Текст книги "Чингисхан"

Автор книги: Джон Мэн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 25 страниц)

13 К тайной могиле

Теперь мы вернемся к тем нескольким дням середины лета 1227 года, когда решалась судьба Евразии. Убийство одного императора, смерть самого Чингиса, уничтожение целой культуры, смерть еще многих тысяч людей – всего этого достаточно, чтобы привлечь внимание историков, если только детали были описаны правильно. Но это «если только» заставляет задумываться над деталью, которая придает этим событиям несколько иной характер. Речь идет о тайне, которой окружена смерть Чингиса. Именно необходимость сохранения тайны, которую предвидел Чингис и которую сумели соблюсти его сподвижники, сделала возможным осуществление преследовавшихся им целей. Если бы сведения выплыли наружу, все было бы потеряно – враги перевели бы дыхание, завоеванное было бы утрачено, только еще складывающаяся Монгольская империя была бы задушена в колыбели, весь ход евразийской истории пошел бы в другом на правлении.

Но как лежавший на смертном одре император или выполнявшие его волю наследники сумели сделать это? Никто этого, конечно, не знает, столь плотной завесой тайны окутали разыгравшуюся тогда драму. Но ученые и археологи собирают информацию по крупицам, и постепенно на фоне гор и холмов, декораций на сцене, где разыгрывалась она, приходят в движение призраки, и от них мы слышим слова, по которым можно составить представление о том, что могло происходить в горах Люпань и вокруг них почти 800 лет тому назад.

Вспомним обстановку второй недели августа 1227 года.

Чингис на пороге окончательного завоевания Си Ся и только что занял Западное Цзинь. Оно должно стать базой, с которой можно будет довести до конца захват Северного Ки тая, и тогда он будет владыкой гигантской империи, раскинувшейся от берегов Тихого океана почти до Багдада. Если ничего не помешает, дело всей жизни свершится. Император Си Ся вот-вот капитулирует. В этот критический момент Чингиса сваливает болезнь, возможно тиф, принесенный его войсками из похода на юг. Историки обычно сходятся на том, что это случилось километрах в 100 от гор Люпань, в той части нынешней провинции Ганьсу, которую называют Цин Шуэй, но по этому поводу возникают сомнения, потому что название местности совпадает с названием реки, впадающей в Желтую реку. Некоторые настаивают на том, что Чингис умер в Цин Шуэй, но это опровергают двое ученых, Суй Чэн и Юй Цзюнь из университета Нинся, знакомых с большим массивом самого разного рода материалов. Их изыскания, основывающиеся на исторических источниках и археологических находках, показывают, что народная память, отразившаяся в рассказах крестьян в Люпаньшане, имеет под собой реальную почву.

Где бы ни застигла Чингиса немощь, это что-то очень серьезное, и все окружающие знают это. Невозможно скрыть, что хан чем-то болен, но насколько серьезно, не должно породить слухи. Поэтому в первый день последней недели жизни Чингиса стремительно, в закрытой повозке, отправляют в укромную долину в горах Люпань, где можно гарантировать сохранение тайны и где под рукой войска, готовые выполнить его приказ и, при необходимости, вскочить на коней и двинуться на Си Ся и Цзинь. Здесь также есть возможность организовать его лечение целебными лесными растениями.

Ничего не помогает. К нему подкрадывается смерть.

Но несколько дней, как написано в одном китайском источнике, «Юань ши» («История династии Юань»), Чингис все еще остается стратегом и думает о будущем. Его указания ясны. В одной из версий этого события, принадлежащей арабскому историку Рашиду ад-Дину, писавшему двумя поколениями спустя, Чингис говорит: «Никто не должен знать о моей смерти. Не плачьте и не оплакивайте меня, чтобы врагам не стало известно об этом. Но когда правитель тангутов и население в назначенный день и час выйдут из города, уничтожьте всех до единого».

А потом, как передают китайские источники, Чингис излагает свою стратегию, согласно которой разгром Цзинь должен стать первым шагом к завоеванию всего Китая. И в этот момент у него мутнеет взгляд, смерть приближается. Его окружение понимает, какая катастрофа может произойти. Император Си Ся вышел из Иньчуаня, и может получиться, что перед ним не будет победителя, чтобы вручить ему капитуляцию. Если до него дойдет эта новость, он тут же повернет назад и начнет думать, как спастись самому и как сохранить государство. Самый лучший выход для него будет немедленно обратиться к Цзинь, объединить с ним силы против общего врага, ликвидировать достигнутое Чингисом и нанести смертельный удар по великой Чингисовой стратегии будущих захватов.

