Текст книги "Леса моря. Жизнь и смерть на континентальном шельфе"

Автор книги: Джон Куллини

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 29 страниц)

II. Между песком и небом

Способы использования пространства и других условий окружающей среды жителями континентального шельфа отличаются удивительным разнообразием. Многие из них, выйдя из личиночного состояния и осев на одном месте, передвигаются на расстояния, измеряемые метрами и даже сантиметрами. Многие, превратившись во взрослых особей, вообще не передвигаются, оставшись навсегда прикрепленными к твердому субстрату. В то же время есть и такие существа, которые всю свою жизнь проявляют охоту к перемене мест. Но и они остаются в каких-то определенных границах и, как правило, предпочитают селиться в пределах континентального шельфа. Четкое разграничение зон морского „климата", обусловленное господствующими течениями на континентальном шельфе, – характерная черта вод Атлантического побережья Северной Америки. Эти зоны называются биогеографическими, что подразумевает пространственную организацию жизни. Местоположения этих зон жизни определяются главным образом очертаниями береговой линии, от которой в большой степени зависит направление прибрежных течений.

В водах, омывающих восточное побережье Соединенных Штатов, лежат три большие биогеографические зоны, или провинции, отделенные друг от друга тремя песчаными отмелями: полуостров Кейп-Код, мыс Гаттерас и мыс Канаверал (известный также под названием мыс Кеннеди). На севере полуостров Кейп-Код встает на пути холодного Лабрадорского течения 60-километровым барьером, заставляя его отклоняться от берега. Различие в морской флоре и фауне к северу и югу от мыса особенно заметно на внутренней части шельфа. Для многих бореальных[7]7
  Бореальными называются виды животных и растений, обитающие в умеренных (бореальных) областях Мирового океана. – Прим. ред.


[Закрыть] и арктических организмов северное побережье мыса служит южной границей распространения, а животные из теплых вод Атлантики достигают его южного берега. По мнению экологов, четкость этой границы можно объяснить распределением температур воды в летний сезон. Летом разница в температуре океанской воды к северу и югу от мыса составляет не меньше 5 °C, и, по-видимому, от этого зависит, какой зоне отдадут предпочтение те или другие виды организмов, от водорослей и до рыб.

У мыса Гаттерас это явление повторяется. Район возле этого мыса, известный как «Кладбище Атлантики» из-за опасной судоходной обстановки, представляет собой зону резких контрастов, в которой три потока морской воды соперничают за господство на шельфе. Как-то странно представить огромные массы воды, которые текут вместе, но при этом сохраняют свою самостоятельность, образно говоря, пробивая себе головой дорогу через широкие фронты, перемещающиеся вперед и назад вдоль побережья; однако именно так все и происходит. Из-за разницы в температуре, солености и ряда других физических свойств вода смешивается медленно. В районе мыса Гаттерас Вирджинское прибрежное течение, идущее с севера, встречает более теплую и соленую воду Каролинского шельфа. Оба эти потока наталкиваются на тропическую, очень соленую воду Гольфстрима, который в некоторых местах удален от берега всего на несколько десятков километров.

Обычно и Вирджинское течение, и Гольфстрим отклоняются к морю клином песчаных отмелей, простирающихся далеко в море. Однако иногда сильные северо-восточные ветры отжимают Вирджинские воды к югу от мыса. В этих случаях говорят, что так называемый Гаттерасский барьер сломался. Такие „поломки" случаются чаще всего поздней осенью и зимой, а обнаружить их можно позже, благодаря интересному биологическому явлению. Северные планктонные личинки, например съедобной мидии, появляются намного южнее естественных мест их обитания. Они оседают и растут в заливах и бухтах Северной Каролины на всем пути до Кейп-Фир, но когда наступает лето, вода становится невыносимо теплой для северных иммигрантов, и их популяции полностью погибают.

