Текст книги "Тайная история американской империи: Экономические убийцы и правда о глобальной коррупции"

Автор книги: Джон Перкинс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 30 страниц)

Как утверждает автор, чтобы сделать общество более мирным и стабильным, женщины должны оказывать более существенное влияние на принятие решений. Именно эту мысль, правда, в упрощенной интерпретации, услышал я из уст тибетских кочевников – они подтвердили вывод, к которому пришла доктор Хэнд.

Но раз в современной семье именно женщины являются главными приобретателями товаров, размышлял я, следовательно, надо помочь им осознать, что не кто иной, как корпоратократия, ежедневно и ежечасно порождает соперничество и раздоры в нашем мире. Можно положить им конец, только отказавшись от терпимого отношения к материализму.

Женщины всего мира должны возвысить свои голоса и дружно потребовать от компаний, продукты которых они приобретают, справедливо, по-человечески относиться к рабочим, чьим трудом эти продукты создаются, – независимо от того, в какой стране они живут.

В городе, где вырос нынешний далай-лама, мне преподали совсем иной урок.

13
Диктатура финансов

Лхаса показалась мне самым тибетским из всех городов, которые мы посетили за время путешествия. Величественно возвышающийся над городом дворец Потала, где вырос нынешний далай-лама, узкие извилистые улицы, низенькие домики с плоскими крышами, сказочно прекрасные храмы, огромные конические башни буддистских святынь – ступ, – от всего этого веяло спокойствием и тишиной.

Это особое чувство было знакомо мне по прошлой, пятилетней давности, поездке в Ладакх и сельские районы Тибета, однако же ни Цетанг, ни другие города, которые мы посетили в эту поездку, не вызывали подобного чувства. Уж слишком навязчиво ощущалось там китайское присутствие. По улицам по-хозяйски расхаживали солдаты в китайской военной форме, а транспаранты, рекламные щиты и растяжки изобиловали традиционными китайскими символами. Прилавки магазинов и лотки уличных торговцев были завалены ходовым китайским товаром, преимущественно из пластика – этакий символ современного индустриального общества.

Мы разместились в удивительно симпатичном, уютном отеле, построенном и управлявшемся тибетцами. В номере я сразу же повалился на мягкую широкую постель, обложился маленькими разноцветными подушечками и принялся не торопясь просматривать дорожные заметки, которые делал в своем портативном компьютере. Я беру его с собой во все поездки. Мне хотелось еще раз обдумать выводы насчет материализма и меркантилизма, а также роли международного бизнеса в мировом финансовом кризисе 1997 года, который больнее всего ударил по азиатским странам.

Вообще-то я детально рассматривал эту проблему применительно к сильно пострадавшей экономике Индонезии, но поездка в Тибет и явные признаки эксплуатации этого края Китаем заставили меня взглянуть на финансовый кризис под другим углом зрения. «Кризис МВФ», как стали впоследствии называть глобальный вирус финансовых крахов, принес особенно большие бедствия Южной Корее, Таиланду, Индонезии, но имел также тяжелейшие последствия для миллионов людей, особенно бедных, и в таких странах, как Лаос и Филиппины. А все потому, что каждая из них в определенный период «купилась» на идеологию МВФ и Всемирного банка.

Во время последовавших за кризисом разбирательств по поводу его причин, в процессе перекладывания вины с одних на других и прочего, что обычно следует за внезапными крупными катастрофами, многие экономисты обвиняли МВФ в «чрезмерном пришпоривании капитализма». Под этим подразумевались его рекомендации странам третьего мира снять ограничения на движение капитала, всячески поощрять приватизацию, поддерживать на высоком уровне процентные ставки по кредитам.

Все это должно было, как объясняли в МВФ, привлекать иностранные инвестиции и банковский капитал на азиатские фондовые рынки. Кроме того, настоятельно рекомендовалась жесткая привязка национальных валют к доллару, что должно было послужить гарантией от инвестиционных рисков, хотя на деле эта мера преследовала тайную цель МВФ укрепить доллар. Правда, из-за высокого уровня инфляции цены на товары и услуги беспрестанно росли, и этому чрезвычайно способствовали высокие процентные ставки (на которых так настаивал МВФ).

В общем, все эти рекомендации в конце концов делали азиатские экономики более уязвимыми. Когда по Азии прокатилась волна финансовых крахов, национальный бизнес и правительства оказались неспособны продолжать выплаты по иностранным долларовым кредитам. Выяснилось также, что их доходы, и без того постоянно сокращавшиеся – поскольку поступали в национальной валюте, – значительно обесценились. А МВФ между тем умело манипулировал правительствами и национальным бизнесом должников, заставляя их «платить по поддельным векселям», то есть в пользу владельцев крупных иностранных корпораций.

