Текст книги "Пираты Гора"

Автор книги: Джон Норман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 23 страниц)

– Тогда у меня хватало других забот, – ответил я. – Зато теперь это сразу бросается в глаза. Мидис снова залилась счастливым смехом.

– Я уже давным-давно научилась никогда не верить тому, что говорят мужчины, – надменным тоном произнесла Телима.

– Вот трепло, – усмехнулся Клинтус. – Язык длиннее самой дельты Воска.

Телима уже прохаживалась между тремя связанными вместе девушками.

– Да, – словно сама себе заметила она, – неплохой улов.

Она остановилась напротив Мидис, возглавлявшей невольничий караван.

Та пренебрежительно выпрямила спину и гордо откинула голову, с демонстративной снисходительностью позволяя сопернице получше рассмотреть себя.

И вдруг Телима, к ужасу Мидис, звучно похлопала ее по ягодицам.

– Нет, слишком костлява, – вынесла наконец Телима свое суждение.

– Хозяин! – обиженным тоном обратилась ко мне Мидис.

– Ну-ка, открой рот, рабыня! – распорядилась Телима.

Мидис, со слезами на глазах, послушно открыла рот, и Телима с нарочитой тщательностью заглянула в него, небрежно поворачивая голову девушки то так, то этак.

– Хозяин! – снова жалобно простонала Мидис.

– Рабыня, – поставил я ее в известность, – обязана терпеливо сносить любое оскорбление, которое пожелает нанести ей свободный человек.

Телима отступила на шаг назад, чтобы ей лучше было рассмотреть бывшую подругу.

– Да, Мидис, – подвела она наконец итог своим тщательным исследованиям. – Все указывает на то, что из тебя получится хорошая рабыня.

Мидис рыдала, утирая глаза связывающими ей руки веревками.

– Ну хватит, – сказал я. – Нам пора.

Клинтус и Турнок уже погрузили на плот все необходимое и, среди оружия, мой шлем, щит, лук и стрелы.

– Подождите, – сказала Телима.

Она, к моему изумлению, сбросила с себя тунику и заняла место позади Улы, третьей девушки в нашей невольничьей связке.

– Я буду вашей четвертой рабыней, – сказала она.

– Нет, – ответил я, – не будешь.

Она кинула на меня раздраженный взгляд.

– Ведь вы направляетесь в Порт-Кар, не так ли? – спросила она.

– Так, – ответил я.

– Самое интересное, – сказала она, – что я тоже еду в Порт-Кар.

– С нами – нет, – сказал я.

– Добавь меня к вашим невольницам, – попросила она. – Я буду вашей четвертой рабыней.

– Ты не рабыня, – ответил я.

Ее глаза снова заблестели от гнева.

– Очень хорошо, – сказала она и, подойдя ко мне, опустилась передо мной на колени, низко склонив голову и протянув мне скрещенные за спиной в запястьях руки.

Во мне снова поднялась волна раздражения.

– Ты – дура! – бросил я ей.

Она взглянула на меня и рассмеялась.

– Ты можешь просто оставить меня там, если пожелаешь, – сказала она.

– Я не хочу делать из тебя рабыню, – ответил я. – Это не в моих принципах.

– Вот как? Я думала, ты больше не придерживаешься никаких принципов.

– Нет, я, наверное, просто убью тебя! – процедил я сквозь зубы.

– Человек из Порт-Кара уже давно бы так и сделал, – сказала она.

– Или действительно возьму тебя с собой и покажу, что значит рабский ошейник!

– Ну, или так! – согласилась она.

– Я не хочу тебя! – сказал я.

– Тогда убей меня, – предложила она.

Я схватил ее за плечи и поднял над палубой.

– Я возьму тебя с собой, – многообещающе произнес я, – и сломлю твой дух!

– Думаю, если захочешь, тебе это удастся, – ответила она.

Я отшвырнул ее в сторону.

Она поднялась на ноги, размазывая слезы по щекам.

– Я буду вашей четвертой девушкой, – прошептала она.

– В связку! – не сдержавшись, рявкнул я. – Рабыня!

– Да, хозяин, – пробормотала она.

