Текст книги "Вопль убийства"

Автор книги: Джон Кризи

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 10 страниц)

Он замолчал и выключил микрофон.

Чайлдс, до сих пор неподвижно сидевший напротив, теперь передвинул свой стул и мрачно произнес:

– Вряд ли может быть хуже, сэр.

– Вряд ли, – согласился Доулиш. – Но теперь, по крайней мере, к этому относятся очень серьезно. Господи, да если бы Марлин и сейчас ничего не рассказал. – Он замолчал. – Профессор Хопкинс с вами уже связывался?

– Его ожидают сюда к семи часам, сэр. Он был в Шотландии, его сюда доставят самолетом.

– Дай бог, чтобы не слишком поздно.

Каждый скрип, каждый треск дерева напоминали об ужасе.

– Вы разговаривали с миссис Хортон? – спросил он.

– Ее рассказ совпадает с тем, что говорил ее муж, – ответил Чайлдс.

– Нет чего-нибудь новенького от Сима? – поинтересовался Доулиш. Вопросы из него летели как из пулемета.

– Только отчеты о поиске, сэр, все отрицательные.

– А что насчет племянницы Тэвноттов?

– Ее мать, сэр, вышла замуж за брата леди Тэвнотт, который, следовательно, приходится Рут Десмонд отчимом. У этой ветви фамилии денег мало. Рут работает секретарем в лондонской брокерской фирме, а сейчас по просьбе дяди фирма отпустила ее помогать ему. Эта фирма связана как-то с семьей – как именно, мы продолжаем выяснять. – Чайлдс отвечал как автомат, бесстрастным голосом и с безучастным лицом.

– Каково финансовое положение Тэвнотта? – спросил Доулиш.

– Когда-то было очень хорошим, но сейчас он едва сводит концы с концами.

– А его сын грабит его направо и налево, – заметил Доулиш. – А что известно о проигрышах Дэвида Тэвнотта? Вообще, играет ли он, как, где?

– Насколько нам удалось узнать до сих пор, он вообще не играет, – ответил Чайлдс.

Слова эти повисли в воздухе. Наступило молчание. Доулиш, казалось, предчувствовал, что услышит именно это и ему придется остановиться и подумать. Он представил себе изборожденное морщинами лицо старого Тэвнотта, его измученный вид, когда он с горечью говорил о том, сколько проиграл его сын. Или он врал сам, или Дэвид полностью ввел его в заблуждение. Доулиш повел плечами и вспомнил это выражение зла, да, именно зла, на лице Дэвида. Если он не играл, то что он делал с этими деньгами? Платил за печатание в подвале старого монастыря эротической литературы?

– Есть у него какие-нибудь дорогостоящие пристрастия? – мрачно поинтересовался Доулиш.

– До сих пор мы таких не обнаружили, – ответил Чайлдс.

– Он действительно украл у отца деньги?

– Вне всяких сомнений, – сказал Чайлдс. – Уэбб рассказал мне, что ни для кого не секрет, что сынок буквально обескровил сэра Хьюго. Раза два или три против него чуть не возбудили дело, но до этого не дошло. Он ограничивает объекты своего воровства членами собственной семьи, которые всегда его покрывают.

– А что насчет его жестокости?

– Хорошо всем известна, сэр, но в последнее время он ее сдерживает.

– Есть какой-нибудь повод для такой перемены?

– Кажется, главный констебль дал ему знать, что, если еще хоть раз его поймают на жестокости по отношению к детям и животным, против него будет возбуждено уголовное дело и ни связи, ни вранье не помогут ему из этого выпутаться.

– Понятно, – проронил Доулиш. – Значит, это его напугало?

– Вроде бы так, сэр.

– Не кажется ли вам, что сэр Хьюго Тэвнотт может оказывать на местные власти слишком большое влияние? Больше, чем следует? – спросил Доулиш.

– Да, мне так показалось, сэр, и, насколько я мог понять, у этого есть своя история. Очень многие симпатизируют сэру Хьюго Тэвнотту из-за сумасшествия его жены и поведения сына, а также из-за того, что большая часть его семьи оставила его. Это скорее не давление, которое оказывает Тэвнотт, а симпатия, которую проявляют люди, знавшие всю жизнь его самого и его семью.

