Текст книги "Смертельные послания"

Автор книги: Джон Мэтьюз

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 25 страниц)

– Даже не думайте! Позвольте мне.

Когда английский криминалист извлек на белый свет всего лишь бумажник, его лицо помрачнело. Очевидно, он рассчитывал найти нечто иное – может быть, длинный нож.

– Я… я работаю у Пинкертона, – выдавил из себя мужчина. – Мне было поручено следить за всеми, кто посещает девушек в доме Камиллы Грин.

Пока Джеймсон изучал удостоверение сотрудника агентства Пинкертона, Ардженти предъявил тому собственный служебный документ.

– Разве мэр Уоткинс не информировал вашего шефа о том, что я и мистер Джеймсон собираемся навестить этих девушек? – спросил он у все еще лежащего на земле детектива.

– Мне никто ничего не говорил, – отозвался тот.

«Как всегда», – подумал Джозеф.

5

В свете отбрасывающих длинные тени факелов люди вошли в обветшалое здание склада и расселись на скамейках.

Втиснутое между Бэттери-парк и доками Ист-Ривер, оно, как и многие другие дома в этом районе, подлежало реконструкции в рамках проекта по переводу главного иммиграционного центра из Касл Гарденс на Эллис Айленд. Контракт на осуществление этого проекта заключила одна из строительных компаний Майкла Тирни.

Однако в настоящее время склад служил идеальной площадкой для других мероприятий, проводимых Тирни, – петушиные и собачьи бои, а также кулачные поединки без перчаток. Его любимой породой была помесь канарского дога с питбулем или бульмастифом. Он сам разводил и тренировал собак для боев. Любимым же человеческим бойцом у него был Том Броган – по совместительству предводитель его уличной армии бандитов.

Броган пользовался репутацией чрезвычайно опасного человека, почти фольклорного персонажа. Никто не мог сказать с уверенностью, кем он был в первую очередь – непобедимым кулачным бойцом или правой рукой Тирни. Всем было известно, что некогда он работал пожарным и предпочитал расправляться со своими жертвами с помощью пожарного топора. Майкл всегда старался довести это до сведения тех, кто осмеливался встать у него на пути.

Теперь же он с восхищением наблюдал за тем, как Том семенит мелкими шажками внутри очерченного мелом круга, служившего рингом, поигрывая внушительными мышцами, поблескивавшими в свете факелов. Зрители разразились радостными криками, и Броган поднял над головой кулак, отвечая на приветствие.

Скамейки для зрителей располагались четырьмя ярусами с двух сторон. С одной сидели приближенные Тирни и несколько муниципальных чиновников, чьего расположения ему требовалось добиться, с другой – разношерстная публика и сторонники противника Брогана. Свою меньшую численность они компенсировали исступленными криками, когда на ринг вышел их боец.

«Дураки и их деньги», – подумал Тирни, наблюдая за тем, как его букмекер принимает ставки. По одну сторону от него стояла клетка с его любимой канарейкой, по другую сидел инспектор Маккласки. То, что полицейский пришел к Майклу, а не наоборот, по всей очевидности, служило наглядным показателем позиций, занимаемых ими во властных структурах Нью-Йорка.

Только в средине второго раунда инспектор заговорил о «неотложном деле», которое ему необходимо было обсудить.

– …Если Ардженти добьется успехов в этом расследовании, то сразу начнет продвигаться по службе, – сказал он Майклу, объяснив ему сложившуюся ситуацию.

– А почему это расследование имеет такое значение? – удивился Тирни.

Маккласки вкратце изложил ему историю Потрошителя.

– …У этого дела есть все шансы стать самым знаменитым в анналах криминалистики, – добавил он. – И, судя по всему, именно Потрошитель теперь совершил убийство в Нью-Йорке.

– Надо же! В Нью-Йорке произошло убийство… Кто бы мог подумать? – хмыкнул Майкл.

Инспектор поморщился. Для подобной иронии момент был явно неподходящий.

– За Ардженти стоит не кто иной, как Джордж Уоткинс, – сказал он. – И если он захочет занять мое место, у нас обоих будут проблемы. Насколько я понимаю, у вас самого уже было с Ардженти небольшое столкновение.