Правда, за десять тысяч летних месяцев эволюции у каких-нибудь мидий могла возникнуть некая полезная мутация, позволившая им выжить; возможно, это был жизненно важный фермент, устойчивый к высоким температурам. Вполне могло случиться, что во время ледникового периода имело место общее распространение холодноводных организмов на юг. Затем первоначальный климат медленно, на протяжении нескольких веков, восстанавливался, что, возможно, способствовало постепенному появлению приспособленных форм. Адаптации такого типа могли возникать быстрее у микроорганизмов, например у бактерий, многие из которых дают новые поколения с потенциально благоприятными мутациями и адаптивными признаками каждые 20 минут. Конечно, подобные продвижения, освоение новых ареалов организмами-первопроходцами происходят в обоих направлениях. Тропические животные непрерывно заходят далеко на север, вплоть до мыса Гаттерас, где они поселяются главным образом на внешнем крае шельфа.

Подавляющее большинство тропических морских форм обитает в более южных водах. На Атлантическом побережье Флориды наблюдается переход от чисто тропических сообществ в сообществам, предпочитающим умеренные климатические условия. По непонятным причинам, мыс Канаверал является серьезным препятствием для распространения многочисленных видов прибрежных водорослей, тогда как расселение животных вдоль узкого песчаного шельфа в этом районе ограничивается не так сильно.

Хотя мы привыкли думать о песке как об относительно стерильной биологической среде, для континентального шельфа такое представление совершенно не подходит. Самые маленькие среди донных животных, однако более крупные, чем бактерии, которыми они часто питаются, относятся к так называемой интерстициальной фауне. В эту группу входят многочисленные виды простейших, проворные брюхоресничные черви, медленно движущиеся тихоходки, или водяные медведи, и свободноживущие нематоды, или круглые черви. Биологи мало что знают о жизни этих существ, если не считать знания их строения. В большинстве случаев эти организмы не родственны между собой и непохожи друг на друга, за исключением того, что все они имеют крохотные размеры и живут в столь необычном месте, каким являются узкие щели между песчинками. В некоторых районах эти интерстициальные животные встречаются в огромных количествах и очень разнообразны; их поселения порой занимают несколько кубических сантиметров песка. Понятно, что экологи заинтригованы динамикой этих лиллипутских сообществ.

Хотя жизнь псаммофильных организмов[8]8
  Псаммофильные, то есть «любящие песок», животные поселяются в узких пространствах между песчинками и составляют уже упоминавшуюся интерсти-ци. альную (промежуточную) фауну. Этот удивительный фаунистический комплекс лишь сравнительно недавно привлек пристальное внимание зоологов. В его состав входит большое число древних форм, сохранивших очень примитивные признаки. – Прим. ред.


[Закрыть] скоротечна, тем не менее она продуктивна, так как эти животные обеспечивают запас пищи для некоторых более крупных обитателей песка, без разбора поглощающих все, что попадется. Они переваривают органическое содержимое, оставляя минеральные крупинки, чисто промытые мощными пищеварительными соками.

Обитателей шельфа, поселяющихся в песчаном грунте и большую часть времени остающихся скрытыми под поверхностью дна, относят к инфауне. Организмы, живущие на поверхности песка, составляют эпифауну. Для некоторых групп животных, например для червей, строящих трубчатые домики, характерны оба способа существования. Некоторые виды этих червей живут в толще песка; другие же прикрепляют свои трубки к камням или раковинам моллюсков, выступающим над поверхностью дна. Многие из этих червей строят свои домики непосредственно из песка, и если рассматривать эти трубки через увеличительное стекло, они выглядят, как замечательные произведения искусства природы.

В процессе своей работы черви выбирают отдельные песчинки. Конечно, человеку, наблюдающему за ними, не дано проникнуть в тайну того, какими критериями руководствуются черви в этом отборе, но, по-видимому, важное значение имеют для них величина и, возможно, структура песчинок. Клейкие выделения кожных желез цементируют песчинки, и вся постройка принимает вид контуров тела животного. А если рассматривать все это под большим увеличением, взору представляются красивые, иногда просто поразительные формы, похожие на детали современной архитектуры, мозаичные конструкции, способность которых к функционированию может сохраняться сотни миллионов лет.

