Текст книги "Вопль убийства"
Автор книги: Джон Кризи
Жанр:
Прочие детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 10 страниц)
Выражение лица Тэвнотта снова медленно изменилось, очень медленно. Ощущение зла исчезало. Почти обычным голосом он спросил:
– Что вы имеете в виду, говоря «нормальных или сумасшедших»?
– Я имел в виду, что вы сейчас выглядели как сумасшедший.
– Моя… моя жена больна!
– Меня не касается, что происходит с вашей женой. Что случилось вчера ночью?
Тэвнотт сел поглубже в кресло, и Доулиш увидел испарину, выступившую у него на лбу и лысине. Тэвнот потянулся к графину с водой, налил себе немного и выпил.
– Могу ли я ответить неофициально?
– Я никому не расскажу, если только это не имеет отношения к расследованию убийства! – согласился Доулиш.
– Это… это не может иметь никакого отношения. Мой… мой сын… – Тэвнотт глотнул. – Сегодня – тот день, когда я плачу жалованье работникам поместья. Я взял вчера из банка больше тысячи фунтов для выплаты жалованья. Мой сын… мой сын украл… позаимствовал их в течение ночи. Он употребил их для уплаты долгов… личных долгов. Рут поехала достать еще денег. Она поехала к моему другу, управляющему банком, который для нее открыл банк пораньше. Он знал, что надо всем заплатить, чтобы ни в коем случае не было скандала. Я… я не хотел сообщать об этом полиции, они могли… они могли бы считать себя обязанными возбудить против моего сына уголовное дело.
– И может быть, это было бы к лучшему, – пробурчал Доулиш.
– Мне… мне этого не вынести, – беспомощно пробормотал Тэвнотт. – Я никак не могу этого допустить.
– Он раньше делал подобные вещи?
– Он… да, делал.
– Зачем ему понадобилось столько денег?
– Уплатить долги. Я же говорю вам… карточные долги этого молодого дурака.
– И вы не можете прекратить его игру? – требовательно спросил Доулиш.
– Я пришел к выводу, что это невозможно, – беспомощно ответил Тэвнотт. – Сомневаюсь, что я могу это сделать. Но он мой сын, мистер Доулиш. В прошлом я делал… я делал все возможное, чтобы как-то его дисциплинировать, даже несмотря на серьезные личные переживания. И своими попытками я очень расстроил его мать. Это произошло много лет назад. И… и я несмогу вынести снова… видеть его опозоренным или… – его голос упал до шепота, – или быть опозоренным самому. У меня гордое имя с гордой историей. Я не хочу его замарать. – Теперь он съежился в своем кресле, напомнив Доулишу, как выглядел Биверидж, но здесь была слабость духа, а не тела. – Я слишком устал, чтобы заниматься этим. Пожалуйста… пожалуйста, попросите сюда мою племянницу. Нам надо заняться жалованьем.
– Я поищу ее, – пообещал Доулиш, наконец вставая.
Он вышел из комнаты, слишком громко закрыл за собой дверь, потом тихо приоткрыл ее и заглянул в комнату. Тэвнотт откинулся в большом кресле, поникнув головой, закрыв глаза, его поза и лицо выражали огромную усталость. Доулиш снова закрыл дверь, на этот раз беззвучно, и медленно повернулся. Его движения были по-кошачьи вкрадчивыми, что редко бывает у таких больших людей.
У другой двери стояла Рут и глядела на него с нескрываемым отвращением на лице.
– Мне было бы противно быть полицейским, – сказала она.
Доулиш сохранил невозмутимый вид.
– В ближайшем будущем вам это не грозит, – сухо заметил он. – Ваш дядя хочет вас немедленно видеть.
Она кивнула и прошла мимо него в дверь.
Когда она скрылась в большой комнате, Доулиш стал действовать со скоростью, невероятной для его обычно спокойных движений. Он быстро вышел из дома и, свернув налево, стал около одного из окон комнаты Тэвнотта. Он остановился сбоку от окна и заглянул в него.
Рут стояла с противоположной стороны стола и смотрела на дядю с несомненным участием и симпатией. Тот поднял левую руку, и она села в кресло, в котором перед этим сидел Доулиш, пододвинув его ближе к столу. Тэвнотт открыл ящик стола и вытащил пачку банкнотов и бумажные мешочки с монетами. Они занимались тем, чем и собирался заниматься старик.