Доулиш фыркнул себе под нос, но ничего не сказал. Загорелся зеленый сигнал. Чайлдс наклонился вперед и нажал кнопку. Из щели под кнопкой поползло шифрованное сообщение. Чайлдс проглядел его и сказал:

– Париж подтвердил принятие вашего сообщения, сэр.

– Распорядитесь, чтобы все подтверждения принимали внизу, ладно? – проговорил Доулиш. Он смотрел и слушал, как Чайлдс, взяв трубку, говорил по телефону, поджал губы, пока тот клал трубку на рычаг, и поинтересовался:

– Как Хортон?

– Он пробыл все время в своем клубе, «Карилон». Пил чай с гостем, который к нему пришел. – Чайлдс расправил плечи. – Я не совсем понимаю, сэр, зачем вы привезли его с собой?

– Я хотел убрать его из Бэнфорда на время основного поиска, – ответил Доулиш. – И еще я хотел поглядеть, как он будет себя вести.

– У вас есть какие-то особые причины подозревать его?

Доулиш склонил голову набок и похоронным тоном провозгласил:

– Просто одна из моих знаменитых догадок.

Чайлдс сохранил невозмутимый вид, но в глазах у него промелькнула улыбка, когда он заметил:

– Я почти не помню, чтобы у ваших догадок не было достаточных оснований.

– У этой основание не слишком основательное, – ответил Доулиш. – Меня рассказ Шейлы Бернс убедил абсолютно. Она была в полном изнеможении, эмоционально разбита, было три часа утра… Я просто не могу себе представить, что она проделала все то, о чем говорят Хортон и его жена.

– Так что вы считаете, что она не убежала, а была похищена? – задумчиво спросил Чайлдс.

– Да, по-моему, именно так, – подтвердил Доулиш. – А если это так, то ее тоже спрятали где-то поблизости. Нам надо побыстрее найти этот тайник.

– И вы думаете, что за всем этим стоит Коллис?..

– Я в этом уверен, – прервал его Доулиш.

– Тогда сомнительно, что эта молодая женщина представляет для него какую-нибудь ценность, и ее, вероятнее всего, не будут скрывать, а убьют, а тело где-то спрячут, – рассуждал Чайлдс.

– Да, – согласился Доулиш, – это еще одна причина не терять ни секунды. В котором часу, вы сказали, прибудет сюда профессор Хопкинс?

– Около семи часов, – ответил Чайлдс. – Вам нельзя ехать в Бэнфорд-Мэнор, не повидавшись с ним. Не так ли, сэр?

– Если я правильно понимаю, Хопкинс должен знать принцип действия этой звуковой волны, – сказал Доулиш. – И он может знать, есть ли от нее достаточно хорошая защита и можем ли мы определить источник распространения этой волны. До тех пор, пока я с ним не увижусь, я, право, не знаю, что дальше делать. – Он откинулся на стуле и продолжал: – Странные существа – люди. Это одно из самых серьезных и опасных дел, над которыми я когда-либо работал, но знаете, что тревожит меня больше самого дела, больше, чем этот проклятый визг? – Когда Чайлдс покачал головой, Доулиш закончил: – Как найти Шейлу Бернс. Если она рассказала мне правду, то ей и без того очень тяжело пришлось.

Чайлдс посмотрел на своего начальника с сочувствием и пониманием и тихо заметил:

– Если бы миссис Доулиш была в Англии, я посоветовал бы вам отдохнуть часок у себя дома, сэр. Ну а так… почему бы вам не пообедать пораньше? Можете пойти в паб за углом. Если понадобитесь, я с вами могу связаться за две-три минуты.

– А знаете, по-моему, вы правы, – прогудел Доулиш и поднялся со стула.

Но и спускаясь в лифте, пересекая двор и направляясь мимо Кеннон-Роу к пабу, в котором предпочитали есть все ярдовские сотрудники, он продолжал думать о Шейле Бернс. Конечно, Чайлдс был прав: ее скорее убьют, чем оставят в живых. Преступник, которого он знал как Коллиса, был самым безжалостным из всех, против кого он когда-либо работал. Но он никогда его не видел, и ни одна полиция не могла его опознать, потому что не было достоверных описаний его внешности. Говорили лишь о его характерном свисте…

– Боже мой! – ахнул Доулиш. – Так, может быть, он потому и похищает людей с такой легкостью? Доводит до обморока звуковой волной? Неужели Шейлу Бернс похитили прямо из коттеджа «Сильвэн»?