Другие черви блуждают по слабо укрепленным ходам довольно глубоко под поверхностью. Интенсивное питание, сопровождающееся заглатыванием песка в одном месте, приводит к тому, что на поверхности образуется небольшое кратерообразное углубление. На противоположном конце норки, там, где происходит выброс фекалиев, имеющих вид плотных песчаных трубок, вырастает миниатюрный вулкан. Шахтеры, живущие глубоко в песке, содержат его в состоянии биологического беспорядка. Разрыхляя верхний слой пород, устилающих дно континентального шельфа, они возвращают питательные вещества на поверхность, улучшая тем самым условия существования организмов, живущих в этом слое.

В песке находят себе приют и как бы добавление к полученной от природы броне, защищающей их от назойливо любопытных челюстей и клешней, двустворчатые моллюски – сердцевидки и их родственники. Большинство двустворчатых моллюсков – животные-фильтраторы. Две мясистые трубки, называемые сифонами, отходят от заднего конца тела заключенного в раковину животного и достигают поверхности песка. Морская вода засасывается в один из сифонов; в мантийной полости моллюска струя, несущая планктон и разнообразные съедобные частички, фильтруется через сетчатые жабры. На поверхности жабер происходит замечательный процесс сортировки пищи, во время которого частички пищи отбираются или отбрасываются в зависимости от размеров. При помощи миллионов быстро бьющих крохотных волосков-ресничек кусочки пищи проталкиваются вперед к ротовому отверстию. Животное отдает предпочтение небольшим частичкам. Более грубый материал направляется назад и из мантийной полости выбрасывается наружу. После того как начальный поток воды прошел через жабры-фильтры, он изливается наружу через второй сифон. Таким образом, зарывшееся животное пропускает через себя непрерывную струю из невидимого ему моря. Подобная система служит и другим животным, удел которых – весь свой век рыться в грунте, в том числе многим червям и ракообразным. Кроме пищи, циркулирующая вода несет с собой жизненно необходимый кислород и уносит продукты обмена.

Двустворчатые моллюски ведут двойную жизнь. Подобно многим другим оседлым донным существам, у большинства двустворчатых планктонные личинки обитают в толще воды. Размером с самую маленькую, едва различимую невооруженным глазом песчинку берегового песка, личинки похожи на крохотных моллюсков, только с одной поразительной разницей: они плавают при помощи уникального эмбрионального органа – паруса-велюма, представляющего собой лопастевидный вырост в форме зонтика. В действии он выглядит как цевочное колесо или несущий винт вертолета, хотя это только кажется, что парус крутится. Личинки плавают за счет быстрого биения ресничек, расположенных по краю паруса. Более того, когда личинка, которую зовут велигер или парусник, движется в воде, парус служит ей для питания. Он ловит и сортирует частички пищи, наподобие того, как это делают жабры взрослого моллюска.

Имя врагам велигеров легион. Маленькие личиночные раковинки легко раздавливаются более крупными противниками или растворяются под действием их пищеварительных соков. Однако самое опасное время наступает, когда велигеры поселяются на дне, где они подвергаются превращению и становятся взрослыми. Велюм дегенерирует и отпадает, и слабо подвижная молодь моллюсков должна искать укрытия от хищников, теперь сконцентрированных в почти двумерном пространстве. Чаще всего спрятаться совершенно негде, кроме как между песчинками. Из миллиона яиц, откладываемых в среднем самкой моллюска, в первый год жизни выживает, может быть, только десяток. Однако уцелевшие растут очень быстро, а у более крупных особей гораздо больше шансов выжить. Они просто становятся слишком большими для многих любителей полакомиться нежным мясом молоди моллюсков. Тем не менее некоторые хищники сохраняют вкус к моллюскам, пока те не достигают промысловых размеров. Часто создается впечатление, что вездесущие двустворчатые, наряду с червями, представляют собой "фирменное блюдо" бентичсских пищевых цепей.