Доулиш обернулся.
Примерно в двадцати футах от него стоял Дэвид Тэвнотт и глядел на него с такой ярковыраженной упорной злобой, что она казалась просто нереальной, как будто он позировал для картины «Ненависть».
– Где это вы научились издавать такой звук? – требовательно спросил Доулиш.
– Матерью клянусь, – ответил Дэвид, – если еще когда-нибудь вы коснетесь меня своими толстыми лапами, я вас убью. Понятно? Я вас убью.
Он повернулся на каблуках и пошел прочь.
Доулиш, наблюдая за ним, вдруг понял, что еще кто-то стоит с другой стороны окна за большим кустом рододендрона. В третий раз за несколько минут к нему приближались, а он не замечал. Он либо потерял свою способность к наблюдению, либо оглох.
Внезапно он вспомнил о ватных тампонах в ушах. Неудивительно, что люди могут спокойно к нему подкрадываться!
Он сдержал порыв вытащить их, и ему вдруг подумалось: каким же пронзительным, оглушающим был бы без них визг Дэвида? Гораздо, гораздо громче, чем ему это показалось. Он сделал вид, будто не замечает, что за ним наблюдают, сделал шаг вперед, искоса поглядел и узнал Сима.
Дэвид исчез за углом дома, направляясь к конюшням.
Сим выступил вперед.
– На вашем месте, сэр, я был бы поосторожнее с этим молодым негодяем, – произнес он. – Он всерьез говорил, что убьет вас.
Лицо полицейского из Скотленд-Ярда потемнело от отвращения и было серьезным. Уже то, что на него произвела впечатление эта угроза, было необычным. Какое-то время они постояли вместе около окна, любуясь богатой зеленью лужайки и великолепных деревьев и уголком беседки, из которой вышел Дэвид, чтобы тут же исчезнуть в ней.
– Да, – ответил наконец Доулиш. – Я буду присматривать за ним. Что-нибудь новенькое есть в рапортах?
– Да, сэр. Уэбб, не теряя времени, окружил это место, а шестеро наших сейчас в Бэнфорде. Я послал еще за двадцатью, и нам все они понадобятся. Я продумал все и считаю, что мы можем вынести тела до того, как начнем обыскивать местность, где они умерли. Я очертил контуры каждого тела этой ржавой штукой, которую используют для изгородей, и мы все сфотографировали. Еще, по моему продуманному мнению, вам следует отправиться в Лондон и проконсультироваться с патологоанатомами о причинах смерти Халла. К вашему возвращению у нас уже будет достаточно сведений о ситуации здесь.
– Согласен, – сказал Доулиш, – но сначала я хочу обыскать дом, усадьбу и эти квартиры в конюшне. Вы подключили самолет или вертолет?
– Уэбб договорился с военными, сэр. Они одалживают военные вертолеты для контроля за толпой на скачках, и один из них будет вас ждать, когда вы приедете в Бэнфорд. Машина будет на автомобильной стоянке рядом с полицейским участком.
– Хорошо, – проговорил Доулиш. – А теперь нам с вами надо как следует осмотреться кругом.
В большой просторной кухне с каменным полом и старомодной плитой пожилой человек занимался чисткой столового серебра. Проходя через большие холодные комнаты, Доулиш обратил внимание на то, что все приспособления были старыми и вышедшими из моды. Приятная женщина с ласковым голосом провела их по комнатам леди Тэвнотт, даже позволила одним глазом посмотреть на хрупкую старушку, отдыхающую на роскошной кровати.
– Она, бедняжка, обычно под действием успокоительных, – объяснила компаньонка, мисс Джеймсон.
– А когда-нибудь она бывает разумной? – спросил Доулиш.
– Она может быть разумной, но последнее время очень редко, – ответила мисс Джеймсон.
Снова вниз по лестнице. Тэвнотт сам лично провел их в подвал и показал громадное хранилище, снабженное целой стеной стальных шкафов и разных сейфов. Повсюду были пыль и паутина, но воздух был свежим и морозным, из-за того, что, как с достоинством объяснил Тэвнотт, действовала система естественной вентиляции, которую он сам наладил, когда вступил в права наследства.