Есть только один курс возможных действий. Все должно идти как запланировано. Ни намека на случившееся не должно просочиться вовне. Важно, чтобы император Си Ся приехал, капитулировал и затем первым из своего предательского народа расстался с жизнью.

Но все это нужно осуществить с умом. Это народ религиозный. Какова бы ни была политическая роль Сяня, он окружен аурой великих религиозных традиций – традиций, которые уважаются Чингисом и его приближенными. В» Тай ной истории» Сяня называют его религиозным титулом, Илуху Бурхан, Святейший, выражая таким образом почтение к нему как мирскому и духовному вождю. Было бы не со всем хорошо расправиться с живым Буддой. С той же проблемой сталкивались средневековые короли в Европе, когда убивали архиепископов. Это дело необходимо обставить благими намерениями и убедительными оправданиями. Генрих Второй заламывал руки, стеная, что убийство Бекетта было ужасным недоразумением. Чингис тоже умел жонглировать словами. Для того чтобы превратить Сяня из близкого к Богу священнослужителя в земную политическую фигу ру, Чингис объявил, что Святейший отныне будет называться буддийским титулом Сидургу (Верный). На первый взгляд это звучало очень лестно, достойной признательностью за смирение. На самом же деле это был завуалированный смертный приговор. Верный вассал? Правитель, который последние шесть месяцев поднимал свой народ к сопротивлению? Такая верность заслуживает только одной награды – смерти.

Где должен был разыгрываться этот эндшпиль? Не около Иньчуаня, так как Чингис находился далеко на юге. Конечно же, не на секретной базе, запрятанной в горах Люпань. Но есть, есть подходящее место на открытой местности и неподалеку, его уже довольно давно выбрали, как мне кажется, для совершенно других целей.

Между Гуянем и Люпаньскими горами дорога вьется по не высоким террасированным склонам и минует довольно длинный ряд глинобитных домов, которые и составляют Кайчен, деревню, жители которой живут, производя пшеницу, ячмень, лен и овощи. На соседних склонах мимо похожих на огромные буханки черного хлеба стогов сена тарахтит двухколесный трактор. Здесь не всегда была такая тихая заводь, и уже скоро ее не будет. Вон там, за горой, строится гидроэлектростанция, которая будет снабжать энергией и питьевой водой всю область. Но не одна электростанция должна вернуть Кайчену былую славу и известность.

Дорожный указатель оповещает, что за поворотом «Древние развалины Кайчена». Смотрим и не видим ничего, кроме пшеничных полей на террасах и посадок помидоров и работающей с тяпкой женщины хуэй в белом платке. А дальше волнистой зеленой линией закрывают горизонт горы Люпань. Не слышно ничего, кроме пения жаворонков, пыхтения трактора и позвякивания тяпки о землю.

Мистер Янь объяснил мне, что я вижу перед собой. Слабо различимые формы под морем пшеницы когда-то были стенами, составлявшими квадрат периметра 3–4 километра. В XIII веке Хубилай, внук Чингиса, хан, своими победами осуществивший мечту Чингиса, построил здесь провинциальную штабквартиру, которая должна была соперничать с Гуянем, расположенным в двадцати километрах от этого места. Она была расширена и укреплена одним из тринадцати сыновей Хубилая, Мангалой, князем Анси (провинция Шанси), и сын Мангалы в 1297 году квартировался здесь с десятитысячным войском. Никакими сведениями о том, как выглядел в те времена этот город, мы не располагаем, потому что в 1306 году его стерло с лица земли землетрясение. Погибло пять тысяч человек, остальные разбежались, глинобитные здания рассыпались, и Кайчен стерло не только с лица земли, но и из человеческой памяти.

Сейчас китайские археологи готовятся предпринять самые крупные в провинции Нинся раскопки. Правительство выделило на проект 100 000 миллионов юаней (12,5 мил лиона долларов). Я поинтересовался, будут ли они просить международной помощи, и представил себе, как это место наводнится японскими, американскими и европейскими учеными. Но в Китае достаточно своих специалистов. «Это китайские предки», – бросил мистер Янь таким тоном, словно монголы тут были ни причем. Китайцы сами в грядущие десять лет разберутся с происхождением города, изучат сокровища, которые скрывает земля.