Очень подвижные и хищные обитатели песка открытого шельфа представлены роющими, плавающими, ползающими и прыгающими формами. Крупные брюхоногие моллюски, чаще всего из рода Busycon, Lunatia или Polynices, охотятся за добычей, глубоко зарывающейся в песок. Обычно это двустворчатые моллюски – мелкие мии, циприны, спизулы и др. Движущаяся лунатиа с ее гладкой округлой раковиной, имеющей в диаметре несколько сантиметров, и огромной ногой, движения которой напоминают движения амебы, имеет вид существа, сошедшего со страниц научно-фантастического романа. Она крейсирует по дну, зарывшись в песок, так что наружу торчат, как крохотные перископы, два небольших щупальца; только маленькие песчаные волны указывают путь, пройденный животным. Когда улитка обнаруживает добычу, она поворачивает ногу вниз и погружается в песок, для того чтобы найти на глубине 50 сантиметров, а иногда и больше несчастную жертву. В отличие от более крупного брюхоногого моллюска, который разрушает раковину своей добычи своей собственной раковиной, лунатиа использует маленькое сверло. Этот хищник вырезает небольшое отверстие в раковине своей жертвы, которой может оказаться и меньшая по размеру лунатиа ибо эти животные – каннибалы. Он вставляет свой хоботок в отверстие и высасывает содержимое раковины. Автограф, оставляемый лунатией, – тщательно высверленное отверстие со скошенным краем – можно увидеть на пустых раковинах, разбросанных по всему побережью Центральной Атлантики.

Скользящие, ползающие и прыгающие существа, скитающиеся по поверхности песка, имеют разнообразные формы и размеры. В число скользящих входят морские звезды, а также быстрые крабы, которые полубе-гают-полуплавают по дну. Быстрота – общее свойство, присущее всем членам этой группы. Даже морские звезды, обитающие здесь, быстро скользят по дну и выглядят лихачами по сравнению с их медлительными, льнущими к скалам родственниками на севере.

Среди сталкеров[9]9
  Сталкер (от английского stalk – идти крадучись, подкрадываться). Автор употребляет этот термин для обозначения особой категории хищных животных, которые не преследуют свою добычу, а поджидают ее, затаившись в укромном месте (подстерегающие хищники), или едва заметно подкрадываются к беспечной жертве. – Прим. ред.


[Закрыть] в умеренной зоне Атлантического шельфа встречается рак-богомол (Squilla). У этих существ передняя пара ног[10]10
  Автор не совсем точно приводит описание конечностей раков-богомолов. Вслед за ротовыми конечностями – специальными придатками сегментов головного отдела, служащими для измельчения пищи, – следуют 8 пар грудных конечностей. Из них первые пять пар превращаются в так называемые ногочелюсти. Первая пара ногочелюстей используется раком как своеобразные осязательные органы. Крупные хватательные ножки, описываемые Куллини, – это вторая пара ногочелюстей. Следующие три пары служат для передачи пищи к ротовому отверстию и для рытья норок. Последние три сегмента грудного отдела несут ходильные ноги. – Прим. ред.


[Закрыть] увеличена и несет на конце очень твердый и заостренный членик – палец. Такие специализированные хватательные конечности складываются и прижимаются к телу. Они очень похожи на ноги хищного насекомого богомола, однако у Squilla отличаются большей мощностью и прочностью. Несмотря на свои небольшие размеры – величина известных видов колеблется от 1,5 до 30 сантиметров, раки-богомолы – активные хищники.

Гидробиологи относят все многочисленные виды раков-богомолов к двум группам, различающимся но способу охоты, – «копьеметателям» и «крушителям». «Копьеметатели» хватают свою жертву, обладающую чаще всего мягкими покровами, выбрасывая вперед упоминавшиеся выше зазубренные пальцы передних конечностей, каждый из которых вооружен твердым копьевидным зубцом. У некоторых видов скорость, с которой наносится удар по жертве, достигает 1000 метров в секунду. Это один из примеров наивысшей скорости движения, на которую способны животные. Крупный «копьеметатель» способен пронзить своим копьем палец человека и поймать и съесть рыбу длиной до 11 сантиметров.

У «крушителей» членик передней конечности, следующий за пальцем, увеличен в размерах и одет очень мощным панцирем. Сила ударов, которые могут нанести с помощью этих члеников более крупные особи, равна пробойной силе пули небольшого калибра. Был случай, когда раки пробили аквариум, сделанный из двухслойного небьющегося стекла. Одним ударом они могут раздробить раковину моллюска средней величины. Некоторые крушители нападают на крабов. Рак-богомол обычно подкрадывается к своим собратьям-ракообразным сзади и наносит первый оглушающий удар. Затем он разбивает обе клешни краба и только после этого тащит свою жертву к песчаной норке среди скал.