При поверхностном осмотре, по крайней мере, не было видно никаких намеков на тайные ходы или на то, что кто-то содержался здесь в плену.
Было уже позже одиннадцати часов, когда они закончили. Весь осмотр дома занял больше часа. Они вышли на крыльцо, посмотрели на мирную природу, и Доулиш спросил:
– Ну что, Сим. Какое впечатление?
– Я бы очень удивился, если бы мы здесь что-то пропустили, сэр… Но надо еще заглянуть в квартиры. Там, где конюшни, когда-то был монастырь, а в монастырях часто были большие погреба. По пути сюда я видел, как из одного из коттеджей выходила пара хиппи. Они пошли к конюшенному блоку.
– У меня есть ключи, – сказал Доулиш.
Конюшенный блок был более «современным», чем Мэнор. Ему было лет сто пятьдесят. Перед ним была лужайка, а на месте больших широких дверей конюшни теперь были маленькие двери. Входы в некоторые квартиры были с фасада, в другие – с противоположной стороны, и еще общий вход на шесть квартир. Фамилии жильцов были написаны на самих дверях и на табличках рядом с ними. Около большинства табличек были нарисованы ни на что не похожие цветы. Из первой квартиры, к которой они подошли, доносились звуки гитары, и дверь им открыл молодой человек в цветастой блузе-рубахе и алых штанах. У него были темнорыжие волосы до плеч, напомнившие Доулишу Шейлу Бернс, и нежный цвет лица.
– Вы полицейский, – проговорил он. – Дэвид предупредил меня, что вы придете задавать вопросы всем подозреваемым. Заходите.
Он улыбнулся ангельской улыбкой.
Квартира была маленькой, обставлена ярко и удобно, в ней ничего не пряталось и не таилось. Они обыскали весь блок квартир – их было всего двенадцать, – повидали разнообразные и порой весьма странные интерьеры, но не обнаружили ничего зловещего. Там жили три семейные пары, остальные квартиры занимали одиночки.
– Не удивлюсь, если это гнездо гомиков, – заметил Сим, – хотя нынче это не наше дело. Пожалуй, здесь все, сэр. Хотите заглянуть в этот коттедж?
– Я хочу найти этот подвал, – ответил Доулиш.
10
Подвал
Они нашли вход в подвал позади главного здания, спустились вниз по каменным ступеням и сделали открытие, удивившее обоих. В подвале, сухом и чистом, находилась маленькая типография. Там были все приспособления для печатания книг по искусству, переплетных работ и хранения. На полках и в ящиках были запасы бумаги, материала для переплетов – всего, что необходимо для производства, а в маленьких комнатках стояли большие коробки с великолепно изданными книгами.
Доулиш как раз взял в руки одну из них, когда из комнаты, где под яркой лампой стоял ручной пресс, вышел молодой человек. Он был изящен, но в нем не было той странной отрешенности от мира, которую замечал Доулиш у некоторых из встреченных здесь людей.
– Артистично, – констатировал молодой человек, – и, пожалуй, эротично. Но, полагаю, не порнографично в глазах закона. Это издания ограниченного тиража, для распространения только в узком кругу. Меня зовут Гай Эванс, ия и набираю, и помогаю печатать.
Доулиш опустил глаза на занимавшее весь лист изображение чудовищной обнаженной женщины с маленькой грудью и огромным животом. Сим рассматривал голого мужчину – сплошные живот и чресла.
– Одобряете? – сухо поинтересовался молодой человек.
– Кто ведает этим предприятием? – спросил Доулиш.
– Мы все вместе. Это наше общее усилие улучшить умы и артистическое восприятие людей. Хотите экземпляр?
– Нет, спасибо, – ответил Доулиш. – А что делается с доходами?
– Увы, у нас их нет, – сообщил Гай Эванс. – Однако мы как-то ухитряемся жить. Вы, по-видимому, помощник комиссара Доулиш?
– Да.
– Человек, который смог довести нашего Дэвида до того, что он дрожал от ярости, заслуживает моего уважения, – заявил Эванс.
– Откуда вы об этом знаете? – полюбопытствовал Доулиш.