Она стояла, замыкая невольничью шеренгу, с гордо поднятой головой, расправив плечи, нисколько не стесняясь собственной наготы и обращенных на нее взглядов.

Я посмотрел на свою бывшую хозяйку, замыкавшую теперь цепь наших рабов.

Я не испытывал неудовольствия от обладания ею; мне хотелось отплатить ей тем, на что в свое время обрекла она меня. Месть сладка, но я не стремился сделать ее своей рабыней; она сама по какой-то не поддающейся осмыслению причине добивалась этого. Вся моя утихшая было прежняя ненависть к ней начала разгораться с новой силой; на память приходила ее несправедливость по отношению ко мне и те унижения, которым она меня подвергала. Теперь я жалел только о том, что с первых же минут, едва мы поднялись на борт корабля, я не связал ее, не избил как следует и сам не объявил ее ничтожной рабыней, не позволив ей добиваться этого самой.

Ее же, казалось, нисколько не тревожило то, прямо скажем, бедственное положение, в котором она оказалась, на которое она сама так настойчиво обрекала себя.

– Почему ты не оставишь ее здесь? – требовательным тоном поинтересовалась Мидис.

– Замолчи, рабыня, – бросила ей Телима.

– Ты тоже рабыня! – закричала Мидис. Она повернулась ко мне; в глазах ее стояли слезы ярости и негодования. – Оставь ее здесь, – взмолилась она. – Я… я буду служить тебе лучше, чем она.

Турнок коротко хохотнул. Сероглазая блондинка Тура и смуглокожая Ула открыли рты от изумления.

– Ну, это мы еще посмотрим, – заметила Телима.

– Зачем она тебе нужна? – со слезами в голосе допытывалась у меня Мидис.

– Как зачем? Ты что, совсем глупая? – притворно удивилась Телима. – Разве не знаешь?

– Я буду, – захлебываясь от гнева, воскликнула Мидис, – буду служить ему лучше, чем какая-либо другая!

– Посмотрим, – пожала плечами Телима.

– Нам все равно понадобится кто-то, чтобы готовить, убирать и быть на побегушках, – заметил Клинтус.

Телима наградила его ненавидящим взглядом.

– Верно, – согласился я.

– Телима, – сказала моя бывшая хозяйка, – не какая-нибудь прислуживающая рабыня.

– Правильно, – согласился я, – она будет рабыней-посудомойкой.

Она презрительно фыркнула.

– Я бы даже сказал, – хохотнув, заметил Турнок, – она будет рабыней не только для мытья посуды, но и для мытья полов!

Он расхохотался, и стало заметно, что в верхнем ряду у него не хватает переднего зуба.

Я поднял голову Телиме и посмотрел в лицо.

– Верно, – сказал я. – Ты будешь и посудомойкой, и уборщицей.

– Как пожелает хозяин, – улыбнувшись, ответила она.

– Вот и хорошо, – кивнул я. – А называть тебя я буду хорошенькой рабыней.

Вопреки моим ожиданиям, это ее, по-видимому, не слишком огорчило.

– Красивая рабыня, пожалуй, больше бы соответствовало истине, – заметила она.

– Ты, Телима, странная женщина. Она пожала плечами.

– Ты, вероятно, полагаешь, что твоя жизнь со мной будет легкой и приятной? – поинтересовался я.

Она смело посмотрела мне в глаза.

– Нет, – покачала она головой, – я так не считаю,

– Я думал, ты никогда больше не пожелаешь оказаться в Порт-Каре, – заметил я.

– Я бы пошла за тобой даже в Порт-Кар, – сказала она.

Этому я не поверил.

– И напрасно, – сказал я. – Тебе следует опасаться меня.

Она посмотрела на меня, но особого страха в ее глазах я не заметил.

– Я порткарец, – сказал я.

– А разве мы не оба из Порт-Кара? – не сводя с меня глаз, спросила она.

Я вспомнил ее жестокость и унижения, которым она меня подвергала.

– Да, – согласился я, – пожалуй, так и есть.

– Ну что ж, хозяин, – сказала она, – значит, едем в наш город!