А такие сокровища там есть. Женщина хуэй перестала махать своей тяпкой и ответила на мой вопрос. Нет, сама она не находила ничего, «но два года назад один старик нашел вазу».

– Где?

– А вот здесь, на этом поле помидоров.

Ваза не была единственной находкой. Другие крестьяне также находили множество осколков глазированной черепицы желтого цвета – императорского цвета. У мистера Яня в его музее в Гуяне есть такие, и, несомненно, еще больше можно найти в крепости Хубилая.

Теперь вернемся к сути дела. Зачем Хубилаю нужно было строить свой штаб в Кайчене, когда Гуянь всего в каких-то 20 километрах, там есть стены, постоялые дворы? Возможно, потому, что Кайчен в первую очередь был святым местом и выбрал его весной 1227 года сам Чингис. Для этого у Чингиса были веские причины: Кайчен находился на достаточном расстоянии от неспокойных жителей Гуяня, до спрятанных в горах Люпань войскам день пути, и расположен он был на от крытой равнине, где может собраться огромная армия, здесь не будут мешать горожане, здания, узкие улочки. Здесь, позволю себе предположить, Чингис велел построить временный дворец, где монголы могли принять посольство Цзинь, которое направлялось к нему в поисках мира. А потом, по удачному совпадению, эта новая штабквартира с ее дворцами-юртами и военным гарнизоном пригодилась во второй раз, для встречи с императором Си Ся, когда тот приехал вручить окончательную капитуляцию и встретить свою судьбу.

Весь этот маскарад должен был бы быть тщательно разыгран. Источники соглашаются на том, что очень быстро, одна за другой, произошло пять вещей:

• император Си Ся прибыл;

• он явился на аудиенцию с Чингисом;

• ему пожаловали новый титул;

• Чингис приказал убить его;

• сам Чингис умер.

Однако, по источникам, не получается определить с достаточной четкостью, в каком именно порядке эти вещи происходили, так что последующее повествование представляет собой всего лишь самый вероятный из возможных сценариев.

Сянь, император Си Ся, приезжает к юрте-дворцу в Кайчене, и ему предложены необычные условия аудиенции – в юрту он не войдет и должен будет находиться «за дверями». И во время аудиенции, пишет «Тайная история», Чингису «стало плохо». Это очень странно, согласитесь, ведь вряд ли хан, создатель империи, которая к тому моменту уже прево ходит Римскую, пожелает обойтись с повергнутым врагом подобным образом, хотя бы потому, что это может вызвать у императора и его свиты подозрение. Можно сделать только один внятный вывод. Ни у Чингиса, ни у его окружения не было иного выхода, потому что Чингис просто был не в состоянии провести аудиенцию. Конечно, тангутскому императору все равно не жить, но важно было, чтобы он выказал покорность и преподнес дары, завершив таким образом ритуал официальной капитуляции, который означал передачу его царства Чингису. И еще важно, чтобы у тех, кто останется в живых, и у рядовых монголов запечатлелось в сознании, что Чингис по-прежнему держит в руках все бразды правления.

Ясно, что весь этот необычный спектакль – обреченный император со своей свитой и нагруженными повозками, окружающий антураж с военачальниками и членами семьи, огромный императорский дворец-юрта с задернутым дверным пологом – все это имеет смысл, только если мы допустим, что там, за пологом, Чингис настолько близок к смерти, что его нельзя видеть, – или он уже мертв. Такая возможность представляется мне наиболее вероятной. Чингис прожил только неделю после начала болезни. Императору Си Ся со свитой и нагруженным обозом потребовалось бы около двух недель, чтобы добраться до Кайчена, за 300 километров от своей столицы. Тем временем Чингис заболел, и его отвезли в Люпаньшань для лечения. Естественно, лечение могла прекратить только смерть. И только в полном уединении той долины удрученным приближенным удается устроить все так, чтобы ни одна душа не узнала о его смерти, а потом незаметно перевезти «заболевшего» господина для спектакля с «аудиенцией» в Кайчен.

Ничего не понимающий Сянь передает свои подарки, главным из которых были золотые статуэтки Будды, и потом дары посыпались как из рога изобилия, все по девять экземпляров – девять цифра благоприятная – девять золотых чаш, девять серебряных, девять мальчиков, девять девочек, девять меринов, девять верблюдов и многое-многое еще, все по девять штук, и все подобранные по качеству и цвету.