– Мне рассказала Рут, – ответил Эванс. – Хотите еще что-нибудь здесь посмотреть?
– Если можно, все, – сказал Доулиш.
Эванс показал им несколько складских помещений, расположенных под арками. Когда-то монахи пользовались ими для хранения своих вин, теперь они были заполнены еще не разрезанными листами или уже готовыми книгами. Эванс сопровождал все беглым полуснисходительным, часто шутливым комментарием, не лишенным, впрочем, некоторой гордости.
– В наши дни массового производства столь малое количество книг делается вручную, первоклассным образом. Мы создали свое собственное производство… У нас здесь свои фотографы, печатники, наборщики. Большинство наших изданий имеет ограниченный тираж – до пяти сотен. Все они пронумерованы и подписаны теми, кто помогает их выпускать… Мы, вероятно, расширим дело и начнем заниматься гравюрами.
Время от времени Доулиш перебивал его вопросами. Под конец он спросил:
– Кто дал исходный капитал?
– Часть дал Дэвид Тэвнотт, остальное вложили мы все, по нескольку сотен каждый.
– Кто занимается производственной стороной дела?
– Я, – ответил Эванс. – Всю продажу мы производим по почте… Мы помещаем объявления в нескольких элитарных журналах… или действуем через личные контакты, а надбавки у нас минимальные. Если мы мало продадим, мы мало поедим.
Эвансу казалось это очень смешным.
Доулиш подумал о краже у сэра Хьюго всего за день до этого, но промолчал. Когда они закончили, Эванс проводил их наверх и далее, во двор конюшенного блока.
– Идите сами в мой коттедж, – сказал он, показывая на один из домиков в ста ярдах от блока. – Я должен повидаться с Рут.
– А запирать дверь вы не собираетесь? – спросил Доулиш.
– Мы здесь никогда ничего не запираем, – ответил Эванс. – В такой общине, как наша, честность – не просто лучшая политика, она инстинктивна. Это действительно прототип лучшего мира, мистер Доулиш. – Он говорил полусерьезно, полунасмешливо.
Внезапно выражение его лица изменилось, потеплело. У него были красивые серые глаза, здоровый цвет лица, но Доулиш подумал, что очертания рта указывают на некоторую слабость характера.
Доулиш оглянулся и увидел, что к ним идет Рут, правда, без особой торопливости. Гай поспешил навстречу.
– Что ж, сэр, он, по крайней мере, нормален, – заметил Сим. – И она тоже… Не могу сказать, что мне нравятся такие девушки, но эта выглядит очень симпатичной. – Не замечая наблюдающих за ними людей, пара, держась за руки, удалилась. – Что вы можете обо всем этом сказать, сэр?
– Типография может быть маскировкой, но, возможно, они вполне искренне пробуют жить общиной, – ответил Доулиш. – Однако к таким экспериментам общинной жизни обычно побуждают идеальные воззрения, а я не могу себе представить, что молодой Тэвнотт вкладывает серьезные деньги в идеалы. Я хочу, чтобы за этой типографией установили наблюдение, и если есть где-нибудь, в местном музее или библиотеке, старые документы, показывающие устройство монастыря, каким он был, я хочу, чтобы их просмотрели: может быть, часть этого подвала отрезана. – Он говорил четко, быстро. – Ия хочу, чтобы вы выяснили, где мы можем достать, причем поскорее, какие-нибудь средства защиты для ушей. Может быть, сколько-то есть у армии или авиации. Нам надо что-то, защищающее уши от звуковых волн высоких тонов. Не прекращайте поиски этих средств, пока не найдете. Человек, который может нам в этом помочь, – профессор Майлз Хопкинс из исследовательского института электроники в Каруэле. Он может подсказать ответ.
– Я позабочусь об этом, – сказал Сим.
– Хорошо, – продолжал Доулиш. – Нам надо более тщательно обыскать территорию, другие коттеджи, строения и близлежащие фермы. И нам нужны сведения обо всех, включая хиппи и всех прочих, живущих здесь, Рут Десмонд – в общем, всех. Нам также надо выяснить, действительно ли Дэвид Тэвнотт тратит свои деньги на игру, не шантажируют ли его, что именно он делает с этими деньгами. И все это надо сделать сегодня.
