев меня. – Правда, что у Порт-Кара есть теперь Камень?

– Если ты хочешь, чтобы это было правдой, – ответил я, – значит, это правда.

Человек проводил изумленным, недоверчивым взглядом проплывающий мимо него баркас.

Когда через некоторое время я оглянулся, то увидел, что этот человек, уже сбросивший со своего копья узелок, шагает за нами. На пути ему попадались другие горожане, с которыми он, размахивая руками, говорил о чем-то, и которые, я видел, разворачивались и шли следом за ним.

Ближе к центру города каналы были запружены лодками, в основном баркасами с вырезанными на носу тарларионами. Все они были доверху завалены вещами и беспорядочно сновали во всех направлениях. Каждый, кто мог, казалось, старался поскорее выбраться из обреченного города.

Я слышал, что сотни владельцев кораблей покрупнее уже оставили город и что пристани забиты людьми, горящими стремлением убраться отсюда подальше и предлагающими за это капитанам кораблей баснословные деньги. Да, ловкому человеку такая ночь может принести целое состояние.

– Плывите за адмиралом! – призывал матрос, стоящий на носу моего баркаса. – Плывите за адмиралом!

В окнах домов мелькали испуганные лица. Люди торопливо шагали по узким проходам вдоль каналов. В свете факелов в черной воде то и дело мелькали сверкающие бусинки глаз переполошившихся уртов, суетящихся нисколько не меньше людей.

– Плывите за адмиралом! – старался перекричать охваченных паникой людей матрос на носу моего баркаса.

Мы сцепились веслами с какой-то подошедшей слишком близко лодкой и долго оттаскивали наши суденышки, принося друг другу взаимные извинения.

Над водой стоял детский плач, нарушаемый испуганными голосами женщин и суровыми окриками мужчин.

Лодочники и пешеходы, те, мимо кого мы проплывали, старались как можно ближе подойти к нам, чтобы самим спросить:

– Это правда, адмирал, что у Порт-Кара есть теперь священный Домашний Камень?

Известие это было столь неожиданно для них, столь невероятно, что им необходимо было лично услышать от меня:

– Если вы хотите, чтобы это было правдой, значит, это правда!

Я видел, как то и дело то один, то другой лодочник разворачивал свой баркас и пристраивался к следующей за ними длинной веренице судов самых различных форм и размеров.

– Куда вы направляетесь? – донесся до меня голос человека, высунувшегося из окна.

– Наверное, к зданию городского Совета, – ответили ему из толпы. – Говорят, теперь у Порт-Кара есть свой священный Домашний Камень!

Я видел, как вытянулось от удивления лицо человека в окне. Какое-то мгновение он оторопело провожал глазами текущую мимо стен его дома толпу, затем исчез, и через минуту из освещенного окна нам вослед понесся его прокатившийся по залам дома изумленный и радостный вопль:

– Камень! У Порг-Кара есть свой Домашний Камень!

Едва нос нашего баркаса коснулся берега у площади перед зданием городского Совета, я, нe дожидаясь пока матросы отдадут шнартовы, спрыгнул на мостовую и направился ко входу в зал.

У дверей под навесом стояли четверо охранников, салютовавших мне ударом древка своих пик о плиты мостовой.

Я прошагал мимо них и вошел в зал Совята.

На столах стояли светильники. Повсюду были в беспорядке разбросаны бумаги. Из семидесяти-восьмидесяти человек, обычно присутствующих на заседании городского Совета, представленного ста двадцатью капитанами, в зале сейчас находилось человек тридцать-сорок. И даже когда я входил, еще двое из ниx оставили зал.

Согнувшийся над длинный столом ответственный секретарь встретил меня усталым, измученным взглядом.

Капитаны сидели молча.

Среди них я заметил Самоса, сидящего, обхватив руками свою облепленную седыми редкими волосами голову.

Еще двое капитаног поднялись со своих мест и вышли из зала.

Уходя, один из них на мгновение задержался у кресла Самоса.

– Готовьте свои корабли, капитан. Послушайтесь моего совета. Времени почти не осталось.

Самоc жестом попросил оставить его одного.

Я занял свое место.

– Прошу предоставить мне слово, – обратился я к ответственному секретарю, словно это было обычное заседание.

Секретарь озадаченно посмотрел нa меня.

Капитаны подняли головы.

– Говорите, – разрешил секретарь.

– Многие ли из вас, – спросил я у капитанов, – готовы выступить на защиту своего города?

– Сейчас не время для шуток, капитан, – сурово заметил темноволосый смуглолицый Бежар. – Большинство из членов Совета уже сбежали. И это не считая сотен младших капитанов. Круглые корабли и галеры десятками отходят от причалов. Люди, все, кто может, бегут отсюда. Все охвачены паникой. Мы не сможем найти кораблей, чтобы выступить на защиту Порт-Кара.

– Люди бегут, – согласился Антистен. – Они не хотят сражаться. Они достойны своего города.

Самос оторвал руки от лица и посмотрел на меня.

– Люди бегут из города, – грустно повторил Бежар.

– Да нет же! – воскликнул я. – Они здесь, снаружи, на улицах! Слышите?

Капитаны прислушались. Сквозь толстые стены и расположенные высоко под потолком узкие окна в зал заседаний врывался гул тысячеголосой толпы, продолжающей прибывать к зданию городского Совета.

Бежар выхватил меч из ножен.

– Они пришли убить нас! – испуганно воскликнул он.

Самос приподнял руку.

– Нет, – сказал он. – Тише! Слушайте!

– Что они говорят? – спросил кто-то из капитанов.

В зал ворвался один из мальчиков-посыльных.

– Там столько людей! – закричал он. – Прямо здесь, на площади! Их тысячи! С факелами!

– Что они там кричат? – спросил Бежар.

– Они говорят, что у Порт-Кара теперь есть свой Домашний Камень! – радостно сообщил мальчик.

– У Порт-Кара нет священного Камня, – отмахнулся Антистен.

– Есть, – сказал я.

Капитаны удивленно посмотрели на меня. Самос откинул голову назад и громко расхохотался.

Остальные капитаны дружно вторили ему.

– У Порт-Кара просто не может быть Камня! – произнес сквозь смех Самос.

– Есть. Я сам его видел, – сказал голос у меня за спиной.

Я был поражен.

Я оглянулся и, к своему несказанному удивлению, увидел стоящего рядом мальчишку-раба, Фиша. Рабам не позволялось входить в зал заседаний. Как же ему удалось пробраться следом за мной мимо стоящих у дверей охранников?

– Связать этого раба и всыпать ему плетей! – раздраженно бросил секретарь.

Самос коротким жестом призвал его к спокойствию.