Шейла Бернс почувствовала свет. Он не был резким, и все-таки ее глазам было больно. Какое-то время она лежала в полубессознательном состоянии, мечтая, что кто-ни-будь возьмет и выключит свет. Он был где-то далеко над ее головой, и это было все, что она знала.

Спустя какое-то время она неуверенно начала размышлять.

Какие-то мысли, воспоминания проступали постепенно, не вызывая той мучительной боли, которая была раньше, когда она сосредоточивалась на них в разговоре со странным, очень большим мужчиной. Она пыталась вспомнить его имя, но не могла. Она вспомнила как что-то очень давнее, что она ехала по извивающейся проселочной дороге к… Эрику.

Эрик.

Она испытывала непривычное чувство безнадежной отрешенности, как будто что-то внутри нее знало, что она никогда больше не увидит Эрика. Этот эпизод ее жизни завершился. Эпизод? Три года счастливой сладкой горечи, упоения, волнений, блаженства, страха, вины – и все это на грани отчаяния. Она помнила все эти чувства, сознавала, что они были, но не ощущала их, не переживала, что у нее с Эриком не будет больше ничего, не будет нежного прикосновения его рук, не будет трепета обладания.

Где она находится?

Медленно припоминала она дорожное происшествие, дорогу к коттеджу. Чей это был коттедж? Нортона… нет, Хортона. Как он назывался? Она сделала умственное усилие, вспоминая. Коттедж «Сильвэн», вот как. Теперь все прояснилось. Клэр Хортон с ее угловатым телом, костлявым лицом и большими зубами. Джим Хортон, довольно красивый человек, и тот мужчина, который разбудил ее, мужчина с большим красивым лицом, перебитым носом, неожиданной мягкостью.

Она вспомнила, как злилась и как была недовольна, раздражительна.

Она вспомнила, как говорила, изливала всю свою душу, плакала, рыдала… И еще она вспомнила покой, тепло его руки и… сон.

Сколько времени она здесь?

Почему горит свет? Неужели она проспала целый день?

Не ощущая тревоги, но с большим любопытством она попробовала сесть и оглядеться. И тогда обнаружила, что привязана к кровати ремнем вокруг талии, что она не в милой спальне коттеджа «Сильвэн», а в какой-то комнате с голыми стенами и почти без мебели, с единственным источником света высоко на потолке, а в двери нет даже намека на замок или ключ.

Что это, в сущности, тюремная камера!

В ней пробудились сомнения, но еще не слишком сильные. Она почувствовала, что, по-видимому, ей дали какой-то наркотик, сонное действие которого еще не прошло, и стала спрашивать себя, что бы это могло означать. Спрашивать медленно, через силу.

Спустя пять, а может, десять, а может быть, еще больше минут в двери раздался какой-то звук.

14

Вопросы

В первый раз после того, как пришла в себя, Шейла почувствовала острое беспокойство. Она уставилась на дверь без ручки, сердце забилось чаще, тело напряглось так сильно, что ремень, которым она была привязана, врезался в кожу. Все звуки прекратились, как если бы кто-то стоял и молча ждал, но точно сказать это было нельзя.

Дверь стала медленно открываться, и она затаила дыхание.

Дверь открылась еще шире, и появился молодой человек.

От внезапного приступа страха она ахнула.

Шейла не знала, что частично это было следствием того, как падал свет на лицо этого человека, но она увидела сатира: бледное худое лицо с высокими дугами бровей, слегка открытый рот, влажные губы. От выражения его лица у нее осталось впечатление зла. Чувство нависшей опасности усилилось, когда он очень медленно закрыл за собой дверь, остановился спиной к двери, посмотрел на Шейлу и медленно двинулся вперед.