– А если Уэбб не будет помогать? – прямо спросил Сим.
– Я лечу в Лондон вертолетом, – ответил Доулиш. – Буду в своем кабинете в два часа. Позвоните мне туда и доложите.
– Хорошо, сэр. Полагаю… – Сим остановился.
Доулиш холодно улыбнулся.
– Вы полагаете, что я мог бы вам намекнуть, в чем тут дело?
Улыбка Сима была неожиданно мальчишеской, очень обаятельной.
– Я задумался об этом, сэр.
– Не сомневаюсь. Я действительно могу рассказать не слишком много, потому что эти дела широко не обсуждались. Но я могу поделиться с вами некоторыми фактами относительно Коллиса и его деятельности. Начинал он с умело проведенных налетов на банки и почтовые отделения, затем поднял глаза повыше. Было совершено несколько крупных организованных преступлений против правительств… вернее даже, государств. У нас есть достаточные основания полагать, что несколько больших ограблений с захватом золотых слитков, значительных сумм в банкнотах, ценных бумаг, почтовых марок – достаточно легко реализуемых ценностей – было организовано Коллисом. Он всегда достает самые закрытые сведения и, судя по обнаруженным трупам, для этого пытает людей. Некоторые его похождения очень осложнили положение правительств ряда маленьких стран, а то, что он пытался извлечь из Элберта Халла, наверняка осложнит жизнь нашему. Это все, что я могу вам рассказать.
– Спасибо, сэр. Что вам известно о Халле?
– Ничего, – откровенно признался Доулиш. – Все мои инструкции я получил из Министерства внутренних дел.
– Вы хотите сказать, что они и от вас скрыли, в чем тут, собственно, дело?
– Совершенно верно. Не очень-то это льстит моему самолюбию, – заметил Доулиш. – Но теперь, когда мы нашли Халла, думаю, что мне доверят хотя бы часть закрытой информации.
– Спасибо за ваше доверие ко мне, сэр. Есть еще какие-нибудь специальные инструкции?
– Нет, – ответил Доулиш. – Я хочу, чтобы вы оценивали людей и ситуации со своей колокольни.
Он кивнул и направился к машине, которую пригнал один из вновь прибывших работников Ярда. Выезжая из усадьбы, он заметил в парке небольшие группы людей, несколько машин и среди них – белую «скорую помощь». Чувствуя острую жалость к погибшим, он отвернулся. Солнце ярко светило, снег большей частью растаял, но воздух стал холоднее. Когда он миновал маленький коттеджик, стоявший у выхода из усадьбы, ветер ударил в открытое окно его машины. Доулиш закрыл окно: пять минут без свежего воздуха помогут согреть машину. Он никогда не ездил по этой дороге и поэтому правил осторожно. Увидев впереди знак: «Подъем через девять миль», он включил вторую скорость. Неизвестные подъемы – всегда дело рискованное. Дорога сделала поворот, и у него перехватило дыхание от красоты открывшегося вида. Больше ни о чем невозможно было думать.
В этот момент Доулиш как бы растворился в созерцании и забыл – первый раз за последние часы – настороженность, страх звука, исходящего из тишины.
Он слегка нажал на тормоза, чтобы растянуть спуск с холма.
Внезапно его голова как будто раскололась, уши взорвало, а тело конвульсивно подскочило. Одна рука судорожно сжала руль, но не контролируя движение. Он просто ничего не сознавал. Вся местность пошла кругом и продолжала кружиться, как будто машину кувыркало. Перед его глазами замелькали красные вспышки.
Доулиш ощутил жуткую силу непонятного воздействия.
Он почувствовал, что машина, содрогнувшись, остановилась.
Беспомощно сидел он за рулем, не ощущая ничего, кроме этого ужасного звука, вызвавшего мучительнейшую боль в мозгу. Он чувствовал, как бешено бьется его сердце.
с какой-то дикой суматошной яростью, и еще он почувствовал близость смерти. Забытье наползало на него, и он лег, согнувшись, на руль, так что тот врезался ему в ребра, но он не ощущал этой боли из-за жуткой ломоты в ушах и отозвавшегося во всем его теле мерзкого звука.