– Да. Но не будем сейчас об этом.

Тирни нужно было время, чтобы подумать, и он, взглянув на своего гостя, кивком головы предложил ему продолжить наблюдать за ходом схватки.

Соперник Брогана – докер с бычьей шеей лет двадцати пяти – ничуть не уступал ему в комплекции и силе. Однако, несмотря на семилетнюю разницу в возрасте, Том выглядел более быстрым и более жилистым, не говоря уже о большом преимуществе в технике. Тирни велел ему не спешить, чтобы бой шел своим чередом и зрители имели возможность получить удовольствие за заплаченные ими деньги. Это походило на размеренное, механическое уничтожение: дюжина ударов по лицу и туловищу в каждом раунде, которых было вполне достаточно для того, чтобы его противник истекал кровью, но при этом оставался на ногах. Взамен Броган получил лишь пару ударов в голову по касательной.

– Продолжай, Томми! Покажи ему, из чего ты сделан! – крикнул Майкл, когда его боец нанес сопернику серию ударов, еще более мощных, чем раньше.

Затем, после сигнала гонга, он обратился к Маккласки уже более спокойным тоном:

– Так что же, по-вашему, я должен предпринять в отношении Ардженти конкретно? Назначить цену за его голову? Поручить Тому изрубить его на куски и скормить свиньям на моей ферме?

– Вообще-то, я думал о чем-нибудь более изощренном и утонченном.

– О, изощренное – это я могу, но никто не может обвинить меня в утонченности… – Тирни улыбнулся. – Я подумаю об этом.

В течение следующих двух раундов они не проронили ни слова. Когда Броган взялся за соперника всерьез, шум среди зрителей усилился, и канарейка Тирни защебетала громче. Ее изображение, вытатуированное на шее хозяина, исказилось из-за того, что от крика у него вздулись вены. Первое время после приезда в Америку он работал на шахте в Питтсбурге, и однажды птица спасла ему и еще семерым шахтерам жизнь, предупредив их своим щебетом о грядущем взрыве метана. С тех пор он носил с собой – и на себе – канарейку в качестве талисмана.

Броган знал, что может отправить соперника в нокаут в любой момент, но хотел продлить бой и поэтому нанес ему пару апперкотов, чтобы тот стоял на ногах. Затем, сцепившись с ним, ударил его по почкам и, наконец, завершил бой ударом в челюсть, после которого у противника вылетели два зуба, а изо рта хлынула кровь. Докер рухнул на пол, словно срубленное дерево, и зрители с оглушительным ревом дружно поднялись на ноги.

– Неплохое устроил представление, а? – сказал Майкл, обращаясь к Маккласки. – Не представляю, кто смог бы его поколотить.

– Да, зрелище впечатляющее.

Маккласки не был уверен, что Тирни осознает до конца всю серьезность ситуации. Но на этот случай он захватил с собой газетную вырезку, чтобы его слова звучали более убедительно.

– Вот, взгляните, если хотите удостовериться, насколько близки отношения между Ардженти и мэром Уоткинсом, – сказал инспектор.

Тирни пробежал глазами статью, озаглавленную «Французская инициатива в деле Потрошителя». На приведенной ниже фотографии были изображены трое мужчин, с суровым видом смотревших в объектив камеры.

– Кто это слева? – поинтересовался Майкл.

– Финли Джеймсон. Его прислали из Лондона в качестве консультанта по делу Потрошителя.

– Понятно, – Тирни вздохнул. – Я поручу Тому заняться им. Скажу ему, чтобы он начал отсчет дней нашего мистера Ардженти.

В следующем за ними ряду сидел Джед Маккейб вместе с несколькими другими уличными сборщиками дани. Он не особо прислушивался к беседе Тирни с Маккласки – до тех пор пока речь не зашла о газетной вырезке. Джеду не хотелось ничего говорить в присутствии инспектора, так что он дождался, пока его босс расстанется с гостем, и только после этого подошел к Майклу во дворе склада:

– Извините за беспокойство, мистер Тирни. Я случайно увидел газетную вырезку, которую вы читали.