Он остановился над ней, посмотрел вниз мутными сощуренными глазами и воровато, как двигался, улыбнулся. Нахлынувший страх не помешал Шейле почувствовать, что он получает удовольствие от того, что делает, что производимый им эффект был с жестокостью рассчитан.

Он протянул к ней руку со слегка скрюченными пальцами, как будто готовыми вцепиться в нее, сомкнуться на ее горле. Затем медленно, нарочито, как все, что он делал, он перевел взгляд с лица на ее грудь, с груди на талию, с талии на ноги.

Она чувствовала себя голой.

Ей хотелось закричать.

Затем его взгляд снова стал подниматься к ее лицу, и при этом он начал улыбаться.

– Кто вы? – спросил он.

У него был приятный, мягкий голос воспитанного человека.

Когда она не ответила, он повторил вопрос и слегка наклонился вперед, чтобы наверняка расслышать ее ответ.

Она едва могла дышать, но надо было ответить, надо было выжать из себя слова. Прямой угрозы не было, если не считать той, на которую намекали скрюченные пальцы и сама его манера держаться, но ее охватил безумный ужас.

– Я… я Шейла… Бернс!

– Говорите четче, – приказал он.

– Я… Шейла… Бернс.

– Шейла? – Он наклонился ниже.

– Да… – Грудь ее вздымалась, ремень так сильно сдавливал талию, что при вздохе будто заталкивал ребра в легкие, почти удушая ее. – Шейла Бернс.

– Шейла как?

– Бернс! – Она задохнулась и начала называть по буквам, причем каждая буква болезненно вырывалась из груди: – Б-е-р-н-с! Бернс!

Он слегка отпрянул.

– Не кричите, – произнес он мягким голосом. – Я вас хорошо слышу.

Она слышала отчаянный стук своего сердца, заглушающий даже ее хриплое прерывистое дыхание.

– Почему вы приехали в Хэйл? – требовательно спросил он.

– Я ехала… ехала повидаться с другом. Я…

– Что за друг у вас здесь рядом?

– Не здесь, не рядом, он живет около Оксфорда! Я… мне сказали, что здесь короткая дорога. Я просто поехала короткой дорогой.

– Знаете что? – проговорил молодой человек. – Я вам не верю. – Он замолчал и молчал достаточно долго, пока не увидел на ее лице гримасу, которая не была похожа на улыбку, и затем продолжал: – Я не люблю лгунов. Тем, кто мне лжет, потом всегда становится больно.

– Я не лгу! – воскликнула она. – Это правда!

– Звучит непохоже на правду.

– И все-таки это правда!

– Вам не кажется, что вы очень уж сильно волнуетесь? – спросил мужчина.

Он протянул руку и коснулся указательным пальцем ее губ. Сначала давление было легким, но постепенно усиливалось, до тех пор, пока верхняя губа не оказалась сильно, до боли, прижатой к зубам. Вместо того чтобы остановиться или отвести руку, он продолжал давить сильнее, и боль превратилась в мучительную пытку. Шейла втягивала короткими рывками воздух, который с хрипом проходил через нижние зубы.

Медленно, так что сначала она даже не поняла этого, он уменьшил давление и наконец убрал руку совсем.

– А теперь скажите мне правду, – приказал он.

Она чувствовала страшную боль, поняла, что верхняя губа начинает распухать, и рассвирепела, как никогда раньше. Яростно глядя на него, она почти заорала:

– Ладно, хотите правду – вот: вы самый жестокий зверь, какого я когда-либо видела! Я поехала короткой дорогой и попала в аварию. Это вся правда.

Она боялась, что он снова причинит ей боль, но вместо этого он стоял, глядя на нее сверху вниз, и улыбался, искренне развлекаясь.

– Почему вы остановились на дороге? – спросил он.

– Я услышала какой-то вопль.

– Вы услышали какой-то вопль?

– Да, ужасный визгливый звук. Он… я от него чуть с ума не сошла и потеряла управление машиной.

Он долго, казалось, очень долго молчал, и это молчание сломило ее вызванное гневом мужество. Она снова очень сильно испугалась. Не двигаясь и почти не шевеля губами, мужчина произнес:

– Что произошло потом?

– Какой-то человек… какой-то человек подошел и помог мне.

– Какой человек?

– Он сказал, что его фамилия Хортон.