Для раков-богомолов и других затаивающихся хищников, например камбал или осьминогов, чьи логовища чаще всего встречаются среди совершенно голых скал или в обломках кораблей, быстрота реакции и скорость движения являются факторами, от которых зависит их судьба. Большинство этих животных, чья роль ежеминутно меняется – то они охотятся, то охотятся за ними, – обладают и другими полезными приспособлениями, например способностью быстро менять цвет или почти мгновенно зарываться в грунт. Несмотря на то, что в этой среде, как кажется, жизнь полна риска, голую и ровную поверхность песка драпирует сплошная живая ткань, сотканная из невидимых нитей.

Над песком скитаются самые крупные и быстрые жители континентального шельфа. Больше всего здесь рыб, хотя по временам здесь встречаются и кальмары, морские черепахи, млекопитающие и птицы. В пределах этого обширного мира, полного движения в отличие от статичности мира, расположенного под – поверхностью дна, животные подпадают под обычные иерархические категории жертвы и хищников. Самые уязвимые живут в поверхностных слоях моря и часто объединяются в группы, по-видимому для защиты. В умеренной зоне Атлантического шельфа одним из самых характерных животных такого рода является менхаден (Brevoortia tyrannus), рыба, образующая огромные косяки и предоставляющая пищу для миллионов других, в том числе и для человека.

При рождении косяк менхаденов – это всего лишь заявка на будущее, своего рода неясный призрак, оставленный родителями на нерестилище. Это плотная масса мельчайших дрейфующих икринок, затерянных в водах средней части шельфа. За несколько часов волны рассеивают икринки на площади в несколько квадратных километров, и через два дня из них выводятся личинки. Последние самостоятельно проделывают свой путь к эстуариям вдоль центрального и юго-восточного побережий США.

Личинки из первой волны нереста (в октябре) достигают прибрежной полосы поздней осенью. За ними следуют все новые и новые волны, особенно в районах южнее мыса Гаттерас, где нерест может продолжаться даже весной. Если море у берегов все еще теплое, личинки входят в эстуарии. Некоторые из них могут быть очень велики (Чесапикский залив и залив Далавэр), другие же, как, например, расположенные между внешними банками мыса Каролина и островами у побережья штата Джорджия, занимают небольшую площадь. В холодную погоду вода в мелких верхних участках эстуариев охлаждается и иногда даже замерзает. В подобных случаях личинки менхадена проводят зиму в сравнительно теплой прибрежной воде, возле бухт. В холодной воде человеческая кожа не ощущает разницы температуры в два-три градуса, но для холоднокровных организмов такая разница может означать жизнь или смерть.

В эстуариях при 5 °C малек менхадена выглядит полным жизни и энергии, однако после холодной ночи, когда температура воды понижается до 3 °C, он чаще всего погибает.

Ко времени, когда менхадены достигают эстуариев, они вырастают примерно до трех сантиметров в длину и становятся мальками. Тело их приобретает пропорции взрослой рыбы, а способность к передвижению попадает под активный контроль самого животного. Оставаясь в течение нескольких месяцев в богатых пищей эстуариях, рыбы быстро растут, и у них начинает проявляться стремление к образованию косяков. Вначале они остаются вместе только при случайных встречах, однако в конечном счете в относительно ограниченных пределах эстуария процесс образования косяка идет быстро. Теперь становится понятным значение первоначального распада плотной массы икринок на нерестилищах континентального шельфа с последующей индивидуальной миграцией личинок к берегам: в новом поколении осуществился жизненно важный процесс перемешивания особей. Рекруты в косяки молоди приходят из районов нерестилищ совершенно разных косяков взрослых рыб, что эффективно препятствует инбридингу.

Когда менхадены оставляют эстуарии, они достигают от 5 до 16 сантиметров в длину и становятся доступными для хищников, нападающих и сверху, и снизу. Они пока еще уступают. в размерах мелким остроротым врагам, таким, как игла-рыба и крачки, и в этот период размеры косяков сильно уменьшаются.