Затем Тули провел церемонию казни. Лишение жизни правителей, как и убийство вообще всех благородных, требовало соблюдения ритуала, которого от века придерживались монголы. Не должно было пролиться крови. Жертве можно было сломать шею. Ее можно было повесить или задушить (что и было сделано в данном случае, если верить «Тайной истории»). Каким бы способом это ни было сделано, это сделали в тайне, потому что не просочилось никаких подробностей казни, ни как или где умер император Си Ся, ни того, сколько человек убили вместе с ним.

Только много позже в более официальных китайских источниках упоминаются некоторые факты. Чингис, очевидно, умер, проболев неделю в год Свиньи (1227), на двенадцатый день седьмого лунного месяца, т. е. 25 августа. Но напрашивается некоторый скептицизм. Те китайские источники, которые представляются наиболее надежными, были написаны, в лучшем случае, не меньше чем через десять лет после завершения монгольского завоевания Цзинь, и не все другие источники соглашаются с этой датой. И конечно, поскольку никому не известна дата его рождения, его возраст называют по-разному: от 62 до 72, – но более широко принятая цифра 65 лет. Это дает 1162 год как дату его рождения. «Тайная история», наиболее осведомленный источник, к тому же источник, который просто должен был бы остановиться на таком важном событии, не сообщает совершенно ничего, ограничиваясь словами «он вознесся на Небо». Я вижу в этом доказательство того, что время и обстоятельства упокоения хана должны были остаться государственной тайной.

Тайна порождает слухи. Одна за другой появлялись истории о том, что Чингис умер, осаждая тот или другой город, или о том, что он дожил до капитуляции Сяня. И позже, через десятки, через сотни лет, поэты вспоминали смерть велико го человека. Саган Мудрый собрал все эти истории в своей «Драгоценной Хронике», «Истории Восточных монголов и их царского дома». Несколькими десятилетиями ранее анонимный автор составил «Золотой итог», в котором нашли отражение, в сущности, все те же события. И та и другая книга не более исторически достоверны, чем легенды о Дворе короля Артура. Те немногие факты, которые лежат в их основе, теряются под наслоением постчингисовского фольклора, во многом буддийского.

В сочинении Сагана, например, царь Си Ся показывает свою силу, превращаясь утром в змею, в полдень в тигра и вечером в младенца. Чингис превосходит своего врага, становится птицей, львом и правителем Неба и хватает его. Но когда тангутского царя закололи люди Чингиса, он оказывается неуязвимым. «Вы не можете поразить меня обычным оружием. Но, – говорит он и тут же делает поразительно глупое признание, которое так характерно для волшебных сказок, – но вот в подошвах сапог у меня спрятано оружие, которым меня можно убить». С этими словами он вытаскивает меч и продолжает: «Теперь вы можете меня убить. Если из моего тела потечет молоко, это плохой знак для вас. Если брызнет кровь, это плохо для вашего потомства». И еще одна вещь – «если Чингис возьмет мою жену, то пусть хорошенько обыщет ее».

Чингис убивает его и забирает его жену Гурбелчин. Она красавица и всех ослепляет своей красотой. Но, говорит она, раньше была еще красивее, пока на нее не упала пыль от Чингисовых войск. Поэтому она плавает в Желтой реке, и тут к ней подлетает птица из дома ее отца и предсказывает ей, что она умрет утонув. Она выходит из воды снова такая же красивая, как раньше, до того как на нее пала пыль от монгольских войск. Перед сном ее, наверное, плохо обыскали, и ночью «она ранила его, отчего он стал слабым, и у него закружилась голова», а Гурбелчин, как ей и было предсказано, побежала к реке и утопилась. Хан и его сподвижники произносят достойные речи, после чего Чингис «возносится к своему отцу на Небо».

Существует много других версий. Вот одна из них, рассказанная Оуэну Латтимору, путешественнику и выдающемуся монголоведу. Здесь самое время сказать несколько слов о легендарном Латтиморе, человеке несравненных познаний и опыта, пользующемся известностью среди монголов, которые дали ему прозвище Одноглазая стекляшка, потому что он носил монокль. Я встречался с ним пару раз, когда он вы ступал перед только что основанным Англо-монгольским обществом, сравнительно небольшой группой ученых, путешественников и студентов. Я боготворил его, так как знал, что его вынудили покинуть Соединенные Штаты, где он подвергался грязным преследованиям Джо Маккарти за то, что «отдал Китай» коммунистам. Встретиться с нами он приехал из Лидса, где он создал кафедру монгольских исследований. Монокля не помню. Это был небольшого роста энергичный человек, очень доброжелательный по отношению к молодым ученым, это самая большая поддержка, которую они мо гут получить. Вот что рассказал ему спутник-монгол Араш из Ордоса.