– И что? – спросил Майкл с ноткой нетерпения в голосе.

– Я… видел этих двух мужчин. Они навещали одну из девушек на моем участке.

– Ясно. А кого именно?

– Ее зовут Элли. Элли Каллен.

Элли взглянула с озабоченным выражением на часы, висевшие на дальней стене комнаты. Куда могла запропаститься Анна? Она ведь знала, что у подруги важное свидание в Тендерлойне, а после срока, когда она обещала вернуться, прошло уже почти два часа. Уйти мисс Каллен не могла, поскольку осталась одна с маленьким Шоном.

Часы были одним из немногих предметов роскоши, присутствовавших в доме. Они имели жизненно важное значение, поскольку значительная часть повседневной деятельности девушек была неразрывно связана со временем: время отправляться на работу, время кормить детей, время идти за покупками и в прачечную… Времени не хватало и днем, а с приближением ночи, когда наступала трудовая страда, оно приобретало особую ценность. Стоило одной девушке не вернуться домой вовремя, и вся хронометрическая гармония их маленькой коммуны тут же рушилась.

Элли выглянула из окна на улицу. С наступлением сумерек туман сгустился. Когда двенадцать лет назад ее семья перебралась сюда из Корка, она еще не видела подобных ночей. Чем больше в городе сжигалось дров и угля, тем чаще на него опускался туман. Она всматривалась в эти густые клубы, которым пламя жаровни, стоявшей в конце улицы, придавало почти фантастический, зловещий оттенок, и ее сознание вдруг пронзила страшная мысль.

«О Господи, только не это!»

«Такая ночь как нельзя лучше подходит для Потрошителя, – сказал этот франт. – Он может легко спрятаться в тумане и в тени сумерек». Франт и детектив сказали, что Потрошитель вряд ли станет выслеживать одну из них, но вдруг они ошибаются?

После убийства Камиллы Анна две недели отказывалась выйти из дома. И вышла не столько в силу необходимости платить дань Тирни, сколько из-за того, что в доме кончились продукты и всем приходилось питаться объедками. Поскольку в первую очередь нужно было кормить детей, однажды она не ела два дня.

И все же Элли Каллен испытывала чувство вины за то, что вынудила Анну выйти на работу. Она громче всех убеждала ее в том, что никакая опасность ей не угрожает и все будет в порядке.

Девушка опять посмотрела на часы и затем бросила взгляд на улицу. Холодный ночной воздух просачивался сквозь окно в комнату. Она чувствовала, как в ее душе растет страх.

Выйдя в тот вечер из здания полицейского управления, Ардженти направился в клуб «Лотос», куда часто захаживал его напарник, чтобы выпить бренди и выкурить сигару. Джеймсон получил телеграмму из Лондона от Колби – и к тому же вел собственные записи. Встретившись с Джозефом, он объяснил, почему решил преследовать сотрудника агентства Пинкертона.

– Этот человек выглядел совершенно невзрачным, неприметным. Сколько в любом крупном городе людей среднего роста, с каштановыми волосами, постриженными усами и в шляпах «дерби»?

Ардженти понимающе кивнул.

– Вы полагаете, что Потрошитель выглядит именно так?

– Что-нибудь в этом роде. Колби всегда утверждал – и я с ним полностью в этом согласен, – что Потрошителю именно поэтому так долго удается скрываться от правосудия. Он просто сливается с уличной толпой. Растворяется в ней.

Джеймсон затянулся сигарой, медленно выпустил струю дыма и продолжил:

– Не забывайте, мы имеем дело с человеком, который ухитрился убить четверых из своих жертв на расстоянии не более двадцати ярдов от большого скопления людей. Улицы Уайтчепела в любое время дня и ночи кишат торговцами, бродягами и проститутками – и все же он остался незамеченным. И теперь то же самое происходит здесь, в отеле «Риверуэй»: девушка убита в нескольких ярдах от переполненного людьми бара, куда постоянно заходили и откуда выходили посетители.

Джозеф отпил глоток бренди и почувствовал, как по телу разливается тепло.

– Кстати, что пьем? – поинтересовался он.