Ситуация накалялась все больше, и тут МВФ выступил с «планом спасения». Находящимся на грани финансового краха странам во избежание дефолта были предложены новые займы, однако их предоставление обусловливалось согласием на пакет мер по структурной перестройке – SAP. Нечто подобное МВФ ранее заставил принять Индонезию.

По сути, SAP требовал от правительств не препятствовать краху местных банков и финансовых институтов, жестко ограничить государственные расходы, в основном за счет урезания субсидий на питание, топливо и ряд социальных услуг беднякам, а также еще больше повысить процентные ставки.

В ряде случае предусматривались ускоренная приватизация и продажа транснациональным корпорациям значительной части национальных активов. Для миллионов жителей этих стран «план спасения» обернулся катастрофой – тысячи людей погибали от недоедания, голода и болезней; сильнее всего страдали дети. С точки зрения долгосрочного эффекта это была мина замедленного действия. Ее последствия еще долго будут сказываться на здравоохранении, образовании, жилищном строительстве и в сфере предоставления других социальных услуг.

Бациллы финансовых крахов, зародившись в Азии, быстро распространились по миру, вызвав экономический спад в странах Европы, Южной Америки и в США. Это был наглядный урок негодной экономической политики – если только она была призвана помочь населению и экономикам стран третьего мира. Глобальный кризис обнажил истинные цели МВФ и Всемирного банка.

Как показывает анализ, наиболее безболезненно кризис пережили страны, которые отвергли рекомендации МВФ, лучшим примером чего служит тот же Китай.

В целом согласившись с политикой поощрения иностранных инвестиций, Пекин поступил вопреки указаниям МВФ, направив их не на фондовые рынки, а на поддержание местной промышленности. Это уберегло Китай от угрозы оттока иностранного капитала, обеспечило повышение занятости и принесло ряд других экономических выгод.

Наряду с Китаем рекомендации МВФ отвергли Индия, Тайвань и Сингапур, благодаря чему их экономики оказались достаточно устойчивыми, чтобы выжить во время кризиса. Малайзия на первых порах поддалась советам МВФ, за что заплатила экономическим спадом, но после, отказавшись от SAP, быстро восстановилась.

Одним из самых решительных и последовательных критиков политики МВФ стал нобелевский лауреат по экономике и – по иронии судьбы – бывший главный экономист Всемирного банка Джозеф Стиглиц.

Отправляясь в поездку по Тибету, я прихватил с собой его книгу «Глобализация и ее разочарования» (Globalization and its Discontents). И теперь, в послеполуденный час, с книгой под мышкой, я пошел прогуляться по Лхасе. Выйдя на одну из оживленных улиц, запруженных толпами людей, я заметил впереди вход в сквер и поспешил туда. Присев на старинную деревянную скамью, я решил понежиться в ласковых лучах вечернего солнца и заодно еще раз просмотреть труд Стиглица.

Листая знакомые страницы, я уже в который раз подивился, в какой степени его критика, построенная на строгих правилах экономического анализа, совпадает с моими размышлениями в «Исповеди». И хотя мы смотрели на проблему с разных точек зрения: Стиглиц – с позиций академической науки, а ваш покорный слуга – с собственной гражданской позиции, наши выводы удивительным образом совпадали. Например, в то время как я занимался изготовлением ложно-оптимистических экономических прогнозов для развивающихся стран, Стиглиц отмечал:

Для создания видимости, будто программы [МВФ] реально работают и способствуют росту экономических показателей, прогнозы следовало подкорректировать. А между тем многие из тех, кто верил этим прогнозам и пользовался ими, не имели представления об их некоторой специфичности. Она состояла главным образом в том, что цифры прироста ВВП базировались не на сложных статистических моделях и даже не на расчетах знающих экономистов, а были просто обговорены в рамках программы МВФ[16]16
  Joseph E. Stiglitz, Globalization and Its Discontents (New York: W. W. Norton, 2003), p. 232.


[Закрыть].

Я поднял глаза от книги Стиглица и посмотрел вслед группе китайских солдат, важно продефилировавших мимо. А ведь Стиглиц не раз упоминает на страницах своего труда «старую диктатуру национальной элиты». Этот его образ привел меня к заключению, что китайская оккупация Тибета неизмеримо честнее, чем тайная узурпация власти новыми диктатурами международных финансов.