– А его фамилия действительно Хортон?

– Я знаю только то, что он мне сказал! Он… – Ее дыхание было таким прерывистым, что какое-то время она не могла выговорить ни слова.

– Продолжайте, – произнес он. – Не лгите мне.

– Я не лгу! – Она почти рыдала от отчаяния. – Он сказал, что возьмет меня в свой коттедж, и я поехала за ним. Он… он чуть не переехал мертвеца на дороге.

– Что он сделал?

В ней снова вспыхнул гнев.

– Не смейте издеваться надо мной! – воскликнула она. – Да, чуть не переехал. Я видела этого человека. Понимаете?.. Я действительно видела этого человека!

– И он был мертвым?

– По-моему, да. Он… он выглядел мертвым.

– И что?

– Что, что… Потом я поехала в коттедж. Его жена…

– Чья жена?

– Жена мистера Хортона, конечно!

– Так что жена?

– Она приняла меня, а потом… – Шейла рассказывала точно так, как все происходило, сама удивляясь, насколько ярко сумела все запомнить: коттедж, Клэр Хортон, дубовые балки, крохотную спаленку и особенно мужчину, который ее разбудил, с которым она так свободно разговаривала, мужчину, излучавшего такое сочувствие и понимание. Что-то в выражении ее лица заставило молодого человека непроизвольно дернуться к ней.

Он открыл рот…

Он завизжал.

Это был тот самый звук, который она слышала раньше, и снова он взорвал ей уши жуткой, раздирающей болью. Она судорожно зажала уши руками и вся съежилась, готовясь к следующему воплю. В голове гудело и скрежетало от мерзкого звука, как будто терли металлом по металлу. Медленно, очень медленно боль и шум затихли.

– Я могу сделать шум и похуже, – безучастно проговорил он.

Она, задыхаясь, хватала воздух открытым ртом.

– Не надо, – пробормотала она. – Пожалуйста, не надо.

– Скажите мне всю правду, и я не стану.

– Я все рассказала, всю правду, – прорыдала она.

Слава богу, он, кажется, ей поверил.

– Продолжайте так и дальше, ни на йоту не уклоняйтесь от истины, – произнес он. – Теперь расскажите мне в точности, что произошло в коттедже.

Ей хотелось закрыть глаза, не смотреть на это худое жестокое лицо, но она не могла сделать этого, как будто его поблескивающие глаза гипнотизировали ее.

– Какой-то мужчина… разбудил меня, – пробормотала она.

– Какого типа мужчина?

– Очень… очень большой.

– Как его звали?

– Он… он не сказал мне. – Ей очень не хотелось говорить так, она была уверена, что допрашивающий ей не поверит. Верхняя губа у нее болела, а уши и голову до сих пор ломило. Она задержала дыхание, готовясь выдержать очередную дьявольскую штучку, которую ему вздумается с ней сотворить.

Но вместо того чтобы обвинить ее во лжи, он резко спросил:

– Он сказал вам, кто он?

– Нет. Только задавал мне вопросы.

– Вопросы? Какого рода?

– Он… он хотел знать, не видела ли я мертвого человека раньше. Я не видела. И… и еще он спросил меня, не слышала ли я когда-нибудь о другом человеке.

– Каком другом?

– Я не помню. – Она задыхалась, на этот раз абсолютно уверенная, что он ей не верит, потому что он шагнул вперед. Руки его поднялись и пальцы стали скрючиваться, как бы примеряясь обхватить ее горло и сдавить его. В полной панике она закричала: – Оно звучало как Колин, что-то вроде Колин, но он сказал, что оно как-то не так пишется. Я только помню, что оно похоже на Колин!

Молодой человек замер, руки и пальцы его расслабились.

– А знаете, – произнес он, – я верю, что вы действительно говорите правду.

– Конечно, правду, – выдохнула она с трудом.

– Ладно, а как насчет такого?!

Он снова придвинулся, но без угрожающего вида, присел на край узкой кровати, глядя на нее сверху вниз. Его руки легли ей на плечи и прижали их твердо, но не больно. С нарочито спокойной медлительностью он провел руками по ее телу: по груди, животу, талии, бедрам, коленям.