– Тридцативосьмилетний «Наполеон». В «Лотосе» подают только лучшее, – ответил англичанин. – А что?

– Хорош. В самом деле чрезвычайно хорош.

Детектив улыбнулся. Этот восхитительный напиток не имел ничего общего с привычной ему граппой. Его взгляд скользнул по книжной полке, висевшей на стене.

– Ну да, Марк Твен. Он является одним из учредителей «Лотоса», который до сих пор остается его любимым клубом, – Джеймсон тоже отхлебнул из бокала. – К сожалению, тот был открыт три года спустя после последнего визита в Нью-Йорк Диккенса. Тогда ужин в его честь был устроен в «Дельмонико».

Ардженти кивнул. Помимо изысканной кухни и превосходных напитков, он узнал о своем городе кое-что еще, о чем прежде и не догадывался.

– А что касается подруг Камиллы Грин – я так понимаю, они не подвергались нападению? – перешел Финли к делам.

– Нет, ни одна из них. Есть в этом нечто странное, противоестественное: снимать проституток и ничего с ними не делать в сексуальном плане.

Джеймсон пожал плечами.

– Но, вероятно, здесь играют важную роль время и обстоятельства. Будь у него достаточно времени и соответствующие условия, возможно, он вступал бы с ними в сексуальные отношения, прежде чем убить, будучи уверенным в том, что риск быть пойманным в результате не возрастает.

– Значит, вы считаете, что причиной отсутствия сексуального контакта с убитыми девушками являлась ограниченность во времени?

– Нет, я вовсе не говорю этого. Я сказал лишь, что ограниченность во времени была одним из факторов.

Наклонившись вперед, англичанин подумал, стоит ли развивать эту тему. В конце концов, эта гипотеза пока не нашла широкого распространения.

– Колби полагает, что наш преступник может быть девственником, – все же сообщил он напарнику. – Возможно, удары ножом являются для него своеобразным способом сексуального удовлетворения. Но далеко не все согласны с этим предположением.

– Понятно.

Ардженти вспомнилось одно из его первых дел. Восемнадцатилетний парень был арестован за убийство проститутки в возрасте. По его словам, они много выпили, и потом он почувствовал отвращение к себе за то, что лег в постель с такой старухой. К тому же в силу большого количества выпитого парень оказался не на высоте в плане потенции, и когда женщина стала насмехаться над ним за это, он схватил ее туфлю на шпильке и бил до тех пор, пока не убил.

Поначалу Джозеф даже проникся к нему сочувствием, живо представляя, как сочетание опьянения, отвращения к себе и женских издевок могло подтолкнуть молодого человека к тому, что он совершил. Но потом вскрытие показало, что женщина была изнасилована спустя час или около того после своей смерти. Выяснилось, что парень пошел в тот же самый бар, где продолжил пить, а затем вернулся, чтобы совокупиться с мертвым телом. С тех пор Ардженти уже мало чему удивлялся.

– Я определенно не стал бы отбрасывать эту гипотезу, – сказал он.

Джеймсон с задумчивым видом взбалтывал бренди в своем бокале.

– Наряду со временем существует еще один фактор, – наконец произнес он. – Создается впечатление, будто у этого человека в голове метроном, соизмеряющий его действия с действиями окружающих. И если сложившиеся обстоятельства неидеальны, он ничего не предпринимает. – Финли отпил глоток бренди и поморщился. – На каждую убитую им девушку приходится одна или две, чьи жизни он пощадил. Только они не догадываются об этом.

6

Если бы билетный контролер продолжил свой путь вперед, он, возможно, не остановил бы выбор на этой девушке. Но, достигнув середины вагона, почему-то застыл на месте – может быть, понял, что не успеет проверить билеты у всех пассажиров до следующей остановки. Как бы то ни было, он решил повернуть назад.

Мгновением позже этот человек, пройдя немного в обратную сторону, проскользнул в купе девушки. Ей было не больше семнадцати лет. Она улыбнулась ему прелестной, но вместе с тем сдержанной улыбкой. Наверное, мать наказала ей не проявлять чрезмерного дружелюбия по отношению к незнакомцам.