В самом деле: китайцы, как задолго до них и другие колонизаторы – римляне, испанцы, британцы, открыто вторглись в Тибет, не делая секрета из своих намерений и целей. Хоть все великие империи прошлого и пытались завуалировать подобные действия благородными мотивами вроде насаждения цивилизации, стимулирования экономического развития, обеспечения прогресса, на деле было ясно, что это колонизаторы, которые пришли завоевать и подчинить своей власти чужие земли.

В отличие от них корпоратократия, пользуясь такими инструментами, как МВФ и Всемирный банк, за которыми явно просматривается широкая спина ЦРУ с его натасканными на убийства «шакалами», практикует новую форму завоевания, протаскивая идеи империализма при помощи всевозможных ухищрений и тайных манипуляций.

Когда на вас нападает вражеская армия, всем понятно, что вашу страну хотят завоевать. Если же против вас выступают экономические убийцы, они действуют скрытно, и вы не скоро догадаетесь, что вас завоевывают. Меня всегда удивляло, как утаивание подобных методов уживается с демократией, которая предполагает широкую гласность о действиях власти. Если же избиратели ни сном ни духом не ведают о важнейших инструментах распространения влияния, которыми пользуются их политические лидеры, то может ли такая страна претендовать на звание демократической?!

14
Молчаливый гигант

22 июня 2004 года мы вылетели из Лхасы, направляясь в Непал, к месту последней остановки в нашем путешествии. Я поймал себя на том, что испытываю внутреннее облегчение. Странно, но я ощущал себя так, будто наконец-то покинул пространство кривых зеркал, причудливо искажающее реальность и выставляющее худых толстыми, а толстяков – субтильными. В моем сознании Тибет, порабощенный Китаем, как раз и представлялся искаженным отражением того мира, в котором я играл роль экономического убийцы, – искаженным, но все же отображающим его суть.

День выдался на диво ясным и солнечным. Пилот направлял самолет так близко к Эвересту, что в иллюминатор был четко виден сверкающий на солнце снежный вихрь, поднимающийся из расщелины между двумя увенчанными льдом вершинами. Вдруг я подумал, что это визуальный образ Непала – того места, куда мы направлялись.

Это маленькое, единственное в мире индуистское королевство зажато между гигантами Китаем и Индией, каждый из которых жаждет прибрать к рукам непальские богатейшие запасы пресной воды и гидроэнергетический потенциал. Не это ли причина политических потрясений, которые Непал испытывает вот уже десяток лет?

В 1996 году мятежники-маоисты развязали кампанию за построение «Народной республики Непал». В ответ король Непала объявил войну коммунистам. Далее события приняли трагический оборот. В июне 2001 года кронпринц Дипендра застрелил всех членов своей семьи, включая собственного отца, короля Бирендру, а потом застрелился сам. Несмотря на этот последний факт, по стране поползли слухи, что принц был китайским агентом. Разразились массовые волнения, новым королем был объявлен Гьянендра, который тут же ввел военное положение и распустил правительство. Недрогнувшей рукой он направил войска на расправу с остатками маоистов. К моменту, когда мы должны были ступить на непальскую землю, в результате репрессий и беспорядков погибло не менее десяти тысяч человек, а еще 100–150 тысяч лишились крова и имущества.

В Непале у нас была намечена совсем коротенькая остановка, нечто вроде привала на пути возвращения в цивилизованный мир. Пока автобус вез нас из аэропорта по оживленным улицам Катманду, наша гид Шина объявила, что по случаю последней остановки нам забронированы места в отеле мирового класса Dwarika – одном из самых шикарных в Катманду. Группа разразилась возгласами одобрения.

Отель не разочаровал – он и впрямь был великолепен, он окунал вас прямо в эпоху Киплинга и величественных традиций могущественной Британской империи. Все было по-колониальному роскошно и живо напомнило мне те отели, в которых я привык жить, пока работал на должности экономического убийцы.

Едва заселившись, наша группа почти в полном составе решила посетить один из близлежащих местных рынков – Шина сказала, что там относительно безопасно. Я же остался в номере. Мне нужно было время, чтобы настроиться на возвращение, к тому же я хотел систематизировать свои впечатления от Тибета. Я сосредоточился и напечатал на портативном компьютере несколько заметок, а затем спустился вниз, чтобы прогуляться среди пышного великолепия тропического сада при отеле.

Он невольно напомнил мне другой сад. Тот самый, возле Intercontinental Indonesia, где я рыскал в поисках поразившей мое воображение таинственной незнакомки. Я еще принял ее за жену менеджера американской нефтяной компании, а она оказалась гейшей. Опустившись на кованую скамью возле фонтана, я погрузился в воспоминания.