– А у вас есть на что посмотреть, – сказал он.

Она не могла ни двинуться, ни вымолвить слова. Она едва могла соображать.

– Да-а, безусловно есть на что посмотреть, – повторил он. – Если вы всегда будете говорить правду и делать то, что я говорю, нас с вами ждет много развлечений. Вам нравится, чтобы были развлечения?

Она лежала, напряженно выпрямившись. Он снова положил руки ей на плечи с очевидным намерением, но, прежде чем он снова стал скользить ими по ее телу, откуда-то рядом раздалось слабое жужжание.

Он быстро вскочил и отвернулся от нее. Движения у него были быстрыми и тихими, как у кошки. Стоя к ней спиной, он заговорил в стену, так тихо, что она едва могла расслышать:

– Да, в чем дело?

Раздался шепот, но голос был так далеко от нее, что она не могла уловить ни слова. Потом услышала:

– Да. Он разговаривал с ней, но, по-моему, она его не знает.

Снова заполненная шепотом пауза, потом он произнес:

– Он спросил ее что-то о Коллисе, явно стараясь выяснить, знает ли она его или, может быть, связана с нами. Он знает про звук.

Снова долгая пауза, во время которой слышался шепот. Шейла медленно повернула голову набок и смогла разглядеть в стене, на уровне головы молодого человека, круглое отверстие. Когда он замолкал, она вообще не слышала ничего, кроме стука собственного сердца. Пауза, наступившая после слов: «Он знает про звук», длилась очень и очень долго, и все это время, каждую его секунду, молодой человек стоял абсолютно неподвижно. Когда наконец он стал отвечать, в его голосе звучал резкий протест:

– Нет! Она может нам понадобиться.

«Она».

Кого они могли иметь в виду, как не ее, Шейлу Бернс?

И что могло вызвать такой резкий протест: «Нет! Она может нам понадобиться». Что же будет, если она им не понадобится? Что такое сказал этот невидимый человек?

В глубине души она это знала и ощутила ужасный страх, от которого у нее заледенела в жилах кровь, а нервы напряглись. Она задрожала.

На этот раз шепот длился недолго, и в ответе молодого человека не было накала, как если бы он решил, что для него лучше будет изменить тактику.

– Да, я знаю… Да, вы совершенно правы… Но ведь спешить некуда, верно?.. Конечно, она останется здесь на все время… Вы что, считаете меня сумасшедшим? – Затем снова короткий интервал, далекий шепот, закончившийся отчетливым щелчком, похожим на звук выключения микрофона.

Шейла лежала в холодном поту, понимая, что два человека говорили о ней, как если бы она ничего не значила, как о чем-то таком, что можно использовать и выбросить. Она видела, как молодой человек стоял, упершись взглядом в голую стену, а потом начал оборачиваться. С внезапным ужасом она инстинктивно осознала: ей не надо показывать, что она хотя бы частично поняла, о чем шла речь, и тогда она закрыла глаза. Наступила тишина, полная тишина. Постепенно желание открыть глаза стало непреодолимым. Она не знала, продолжает ли он стоять у стены или крадется к ней с протянутыми руками и скрюченными пальцами.

Она должна была поглядеть.

Неважно, что он подумает… Она должна была поглядеть.

Все ее тело напряглось от страха перед тем, что она может увидеть… Она открыла глаза… но увидела только закрытую дверь, круглое отверстие в стене и тусклый свет в потолке над дверью без ручки.

Был вечер, пять минут восьмого. Но она этого не знала.

15

Наконец-то Хопкинс

В десять минут восьмого официантка вышла из-за стойки и подошла к Доулишу, который сидел, проглядывая «Ивнингньюс». На последней странице была маленькая заметка о некоем человеке, найденном мертвым на проселочной дороге около Бэнфорда. Заметка сопровождалась примечанием: «Полиция расследует, не является ли эта смерть следствием преступления». Он печально улыбнулся.

– Мистер Доулиш, сэр, – проговорила девушка.

– Да.

– Звонил мистер Чайлдс и передал, что профессор Хопкинс будет у вас в кабинете через пять минут.

– А, спасибо, – сказал Доулиш и добавил себе под нос: – Слава богу!