Доулиш не знал, сколько прошло времени. Его никто не тревожил. Но наконец он смутно различил какие-то движущиеся фигуры. Шире раскрыв глаза, Доулиш увидел перед собой двух человек, увидел, как шевелятся их губы, но звука их голосов не услышал. Он попытался двинуться, но все его мышцы были напряжены и как будто затвердели. Он видел, как люди подошли поближе и один из них стал открывать дверцу. Затем вид их как бы смазался, но тут его зрение снова прояснилось, и он обратил внимание на странность того, что из их шевелящихся губ исходит молчание.
Дверца открылась.
Он по губам прочел, что человек произнес:
– А он здоровенный мужик.
Да, он таким и был. Эти двое были среднего роста, они выглядели как отец и сын. Одеты они были в спортивные куртки, толстые брюки, тяжелые ботинки и голубые рубашки.
Доулиш снова попытался пошевелиться и на этот раз преуспел. Ближайший к нему человек удивленно отпрыгнул. Доулиш вылез из машины и облокотился на нее. Передок был разбит, передние фары расколоты. Он снова не услышал, а прочел по их губам:
– С вами все в порядке?
Медленно, тщательно выговаривая слова, он ответил:
– Я ничего не слышу.
Но свой собственный голос он расслышал.
Вскоре он стал слышать другие звуки: трактор на ферме, проехавшие мимо две машины, какой-то стук. Шум в ушах становился тише, но совсем не исчез. По крайней мере он мог поддерживать односложный разговор: «В порядке ли он? – Да. – Никаких костей не поломал? – Нет. – Может ли он ходить? – Да. – Хочет ли поехать с ними в больницу или подождет «скорую помощь»? – С ними». Затем Доулиш произнес целую речь:
– Не отвезете ли вы меня в полицейский участок в Бэнфорде?
Они были удивлены, но согласились без малейшего колебания.
– Ему лучше сесть впереди, Джордж, – сказал человек. – Тут ему будет больше места. Я сяду сзади.
– Ладно, отец.
Значит, они были отец и сын.
В большом старомодном автомобиле была открыта дверца, и Доулиш двинулся к ней. Все движения требовали невероятных усилий, но по крайней мере уже не были пыткой. Он наполовину залез в машину, когда услышал, как кто-то бежит и кричит:
– Эй, эй, вы, там!
Доулиш приостановился и увидел юношу в синих джинсах и толстом свитере, буквально вырвавшегося из ворот фермы, куда только что завернул трактор. Лицо его было красным, глаза вылуплены. Он бежал и, не переставая, кричал, хотя у него прерывалось дыхание. Наконец, почти добежав до них, он остановился.
– Они все мертвые!.. – задыхаясь выговорил он. – Целое стадо мертвое, восемнадцать лучших фрезианских коров, какие когда-нибудь у нас были. Они мертвые, говорю вам, все до единой!
«Почему не умер я? – напряженно думал Доулиш с каким-то странным удивлением. – Что меня спасло? Наверняка не эти ватные тампоны. – И почти услышал вопрос, возникший в его голове: – Пытались ли они убить меня? Было ли это намеренной попыткой напасть на меня?»
11
И некое исчезновение
Молодой фермер, все еще в шоке, все еще задыхаясь, указал на поле, с которого он прибежал. Почти в это же время подъехали три машины с одной стороны и две – с другой. В двух со стороны Бэнфорда ехали полицейские – подкрепление в Бэнфорд-Мэнор. Один из них узнал Доулиша, который уже чувствовал себя почти нормально и сумел отдать распоряжение о проведении вскрытия погибшего скота и розыске на всей прилегающей территории человека или людей, находящихся здесь недавно. У него дико болела голова, и отзвуки полученного потрясения ухудшили ему слух.
– А теперь, джентльмены, если можете отвезти меня в Бэнфорд…
Джордж и его отец явно разрывались между желанием осмотреть погибший скот и своим обещанием отвезти его. Потом старший сказал:
– Они все еще будут здесь, когда мы вернемся.