Где же Чингисхан? Он не умер. А произошло вот что. Чингисхану приснилась кровь на белом снегу, красная-красная на белом – белом. Он призвал своих мудрецов и спросил, что это значит. Они ответили, что это обозначает прекраснейшую из дев. Тогда он обратился к жителям завоеванных им стран и спросил их, где живет прекраснейшая из дев. Ему ответили: есть такая дева. Это дочь царя города Красной Стены в стране тангутов. Чингис послал гонца и попросил отдать ему эту деву. Царь города Красной Стены ответил гонцу: «Конечно, если великий Чингис просит мою дочь, я отдам ее». Но дочери сказал по секрету: «Вот тебе нож, он очень маленький и очень острый. Спрячь его в своей одежде, и, когда придет время, ты знаешь, что делать». Потом девушку привезли Чингису, и он возлег с ней, но когда он лег рядом с ним, она вынула нож и кастрировала его. Чингис закричал, когда почувствовал боль, и вбежали люди, но он сказал им только: «Уберите эту девчонку, я хочу спать». Он заснул и никогда от этого сна не пробудился, но это было шестьсот или семьсот лет тому назад, и разве Святой Чингис не вылечил бы себя? Когда он вылечит себя, то проснется и спасет свой народ.

Из всей этой мешанины тибетской, китайской, буддийской и монгольской традиций просматривается только одна информация, а именно чудовищность утраты. По-видимому, время шло, но люди не хотели признавать, что их бог-царь мог умереть естественной смертью, и тогда появилась история о мести и трагическом происшествии, когда с их героем, как с Самсоном, сотворили великое зло, причем это сделала женщина и иностранка. Для монголов такого рода истории удовлетворяли психологическую потребность, которая все еще подспудно чувствуется, в объяснении того, как они могли утратить силу и власть. Эту легенду знают все монголы, и она все время приукрашивается, обрастает новыми подробностями о том, как злая царица сотворила с Чингисом нечто ужасное и потом бросилась в Желтую реку, которую монголы и по сей день называют Царицыной рекой.

Так погиб один из самых удивительных лидеров в истории. От многих других он отличался тем, что чем ближе подходишь к нему, тем больше им восхищаешься.

Для того чтобы понять его, можно, например, вспомнить, что ему пришлось пережить в юности. Кто он был такой – щепка в волнах океана трав, вошь на горном склоне, и он понял, что ключ к выживанию нужно искать в том, чего у него нет, – в силе и власти. В умении находить в себе силы, чтобы платить добром за добро, командовать, бороться и воевать, побеждать и управлять, вновь добиваться утраченного, а потом создавать в этом неустойчивом мире такую уверенность в будущем, которой уже ничто не может угрожать.

Но все это рассуждения задним умом и современная психология. Его лечащий врач в Вечных Небесах мог бы сказать, что его целеустремленность объясняется обездоленным детством, но я сомневаюсь, что дух Чингиса согласился бы с этим, ибо это означало бы полное отрицание того, что, как он верил, лежало вне его самого. Его личность строилась на уверенности в том, что прийти к мировому господству ему предопределено свыше. Помощь ему нужна только в выборе средств, и это дают гадание по обожженной бараньей лопатке, буддийская астрология, уединенная молитва на горе, где к нему пришло прозрение, – он увидел то, что ему суждено совершить по воле Небес: он должен добиться невиданной власти, власти земной, сравнимой с властью небесной.

Власть, главное власть. Завоевать власть, удержать власть, расширить власть – вот его цель. Он не был первым и не был последним, привлекая соратников сочетанием харизмы и убежденности, способным пробуждать в других веру в то, что воля Хох Тенгер, Голубого Неба – Вечного Неба сравни ма с его собственной. Поражаешься, как на протяжении 50 лет ему удавалось оставаться самим собой, не нарушать равновесия между развитием своей личности, меняющимися условиями и растущей властью, не позволять ни одной из этих переменных возобладать, никогда не поддаваясь сожалениям и не впадая в неистовую гордыню, никогда не выпуская из рук бразды правления, никогда не позволяя событиям вести его за собой. В истории человечества это было какое-то новое явление и, к счастью, уникальное. Назовем это Руководством Вечного Неба.