Глава девятая. ПОРТ-КАР

Сидя в пага-таверне в Порт-Каре, я наблюдал за девушкой, под щелканье бича исполнявшей на небольшой квадратной арене между столами какой-то замысловатый танец.

– Ваша пага, – обратилась ко мне обслуживавшая мой стол нагая рабыня, ставя передо мной объемистую кружку. – Подогретая, как вы проcили.

Она опустилась на колени позади низкого столика, за которым я сидел, по горианскому обычаю скрестив ноги.

В два глотка осушив кружку, я снова протянул ее рабыне, даже не взглянув в ее сторону.

– Еще, – сказал я.

– Да, хозяин, – ответила она, тут же поднимаясь на ноги и унося мою кружку.

Пагу я любил пить теплой; от нее быстрее начинает разливаться по телу приятная истома.

Девушка на арене исполняла танец плетей.

На ней была полупрозрачная накидка, подпоясанная тонкой цепочкой, с которой свисали мелкие, разменом с бусины, металлические шарики, перемежающиеся драгоценными камнями. Такие же шарики, издающие при каждом движении девушки своеобразный мелодичный звон, украшали ее ошейник и ножные и ручные браслеты.

Квадратную арену освещали свисающие прямо над ней с потолка корабельные фонари, привнося в таверну неповторимую атмосферу портовой набережной, на которой она располагалась.

Танец девушки сопровождался щелканьем бича и артистичными криками, искусно отражающими мучительную боль, испытываемую получающей удары рабыней.

Танцовщицы Порт-Кара не зря считаются лучшими на всем Горе. За ними специально приезжают и скупают практически для всех городов планеты, предлагая за них колоссальные деньги. Но они действительно стоят того – рабыни до мозга костей, воспитанные в неволе, привыкшие и нашедшие в ней своеобразное жестокое удовольствие; они красивы и обаятельны, хитры и опасны, чувственны и соблазнительны. Чертовски соблазнительны!

– Ваша пага, хозяин, – сказала обслуживавшая меня рабыня.

Не удостоив ее взглядом, я взял из ее руки кружку.

– Уходи, – приказал я ей.

– Да, хозяин, – ответила она, пятясь назад и оставляя после себя лишь легкий звон цепей.

Я снова отхлебнул пагу.

Итак, я был в Порт-Каре.

Четыре дня назад, поздно вечером, проведя больше двух cyток на болотах, мы, наконец, достигли каналов города.

Мы вышли к одному из тех каналов, что подходят к самой дельте Воска.

Канал был перегорожен крепкими металлическими воротами, запирающимися на массивные деревянные брусья, и тщательно охранялся.

Телима испуганно смотрела на ворота, нижняя часть которых уходила глубоко под воду.

– Когда я убегала отсюда, – сказала она, – здесь таких ворот не было.

– А сейчас ты бы смогла убежать? – спросил я.

– Нет, покачала она головой, – не смогла бы.

Ворота за нашей спиной наглухо закрылись.

Девушки, наши рабыни, направляя шестами наш плот по каналу, потихоньку плакали у нас за спиной.

Когда мы проходили под окнами протянувшихся вдоль каналов домов, из них то и дело высовывались люди и, окинув взглядом цаших рабынь, выкликали свою цену.

Ничего удивительного в этом я не видел. Девушки действительно были красивы и правили шестами с той легкостью и изяществом, что доступны, пожалуй, только выросшим на болотах ренсоводам. Нам оставалось только поздравить себя с такими пленницами.

Мидис, Тура, Ула, Телима.

Мы уже не держали их привязанными друг к другу за горло, но по нескольку петель веревки на шее у каждой из них оставили, что должно было символизировать рабский ошейник. Помимо этого, при входе в город мы не старались как-то ограничить свободу наших пленниц, за исключением того, что привязали их одну к другой за правые лодыжки. Телима уже получила клеймо несколько лет назад, Мидис, Туре и Уле еще предстояло через это пройти.

Я продолжал наблюдать за танцовщицей.

Пожалуй, мы уже завтра могли бы их клеймить и надеть на них ошейники.