Мужчина кивнул ей, улыбнувшись в ответ, и развернул номер газеты «Нью-Йорк таймс». Через несколько секунд он заметил, что она отвернулась и устремила взор на перелески и поля Нью-Джерси, проносившиеся мимо окон поезда.

– Сегодня замечательная погода, – произнес он.

– Да, в самом деле.

– На удивление хорошая для этого времени года.

– Да… пожалуй.

Он чувствовал, что пассажирка говорит с ним с некоторой опаской, и когда она вновь отвернулась к окну, его глаза скользнули по ее ногам. Темные чулки под короткой юбкой, отделанной красными кружевами. Когда его взгляд медленно поднялся выше, он увидел губы, выкрашенные помадой такого же цвета, и на него словно хлынул алый поток.

Он знал, что произойдет, знал, что когда задаст следующий вопрос, она закричит, и поэтому быстро преодолел дистанцию между ними.

Девушка откинулась назад, прижавшись спиной к двери поезда и тяжело дыша. Он зажал ей ладонью рот.

– Ты ведь не девственница, так? – Он испытующе посмотрел в ее расширенные от ужаса глаза. – Говори правду. Если солжешь, я это пойму.

Лишенная возможности говорить с зажатым ртом, она замычала и затрясла головой.

– Какой стыд не быть девственницей в столь юном возрасте!

Глаза девушки вращались из стороны в сторону, и он понял, что она хочет что-то сказать. Его ладонь скользнула едва на дюйм вниз, готовая вновь зажать ей рот, если она попытается кричать.

– Если… если вам нужны деньги… – с трудом произнесла она, всхлипывая, и, порывшись в кармане куртки, достала бумажник.

Он бросил на него презрительный взгляд:

– Нет, это не то, что мне нужно.

Бумажник упал на пол, выбитый ударом его руки. Казалось, будто алый поток растекся по ее шее и коснулся воротника платья.

Его глубоко оскорбило ее предположение, что он может быть обычным вором. Он снова заглянул ей в глаза, чтобы вернуть себе хорошее расположение духа. Тот первый момент, когда они подумали, что он может войти к ним. Он переместил ладонь с ее рта на горло, чтобы заглушить крик, если она все-таки решит позвать на помощь, и сделал вид, будто копается у себя в брюках, для полноты впечатления.

В ее глазах появилось новое выражение – смесь страха и горячечной страсти, – которое, как ему было хорошо известно, появляется только в подобные моменты. Продолжая теребить брюки, он незаметным движением извлек из внутреннего кармана пальто нож и быстро вонзил его лезвие в тело девушки. Она судорожно вздохнула, и он увидел, что выражение ее глаз снова изменилось. Теперь они излучали безудержное удивление, как будто все остальное в этом мире для нее больше ничего не значило. Ему стало понятно, почему французы называют это состояние Le petit mort – «маленькая смерть».

Он ощутил первые признаки поднимающейся внутри него волны оргазма – но она неожиданно спала. Девушка обмякла и начала валиться назад, и ему пришлось схватиться за косяк двери поезда, чтобы не упасть вместе с ней. Дверь распахнулась и стала раскачиваться на ветру. Свист пара и скрежет колес едва не оглушили его.

Тело девушки ударилось о склон насыпи и покатилось вниз. Он проводил его взглядом и захлопнул дверь. Достаточно ли было удара ножом и падения, чтобы она погибла? Если нет, то она сможет опознать его.

Сердце бешено колотилось в его груди. Видел ли кто-нибудь, как пассажирка выпала из вагона? Он со страхом ждал, что вот-вот будет сорван стоп-кран и сработают тормоза поезда, – но ничего не происходило.

На полу, где лежал бумажник девушки, отчетливо виднелись три пятна крови. Он вытер кровь своим носовым платком, затем подождал, когда поезд проедет несколько миль по лесистой местности с густым подлеском, открыл окно и выбросил платок вместе с бумажником.

Однако тревога не покидала его. Он опасался, что проходившие по вагону пассажиры видели его и впоследствии смогут опознать. Он прошел по вагону, старательно отворачиваясь от сидевших в купе людей и делая вид, будто рассматривает проплывавшие за окнами пейзажи. Юркнув в туалет в конце вагона, он оставался там до следующей остановки в Мэйплвуде.