Он влез за Доулишом в машину, Джордж сел за руль и включил мотор. Никто из них ничего не спрашивал, но они ответили на ряд вопросов Доулиша. Они хозяйствовали на маленькой ферме через дорогу от Бэнфорд-Мэнора, у них было несколько голов молочного скота, а в основном свиньи и несколько десятков кур. Фамилия их была Бэннет, и в этой части Англии они жили всю жизнь. Не заметили ли они чего-то странного за последнее время в Мэноре? Они Мэнора мало касаются, вообще от него лучше держаться подальше. Почему? Они не могут объяснить почему, но они не любят молодого Дэвида Тэвнотта и не уверены, что сэр Хьюго не такой же сумасшедший, как его жена.
Одно было совершенно ясно: их недоверие и неприязнь ко всем Тэвноттам.
Вскоре они миновали ряд коттеджей и дорожный указатель с надписью «Бэнфорд». Менее чем через десять минут после того, как они уехали с места происшествия, они остановились около полицейского участка. Доулиш вышел и покачнулся, у него снова закружилась голова. Быстро придя в себя, он тепло поблагодарил Бэннетов и проводил взглядом их отъезд. К нему подошел дежурный полицейский.
– С вами все в порядке, сэр?
– Думаю, да, – заставил себя произнести Доулиш. – Мистер Уэбб вернулся?
– Да, сэр. Десять минут назад.
– Проводите меня к нему, пожалуйста, – попросил Доулиш.
Надо было подняться по небольшой лестнице, всего на несколько ступенек, которые в обычное время Доулиш просто бы не заметил. Теперь он должен был на них взбираться, преодолевая по одной за раз и держась за перила. Уэбб стоял в дверях своего кабинета. Его явно предупредили о прибытии Доулиша, но не о его состоянии.
– Господи боже! – воскликнул он. – Что с вами случилось? – Затем, обнаружив проницательность, которой Доулиш от него не ожидал, спросил: – Это на вас тот самый звук подействовал?
– Да, – ответил Доулиш. – Я не могу понять, почему я еще жив. – Он замолчал, вдруг с облегчением поняв, в чем дело, и добавил: – Хотя нет, понимаю. Я был внутри машины с закрытыми окнами, и с Шейлой Бернс было так же: у нее тоже в машине окна были закрыты.
Он подробно рассказал Уэббу, что произошло, и взволнованно продолжил:
– Нам надо, не теряя ни минуты, обыскать поместье и наблюдать за всеми входящими и выходящими.
– Вы абсолютно правы, – сказал Уэбб. – Я сожалею, сэр, что был таким упрямым… Нам здесь нелегко заподозрить в преступлении кого-то из Мэнора, хотя их и не все любят. Но я попросил помощи у полиции Бэнфорда и Оксфорда, так что с людьми проблемы нет. И хотя границы поместья очень велики, днем наблюдать довольно легко. Ночью, конечно, потяжелее. Я посадил одного инспектора проработать карту этой местности, и, если вы хотите посмотреть, что сделано и что мы собираемся сделать, я буду рад вам показать.
На немолодом лице его тоже было видно возбуждение.
– Рад положиться на вас, – ответил Доулиш. – Я должен ехать в Лондон. Вы смогли…
– Около Бэнбюри есть армейская часть, которая предоставила вертолет в ваше распоряжение. Он стоит в парке, в нескольких минутах отсюда.
– Спасибо. Это как раз то, что мне нужно.
– Но уверены ли вы, что в состоянии ехать? Знаете, эти вертолеты – ведь очень шумные штуки и…
– Я надену наушники и сделаю себе затычки, – ответил Доулиш и скривился.
Спустя пять минут он уже спускался по ступенькам, более твердо держась на ногах и вообще чувствуя себя получше. Слух его тоже улучшился, хотя все голоса доносились как будто издали. Он увидел, как подъехала машина, резко остановилась и оттуда выпрыгнул человек. Только когда этот человек побежал в его сторону, он его узнал: это был Джим Хортон, явно перепуганный.
Он остановился, увидев Доулиша, и, задыхаясь, проговорил:
– Она сбежала.
– Кто сбежал? – спросил Доулиш.
– Черт возьми, вам ли спрашивать?.. Она сбежала, Шейла Бернс. Сбежала!
Доулиш был ошеломлен почти так же, как от предыдущего удара. Хортон был так явно взволнован, сердит и расстроен. А время поджимало. Ему необходимо было вернуться в Лондон, он не мог больше здесь задерживаться. Раздражение, которое испытал он, когда узнал, что Хортон предупредил сэра Хьюго, улеглось.