Вдруг дверь таверны с шумом распахнулась и внутрь зала вломились человек двадцать-тридцать матросов, из которых больше всех буйствовал бородатый, широкоплечий, с изуродованным ухом и злобным взглядом прищуренных, глубоко сидящих глаз парень.

– Паги! Паги! – загалдели они, переворачивая попадающиеся им на пути столы, сбрасывая на пол все, что на них находилось, отшвыривая сидевших за ними посетителей и затем составляя эти же столы вместе и устраиваясь за ними.

Обслуживающие рабыни тут же побежали к ним с кувшинами.

– Это Сурбус, – донеслись до меня брошенные кем-то вполголоса слова.

Бородатый парень со злобным взглядом прищуренных глаз, ведущий себя как лидер среди пришедших с ним, схватил за руку подошедшую обслуживающую рабыню и толкнул ее в одну из ниш у себя за спиной. Мне показалось, что это та же девчонка, что обслуживала мой столик, хотя я не был в этом уверен.

К матросам подбежала вторая девушка с кувшином паги на плече. Парень вырвал у нее из рук кувшин и едва ли не половину его тут же влил себе в глотку, а девушку толкнул вслед первой, к нишам в стене зала. Рабыня, исполнявшая танец плетей, перестала танцевать и, испуганно прижав ладони к лицу, опустилась на пол. Кто-то из пришедших вместе с Сурбусом, насколько позволяла ему длина рук, обхватил нескольких обслуживающих рабынь вместе с принесенными ими кувшинами и потянул свою добычу к нишам. Большинство его приятелей, однако, остались за столами, барабаня по ним кулаками и громогласно требуя себе выпивки.

Я уже слышал о Сурбусе. Он был хорошо известен среди занимающихся пиратством капитанов Порт-Кара, этого бедствия блистательной Тассы,

Я отхлебнул обжигающей горло паги.

Да, этот парень был пиратом, работорговцем, грабителем и убийцей, человеком жестоким и бесчестным, негодяем без стыда и совести, достойным представителем своего города. Я не испытывал к нему ничего, кроме отвращения.

И тут мне пришло в голову, что я ничем от него не отличаюсь. Мне вспомнилось мое собственное ничтожество, трусость и подлость. Я тоже был человеком из Порт-Кара. Я узнал, что под личиной благородства в каждом человеке скрывается сердце слина и тарлариона, что под маской высоких идей и моральных устоев таятся когти и зубы хищника, готовые в любой момент ухватить добычу. Мне стали понятны алчность и себялюбие жителей Порт-Кара. Они, по крайней мере, не пытаются выдать себя за кого-то другого. Да в Порт-Каре, если разобраться, больше честности и благородства, чем во всех остальных городах, вместе взятых. Это единственный город, жители которого не таят сердца хищника под шкурой боска, не унижаются до ханжества и лицемерия. Они познали суровую и мрачную правду жизни, открывшую им, что в мире существует только золото и власть, тела женщин и сталь клинка. Они привыкли считаться только со своими собственными интересами, ведут себя с тем эгоизмом и жестокостью, какие диктуют им склонности их характера, не искореженного надуманными моральными нормами и ограничениями. Они берут то, что могут взять, поступают так, как им хочется.

Теперь это и мой город; я принадлежу ему душой и телом, я достоин его – человек, потерявший свое лицо, предпочтившии позорное рабство свободе умереть с честью.

Я снова отхлебнул паги.

За спиной у меня послышался испуганный крик, и из ниши, куда ее втолкнул Сурбус, вынырнула девушка, размазывая по лицу текущую из носа кровь, и, не разбирая дороги, бросилась в зал. Нетвердо держащийся на ногах Сурбус поспешил за ней.

– Помогите! Спасите меня! – обращалась девушка к каждому, кто встречался ей на пути, но посетители лишь отвечали ей довольными ухмылками, а некоторые даже пытались ее поймать.

Она подбежала к моему столу и упала передо мной на колени. Это была та самая, что подносила мне пагу.

– Пожалуйста, – пробормотала она сквозь сотрясающие ее рыдания, – защитите меня, – и она протянула ко мне свои скованные цепями руки.