Прежде чем сойти с поезда, он окинул взглядом платформу, проверяя, нет ли там полицейских. Все спокойно. Лишь три человека вышли вместе с ним, и еще двое сели в поезд. Он миновал вереницу кебов, выстроившихся на привокзальной площади, решив пройти полмили до центра города пешком. Чем меньше людей увидят и запомнят его, тем лучше.

* * *

Ардженти и Джеймсон созвали небольшую пресс-конференцию в полицейском управлении на Малберри-стрит. Конференц-зал управления служил также демонстрационным залом для гостей – патологоанатомов и криминалистов – и вмещал тридцать человек. Сегодня здесь собралось только одиннадцать: шесть репортеров и несколько муниципальных и полицейских чиновников, включая Джорджа Уоткинса. Инспектор Маккласки демонстративно отсутствовал.

Без лишних слов они вкратце изложили суть дела: девушка из поезда якобы навещала свою тетку в Нью-Джерси. Она была совсем юной и не занималась проституцией. Ее бумажник пропал, и на теле была обнаружена только одна колотая рана, что указывает на ограбление. Судя по всему, либо она сама спрыгнула с поезда, либо ее столкнули. Вывод: это не было делом рук Потрошителя.

Последовал целый поток вопросов, и когда они начали повторяться, Ардженти поднял руку:

– Думаю, на сегодняшний день это вся информация по данному делу, джентльмены. Предлагаю приберечь дальнейшие вопросы до публикации официального отчета – а он появится уже завтра.

После пресс-конференции напарники уединились в кафе за углом, где к ним вскоре присоединился Лоуренс.

– Итак, мы изложили официальную версию, – сказал Джеймсон. – Давайте подумаем, что мы могли упустить из вида. Возьмем тетку, которую она как будто бы навещала в Бернардсвиле. Далеко это?

– Сорок или пятьдесят миль, – ответил Ардженти, пожав плечами.

– Сорок пять, если быть точным, – вставил Биделл.

– И Нью-Джерси представляет собой преимущественно сельскохозяйственный край?

Финли вопросительно смотрел на обоих собеседников, но первым ответил Лоуренс:

– Шестьдесят один процент лесов и полей, четыре процента городской и промышленной застройки, остальное – сельскохозяйственные угодья. Главным образом, пастбища для скота и несколько молочных ферм.

Джеймсон с улыбкой взглянул на Ардженти, словно извиняясь за избыток информации со стороны своего помощника.

– Видите, как хорошо Лоуренс ориентируется в окрестностях города. За несколько дней он досконально изучил Манхэттен, запомнив названия всех улиц, – похвастался он и перевел дыхание. – Ладно. Поскольку у жертвы пропал бумажник, маловероятно, что это сделал Потрошитель, – прежде он никогда не грабил. Рассмотрим другие возможные варианты. Может быть, бумажник упал на пол в ходе борьбы. В таком случае его мог подобрать кто-нибудь, кто проходил мимо этого места.

– Вполне возможно, – согласился Джозеф.

– Возможно также, что, получив ножевое ранение, девушка решила выпрыгнуть из поезда, пытаясь спастись.

На лице детектива отразилось сомнение.

– Этот поезд отличается довольно высокой скоростью.

Финли взглянул на Лоуренса:

– С какой скоростью мог ехать поезд в Нью-Джерси?

– Это «Болдуин» второго поколения… вероятно, от сорока до сорока пяти миль в час.

Английский криминалист присвистнул:

– Да, чтобы прыгать на такой скорости, нужно решиться – поскольку нет никакой уверенности в том, что при этом не получишь серьезных травм! Но если в противном случае грозит неминуемая смерть?..

Ардженти собрался было покачаться в кресле, как вдруг внезапная мысль заставила его застыть на месте.

– Но ведь она не была проституткой, – вспомнил он. – А вы говорили, что все предыдущие жертвы Потрошителя были проститутками.