Перед глазами проплывали картины безуспешных поисков прекрасной незнакомки, я вспомнил терзавшее меня тогда чувство острого разочарования и отчаяния. А потом я бродил по улицам Джакарты и в конце концов набрел на китайский ресторанчик, где и обнаружилась моя красавица с подружкой – такой же гейшей. Там, во время застолья, Нэнси, помнится, высказала одну мысль, которая прочно засела у меня в мозгу:

«Это самый ценный ресурс в истории человечества. Во всех делах, связанных с нефтью, ставки чрезвычайно высоки. Так стоит ли удивляться, что ради контроля над нефтью люди готовы пойти на все? Во имя этой цели они будут лгать, грабить, убивать. Они строят корабли и делают ракеты, посылают тысячи, сотни тысяч молодых солдат на смерть – и все ради того, чтобы владеть нефтью».

И вот четверть века спустя, когда уже давно закончилась вьетнамская война, мы ввязались в новую, теперь уже в Ираке. Сегодня американские солдаты снова умирают за ту же великую цель – за самый ценный ресурс в истории человечества. А корпоратократия, этот император, посылающий их на смерть, стала богаче, чем когда-либо прежде. Хотя многие американцы даже не подозревают об этой подоплеке!

Кстати, я считаю, что Азия – нечто вроде символа нового подхода корпоратократии к делу построения собственной мировой империи. Убедившись на примере вьетнамской войны, что старые способы прямого военного давления не дают должного результата, корпоратократия изобрела новые методы, которые с блеском опробовала на Индонезии и ряде других азиатских экономик. Эти методы куда изощреннее: даже если навязанная международными финансовыми институтами политика не оправдывала себя, воротилы бизнеса все равно получали весомую долю пирога.

Взять, к примеру, «кризис МВФ» – если миллионам он принес смерть и страдания, то корпоратократия вышла из него победительницей, сумела прибрать к рукам контроль над правительством Индонезии и большинства других стран, доведенных до экономического краха политикой МВФ и Всемирного банка.

Хотя США и проиграли войну во Вьетнаме, американские корпорации изрядно нажились за счет продажи оружия, расширения своих открывшихся рынков и доступа к огромным резервам дешевой рабочей силы; они изобрели новые модели потогонного производства и односторонне выгодного аутсорсинга. Корпоратократия научилась извлекать прибыли даже из природных катастроф и стихийных бедствий.

Тут я снова обратился мыслью к Китаю, этому молчаливому гиганту, пока еще притаившемуся на задворках мировой сцены. Виденное мною в Тибете доказывало, что, несмотря на использование военных методов порабощения Тибета, Китай не чужд и новых методов построения империи, тщательно отслеживая последние достижения, а китайские экономические убийцы и «шакалы» успешно учатся на наших ошибках.

Исторически Китай никогда не следовал традиционным путем старой доброй колонизации. В отличие от ведущих колониальных держав Китай никогда не посылал завоевателей за тридевять земель, а, напротив, сосредоточивал внимание на близлежащих территориях, рассматривая их как естественное продолжение собственной. В сфере его интересов всегда были Тибет и Тайвань. В этом смысле Китай подражает Соединенным Штатам.

Президент Томас Джефферсон, благословляя экспедицию Льюиса и Кларка на исследование земель к западу от Миссисипи, недвусмысленно дал понять, что весь американский континент должен принадлежать нам, американцам, – вот вам наши эквиваленты Тибета и Тайваня. В этом контексте покупка у французов Луизианы, захват Техаса и присоединение Аляски выглядят вполне оправданными, логичными шагами.

Впоследствии смысл доктрины Manifest Destiny – «Предначертание судьбы»[17]17
  Manifest Destiny – возникшая при президенте Эндрю Джексоне (1829–1837) доктрина, оправдывающая захват земель как деяние во имя Бога, христианства и цивилизации. – Прим. пер.


[Закрыть] получил более широкое толкование, раздвигающее границы желанных для США территорий далеко за пределы Северной Америки. Это оправдывало притязания США на острова Карибского бассейна и Тихого океана, вторжения в Мексику, на Кубу и в Панаму, а позже стало обоснованием вмешательства в политику других латиноамериканских государств.

Конечно, в Вашингтоне пытались избегать методов открытого вмешательства, откровенно нарушающих принципы отцов-основателей Америки. Однако каждая последующая администрация неизменно брала на вооружение методы тайного построения мировой американской империи, каждая черпала для себя уроки из успехов и провалов предыдущей. А теперь Китай, освоив эти методы, похоже, начинает переигрывать Вашингтон.