– Нет, – покачал я головой. Сурбус уже был рядом с ней; он запустил руку в волосы девушки и рванул ее к себе.

Затем посмотрел на меня хмурым ожидающим взглядом.

Я спокойно отпил паги; все это меня не касалось.

В глазах девушки, обращенных ко мне, блеснули слезы. Новый рывок Сурбуса поставил ее на ноги, а следующий отшвырнул назад, к нише в стене.

Присутствующие рассмеялись. Я продолжал прихлебывать пагу.

– Ты правильно поступил, что не вмешался, – заметил мне сидящий вблизи небритый мужчина. – Это Сурбус.

– Один из лучших меченосцев Порт-Кара, – добавил его сосед.

– Вот как? – ответил я.

Порт-Кар – отвратительный, собравший в себе все пороки населяющих его людей город, бич блистательной Тассы или, как его еще называли, Тарн Моря, – представлял собой бессистемную массу строений, каждое из которых скорее напоминало крепость, отделенную от соседней одним из сотен пересекающих город во всех направлениях каналов. Стены домов также показались бы стороннему наблюдателю необычными: те из них, что выходили на дельту реки или Тамберский пролив, составляли наружную часть крепости, окон не имели, и их совершенно гладкую поверхность нарушали лишь проделанные в самой верхней части, под крышей, узкие бойницы. Каналы, выходившие к реке или проливу, за последние годы были оснащены тяжелыми металлическими воротами. Башни, столь часто встречающиеся в каждом северном городе, в Порт-Каре практически полностью отсутствуют. Другой его особенностью является то, что это единственный из известных мне на Горе городов, выстроенный не свободными гражданами, а рабами. И это несмотря на то, что возведение стен родного города, по горианским понятиям, традиционно рассматривалось как одна из привилегий людей свободных.

В политическом аспекте Порт-Кар представлял собой доведенную до полного хаоса систему отношений между несколькими конфликтующими убарами, каждый из которых имел своих сторонников и стремился всеми возможными способами упрочить и расширить сферы своего влияния. Номинально в подчинении убаров – а фактически в значительной степени независимо от них, – действовала олигархия крупных торговцев, или капитанов, как они себя называли, которые на заседаниях своего высшего органа правления – Совета капитанов – решали все важнейшие вопросы городской жизни и, в первую очередь, вопросы, связанные с флотом.

Самос, наиболее крупный работорговец, являвшийся, насколько мне известно, доверенным лицом Царствующих Жрецов, также входил в состав городского Совета. Прежде я намеревался наладить с ним контакт; теперь от этого, конечно, мне следовало отказаться.

Существовала в Порт-Каре – единственном из городов Гора – и каста воров, наводившая ужас на не способных постоять за себя жителей трущоб и окраин города. Члены касты распознавали друг друга по так называемой «воровской отметине», представлявшей собой крохотное, в форме трезубца, клеймо, выжигаемое ими на лице чуть ниже правого виска.

При подобном положении дел могло показаться, что раздираемый противоречиями и политическими междоусобицами город представляет собой легкую добычу для каждого, кто пожелает напасть на него извне, однако все обстояло совершенно иначе, и при малейшей угрозе жители города мгновенно забывали о личных распрях и защищали город с остервенением загнанного в угол урта. К тому же невозможно было обеспечить проведение по заболоченным участкам долины реки Воска воинских соединений, достаточно крупных для длительной осады города.

Сама дельта реки защищала Порт-Кар надежнее его стен.

Ближайшие к Порт-Кару участки суши, за исключением, конечно, крохотных островков, разбросанных по болотам, располагались примерно в сотне пасангов к северу. Теоретически эти территории могли бы быть использованы в качестве стратегического плацдарма для переброски, накопления и последующего одновременного наступления воинских подразделений, но практически подобная задача едва ли могла бы считаться выполнимой: эти отрезанные друг от друга участки твердой земли, находящиеся в нескольких сотнях пасангов от ближайшего, за исключением, конечно, самого Порт-Кара, населенного пункта, стали бы объектом немедленного нападения объединенного флота Порт-Кара либо его воздушной эскадры – специально обученных для внезапного разгрома врага тарнсменов. Одного из командующих такой эскадрильей Ха-Кила, уроженца города Ар, я встречал еще в Тарии, в доме Сафрара, торговца. Сейчас под командованием Ха-Кила уже наверняка насчитывалось не менее тысячи готовых выступить в любой момент воинов. А сколько таких эскадрилий имеется в распоряжении Порт-Кара? Нет, попытки захватить город обречены на провал. Нападающим даже не удастся подойти к стенам города-крепости; они будут уничтожены еще на болотах.