– Кому вы об этом рассказали? – поинтересовался Доулиш.
– Я видел этого вашего человека, Сима. Он теперь знает. Он велел мне найти вас здесь. Доулиш, вы понимаете, что это означает? Она не хотела, чтобы ее снова допрашивали, она, наверное, вам лгала.
– Есть у вас несколько лишних часов? – спросил Доулиш.
– Да, столько, сколько вам нужно, но зачем? Бога ради, чем я могу помочь?
– Я лечу в Лондон, – сказал Доулиш. – Полетите со мной?
Хортон на какое-то мгновение заколебался.
– Думаю, что могу, если вы считаете, что буду полезен.
– Спасибо, – Доулиш повернулся к Уэббу. – Вы сообщите в Ярд о розыске мисс Шейлы Бернс, ладно? И свяжитесь с Симом, чтобы выяснить, что произошло в коттедже «Сильвэн».
– Да, сэр. – Уэбб, поняв теперь как следует, насколько серьезно положение, старался как мог.
– Спасибо, – повторил Доулиш. – Нам к вертолету надо ехать или идти пешком?
– Ехать.
– Вы можете рассказать мне все в общих чертах в машине, – сказал Доулиш Хортону. – В вертолете разговаривать затруднительно.
Хортон никак не мог успокоиться.
– Я спал до одиннадцати утра, и Клэр тоже… Мы же почти не уснули ночью, а по четвергам наша поденщица не приходит. Ну и раз в комнате Шейлы было тихо, мы решили оставить ее в покое. И только час назад, когда я вышел из дома через переднюю дверь (газеты и молоко нам доставляют к задней двери коттеджа), я не мог поверить своим глазам: ее машина исчезла!
– Да, такое ошеломляет, – согласился Доулиш.
– Я был просто ошарашен, могу вас заверить. Я кинулся наверх, к ней в комнату. Комната была пуста. Постель не убрана, все в беспорядке, но ее вещей не было. И вдобавок никакой записки. При этом она приготовила себе кофе и поджаренный хлеб на кухне.
– Очень хладнокровная особа, – сказал Доулиш.
– Да, а я ведь был готов поклясться, что прошлой ночью она была в ужасном состоянии, – добавил Хортон.
Пока он рассказывал, автомобиль повернул в маленький парк с присыпанными неожиданно выпавшим снегом зелеными газонами, уже высаженными к весне вьюнками, лаврами и рододендронами и подстриженными живыми изгородями. На асфальтированной детской площадке стоял маленький армейский вертолет, около него ждал пилот. Когда они подъехали, подошел другой офицер в полевой форме и отсалютовал.
– Мистер Доулиш?
– И еще один пассажир, – сказал Доулиш.
– Все в порядке, сэр. – Молодой человек посмотрел на Хортона. – Вы, сэр, штатский?
– Да.
– Тогда вы должны заявить, что совершаете этот полет под свою ответственность, сэр. – Блестящие глаза сверкнули в сторону Доулиша.
– Под мою ответственность, – ответил Доулиш. – Вернее, столичной полиции.
– Очень хорошо, сэр.
– Давайте сделаем так, – обратился Доулиш к Хортону. – Черкните несколько слов на обороте вашей визитной карточки. Хорошо? О том, что вы предпринимаете этот полет на свой собственный риск.
Хортон сразу сделал это, и молодой офицер, с видимым облегчением взяв его карточку, отошел в сторону. Спустя две минуты они уже влезали в вертолет, в большой носовой кабине которого было три сиденья. Пилот коротко бросил:
– Пристегните, пожалуйста, ремни.
Затем он тронул рубильник. Почти немедленно гигантские лопасти над ними завращались, мотор взревел, и машина завибрировала. Она поднялась в воздух еще до того, как они поняли, что машина взлетела. Вскоре под ними уже были крыши Бэнфорда. Шум стоял оглушительный, даже Хортон зажал уши руками. Несмотря на затычки в ушах, Доулиш снова почувствовал, как у него в голове нарастает давление. Они летели высоко, но местность под ними была плоской, и вид был не таким прекрасным, как раньше, с дороги.