– Да, если не считать его возможную первую жертву Сару Келли. Одно время под большим подозрением находился муж Сары, Джеймс Келли. Но как Потрошитель мог определить, является девушка проституткой или нет? Видите ли, я осматривал ее вместе с коронером и обратил внимание на то, что она пользовалась губной помадой и румянами. Не рановато ли, в семнадцать-то лет? И видели бы вы ее тетку! В какое время она ждала приезда племянницы?

Ардженти сверился с записями в блокноте:

– Хм… в четыре часа.

Джеймсон поднял голову и бросил взгляд на официантку в строгой черно-белой униформе, которая направлялась к ним с подносом в руках. Она разлила кофе из серебряного кувшина, но предоставила им самим добавлять в чашки сливки и сахар. Финли погрузился в раздумья.

– Однако ее смерть наступила вскоре после одиннадцати, и она должна была прибыть в Бернардсвиль, где живет ее тетка, до полудня, – начал рассуждать он. – Таким образом, остаются четыре часа. Может быть, у нее была назначена встреча с другом? Или со взрослым мужчиной – женатым или нет – и поэтому она воспользовалась косметикой? Потрошитель легко мог принять ее за проститутку. Или, по крайней мере, за девушку сомнительной добродетельности. Мы не знаем наверняка, каким принципом он руководствуется при выборе жертвы – возможно, просто в проститутках наиболее наглядно проявляется отсутствие целомудрия.

– Совершенно верно, – согласился Ардженти, размешивая сахар в чашке. – Но тогда возникает другой вопрос. Вы говорили о потенциальных жертвах, которых Потрошитель, возможно, пощадил. Но сколько жертв не было приписано ему только потому, что его спугнули во время расправы, или потому, что он прибег к иному способу нападения?

– В самом деле. Целый ряд жертв приписывается Потрошителю «с той или иной степенью вероятности». – Джеймсон отхлебнул из чашки кофе. – К сожалению, дело обстоит таким образом, что мы можем никогда не узнать правды…

На улице опустились сумерки. После операции, проведенной днем в Вестминстерской больнице, сэр Томас Колби уже на протяжении четырех часов исследовал образцы органов Элис Маккензи и Мэри Джейн Келли. Каждый образец находился в маркированной стеклянной колбе с формальдегидом.

Он не смог обнаружить метку в виде римской цифры IX или VIII либо какой бы то ни было другой буквы ни на одном из них – только вертикальный прямой надрез на поджелудочной железе Элис Маккензи, но это мог быть просто след от проникновения в тело лезвия ножа. Тем не менее, хирург сделал соответствующую запись и передал все материалы своему ассистенту, Кристоферу Аткинсону, для продолжения исследования.

– Сколько жертв нужно еще проверить? – спросил тот.

– Еще три, до Энни Чэпмен, и заканчивайте на этом. Сообщите, если найдете другие подобные метки, которые, как я уже говорил, могут быть результатом ножевых ран.

– А если мы так ничего и не найдем?

– Тогда остается два варианта: либо это хитроумная уловка, либо метки были оставлены где-то в других местах. Если на поверхности кожи, то они уже утрачены вследствие разложения тканей. Если только их нельзя увидеть на фотографиях, сделанных на месте преступления сразу после обнаружения тела… А если они оставлены на костях, придется запрашивать разрешение на эксгумацию. – Колби скорчил гримасу. – Но давайте сначала посмотрим, что мы имеем, а потом уже будем делать выводы.

Это была кропотливая, утомительная работа. Аткинсон изучал каждый орган через лупу и затем, в случае необходимости, под микроскопом.

Он обнаружил еще один вертикальный надрез на почке Элизабет Страйд, а спустя час – знак в форме буквы «U» с какой-то странной линией внутри на сердце Кэтрин Эддоус. Хотя среди вен сердца было очень трудно что-либо разобрать и к тому же это опять могло быть следом проникновения лезвия ножа, внимание Кристофера привлекла аккуратная форма разреза. Возможно, буква «U» была изображена намеренно, а линия внутри нее образовалась вследствие удара ножом.

Через два часа, ничего больше найдя, он наконец отложил в сторону лупу и выключил освещавшие лабораторию газовые фонари.