ДЕСЯТЬ ПРАВИЛ РУКОВОДСТВА ВЕЧНОГО НЕБА

1. Не забывать добра

В отношениях с людьми Чингис никогда не забывал проявленной к нему щедрости. Придя к власти, он сказал человеку, который укрыл его, когда он бежал из плена: «В своих снах во тьме ночи и в своем сердце в ясный день я вспоминал добро, которое ты сделал для меня». Часть его нравственного правила составляли почести, которыми он окружал доблестных и верных, каким бы ни был их статус. Узы верности выковываются не сразу, и хранить их нужно во что бы то ни стало (пусть даже пуская в ход шантаж – его телохранители, сыновья командиров, по существу, были заложниками). Но, утвердившись в до верии к человеку, он полагался на него полностью, передав, например, управление завоеванными территориями Северного Китая своему «наместнику» Мухали. В годы его правления собирались налоги для поддержки обедневших соратников. Это не имело ничего общего с предпосылками социализма или демократии и не было проявлением гуманности, напро тив, в этом воплощались проявления самого заурядного трабализма, доведенный до логического конца основополагающий долг преуспевающего племенного вождя.

2. Будь воздержанным

Он оставался суровым кочевником, категорически не пользовался роскошью, ценил простоту. Про него говорили, что он снимет с себя одежду и отдаст монголу в нужде. Выросший в горах и степи, он оставался физически крепким всю свою жизнь, продолжал охотиться, когда ему было за шестьдесят.

3. Умей держать себя в руках

Особенно поражает его способность сдерживать гнев и выслушивать чужое мнение. Когда его дядя перебежал в соперничающее племя, он в сердцах приказал убить его, но когда два его соратника, Бурчи и Мухали, вместе со сводным бра том Шиги стали выговаривать ему – убить твоего дядю значит погасить твой огонь, он ведь единственная память о твоем отце, это просто недоразумение, он исправится и так далее и тому подобное, – он заплакал. «Ну ладно, пусть его», – сказал он и замолчал.

4. Ищи талант, где только возможно, и пользуйся им

При Чингисе скотоводы вырастали до генералов, враги становились его чиновниками. К служившим ему немонголам он был так же щедр, как к своим соплеменникам. Он восхищался талантом и вознаграждал его безо всякого предубеждения, при единственном условии сохранения верности. Одним из тех, кто вместе с Чингисом «пил мутную воду Балджуна», был купец-мусульманин Джафар, потом он стал послом и регентом в Северном Китае. На службе у Чингиса находились мусульмане, китайцы (Чу Цзай самый блестящий пример), христиане несторианского толка и буддисты.

5. Убивай врагов без сожаления

К тем, кто не был с ним связан или противостоял ему, Чингис был безжалостен. Убедившись в неверности даже родствен ника или бывшего друга, он становился жестоким палачом. Если он никогда не забывал добро, он никогда не прощал оскорбления, сопротивление оскорбляло не только его, но и Небо над ним. Умыкнувшие его жену Буртэ меркиты жестоко казнены. Тайчиуты, захватившие его, развеяны по ветру, как пепел костра. В отношении татар, убивших его отца, он повелел: «Мы должны искать мести за наших предков. Пусть все они будут перебиты!» Месть – это ниспосланный Небом долг, и по мере усиления его власти усиливалось и возмездие – империи Цзинь, тем мусульманским владыкам и городам, которые осмеливались сопротивляться, наконец тангутам Си Ся. Не могло быть и речи ни о каком великодушии, которое военные лидеры городских культур показывали своим противникам, исходя из общности традиций и веро ятности превращения их в будущем в союзников. Для Чингиса противник, который не склонил голову сразу, оставался врагом, недостойным называться человеком, и подлежит уничтожению без раздумий. Естественно, те, кто попадал в эту категорию, судили о нем только с этой точки зрения, считая кровожадным варваром.