На просторах открытого шельфа сбиться в большой и плотный косяк – единственная защита против более крупных хищников. Иногда ночью или в мутной воде присутствие огромных призрачных масс рыбы может обратить потенциальных врагов в бегство. Голодные морские свиньи или киты, при помощи своих локаторов охотясь за пищей издалека, могут по ошибке принять косяк у поверхности, скажем, за плывущее бревно. Главных же врагов, наделенных плавниками, косяк благодаря своему объему, по-видимому, сбивает с толку. Отдельную рыбу или несколько менхаденов можно заметить, догнать и схватить, но толкущаяся, бурлящая, почти непробиваемая стена рыбы – совсем другое дело. Одна потенциальная жертва сливается с массой себе подобных. Возможно, именно поэтому хищник теряется и отказывается от своих планов, по крайней мере это выглядит именно так. Может быть, у него возникает какое-то примитивное ощущение несоразмерности возможностей его небольшого рта и такого гигантского объекта. Предпринимается несколько стремительных атак, от края косяка отделяется несколько жертв, но тут же стена восстанавливается.

Атакуемый косяк оповещается об опасности чрезвычайно быстро. Ужас распространяется невидимой волной; охваченные паникой пловцы на флангах косяка передают сигнал бедствия посредством специального рода вибраций. Если атака осуществляется с какой-то одной стороны, весь косяк может в ответ на нападение повернуть в противоположном направлении. Обычно хищник пытается урвать себе что-нибудь с краев косяка и редко продолжает погоню в течение долгого времени. Однако этот же самый удивительный инстинкт менхадено в, заставляющий их держаться вместе при любых обстоятельствах, позволяет человеку вылавливать весь косяк до последней рыбки.

Для некоторых рыб континентального шельфа яркий и беспокойный мир, в котором живут менхадены, остается неизвестным, так как они поселяются в поверхностных слоях воды лишь на очень непродолжительный личиночный период своей жизни, перед тем как уже навсегда опуститься в придонные участки или прямо на дно. Из донных рыб Атлантического шельфа прежде всего нужно упомянуть камбал, которые представлены большим числом разных видов.

Икринки многих видов камбал поднимаются к поверхности. Личинки вступают в жизнь, имея вид крохотных, прозрачных, активно изгибающихся стерженьков, которые несут на своей брюшной стороне огромный желточный мешок. Активное питание начинается, когда запас желтка подходит к концу. Мальки камбалы становятся жадными пожирателями планктона, но вскоре они начинают стремиться на дно, где их диета меняется и состоит теперь из крохотных червей и ракообразных. Сначала юные отпрыски камбалы худощавы, но при этом выглядят как типичные рыбы. Затем вдруг с ними происходят удивительные анатомические изменения, а их поведение приобретает черты, свойственные существам, живущим в двумерном мире.

В течение нескольких дней глаз перемещается с одной стороны головы на другую и останавливается рядом с другим глазом. Теперь оба глаза находятся совсем рядом. С этого времени рыба начинает плавать на боку. На первый взгляд кажется, что камбала инертное животное. Но такое впечатление обманчиво. Она часто спокойно лежит на дне, пока какая-нибудь маленькая креветка или червячок не окажутся слишком близко. Стремительное движение – и жертва исчезает между открывающимися в боковом направлении челюстями. Это вертикальное расположение челюстей создает впечатление, что эволюционное развитие камбалы еще не завершилось, однако, было бы напрасно искать какие-либо признаки вторичного изменения положения рта, которое привело бы его в соответствие с возникшим ранее приспособительным положением глаз и всего тела камбалы. В этом и нет необходимости, так как при нападении на добычу движения челюстей вбок не менее эффективны, чем работа нормально расположенных челюстей у других видов рыб.

Камбала быстро плавает, но, кроме этого, ей помогает ускользать от преследования волшебный маскировочный механизм. Камбала обладает особыми клетками – хроматофорами, содержащими темный пигмент.[11]11
  Автор приводит устаревшие данные о механизме действия хроматофоров. По современным представлениям, сами клетки не изменяют свой объем и форму. Перемещаются лишь гранулы пигмента в их цитоплазме. Пигмент либо равномерно распределяется по всей клетке, либо концентрируется в ее центре. – Прим. ред.