Я отхлебнул очередной глоток паги. Люди, ввалившиеся в таверну вместе с Сурбусом, продолжали бесчинствовать, но порядок мало-помалу восстановился, несмотря на два разбитых корабельных фонаря и груду перебитой посуды, осколки которой хрустели под ногами. Аккорды музыкантов в углу постепенно становились все более слаженными, а девушка на арене нашла в себе силы вернуться к прерванному танцу. Обслуживающие зал рабыни уже с меньшим страхом разносили кувшины с пагой. Доносящиеся откуда-то удары хлыста, сопровождающиеся женсними криками и смехом мужчин за столами, раздавались все реже.

Интересно, теперь, когда каналы города перегорожены еще и воротами, рабам все равно удается убежать из Порт-Кара? Это было бы невероятно!

Ближайшая земля, находящаяся в сотне пасангов к северу, голая и лишенная какой бы то ни было растительности, рассматривалась как один из аванпостов Порт-Кара и регулярно патрулировалась охотниками за рабами и специально обученными для этого слинами.

Злобный, жестокий шестиногий слин с громадными, ничего не упускающими глазами, относящийся к классу млекопитающих, однако внешне напоминающий скорее громадную, покрытую шкурой ящерицу, безусловно являлся надежным, не знающим усталости охотником. Он без труда мог обнаружить по запаху след, оставленный несколько дней назад, и, будучи отпущен с поводка, безошибочно отыскивал жертву и разрывал ее на куски.

Нет, шансов ускользнуть в северном направлении у раба нет никаких.

Для них остается только дельта реки с ее бесконечными болотами, вызывающей беспредельную жажду духотой и подстерегающими на каждом шагу тарларионами.

Да, нюх у охотничьего слина что надо; а если его специально натаскать на поимку беглых рабов – спасения от него не будет.

Вообще все органы чувств развиты у этого зверя просто удивительно.

Тачаки на юге, кстати, тоже используют слина для поимки рабов, ну и, конечно, для охраны своих стад.

Я почувствовал, что постепенно начинаю пьянеть; мысли становились отрывочными, не связанными между собой.

Море; ах да, я думал о море.

Может ли Порт-Кар подвергнуться нападению с моря?

Мысль ускользала; музыка, аккорды которой все громче барабанили у меня в голове, пульсировали в крови, не давала сосредоточиться.

Мимо стола промелькнула обслуживающая рабыня.

– Еще паги! – крикнул я, и бокал мой был тут же наполнен.

Только Кос и Тирос располагали флотом, способным сравниться по мощи с флотилией Порт-Кара.

Конечно, в море имелись и другие населенные острова, многочисленные, но мелкие, вытянувшиеся к северо-востоку от Коса в длинную, напоминающую ятаган цепь, начинающуюся в четырех сотнях пасангов от Порт-Кара. Острова, однако, были разделены между собой и держались крайне обособленно, что не позволяло их правительствам выработать не только единую политику, но даже принять общее сколько-нибудь важное решение. Да и суда, которыми они располагали, годились лишь для плавания в мелких прибрежных водах.

Девушка на арене между столами исполняла уже танец пояса, некогда виденный мной в Аре, в доме Кернуса, работорговца.

Только Кос и Тирос располагали флотом, достаточно мощным, чтобы сравниться с Порт-Каром, но обе стороны, включая Порт-Кар, традиционно воздерживались от крупномасштабных морских баталий, считая, что опасность развязывания их слишком велика, а результат непредсказуем. Обе стороны, включая Порт-Кар, устраивало постоянное, приносящее определенную выгоду и преимущества состояние легкой, не разжигаемой всерьез войны, боевые действия в которой, как правило, не мешали осуществлению определенных торговых сделок, нередко сопровождающихся контрабандными операциями. Налеты одной стороны на другую числом в несколько десятков кораблей велись регулярно, но более крупных акций с вовлечением в боевые действия, скажем, сотен судов ни объединенный Совет правительств обоих островов, ни Порт-Кар себе не позволяли уже более столетия.