Оплатив счет за жаркое и стилтон, он поспешил к себе под взглядами офицеров Кеннон-Роу и нескольких полицейских из Скотленд-Ярда, которые еще могли позволить себе посещать паб, много лет служивший им вторым домом. Доулиш подошел к черному ходу как раз в тот момент, когда подъехала машина с Хопкинсом, которого он прежде несколько раз встречал. Никто не смог бы спутать профессора с кем-то другим: он был маленький, толстенький, и у него было детское лицо.

Доулиш уже был в кабинете, когда Чайлдс постучал и объявил:

– Профессор Хопкинс, сэр.

– А-а… – Доулиш поднялся, и рядом с ним ученый стал выглядеть карликом. Хопкинс поднял светло-карие глаза. То ли зрение у него было очень хорошим для человека его возраста, то ли он носил контактные линзы.

– Вы очень добры, профессор, что так быстро откликнулись на нашу просьбу.

– Увы, вы ведь не послали бы за мной, если бы дело не было неотложным! – У Хопкинса были нормальный приятный голос и твердое рукопожатие. Каким-то образом сама обыденность его движений только подчеркивала детскость его лица и миниатюрность фигуры. Он сел к столу.

– Как поживаете, Доулиш? Неужели вы чувствуете себя так же хорошо, как выглядите?

– Думаю, что да, – сказал Доулиш.

– А как ваша жена?

– Она сейчас катается на лыжах в Швейцарии, – ответил Доулиш. – И тоже прекрасно выглядит, что само по себе замечательно. Профессор, знаете ли вы что-нибудь о каком-либо звуке, который может убить?

– Даже о нескольких, – мгновенно ответил Хопкинс. – Но вам надо знать, что смерть наступает чаще всего от ударного воздействия, которое следует за звуком, хотя иногда создается впечатление, что они одновременны. Смерть, причиняемая собственно звуковыми волнами, встречается гораздо реже.

– Это не удар, если верить данным вскрытия. – Доулиш взял протоколы, которые Чайлдс положил ему на стол, и передал Хопкинсу. Тот быстро прочитал их, отдельные места перечитал еще раз и произнес:

– Нет, это не ударное действие.

– Вы знаете что-нибудь о звуковых волнах, которые могут убить? – спросил Доулиш.

– Да, – твердо и уверенно сказал Хопкинс. – Звуковые волны, создаваемые высокими радиочастотами, иногда доходят до пика, который вызывает сильную боль и оказывает такое давление на барабанные перепонки и на голову, что служит причиной кровоизлияний в мозг. Насколько мне известно, сознательно этот эффект не применялся, разве что в опытах на животных. Я, правда, слышал об исследованиях в России по использованию звуковых волн, от которых жертва теряет на какое-то время сознание.

– Это именно то самое, – воскликнул Доулиш и, когда Хопкинс на него уставился, добавил: – Некоторое количество людей было похищено. Я всегда удивлялся, что могло их заставить так легко подчиниться? Такие звуковые волны могли это сделать.

– Безусловно, могли, – подтвердил Хопкинс.

– А при этом слышен какой-нибудь звук?

– Сами звуковые волны слышны не будут, но инструмент, с помощью которого их испускают, может издавать слышимый звук. Понимаете, мистер Доулиш, я основываюсь только на тех сведениях, которые до меня доходили и которые я объясняю в меру своего понимания.

– Можно такой звук издать ртом?

– Я бы скорее подумал, что такой звук можно создать за счет вибрации воздуха, вызываемой выдыханием через маленький инструмент, который можно скрыть во рту, – ответил Хопкинс и, когда Доулиш понимающе кивнул, продолжал: – Некоторые звуковые волны подобной природы были разработаны для того, чтобы вызывать временную или постоянную глухоту, а также обморочное состояние. Над этой темой много лет работал Эпилби в Кейптауне. Известно, что Мацуки в Токио развил исследование несколько дальше, и были слухи, что убил целую аудиторию студентов, когда случайно генерировал ранее достигавшуюся частоту. На нем самом были наушники, и он выжил.