[Закрыть] Эти клетки могут расширяться или сжиматься по воле самой рыбы. Сжимая свои пигментные клетки, темная камбала может стать за 60–90 секунд светло-серебристо-серой. Однако крайние переходы от светлого к темному наблюдаются не так часто, как бесконечные вариации рисунков, гармонирующих с местом пребывания животного в данный момент.

Вероятно, наиболее заметными из рыб, снующих по континентальному шельфу, самыми знакомыми для человека и чаще всего упоминаемыми в литературе, например у Хемингуэя, являются «gamefishes»– «спортивные рыбы».[12]12
  Под этим названием Куллини объединяет различные виды рыб, являющиеся излюбленным объектом спортивного рыболовства. К ним относятся преимущественно крупные, быстроплавающие формы: тунцы, луфари, парусники, меч-рыба и т. п. – Прим. ред.


[Закрыть]

К тому времени, когда они становятся взрослыми, эти хищники, находятся у вершины пищевой пирамиды, опережают в росте почти всех своих врагов. Однако человек – это особенный враг, враг, склонный посягать на них на всех фазах их развития.

Неумышленные формы человеческого хищничества сильнее всего бьют по этим видам в молодом возрасте, иногда даже до того, как они вывелись из икры. Хотя о размножении и ранних периодах жизни этих рыб, которые нерестятся на континентальном шельфе, известно довольно мало, недавно появились сведения о луфарях (Pomatomus saltatrix). Прозванные «chopper»[13]13
  от английского слова «chop», которое означает «рубить», «сечь» – Прим. перев.


[Закрыть] за их прожорливость, они снискали расположение спортсменов в районе Центральной Атлантики. Главные нерестилища луфарей находятся на внешних участках шельфа за южной оконечностью впадины каньона Балтимор. А именно в этой зоне предполагается добыча нефти, что неизбежно повлечет за собой загрязнение моря. Невидимая нефтяная пленка нанесет икре и личинкам луфаря столь же сильный ущерб, как потомству трески в водах Новой Англии. Популяции луфаря, вероятно, будут уменьшаться.

В районе Центральной Атлантики молодь луфарей мигрирует к берегу и собирается вдоль побережья и у устьев заливов. Косяки молодых луфарей, возможно, особенно пострадают от строительства крупных электростанций в этой прибрежной зоне.

Даже аристократы среди «gamefishes», стремительные парусники могут не избежать опасности. Хотя мы очень мало знаем о том, где откладывается икра и выводятся личинки этих широко распространенных рыб, но точно известно, что один вид, атлантический парусник (Istiophorus platypterus) нерестится у песчаной косы вдоль восточного побережья Флориды. Освоение прибрежных участков континентального шельфа этого района идет полным ходом. Намечается строительство большого количества электростанций, а недавно появилась идея о строительстве нефтеочистительного завода около Форт-Пирса. Пока еще не поздно, нужно тщательно исследовать прибрежную зону, чтобы узнать, в каких местах обычно нерестится парусник.

Как ни странно это может показаться, «gamefishes» нашли себе защитника в лице своего главного врага. Спортивное рыболовство в умеренной зоне Атлантического шельфа стало крупным делом. По последним подсчетам, в одной только Флориде морская рыбная ловля удочкой приносит доход от 2 до 4 миллиардов долларов в год. Повсюду, начиная с ранней весны и до поздней осени, тысячи американцев отправляются в море на лодках и ловят рыбу на блесну, ориентируясь на стаи возбужденных птиц, парящих над косяками кормящихся рыб. Жители таких приморских городов, как Рехобот, Морхед-Сити и Фернандина, нанимают суда, способные выходить в открытое море. Фрахт судна для рыбной ловли на внешнем участке континентального шельфа теперь стоит 400 долларов в день. Пока еще большинство капитанов рыболовных команд уповают на традиционно большие уловы, однако некоторые высказывают опасения, что с индустриализацией шельфа богатым уловам придет конец. Неожиданно осознав неизбежность заката любимого вида спорта, спортсмены-рыболовы, которые до сих пор проявляли консервативное отношение к этой проблеме, становятся защитниками окружающей среды. Их забота о горсточке видов переходит в заботу обо всей экосистеме континентального шельфа.