Нет, решил я, с моря Порт-Кар также неуязвим.

И тут я рассмеялся, поскольку мне вдруг пришло в голову, каким образом Порт-Кар может быть захвачен. Однако теперь это был мой город, мой – и мне предстояло его защищать, а не разрушать.

– Еще паги! – крикнул я.

Тарнсмены, да-да, обычные наездники на тарнах могут с воздуха забросать, забить его потоком горящих стрел. Но для этого нападающих должны быть тысячи, десятки тысяч, а такой численностью летающей кавалерии не располагает даже Ар, даже сам славный город Ар. А без этого каким еще образом может быть захвачен Порт-Кар со своими нагроможденными как попало, прилепившимися друг к другу строениями, нет, настоящими крепостями, каждая из которых способна обороняться самостоятельно?

Нет, Порт-Кар простоит еще не одну сотню лет.

Но даже если он и будет каким-либо образом разрушен, жителям его, оставшимся в живых, достаточно лишь вернуться на кораблях на то же самое место и, согнав сюда рабов, возвести их руками новый город, дав ему название Порт-Кар.

На Горе, подумалось мне, да и на всех остальных планетах, всегда будут существовать такие вот города, как Порт-Кар.

А девчонка эта, танцовщица, весьма недурна. И очень соблазнительна. И вообще, женщины Порт-Кара самые красивые на всем Горе.

Да, тарнсмены смогут разрушить; они зальют Порт-Кар потоками огня.

Справа от меня шумная ссора двух матросов из команды Сурбуса перешла в потасовку. Сидящие за столами их товарищи, наблюдавшие за ними, громко требовали, чтобы дерущимся принесли хлыстовые ножи.

Мне вспомнился мой собственный тарн, это хоть на кого способное нагнать ужас чудовище, мой Убар Небес, и сердце мое наполнилось теплом.

Я протянул руку, и кружка снова была наполнена.

Нахлынули горькие воспоминания об Элизабет Кардуэл» Велле, как ее называли на Горе, так помогшей мне в Аре в осуществлении миссии, возложенной на нас Царствующими Жрецами. По возвращении в Сардар я много времени провел в размышлениях о том, как обеспечить ей безопасность. Несмотря на всю мою любовь к ней – чувство, испытывать которое я теперь недостоин, – я не мог пойти на поводу своих желаний и оставить ее на этой полной опасностей планете. Она уже безусловно известна Другим, этим существам, испокон веков находящимся в жестокой конфронтации с миром Царствующих Жрецов и даже с самой Землей. Жизнь ее здесь никогда не будет спокойной, а одно лишь знакомство со мной – на что я так безрассудно в свое время согласился – превратит ее пребывание здесь в смертельно опасную авантюру. Когда мне наконец удалось снова живой и невредимой доставить ее в Сардар, я поделился с ней этими своими соображениями и сказал, что вместе с Миском, одним из Царствующих Жрецов, устрою ей возвращение на Землю.

– Нет! – в отчаянии воскликнула она.

– Я уже принял решение, – сообщил я. – Ради твоей безопасности, ради сохранения самой твоей жизни ты снова будешь возвращена на Землю, где тебе не придется больше подвергать себя опасностям этого мира.

– Но это и мой мир! – закричала она. – Мой так же, как и ваш! Я люблю его, и вы не имеете права высылать меня отсюда!

– Ты будешь возвращена на Землю, – повторил я.

– Но я люблю тебя, – пробормотала она.

– Извини, мне нелегко все это делать, но я должен, – я чувствовал, как на глаза мне наворачиваются слезы. – Ты должна забыть меня, забыть этот мир.

– Ты просто не хочешь оставлять меня рядом с собой! – снова закричала она.

– Ты ведь знаешь, что это неправда, – ответил я. – Я люблю тебя.