Хопкинс немного подумал и продолжил:

– Тонкин в Южнокалифорнийском университете в Сан-Диего экспериментировал на рыбе, пытаясь оглушить ее, чтобы она всплыла на поверхность и ее было легче ловить, и, по-моему, считается, что успешно применил подводные передатчики к акулам. Было бы неправильно утверждать, что эти исследования только начинаются. Но большинство тех, кто немного о них знает, убеждены, что мы еще только начинаем понимать, как может быть использован звук. Звуковые волны в сочетании с электрошоком, конечно, могут применяться не только как несущие смерть, но и как лечебное средство и, возможно, гипнотическое. – Он остановился на мгновение и продолжал: – Ультразвуковые частоты использовались для чистки, например для удаления грязи из недоступных уголков, и даже для разрушения зданий. Но это… Вы действительно хотите сказать, что этот отчет касается человека, который сознательно убивает звуковыми волнами?

– Думаю, да, убивает, – сказал Доулиш. – Я в этом уверен: он убил людей и какое-то количество животных.

Хопкинс открыл рот, чтобы что-то произнести, но передумал, перечитал отчет и спросил:

– Что еще известно?

– Что металл и стекло автомобиля могут защитить от этих частот, – сказал Доулиш, – вата в ушах тоже помогает.

– Обычная затычка для ушей не должна никак повлиять на волну такой высокой частоты. А вот закрытый автомобиль может свести эффект к минимуму, – заявил Хопкинс. – Что еще вы можете мне рассказать?

– Что этот звук сам по себе внушает ужас тем, кто его слышит, и…

– Ну, ну, будет вам, – запротестовал Хопкинс. – Вы же знаете, что это чушь.

– Что чушь?

– Такие частоты слышать нельзя.

– Вы слышите звук, который им сопутствует, – мрачно проговорил Доулиш. – Я получил такой удар сегодня днем и, по-моему, до сих пор плохо слышу.

– Одно можно принять безусловно, – сказал Хопкинс. – Волны высокой частоты человеческое ухо слышать не может. В крайнем случае они могут вызвать ощущение острой боли или невыносимого давления и ввергнуть в бессознательное состояние. Это похоже на действие яда кураре: нервы сверхчувствительны, а мускулы скованы. И, как я думаю, испускание этих волн может сопровождаться резким звуком, но, возможно, и мелодичным. Однако скрипучий, негармоничный звук будет более устрашающим. – Он сложил губы бантиком и, помолчав, спросил: – Понимаете ли вы, Доулиш, гипотетический смысл всего этого?

– А не могли бы вы растолковать мне его? – смиренно попросил Доулиш.

– Хорошо. Высокочастотные волны, если действительно именно они вызывают смерть, услышать нельзя. Они возникают без предупреждения. Если такой предупреждающий звук используется, то он или случаен, или совпадает по времени, но не является неотъемлемым спутником этого явления. Мы можем сидеть в этой комнате, и, если такого рода высокочастотные волны существуют и будут как-то испущены, мы можем быть убиты во время нашего разговора без осознания этого.

– Да, – мрачно проговорил Доулиш. После долгой паузы он спросил: – А гипотетически, что более вероятно: сознательное сопровождение этим звуком или случайность?

– Если считать, что этот человек не всегда стремится оповестить о своем приближении или намерении, я склонен полагать, что это случайное сопровождение. Конечно, любой шум может быть использован как предупреждение.

– Ах так, – сказал Доулиш и подумал о вопле, который испускал Дэвид Тэвнотт. Помолчав, он спросил: – А каков может быть радиус действия, как вы считаете?

– Эксперименты в Сан-Диего показали район радиусом около пяти миль. Конечно, в воде дальность действия будет совершенно другой. Знаете, Доулиш, было бы лучше, если бы вы предупредили меня об этом заранее. Я мог бы лучше подготовиться к этой встрече, – заметил Хопкинс и добавил с раздражением: – Ясно, что радиус действия будет зависеть от размера и мощности передающего устройства. Я мог бы оценить приблизительный радиус, базируясь на гипотетических частотах и… – Он замолчал.

– А может передатчик находиться под землей? – поинтересовался Доулиш.

– Это в высшей степени маловероятно, – ответил Хопкинс. – То есть действующее оборудование может быть размещено там, но непосредственная точка испускания волн должна быть вынесена над землей»