Арабский историк Рашид ад-Дин рисует эту особенность характера Чингиса, передавая следующую историю. Однажды Чингис ехал вместе с Борчу и другими товарищами и задал им вопрос. Что они считают величайшим счастьем для человека? Они немного поспорили и потом ответили, что самоё большое счастье для человека – соколиная охота: рез вый жеребец несется вперед, на запястье сокол, что может быть прекраснее? «Ошибаетесь, – ответил Чингис. – Вели чайшее счастье для человека – это гнать и побеждать врага, захватить все его богатства, оставить его замужних женщин рыдать и выть, скакать на его жеребце, пользоваться телами его женщин как подстилками, смотреть на их розовые груди, целовать их губы, сладкие, как ягоды». Знаменитые слова, потому что передают правду…

6. Будь против жестокости

…но только отчасти. Эти слова были написаны уже через 50 лет после смерти Чингиса и уже были приукрашены фольклором. И они также наводят на мысль о наслаждении страданием других. Но ведь никто не обвинял его в бессмысленной жестокости. Мухаммед, шах Хорезма, пытал свои жертвы, как поступал и его сын Джалал, но Чингис этого не делал. Больше того, в не скольких случаях он приказывал проявлять сдержанность.

Возможно, мы не находим ничего похожего на добродетели, подсказываемые христианским страданием, – терпимость, всепрощение, любовь к своему врагу, – но мы не найдем в нем и ничего похожего на инквизиторский садизм.

7. Приспосабливайся и не бойся новых способов управления

Чингис отличался гораздо большей тонкостью и проницательностью, чем подразумевается привычным образом обыкновенного варвара. Если о лидере судят по людям, которых он берет к себе на работу, то о Чингисе стоит судить высоко, ибо он оценил выгоды, которые приносит письменность и бюрократия, и требовал от нанимаемых им людей ведения документации и наставлял их в вопросах управления – что совершенно замечательно, если вспомнить, что мы говорим о неграмотном воине-скотоводе. Короче говоря, он набирался мудрости. С каждым подъемом на новую ступень власти – от клана к племени, нации, империи – он рос как государственный деятель. Этот процесс тем более удивительный, что он был первым из своего народа, который совершил такой прыжок, и что его единственными учителями были его враги.

8. Знай, что тебя поддерживают Небеса

И на каждом этапе он ни на минуту не сомневался в поддержке Неба, так как подъем на каждую новую ступень давал тому новое подтверждение. Во время войны с Хорезмом он послал своего эмиссара с письменным посланием, где ссылался на следующие слова, ниспосланные ему Небом: «Да знают это эмиры, и великие мира сего, и простые люди, что все лицо земли от восхода солнца до заката я отдал тебе». Это идеология с простой и не подлежащей оспариванию посылкой: все до единой страны по воле Неба подлежат управлению монголами еще до их завоевания. Иностранным правителям остается только признать это, и все будет хорошо.

9. Заставь своих сподвижников и наследников поверить в это

Янь Луй Чу Цзай пришел к Чингису потому, что полагал, что он выполняет волю Небес. Успех послужил тому доказательством – завоевание Цзинь было делом, справиться с которым «не по плечу любой человеческой силе». Это освобождало Чу Цзая от его предшествующих обязательств. Гуюк, сын Угедэя и его преемник на ханском троне (1246–1248), пи сал папе Иннокентию Четвертому: «Вечное Небо убило и уничтожило те страны и народы, потому что они не присоединились ни к Чингисхану, ни к кагану (т. е. к хану ханов, самому Гуюку), которые были посланы распространить повеление Неба… Как может кто-нибудь захватывать или убивать по своей собственной воле вопреки повелению Неба?»

10. Уважай свободу вероисповедания

Почему Чингис стал избранником Неба, было для него загадкой, так же как загадкой оставалось, что за божество избрало его. Поскольку неясно, как понимать Небо и как толковать волю Неба, то уважать нужно всех, кто стремится постигнуть такое понимание (если это не противоречит правилам но мер 8 и 9, тем, которые касаются божественной поддержки, если противоречит, то действует правило номер 5 – уничтожение).

От Александра Македонского до Сталина величайшие вожди и гнуснейшие диктаторы обладали некоторыми из этих черт. Имел ли кто-нибудь все из них? Возьмите несколько и посмотрите. Царство Иисуса было не на этой земле. Наполеон показал себя как блестящий полководец и политический руководитель, но ни о какой божественной поддержке он не говорил. Мухаммед был гениальным религиозным и военным деятелем, но недолго просуществовавшая империя ислама была создана не столько им самим, сколько его наследниками. Ближе стоит Александр, но по жестокости его не сравнишь с Чингисом. Вероятно, не прошли даром лекции по этике, которые читал ему его учитель Аристотель, а может быть, он просто не успел, потому что не дожил до возраста Чингиса.