– У тебя нет никакого права высылать меня из этого мира, – повторяла она. – Он мой так же, как и ваш!

Ей, конечно, трудно было расставаться с этим прекрасным, полным жизни, приключений и одновременно чрезвычайно опасным миром и возвращаться на Землю, в каменные коробки, в толчею серой безликой толпы, в однообразную скуку ее повседневных торгашеских, всепродажных забот. Однако там для нее действительно было бы безопаснее. Она могла бы затеряться среди людской суеты, возможно, выйти замуж, устроить наконец свою личную жизнь и поселиться где-нибудь в большом доме со всеми удобствами и техническими новшествами.

– Ты не можешь отобрать у меня этот мир! – повторяла она.

– Я уже принял решение.

– Ты не имеешь права принимать за меня подобные решения.

– Наверное, ты права. Но это уже сделано.

Ее обращенный ко мне взгляд был полон отчаяния.

– Это уже решено, – кивнул я. – Завтра ты вернешься на Землю. Твоя работа здесь закончена,

Я попытался было поцеловать ее, но она отвернулась и, старательно сдерживая слезы, вышла из комнаты.

Мои мысли снова вернулись к боевому тарну, к моему Убару Небес.

Когда-то он убил тех, кто попытался взобраться к нему в седло.

А вот той ночью позволил Элизабет Кардуэл – женщине! – оседлать его и улететь на нем из Сардара.

Через четыре дня он вернулся. Один.

Вне себя от гнева я оттолкнул от себя птицу и навсегда распрощался с ней.

Потерял существо, которое столько лет стремился уберечь и защитить.

Как много лет назад потерял Талену, некогда бывшую моей свободной спутницей.

Двух женщин любил и обеих потерял.

Уткнувшись головой в стол, я плакал, плакал и чувствовал, что веду себя как последний дурак.

Я выпил еще паги, и мне стало легче.

Порт-Кар, кажется, единственный хозяин на Тассе. Власть его беспредельна.

Матросы его оставят за спиной любого, кто пожелает помериться с ними силой.

Они, пожалуй, лучшие мореходы во всем Горе.

Я даже почувствовал некоторое раздражение против этих матросов из Порт-Кара, столь недосягаемых в своем мастерстве кораблевождения.

И тут же рассмеялся, ощутив внезапный прилив гордости: да разве я сам не из Порт-Кара? Разве это не мой город?

Разве мы, жители его, не можем позволить вести себя как захотим? Взять, что пожелаем? Как уже взяли этих девчонок-ренсоводок, просто связав их и объявив своими рабынями!

Я рассмеялся, вспомнив, как еще минуту назад размышлял о способах уничтожения Порт-Кара. Моего города! Моего! Я заливался хохотом.

Двое подвыпивших матросов уже перенесли выяснение отношений между собой на арену в центре зала. Они застыли с хлыстовыми ножами в руках и пожирали друг друга ненавидящими взглядами. Девушка, танцевавшая на этой арене, стояла теперь в стороне, рядом с музыкантами. А у арены собрались зрители, делающие на дерущихся денежные ставки.

Хлыстовой нож требует в обращении высокого мастерства и большой сноровки; это, насколько мне известно, единственное оружие, придуманное в Порт-Каре.

При свете корабельных фонарей я заметил на щеке стоящего ко мне лицом матроса клочья содранной, свисающей у подбородка кожи. Подошедшая ближе танцовщица, со стиснутыми кулаками и диким блеском в глазах, криками подбадривала одного из противников.

Но оба матроса, едва держащиеся на ногах, были слишком пьяны, чтобы показать настоящее искусство, и их неловкие, с трудом контролируемые действия лишь вызывали презрительные замечания сидевших за столами, считавших для себя оскорбительным наблюдать за столь грубым обращением с оружием.

Наконец один из матросов был ударом ножа отброшен на пол и опустился на четвереньки, пошатываясь и откашливаясь кровью.

– Добей его! – в восторге закричала танцовщица. – Добей!

Однако его противник, пьяный до бесчувствия, не внемля ее призывам, под громкий смех присутствующих тут же сам растянулся на полу.