Спустя довольно долгое время после возвращения из поездки по Тибету и Непалу я убедился, что не одинок в своем сравнении действий Китая и США. 18 сентября 2006 года, прямо накануне ежегодного совещания Всемирного банка [и МВФ] в Сингапуре, в New York Times мне попалась статья, озаглавленная «Китай конкурирует с Западом в деле оказания помощи своим соседям». Корреспондент газеты Джейн Перлез высказывала предположение, что Китай, один из крупнейших клиентов Всемирного банка, «втихую перекраивает в свою пользу бизнес экономической помощи азиатским странам, вступая в конкуренцию с самим законодателем правил этой игры».

На примере таких стран, как Камбоджа, Лаос, Мьянма и Филиппины, автор статьи доказывала, что «китайские займы зачастую более привлекательны, нежели осложненные множеством условий финансовые предложения Запада». Далее приводился ряд обоснований, в том числе тот факт, что Пекин, как правило, не настаивает на соблюдении экологических и социальных стандартов; его займы не предусматривают штрафных санкций за коррупцию.

Что особенно ценно, статья разоблачала политику, которая более, чем любая другая, благоприятствует тому, чтобы экономические убийцы беспрепятственно хозяйничали в странах – получателях помощи.

Джейн Перлез отмечала, что китайские предложения, напротив, «редко предусматривают дополнительную нагрузку в виде обязательства оплачивать дорогостоящие услуги всевозможных консультантов, что является обычным условием проектов, финансируемых Всемирным банком»[18]18
  Jane Perlez, “China Competes with West in Aid to Its Neighbors”, The New York Times, Sept. 18, 2006, p. A1, www.nytimes.com/2006/09/18/world/asia/18china.html.


[Закрыть].

Из четырех регионов, о которых я рассказываю в этой книге, азиатские вызовы и проблемы представляются большинству американцев менее угрожающими и более управляемыми. В нашей психологии надежно засели образы из времен корейской и вьетнамской войн, которые хоть и не принесли США военной победы, но все же позволили американцам вернуться к было утраченной привычной и спокойной жизни, а кроме того, придали мощный импульс поступательному развитию американской экономики.

Мы, американцы, стали испытывать огромный пиетет к японской инженерной мысли и японскому гению. Это стимулирует нас покупать японские автомобили, телевизоры, компьютеры и пр. Наши магазины ломятся от товаров, произведенных во многих азиатских странах. Когда американец набирает код телефонной связи 800, велика вероятность, что он собирается поговорить с абонентом в Азии.

Даже военная угроза, исходящая в основном от Китая и Северной Кореи, воспринимается нами как нечто приятно-старомодное и даже местами привычно-комфортное – тем, что вызывает в памяти период холодной войны, в которой США стали победителем.

Конечно, мы опасаемся ядерной угрозы, но умудряемся десятилетиями успешно ее сдерживать, чего не скажешь о террористах-смертниках. Вероятно, самая важная причина такого отношения к Азии кроется в том, что азиатские страны безоговорочно приняли нашу модель капитализма, с ее повсеместным контролем сверху донизу, сговорами между государственно-чиновничьей верхушкой и большим бизнесом, неприкрытым материализмом и меркантилизмом и непоколебимой верой в то, что изобилие природных ресурсов существует только для того, чтобы ими пользовалась горстка избранных.

С этой точки зрения Латинская Америка – нечто совсем иное. Только США вздохнули с облегчением, избавясь от Альенде, Норьеги, сандинистов и со дня на день ожидая кончины Фиделя Кастро, как вдруг оказалось, что этот непростой регион охватывает тихая революция, однозначно направленная против Соединенных Штатов. Латиноамериканцы бросают вызов американской империи, яростно сопротивляются ее влиянию и вытаскивают на свет божий неприглядные факты нашей тайной истории.

Когда я осмыслил уроки, полученные Америкой в этих двух регионах, Азии и Латинской Америке, меня стали преследовать слова, вскользь брошенные стариком-тибетцем с высокогорного ледника, – о том, что жители его страны между собой называют иноземных завоевателей «убийцами кочевников». Неким причудливым образом они перекликались со словами одного гватемальца, ярого поборника индустриализации, хотя два эти человека живут на противоположных сторонах земного шара, причем один – бедный, если не сказать, нищий, другой же – очень состоятельный; первый – эксплуатируемый, а второй – эксплуататор.

И все же получалось, что оба они поняли некую важную жизненную истину о том мире, который они вручают своим детям. Гватемалец, правда, похвалялся, что вооруженные головорезы, которые были его телохранителями, а заодно и моими – пока он оказывал мне гостеприимство, – назывались «убийцами майя».